ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Курочкин Владимир Иванович
Грани солдатского фатализма

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.58*10  Ваша оценка:
  
   Часть первая. В окружении
  
   Российский солдат вынослив, неприхотлив,
   беспечен и убежденный фаталист. Эти черты
   делают его непобедимым.
   Поэт-фронтовик Давид Самойлов
  
  
  ... Пять часов утра. После ночного перехода в ботинках еще чавкает вода. В глиняном, похожим на сарай помещении еще теплая еда, оставленная застигнутыми врасплох душманами. Темно. После двух бессонных ночей веки упорно смыкаются. Неужели, опять не удастся отдохнуть? Кажется, не удастся. Со двора слышен сухой треск очередей китайских АК. Какой же он противный! Началось! Слышны разрывы гранат, крики раненых. 'Тревога!!!', 'К бою!!!', 'В укрытие!'...
  ... 27 августа 1984 года. Идут вторые сутки армейской операции в западной Кандагарской 'зеленке'. Мятежники сосредоточили здесь крупные силы и грозили перерезать трассу снабжения, в дальнейшем, полностью захватить Кандагар.
  Накануне, ночью наш батальон вошел в 'зеленку'. Мы использовали то, что в те времена мятежники старались не воевать в темное время суток. Они наивно полагали, что у нас есть приборы ночного видения.
  Ночь и день мы прочесывали указанный район, что позволило противнику прийти в себя, перегруппироваться и даже обстрелять взвод 8 роты. Баз и складов не нашли. К вечеру вышли обратно в пустыню. Вроде бы, все как всегда, и ничто не предвещает беды. Солдаты рвались в бой.
  Руководство операции , поняв что 'прочесывание' не дает результатов, решило применить второй вариант. Согласно ему, мое подразделение вместе со 2 мсб 70 омсбр (с номером могу ошибиться) ночью занимает рубеж в глубине 'зеленки'. А с севера наступают мотострелковые батальоны и уничтожают банды. У американцев такой прием 'молот' и 'наковальня' называется.
  Смущало , что командование упорно не желало признавать численное превосходство противника, его знание местности, высокий уровень подвижности и управления.
  По бумагам получалось, что этот рубеж должны оборонять усиленный мотострелковый батальон с усиленной парашютно-десантной ротой, плюс разведывательный батальон афганского армейского корпуса. Казалось бы, не плохо. Но, фактически, в цепи у нас имелось два мотострелковых и два парашютно-десантных взвода по 10 - 12 человек ( батальон без двух рот и парашютно-десантная рота без взвода). 20 человек в афганском разведбате. Основную численность нашей группы составляли подразделения управления и усиления. А, по данным разведки, в этой 'зеленке' около 2000 душманов.
  К ночи перемещаемся на одну из застав, пятую или шестую, названием не интересовался. Здание похоже на небольшую крепость. Обитатели показались, мягко говоря, напряженными. По их словам, снайперы мятежников регулярно убивают тех, кто отважится приблизиться к бойницам. А ,недавно, залпом из 12 гранатометов разрушили стену и чуть было всех не уничтожили. 'Злые языки' утверждали, что на такие заставы ссылают провинившихся. В маленьком, плохо освещенном помещении знакомлюсь с начальником штаба мотострелкового батальона. Он обеспокоен плохой связью с руководством. Моя рота пойдет впереди.
  Стемнело. К заставе пробивается бронетранспортер с водой и продуктами. Пытаюсь привязать свой маршрут к еле выделяющимся вершинам Черных гор.
  Начинаем движение. Полная мгла. Просто чернота и все. Нет лунного света. И вершин уже не видно. Веду по интуиции, вдоль дувалов , по каким-то арыкам. Нельзя даже карту подсветить.
   Три часа ночи. По-моему, вышли на указанный рубеж. Врываемся в самый большой двор. Из дома , как мыши, разбегаются духи.
  Теперь его надо удержать. Важная и ответственная задача. Чтобы ее выполнить имеющимися силами, надо пойти на хитрость. Создать видимость, что нас очень много. И главное расположиться на широком фронте, иначе загонят в узкое место и расстреляют. Каждому взводу определяю опорный пункт. День предстоит жаркий...
  ... Выскакиваю во двор. Укрытий , конечно же, нет. Благо, глиняный забор высокий и толстый. Солдаты быстро рассыпаются вдоль него. Раненых тащат в дом.
  Возле входа с опущенным взглядом стоит замполит афганского разведбата. Переводчик поясняет, что девять 'сарбосов' перешли к душманам, выдали расположение и количество наших сил. Дело дрянь. Ввести противника в заблуждение, напугать теперь не удастся.
  Через забор впрыгивает оживленная толпа мотострелков второго батальона. Старослужащие налегке в панамах и кроссовках. Молодые в касках, увешанные боеприпасами. Они побросали свои опорные пункты и прибежали поближе к управлению. Час от часу не легче. Теперь полностью оголен наш левый фланг, и духи уже подходят с юга вплотную к забору. Слышны их яростные крики. 'Красивый' замысел рушится.
  Рядом со мной корректировщик артиллерийского огня , командир приданной батареи 122-мм гаубиц Д-30, старший лейтенант Громов. Он проделал окошечко в 'дувале', прильнул к нему и собирается вызвать огонь батареи. Чуть поодаль авианаводчик. От них во многом зависит успех наших действий. За забором выстрелы. Громов откатывается от стены. Я подхватываю его левой рукой. Во лбу темное отверстие. Жизнь исчезла мгновенно. Правой кладу автомат и закрываю ему глаза... Мы познакомились вчера. Высокий, красивый офицер. Обсуждали его скорое возвращение в Союз. В Тбилиси ждут родные. Как же не уберег?
  Грохот разрывов двух гранат, свист осколков, черный дым. Пыль оседает . Смотрю на авианаводчика. На него вся надежда. Его виноватый взгляд как бы говорит : 'Я уже не смогу вам помочь'. Руками прижимает к себе радиостанцию для связи с самолетами. У него перебиты обе ноги.
  Ранены второй корректировщик артиллерийского огня и врач батальона.
  По свидетельству многих, на войне, как это ни ужасно, человеческая смерть со временем воспринимается как обыденное явление, чувство отчаянья и невосполнимости потери если и не исчезает полностью, то притупляется. Но, когда рядом погибают такие же офицеры , как ты, охватывает иное состояние. Мозг отчетливо дает сигнал: 'Ты следующий и это уже точно'. Предательская дрожь. Надо прекратить. Тело не слушается. Срочно преодолеть этот страх, не выдать его окружающим, сохранить внешнее спокойствие. На мне жизни людей. Их доверие к командиру - последняя опора нашей обороны. Тем более, что времени дрожать нет. Кто-то выходит на связь.
  Солдаты вырывают у меня из рук и оттаскивают в сторону тело командира батареи. Связист сует трубку.
  Докладывает командир первого взвода старший лейтенант Дрокин. По всей видимости , в поисках удобной позиции, в темноте он ушел дальше, чем я приказывал. Нарушена огневая поддержка. Душманы отсекли опорный пункт от главных сил и окружили. Положение критическое. Приказываю держаться.
  Начальник штаба мотострелкового батальона получил легкое осколочное ранение и передает общее командование мне. Тем более, что его радиостанции окончательно заглохли, и связь можно держать только через мои. Не зря наш комбат всегда заставляет таскать по три комплекта аккумуляторов.
  Докладываю руководителю операции, заместителю командующего округом, специально на эти боевые прилетевшему из Союза. Он считает, что я слишком нагнетаю обстановку. Когда воочию не видно, где свои, а где противник, сложно определить правдивость доклада. Артиллерия у него занята. Обещает звено 'вертушек'. Приказывает держаться....
  С северной стороны слышна ожесточенная стрельба. Там ведет бой второй взвод. Почему он не выходит на связь? Благо его позиции совсем близко. Вместе с командиром отделения управления и связистом перескакиваем через забор и подбегаем к сержанту, исполняющему обязанности командира взвода. Ему некогда. Идет отражение атаки моджахедов. Те, как волки почуявшие добычу, рвутся вперед с трех направлений. Мятежники быстро приближаются, умело используя местность. Светлые головные уборы, коричневые накидки мелькают между развалин кишлака и расщепленными деревьями гранатовой рощи. Будто бы над ухом, раздаются команды в мегафон и дикие крики. Обкурились что ли?
  Слышу как густо свистят пули. Невольно вжимаюсь в русло арыка. Даже наблюдать невозможно. Минометные разрывы все ближе. Но десантники, прикрываясь насыпями виноградника, уверенно ведут прицельный огонь. Пулеметчик, по-моему, слишком высоко поднялся над бруствером. Уже перегрелись стволы. Стрелять по очереди! Мне удается вызвать огонь батареи Д-30. Нам везет. Снаряды от нескольких залпов разорвались там, где надо. Еще сто метров ближе и нам бы тоже досталось. Видимо, у мятежников серьезные потери. До них доходит, что с этого направления нас не взять. Атака захлебывается. В мегафонах звучат уже не призывные указания, а отчаянные визги. Маджахеды отходят в укрытия, унося убитых и раненных. Получили! Возвращаюсь на командный пункт...
  ... 'Душманы' долбят нас уже несколько часов. Хотят залить кровью. Стремятся из гранатометов попасть в дерево, стоящее в середине пыльного двора. И осколки разлетаются по всей округе. Регулярно разрываются мины. Серьезно ранены два связиста. У многих десантников и пехотинцев легкие осколочные ранения. Спасают бронники и каски. Снайперы не дают поднять голову над забором.
  Невольно наблюдаю за солдатами. Они на удивление спокойны. Даже раненые стараются стонать потише. Минометчики, расчеты АГС, санинструкторы, связисты уверенно выполняют свою работу. Некоторые бойцы как будто играют со смертью. Они вскакивают над дувалом и стреляют из автоматов. Это не позволяет противнику перейти в атаку на наш опорный пункт. Никто не считает, что положение безвыходное и мы обречены. Наоборот, все уверенны, что выполним боевую задачу. Может быть, в этом и проявляется фатализм как вера в предопределенность событий.
  Психология фатализма многогранна: нет ничего не задеваемого боем в человеческих качествах.
  Бой срывает маску, напускную храбрость. Фальшь не держится под огнем. Мужество или совсем покидает человека или проявляется во всей полноте только в бою.
  Но фатализм нашего солдата имеет свои особенности, свои грани. По мнению классиков: 'Русский солдат отличается без сомнений большой храбростью... весь социальный быт приучил его видеть в солидарности единственное средство спасения'
  Если в мирной обстановке солдаты, зачастую, тяготятся воинским бытом, раздражительны, грозятся и хвастают, проявляют неуставные взаимоотношения. То бой для них - это другое состояние. Тут они - герои. Работают деловито и сосредоточено. Без рисовки. Мужественно принимают удары судьбы, подчиняясь долгу и приказу. Выступают единым нерушимым целым, что и составляет основу нашей силы. Самосознание отдельного бойца становиться самосознанием подразделения.
  Основным фактором, препятствующим коллективной деятельности, является страх. В команде нельзя допустить паники ,подавленности, безынициативности и полной пассивности.
  Когда видишь постоянно разрывающиеся мины и гранаты, слышишь свист пуль, можно представить себе дико ужасные последствия. И тебе в самом деле становиться страшно. Но, если рассуждать спокойно, что страхом делу не поможешь, что трусливые переживания, только мешают тебе, твоей роте выжить и победить, то интуитивно создаешь совершенно другой настрой. Я дышу, я чувствую в руках силу. Значит не умру, что бы тут не делалось. Я не верю, что вообще умру. Чего же мне думать о смерти? Гораздо приятнее поиграть с ней и задать жару духам.
  Возможно, мы и продержимся до ночи. Но у первого взвода складывается трагическое положение. Душманы загнали их на крышу дома, пятачок пять на пять. Подошли так близко, что, по докладу, забрасывают камнями. По крыше лупит крупнокалиберный пулемет. Потери: один убитый, два раненых. Самостоятельно пробиться к нам они не могут. Вся окружающая местность под сплошным огнем противника. Я пытаюсь помочь ударами вертолетов. Но у них очень быстро заканчивается боекомплект. Если вертолеты улетят на перезагрузку боеприпасов, то взвод не продержится и пяти минут. Прошу вертолетчиков изображать удары НУРСами. Сильный треск заставляет духов залечь. Однако запас горючего не бесконечен.
  Требую помощи от руководителя операции. Он рассчитывает, что скоро на соединение выйдут мотострелковые батальоны. Это роковое заблуждение. ... На организации взаимодействия к нам подошел один из комбатов. Небольшого роста, веселый такой. Он заявил, что дальше 100 м в зеленку не пойдет. Не хочет потерь. Будет вести радиоигру, будто бы встретил сильное сопротивление душманов. И привлечет всю артиллерию для стрельбы по мнимому противнику. А обещавший контролировать обстановку с воздуха начальник обман обнаружить не сможет. Видимо, так все и происходит.
  Понимаю, что, если окруженный взвод погибнет, я не смогу с этим жить. Мне терять нечего. В трубку радиостанции ору на генерала. Он говорит: 'Успокойся, сынок! Как же ты подпустил их так близко?'. Успокаиваюсь, передаю: 'Через тридцать минут нас никого уже не будет!...'.
  Что же делать? Выход один: пробиться через расположение противника к этому злосчастному дому, вынести убитого и раненых , вывести остальной личный состав. Задача нереальная. Но страх позора от того, что оставили товарищей в беде сильнее страха смерти. Пятнадцать добровольцев оставляют рюкзаки, бронники, все, что мешает, и мы бросаемся в атаку через виноградник.
  Когда я вспоминаю события тех лет, у меня перед глазами солдаты , упорно продвигающиеся под пулями вперед . Мне помнятся даже выражения их лиц. Вот слева от меня, вдоль канавы, бежит один из бойцов. Залег . Сосредоточенно смотрит в сторону духов. Делает две очереди из автомата. Метает гранату, снова вскакивает и стреляет на ходу.
  Настоящий герой, совершая подвиг, не задумывается о том, что в этот момент он совершает подвиг, солдату не до философских рассуждения в такой момент, он просто, как настоящий воин, сражается до самого конца, независимо от результата.
  Отойти в бою от пораженчества, от пассивности, трусости к храбрости, отваге, находчивости, предприимчивости - основная черта фатализма русского солдата. Своим подвигом помочь подразделению выполнить боевую задачу, выручить боевых товарищей - это и есть фатализм созидания. В отличии от фатализма обреченности и безысходности.
  Атакуем стремительно. Не ожидавшие такого напора душманы откатываются в разрушенный кишлак. Подбегаем к дому. Из него валит густой черный дым.
  Перед домом широкая улица, простреливаемая автоматным огнем духов. Сам дом за высоким дувалом. Быстро перелезть невозможно. Саперы проявляют инициативу и, не обращая внимания на свистящие пули, с помощью мины подрывают глиняную стену. Ребята стремительно бросаются в проем. Я с небольшой группой стрелков прикрываю их работу из виноградника.
  Вот в проеме показываются первые четверо. Несут на плащ-палатке убитого. Слева вскакивает душманский гранатометчик. Откуда он взялся? 'Огонь!!!' Сержант срезает его автоматной очередью. Но 'дух' успевает сделать выстрел. Граната разрывается в середине группы. Еще трое раненых. Маджахеды открывают кинжальный огонь. Смертельное ранение получает младший сержант 2 взвода Игорь Сайков . Несколько часов назад он активно отражал атаку с северного направления. Безостановочно палим вправо и влево. Выбегающие со двора бойцы быстро оттаскивают неспособных передвигаться и их оружие в сухой арык.
  Небольшая передышка перед возвращением на командный пункт. Это недалеко. Отрешенно смотрю на небольшие развалины в изрытом воронками саду. Впереди коварная ночь. С таким количеством раненых и убитых мы не сможем отойти в безопасное место. Душманы особенно активны вечером. Солнце уже клонится к закату. Каким оно встанет завтра? Солнцем победы или солнцем позора?
   На связь выходит 'Гитара'. Это же позывной разведроты Кандагарской бригады! Помощь близко?! Командование помнит о нас? Но, что это такое? Вокруг всплески разрывных пуль. Нас просто поливают огнем из крупнокалиберных пулеметов. Неужели душманы подтащили ДШК?
  
  (Продолжение следует)
  
  
  
  
  
  
Оценка: 9.58*10  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023