ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Курочкин Владимир Иванович
Первый бой

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  -"30-й, давай вперед!" - прозвучало в наушниках шлемофона.
  -"31, 32 - в атаку - вперед!" - дублирую команду командирам взводов.
  
   Мой бронетранспортер дергается и нерешительно трогается с места. Впереди относительно ровная каменистая площадка, справа и слева глубокие овраги. В конце площадки хорошо видны брустверы духовских окопов. За ними низина и живописно раскинувшийся вдоль берега реки Гильменд кишлак Баризай-Калай. Часть кишлака расположена в 500-х метрах слева. Там на возвышенности высокое, напоминающее крепость здание, окруженное глиняным забором.
  
   Я спокоен, физического страха нет, но как-то не могу сосредоточиться. Движки ревут, бойцы стреляют через передние бойницы, и тут еще над головой остервенело загрохотал КПВТ (крупнокалиберный пулемет). Отсек заполнился запахом стрелянных гильз.
  
   Смотровой люк закрыт, а в приборы наблюдения трудно разглядеть замелькавшие фигуры. Духи торопятся занять свои окопы. Они и представить себе не могли, что такую крупную базу моджахедов могут атаковать всего несколько бронетранспортеров.
  По броне забарабанили пули. Как крупный град - промелькнуло сравнение. Стук становиться чаще. "От пуль спасаемся под броней", - вспомнились слова преподавателя тактики.
  
   Хочу видеть всю картину боя. У них, наверняка, есть гранатометы. Открываю командирский люк и выглядываю. Так и есть, с крыши высокого здания бьет безоткатка. Граната со свистом пролетает мимо. Рядом ухнул минометный разрыв. Со стороны расположенных впереди душманских укреплений тоже гранатометный выстрел. И еще один. Видимо, в бою так и должно быть. Но они же сейчас попадут! Надо срочно спешиваться! Тем более мы уже рядом с окопами. Встаю в люке в полный рост и кричу: "К машине!". Вижу, как духи кидаются в рассыпную. Последний чуть задерживается, прицеливается и нажимает спуск направленного на мой бронетранспортер гранатомета.
  
   Вспышка, сильный удар по всему телу, черный дым и пронзительная боль в ногах. Сильно тряхнуло и, кажется, обожгло. "Это он попал. Поздно я дал команду. Как там сейчас экипаж?" - пронеслось в голове...
   ***
   ...5 апреля 1984 г. Я - командир девятой парашютно-десантной роты третьего батальона "полтинника", дислоцирующегося в пустыне Дашти-Марго, близи городка Гиришка провинции Гильменд. Мне 27 лет. Уже месяц в Афгане. Постригся наголо, начал отращивать усы. Невольно пытаюсь быть похожим на окружающих "рейнджеров". Улетающий в Союз офицер оставил мне новые горные ботинки и китайскую "разгрузку". Это изделие из брезента, для ношения автоматных магазинов и гранат на груди.
  
   Три часа дня. Везде очень жарко, а перед большой палаткой, где я наблюдаю, как личный состав возвращается с обеда, еще жарче. Форма для приема пищи у солдат здесь особая. Выгоревшие панамы, трусы, берцы, фляга на ремне и полотенце на шее. Знает ли кто-нибудь, не испытавший жизнь при 50-ти градусах в тени, что такое никогда не остывающий суп из концентратов?
  
   - Командиры подразделений к командиру батальона! - раздается команда. Она подхватывается дневальными и разносится по всему расположению.
  
   На совещание начальник штаба оглашает шифрограмму из Кабула: "В отдельном доме на окраине кишлака Баризай-Калай находится исламский комитет. Управляемая им банда мятежников терроризирует представителей органов народной власти. Мирных рядом нет. В шесть часов утра по дому будет нанесен бомбовый удар. После которого батальону войти в кишлак и завершить разгром душманов".
  
   Слово берет майор Валерий Малинский. У нас сменялся командир батальона, и он был прежним комбатом, хорошо знавшим обстановку и законы войны в нашей зоне ответственности. Валерий пытается предостеречь от радикальных действий: "В Баризай-Калае более двухсот хорошо вооруженных моджахедов. Они будут сражаться до смерти, пока не выведут всех своих женщин и детей в безопасное место. Несколько месяцев тому назад шиндандская мотострелковая дивизия со всей своей артиллерий за неделю боев так и не смогла войти в этот кишлак. Бомбо - штурмовые удары, как правило, больших уронов душманам не наносят. Это прекрасно понимает руководство. Поэтому, для отчета перед штабом армии достаточно подойти к "зеленке", пострелять, провести положенную в таких случаях радиоигру и с "победой" вернуться в расположение. Что мы раньше и делали".
  
   Новый командир батальона человек волевой и решительный, делает вид, что не слышит этой ереси. У него это первые "боевые". Как можно не выполнять поступивший приказ? Он четко ставит боевую задачу. Ура! Реализовывать разведывательные данные будет моя рота...
  
   ...Вот сутолока в парке боевых машин закончилась. Командиры доложили, что все готово и личный состав приступил к отдыху. Чуть свет, рота вступит в серьезную схватку с бандитами. Наконец-то я освободился и сижу в своей комнате один. Тусклый огонек керосиновой лампы не может осветить даже стены. Прошел месяц, а я еще ни разу не был в настоящей драке с душманами. И это решительно не давало мне покоя. Мои одноклассники по училищу уже командуют батальонами, поступают в академии, становятся Героями Советского Союза. Мне надо захватить этот исламский комитет, с его важными документами и оружием. Хочу отличиться в большом деле. Вот только странная фраза Малинского: "Володя, не лезь в зеленку!", не выходит из головы. Валерий хорошо ко мне относился. Я еще в Пскове служил под его командованием...
  
   ... Светает. Позади остались длинный мост через реку Гильменд и глиняные хибары Гиришка. Сворачиваем в пустыню. Пыль из-под колес до небес. Ее видно со всех точек уезда.
  
   Рота с ходу разворачивается в линию на широком фронте. За спиной, на высоте расположились командно-наблюдательный пункт батальона, танковый взвод и взвод АГС. Жду сигнала к началу работы.
  
   Нарастающий гул. Появившаяся пара штурмовиков бросает две бомбы на поля у реки. Наверное, разведка дала им неправильные координаты цели. А вот и команда на атаку....
   ***
   ... "В окопы! В окопы!" - ору во весь голос. Бойцы немного мешкаются у нижних десантных люков и бегут в брошенные душманами укрытия. Прыгаю с бронетранспортера и делаю несколько шагов. Что-то острое и резкое пронизывает мое тело от ног до плеч. Картинка перед глазами расплывается и быстро темнеет. Слабею. "Это обморок! Мне сейчас нельзя отключаться!" - забеспокоился я. Надо опуститься и глубоко дышать. Вспомнил свой опыт болевых шоков.
  
   Вроде бы отпускает. Так, где я? Прижимаюсь грудью к небольшой насыпи.
  
   - Командир ранен, - раздается рядом со мной.
   Бодрый сержант небольшого роста из взвода связи по лежащей рядом переносной радиостанции докладывает командиру батальона.
   - И еще один "трехсотый" (раненый).
   - Без "трехсотых" нас пятеро.
   Связист сует мне трубку.
  
   - Ты как там оказался? Где твои взвода? - в эфире раздраженный голос комбата. Далее мат, вызванный досадой от произошедшего. Ему теперь надо спасать наше отделение и докладывать командиру дивизии. Да, с нами не прославишься.
  Действительно, где оба моих взвода? Получается, что они отсечены от меня оврагами и приближаться к противнику не торопятся. Опытные.
  
   А бой тем временем разгорался. Автоматный огонь участился и перешел в сплошной грохот. На расположенной сзади высоте загремели выстрелы танковых пушек. Духи с низу от кишлака ринулись в атаку в полный рост. Или поняли, что нас мало, или получили взбучку за трусость от главарей. По ним, опасаясь зацепить своих, с позиции на противоположном берегу реки начала робко работать наша батарея "Нона".
  
   Чьи-то крепкие руки переворачивают меня на спину и начинают "шариться" в разгрузке, жадно выхватывая магазины с патронами. Это подполз командир отделения управления.
   - Их больше сотни. Бегут к нам со всех сторон, - прохрипел он, тяжело дыша.
   - Одну гранату мне отставь и не допускайте, чтобы они проникли слева по ходу сообщения. Патроны берегите! - кричу ему вслед.
  
   Я лежу на спине и вижу только слепящее солнце. Мне как-то неловко, что-то острое упирается в правый бок, и я хочу перевернуться на живот. Это делается трудно. Ощущаю мучительную боль в ногах. Трогаю их там, где болит. И правая и левая ноги сильно распухли. Упираться ими очень больно. Наконец, я делаю усилие и переворачиваюсь рывком. В ушах звон, в глазах темно.
  
   А где же механик-водитель? Та проклятая граната попала в передний броневой лист, и основная масса осколков пришлась на него. Нужно повернуть голову и посмотреть. Теперь это сделать удобнее. Да, вот он лежит недалеко. Во время спешивания солдаты помогли ему выбраться из машины.
  
   Он тяжело ранен в живот и сейчас мучится от страшной боли. Его бьет лихорадка; губы дрожат, он их нервно сжимает, пытаясь подавить стон.
  
   Душманы стреляют с низу и пули, в основном, пролетают у нас над головами. Но вот справа что-то цокнуло, и вздыбились небольшие фонтанчики песка. Обошли что ли?
  
   Так и есть, три душмана выскочили из оврага метров в ста и нагло бегут к нам. Даю в ответ несколько очередей из автомата. Блин, у меня же только один магазин! Духи укрываются в небольшой канавке, затем появляются снова. Бородатый в чалме показывает, куда стрелять опустившемуся на одно колено подростку в пуштунке. Вижу, как тот старательно целится. Я не хочу, чтобы мой первый бой так быстро закончился. В наушниках радиостанции слышно, как на кого-то ругается комбат.
  
   Из-за частых разрывов снарядов и всепоглощающего треска автоматов трудно различить, кто и откуда стреляет. Вдруг бородатый и подросток, качнувшись, оседают на землю. Третий душман испуганно вскакивает и вскидывает автомат. В тридцати метрах от него стоит, также вскинув автомат, огромный десантник. Оба на мгновение замирают. Слышу выстрелы. Дух падает.
  
   Это подбежал Гена Долгов, командир огневого взвода батареи АГС. Высокий, атлетического сложения и бесшабашной смелости офицер. Наш Рэмбо. Мог стрелять с рук из АГСа (станковый гранатомет). Он все-таки пробился под плотным огнем безоткаток. Как же это вовремя!
  
   Гена бежит ко мне. Как всегда, улыбается своей широкой улыбкой. Мол, кто вам сказал, товарищ капитан, что будет легко. Молча подхватывает меня на руки и тащит в свой БТР. Затем возвращается за раненым механиком-водителем...
  
   ... Еще нет и семи часов. Тень двух вертолетов стремительно скользит вдоль бетонки в направлении Кандагара. Я пристроен на жесткой лавочке. Мысли теснятся в стиснутой тупой болью голове: "завершить разгром душманов; почему ты там; в "зеленку" не лезь". Что сейчас с моими бойцами?
  
   Свежи и воспоминания отъезда на эту войну: слезы, которыми провожала меня жена, переживания отца и сестер, предупредительное сочувствие друзей и знакомых. Как подумаю, что, если бы я не встал для подачи команды в полный рост, то лишился всего самого дорогого в мире, комок подступает под горло...
  
   ...Идем на посадку. Вертолеты приземляются недалеко от одной из западных застав кандагарской бригады. Смотрю, как борттехник открывает двери и резко меняется в лице. Странно. Лошкаревских вертолетчиков ничем не смутишь.
  
   Принимаем 200-х. Хмурые солдаты затаскивают семерых погибших. Складывают в конце кабины. Павшие, практически, без одежды. Измазанные мокрой грязью тела начали коченеть.
  
   Посланный в "зеленку" недавно прибывшим в Афган заместителем командира бригады разведывательный дозор попал в засаду.
  
   Лежащих на металлическом полу в моем поле зрения было двое. Один - рослый, красивый разведчик. Глаза у него были кем-то заботливо закрыты. Смерть застала его внезапно. Он ничего не успел понять. Пуля ударила в висок, пронзила голову, оставив черную зияющую рану.
  
   Другой - что-то отчаянно кричал своим товарищам, но выстрелом из какого-то крупнокалиберного оружия ему снесло половину черепа. Так и лежал он с широко раскрытыми, теперь уже застывшими глазами, с открытым ртом и с искривленным ужасом посиневшим лицом.
  
   Еще час назад еще они оживленно двигались по тропе, вдыхая утреннюю свежесть кандагарских садов. А теперь их вид возбуждал ужас и бесконечную жалость к погибшей, бившей ключом жизни.
  
   - Это война, - подумал я. - Вот ее мерзкое лицо.
  
   А одному солдату повезло. Он сумел убежать. Пули раздолбили его автомат. И лишь одна попала в ягодицу. Маленький, щуплый, счастливый, что живой, он с трудом пристраивается рядом с нами.
  
   - Ну ты "везунчик", - говорит ему сидящий напротив усатый офицер из группы сопровождения. - Как такое могло случиться?
  
   Далее приземляемся в районе элеватора. В вертолеты грузят несколько 200-х и около десятка раненых. Здесь был сильный минометный обстрел. Молодой офицер садится на самый край лавки. Угрюмо молчит, смущается и отводит глаза.
  Он управлял отражением огневого налета, когда крупный осколок мины попал ему в пах. Легко раненые прячут улыбки. Жизнь все равно продолжается.
  
   Оба наших вертолета забиты под завязку. Ну вот уже и кандагарский аэродром.
  Солнечный двор госпиталя. Лежу на носилках в очереди на рентген. Впереди десятки 300-х. Обычное утро Кандагарского гарнизона. Идет рутинная сортировка раненых.
  
   Усы и брови у меня сгорели. Лицо покрыто толстым слоем копоти. Какому-то недовольному солдату с ведром холодной воды поручили ее отмыть. Я вздрагиваю от ледяного прикосновения тряпки и раздраженно рявкаю на него. Он уходит.
  
   По утрам, в начале апреля, земля здесь еще очень холодная. И лежать на носилках некомфортно. У меня сильный озноб. Подушки нет, и раскалывающаяся от мучительной боли голова проваливается вниз. Держать ее на весу не хватает сил. Глаза закрываются. Когда же все это закончится?
  
   Закончилось около пяти часов вечера. Врачи не стали извлекать осколки. Мест для поступающих тяжелораненых не хватало, и меня переводили из одного помещения в другое. Пока не оказался в приемном отделении медицинской роты бригады. Там терпение у меня лопается, и я срываюсь на важного солдата - санинструктора, который заставляет меня в десятый раз измерять температуру. Отборный мат взбешенного офицера возымел на "тыловых крыс" магическое действие. Уже через насколько минут я лежал в мягкой чистой постели.
  
   Больше не могу терпеть головную боль, и приятная медсестричка делится со мной таблеткой парацетамола. Уютно.
  
   Пить очень хочется. Кипяченной воды не дают, а сырая в здешнем климате является мощным слабительным, пролонгированного действия. Туалет на улице, двести метров от медицинского модуля.
  
   Благо, со мной в палате лежат два вертолетчика с такими же осколочными ранениями. Веселые.
   - Не печалься, - говорят они. - Мы научим тебя на костылях преодолевать траншею по тонкой досочке и "заходить на посадку" с негнущимися ногами. А осколки сами выйдут.
   Шокотерапия. Передовая методика лечения.
  
   На третий день меня проведал Малинский: "Володя, ты здесь загнешься. Я сегодня же заберу тебя в батальон".
   Валерий рассказал, что в тот день в моем подразделении больше потерь не было. Под прикрытием танков подбитый БТР удалось эвакуировать и отделение управления вышло из боя. Из штаба дивизии пришел разнос: "Кто дал команду идти в зеленку?". Комбат мог сказать: "Это он сам полез". Но он взял ответственность на себя.
  Несмотря на то, что я был на волосок от гибели и соприкоснулся с ужасной смертью боевых товарищей, первый бой не закрепил во мне негативных ощущений. Бой жесток, но на войне как на войне. Только боевая травма оставила свой след: когда на боевых действиях рядом разрывалась граната, я инстинктивно сжимался, будто получал оглушающий удар.
   А впереди меня уже ждали другие бои.
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023