ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Курт
Кровь наших отцов

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.42*20  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Героическая борона комендатуры г. Гудермес

  
   Если путь, прорубая отцовским мечом,
   Ты соленые слезы на ус намотал,
   Если в жарком бою испытал, что почем,
   Значит, нужные книги ты в детстве читал.
   (В.С. Высоцкий)
  
  
  
  Господи Боже всесильный, всех уповающих на милость Твою не оставляй, но защищаяяяяяяй их!
   Буди мне милостив и соблюди мя от прелести вражия Твоим защищееееениеуум,
   да не паду пред сопротивниками моими,
  и да не порадуется враг мой о мнеее.
   Предстани мне, Спасителю мой, в подвиге сем за имя Твое святоеееее......
  
  Монотонное чтение молитвы священником отдавалось в стенах исписанных фресками и уходило куда-то наверх растворяясь в воздухе, придавая происходящему в храме еще больше торжественности и умиротворения. Позолоченное кадило, походя на язык колокола, раскачивалось в руках батюшки и испускало из своего нутра благодатный белесый дым ладана, наполняя стены зала запахом лаванды, мускуса и ванили. Раскрываясь белыми крыльями, он окутывал собой все пространство вокруг, пробираясь в самые укромные уголки, поднимаясь ввысь к лику Христа нарисованного на потолке. Сын Бога смотрел вниз, и людям, стоящим в зале могло даже показаться, что он улыбался им своими голубыми глазами, осеняя их Святым знамением прощая все, что можно было бы простить мирянам в их жизни.
  
  Ты мя укрепи и утверди и подаждь силу стати мужественно за Тя до крове и положити душу мою
   по любви к Тебе, якоже и Ты, возлюбив нас, положил еси на Кресте душу Свою за нас. Аминь.
   ...продолжал священник свое чтение, обходя строй парней в синей камуфлированной форме. Он обходил, окуривая его ладаном, вглядываясь в глаза каждого, пытаясь вселить им надежду на лучшее, отрывая от себя кусочек веры и души.
  Парни стояли молча, опустив головы, то ли вслушиваясь в слова молитвы, то ли думая о своем, а может просто просили всевышнего о чем то.
  Закончив молитву, Батюшка обвел всех взглядом, взял руками висевшее на рясе распятие и обратился к стоящим:
  - Братья мои! Благословляю Вас на подвиг ратный, ибо нет выше чести служения Господу нашему, как Служение и защита отчизны нашей......
  С каждым словом священника лица парней становились серьезней и задумчивей, каждый из стоящих преисполнялся чего-то такого, что нельзя было понять даже им самим, но можно было почувствовать и ощутить всем телом. Это что-то покрывало их кожу мурашками и пробегало от макушки головы и до икр ног, поднимало волоски на руках и заставляло сердце увеличивать свой темп.
  Закончив свою речь, святой отец взял в руки окропало, ОПУСТИВ Его в серебряный сосуд со святой водой, поднесенной послушником, он начал окроплять людей, подходя к каждому и говоря при этом напутственные слова. Закончив с этой частью церемонии, он вышел на середину зала, обвел всех стоящих взглядом, глубоко вздохнул и сказал:
  - Еще раз благословляю Вас, Братья мои. Спасибо что пришли сюда, в нашу Божью обитель. Спасибо Вам. Берегите себя, - с этими словами он развернулся и пошел в сторону алтаря.
  Строй загудел, с легка рассыпался и, поставив свечки за здравие в подсвечники, парни пошли на выход, подталкивая друг друга, на ходу вытаскивая из-за пазух своих курток спрятанные там черные вязаные шапочки. Выйдя во двор, аккуратно выложенный брусчаткой и залитый яркими лучами последнего ноябрьского солнца, бойцы Калининградского СОБРа двинулись в сторону окаймленного кованым орнаментом выхода Свято-Никольского храма.
  -Деда! А, Дед?! Дай сигарету, - обращаясь к высокому черноволосому прапорщику Дедловичу, пулеметчик отряда Галеев Витя, на ходу застегивая камуфлированный бушлат, вытащил из кармана черную шапочку и, двумя рукам нащупав шов, надел на голову.
  -Ты же не куришь, Вить? - удивленно приподнял брови прапор, засовывая руку в карман штанов и нащупывая там пачку L&Mа.
  -Да я так, Деда, переживаю что-то.
  С этими словами он вытащил из пачки сигарету, вставил ее в рот, и чуть нагнувшись вперед, стал жадно втягивать в себя дым, раскуривая зажженный от предложенной Дедловским зажигалки уголек.
  -Да не переживай ты. Все будет нормально, Виктор Валентинович,- делая акцент на имени отчестве, убирая зажигалку в карман, сказал Дед. - Кстати, а где твой кореш-то?
  -Лешка? Да кто его знает? Сказал, что будет стопудово, а как видишь нет его. Наверняка с Катюхой прощается.
  С этими словами он как-то хитро улыбнулся, подмигнул и, прибавив шаг, заспешил в сторону стоящего на обочине автобуса.
  
  Кэт
  
  Массивная дверь, прикрывавшая, как люк у танка, вход в школу милиции, приоткрылась и через нее выбежала, хотя скорее просочилась, девушка лет 19-20.
  Придерживая правой рукой форменную шапку на голове, а левой закрывая не застегнутую милицейскую куртку, она резво побежала к кованому забору, окружавшему главное здание учебного заведения, перепрыгивая через лужи на бетонной дорожке и вскочив на бордюр она, балансируя руками, стремительно двигалась к своей цели.
  - Леешкааа !!!! Леееехааа !! - весело кричала она, подбежав к забору, лихо вскочила на бетонное основание и схватившись за широкие, кованые прутья ограждения, просунула свое красивое личико между ними.
  - Привет, солнце! Представляешь, а я психологию Прозорову сдала с первого раза! - обратилась она к цели своего пути.....
  Леха Бровкович уже час ждал свою Кэт у забора школы милиции, он замерз, устал и к тому же дико опаздывал к пацанам на благословение Батюшки в Свято-Никольский собор. Нервно посматривая на свои командирские часы, совсем недавно купленные в магазине "МАЯК", он прохаживался взад и вперед, считая шаги от входа в школу и до боковых ворот, в ожидание той сладкой и вместе с тем не очень приятной минуты, когда он увидит свою Катюшку, Кэтрин, Кэт. Да ну вас! Просто Катю Солнцеву. Он репетировал, проговаривая про себя раз за разом героическую, как ему казалось, новость. ОН, Алексей Бровкович, оперуполномоченный СОБР УВД по Калининградской области едет на ВОЙНУ!!! О как! Ему почему-то казалось, что Катюха будет счастлива узнать эту новость, ну чуток поплачет конечно, обнимет его и скажет что-нибудь из серии:
  - Лешечка, я горжусь тобой! Какой же ты молодец! Я буду ждать тебя....
  Увидев такое родное и любимое, курносое личико Солнцевой, ее голубые глаза, улыбку, он все забыл и смог лишь выдавить из себя:
  - Привет, Катюшка...
  Подойдя вплотную к забору и ощутив тепло еще неостывшего от аудитории тела, яблочный запах ее туалетной воды, он на мгновение закрыл от удовольствия глаза, втянул носом воздух и впал в блаженство и какую-то непреодолимую тоску. Ему дико захотелось ее обнять, схватить в охапку, прижать к себе и простоять вот так вечность, не отдавая никому, слиться с этим маленьким и таким близким человечком в одно единое, понятное только им двоим создание. Он не слышал как она ему что-то рассказывала, яростно жестикулируя руками, постоянно закутываясь в куртку и поправляя съехавшую на бок шапку, открыв пряди светлых волос и любимую его косичку.
   Приблизившись вплотную к забору, Алексей просунул руки между прутками и нежно, как мог, поправил на ее голове шапку, провел обратной стороной ладони по щеке, почувствовав такой знакомый атлас ее кожи, и, перебив ее щебетание, оборвал:
  - Кать...Мы улетаем.
  - Куда? - удивленно и с тревогой спросила Катя.
  И тут все заученные заранее героические фразы как-то сами по себе вылетели у него из головы. На какое-то мгновение Алексей замялся, подбирая ту единственную фразу, способную оправдать, смягчить, не обидеть, не расстроить любимого его человека, дать понять ей что это - надо, это - правильно, что он по другому не может.
  - Леш. Ты меня слышишь? Куда, солнце?
  - В командировку. - не громко сказал он, отвернув чуть в сторону голову.
  - В какую, дорогой? Куда, Лех!? - уже с надрывом спросила его Катя.
  - На Кавказ, Кэт. Солнце! Да мы в Минеральных Водах стоять будем. Там тихо, Кать.
  - Не обманывай! - шепотом прокричала она, еле сдерживая себя, чтобы не заплакать, не зарыдать, не закричать на весь мир. Бровкович, ты что делаешь со мной, милый? Не езжай туда, Лешенька! Прошу тебя, любимый!!! - шептала она.
  Огромные, горячие слезы покатились ручьем из ее глаз. Так тихо, так скромно и так невыносимо...
  - Ну ты что, Катюш?! Ты чего, девочка моя? - перейдя тоже на шепот, сказал Алексей. Мы на 45 дней и я здесь, Катюш! Не плачь! Ну ты что?
  Притянув ее к себе, он как мог обнял ее, как позволял ему это сделать забор. Она, зарывшись в его бушлат, тихо плакала и только подрагивание ее тонких плечей выдавало в ней эту слабость. Вырвавшись из плена его теплой куртки, она подняла голову, встала на носочки, взяв руками его голову, нежно поцеловала в губы. Теплые слезы покатились по щекам Алексея и он уже не мог понять чьи это слезы, ее или его, комок подкатил к его горлу, не давая ему вздохнуть, то останавливая сердце на пол- такта, то заставляя его бешено биться.
  Это могло бы продолжаться, наверное, вечность, а может быть и больше, пока их страсть не оборвал женский голос:
  - Катюх, заканчивай давай! Козырев уже пришел, спрашивает, где ты?
  С этим словами внезапно появившаяся из-за входных дверей, женская голова с такой же скоростью исчезла внутри холла школы.
  Алексей, машинально глянув на часы, только сейчас понял, что он дико опаздывает на Благословление, и тем более на собрание в отряде.
  - Катюш! Любимая! Я опаздываю! - немного с тоской в голосе сказал он.
  Мы завтра вылетаем из Храброво. В 10-00. Ты приедешь?
  - Конечно! - ответила Катя, - конечно, милый.
   Подожди! Не уходи! - с этими словами она схватила отстранившегося было Леху, с силой притянула его к себе и, приблизившись вплотную к его лицу, шепотом сказала.
   - Бровкович, мы будем тебя ждать! Ты ведь пойми, я не просто так это говорю!
  Я люблю тебя, Лешка! - с этими словами она слегка оттолкнула Алексея, на долю секунды задержала на нем свой взгляд и, развернувшись, побежала назад в школу. Проводив ее взглядом, пока она не скрылась в здании, Леха еще пару минут стоял, переваривая в голове произошедшее и слова Екатерины, перевернувшие все у него внутри.
  Он сильно, до хруста в пальцах, сжал ладонями прутья забора, закрыл глаза, и уткнувшись в них лбом, простоял так, погрузившись на мгновенье в тихое забытье. Очнувшись, еще раз взглянув на часы, он резко развернулся и, отчаянно размахивая рукой, крикнул
  - Эй!! Таксииии!
  Старый Мерседес притормозил, Леха запрыгнул на заднее сиденье, удобно устроившись у двери, он прикоснулся виском к запотевшему стеклу и еле слышно скомандовал:
  - На Менделеева! В церковь!
  С этими словами машина тронулась с места и помчала лейтенанта Бровковича по мокрым калининградским улочкам, по брусчатым мостовым, мимо парков и скверов, между желтых немецких домиков, покрытых красной черепицей, и серых унылых хрущевок. Провожая глазами этот мокрый пейзаж и всем телом ощущая горячий воздух печки, он прислушался к тихому бормотанию Радио Бас из приемника Мерседеса:
  - Сегодня президент Ельцин в очередной раз подтвердил готовность страны к выборам и сказал, что все правоохранительные органы страны не допустят провокаций и срыва мероприятия......
  Слова диктора становились все слабее и не разборчивее, негромкое тарахтение дизеля и размеренное покачивание кузова по дороге сделали свое дело, его глаза закрылись, и он медленно и сладко начал погружаться в царство Морфея.
  
  Сон
  
  Что со мной?
  Я ослеп ?
  Почему я ничего не вижу?! Пацаныы?!
  Вспышка яркого света ослепила то ли Леху, то ли его сознание, звуки боя, автоматных и пулеметных очередей, разрывов и диких криков резанули уши, глаза, язык, тело...
  Где я? Я же был в такси? Почему я не могу двигаться? Куда меня тащат?
  Маааамааа! Как болит живоооот! Он попытался схватиться за живот, но чьи-то руки тащили его под мышками куда-то, единственное что он смог увидеть, приподняв голову, это свои ботинки, рассекающие грязный мокрый снег, перемешанный с гильзами и с чем-то красным, почти черным.
  - Боже, это что!? Моя кровь!? Откуда?! - с этими словами он опять провалился в темноту, в такую страшную, такую зловещую и непонятную.
  - Командир! Командир, очнись! -услышал он в темноте....
  - Командир, просыпайся! - опять услышал он настойчивый знакомый голос.
  - Бусел? - подумал Леха. - Почему командир? Он меня так никогда не называл?
  Чья-то рука начала настойчиво его трясти, заставляя очнуться....
  - Командир очнись! - повторил голос.
  Открыв глаза, Леха инстинктивно схватился за живот и, не понимая что происходит, уставился на улыбающееся лицо таксиста.
  - Приехали, командир! Вставай! С тебя тысяча пятьсот рублей.
  Протерев глаза ладонью и сладко зевнув, Леха вытащил из нагрудного кармана куртки деньги, протянул их водителю, открыл дверь и вышел из машины. Проводив взглядом такси, он поднял голову, посмотрел на черные ветки вековых дубов, как зонтиком прикрывающие двор старинного храма, и широкими шагами заспешил ко входу.
  Сняв шапку, перекрестившись и подумав о чем-то своем, Алексей потянул на себя ручку массивной, обитой железом входной двери и оказался внутри пустого зала, освещенного потрескивавшими свечками.
  ОПОЗДАЛ! - вырвалось в сердцах у него и, развернувшись было, он подался на выход, как чей-то старческий голос остановил его и заставил обернуться.
  - Опоздал, сынок? Да? Как же ты так?
  Пожилая женщина со шваброй в руках, черном платке и длинной до пяток юбке, нагнувшись, выжимала тряпку и смотрела на Леху то ли серыми, то ли выцветшими от старости глазами.
  - Ушли уже твои!
  - Да ничего, бабуль, догоню! - ответил он, и опять развернувшись, двинулся в сторону выхода.
  - Нельзя так, сынок! Нельзя русскому без благословения! - остановила она его.
  - Ну что уж сделать. Опоздал. Батюшки нет, придется так лететь - улыбаясь и рассматривая убранство церкви, сказал Леха.
  - Ничего, сынок, что батюшки нет. Подойди ко мне.
  Алексей, смущаясь, сделал пару робких шагов и подошел к женщине. Она пристально посмотрела на него своими мудрыми и грустными глазами, взяла его руки и тихо зашептала какую-то молитву. Закончив, она еще раз взглянула на него и, опустив руки, сказала:
  - Добрый ты и глаза у тебя добрые! Красивые детки у вас будут! Ступай с Богом, сынок! - с этими словами она взяла швабру и, накинув на нее тряпку, продолжила мыть пол.
  Выполнив команду "Кррруу-гом", Леха заторопился к выходу.
  
  Аэропорт
  Площадь перед аэровокзалом напоминала жужжащий улей. Кучи разномастных сумок вперемешку с ящиками застилали все пространство в зале отлета. Люди небольшими группами, по три- четыре человека заполняли все пространство вокруг зала. Кто-то молча обнимался, кто-то плакал, кто-то весело жестикулируя, рассказывал что-то друг другу. Из всей этой толпы четко и непривычно выделялись двадцать человек в зимних, камуфлированных куртках, разгрузках и с лихо закинутыми за спину черными стволами автоматов. Только что выгрузившись из желтого ПАЗика и выгрузив боекомплект, оружие и личные вещи, уместившиеся в синих спортивных сумках с модными надписями типа СПОРТ и АДИДАС, парни стояли и прощались со своими родными в ожидании команды на погрузку. Старенький Ту-134 из Мин Вод уже стоял на взлетной полосе в ожидании, когда в его сигарообразное серебристое тело начнут как муравьи заползать, занося с собой всякий хлам, люди.
   Нервно поглядывая на часы и пытаясь сделать спокойный вид, Леха прогуливался по залу от одной группы сослуживцев к другой, пытаясь быть ненавязчивым и тактичным, долго не задерживаясь. Он то праздно шатался по залу, то выходил на улицу и, обжегшись ледяным ноябрьским ветром, нещадно бившим со взлетной полосы, закутавшись в меховой воротник куртки, заходил обратно. Остановившись у стеклянной витрины-окна зала вылета, он, нервно играя желваками на лице, вглядывался в уходящую вдаль дорогу, встречая и провожая каждый прибывающий автобус и машину. Кати не было, она не приехала.
  А ведь обещала! Ну как же так?! Ничего! Опаздывает. Поздно отпустили в увольнение. Пробки! Да хотя какие, нафиг, пробки?! Мы же не в Нью -Йорке! - думал Леха...
  - Лех, ты чего грузишься? Где Катюха-то? - вырвал его из забытья Дед. Он довольно улыбался всем своим огромным ртом, обнимая жену с дочкой, обжав их руками как два арбуза.
  - Да не, Дед, все нормально. Едет, - обманул он прапорщика, натянуто улыбнувшись..
  - Я вот, Леха, жинке говорю, мы столько патронов взяли, что осаду Севастополя пережить можно. Не верит! Представляешь!?, - наигранно нахмурился он.
   - Скажи, Лех!!??
  - Ира, точно! 20 ящиков с патронами. Представляешь, это сколько! А еще гранаты! Один Галеев чего стоит со своим чудовищем? - Леха сделал серьезный вид, копируя мимику друга, и важно изобразил висящий на шее пулемет.
  - Вы бы берегли себя, мальчики, - сказала супруга Дедловского и, закрыв рукой рот, собралась было заплакать...
  - Ейейеййй! Мать, ну ты чего? Заканчивай с этим. Наташ, ну скажи ты чего- нибудь своей матери, - обратился он к дочке...И увидев такое же состояние и у нее посмотрел на Леху и сказал:
  - Слышь, Ира, да все будет ништяк! Я вот за Лехой присмотрю...
  - За тобой бы кто присмотрел, дурак! - с этими словами обе женщины зарылись в куртку Игоря и тихо затряслись.
  - Ладно, Дед, я это... Пойду короче...
  - На самолет не опоздай.
  - Хорошо.
  Леха пошел дальше по залу и, увидев своего дружилу Витьку Галеева, заспешил к нему.
  Младший лейтенант Виктор Валентинович Галеев, командир отделения СОБР, сидел на краю кресла, какие стоят во всех аэровокзалах бывшего СССР. На коленях у него сидела его молодая жена и они, улыбаясь друг другу, о чем-то мило разговаривали. Хотя Витя был офицер и по должности ему не полагался пулемет, из- за своего атлетического телосложения и его личного неутомимого желания он был пулеметчиком в отряде. Его начищенный ПК всегда находился рядом и был с ним как единое целое, и уже никто не мог себе представить Галеева без его "КРАСАВЧИКА".
  - Лех, не слышал когда уже посадка? - оторвавшись от жены, завидев Бровковича, спросил Виктор.
  - Да не знаю. Говорят, минут через 20. Салон пропылесосят и все, Алга! Мин воды.
  - Зачем его пылесосить? Сейчас наша кантора зайдет и что пылесосили, что нет. А Катюха где?
  - Не знаю, Вить, не приехала что-то.
  - А я и думаю, что ты как в воду опущенный ходишь? - нахмурясь, сказал Галеев.
  Еще раз взглянув в сторону дороги, Лешка опустил голову и сказал:
  - Обиделась что ли? Ну и ладно! Не приехала, может это и к лучшему!
   - Дураки вы, мужики! - вдруг выпалила жена Виктора, зябко закутываясь в свою красную куртку, - Может автобус сломался. Да тупо в увал не пустили! Бровкович, слюни не распускай! Все с твоей Катюшкой нормально будет. Я ей сегодня позвоню, узнаю, что там у нее стряслось.
  Алексей даже не мог себе представить, как права была в этот момент Ленка.
  На обеденном разводе, стоя как всегда во второй шеренге на "шкентеле" строя своего взвода, Екатерина Солнцева услышала, что именно ей, именно сегодня предстоит заступить в наряд по курсу вместо Надюхи Червинко. Не веря в это, она бросилась к командиру роты майору Затулину.
  - Товарищ майор, я сегодня ну ни как не могу, - с мольбой в голосе и вопросом в глазах выпалила она?
  - Это почему еще?
  - Мне в аэропорт нужно! Мне проводить человека нужно в командировку!
  - Кого проводить? В какую командировку? Товарищ курсант, вы назначены в наряд, вот будьте так милы ответить ЕСТЬ и не парить мне здесь мозги! Кого проводить?
  Почувствовав было в голосе спасительные нотки, она тихо ответила:
  - Лешку!
  - Какого Лешку? Кто он тебе, брат? - нахмурясь, спросил ротный.
  - Нет, молодой человек!
  - Ктооо? - протянул майор, - кругом! Шагом марш готовиться к наряду! И вообще....!!!
   Дальше все происходило как в каком-то плохом фильме. Слезы ручьем текли по обеим ее щекам, капая на серую милицейскую рубашку. Она смотрела в глаза Затулину и совершенно ничего уже не слышала, ни его слов про любовь к родине и милиции, ни его слова, которые, по его мнению, должны были воспитать в ней настоящего патриота и сотрудника Органов внутренних дел.
  - Вы меня поняли, Солнцева? - это единственное, что в тот момент она услышала... Резко развернувшись и рыдая на ходу, она побежала по коридору школы, вытирая на ходу слезы, и, вбежав в спальное расположение, рухнула на свою кровать, зарывшись в белоснежную подушку.
  - Ты чего, Кать? - увидев плачущую подругу, - спросила Ира Тюрина.
  Катя перевернулась, оторвавшись от зареванной и черной от расплывшейся туши подушки, и сказала.
  - Ира, он в командировку сейчас улетает, понимаешь?!
  - Кто? Лешка?
  - Да!!! - почти выкрикнула Катя и, опять трясясь и ревя, уткнулась в подушку.
  - И чего, Затулин тебя не отпустил? Вот Козел! Слышь, давай я за тебя схожу?
  - Ира, ты же знаешь, он не поменяет, - с надрывом в голосе сказала Катя.
  - Ну да, он такой. Мудила бля!.. Завидую я тебе, Солнцева, - глядя в окно, мечтательно сказала подружка, - Мне бы такую любовь... Эх!
  - На сколько хоть улетает-то?
  - На 2 месяца.
  - Ерунда! У меня у тетки муж вон в море ходит, так по полгода дома нет... И чего? НИЧЕГО! Нормально. Декабрь, январь..., - начала по пальцам считать месяцы, - На зимний отпуск приедет...
  - А если его убьют, Ира, - почти шепотом спросила Катя, пристально глядя в глаза подруге.
  - Кого? Леху? Типун тебе на язык, Солнцева! Ну тебя! - С этими словами она встала с края кровати, одернув юбку, пошла к выходу.
  - Сейчас воды принесу, Кать. Все будет хорошо.
  Всего этого Леха, конечно же, не знал, и поэтому продолжал искать ее глазами в приезжающих автобусах и машинах...
  - СОБР, на посадку! - кто-то зычно и протяжно скомандовал и все сразу же еще больше загудело, зашевелилось. Мужики начали закидывать за спину тяжелые баулы с вещами, одновременно целуя своих жен и вытирая им с щек слезы. Вся толпа двинулась через стеклянные двери на взлетную полосу к одиноко стоящему самолету. Это броуновское движение в синем камуфляже заставило других людей, летящих этим рейсом, стыдливо стоять в сторонке или робко подниматься по трапу, быстрее занимая свое место в салоне.
  Оставив свои вещи на полке над сидением, Леха протиснулся сквозь убывающих и провожающих, вышел на площадку трапа и поймал себя на мысли, что он машинально посматривает на остановку аэропорта, но увы, кроме желтого отрядного ПАЗика там никого уже не было. Спустившись вниз, он подхватил ящик с патронами и понес его в салон самолета.
  А он все ждал и надеялся увидеть родное личико и тогда когда закрыли входную дверь, и когда отъехал трап и даже тогда когда самолет начал медленно и важно выруливать на взлетную полосу. Он смотрел в иллюминатор, уткнувшись лбом об его пластиковый обод, и с дикой тоской в глазах провожал удаляющееся здание аэровокзала с надписью Калининград. И только когда борт, надрывно ревя, ушел в белые завитки облаков и земля превратилась в похожий на непонятный обрывок газетного листа кусок, он понял что Он с Ней не попрощался. ЧТО ОН НЕ УВИДЕЛ ЕЕ В КРАЙНИЙ РАЗ. И что-то защемило, завыло в груди как - будто острым по стеклу.
  
  На Чеченской стороне
  
  Комендатура города Гудермес располагалась в здании бывшего пед. училища и своим четырехэтажным строением напоминало букву П , со всех сторон было окруженную " Хрущевками " и другими подарками советского строительного бума. И уж совершенно не предназначалось для ведения, каких бы то ни было в нем боевых действий. Однако российская действительность и особо рьяная деятельность отдельных политических руководителей привела к всеобщей общественной деградации , возникновению различных меж этнических конфликтов, следствием чего стало абсолютная ненужность такого рода зданий в их изначальной предназначенности. За то оно было вместительное, большое и самое главное никому не нужное. Ученики либо разъехались кто куда с началом боевых действий, либо сами подключились к их ведению. Поэтому решением руководства здесь сделали эту чертовую комендатуру. Нагнали сюда спецназа со всей страны, " вованов " и решили, что именно так они восстановят конституционный строй и порядок в республике Чечня. Но, увы, на 2 часа дня 14 декабря 1995 года, увы , де-факто она оставалась - Ичкерией. Именно об этом, размышлял комендант города полковник Пак, и рассматривая строй только что прибывший из Ханкалы Калининградского СОБРа.
  Построив улыбающихся молодых парней и выслушав доклад командира о прибытии,
  он сделав мхатовскую паузу, начал с доведения обстановки в городе:
  - Добро пожаловать парни в комендатуру города Гудермес. Я, комендант города полковник Пак Александр Сергеевич. Это мой заместитель - начальник штаба, подполковник Соловьев Александр Михайлович.- показал он рукой на рядом стоящего офицера, в зленной "афганке" и форменной ушанке с армейской кокардой.
   - Сейчас, под руководством Александра Михайловича, вы занимаете правое крыло здания, боевой расчет и задачи получите по ходу дела. По обстановке - как Вы знаете, в городе назначены выборы, мы должны обеспечить их проведение. Однако по оперативной информации, получаемой из ГУОШа , боевики просачиваются в город, под видом мирных жителей. Поэтому, нам поставлена задача, предотвратить это и повторюсь, обеспечить проведение выборов. Какие есть вопросы товарищи?- выдержав паузу , и обведя строй взглядом Пак продолжил:
   - Если вопросов нет? Александр Михайлович, пожалуйста.
  Сделав шаг вперед Соловьев, слегка заикаясь , от полученной когда-то в Афганистане контузии, довел до личного состава порядок расселения, получения имущества и другие бытовые вопросы, включая помывку в бане. Однако самое главное , что он хотел рассказать оставил как обычно на последок.
  - И самое главное! В 15-00, то есть через пол часа, от вас 6 человек с сапером. Выдвигаетесь в сторону Хасавюрта. Задача - уничтожить мост. Поясняю парни, мост в поле, обычный. Он находится между основными трассами, выставлять там постоянный пост у нас нет возможности, а по нему постоянно перемещаются автомобили с непонятным элементом. На складе получите 8 противотанковых мин, тротил и все необходимое. Выдвигаетесь на двух БТР с Вологодцами и двумя саперами от ВВшников. Старшим будет заместитель Вологодского ОМОНа майор Вышкарев. Время не тратить, и вернуться до наступления темноты. Вопросы?
  - Вопросов нет - ответил Бусловский, поправляя автомат на плече.
  - Тогда разойдись!
  Получив команду строй рассыпался, весело зашумел и, перекидываясь шутками начал весело осматривать незнакомую еще обстановку.
  - Пацаны , кому лимонад? - расстегивая сумку и вытаскивая оттуда продолговатые бутылки с надписью Ситро, крикнул Дедловский.
  - Дед, откуда? Не говори , что из Кенига притащил?- откупоривая бутылку об подоконник окна и жадно прикладываясь к горлышку спросил Бровкович.
  - Ага.
  - Мда! В тему!- щурясь от удовольствия и причмокивая , оценил подарок Леха.
  Открыв борта , привезших их Уралов , все стали скидывать свои сумки, ящики с боеприпасами, весело перекидываясь шутками и как дети толкая друг друга.
  - Парни посмотрите в камеру- оторвал от разгрузки появившийся откуда то человек с видео камерой.
  - Нихрена себе!- удивленно воскликнул Шуфлик , стаскивая с кузова очередной огромный черный баул.- Тут и телевидение есть!
  - Давайте парни скучкуйтесь. Привет передайте своим. Это для истории, - не отрываясь взглядом от экранчика камеры, попросил незнакомый парень в синем камуфляже и смешной зеленой шапке на голове.
  - Тебя как зовут-то? - заливая в себя очередную порцию лимонада поинтересовался Бровкович, прижимаясь к размахивающей в камеру руками группе товарищей как и он, держащих в руках бутылки лимонада.
  - Женя.- так же без отрыва от производства ответил оператор.
  - Я в левом крыле живу. Потом перепишем запись, домой заберете.
  Улыбаясь, и прижимаясь друг к другу, семь грозных спецназовцев, в тот момент больше походили на школьников на выпускном, не хватало только солнца , звонка и красивых белых бантов первоклашек.
  - Парни, через 20 минут выезжаем - вывел всех из радостного состояния Бусловский, выглянувший из центральной входной двери с надписью на косяке " Отель Грач "
  - Леха тебя это в первую очередь касается. Ты, Шуф и еще пятеро выезжаем, через десять минут. Потом в кино сниматься будешь. Давай в "располагу" и к Соловьеву на инструктаж.- Сказав это, он так же неожиданно скрылся за дверью, как и появился.
  - Ладно, Жека давай! Мы расселяться. Еще увидимся. - недовольно хмуря брови, попрощались с оператором парни.
   Схватив свои сумки и держа бутылки с лимонадом за горлышки зубами, Бровкович с товарищами, заползли в здание и, продвигаясь по коридору, с интересом рассматривали стены, увешанные увлекательными плакатами и портретами каких- то неизвестных им деятелей, распахнутые двери классов с покосившимися досками и валяющиеся по углам учебники. Двигаясь в колонну по одному до того места, которое было обозначено Бусловским , как "располага", они наткнулись на начальника штаба раздающего , видать очень ценные указания, рассказывая и на пальцах объясняя, распаковывающему вещи, личному составу, где находится тот или иной отряд, туалет, кухня, ну и конечно же сердце комендатуры, штабная комната с радиостанцией. Отглаженная и чистая "афганка" с ярким пятном ордена "Красной звезды", всем своим видом показывала о " кадровости " "Михалыча".
   - За забор ездим организовано. Тут недалеко есть небольшой рыночек. Там можно купить все, или почти все.- Занудно гундел, заикаясь Соловьев.
   - Посты и смены мы с командиром определим. С завтрашнего дня несете службу на избирательных участках и на центральном посту у входа.
   - А чего здесь с бабами , товарищ подполковник?- Игриво, подмигивая, спросил Ершов.
   - Кухня в левом крыле - пропустив шутку мимо ушей, продолжал свой монотонный монолог Михалыч.
   Зайдя в расположение, и увидев ряд двухъярусных кроватей, Бровкович встретился взглядом с распаковывающим свой рюкзак Галеевым.
   -Леха я тебе забил шконку- показывая кивком на рядом стоящую кровать, крикнул Витя.
   - Красавчик Вить!- ответил Бровкович , протискиваясь со своим баулом к своей кровати. Ты с нами едешь?
   - А ты думал ты один войну воевать будешь?- улыбаясь, ответил Галеев.- Давай кидай шмотки, уже выходить пора.
   Проверив оружие и дополучив боеприпасы, группа во главе с Бусловским выдвинулась на улицу, где их уже с нетерпением ждала небольшая колонна из БТРов, Урала и старенького БРДМа. Лихо заскочив на броню и поздоровавшись с вологодцами , техника потихоньку поползла к въездному КПП, размолачивая колесами чавкающую под ними грязь.
   Вытянувшись на трассу и набрав скорость, броня с восседавшими на ней людьми, полетела куда -то в сторону " Хасика " , обгоняя гужевые повозки и вездесущие белые Жигули, с открытыми багажниками набитыми мешками и ящиками. Холодный , декабрьский ветер, неприветливо обжигал лица людей, заставляя их вжиматься в воротники курток и натягивать на глаза шапки. Поселки с непривычными зелеными заборами провожали их, недобрыми взглядами местных жителей, и казалось даже собаки, смотрели на проезжающие мимо БТРы как то холодно и зло. Проехав километров 10 , колонна начала притормаживать и принимать вправо на обочину. Остановившись и заглушив двигатели, старший колонны подал команду "К машине!", и спрыгнув на землю заспешил в сторону Урала.
   - Чего тормознули парни?- подойдя к открывающему боковой люк, водителю БТРа спросил Бровкович.
   - Мы крест сделали. Нужно установить . тут на днях СОБР в засаду попал , 6 человек погибло. Вон видишь пятно на обочине? Там Урал горел.
   Посмотрев на указанное место, Алексей только сейчас заметил, большое черное кострище и разбросанные по нему какие- то , обгорелые куски. Подойдя ближе , и присев на корточки он понял, что это были за обломки - обгорелые пластины от бронежилетов устилали всю обочину и часть склона придорожной канавы.
   - Лех, возьми с БТРа лопату- окрикнул Бровковича Шуфлик
  Сняв с грязного бока бронемашины , старую замызганную лопату Леха подошел к группе СОБРовцев вставляющих в выкопанную яму, большой деревянный крест с прямоугольной табличкой в центре. Засыпав и утрамбовав землю вокруг основания памятника, Бровкович с Шуфлик стали собирать обгоревшие бронепластины и аккуратно укладывать на только что насыпанный холмик.
   - Царствие им небесное. Пусть земля им будет пухом - сказал кто то из присутствующих и все сняли шапки склонив голову.
   - Вот с тех стогов стреляли - определил Бусловский, указывая на большие копны сена, насыпанные на поле в метрах двухстах справа от дороги.
   - Серега, тащи свою "Муху", сожжем их нахрен! - обратился он к Светогору.
  Взяв гранатомет и перепрыгнув канаву, Бусловский и Светогор выбрали позицию в пятидесяти метрах от дороги. Раздвинув тубус, и тщательно прицелившись, Вилорий сделал прицельный выстрел в сторону стогов. Сено, взметнувшись в воздух, задымило и стало лениво гореть. Понаблюдав за результатами своей работы, оба вернулись на трассу, оббивая об асфальт налипшие на обувь комья земли. Выпустив в горящее сено еще по магазину патронов, вся группа заняла свои места на технике и продолжила свое движение в сторону поставленной задачи
   Обычный десятиметровый бетонный мост соединял два берега, глубокого арыка, протекавшего посреди давно непаханого поля. Осматривая конструкцию моста, сапер из Тюменского СОБРА подполковник Банников и Леха Бровкович, указывали двум бойцам - срочникам внутренних войск, куда им придется устанавливать заряды и как это лучше сделать, проводя с ними параллельно небольшой ликбез.
   - Боец как тебя зовут?- Обратился Банников к молодому солдату в форменной шапке, сидя на корточках под пролетом моста.
   - Юра.- неуверенно ответил боец, шмыгая носом.
   - Значит так, Юра! Возьмешь мины и вот сюда их засунешь одна на другую.- указывая на площадку под опорой моста продолжил подполковник.
   - Бери своего второго друга, дуйте к Уралу, там мины и тротил, принесите все это сюда. Да, еще! Там у Илюхина , водителя, скотч возьмите не забудьте. Все давай! Бегом марш!
  Солдат получив распоряжение и окрикнув своего товарища, помогавшего Бровковичу вязать подрывную сеть, побежал к технике стоящей в отдалении от места проведения работ.
   - Ну чего там Лех? Готово?- вылезая из-под моста, и отряхивая штаны от кусков земли, обратился Банников к Алексею.
   - Последнюю ЭДешку готовлю.
   - Ну и отлично! затягиваясь сигаретой, удовлетворенно бросил подполковник.
   Примотав к каждой противотанковой мине по тротиловой шашке, установив их в указанных местах офицеры отправили солдат в сторону бронетехники, и вставив детонаторы в запальные гнезда спокойно пошли к с нетерпением ждавших их товарищей.
   - Ну что, парни? К праздничному салюту готовы?- улыбаясь, и вставляя контакты в подрывную машинку, пошутил Алексей.
   - Давай быстрее Лех!- Выглядывая из за корпуса БТРа и, наблюдая за белевшим в дали мостом, поторопил его Шуфлик.
   Оглушительный хлопок и сила нескольких десятков килограммов взрывчатки , исполинским взрывом вырвала кусок мостовой конструкции, заставив его подняться в воздух и рухнуть обратно, провалившись на дно арыка.
   - Поставленная задача выполнена!- с явным удовлетворением в голосе произнес Алексей, скручивая уже ненужный провод на катушку.
   - Все парни по коням, а то уже темно. Сейчас подъедем, проверим результаты взрыва, но думаю там все нормально. Жигули точно не проскочат.- закидывая автомат за спину и открывая дверь кабины скомандовал старший группы майор Вышкарев.
  
  
   Ночь. Осада.
  
  Зуммер телефонного аппарата разбудил спавшего на деревянном стуле коменданта. Он, лениво оторвав от школьной парты голову, взял трубку и, не открывая глаз, сказал:
  - Пак у телефона...
  - Александр Сергеевич, как у Вас там? Тишина? - послышалось из трубки.
  - Все тихо пока. Так, вяло постреливают. А что, есть информация какая-то?
  - Есть, Саня, есть. Смотри там, в оба, сегодня выборы, а чехи сам знаешь вроде в город зашли. Но ты не переживай, у тебя там под боком 33 бригада стоит, 15 минут и они - у тебя. Все давай, если что, звони, - с этими словами заместитель начальника группировки положил на том конце провода трубку, заставив коменданта слушать монотонные гудки из телефона.
  Потянувшись и зевнув, полковник Пак встал со стула, осмотрел комнату, взял лежавший на столе автомат и вышел в коридор.
  Пак, выйдя из своей, как он ее называл, штабной комнаты, и направился в сторону калининградского СОБРа, занимавшего правое крыло здания. Аккуратно передвигаясь по коридору, он мысленно наметил себе маршрут, собираясь пройти по всему зданию проверить посты и повстречаться с командованием приданных сил. Ночь была более чем напряженная, уже трое суток комендатура жила на усиленном режиме в ожидании чего-то не очень хорошего, а точнее выборов государственную думу. Вроде ничего не происходило, как обычно вялые перестрелки, нападения на колонны и жуткая, зловещая напряженность, которая витала везде по кругу. Город обезлюдил, так редкие женщины с тачками перемещались по некогда людным улицам и аллеям, замотанные в серые платки и куртки.
  Заглядывая в бывшие классы, комендант продвигался в правое крыло здания, осматривая его и подбадривая бойцов, дежуривших на этажах у окон, обложенных мешками. Комендатура была похожа на муравейник, ГДЕ КАЖДЫЙ ЗНАЛ, ЧТО ЕМУ ДЕЛАТЬ, КУДА БЕЖАТЬ, ЧТО ТАЩИТЬ И КАК ДЫШАТЬ. Ему это нравилось, он чувствовал себя здесь как в средневековой крепости. Проходя мимо помещения с дизель - генератором, он заглянул в него, увидев копающегося в нем старшину из Вологодского ОМОНа, поинтересовался:
  - Ну чего? Работать будет?
  - Будет, Сан Сергеич, как часы и солярки в принципе нормально. С БТРа калининградцы слили, литров 40 наверное, - ответил старшина.
  - Смотри давай, чтобы не подвел, если что. О кей?! - с этими словами Пак поправил висевший на плече автомат и пошел дальше осматривать свои владения. Спустившись на первый этаж, он подошел к охранявшим центральный вход двум офицерам - калининградцам и, попросив закурить, опершись о стену, смачно затянулся.
  - Сергеич ВРЕМЯ смотрел? Чего там? - оторвал коменданта от курения молодой лейтенант.
  - Панда двойню в Токио родила.
  - Какая нахрен панда? - удивленно нахмурился он.
  - Ну медведь такой! Знаешь, он еще бамбук жрет молодой! Так вот, в Токио в зоопарке она родила двойню. Понимаешь?
  - Да причем здесь панда! Про нас говорят что-нибудь? - с возмущением спросил офицер.
  - А про нас то, что говорить? У нас, что, война идет? Или у нас в комендатуре двойню панда родила? Хотя я точно скоро с этими уродами из Ханкалы не двойню - тройню рожу. Что у вас здесь? - с этими словами подполковник прильнул глазами к бойнице между мешками с песком и с жадностью стал наблюдать пространство перед зданием, точнее кромешную темноту с яркими вспышками осветительных ракет и гирляндами трассирующих пуль, рассекающих небо на куски. " Как на Новый Год" подумал комендант, провожая взглядом звезду очередной осветительной ракеты.
  - Окружают они нас, товарищ подполковник, - приблизившись почти вплотную к лицу и тоже наблюдая, сказал лейтенант.
  - Вот там, в пятиэтажке, видите огоньки? Мы с Тохой их еще с вечера заметили, а ночью часам к 12 еще человек 20 пришли. И вот там ближе к нам от моста, там тоже люди.
  - Ладно, до утра подождем, а там видно будет, если что, бригада подтянется, быстро им по ушам надает.
  - Да дай Бог, дай Бог. А то мы уже билеты назад взяли.
  - За ситуацией следите парни! Билеты они взяли! - затянувшись, крайний раз и выкинув в бойницу окурок, он повернулся и, сделав шаг, рухнул на пол, услышав резкий окрик.
  - ЛОЖИИИИСЬ!!
  Граната от РПГ с шипением ударила в стену здания в двух метрах левее от окна, где только что они стояли. Погас свет, и стекла со звоном новогодних бубенцов рухнули, точнее ворвались во все помещения комендатуры. И в одно мгновение ожило все вокруг, красные пчелы трассеров понеслись в окна и стены, разбивая, круша все вокруг. Вспышки реактивных гранат, их красные хвосты как-будто магнитом, по команде какого-то злого волшебника, стали притягивать к себе здание.
  - К бою!!! - все, что успел крикнуть Пак, скидывая с плеча автомат, он помчался обратно в свою комнату с телефонами. Спотыкаясь об искореженные рамы и скользя на битом стекле, он бежал по коридору, где уже вовсю шел ожесточенный бой. Одетые в сферы тени вели остервенелый огонь длинными очередями, кто-то уже менял магазин, сидя на корточках, кто-то нервно вскрывал цинки, крепко матерясь и вспоминая чью-то мать. Добежав до штабной комнаты, пошарив в темноте по тумбочке, он резким движением сорвал трубку телефона.
  - Алло! Алло! Первый! Алло! - и поняв, что кроме тишины больше ничего не услышит, он в сердцах с силой швырнул трубку на стол.
  - Ну вот! Приехали! Связиста ко мне!! - крикнул он в проем двери и начал, нервничая, включать радиостанцию.
  - Я здесь, Александр Сергеевич, - сказал, застегивая на ходу куртку, инженер по связи комендатуры Сизых, кинувшись сразу же настраивать станцию.
  - Что с телефонами, Гена? - спросил его Пак.
  - Да кто его знает, может обрыв где, перебило пулями, а может чехи обрубили?! Что скорее всего, - забрав у коменданта переговорное устройство и подкручивая лимб громкости стационарной Мотороллы, начал запрашивать Ханкалу.
  - Четвертый, я - Крепость, как слышишь меня? Четвертый, четвертый, я - Крепость, ответь мне...
  - Крепость, я - четвертый. Слышу на пятерочку, - послышался голос из внутренностей радиостанции.
  Пак вырвал из рук связиста переговорное устройство, надавил тангенту и с жаром выпалил:
  - Четвертый, я - Крепость, веду бой, нужна поддержка. Мы окружены. Как понял, четвертый?
  - Крепость, я тебя понял! Ждите. Через два часа к тебе нитка придет с Трубами и помощью. Как понял меня?
  - Понял, четвертый. Вертушки будут? - с отчаянием в голосе спросил комендант.
  - Да не волнуйся. Мы ситуацию держим под контролем, держитесь там, помощь скоро придет. Вертушки будут минут через 20, с Моздока подойдут. Все! Конец связи!
  Положив переговорное устройство на радиостанцию и посмотрев на висящую на стене карту города, он сказал:
  - Так, Гена, свяжись с вокзалом, запроси у них ситуацию, с местным РОВД и 33-й бригадой. И чтобы станцию как сестру родную берег, понял?!! Я пошел к Тюменцам схожу, посмотрю, что и как. Да, еще! Калининградцев предупреди....А! Я сам!!- оборвал он. Вынул из разгрузочного жилета радиостанцию и начал запрашивать командира Калининградского СОБРА.
  - Черный - Крепости...Черный - крепости, как слышишь меня.
  - Слышу тебя хорошо, Крепость, - ответил ему голос из правого крыла здания.
  - Значит так, Черный, ориентировочно через 2 часа, придет с вашей стороны нитка от четвертого, скажи своим молодчикам, чтобы не пырнули там ее в темноте. На вас вся ответственность на ее встречу. Как принял?
  
  
  Правое крыло
  
   - Принял хорошо. Встретим как Бориса Николаевича, - не прекращая вести наблюдение в разбитое взрывом окно, ответил коменданту командир Калининградского Собра. Убрав станцию в карман жилета, он вскинул свой автомат и дал несколько коротких очередей по поливавшим свинцом двор комендатуры окнам на втором этаже пятиэтажки напротив. Обшарив взглядом двор комендатуры, он увидел БТР с надписью "Олежка" на борту, яростно обстреливающий здание детского сада напротив, посыпая асфальт вокруг себя горячими, дымящимися гильзами, КШМку, сиротливо прижавшуюся к стене здания и всем своим видом показывающую, что она не причем и ей очень страшно, ему даже на мгновение показалась, что она даже слегка наклонена в сторону стены...
  Весь двор был похож на бурлящую речку весной в половодье. Фонтанчики земли от пуль различного калибра покрывали двор сплошным ковром, разбрасывая в разные стороны куски асфальта и штукатурки, отрывая куски деревянных рам, пронизывая железо и человеческие тела. Выйдя из секундного забытья и осмотрев комнату, засыпанную гильзами и укупоркой от пачек патронов, он заметил сидевшего у стены старшего лейтенанта Бондина, спокойно набивающего из пачки патронами пустой магазин от РПК. Старлей сидел на ящике из-под патронов, откинувшись спиной на стенку, изредка над его головой в штукатурку впивалась автоматная пуля, выпущенная из проклятой пятиэтажки напротив и посыпала его мелом, вызывая в нем бурю эмоций и ужасных скверных слов и проклятий в адрес боевиков.
  - Бондя, дуй сюда! - пытаясь перекричать заглушающий все вокруг звук автоматных очередей и гранатных разрывов, крикнул Бусловский Бондину. Броском оторвавшись от окна, он подсел рядом с офицером и с напряжением сказал:
  - Сань, значит так, дуй сейчас на шестой, на крышу, предупреди Бровковича и пацанов, через час колонна к нам подойдет, пусть прикроют и не стрельнут там никого из наших. Задачу понял?
  - Понял, - ответил Бондин, подставив правое ухо к губам Бусловского, чтобы лучше слышать и кивал в ответ головой.
  - Ну все, давай, Сань, пошел! С этими словами Бусловский хлопнул его по плечу и слегка подтолкнул, помогая встать с ящика. Бондин рывком пересек простреливаемую со всех сторон комнату, бегом достиг тамбура с лестницей и, взобравшись по ней наверх, открыл макушкой головы железный люк крыши.
  На самом ее углу был обустроен пост ? 6, сложенная из мешков с песком огневая точка с установленной на ней пулеметом. Бондин открыл люк и, осмотревшись по сторонам, пополз в сторону огрызавшегося огнем и металлом поста. Галеев на пару с Бровковым поливали здание детского сада, засыпая все пространство вокруг гильзами и матом. Проползая по залитой гудроном крыше, Бондин всем своим нутром чувствовал летающую над ним смерть, всем телом ощущал мириады стальных пчел пролетающих над его головой и вонзающиеся в каких-нибудь сантиметрах от него. Преодолев метры до ощетинившегося сталью поста, вскинув автомат и прицелившись в пробегающего между домами боевика, дал длинную очередь. Бородатый человек на том конце мушки споткнулся и, завалившись на бок, перестал показывать признаки жизни. Удостоверившись в этом, Бондин, не отрывая взгляд от мушки, окликнул Бровковича:
  - Пацаны! Через пару часов колонна придет через мост, прикройте ее. Хорошо?
  - Это хорошая новость, Игорь! Хотя не знаю, как они там пройдут. Там чехов, как баранов в кошаре, - удивленно ответил Алексей, не переставая крошить из автомата двор хрущебы.
  - Да, еще! У вас трассеры есть? Скоро крокодилы прилетят, подсветите им куда долбить. Все! Я вниз, а то у вас тут слишком жарко, а мне доктор баню запретил, - улыбнувшись и похлопав Галеева по плечу, Бондин пополз обратно, собирая курткой весь хлам с крыши и нещадно матерясь на все творящееся вокруг.
  - Игорюха! - задержал его окриком Галеев. Скажи там парням, пусть патронов приволокут, у меня последняя лента осталась! Ничего не ответив, а только махнув головой, Бондин продолжил свой нелегкий и опасный путь до люка крыши.
  
   Пак
  
  - Четвертый, вы понимаете, что здесь вообще происходит? - яростно спрашивал у руководства комендант, забрасывая слюнями и яростью радиостанцию.
  - Нет! Мне кажется, не понимаете. Где ваша бригада? Где обещанные 15 минут? Мы уже 8 часов здесь бьемся.
  - Крепость! Колонна уже почти подошла! Держитесь там! Мы делаем все, что можем, - ответил сухой голос из приемника.
  - Четвертый, у меня уже 12... - на мгновение запнувшись, он машинально заглянул в соседнюю комнату, где у стенки сидели раненые, опершись спинами на стенку. Увидел доктора с капельницей и двух солдат-срочников, вносивших молодого парнишку с оторванной кистью правой руки. Он дико орал, звал маму и, заливая все струей алой крови, вырывался из рук вносивших его товарищей. Теплая и горячая кровь струей падала на пол, на штаны лежащих людей, парила на морозе, как летняя дымка на озере и, смешиваясь с паром дыхания, растворяясь, исчезала, поднимаясь к потолку.
  - Тринадцать! - выпалил он, - Тринадцать раненых! Один тяжелый!
  - Принял, Крепость! Ждите нитку! Всем тяжело. Все! Конец связи! Береги батареи, - все так же сухо ответил голос из Джексона.
  - Твою мать! Сизыыых!! - переходя на крик, выкрикнул Пак.
  - Я здесь, товарищ полковник.
  - Что там на вокзале?
  - Плохо там совсем. Прижали их черти.
  - Давай выйди на них.
  С этими словами комендант вытащил пачку Магны и нервно закурил, с грустью наблюдая раненых в соседней комнате и за работой вологодского врача Полицина Сереги. Тот, стоя на коленях в своих ватных штанах с натянутыми на свитер лямками подтяжек, отрезал канцелярскими ножницами висящую на коже и части сухожилий кисть у солдата, и постоянно требовал у держащих его двух бойцов крепче его держать. Капли пота стекали по лбу молодого солдатика, он неподвижным взглядом смотрел в потолок и дико так, протяжно, выл от нестерпимой боли. Он уже не кричал, не звал мамку, не вырывался, только перебирал ногами в сапогах, как-будто медленно куда-то бежал, и выгибался дугой, когда боль была совсем уж нестерпимой, невозможной.
  -Товарищ полковник, ОМАРы на связи, - вырвал коменданта из забытья Сизых.
  Затушив сигарету об стоявшую на столе пепельницу из обрезанной гильзы, Пак взял переговорное устройство станции "Джонсон" и, посмотрев в разбитое окно, спросил:
  - Омар, это - Крепость. Как дела у вас?
  - Херово дела. Двенадцать трехсотых, восемь двухсотых. Прут со всех сторон. Связи с Ханкалой нет, Крепость. Нужна поддержка артиллерией. Координаты передать не могу, будем передавать через Вас. Как понял меня?
  - Понял, Омар. Хорошо. Давай координаты, передадим. Держитесь там.
  - У нас БК кончается, Крепость. Давят черти. Если что, по нам бейте, Крепость. На вас одна надежда.
  - Омар, сами в жопе, сейчас нитка подойдет, минометами поддержим.
  - Понял, Крепость, ждем.
  Отдав станцию связисту, комендант, переступая через ноги раненых, поспешил выйти в коридор, где почти столкнулся с замом командира Тюменского СОБРа.
  - Сергеич, колонна к мосту подходит, Калининград передал.
  - Наконец-то! Всем внимание! Подготовится к встрече колонны, - почти прокричал он, пытаясь переорать звуки выстрелов.
  - Значит так, Паша. Давайте пару человек к калининградцам в помощь, к центральному входу, наверняка там раненые будут.
  - Серега! Полицин! - обратился он к доктору.
  - Док, давай дуй туда, бери свое барахло, тоже встречать будешь. Всё! По местам! - с этими словами он вытащил из кармана разгрузки свою переносную Мотороллу и, вызывая командира Калининградского СОБРа, поспешил к центральному входу.
  
  Подмога
  
  Четыре "крокодила" вынырнули из облаков, быстро превратившись из непонятных маленьких точек в огромных горбатых Ангелов Смерти, несущих на своих крыльях Ад и проклятия всевышнего. Подлетев к городу, они разделились на две пары и начали свой смертельный танец над пылавшим железнодорожным вокзалом и комендатурой. Как два черных бойцовских питбуля, выпущенных на свободу, они с жадностью выискивали себе цели и, выпуская из своих когтей черных змей, рвали на куски все, что попадалось им навстречу. Куски зданий откалывались от стен, разнося пыль и арматуру по дворам, накрывая собой деревья и дороги, разорванные человеческие тела поднимались на воздух, опережая вырванные из них души. Автомобили превращались в груду искореженного, горящего металла. С крыши комендатуры Галеев с Бровковичем на секунду прекратили стрелять и завороженно смотрели на происходящее перед ними.
  - Наконец -то!!! Ну сука, парни порвите этих тварей!!! - крикнул во всю глотку, обращаясь к летчикам, управляющими этими монстрами, Витя, и с остервенением начал молотить из пулемета, пока пустая лента не выпрыгнула на землю, а уставший, перегретый ПК не замолчал, успокаивая одышку.
  - Витя, трассирующие давай! Покажем, где черти сидят! - крикнул Галееву Леха, меняя магазин и подавая новую ленту другу. Зарядив оружие, они начали отчаянно лупить по пятиэтажке, чертя в воздухе красные линии-указки.
  Почуяв свежий след и запах крови, "черные питбули", развернувшись и прекратив рвать трехэтажное здание слева от моста, виляя хвостами, понеслись на комендатуру.
  - Сюда парни! Разорвите их! - в ярости кричали пацаны, перегревая свои стволы, меняя магазин за магазином.
  Бронированные красавцы с алыми звездами на фюзеляжах, заглушая своим ревом все вокруг, пронеслись над крышей так низко, что Галееву показалось, что он увидел сосредоточенные лица летчиков в камуфлированных комбинезонах.
  - Леха, уходим! - крикнул Виктор Бровковичу. - Давай на первый этаж, а то они сейчас нас перепутают, и от нас одни головешки останутся.
  Схватив ПК за рукоятку переноски, он дернул друга за куртку и, пригибаясь, побежал к выходу на крышу. Ввалившись в помещения третьего этажа и найдя открытый ящик с патронами, офицеры стали набивать пустые магазины и ленты.
  - Вижу колонну, парни! Идут к нам, - аккуратно выглядывая из окна, крикнул Серега Шуфлик.
  - Где? - переспросил его лейтенант Святогор, встав рядом и щурясь, выглядывая из-за плеча.
  - Вон, видишь около моста, - показывая антенной радиостанции, ответил Сергей.
  Все прильнули к окнам и стали внимательно наблюдать за появившейся вдалеке, около железнодорожного моста колонне из четырех БТРов, Урала, с установленной на нем ЗУ-23-2 и двух обычных бортовых Уралов.
  Шуфлик, вскинув свою СВД, прильнул глазом к окуляру прицела, начал рассматривать происходившее на мосту. Но то, что он увидел, ввергло его в шок и состояние полного оцепенения. К тому моменту, когда он нащупал взглядом колонну, от нее уже практически ничего не осталось. Засада, устроенная боевиками, принесла свои печальные, ужасающие плоды. Первый БТР, съехав с дороги в канаву, нещадно коптя, полыхал, из бокового люка маленькие человечки пытались вытащить дымящееся тело стрелка и падали рядом, сраженные пулями, выпущенными из соседних зданий. Опустив винтовку, Шуфлик передал ее Святогору.
  - Пиздец, парни! Их сожгли!
  - Как сожгли? - недоуменно кто-то спросил.
  Выхватив винтовку из рук Николаича, Святогор прицелился и увидел ту же картину. Пылали уже два БТРа и зенитная установка. Он отчетливо видел неподвижно сидящее на сиденье ЗУ-23 тело оператора с опущенными руками, головой уткнувшееся в коробку с патронами и подрагивающее от нескончаемых попаданий в него автоматных пуль. Переведя взгляд на кабину, он увидел исполосованные пулевыми отверстиями стекла и открытую дверь с выпавшим на дорогу водителем. Огненные трассы красной сеткой летели в прорывающуюся колонну со всех сторон: с крыш домов, с балконов, выбитых окон и подвалов. Гранатометные выстрелы неслись в уже мертвые тела машин, добивая, дожигая, превращая их в кучи обгорелого черного пепла, вместе с экипажами и всем что могло гореть. Трупы людей лежали в неестественных позах, черные, дымящиеся, с обгоревшими бушлатами и белевшими сквозь потрескавшуюся от температуры плоть костями. Но, несмотря ни на что, колонна жила и огрызалась. Два целых бронетранспортера и Урал, протаранив сгоревшую технику и скинув ее на обочину, устремились по дороге в сторону комендатуры, на ходу поливая все вокруг и своих КПВТ. Не желая упустить добычу, боевики перенесли весь огонь на вырвавшуюся из огневого мешка бронегруппу, яростно поливая ее из всех стволов, высекая из бортов БТРов яркие вспышки и искры...
  - Чего встали! - закричал Бусловский, - Я, Бровкович, Святогор и Реутов на вход встречать колонну! Галеев и остальные прикрываете колонну, заткните эту чертовую хрущобу справа!
  С этими словами вся четверка бросилась вниз по лестнице. На входе комендатуры уже собралась небольшая группа из доктора, коменданта и нескольких человек из других отрядов. Они с яростью поливали из автоматов по перебегавшим между разбитыми этажами духам и нервно высматривали через окна в ожидании прорвавшихся машин. Комендант выглянул в окно и, увидев два бивших из своих КПВТ БТРа комендатуры с надписями на бортах "ОЛЕЖКА" и "БРОДЯГА" и обратившись к окружающим, спросил:
  - Парни, нужно связаться с нашими коробочками и сказать им, что, когда колонна зарулит , они выдвинулись вперед за угол и прикрыли нас, пока мы будем их разгружать...
  - Понятно, Сергеич. Сейчас! - ответил парень из Тюменского СОБРа, вытаскивая станцию из жилета.
  - Едут! - кто-то крикнул. Все замерли и напряглись, всматриваясь в угол здания, из-за которого должна была выпрыгнуть колонна.
  Они вылетели из-за угла и, задев въездные ворота, на полном ходу ворвались во двор комендатуры. В голове колонны шел БТР с желтой эмблемой Внутренних войск, он прихрамывал на пробитое гранатометным выстрелом спущенное колесо и дико сигналил, уходя в сторону и давая проход для идущих сзади машин. Второй БТР, проехав до входа, уткнулся в стоявшую КШМку и тут же заглох. Идущие сзади остатки Урала были похожи на какое-то истерзанное животное: пробитые стекла, оторванные борта и горящее колесо подсказывали всем из какого Ада им пришлось вырваться. Остановившись, Урал запарил из-под капота и загудел, не прекращая, своим протяжным сигналом, призывая хоть кого-нибудь на помощь.
  Каких-то 20 метров отделяло группу людей, приготовившихся к броску через открытое, простреливаемое насквозь пространство к машинам.
  Посмотрев мельком друг на друга, в ожидании, кто же первый это сделает, Бусловский, закинув автомат за спину, толкнул входную дверь комендатуры ногой и скомандовал "Вперед!" Высыпав во двор и пригибаясь от пролетающих пуль, парни подбежали к задней крышке кузова и, отстегнув замки, откинули ее вниз. На залитом кровью полу в навал лежали тела людей в грязной, с темными пятнами, форме. Кто-то кричал и звал на помощь, кто-то был уже мертв и с открытыми ртом и глазами смотрел на открывших борт СОБРовцев. Стащив первого попавшегося раненого с кузова и взвалив его себе на плечи, Леха Бровкович потащил его к входу в комендатуру. Поднявшись по лестнице и открыв ногой деревянную дверь, он ввалился в коридор, где у него забрали раненого и, уложив прямо здесь же на пол, доктор начал срезать с него форму, добираясь до раны на груди. Развернувшись и толкнув дверь рукой, Леха опять вылетел во двор и побежал к стоящему Уралу. Навстречу ему попались Бусловский и Святогор, почти бегом тащившие под мышками раненого в голову лейтенанта. Посмотрев им под ноги, Бровкович заметил огромное число фонтанчиков земли и асфальта, вырывавшиеся почти у них под ногами. Оглядев себя, он увидел тоже самое. Каждый сантиметр двора комендатуры, каждый его закуток простреливались со всех сторон, как будто земля ожила и тысячи пчел с неистовой силой стали жалить все вокруг, наказывая людей за все их грехи на этой земле. Подбежав к кабине, он рывком открыл простреленную, с висевшим на ней дымящимся бронежилетом, дверь. На водительском сидении, крепко сжав в руках руль и уткнувшись лбом в шайбу сигнала, сидел пожилой прапорщик. Его глаза были широко открыты и смотрели куда-то под ноги, на лужу свежей крови под педалями и квадратики разбитого ветрового стекла в ней. Рядом на пассажирском кресле, упав на бок и уткнувшись головой в зеленой сфере в пробитую дверь грузовика, лежал капитан. Глянув на него, Алексей посмотрел на его кисть руки, неестественно торчащую из-под тела. Тонкая струйка крови ручейком стекала из-под рукава куртки, пробегала по кисти и, взобравшись на обручальное кольцо, капала на сиденье с безымянного пальца.
  Схватив прапорщика за рукав куртки, Леха потянул его на себя, отрывая от сигнала и руля. Тяжелое тело неохотно поддалось вправо и, повалившись на бок, стало на него падать. Подхватив его под мышки, Алексей волоком потащил прапорщика в здание комендатуры. Затаскивая тело, выбежавший из дверей Святогор подхватил его за левую руку, и они вдвоем с Лехой втащили его в коридор. Сняв шапку и вытерев проступивший пот, тяжело дыша, Бровкович грустно сказал:
  - Водила. Дотащил парней и умер. Еле от баранки оторвал.
  -Пошли, Лех. Там еще есть живые, - похлопав его по плечу, сказал Святогор.
  Подбежав к кузову Урала, они встали в ожидании, когда Шуфлик с Бусловским подтащат очередного раненого из глубины кузова и, закинув его на спину и ткнув носком ботинка в спину, скомандуют "Пошел!"
  Коридор первого этажа комендатуры был завален трупами вперемешку с ранеными. Между ними с зажимами и бинтом в руках метался доктор, раздавая всем указания, что делать с тем или иным раненым. Несколько парней из Вологды, держа за ноги и руки трупы после страшного вердикта медика, оттаскивали в класс и складывали их вдоль стенки.
  Притащив восьмого раненого, обгорелого водителя БТРа, обессиленный Леха присел на пол, опершись спиной о стену, вытерев шапкой пот со лба, он с силой зажмурился и затрясся. Ни разу в жизни ему не было так страшно, так ужасно страшно. Он даже почувствовал слабые рвотные позывы в желудке. Открыв глаза, он увидел чью-то руку с дымящейся сигаретой в пальцах.
  - Затянись. Станет легче.
   Посмотрев на стоящего рядом с ним рослого парня из волгоградского СОБРа, он дрожащей рукой взял сигарету за фильтр, жадно затянулся и, закашляв, отдал ее обратно хозяину.
  - Парни все! Всех вытащили! Остались минометы и БК к ним! - прокричал помогающий доктору комендант.
  - Пацаны, еще один рывок, - умоляюще обвел всех взглядом Бусловский.
  Леха взглянул во двор сквозь щель входной двери, увидел горящую КШМку, все те же страшные фонтанчики от пуль, украдкой взглянул на подрагивающую правую руку, поправил на спине автомат и, перекрестившись, рывком встал, выбежал во двор. Подбежав к кузову Урала, он схватил лежащую на краю плиту от миномета, стащив ее за ручки, поднял перед собой и, не успев сделать шаг, выронил ее на землю, получив сильный удар в бок. Как-будто кто-то проткнул его раскаленной рапирой, толкнув в бок, и обжег лавой все внутри.
  Боже мой! Как больно! - успел подумать Леха.
  Чьи-то руки подхватили его, подняв с земли и, взяв под мышки, потащили куда-то. Все поплыло вокруг, завертелось, начало куда-то исчезать и проваливаться.
  - Мамуля, как же больно! Не может быть! Ну почему меня? - пронеслось в голове Алексея. Он посмотрел перед собой, пытаясь передвигать ногами, но кроме носков своих берцев, оставляющих две темно-красные полоски на асфальте, он ничего уже не мог видеть.
   Неужели вот так? Мамуля, где ты?
  
  Пробуждение
  
  Очнувшись от невыносимого чувства тревоги, Солнцева посмотрела на показывающие полтретьего ночи часы на тумбочке и, опершись на локти, заглянула в окно. Город тихо спал, засыпаемый белым, пушистым снегом, и только изредка лай далеких собак разрывал хрустящую тишину зимней ночи.
  Откинув одеяло и присев на край кровати, она закрыла глаза и начала прислушиваться к себе.
  Что такое, Солнцева? Ты чего, Кать? Спрашивала она себя. Но какое-то мучительное чувство тоски и тревоги заполняло всю ее голову, давило на виски и дико колотило в грудь, не давая вздохнуть. Откинувшись опять на кровать и закрыв глаза, она стала что-то нашептывать, просить у бога, перемешивая слова молитв и просто каких-то просьб и желаний. Опять сев и поджав ноги, она обхватила колени руками и, положив на них свою голову, стала рассматривать большое круглое пятно света на стене от уличного фонаря, пробивавшееся через окно. Боль и тревога не проходили, не выветривались, рвали на части, забивались в самые глубокие и потаенные уголки сознания.
  Встав с кровати и надев тапочки, пошатываясь, Катя пошла до двери комнаты. Открыв ее, вышла в коридор и направилась на кухню с твердым намерением попить чай. Включив плиту и поставив на нее чайник, она села на стоявшую рядом табуретку и, повернувшись к столу, остановила свой взгляд на большой белой кружке, ярко выделявшейся на фоне темного дерева столешницы. Два любящих человека, улыбаясь, смотрели на нее с ее блестящей поверхности. Год назад Лешка подарил ей эту кружку на день Святого Валентина с твердым наказом хранить ее "Пока смерть не разлучит их любящие сердца". Взяв ее в руки, и улыбнувшись, прижала ее к своему животу, почувствовав теплоту, и нежно поглаживая изображение Алексея, закрыла глаза.
  Поставив кружку обратно на стол и положив в нее пакетик с чаем, она встала и, повернувшись боком к плите, взяла закипевший на ней чайник. Разворачивая, не заметив, смахнула стоящую на краю стола кружку и, охнув, услышала противный звук разбивающегося стекла. Бросив на плиту чайник, Солнцева почти рухнула на пол. Собирая дрожащими пальцами кусочки кружки, она пыталась не верить в произошедшее.
  - Это же кружка, Кать?! Ну чего ты? Это же простая кружка... - шепотом стала успокаивать себя, ползая на коленках от одного кусочка к другому. Предательские слезы срывались из ее глаз, текли по щекам и, капая на пол, оставляли большие округлые лужицы. Найдя два кусочка кружки с поломанным изображением Алексея и судорожно соединив их вместе, она не могла уже себя сдерживать и разревелась, сидя на коленях посреди кухни.
  - Катюха, что случилось? - открыв дверь общей кухни и увидев зареванную подружку, забеспокоилась вошедшая в ночнушке Тюрина. Подбежав к ней и встав рядом на коленки, она начала бегло осматривать плачущую Солнцеву.
  - Что случилось, Солнцева? - но увидев куски кружки, она молча обняла подружку, и крепко прижав ее к себе, заплакала вместе с ней. Редкие хлопки петард и лай далеких собак разрывал хрустящую тишину зимней ночи, огромные белые хлопья снега падали в ярком пятне света уличного фонаря и ложились нежным белым покрывалом, засыпая все вокруг.
  
  Опять Ночь
  
  Редкие глухие автоматные очереди и лай далеких собак разрывали хрустящую тишину зимней ночи, огромные белые хлопья снега медленно падали и ложились нежным белым покрывалом, засыпая все вокруг. Галеев стоял около выбитого окна, наблюдая за дорогой перед комендатурой, и ловил ртом падающие снежинки. После полного отключения водопровода спасительный снег, выпавший ночью, дал возможность напоить раненых и пока еще живых защитников. Аккуратно высунув руку, он собрал немного снега с подоконника и, положив белый холодный комок в армейскую алюминиевую кружку и присев на корточки, начал ее греть на таблетке сухого спирта из пайка. Вода забурлила с боков и начала источать белесый пар. Натянув край рукава свитера на ладонь руки, Виктор взял горячую ручку кружки и, держа ее перед собой, понес в комнату, где находился его раненый друг. Леха лежал на носилках, на ящиках из-под боеприпасов и тихо стонал, слегка приоткрыв рот с потрескавшимися губами. Вологодский доктор постоянно приходил к нему сверятся с его состоянием, менял капельницу, поправлял повязку и тихо качал головой, выйдя из его комнаты и нервно закуривая. И сейчас, проходя мимо и увидев дока, Галеев поинтересовался:
  - Ну как он?
  - Если не эвакуируем, потеряем. У нас таких 8 человек, - ответил он, сильно затягиваясь сигаретой, закрывая замученные бессонницей глаза.
  - Ты куда ему воды несешь? Ему нельзя, - не открывая глаз, спросил он, опершись о стенку.
  - Знаю. Хоть губы смочу, - ответил Виктор и заспешил дальше.
  Услышав шаги, Алексей с трудом открыл глаза и, увидев друга, попытался поднять свободную от капельницы руку.
   - Это я, Лех. Как ты здесь, братишка? - присаживаясь на ящик, спросил Галеев.
   -Ты лежи давай, силы береги. Я тебе тут воды принес, чистой. Прикинь, тут дед говорит, а я воды из снега напарил, а Шуфлик спрашивает: - Дед, а ты где его брал? Не в левом дальнем углу? Я давеча там по маленькому сходил!!! Во все ржали! - шутил Витя, приподымая голову Алексею и подавая к его губам кружку.
  - Много не пей, тебе нельзя. Губы смочи и все? Хорошо, Лех.
  Бровкович с жадностью прильнул к остывающей кружке, с наслаждением чувствуя влагу на своих губах. Опустившись обратно на носилки, он обессилено, шепча, спросил:
  - Как мы там, Вить? Держимся?
  - Ну конечно, Леха! Куда же нам деться? Скоро бригада подойдет, мы тебя вывезем. Все будет о кей, братан, - обманул друга Галеев.
  - Всю ночь, представляешь, орут. Предлагают оружие сложить, типа живыми из города выпустим. Ха! Это мы еще посмотрим, кто кого выпускать будет.
  - Ладно, Лех, пойду пацанов сменю, а то вторые сутки уже не спим. Ты тут смотри мне!!! - погрозил он указательным пальцем, с грустью глянул на товарища и, подняв пулемет, вышел.
  
  Разобрались
  
  Запоздалое зимнее утро ослепило не спавших уже вторые сутки собровцев белоснежным саваном природы и белыми маскхалатами боевиков, перебегающих от дома к дому, сдавливая кольцо окружения вокруг потрепанной со всех сторон комендатуры. С рассветом дождик вялого обстрела уже к десяти утра превратился в тропический ливень свинца, перемалывающий здание от первого до четвертого этажа, не давая вздохнуть, и убивая все на своем пути.
  - Проснулись! Когда же это все закончится? - достреливая магазин, негодовал
  Дед.
  - Поверь, Дед, скоро узнаем, - ответил ему Шуфлик, выискивая себе цель в окне разбитого универмага.
  - Сколько же их сегодня, Серега? Смотри....
  К гранатометным хлопкам и беспорядочной трескотне автоматов и пулеметов добавился протяжный, завывающий свист, усиливающийся с каждым мгновением.
  - Ложись! Мины! - скомандовал Бусловский. Сев под проем окна и сильно зажмурившись, он прижал к груди автомат в ожидании взрыва. Оглушительные аккорды разорвавшейся серии минометных мин втолкнули в помещение ударную волну, куски штукатурки, обломки рам и горький запах сгоревшей взрывчатки.
  - Сука, они миномет притащили, - крикнул кто-то из коридора, отряхиваясь от серой пыли.
  - Откуда они бьют? Кто-нибудь видит? - меняя очередной магазин, спросил Горинь.
  - Скорее всего из-за детского сада! - ответил ему Шуфлик, протирая тряпкой прицел винтовки и пригибаясь от щелкающих по стене пуль.
  - Сейчас посмотрим где они, - с этими словами он поднялся и, прижимаясь к стене, выглянул, щурясь, из окна и, вскинув СВД, начал планомерно осматривать территорию перед комендатурой.
  Разрывы мин вырастали по всему плацу, иногда влетая в стену, оставляли раны, так напоминавшие какие-то диковинные гигантские цветы, обнажая красный кирпичный скелет здания.
  - Черный - Крепости! Черный - Крепости! - еле слышно сработала радиостанция на груди у Бусловского.
  - Черный на связи, - перекрикивая звуки работающего повсюду оружия и взрывы, ответил он. - Вилорий, найдите этот миномет. Он уже тюменцам двух раненых устроил. Пацаны говорят, он где-то за детским садом. С вашей стороны должно быть виднее. Как принял меня?
  - Принял хорошо, Крепость. Сейчас посмотрим, - ответил Бусловский. Отпуская тангенту станции обратился к парням, яростно поливающим по наседающим боевикам:
  - Значит так. Пак говорит миномет в районе детсада. Задача заткнуть его. Понятно?
  Связавшись с командиром отделения Ляйсле, ведущего бой на крыше, он повторил распоряжение и, получив утвердительный ответ, прильнув к окну, выпустил несколько прицельных очередей по группе боевиков в белых маскировочных халатах, пытавшихся пересечь улицу в направлении пятиэтажки.
  - Командир, мы его нашли! Они за верандой детского сада!
  Нагнувшись и держа за цевье автомат, спотыкаясь об раскиданные ящики из-под боеприпасов, в комнату ввалился Ершов Колян, командир второго отделения отряда, и, завлекая за собой Бусловского, они побежали в самое дальнее помещение.
  Протиснувшись через заваленный упавшим шкафом с книгами вход в помещение бывшей библиотеки, они подошли к закрытому стопками книг окну и стали внимательно всматриваться в здание детского сада и игровой площадки за ним.
   - Видишь, синяя деревянная веранда справа. Вот они за ней. Там еще покрышки в землю закопанные, они ими прикрываются.
  Присмотревшись внимательно, Вилорий правда увидел сначала вспышку, а затем хлопок выстрела из-за детской веранды. Именно из библиотеки можно было увидеть эту часть садика, прикрытую со всех сторон зданием напротив.
  - Колян, а ну-ка! Галеева сюда и Деда с подствольником. Давай пулей! Сейчас мы их поджарим!
  Ершов убежал и через несколько минут пришел в сопровождении Галеева с Дедловским.
  - Видите веранду справа? - указывая пальцем и передавая Дедловскому бинокль, спросил Бусловски.й
  - Ага. Видим, - ответил Дед.
  - Значит так! Дед, достанешь веранду?
  - Постараюсь.
  - А мы по ним дунем. Ты Дед с Витькой с того окна, а мы с этого. Всем все понятно? Тогда начали.
  С этими словами Дедловский вставил ВОГ в гранатомет, свалил стопку толстых книжек и, уперев в бедро свой автомат, выстрелил в сторону детского сада. Проводив взглядом летящую гранату и дождавшись ее разрыва на крыше веранды, Галеев, крепко прижав приклад пулемета, дал длинную очередь по остаткам веранды. Вся группа спецназовцев начала методично превращать деревянное строение и оголившийся за ней расчет миномета в мелкие куски дерева и обгорелого мяса. Красные нитки трассирующих пуль догоняли рассыпавшихся в разные стороны человечков, пронизывали их насквозь и, взметнув за ними фонтанчик снега, заставляли неподвижно лежать на снегу. Одна из пуль, пробив крышку ящика, попала в лежащие в нем мины. Взорвавшись, желто-красное облако на мгновение ослепило все вокруг и, раскидав остатки веранды и тела боевиков, подожгло разноцветные покрышки, закопанные в землю.
  - Получили черти! - по-детски радуясь, заулыбался Ершов.
  Черный - это Крепость! К нам подмога подходит! Ты где? - ожила станция Вилория.
  - Крепость, я в библиотеке. Уже бегу. Какая помощь? Где?
  - Справа от тебя на шоссе танк. Я слышу его переговоры. Тебе должно быть видно.
  - Сейчас глянем, - с этими словами он вбежал в комнату рядом с актовым залом, где хорошо просматривалось шоссе, идущее из Хасавюрта. Вскинув бинокль, он судорожно начал ощупывать взглядом белую полоску дороги на "Хасик" и увидел его, черного красавчика, медленно перебирающего гусеницами и оставляющего за собой на снегу две темные полоски следа. Он то медленно ехал, выбрасывая из своего бронированного тела черные струи выхлопных газов, то останавливался, и как гигантский жук-броненосец водил своим стволом вправо и влево, хищно выискивая себе цель. Бусловский, осмотрев танк, стал жадно искать идущие сзади еще бронемашины. Почему он один? - пронеслось у него в голове.
  Где еще машины? Как он сюда попал? Опустив бинокль и оглядевшись вокруг себя, он обнаружил почти весь отряд, собравшийся посмотреть на идущую к ним бронетехнику.
  - Неужели? - с недоверием кто-то сказал.
  - Там же духи. Блядь, сожгут же его, - продолжал кто-то рассуждать.
  - Не каркайте! - одернул его Святогор.
  - Он нас не слышит! - услышав эти слова, все обернулись и увидели запыхавшегося Пака, ввалившегося вместе со связистом и коробкой станции Р-163 в помещение.
  - Где он? - растолкав скопившийся народ, он подошел к Бусловскому, и забрав у него бинокль, обернувшись в сторону связиста, нервно закричал:
  - Сизых, связь с ним! Давай! Чего ты копаешься?
  Прапорщик, установив радиостанцию на ящик, включил дрожащими пальцами тумблер питания и, настроив частоту танка, надел на голову наушники, стал вызывать командира бронемашины.
  - Броня-103, я - Комендатура, ответь мне. Броня-103, ответь мне. Я - Комендатура.
  - Не слышит, товарищ полковник.
  - Как не слышит? - нервно переспросил Пак, оторвавшись от бинокля, и недовольно посмотрел на связиста.
  - Ну вот, послушайте, - Сизых нажал на какую-то клавишу, включив громкую связь.
  Из динамика станции можно было услышать стальной диалог танкистов.
  - Сто третий, я - Днестр, сто третий, как меня слышишь?- спрашивал чей-то незнакомый голос.
  - Слышу тебя хорошо, Днестр. Давай цели, - отвечал ему молодой голос танкиста.
  - Здание комендатуры 103-й видишь?
  - Да вижу.
  - Сергеич, его чехи на нас наводят? - удивленно спросил у Пака Бусловский, прижимаясь к стене и вглядываясь в глаза коменданта.
  - Уводи людей, Черный!!! Рассосались парни! - прокричал на стоящих вокруг бойцов Сергеич.
  - Гена! Чего сидишь, выходи на него! Говори, что Днестр - это чехи!! Давааай!!!
  Станция продолжала передавать предательский диалог, потрескивая эфиром.
   -103-й в комендатуре боевики , по зданию , три выстрела, беглым, ОГОНЬ!
  Комендант увидел как башня Т-72, поблескивая мокрой сталью, развернулась и, нацелившись черным жерлом своей пушки в сторону комендатуры, изрыгнула из нее огненный шар, который с огромной скоростью полетел, оставляя за собой белесый хвост, и впился в стену, пробив ее, он разорвался в глубине актового зала. Входные двери, рамы, столы и стулья вылетели через оконные проемы и, разваливаясь в воздухе, упали во дворе. Пыль от штукатурки заволокла все вокруг, покрывая все бело-красным пеплом, забивая легкие и скрепя на губах и зубах.
  Открыв глаза и протерев их от пыли, стряхнув ее с себя и автомата, Бусловский
  оглянулся, пытаясь встать, и, потеряв ориентацию, упал назад на пол. Посмотрев в сторону актового зала, он увидел выползавших из пыли как из молока бойцов с головы до ног засыпанных мелом и текущими струйками крови из ушей и ноздрей, контрастируя своим цветом над меловыми лицами контуженных. Нащупав лежащего лицом в пол Дедловского, Бусловский подполз к нему и перевернув его на спину начал трясти его, пытаясь привести в чувство.
  - Дед, ты живой? Ты меня слышишь? - теребил его Вилорий.
  Открыв глаза, он не понимающим взглядом посмотрел на него и, зажмурив глаза, протяжно завыл, переворачиваясь на бок, держась за раскалывающуюся от боли голову.
  Новый снаряд попал почти в то же место, что и первый, но разорвался в стене, пробив небольшое отверстие и повторно контузив не успевших выбраться из зала милиционеров.
  Подтянув к себе радиостанцию и надев наушники, Пак из всех сил заорал в микрофон:
  - Мать вашу! 103-й, отставить огонь. В комендатуре свои! Куда ты стреляешь?
  С этими словами он подполз к оконному проему и, выглянув из-за него, продолжал бросать в эфир, слова злости и обреченности.
  - 103-й тут свои! Мать твою! Чехи справа! Справа! Как понял меня?
  - Понял тебя комендатура! Принял!
  Танк остановился и начал поворачивать башню вправо, наводя ее на пятиэтажное задание.
  - Уходи, 103-й!
  - Не успею парни, - это были последние слова танкистов, выпущенные ими в эфир.
  Стрелы гранатометных выстрелов потянулись со всех этажей хрущевки, пронизывая сталь танка, высекая искры и срывая коробки активной защиты. Бронемашина как раненый носорог сначала попятилась назад, отстреливаясь на ходу, затем потеряв от взрыва правую гусеницу, остановилась и, задымив вместе с экипажем, прекратила дышать и показывать признаки жизни.
  Комендант, увидев все это, завыл от нестерпимой злости и бессилия и, упершись лбом в стенку, до хруста в пальцах сжал кулаки. Сорвав наушники, он с яростью швырнул их на пол и, повернувшись спиной к стене, сел на пол и, обхватив голову руками, безумно уставился в точку в стене.
  
  Возвращение в бессознание
  
  Сознание Лехи то тухло, тог вспыхивало вновь, лицо доктора, державшего банку капельницы, то проявлялось четко и явно, то уходило куда-то, мутнело, отодвигаясь назад. Он уже не чувствовал боль, не слышал разговоры, он как-будто выходил из себя. Ему становилось то необыкновенно легко и хорошо, то боль с новой силой накатывала на него, выматывая, выкручивая все внутри ...
  Он смотрел на склонившихся над ним друзей и улыбался, они были рядом, здесь, с ним вместе, он чувствовал их тепло, заботу, свет зажигалки вспыхивал ярким светом, застилая все вокруг, перенося его далеко домой, к своей любимой Солнцевой, к морю, к ее улыбке, к ее теплым рукам. Теряя сознание, за спиной Сереги он увидел Катю в легком летнем платье, он попытался закричать, показать парням, чтоб они одели ее, ведь холодно, жутко холодно!!...
  - Боже мой, пацаны!!! Оденьте же ее! - но только смог поднять руку, указывая на нее. Она смотрела на Леху, улыбаясь всем своим конопатым личиком, привстав на носочки, выглядывая из-за грязных бушлатов дока и Шуфа. Ручеек слез тек по ее щекам и падал на грязный снег, растапливая его... Леха отключился и поплыл наверх, наблюдая себя сверху, ему было очень легко и спокойно, он видел парней, делающих ему искусственное дыхание, Галеева, добивающего с остервенением последний короб с лентой, Деда, набивающего магазин, и небо, такое голубое и красивое, такое свежее и свободное, какое бывает только дома, и море, свое Балтийское, голубое, нежное и бескрайнее. Он увидел Катюху, схватил за ее маленькую ручку, обнял, прижал к себе, закрыл глаза и провалился в счастье, такое свое, такое близкое. Они кружились, держась за руки, то в парке обсыпаемые желтыми яркими листиками, то на желтом горячем песке пляжа, догоняя друг друга. Он был счастлив, он был с ней, он чувствовал то, что называют химией в груди, он видел ее голубые глаза, ее белоснежную улыбку и то, ради чего мы живем на этом свете, ради мгновений чувства под таким иногда банальным названием любовь. И все было настолько реально и ощущаемо, тепло ее рук, биение их сердец и даже запах цветущих лип старинного немецкого парка. И он опять полетел, полетел над морем, над белоснежными ветряками на берегу, над своим любимым городом, над черепичными крышами, над бескрайней гладью моря, ощущая флюиды своей любимой, ощущая ее дыхание, ощущая ее нежную почти детскую любовь.....
  
  
  " Ольштын "
  
  - Представляете, девочки? Иду вчера со столовой, а ко мне этот, со второго курса, подваливает, и говорит Ира, давай встретимся!
  - Ну а ты что?
  - Ну конечно же я его отшила, - я ему говорю, нет, не получится, я на этой неделе занята.
   Сидя на стуле перед зеркалом и подводя карандашом брови, игриво вела с подружками диалог Тюрина. Именно в эту пятницу закадычные подружки Солнцева, Тюрина и Танька Белова решили посетить дискотеку ОЛЬШТЫН что на Ленинском, дабы отпраздновать начало сессии, ну заодно немного отдохнуть после трудной учебной недели. Собравшись в комнате у Катюхи и обсудив последние институтские сплетни, они начали приводить себя в порядок, наглаживая яркие кофточки и юбки, накладывая макияж, собрав перед этим в одну большую кучу все свои наличные для этого тюбики и баночки.
  - Ну и зря, Ирэн! Такой симпатичный мальчик! - сказала Белова, разглаживая раскаленным утюгом складки на выстиранной добела кофточке.
  - Кто? Он? Худющий как селедка. Я таких не люблю. Пацан должен быть УХ!
   С этими словами она повернулась к девочкам и, сморщив лицо, изобразила руками культуриста. Повернувшись назад и положив карандаш на тумбочку, взяв маленькую черную пудреницу, открыла ее и начала любоваться своим отражением в маленьком зеркальце.
  - А мне девочки высокие нравятся. Сильные, - прекратив на мгновение гладить и задумчиво посмотрев на потолок, сказала Белова.
  - Ага. Как физрук что ли? - подмигнув Солнцевой, игриво перебила ее Тюрина. С этими словами все засмеялись, вспомнив высоченного преподавателя по физической подготовке капитана Алдонина, постоянно красневшего при виде белокурой Беловой.
  -Да ну вас. Кто бы говорил, Ирина Станиславовна, - слегка обидевшись, выпалила Таня. Сама-то глазки майору с ТСП строишь.
  - Ну строю, ну и что? Он ничего еще даже.
  - Катюха, а тебе какие нравятся? - вешая поглаженную кофточку на плечики, спросила Белова.
  Все это время Солнцева сидела на диване, потягивая из кружки чай и уставившись в маленький телевизор, смотрела сериал.
  - А мне Лешка нравится! - не отрываясь от чая и сериала, ответила она.
  - Везет же Солнцевой! У нее любовь, а у нас, Танюха!? - расстроенным голосом, протягивая слова, сказала Тюрина.
  - Ой! Тюрина, успокойся! Любовь ей подавай! Вот сегодня в Ольштыне найдешь ее.
  - Найдет, найдет! - оживилась Солнцева, делая погромче звук телевизора.
  - Девочки, давайте новости посмотрим, может про наших чего скажут?
  - Солнцева, не будь параноиком. Ты каждый выпуск новостей смотришь. Как мой папа стала. Тот тоже постоянно в этот ящик уставится и давай нервничать: "Дерьмократы! Какую страну развалили!" Все там у Лехи нормуль, - присаживаясь на спинку дивана, припудривая нос и краем глаза посматривая в сторону телевизора, сказала Ира.
  Рассевшись на диване подружки стали внимательно вслушиваться в информационный поток, лившийся из телевизора. Ельцин, выборы, Хасбулатов и конечно же панда в токийском зоопарке, родившая вчера то ли тройню, то ли двойню.
  - Ну я же говорю, все нормально, - протянув руку в сторону телевизора и продолжая рассматривать себя в зеркало пудреницы, сказала Тюрина. Следующие слова диктора заставили ее прекратить свое занятие и внимательно вслушаться в сказанное.
  "А теперь по ситуации на Северном Кавказе. Бандформирования численностью до полутора тысяч человек продолжают блокировать в городе Гудермес здание комендатуры и вокзала. Идут затяжные кровопролитные бои в городе."
  С каждым словом диктора настроение Солнцевой падало, катилось вниз. Она с жадностью всматривалась в кадры документальной хроники с далекого Кавказа, горящего Гудермеса и комендатуры. Рассматривая каждое новое усталое, обгорелое войной лицо из репортажа военных корреспондентов, она искала свои, любимые и такие дорогие ей сердцу глаза и улыбку Лешки.
  "Ситуация в городе трудная, но мы ее контролируем. До настоящего времени помощь к осажденным не пробилась, но она идет, и завтрашнему дню город будет полностью освобожден. Это я вам обещаю", - докладывал ситуацию в городе седовласый генерал-лейтенант Голубец, отвечая на вопросы молодой журналистки в красной куртке.
  - А какие подразделения сейчас ведут бои в комендатуре Гудермеса? - наседала на него журналистка.
  - В настоящее время бои ведут сводные отряды ОМОНов и СОБРов из Вологды, Тюмени, Калининграда и других городов России, - спокойно, без суеты, докладывал генерал.
   Услышав это, Солнцева ахнула и, закрыв ладонью рот, застыла в ужасе, не зная, что вымолвить и что же ей дальше делать.
  - Ахренеть! Катюх, ты это, не реви только, - обняв подружку, с испугом сказала Тюрина.
  - Не буду, Ириш! Не буду, мне нельзя. Он сильный, с ним ничего не случится. Опустив голову и теребя край платья, почти шепотом вымолвила Солнцева.
  - Ну конечно, Катюх. Все будет о кей! Точно! - с напыщенной радостью почти выкрикнула Белова.
  - Ну что, на дискач идем? - обведя подружек взглядом и улыбаясь во весь рот, она встала в ожидании ясного для нее ответа.
  - Ну наверно? Катя, ты с нами? - спросила Тюрина, вглядываясь в опущенную голову Кати и почти срывающиеся на плач глаза.
  - Можно я не пойду, девочки, - прошептала Катя.
  - Ну как это, не пойдешь? Мы три недели, Кать, планировали. Ну, это же не повод чтобы умирать здесь?
  - А если он умирает? - выпалила она и пристально прилипла взглядом к глазам Иры. Томительное молчание повисло в комнате, и только тихое бормотание диктора про погоду в Испании нарушала его.
  - А если ему сейчас плохо? Мы же не можем быть суками? Неправда, Ира? Мне не может быть хорошо, когда Лехе плохо, - спокойно с сталью в голосе спросила Солнцева, пристально всматриваясь в подружку, пытаясь понять ее реакцию.
  - Делай, что хочешь, подружка, тебе виднее. Пошли, Танюха. Оторвемся по полной! - уже веселее, с игривыми нотками в голосе, пригласила Белову Тюрина.
  Обмотавшись шарфами, обе выпорхнули из общежития, и, заскользив по накатанному снегу на тротуаре, заспешили на остановку трамвая. Солнцева долго еще стояла у окна, провожая их взглядом и думая о чем-то далеком и личном, зябко кутаясь в подаренную мамой шаль.
  
  Валов
  
  Группа Краснодарского СОБРа в белых маскхалатах уже третий час пробивалась к комендатуре, высадившись с вертолета, доставившего их на гору к северу от Гудермеса. Чудом, без потерь, преодолев минное поле и выйдя к центру города, они оказались у одинокого придорожного рынка, занятого боевиками и используемого ими как некий контрольно-пропускной пункт. Прячась в тени опустевших торговых рядов, бойцы как летучие мыши передвигались от одного прилавка к другому, прикрывая друг друга по всем правилам военной науки. Полковник милиции Валов руководил группой, и хоть был он из Екатеринбургского СОБРа, для краснодарцев был своим человеком с непререкаемым для них авторитетом и командирской волей.
  Собравшись у предпоследнего прилавка, заваленного кучей пустых коробок из-под сигарет БОНД, собровцы наблюдали за группой боевиков, гревшихся у костра, сидя на стульях и мирно беседовавших о чем-то на нерусском языке.
  - Арабы! - сплюнув в снег, сказал Валов, не прекращая наблюдения за моджахедами.
  - Как пробиваться будем, Григорич? - спросил его один из офицеров, также пристально наблюдая за противником и озвучивая витавший у всех в воздухе вопрос.
  В том месте, где горел костер и грелись люди с гранатометными выстрелами за спиной, дорога от рынка сужалась, подпертая двумя многоэтажками, и перейти ее незамеченными в этом месте было практически невозможно.
  - Не знаю парни, сейчас решим,- шепотом разрядил напряжение Валов.
  - "КАШТАНА" не потеряли там?
  - Да нет, вон он за коробками прячется, - сказал боец, показывая на сидящего на корточках и внимательно всматривающегося в темноту офицера в зеленой афганке.
  - Вот чудак! На вокзал ему нужно видите ли. К Омарам..., - пожимая плечами, продолжая наблюдать за костром, сказал Валов.
  - Значит так! В бой вступаем в крайнем случае, если нас заметят, нам точно хана! Дорогу переходим здесь, авось, за своих примут, они тоже в маскхалатах. Если что, крошим их всех и бегом к тому зданию без крыши. Всем понятно?
  - Понятно, - ответило несколько тихих голосов из темноты.
  Переглянувшись и перекрестившись напоследок, вся группа встала во весь рост, нагло вышла на дорогу и несмотря на горевший всего в полусотне шагов костер и сидевших за ним боевиков энергично стала переходить дорогу.
  Арабы, услышав шорох за спинами, нервно вскочили и, направив в сторону краснодарцев стволы, щелкнув предохранителями, начали всматриваться в темноту и силуэты переходящих дорогу людей.
  - Эй! - окликнул их рослый араб с густой бородой, замотанный в арафатку, - Ас коджаи? - задал он вопрос на фарси и прицелился в оказавшегося на дороге подполковника Блинова в зеленой армейской "Афганке".
  На секунду было замешкавшись, Блинов , в эфире "КАШТАН", поднял правую руку в приветствии и как ни в чем не бывало, ответил:
  - Салам уалейкум. Ист гахе гект Ар!
  Чуть было не открыв стрельбу и свое местоположение, группа Валова нервно держала на прицеле всех боевиков у костра, готовая в любую секунду открыть огонь на поражение.
  - Мамну, - ответил араб и, махнув рукой, повернулся к костру и продолжил вести беседу с опустившими автоматы моджахедами.
  Перебежав дорогу и собравшись за стеной какого-то разрушенного прямым попаданием снаряда дома, Валов, подсев к тяжело дышащему Блинову, с удивлением спросил.
  - Серега, что там было? Ты о чем с ним говорил? Ты по ихнему знаешь?
  Блинов, сидя на земле и вцепившись в цевье автомата, тихо дрожал и, сглатывая густую слюну, шепотом ответил:
  - Да так. Справился, как поживает его мама?
  - Бля, я серьезно? - недовольно нахмурился Валов.
  - Он спросил, откуда мы. Я ответил, с жд вокзала, - стуча зубами от перенапряжения ответил Блинов.
  - Ну, а он? - Продолжал дальше допытываться кто-то из группы.
  - Он сказал, что туда лучше не ходить, - закончил рассказ подполковник.
  - Бояться, суки. Значит, вокзал еще держится, - процедил сквозь зубы Валов.
  - А откуда ты арабский-то знаешь?
  - Да не знаю я его. В Ханкале разговорник у связистов почитал вчера, - отчитался Блинов.
  - Ладно. Посидели и хватит. Значит так, через два квартала комендатура, я сейчас попытаюсь связаться с Серегой Голубевым из Вологодского ОМОНа, чтобы нас запустили. Вытащив радиостанцию, и настроив нужный канал, Валов вышел в эфир.
  - "Голубь - Валу". "Голубь - Валу". Как слышишь меня, Голубь? - несколько раз запросил он комендатуру. Через несколько минут в эфире послышался недоверчивый голос Сергея Голубева.
  - Голубь на связи.
  - Голубь, это- Вал. Поставь чайку для гостей. Как понял меня.
  Динамик станции на какое-то время замолчал, вероятно переваривая непонятную для обороняющихся информацию.
  - Голубь, не понял, чаем напоишь? - переспросил Валов.
  - Напою, Вал. Ждем вас, - ответил собеседник на том конце радиоволны.
  - Конец связи, Голубь, - выключив рацию и указав направление дальнейшего движения, группа, рассредоточившись, поскользила дальше вдоль стен домов и остатков когда-то деревьев.
  Добежав до угла здания, из-за которого открывался вид на погрызанную со всех сторон комендатуру и черные ящики сгоревшей техники, командир еще раз собрал всю группу для последних, перед заходом в здание, распоряжений.
  - Котельников и Понамарев, забор комендатуры видите? - спросил он, показывая в свете вспыхнувшей осветительной ракеты кусок разбитого перед комендатурой забора.
  - Да, Григорьич.
  - Вы пойдете первыми, закрепитесь там и прикроете нас. Накапливаемся там. Когда наши дадут коридор, одним рывком заходим к комендатуру. Надеюсь всем понятно?! Сейчас выйду на Голубя, запрошу коридор.
  Опять вынув из кармана радиостанцию, Валов снова вышел в эфир, наблюдая за молчавшим черным зданием.
  - Голубь - Валу. Голубь - Валу. Прием.
  - Голубь на связи. С кем говорю, - проснулся голос с той стороны.
  - Это Вал, Голубь, - повторил полковник.
  - Не знаю никаких Валов, - не верил Голубев.
  - Голубь, это Вал с Урала. У тебя крыша поехала что-ли? - нервно прошипел Валов.
  - У меня много друзей с Урала, - невозмутимо ответил недоверчивый голос из станции.
  - Хрен с тобой, Серега. Мы сейчас придем к тебе чай пить. Встречай.
  - Чай еще не готов. Подождите.
  Не услышав последних слов, Валов опустил тангенту станции и дал команду Котельникову и Понамареву броском занять позицию у кирпичного забора.
  Добравшись до забора и как это позволяла местность рассредоточившись, командир группы, не желая получить пулю от своих же, еще раз попытался выйти на такую близкую уже комендатуру.
  - Голубь - Валу. Прием.
  - Голубь на связи, - оживился эфир.
  - Слышишь голубь, ты с кем в Ебурге в баню у Наташки ходил?
  - Не знаю я никаких Наташек. Мало ли куда я ходил, - продолжала не верить комендатура.
  Крепко выругавшись и ударив кулаком об стену, Валов стал в голове перебирать различные варианты разрешения сложившейся ситуации.
  - Григорьевич, слушай, пусть свяжутся с Ханкалой, спросят как зовут "Каштана", - с улыбкой на лице сказал подползший Блинов. На мгновение задержав на его лице взгляд, Валов в очередной раз поднял к губам радиостанцию.
  - Голубь - Валу, прием.
  - На связи.
  - Дорогой, свяжись с Ханкалой, запроси как зовут "Каштана". Должны ответить Сергей, он со мной. Как понял меня? - устало передал полковник.
  - Командир, время. Засекут нас, - с тревогой спросил подползший к Валову лейтенант Котельников.
  - Без тебя, лейтенант, знаю. Лучше посмотри, видишь кучку дохляков у канавы, если меня глаза не подводят у них там "Горюнов" стоит? Сгоняй, приволоки его, если живой.
  Котельников, уточнив направление движения в свете догорающей осветительной ракеты, ползком прополз метров тридцать до придорожной канавы и, перекатившись в нее, оказался в компании двух синих замерзших трупов. Два молодых боевика, окоченев уже как пару дней, лежали в обнимку с новеньким пулеметом Горюнова. Так и не успев выпустить ни одного патрона, оба получили по пуле в голову, отправившись на небеса в неуютный, морозный декабрьский денек. С трудом оторвав от скрюченных пальцев трупа коробку с лентой и схватив пулемет за ручку, Котельников поволок его к стене.
  Слишком долго, слишком много времени прошло с тех пор, как группа заняла оборону в сорока метрах от комендатуры в ожидании команды на заход. Заметив движение, боевики выпустили одновременно несколько осветительных ракет, осветив прижавшихся к забору собровцев. И мгновенно зимняя ночь как будто взорвалась миллионами светлячков, летящих со всех сторон в одном направлении. Разбитые дома, набитые боевиками, просыпались один за другим и с остервенением поливали свинцом небольшой пятачок земли, где, вжавшись в снег, отстреливались с таким трудом дошедшие до пункта назначения парни.
  - Голубь - Валу. Парни, мы заходим, прикройте нас! Мы не можем ждать! Что вы там чешетесь, МАТЬ ВАШУ! - уже заорал Валов в радиостанцию.
  - Леня, заходите! Это Голубь! Справа от вас будет пролом в стене. Мы вас прикроем, там вас ждут.
  Валов, окончательно вырубив станцию и заряжая трофейный пулемет, скомандовал:
  - Слушай мою команду. Прямо, тридцать метров вдоль забора, пролом в стене здания. Нас там уже ждут. Бегом марш! - развернув пулемет и подняв прицельную планку, он начал бить короткими очередями по замеченным на балконе вспышкам стреляющего оружия.
  - Жрите, суки! Твари проклятые! - орал полковник, дожигая ленту бронебойных патронов, постоянно оборачиваясь и контролируя отход группы.
  - Командир, пошли! Мы крайние, - перекрикивая надрывное гавканье пулемета и выпуская из подствольника последнюю гранату, сказал Котельников.
  - Лейтенант, ты что, приказ не слышал? Бегом в комендатуру, я прикрою.
  На мгновение, задержав на полковнике взгляд, лейтенант начал отходить к пролому в стене. Добив последние патроны и подхватив лежавший рядом автомат, Валов посмотрел в сторону отходящего Котельникова и, встав из-за щитка пулемета, получил сильнейший удар, сбивший его с ног. Огненные трассы вошли в грудь, опалив сердце и душу Валова, потухнув, вышли наружу.
  Упав на землю, Леонид Григорьевич успел последний раз посмотреть в сторону спасительных стен и, улыбнувшись, погас как свеча, по инерции источая тепло уже мертвого тела.
   Котельников и Понамарев, схватив тело Валова за кисти рук, потащили в сторону проема в стене, пригибаясь от шлепавших по земле и кирпичной кладке пуль.
  Ввалившись в здание и уложив полковника на пол, они начали судорожно искать в нем признаки жизни. Вырванные пулями из куртки куски белого, обгорелого по краям ватина медленно впитывали в себя кровь и дымились, становясь темно красного цвета. Пощупав на шее пульс, доктор, молча закрыл ему глаза и, скрестив его руки на груди, глубоко вздохнул и о чем-то задумался, продолжая на корточках сидеть у тела. Котельников и Понамарев, подняв Валова с пола, переложили его на принесенные кем-то носилки и, сняв шапки, накрыли его куском брезента.
  Вбежавший в комнату Голубев упал перед носилками на колени и, бросив на пол автомат, медленно откинул край брезента с лица мертвого Григорьевича. Молча посмотрев на убитого друга, он дико завыл, опустив голову и упершись руками в пол. Стоявшие вокруг бойцы, молча сняли с себя сферы и шапки и, опустив головы, играли желваками на давно небритых лицах.
  
  Освобождение
  
  Собрав в своей штабной комнате командиров отрядов, комендант, получив от них обобщенные данные о положении и количестве потерь, закурив, доложил обстановку на ближайшее утро:
  - Ну что, товарищи офицеры. Положение у нас, мягко говоря, складывается критическое. Раненые, как Вы знаете, начали потихоньку умирать, все наши попытки пробиться из окружения, увы, провалились. Поэтому либо нас завтра, сегодня, - поправился он, - освободят, либо будем пробиваться окончательно, обведя сосредоточенные и усталые лица офицеров, он продолжил:
  - Сейчас я выйду на Ханкалу. Дырчик взорвался, поэтому радиообмен совсем ограниченный, бережем батареи. Посмотрим, что нам эти мудаки ответят, и по результату будем решать.
  Зашевелившийся народ согласно закивал головами и с какой-то надеждой все посмотрели на радиостанцию и ловко управляющимся с ней "КАШТАНА".
  Подойдя к станции и, взяв в руку переговорное устройство, еще раз оглядев напряженных командиров, Пак вышел в эфир:
  - Второй - Крепости. Второй - Крепости.
  - Второй на связи. Крепость, ты чего на связь не выходишь, - тревожно затараторил Второй.
  - Второй, у нас батареи сели. Что с деблокированием? - зло бросил в трубку комендант.
  - Парни, продержитесь еще до 12 часов. Колонна уже выходит. Мы собрали все, что можно.
  - Второй, у меня трехсотые уходят. Вы нас три дня назад обещали вытащить.
  - Крепость, чехи уходят. Просят коридор. До двенадцати, Крепость. С утра будет артиллерия и авиация работать, вывесите белые флаги по углам, чтобы вас не накрыли, а к двенадцати броня должна пробиться. Как понял меня?
  - Понял хорошо, Второй, - с заметной радостью в голосе ответил Пак.
  - Все! Тогда до связи. До двенадцати, парни.
  Выключив питание радиостанции и отпустив тангенту, комендант затушил сигарету и повернулся к сидящим в комнате:
  - Итак, все слышали?
  - Они там что, совсем гоняют? - возмутился Бусловский. Мы сейчас простыни вывесим, а черти подумают, что мы сдаемся. Это как, Сергеич?
  - Твои предложения, - сухо оборвал его Пак.
  - Там в актовом зале шторы красные есть, нарвем и вывесим.
  - Принимается. Займешься этим. Остальным к утру подготовиться к прорыву, все, что не сможем унести, подготовить к уничтожению. Понятно?
  - Куда убитых сносить, товарищ полковник? - с грустью спросил командир Тюменского СОБРа.
  - Убитых сносим на первый этаж, собираем в комнату, где вованы и Валов лежат. Еще вопросы?
  - Кассеты можно с кем-нибудь передать в Ханкалу на связь?
  Все повернулись и посмотрели на стоящего в проеме капитана с камерой в руках, жадно снимающего все происходящее.
  - Какие кассеты? А!? Свои? - Как будто что-то вспомнил комендант.
  - Жень, нахер это все нужно, - с улыбкой спросил он у оператора, который изо дня в день как тень шнырял из одного крыла здания в другое, снимая своей любительской камерой происходящее. Были моменты когда он, путаясь в ногах, получал большую порцию крепких, матерных выражений и улыбок в объектив.
  - Ну как зачем? А дети? - задумавшись, ответил он.
  - Какие дети? - удивился комендант.
  - Наши, Сергеич,- опустив камеру, стыдливо посмотрел он на Пака. Они должны это видеть, своим детям про нас рассказать.
  - Дети. - с грустью и тоской в голосе процедил комендант, на минуту задумавшись.
  - Так! Херни на неси! Сам отвезешь! Все, не обсуждается! Если нет вопросов, все по местам.
  Загромыхав табуретками, и живо обсуждая итоги совещания, командиры заспешили к своим отрядам довести до людей поступившие добрые вести.
  Бусловский бодрыми, широкими шагами почти бежал в правое крыло, раздавая пока еще в голове задачи и распоряжения. Пройдя актовый зал и еле разглядев в свете самодельных свечек куски красной ткани, валяющиеся на полу среди различного хлама, он вошел в коридор и уперся в плотно стоящих своих бойцов со снятыми шапками и опущенными головами.
  - Чего тут? - расталкивая всех локтями, крикнул он.
  - Леха умер,- кто-то тихо сказал.
  - Как умер. Вы чего парни? - выпалил он и, растолкав всех, увидел носилки у стены, тумбочку с двумя тоскливо горящими свечками на ней и Бровковича с закрытыми глазами. Он как будто просто заснул, просто прикрыл от всего этого ужаса глаза. Рядом с ним на табуретке с неразлучным пулеметом тихо плакал Галеев, опустив голову, и сняв с нее вязаную шапочку.
  Бусловский сел рядом с носилками на корточки и, схватив Леху за рукав куртки, с болью в голосе процедил:
  - Ну что же ты, Лешка? Завтра все закончится. Лех, ну что же ты так? - и сжав с силой в кулаке свою шапку, застучал об край носилок. Встав и посмотрев на умиротворенное лицо Алексея, Вилорий запустил руку к себе за пазуху и, вытащив оттуда краповый берет, нагнувшись, положил его на грудь Бровковичу.
  - Значит так, парни! Сегодня к двенадцати нас обещали вытащить, поэтому сейчас слушай мою команду..., - с этими словами он передал информацию, полученную на совещании, раздал необходимые распоряжения и, похлопав Галеева по плечу, заспешил в актовый зал.
  Холодное, туманное утро разбудило округу шипением и гулкими хлопками разрывов снарядов ствольной артиллерии, бившей откуда-то с севера из-за холма. Обвешав здание комендатуры кусками красной материи, весь личный состав, тревожно озираясь при каждом близком разрыве, стаскивал на первый этаж все ценное, что могло быть взято с собой. Два доктора руководили стаскиванием со всех концов раненых, попутно делая им перевязки из последних запасов бинтов, и прикрикивая на срочников, помогавшим им переносить лекарства от одних носилок к другим.
  С каждым часом интенсивность огня боевиков затухала, переходя то в вялые перестрелки в районе детского сада, то в одинокую дуэль снайперов в левом крыле.
  Включив на прием радиостанцию, Пак с нетерпением ждал выхода в эфир командира танковой группы, шедшей со стороны Грозного и завязавшую бой уже на подходе к ж/д вокзалу.
  - Крепость, я - Сто пятый. Крепость, я - Сто пятый. Как слышишь меня? - внезапно появился голос танкиста.
  - Сто пятый, Крепость. Слышу тебя отлично, - с радостью в голосе почти закричал Пак, вырвав из рук Блинова трубку.
  - Мы в квартале от вас, встречайте. Вижу движение в окнах здания напротив, прикройте.
  - Давай, парни! Прикроем сейчас, - выпалил комендант и, бросив трубку, помчался к окну высматривать долгожданную колонну.
  Окутанные молоком тумана два Т-72 в сопровождении БТРов и БМП вынырнули почти у самых въездных ворот комендатуры и, задев кирпичный забор ворвались во двор, заполняя собой все пространство. Немного постояв с заведенными движками и крутя в разные стороны стволами, вся кавалькада ожила, открывая люки и выпуская наружу озиравшихся по сторонам людей в форме. Им навстречу с опаской и неуверенно со всех сторон начали выползать до чертиков уставшие и небритые защитники комендатуры. Закинув за спину оружие и улыбаясь широченными улыбками, они стали обнимать гостей, хлопая их по плечам и крепко сжимая ладони. Кто-то стрелял у приехавших сигарету, кто- то жадно пил свежую воду из фляги, а кто-то молча стоял, опершись об холодную броню БТРа и, о чем-то улыбаясь, думал.
  Открыв остатки входных дверей и поддерживая забинтованных раненых, все стали грузить их в БТРы и БМП, накрывая сверху синими армейскими одеялами. Оба доктора бегали от машины к машине, раздавая последние указания насчет их транспортировки, лечения. Когда все трехсотые были под защитой брони, настал черед погибших. Их аккуратно выносили и складывали в два ряда справа от входа в комендатуру. Грязные ботинки и землянисто-серые руки выбивались из-под накинутой на них материи и просто курток, лежащих на лицах убитых. Все улыбки мгновенно исчезли, и только глаза, наполненные болью и тоской, могли выдать в людях их переживания и тоску. Галеев и Святогор, отпихнув плечами двери, вынесли тело Бровковича и, поставив носилки на землю, поправили лежащий на груди у него берет.
  Со всех концов двора и этажей здания к погибшим начали стекаться ребята и уже через несколько минут сто с лишним человек, вскинув в воздух стволы своего оружия, молча, салютовали погибшим, меняя магазин за магазином, отдавая последнюю почесть лежащим здесь героям.
  - Спасибо Вам, парни! Мы будем помнить Вас! Память о Вас не умрет в наших сердцах,- просто и лаконично произнес комендант, успокаивая комок, внезапно подкативший к его горлу.
  
  Продолжение жизни.
  
  - Филиал , равняяяяяяясь! Под знамя смиирррноо!!!- протяжно скомандовал зычный, годами натренированный голос.
  - Ррравнениеее на середиинууу!
  Заместитель начальника Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД полковник Чугунов , лихо взяв под козырек, четким строевым шагом пошел навстречу своему начальнику полковнику полиции Векленко.
   - Товарищ полковник , личный состав Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД по случаю приведения к Присяге х сотрудника Органов внутренних дел Российской Федерации курсантов 1 курса построен. Заместитель начальника филиала полковник полиции Чугунов, - точно, без запинки отрапортовал заместитель по воспитательной работе.
  - Здравствуйте, товарищи! - с энергией в голосе поприветствовал замерший в строю институт. Полную тишину строя нарушали лишь щебечущие птицы и приятный шепчущий звук полыхавшего на ветру знамени.
  Глубоко набрав в легкие воздуха, полторы тысячи человек с оглушительным ревом, четко, слегка проглатывая окончания, ответили командиру:
  - Здра Жела тов полковник!
  И опять тишина воцарилась над строем, слегка надавливая на уши гостей и родных, гордо и с умилением смотрящих на происходящий церемониал.
  Подойдя к микрофону и сказав приветственное слово, полковник распорядился привести молодое пополнение к присяге. Офицеры в белых перчатках и надраенных до блеска медалях зачитывали фамилии стоящих перед ними совсем еще молодых парней и девчонок, только-только прошедших курс молодого бойца, но полных гордости и решительности. Их новенькие АКМы поблескивали вороненой сталью и придавали, как им казалось, еще больше серьезности и значимости в глазах их близких и родных.
  - Курсант Абросимов, - зычно зачитывал из списка приводимых к присяге курсантов подполковник полиции Щеглов с Медалью ордена ""За заслуги перед Отечеством"" на груди.
  - Я, - отвечал розовощекий парень из первой шеренги и, услышав команду: Для принятия присяги ко мне шагом марш!, прижав к груди автомат и чеканя шаг, подходил к капитану. Тот, отдав ему красную папку с текстом присяги, внимательно вслушивался в слова, сказанные курсантом.
  - Курсант Бровкович, - зачитал из списка очередную фамилию офицер.
  - Я, - ответил высокий худощавый парень, широко улыбаясь и постоянно посматривая на соседний взвод, принимающий присягу рядом. Зацепив взглядом красивую, курносую девчонку с двумя косичками, выбивающимися из-под форменной пилотки, он заспешил на доклад к подполковнику.
  - Курсант Воронина, - прозвучала фамилия из соседнего строя, и курносая девчонка с двумя выбивающимися из-под форменной пилотки косичками зашагала навстречу заветному тексту в папке.
  Высокий худощавый парень, слегка помедлив и дождавшись, когда курносая девчонка, развернувшись, встанет лицом к строю с открытой папкой на руках и, улыбнувшись, посмотрит на него, начал громко и со всей присущей ему ответственностью читать заветный текст присяги.
  
  - Я, Алексей Бровкович, поступая на службу в Органы внутренних дел,
  торжественно присягаю на верность Российской Федерации, и ее народу....
  
  Каждое слово, произнесенное из присяги, великим чувством проникало в Алексея, переполняя его чувством Долга и ответственности. Заученные наизусть слова еще вчера казались просто текстом на бумаге и большой красивой формальностью, но уже сегодня, держа в руках настоящее боевое оружие и вглядываясь в пламя вечного огня, полыхавшего перед стелой памятника погибшим гвардейцам при штурме города-крепости Кенигсберг, где проходила присяга, он начал осознавать торжественность и важность всего происходящего с ним в этот день. Он вспомнил свою мать, прижимающую его к груди, дядю Витю Галеева, по - отцовски треплющего его за волосы и, конечно же, своего Отца - Бровковича Алексея, с улыбкой смотрящего на него с кадров старой видеопленки.
  - Служу России , служу Закону, - торжественно закончил Алексей, повернувшись кругом, отдал капитану папку и в очередной раз, чеканя шаги, вернулся на свое место в строю.
  Закончив ритуал приведения к присяге молодого пополнения, и сказав несколько напутственных слов, начальник института с явным удовольствием скомандовал "К торжественному маршу", и ровные ряды курсантов, отбивая из асфальта хрустящие звуки одновременно чеканящих шаг сотен ног, поплыли мимо генерала, ветеранов и нервно ждущих своего часа родных и близких.
  Команда "Вольно разойдись!" прозвучала как гудок спасательного буксира в открытом море. Тысячи человек в одно мгновение сорвались со своих мест и, смешавшись, начали поздравлять друг друга, обнимаясь и целуясь.
  Леха Бровкович, встав на носочки, взглядом искал в толпе Катю Воронину, нервно крутя головой в разные стороны. Не найдя ее, он вытащил мобильный телефон, набрав номер, начал слушать идущие из него монотонные гудки. Нахмурясь и начиная слегка нервничать, он почувствовал теплые и нежные ладошки, которые аккуратно обхватив его сзади, закрыли ему глаза. Он улыбнулся, взяв ее руки, повернулся и с улыбкой сказал:
  - Кэт, ты где лазишь? Погнали, я тебя с мамкой познакомлю, - с этими словами он схватил руку девушки и потащил ее в сторону лавочек, стоящих во внутренней части памятника погибшим гвардейцам.
  - Мам, ну как мы прошли? - улыбаясь, спросил Алексей у красивой женщины лет сорока с виду.
  - Хорошо, сынок. Вы были самые лучшие, - ответила она, вытирая краешком платка слегка мокрые глаза.
  - Мама, я хочу тебя познакомить со своей девушкой. Ее тоже зовут Катя, представляешь? Катюх, иди сюда! - позвал Воронину Леха, подтащив за руку к матери.
  -Здравствуйте, Екатерина Андреевна, мне Лешка про Вас рассказывал, - улыбаясь своим конопатым лицом, выпалила с гордостью она.
  Посмотрев на детей грустным взглядом, Екатерина Андреевна Солнцева обняла их и, улыбнувшись, сказала:
  - Берегите себя, детки. Нет ничего ценнее на этом свете, мои дорогие, чем жизнь и любовь.
  
  
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  Я, подполковник милиции Банников Петр, записавший это повествование о героизме, боли и великом русском самопожертвовании, погиб таким же холодным декабрьским утром 2000 года в городе Грозном, но это уже другая грустная история. Ну а тогда, мы победили, выдержали несмотря ни на что, мы остались людьми, не упавшими на колени, не просившими пощады и снисхождения. Победили и мы, вернувшиеся с той войны живыми, и те, кто остался лежать на холодной броне, ледяном снегу под грубым куском брезента, те, кто отдал самое ценное на алтарь победы - свою молодую жизнь. Пройдет время, но боль утрат, горечь поражений и приторный вкус побед навсегда останется в наших сердцах.
  В наших жилах течет кровь наших отцов, их идеалы, победы и поражения, их боль и страдания, гордость и сострадание. Мы живем так, как завещали нам те, кого уже нет с нами, но которые живут в нас, наполняя наши сердца и душу самыми главными понятиями на земле: Долг, честь, отвага, любовь к Родине.
  Проходят столетия, пролетают годы, но герои остаются на нашей земле, продолжая дело наших ушедших отцов и дедов. И мы, оставшиеся на этой земле и продолжающие их дела, не должны забывать их подвигов и потерь, жить на благо своего народа и страны. Ну, а если придет наш час, умрем с гордо поднятой головой, не склонив ее перед страхом и тиранией, не уподобившись тем, кто рыдает и просит дать им возможность прожить на коленях еще хотя бы один день, одну секунду. Презирай смерть и, вернувшись домой героем, будь достоин крови наших отцов.

Оценка: 7.42*20  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023