Глава 1

"Сидеть и не вылезать!". Так сказал Дядькаколька, но он уже очень долго не возвращается. А Миша очень устал сидеть в темноте в промерзшем погребе. Еще три дня назад, когда грохотало так, что земля тряслась, он считал погреб самым уютным местом на земле.

А потом, когда все вокруг затихло, Дядькаколька полез наверх. Вернулся через час с известием - "укры" отошли от города. Мише не нужно объяснять, кто такие "укры".

Потом они переночевали в погребе и сегодня утром Дядькаколька вышел ненадолго, потом сообщил Мише, что направится в центр за какой-то "гуманитаркой". И еще он сказал, мол, слышал, что в центре можно зарядить телефон.

"Странно, - думает Миша, - как можно зарядить телефон, если света в городе нет уже очень давно?".

А сидеть уже мочи нет. И по-маленькому очень хочется!

И не стреляют же уже!

Миша решается осторожно вылезти. Он буквально слушает воздух. Пахнет порохом, дымом и еще чем-то, едва уловимым. Но не смертью. Как она пахнет, Миша знает - сладковато. А это что-то другое. Неуловимо знакомое из прошлой жизни.

Он выходит из дома. С опаской рассматривает округу. Ох, как же здесь все изменилось. Когда его привел сюда Дядькаколька, разрушенных домов было куда меньше! Теперь же целых домов по пальцам пересчитать можно. И Миша считает. Да, он видит целых домов по количеству пальцев на одной руке и домов с выбитыми окнами - еще три.

- Малой, ты чего вылез?! - раздается сзади.

Миша едва не юркнул назад, в спасительный погреб. Но голос-то, голос знакомый! Он оборачивается, и вправду - стоит Дядькасергей. На плечах тот держит три здоровенных толстых доски. Дядькасергей охотно объясняет:

- Вот, с "укровского" окопа снял, им они теперь не нужны, а гвардейцам - тем более. А нам сейчас всякая дровина в жилу.

Миша соглашается.

Вдруг раздается выстрел. За ним еще и еще. Миша сжался, но судя по тому, что Дядькасергей спокоен, угрозы нет.

- Это ополченцы "укровские" автоматы разряжают. А где Колян? - интересуется Дядькасергей.

- За какой-то гуманитаркой в центр пошел. Дядькасергей, что такое "гуманитарка"?

- Гуманитарная помощь. Если попроще - там, в центре, есть возможность еду получить и лекарства, - объясняет тот.

- Еда! - лицо Миши расплывается от улыбки.

- Ну, ты рот-то прихлопни, знаешь, сколько там народу?! Хорошо, если Колян в очереди сегодня достоит, - осаживает его Дядькасергей. - Ладно, я побрел домой, а ты никуда не уходи, слышишь! Дождись Колю!

Миша согласно кивает, но мысленно он уже в центре города: надо помочь Дядькекольке, он же хромает после ранения.

И Миша отправляется в путь. Сперва по дороге никого не встречается. Миша даже рад этому, потому что его сразу погонят домой.

Дорога в рытвинах, воронках и битом стекле, дома зияют выбитыми окнами.

А вот и появляются люди, Миша их не знает, да и люди бредут, не замечая пацана. Взгляд их сосредоточен, движения четкие.

Миша идет долго. У него уже устали ноги, но людей становится все больше и многие из тех, что идут ему навстречу, тащат сумки или везут на "кравчучках" какие-то особенные пакеты.

Наконец, Миша в центре, возле трехэтажного здания - Управления. Миша видит огромные палатки, куда заходят люди. Рядом стоят мужчины в белых накидках, на которых изображен большой красный крест.

Что-то громко тарахтит, по звуку - как трактор. Миша подходит ближе и видит странные устройства с моторами (это они тарахтят!), от которых отходят провода и подсоединены они к штукам с пятью розетками. В эту штуки вставлены зарядки от "мобилок". Трубок очень много. Миша внимательно их изучает: надеется увидеть "мобилку" Дядькикольки. Но не находит и решает идти дальше.

Он доходит до здания магазина. К нему выстроилась огромная очередь. Но люди стоят спокойно, без ругани. Миша проходит вдоль очереди и уже возле самого магазина радостно вскрикивает: вон же Дядькаколька стоит. Подбегает к нему.

- Дядькаколька, а нам еда достанется?!

Дядькаколька смущенно озирается, а люди вокруг... хохочут. Но смеются, и это видно, от души.

- Эй, пропустите мужчину вперед, а то малому тушенки не достанется! - кричит пожилая женщина.

Очередь опять взрывается смехом, Дядькукольку действительно пропускают вперед и он, крикнув Мише, что бы тот дождался его возле палаток, исчезает внутри магазина.

Он послушно возвращается к палаткам.

- Маша, жива?!

Миша оборачивается на крик и видит двух теток, которые плача обнимают и целуют друг друга.

"Фу, ладно бы мужик тетку целовал, это понятно!", - размышляет Миша и вдруг замечает группу ополченцев возле костра. А рядом с ними - вот удача! - сидит Светка.

Он бежит к подружке, которую не видел больше месяца.

- Света, привет!

Светка вскакивает и обнимает Мишу. Тот смущенно отодвигается. Лицо у Светки чумазое, вместо куртки - какое-то мятое пальто.

Со Светкой надо говорить аккуратно, у нее плохо с нервами стало после того, как она видела сгорающую в пламени сарая Катю - свою старшую сестру.

- Папа за гуманитаркой в очереди стоит, а меня вот, ополченцы погреться позвали, - рассказывает она.

- О, вот и дружок Светкин появился! - это густым басом говорит один из бородатых ополченцев. - Малой, бутерброда с тушенкой хочешь?

Хочет ли Миша бутерброда?! Но с незнакомыми людьми нужно вести себя вежливо, это всегда говорила мама.

При воспоминании о маме, опять защемило сердце, и предательски задрожали губы. Миша шмыгает носом.

- Ну, ты чего сопли распустил, ты ж мужик, - обращается к нему другой ополченец. - Держи бутерброд, сейчас чаю сделаем.

- Как у тебя дела? - спрашивает Светка, - Еще не забыл, что мы с тобой должны на парикмахера учиться?

Откровенно говоря, Миша забыл, но все равно согласно кивает. Он очень рад увидеть Светку - она не просто его соседка по дому, а лепшая подруга, как когда-то, еще до войны сказал папа.

Но и папы больше нет...

Миша согрелся у костра, его разморило после вкусной еды. Да, теперь он понимает, что за запах унюхал, выходя из дому - так уют и покой пахнут. И Миша готов сидеть у костра весь день и всю ночь. Просто смотреть на мирный огонь, слушать ополченцев и не бояться смерти.

- Мишаня, вот ты где? - из полузабытья его выводит возглас Дядькикольки.

- Ты почему так долго? - Мишка пружиной подскакивает к нему.

- А ты, смотрю, у гвардии прописался! - смеется Дядькаколька.

- Да, взяли его на довольствие, а что - ест мало, говорит мало. Выгодный воин получается, - шутят военные.

- Да там еще внутри очередь - не дай БожЕ, - рассказывает Дядькаколька. - Ну что, есть у нас хлеб, тушенка, сгущенка, айда домой - пировать будем, на костре чаю заделаем!

Они неспешно бредут по дороге. Дядькаколька начинает сильно хромать и Миша едва ли не силой забирает у него часть гуманитарки.

- Ох, старый я уже становлюсь, Мишаня, - сетует Дядькаколька.

Через неделю Дядькаколька пришел домой воодушевленный.

- Миша, в общем, транспорт налаживается и решил я тебя к своим родычам в Ростов, в Россию отправить. Через границу тебя переведу, а там Соколовы встретят. Надо тебе, парень, учиться. Нехрен здесь в ближайшее время делать. Тут для взрослых уйма работы, а детям дальше жить надо, а не по развалинам лазить да окопам - укровские нычки находить.

Миша смущенно опускает глаза долу: позавчера его поймали ополченцы в одной из траншей. Он искал автомат. Надавали ему подзатыльников, потом объяснили - еще не все разминировано, а он в археологи, гляди ты, попался. Миша рыпанулся было объяснить, что автомат ему для дела нужен - за мать с отцом! Но потом смолчал - взрослым все равно ничего не докажешь.

И на поездку в Ростов согласился. Ничего, придет еще его время.

Он сидел в салоне автобуса и через окно пожирал взглядом знакомые и незнакомые улицы. Затем они выехали за город, автобус набирал ход и тут в лобовом стекле он заметил странный памятник - весь словно искусанный, а поверх буквы. Но прочесть успел лишь первые - ДЕБА...

Глава 2

- Ха! Сами себя разбомбили, теперь помощи просят!

Олегу 17 лет и он - волонтер, третий день на дежурстве в палатке по сбору гуманитарной помощи для жителей Донбасса. Палатка установлена возле шумного (как и положено в Крыму) городского рынка, и только что мимо палатки прошла дама с хихикающим от ее шуток дедом. Процедив взглядом Олега и принесенную неравнодушными горожанами одежду и обувь, дама выносит свой полнометражный по уровню мещанства вердикт:

- Ха! Разбомбили все у себя сами, а теперь помощи просят!

Олег молча сносит насмешку. Руководитель их группы Лариса Игоревна предупреждала неоднократно: Крым хоть и вошел в состав России, но люди, которые считают эвакуированных с Донбасса жителей "понаехавшими", испортившими всем жизнь, регулярно встречаются.

Да, через каждые 100 метров можно купить российскую "симку" МТС. Однако мещанство интернационально. Это ржа, которая разъедает не тело, но душу. Кормить вышеуказанную мещанку ответными репликами не рекомендуется - все равно она останется при своем мнении.

Олега потрясает количество тех, кто делом или просто добрым словом поддерживает его или друзей, которые дежурят в подобных палатках. У него уже есть знакомые горожане, которые в течение дня подходят поздороваться, обматерить Порошенко, просто рассказать, как проходит их день, узнать новости с луганских и донецких фронтов.

Но в конце беседы, - и эта традиция имеет разную форму, но одинакова по сути - Олега пожимают руку, хлопают по плечу и просят: "Держитесь!".

"Мы держимся!", - думает Олег. Он уже свободно оперирует рублевыми ценами в магазинах и на рынке. Освоил две специальности - регулировщика машин на парковке и розничного продавца в продуктовом киоске. Он ходит по крымскому городу без опаски, но любой громкий звук все равно вызывает стресс. Один раз Олег позволил себе прогулку с плеером. Больше не смог.

Они приехали сюда чуть более трех недель назад. После очередной, особенно громкой луганской ночи, которую семья Олега пережидала в подвале, мать решительно заявила: "Все, уезжаем! Переждем войну в Крыму. Я думаю, что это ненадолго".

Собственно, им несказанно повезло: проведи они в Луганске еще пару дней, и остались бы там уже запертыми в блокаде. Олег к отъезду отнесся спокойно и даже поддержал мать, а малышня так вовсе была безумно рада перспективам жизни у моря. Мать перешерстила интернет, распланировала весь маршрут и, казалось бы, вот она - Россия!

- Квота приема беженцев в Крыму закрыта! - сотрудник российского ФМС отнесся к их судьбе участливо, но непреклонно. - Разумеется, вас никто не выгоняет, поможем с расселением в лагере беженцев, но оформить статус беженца в Крыму вы уже не сможете.

У матери задрожали губы:

- Что ж нам, обратно возвращаться?

- Нет, что вы! Я просто объясняю, что вы не сможете оформить статус беженца в Крыму. Отдышитесь, здесь, успокойтесь. А там посмотрим, чем мы сможем вам помочь.

Он был сама любезность, причем, его любезность была не фальшивой: самолично обзвонил несколько лагерей, выяснил, где есть свободные места, помог донести вещи до своей машины и отвез их на автовокзал.

- Вон ваша маршрутка, - показал он рукой. - Скажете, что вам нужно выйти на храме. Оттуда до лагеря - рукой подать. Возле самого моря жить будете, детвора!

Детвора радостно загалдела. Глядя на них, мать заметно смягчилась.

- Давайте, дети, залезайте в маршрутку! Вам, - она протянула руку "фэмээснику", - большое спасибо!

А затем порывисто обняла его.

- Да ну что вы! - мужчина реально стушевался. - Рад вам помочь!

Они вышли на остановке, о которой им говорил сотрудник ФМС. Вдоль проезжей части выстроились многоэтажки. Был вечер, во дворах на площадках резвились дети, гуляли мамы с колясками, куда-то спешила группа смеющихся подростков. Мир не сжал семью Олега в своих сочувственных объятиях, а продолжал жить своей, вполне мирной жизнью.

Олег взял две самых тяжелых дорожных сумки, еще одну взяла мать, малышне отдали их рюкзаки.

- Ну что, двинулись. "Фэмээсник" сказал, что это недалеко! - предложил Олег.

Они шли по незнакомому городу. Смеркалось, все больше светилось окон, все меньше становилось в округе прохожих.

- Извините! - Олег понял, что они рискуют блукать еще неизвестно, сколько и остановил идущего впереди парня. - Не подскажете, как до лагеря беженцев дойти?

Тот оглядел их.

- Беженцы? - спросил он.

- Да, - ответил Олег.

- А откуда?

- Из Луганска.

- А у меня тетка родом из Краматорска, - почему-то обрадовался парень.

- Краматорск от Луганска далеко, - терпеливо объяснил Олег.

- Да? - изумился парень. - Ну ладно. Как там в Луганске?

Олег вздохнул - происходящее даже ему, 17-летнему, незнающего о термине "сюрреализм", представлялось чем-то чудовищным. Сзади заныла Наташка: "У меня ножки болят!".

- В Луганске война. Так что, покажешь, как до лагеря дойти? - повторил Олег.

- Ну, пошли, - заявил парень. - Нам по дороге.

Они прошли метров 200, затем парень сказал, что ему нужно заглянуть в магазин. Через минуту он вышел с банкой "слабоалкоголки" и преспокойно затеял беседу с каким-то ровесником, что стоял возле магазина.

Олег, мать, Ленка и Наташка робко стояли на тротуаре. Напомнить о себе было как-то неловко. Парень тем временем начал что-то горячо доказывать своему собеседнику. Он словно забыл о существовании тех, чьей судьбой был так озабочен совсем недавно.

- Слушай, мне очень неудобно, но ты можешь нам показать дорогу, мы сами дойдем! - обратился наконец-то Олег к проводнику.

- Да, вот дальше по дороге идите! - парень махнул рукой куда-то в глубину улицы и сообщил своему давешнему собеседнику. - Беженцы. Из Луганска.

Тот посмотрел на Олега.

- Из Луганска? Как там?

- Там убивают! - "рубанул" Олег и вернулся к семье.

Оказалось, что пока он общался с парнем, мать остановила пожилую женщину, которая в итоге не просто показала дорогу к лагерю, но и самолично провела их до самых ворот. А по дороге еще и успокаивала Наташку, которая уже явно выбивалась из последних сил.

В лагере их встретили свои люди, такие же измученные, спаянные общим горем. Им никто не начал задавать каких-то вопросов, а показали комнату для жилья. Потом отвели в летний душ, а после - в лагерную столовую. Женщина Элла разогрела им нехитрый ужин. "Вы извините, что только гречка и хлеб, утром придете на завтрак - покушаете по-человечески" - она произнесла это таким извинительным тоном, что мать не выдержала и расплакалась. Следом разревелась Наташка, захлюпала носом обычно сдержанная Ленка.

Элла обняла их.

- Теперь все будет хорошо, родненькие!

Через час малышня и мать крепко спали. Олег еле слышно достал из своей сумки сигареты - при матери курить он стеснялся. Вышел на улицу. Где-то совсем рядом, чуть ли в двух шагах рокотало море. Он уселся на лавочку. Глубоко затянулся. И понял, что если не насовсем, то на некоторое время все будет действительно хорошо.

Через три дня он решительно подошел к руководителю лагеря беженцев. Собственно, жили они на территории детского оздоровительного лагеря, где был директор. Но у беженцев был свой руководитель - харизматичная, боевая женщина лет 55-ти. Все ее звали уважительно Ларисой Игоревной и похоже никто даже не помышлял о фамильярности в ее адрес.

- Лариса Игоревна, - обратился к ней Олег, - бездельничать сил больше нет. Слышал, вы можете посоветовать с трудоустройством?

Та как-то странно посмотрела на Олега - с уважением во взгляде что ли...

- Есть какая-то рабочая специальность? - уточнила.

- Нет, только школу закончил, - признался Олег.

- Хреново, - вынесла вердикт Лариса Игоревна. - Ладно, регулировщиком машин сможешь работать?

И он работал на рынке регулировщиком машин - помогал водителям поставить свое авто на свободную стоянку, командовал выездом автомобилей при сложном трафике. Работа была, в принципе, несложной, но изнурительной - нервы, жара, пыль, нервы, крики, жара, нервы. Олега хватило на неделю. Потом соседка по лагерю помогла ему устроиться продавцом в ларек. Здесь Олег честно отработал четыре суточные смены. Но потом просто испугался, когда в средине ночи обнаружил себя спящим за прилавком, по которому сквозняк разметал купюры из кассы. Он судорожно собрал все деньги, пересчитал их, облегченно вздохнул, а утром пришел к начальнице и попросил расчет.

Рассчитали Олега неохотно: работал он честно, воровать еще не научился и планировал никогда это дело не начинать.

В итоге он вновь обратился за помощью к Ларисе Игоревне, и та направила его работать в группу по сбору гуманитарной помощи.

Там Олегу нравилось, дежурство в гуманитарной палатке он рассматривал, как попытку внести вклад в дело помощи землякам. По большому счету все в лагере беженцев говорили и думали об одном: что там, дома? Олег считался одним из наиболее информированных о положении дел в ЛДНР, поскольку практически бесплатный интернет от "Лайфа" давал возможность сидеть в "Вконтакте".

- Да вы на них гляньте! Разбомбили все у себя сами, а теперь помощи просят!

Олег проследил даму взглядом и вернулся к телефону: он нашел бесплатную точку "вайфая" и только угроза полной разрядки аккумулятора вынуждала его выходить из Сети.

Вечером, после душа, когда он сидел на своей, теперь уже облюбованной лавочке, к нему внезапно подошла мать. Олег при виде матери нервно попытался было выбросить сигарету, но та успокаивающе положила ему руку на плечо:

- Кури! - сказала она. - Отец твой так и бросил, хотя умер от другого. Поймешь, в чем беда сигарет, сам бросишь. Я вот чего думаю, Олежка: уезжать нам надо отсюда.

- Куда, в Луганск? - изумился он.

- Нет, как я слышала, в Луганске еще очень опасно. По программе переселения, на материк поедем?

- Мам, - смутился Олег, - в таких вещах ты главная.

- Нет, сына, - твердо возразила мать. - Ты нас кормишь, ты - главный. Я вот посоветоваться с тобой хочу: домой ехать опасно, здесь для крымчан тоже мы, в общем-то гости. Они, конечно, хорошие люди, но не жить же нам в лагере вечно. Да и не получится вечно - "миграционки" скоро закончатся. А по программе переселения выдается статус беженца, а там глядишь, и гражданство оформим. Поедем, а?

Через неделю они уехали в Нижний Новгород.

Глава 3

Она категорически отказывается надевать пальто.

- Бабушка, у меня классная куртка, зачем мне это пальто?! - Марина уже нервничает, споря с бабушкой. Та продолжает гнуть свою линию.

- Куртка короткая, попу едва прикрывает. А на улице уже холодно, - бабушка непоколебима.

Марина, в принципе, понимает, что бабушка права. Но ведь и ей - не пять лет. Она уже взрослая, она знает войну. И еще: все девчонки в классе ходят в куртках. Она одна будет в пальто, над ней станут смеяться.

- Бабушка, ты ничего не понимаешь! Ты уже старая! - Марина срывается на крик. - Я все родителям расскажу, как ты надо мной издеваешься!

Бабушка пораженно отступает.

- Зачем же ты так, внученька? - у бабушки дрожат губы. - Я ведь только добра тебе желаю...

- Не надо мне желать добра, бабуля! - резко бросает Марина, разворачивается и идет к выходу.

На рынке еще немноголюдно. Немногие продавцы, дрожа от холода, танцуют перед прилавками. Там, в основном, крупы. И еще сигареты. Пачками сигареты люди покупают не так активно, как поштучно. А когда-то рынок был богатый, там продавалось все, даже бананы. Марина очень хочет бананов, но мама говорит, что они теперь нескоро появятся.

Марина взрослая, она понимает: это все из-за войны.

- Спасибо, что хоть чем-то торгуют, - говорит папа.

Даже когда Луганск сильно обстреливали, папа все равно выходил из погреба. Приносил овощи и хлеб. Однажды принес банку молока.

- Со Станицы привезли, - сообщил он маме.

Молоко было вкусным. Марина никогда не думала, что молоко может быть таким вкусным. А мама смотрела на нее и плакала.

Возле магазина стоят ополченцы. Тихо курят, что-то обсуждают между собой. Ополченцы - люди особенные. Марина помнит, как они еще летом мчались в маршрутке под вой сирены воздушной тревоги, а прямо на проезжей части она увидела здорового такого ополченца, который держал на плече странного вида трубу.

Она спросила у папы, что держит ополченец. Папа сказал: "Пэзээрка". Марина поняла, что это какое-то оружие.

Уже во время блокады на их улицу приехала машина с двумя ополченцами, они раздавали людям воду. Мама с папой тогда набрали три больших пластиковых бочки, и папа целых три дня не ходил за водой. Еще и соседям раздавали.

Марина была рада, что папа оставался с ними, потому что когда папа уходил за водой, мама плакала.

Она недавно рассказал об этом своей подружке Наташке. Та сказал, что мама плакала потому, что папу могла убить мина.

Наташка не врала, она знала, что такое прилет мины. Но никогда не рассказывала подробно. А Марина не спрашивала: не хочет человек рассказывать, значит так надо.

Она видит, как прямо улице обнимаются две пожилых женщины. Ей интересно и она останавливается неподалеку, слышит, о чем говорят женщины.

- Ты когда приехала?

- Да вчера буквально, вот, вышла - не могу дома сидеть. Поеду к матери на квартиру хоть узнаю, цел ли дом.

- А где были? В России или...

- Та конечно в России!

Спрашивающая почему-то заметно облегченно вздыхает.

- Ну а вы тут как? - это уже интересуется та, которая была в России.

- Да ну как, просидели всю блокаду в подвале. До сих пор по улице хожу и себе не верю.

- Да ну перестань! Уже ж не стреляют.

- В Луганск может и не прилетает, а по окрест - все продолжается.

- Ох, ты ж батюшки! Какое скотство, а?!

- И не говори, Дмитриевна! Ладно, побегу я.

И они расходятся.

Марина проходит То Самое Место. Прямо на То Самое Место наступать нельзя, его нужно обойти. Марина не знает, что здесь случилось. Однажды, еще Тем Летом, когда родители не с нею не прятались в погребе, она проходила здесь и увидела лужу крови, вмятину в асфальте и кровавые ошметки одежды. Наташка сказал, что туда скорей всего "прилетело" и кто-то погиб.

Марина боится этого места, ей все время кажется, что сюда опять "прилетит" и "прилетит" как раз, когда она проходит рядом. Поэтому она всегда То Самое Место обходит стороной.

Вот и школа. Здесь еще видны окна без стекол, но ремонт продолжается и директор, Марина сама слышала, обещала кому-то по телефону, что "за два дня закончим".

В классе холодно. Но Нина Васильевна сказала, что отопление вот-вот будет.

Учебный день проходит быстро. Скоро начнет смеркаться. У Марины сегодня пять уроков. На большой перемене она рассказывает Наташке о своем споре с бабушкой.

- Согласись, я права?! - говорит она Наташке.

- Бабушку ты обидела! - решает та.

Марина начинает с ней спорить, потом звенит звонок, потом снова уроки. А потом Наташку она больше в тот день не видела. Наверное, та сильно обиделась тоже и ушла, не попрощавшись.

Марина идет домой. Снова обходит То Самое Место, проходит по рынку.

Дома почему-то тихо. Она заходит, вешает куртку в прихожей. Разувается.

- Бабушка, я дома! - кричит она. - Что на ужин?

Внезапно из зала выходит мама. Странно, она же должна быть на суточных. Мама говорит, что она специально дежурит сутками, потому что тогда меньше нужно платить за проезд. А денег мало, потому что маме на работе не платят, а папа работает за какую-то идею. И за эту идею ему тоже ничего не платят, поэтому мама часто ругает папу. О, кстати, и папа дома! А почему мама такая заплаканная и какая-то потемневшая?

Мама подходит к Марине и крепко-крепко ее обнимает.

- Бабушка умерла! - говорит мама.

Марина смотрит на папу и тот кивает головой. Папа тоже сам не свой. Он таким не был даже когда попал под обстрел летом. Он тогда ходил за водой. Когда папа наконец-то вернулся, он долго обнимал их с мамой, а мама просила больше никогда не ходить "за этой долбанной водой". А бабушка сидела рядом, как-то странно покачивалась и постоянно говорила одно и то же слово: "фашисты".

Но ведь вода уже дома есть! И в город не "прилетает"! Почему же папа такой?..

И тогда Марина понимает: бабушка действительно умерла. Она горько, навзрыд плачет, потому что никогда не сможет больше извиниться перед бабушкой за свой гадкий поступок. И никогда никому об этом не расскажет.

Глава 4

Девчушка бежала вдоль берега, смешно увязая ступнями в пляжном песке. Всего за четыре дня она успела побронзоветь, "сбросить" городскую блеклость кожи, набраться силенок в борьбе с приливами. И снова радовалась маленьким открытиям. Вот и сейчас спешила изо всех сил к отцу.

- Папа, там лебеди прилетели! - восторженно, еле переводя дыхание, сообщила девчушка папе, а заодно и группе женщин, среди которых он находился.

- Красивые? - уточнил папа.

- Изумительно красивые. Я думаю, они - пара! - высказал догадку ребенок.

- А почему ты так думаешь? - скрывая улыбку, спросил отец.

- Папа, всем известно, что у лебедей самые крепкие семьи! - убежденно заявила девочка. - Можно я к ним близко подойду?

- Конечно можно, только не спугни.

Получив согласие, девчушка убежала обратно.

- Вот и успокоилась твоя... - констатировала одна из женщин. У нее были волосы "ежиком", а голос - классического курильщика, в день уничтожающего по три пачки сигарет. Впрочем, теперь Марина уменьшила свою норму до полутора пачек: с деньгами плохо.

- Думали, что успокоилась, но вчера заслышала салют и под одеяло спряталась: думала - обстрел, - сказал мужчина, не отрывая влюбленного взгляда от бегущей дочери. - Кое-как уговорили выйти на улицу и самой убедиться. Она никак не поверит, что мы далеко от войны.

- Светка вчера тоже полночи носом шмыгала и на улицу курить бегала, - вспомнила другая женщина, Катерина. Она только что вышла из моря и сейчас выкручивала свою роскошную копну черных волос.

- Что-то случилось? - обеспокоенно спросил мужчина. Он и его семья в группе являлись новичками.

- Та там такая паршивая ситуация, - вмешалась Марина. - У нее дочь к "нацикам" ушла и мать "заложила", мол, та - ярая сепаратистка...

- Ну, по укровским законам, в общем-то, правда! - уточнила Катерина.

Все саркастически улыбнулись.

- По укровским законам все, кто не уехал на Украину - сепаратисты. Хорошо, Светке наши люди позвонили, предупредили. Она за час успела собраться и выехать из города, - продолжила Марина. - С дочкой у них давно разлад, но внука Светка просто обожает. А дочь звонит ей постоянно и сообщает, что она его больше никогда не увидит.

На пляж шумной ватагой зашла цыганская семья: пятеро детей и мать. Она что-то громко приказывала детям, но те, при виде моря, просто визжали от восторга. Так что даже говори мать по-русски, все равно ее было не понять.

- Вот кому хочется позавидовать, - вздохнула Катерина. - Мы тут "киснем", а им и война нипочем...

- Откуда они? - поинтересовался мужчина.

- Да позавчера с вокзала привезли, - Марина всегда была в курсе событий. - Говорят, что с "Крамахи", но по документам - из Славянска. Хотя сами подумайте: когда цыгане на одном месте сидели?

- Ромка, - обратилась к мужчине доселе молчавшая женщина по имени Галина, - все забываю спросить: вы-то сами откуда.

- Да луганские они, я ж тебе рассказывала! - вмешалась Катерина.

- Ты мне про других луганских рассказывала, те, которые по Программе уезжать собрались, - заспорила Галина.

- Что за Программа? - спросил мужчина.

- Программа переселения, - пояснила Марина. - Местные власти по согласию отправляют в Россию, на поселение.

- Нет, - твердо ответил мужчина. - Как Луганск из-под блокады "вырвут", мы сразу - домой.

- А, если не "вырвут", вдруг эта война на годы? - спросила Галина. - Здесь-то ведь тоже долго не просидишь...

- Вырвут, - убежденно сказал мужчина. - Если бы не дети и беременная жена, я б не уезжал вообще.

С пригорка лагеря раздался призыв:

- Дежурные, в столовую! Через час - ужин!

- Пошли, Ром, - со вздохом обратилась к мужчине Катерина. - Сегодня народу больше, чем вчера. Беженцев много привезли.

- Наташа, - позвал дочь мужчина. - Будешь в столовой помогать?!

- Конечно, папа! - отозвалась девчушка. - А мы долго еще в лагере беженцев пробудем? Я очень хочу с этими лебедями подружиться!

- Подружиться, я думаю, ты успеешь, - улыбнулся отец.

... Группа пошла по направлению к лагерю. Невдалеке качалась на волнах лебединая пара. Цыганская семья с хохотом бесилась в волнах. Мерно шумело приливами море.