ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Лебеденко Владимир Николаевич
Ранение

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.22*9  Ваша оценка:
  Ранение.
  
  Война ранит ВСЕХ, кто в ней участвует.
  
  Странная штука человеческая память. Прожитые дни, словно песчинки сквозь сито, просеиваются через наше сознание. Обыденные и серые быстро забываются, бесследно исчезая в закоулках мозга, ничего не затрагивая в душе. В то время как яркие моменты жизни "застревают" в этом сите, и мы всегда помним этот день, как бы порой ни хотелось его забыть. Одна такая "песчинка" до сих пор сидит в моей голове - 17 июня 1986 года...
  
  Тяжело дыша от стремительного броска, мы стояли, прислонившись к глинобитной стене по обе стороны проема в дувале. Я - справа, Саня Пикурин - слева. Пот бежал по спине ручьем, сердце бухало в висках словно молот. Адреналин неимоверными дозами выбрасывался в кровь организмом, натянутым как струна и ожидающим команды "Вперед!". Но... Ребристое тело гранаты, перелетев через стенку, глухо шмякнулось в пыль в паре метров от нас.
  - Саня, граната!!!
  
  Судьба-злодейка неумолимо начала свой отсчет отпущенного нам с СанькОм времени. А было его всего-то секунды четыре - пока горит замедлитель в запале. А точнее уже три, если учесть время полета гранаты через дувал.
  Тик-так: взгляд влево - Саня, что есть сил, рванул за угол дувала.
  Тик-так: взгляд вправо - в эту сторону бежать некуда, везде глинобитные стены.
  Тик-так: заскочил в проем дувала, а там, на земле, лежит, поджидая свою жертву, другая граната, готовая в любой миг разродиться сотней смертоносных осколков.
  Тик-так: выскочил из проема и, пригнувшись, ожидая в любой момент взрыва, что есть мОчи вслед за Пикуриным.
  
  До армии приходилось читать воспоминания фронтовиков, когда в каких-то критических ситуациях время вокруг человека, не понятно по каким причинам и под воздействием чего, как бы замедляется, и ты за доли секунды совершаешь то, на что в реальности ушли бы минуты, наблюдая за происходящим, как в кино замедленного действия. Никогда бы не подумал, что самому, на собственной шкуре, придется испытать подобное. Уже много позже, анализируя этот случай, вновь и вновь прокручивая в памяти случившееся, раз за разом убеждался - ну не мог я за три секунды проделать все это.
  
  Взрыв прогремел, когда мы уже заворачивали за угол дувала. В первые секунды ничего не почувствовал. Лишь позднее, сидя, прислонившись спиной к стене, и наблюдая, как подоспевшие ребята, режут на мне "песочку", накладывают повязки, начала проступать боль. В спину угодил всего один осколок, спасибо родному РД - защитил, как смог. А вот ногам досталось по полной программе. Нашпиговало их металлом, как хорошая хозяйка гуся яблоками. Получил свою порцию и дружок мой Саня, правда, в меньшей степени. Подошла БМПэшка, и нас загрузили в десантные отсеки. Ротный санинструктор, заглянув в кормовой люк, поинтересовался, как мое состояние и нужен ли мне укол промедола. Я отказался, но спустя какое-то время, когда стала отходить горячка событий и боль накатила нестерпимой волной, все-таки попросил его сделать мне инъекцию обезболивающего. Достав из аптечки лекарство, сняв колпачок и чуть сдавив тюбик пальцами, чтобы выпустить воздух, он прямо через одежду сделал мне укол в плечо. Через минуту стало полегче. Спустя несколько дней его самого привезут в госпиталь в Джелалабад, где мы будем лежать. На боевом выходе в горах, шагнув в СПС, мина оторвет ему ногу чуть ниже колена. Вот они превратности войны: сегодня ты кого-то вытаскиваешь раненого, перевязываешь, колешь промедол, а завтра - уже тебе, разорвав зубами прорезиненную оболочку ППИ, накладывают бинты. И это в лучшем случае, а в худшем - полетишь ты домой к мамке с папкой "грузом 200". И закончится для тебя эта война. Навсегда.
  
  БМП "летела" по грунтовой дороге, чтобы побыстрее доставить нас в Асадабад, в расположение отряда. Но как, ни гнал механик-водитель, попасть в этот день в госпиталь, нам было не суждено. "Вертушки", несмотря на ясную погоду, почему-то не прилетели. А наша местная санчасть - комнатка в саманной избушке - была не предназначена для проведения операций. Медик отряда Валера Шкуратов, проведя осмотр и вколов противостолбнячную сыворотку, сказал, что повязки наложены правильно, и больше ничего он сделать не может - остается только терпеть и ждать эвакуации в госпиталь. Нас положили в тенечке под деревьями за санчастью на берегу канала. Ребята из группы принесли поесть, а вечером перенесли в роту. Только на следующий день, уже ближе к обеду, мы услышали долгожданный стрекот винтов.
  
  Вертолетчики, приземлившись в Джелалабаде на площадке госпиталя 66 ОМСБр, передали своих пассажиров уже ожидавшим санитарам с носилками, быстро доставившим нас в приемное отделение. Для осмотра нужно было снять повязки. Но бинты, почти за двое суток, прошедших с момента нашего ранения, намертво присохли к рваным осколочным ранам. Молоденькая медсестричка, совсем еще девчонка, чтобы хоть как-то облегчить наши страдания, принялась отмачивать их фурацилином. Подошедший врач, накричав на нее: "Что ты с ними возишься?!", рывками начал сдирать грязные от крови и пота бинты. Из закушенных губ выступила кровь. Но кричать было стыдно, нельзя перед женщиной показывать свою слабость, тем более спецназовцу. Когда закончилась эта экзекуция, и санитары повезли нас на каталках в рентген-кабинет, можно было вволю постонать, и даже тихонько произнести крепкое словцо. Как ни странно, это помогало.
  
  А потом была операция. Без наркоза. Медсестра, ассистировавшая хирургу, закрепив в зажиме половинку обычного лезвия, сбрила волосы вокруг ран и обильно смазала эти места йодом. Врач, обколов мышцы новокаином, начал колдовать надо мной. Пока он обработал первые две-три раны, лекарство стало отходить, и я попытался сказать ему об этом. На что он бросив: "Терпи, солдат!", как ни в чем, ни бывало, продолжал свое дело. Лежа на кушетке, стиснув зубы от боли, я наблюдал, как медик режет мое тело. Он иссекал рваные края ран, копался в них какими-то инструментами, время от времени бросая вынутые осколки в стоящий у меня на груди эмалированный лоток. Зашивать меня в этот день не стали, лишь вставили в раны резиновые жгутики и наложили асептические повязки. Напоследок, сделав укол, хирург сказал:
  - Что смог, я тебе вытащил. Все доставать - так ноги расковыряю, мало не покажется. Если жив останешься, потом в Союзе удалишь.
  "Успокоенный" его словами, то ли от укола, то ли от перенесенной за эти двое суток боли, я стал "проваливаться" в какую-то яму.
  
  Очнулся уже в реанимационной палате, не помня, как меня снимали со стола, как везли из операционной, как укладывали на кровать. Над головой тихо жужжал кондиционер. Создаваемая им прохлада, навевала спокойствие и умиротворение. Казалось, что ничего и не было. Но стоило только пошевелиться, и боль вернула меня в реальность. Нестерпимо хотелось повернуться на бок, но это было невозможно. Теперь несколько дней придется лежать только на спине. Через какое-то время зашел медик, померил температуру и сделал пиницилиновую пробу на аллергию. На следующее утро медсестра принесла костыли, поставила укол с антибиотиком и отправила на перевязку. Кое-как докандылял до перевязочной. Благо, что она находилась в этом же модуле, рядом с палатой. Врач снял повязки и осмотрел мои раны. По всей видимости, остался доволен, что нет нагноения:
  - Ну, что, батенька, если так дело пойдет, то скоро вытащим жгуты и будем зашивать.
  Так оно и получилось - через пару дней резинки убрали, наложили швы, а меня перевели в общую палату. Место в реанимации нужно было освобождать для вновь поступающих раненых. Война собирала свой урожай.
  
  В первые сутки нахождения в госпитале организму от перенесенных испытаний было не до отправлений естественных надобностей. Но уже на следующий день плоть восстала и потребовала своего, а, проще говоря, сводить ее в туалет. Наличие костылей причисляло меня к разряду "ходячих" больных, поэтому "утка" не полагалась. У ребят узнал, что заведение типа "сортир", в виду отсутствия канализации в модуле, находится примерно в сотне метров от хирургического отделения. Делать нечего, пришлось топать, потому как естество поджимало и уже начинало булькать в ушах.
  
  Шкандыбая на костылях под палящим афганским солнцем, обливаясь пОтом, с забинтованными ногами и с повязкой на спине, эта сотня метров показалась мне не одним километром. Проковыляв мимо инфекционного модуля, огороженного колючей проволокой и с часовым на воротах, наконец увидел вожделенный объект. Это было обычное дощатое сооружение над ямой, выкопанной в каменистой земле. Добравшись до него я понял, что начинается "вторая часть Марлизонского балета". Теперь нужно было умудрится на негнущихся ногах и с осколком в спине как-то приспособиться на "очко" - дырку в полу. Скрепя зубами от боли, проклиная вся и всех (начиная от строителей этого туалета и заканчивая Апрельской революцией), раскорячившись, как та корова в бомболюке, я кое-как примостился над отверстием. Это сейчас, по прошествии многих лет, вспоминаешь свои приключения в госпитале с улыбкой, а тогда, право слово, было не до смеха.
  
  Примерно через неделю нас с Саней перевели из общей палаты в палатку для выздоравливающих, стоящую рядом с модулем. Организмы были молодые, здоровые, поэтому все заживало, как на собаках. Хотя лечение заключалось в ежедневных перевязках, смазывании ран зеленкой и уколах антибиотиков утром и вечером. Через несколько дней, на очередном осмотре, врач снял швы, а еще через неделю нас выписали совсем. Переночевали в находящемся неподалеку управлении 15-й отдельной бригады СпН, к которой относился наш 334 ооСпН, а утром с одним из офицеров улетели в Асадабад.
  
  Спустя год, летом 1987 года, один из осколков на левом бедре начал выходить наружу. По всей видимости, от постоянных нагрузок мышцы выдавили его под кожу. Мы в это время находились на выезде и стояли в базовом лагере на берегу водохранилища Дарунтской ГЭС, что неподалеку от Джелалабада - шерстили "духов" в Мехтерламской "зеленке". Отпросился у своего взводного Вадима Матюшина и на попутном БТРе добрался до уже знакомого госпиталя. Объяснил ситуацию, мол, так и так. Врач, не долго думая, обработал бугорок на ноге йодом и без всякой анестезии рассек кожу скальпелем. Захватил зажимом кусочек металла и вытащил его наружу. Зашив рану и наложив повязку, сказал:
  - Через недельку подойдешь к своему медику, пусть снимет швы. Свободен.
  Спустя пару часов на том же самом БТРе я возвращался в лагерь.
  
  Несмотря на все злоключения и приключения, связанные с госпиталем за время службы в Афгане, я благодарен военным медикам, за то, что они спасали наши жизни, порой рискуя своими. А жесткое, порой даже жестокое отношение к раненым, скорей всего обуславливалось спецификой нашей службы и происходящими событиями. Шла война, слишком много было раненых и убитых. И если близко к сердцу воспринимать боль каждого, сочувствовать ему, сострадать, наверное, можно было сойти с ума.
  
  P.S. Выписка из военного билета: "В связи с множественными слепыми осколочными ранениями левого бедра, верхней трети правого бедра, поясницы полученными в период службы в войсковой части п/п 83506, находился непрерывно на излечении в медроте войсковой части п/п 93992 (г.Джелалабад, ДРА) с 18 июня по 30 июня 1987 года".
Оценка: 7.22*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023