ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Лебеденко Владимир Николаевич
Мы возвращались с войны.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.80*5  Ваша оценка:
  Мы возвращались с войны.
  
  Вернулись мы, хотя остались там.
  Уж двадцать лет как дома, и не дома.
  И снятся нам Кунар и Митерлам,
  Кто воевал, тому это знакомо.*
  
  Осень 1987 года. Позади полтора года службы в Афгане. Чего только не было за это время! Постоянные боевые выходы, "духовские" обстрелы, тяготы и лишения армейской жизни, которые предписывалось Уставом нам стойко и мужественно переносить, кровь, пот, грязь и боль. Боль от потери друзей, что оставили свои молодые жизни за идеалы никому не понятной Апрельской революции, за безумные идеи Кремлёвских стратегов, забросивших нас в эту дикую страну. Кому нужна эта война? Кто и как объяснит матерям, за что погибли их сыновья? Эти полтора года не только закалили, ожесточили, сделали непримиримыми к любой несправедливости и фальши, но и научили любить и ценить жизнь по-настоящему. А еще были за это время красота афганских гор и долин, низкое ночное небо с россыпью самоцветов звёзд, новые друзья, гордость за успешные операции и радость за своих товарищей, что все-таки выжили в этой "мясорубке".
  
  Наконец, 29 сентября - долгожданный приказ о демобилизации. За номером 261, подписанный министром обороны СССР генералом армии Д.Язовым. В каптёрке у Маляренко на полках уже ровными рядами стояли пластиковые индийские дипломаты, складные сумки "Монтана", висели ушитые парадки и начёсанные шинели. Уезжая почти на месяц под Суруби, на наш крайний боевой выход, который нам напоследок обеспечило командование, так сказать, в виде "дембельского аккорда", мы мечтали только об одном - чтобы все эти вещи дождались возвращения своих хозяев. Ведь именно там, в Чёрных Горах, в апреле 86-го погибли ребята, которым оставалось до дома всего пару недель.
  
  Отправки "дембелей" начались в начале ноября. Естественно, каждый хотел попасть в первые партии, в надежде встретить ноябрьские праздники уже дома. Каждый день, ближе к обеду, из штаба прибегал посыльный со списком и зачитывал фамилии тех, кому суждено было улететь сегодня. Счастливчики начинали собирать вещи. Кто ещё не успел - записывали адреса сослуживцев в блокноты или на парашютиках от осветительных ракетниц, мысленно подгоняя время, иногда замирали, прислушиваясь, не слышен ли знакомый рокот "вертушек" - только бы прилетели, только бы не подвели, родимые. Но больше всего не повезло механикам-водителям БМП, им "светило" увольняться самыми последними - нужно было дождаться замену, передать технику и только потом домой.
  
  Седьмого числа отправки не было, так как во время советских праздников, моджахеды всегда активизировали свои действия, горЯ желанием сделать нам "подарок", и поэтому, чтобы лишний раз не подвергать военнослужащих опасности, действовал приказ о запрещении полетов и движении колонн в эти дни. Свою фамилию в списке убывающих я увидел только 9 ноября. Но всё, что ни делается - всё к лучшему. Во-первых, мы пятеро друзей - я, Саня Пикурин, Олег Озеров, Серёга Косачёв и Андрюха Савченко - попали в одну отправку. А во-вторых, как потом оказалось, те ребята, что улетели перед 7 ноября и так радовались, что скоро будут дома, застряли в Кабуле. И все праздники провели на пересылке, ожидая, когда дадут "добро" на полёты. Нет, уж лучше ещё пару деньков в своей казарме, ставшей почти родной за это время, чем в холодной палатке Кабульского пересыльного пункта.
  
  До вечера, когда прилетят "вертушки" нужно было уладить кое-какие формальности с документами. Пошёл в штаб. Сначала у "секретчика" (начальника секретной части) подписал бумагу о не разглашении сведений, потом у писаря получил свой военный билет и, наконец, у начфина документы на получение в Союзе билета на проезд и денежной компенсации за полтора года службы в Афгане. Вот тут выяснился один любопытный факт - оказывается, за мной всё еще числится "песочка" и что с меня удерживается её стоимость в столькИ-то кратном размере, а в денежном выражении равная 75-ти рублям. Та самая "песочка", рваная и окровавленная, которую резали на мне ребята, чтобы снять. Та самая, которую старшина роты старший прапорщик Зенин должен был списать, но почему-то не сделал этого. Да Бог с ними с этими деньгами, тем более что с учётом компенсации за ранение всё равно оставалось где-то рублей триста, и я готов был отдать их все, только бы побыстрее домой.
  
  И вот - построение на плацу, осмотр формы одежды, замечания, которые необходимо устранить до отлёта, если не хочешь уехать в последнюю очередь, затем торжественная речь, слова благодарности от командования отряда и пожелания счастливого возвращения домой. А когда из динамиков раздался марш "Прощание славянки", это была самая наилучшая и желанная музыка для нас. Потом крепкие объятья и рукопожатия с теми, кто ещё оставался служить, и вот мы уже на БТРах минуем КПП, мост через канал и выезжаем в город. Ехать недалеко. Справа проплывают дуканы Асадабадского базара, закрытые по случаю уже позднего времени. Вокруг ни кого, только одинокий пёс, трусивший, опустив голову, нам на встречу, словно очнувшись от спячки и увидев своего заклятого врага, со свирепым лаем бросился нам наперерез. В этой стране даже бродячие собаки считают нас врагами!
  
  На металлическом покрытии вертолётной площадки - "вертодроме", как мы её называли - пара Ми-8, опустив лопасти винтов, ожидала своих пассажиров. А для нас ещё одно построение. В этот раз для досмотра сумок и дипломатов. Согласно приказа разрешалось иметь вещи, только на сумму, не превышающую твоё денежное довольствие за время службы в Афганистане. Всё остальное изымалось. Хотя, что могло быть у солдата? Платок с люрексом для матери, раскладной бритвенный станок для отца, набор косметики для сестрёнки или девушки, ну и кое-что для себя, любимого - плавки, презервативы, сигареты "More", джинсы, батник, электронные часы с мелодиями и калькулятором, а кому повезло, то ещё кроссовки или спортивный костюм "Puma". Наконец разрешили посадку. Залезли, немного потолкались, надевая парашюты и рассаживаясь по лавкам вдоль бортов. Борттехник, помогавший разобраться с подвесной системой "Д-5"-го, всё матерился: "Десантники, твою мать! Не знаете, как парашют одевается". Откуда бы мы знали? Ведь с ним приходилось сталкиваться тем, кто был из Чирчикской учебки, а многие из нас начинали службу в Ашхабаде, Теджене, Иолатани, Печорах и других частях, не имеющих ни какого отношения ни к "десантуре", ни к спецназу.
  
  Пилоты запустили двигатели. Винты, постепенно набирая обороты, молотили над головой воздух, нарезая его ломтями. Трудяга Ми-8, поднимая тучи пыли и разбрасывая огоньки АСОшки - тепловые ловушки, помогающие уйти от "духовских" ракет, - мягко оторвался от ребристого настила и по спирали стал набирать высоту. Тот, кто бывал в Афганистане, кому приходилось перемещаться с места на место по воздуху, испытывает особую благодарность, как к самой машине, так и к её экипажу. Ведь в полёте со слабой защитой "восьмёрки" вся надежда на командира и второго пилота (штурмана-оператора). Удастся им вовремя увернуться от огненной струи "Стингера" или разящей трассы ДШК, сманеврировать - значит, винтокрылая машина и десант будут целы, не удастся - погибнут все.
  
  Салон "вертушки" вибрировал от размеренной работы двигателей. Гул внутри стоял такой, что рядом сидящего можно было услышать и понять с большим трудом. Впрочем, разговаривать никому не хотелось. Все прильнули к иллюминаторам. Там внизу оставался наш остров. Оставалась часть нашей души вместе с друзьями, которые продолжали служить. Там остались те, которые никогда не смогут вернуться домой. Там остались полтора года незабываемой службы, дружбы, удач, побед и поражений, кровь, пот, слёзы и нервы. Всё! Моя война закончилась! Она уже за спиной. Прощай оружие! Пусть удача не отвернётся от тех, кто остаётся, кому до "дембеля" ещё далеко, кому ещё шагать и пылить по этой, горем и кровью пропитанной земле. Мы радовались, что остались живы, что летим домой. Но уже где-то там, в самых закоулках подсознания, так глубоко, что я даже пока ещё сам не понимал этого, начинала зарождаться мысль. Больше никогда в жизни я не увижу нашего гарнизона, лиц боевых товарищей, не увижу этих гор и долин, ставших по-своему почти родными. Афган будет возвращаться только во снах - извечной нехваткой патронов и так нужного мгновения для спасительного выстрела...
  
  Набрав безопасную высоту, "восьмёрки" взяли курс на Джелалабад. Уши привычно заложило, все начали усиленно "продуваться", зажимая нос и надувая щёки. Хоть лететь было и не долго, чуть меньше часа, все с нетерпением ждали посадки. Дело даже не в том, что не терпелось поскорее в Союз, домой. Это - само собой. Летели-то мы без оружия в случае непредвиденных обстоятельств оказаться на земле, на "духовской" территории, с голыми руками не хотелось ни кому. Через какое-то время, по уменьшающемуся давлению на барабанные перепонки, мы поняли, что "вертушки" начали снижение. Вскоре два транспортных вертолёта зашли на посадку и, сотрясая землю, благополучно приземлились в Джелалабадском аэропорту. Вышедший из кабины пилотов борттехник отодвинул двери, закрепил приставную лесенку, тем самым, приглашая нас к выходу. Вставая, по привычке пошарил возле лавки в поисках автомата и на секунду оторопел, когда рука не нашла родного АКСа. Вспомнив, что он давно в "оружейке", стоит в пирамиде, переданный другому бойцу, беззвучно чертыхнулся.
  
  Мы сидели в курилке, прижавшись друг к другу - холодны в Афгане ноябрьские ночи - в ожидании, когда "летуны" подготовят Ан-26. Добираться до Кабула предстояло уже на нём. Только ближе к утру, подошедший офицер дал команду на посадку. Загрузились через опущенный трап-аппарель в хвостовой части фюзеляжа. Расселись на скамейки. Парашютов уже не было. Ждём. Обороты и шум двигателей увеличиваются, разгон и мы в воздухе. Внизу, под крылом, проплывает Джелалабад и его долина с примыкающими к ней "зелёнками" вдоль рек Лагман и Кунар. И вдруг память вернула меня на год назад...
  
  Задача была "зачистить" ночью кишлак где-то южнее Джелалабада. Наша группа действовала, как единый отлаженный механизм, по уже отработанному сценарию - тротиловая шашка под ворота, когда доски с треском разлетелись, пару гранат во двор. Заскочили внутрь, в нос ударил кисловатый запах взрывчатки, палёной шерсти, крови. Два барана лежали мёртвыми. Один бегал по двору, таская за собой собственные кишки из распоротого осколками "эфки" брюха. Остальные, жалобно блея, забились в дальний угол подворья. Несколько бойцов бросились осматривать сараи, а мы вдвоём с Саней Сарапкиным - к дому. Толкнулись в дверь - заперто. Надавили плечом, чувствую, держат изнутри. Вскинули АКСы и очередь на уровне груди. Пнул ногой, створки распахнулись. В помещении, освещаемом тусклым светом керосиновой лампы две женщины, голося и причитая, что-то на своём языке - старуха и помоложе. А на земляном полу в предсмертных судорогах девчушка лет десяти с калибром 5,45 в груди, ценой своей жизни спасшая отца, а может быть брата. Пока они держали дверь, "духи" успели уйти - постели были ещё тёплые. В тот момент весь мир стал для меня размером с это помещение в стране, в кишлаке, в доме этих незнакомых мне людей, к которым я пришёл с оружием в руках и принес смерть. Зачем я здесь? Кому нужна эта война? Сколько боли и горя!
  Дан приказ. Полыхает кровавый рассвет.
  И неважно, что мне двадцати ещё нет.
  И неважно, что я не хочу убивать.
  Я - солдат. Чтобы выжить, я должен стрелять.
  И неважно, что я не хочу умирать.
  Я - солдат, значит, должен приказ выполнять.
  Прости меня, Господи...
  
  На подлёте к Кабулу, опасаясь всё тех же "духовских" ПЗРК, лётчики по крутой глиссаде бросили машину вниз. Все почувствовали себя в невесомости. Желудок подкатывал к горлу, глаза закатывались, сердце бешено колотилось, выпрыгивая из груди. Наконец, колёса коснулись бетонной полосы. Самолёт заскользил по дорожке, заруливая на стоянку. Винты остановились, и трап стал медленно опускаться. Ну, вот ещё один отрезок пути домой позади. Сглатывая горькую слюну, подхватив свои вещи, мы покидали Ан-26. Пока выгружались, искали местечко, где разместится, Олежка Озеров, уже куда-то сбегав, разузнал, где находится магазин Военторга, когда он открывается, и что там с пользой можно потратить оставшиеся чеки Внешпосылторга. Всё равно в Союзе их можно выбросить - с красной полосой они имели хождение только в Афгане. Но самое главное - он сообщил, что к обеду планируется рейс на Ташкент и, скорее всего, он будет нашим. Так и получилось. Спустя какое-то время, когда, отстояв длиннющую очередь в магазин, мы сидели, греясь после ночной прохлады в лучах утреннего солнышка, и уплетали из жестяных банок консервированные сосиски, запивая их напитком "SiSi", подошёл сопровождающий нашей группы. Приказал построиться, сверил всех со списком и повёл к стоящему вдалеке десантному Ил-76, в который уже шла посадка. Никто нас не досматривал, не проверял. Хотя по пути к самолёту, мы видели как "шмонали" группу "дембелей" в чёрных погонах - изымали вещи, срывали неуставные погоны, шевроны и аксельбанты, распарывали ушитые "парадки".
  
  Подошла наша очередь, и мы влезаем в огромное чрево "Горбатого". В салон, рассчитанный на 140 солдат, набивается сотни три "дембелей". Кто загружался первыми, заняли откидные кресла вдоль бортов, остальные расположились прямо на металлическом, в заклёпках, полу. Томительные минуты ожидания. Улетим - не улетим? Наконец получаем "добро" на вылет. Самолёт выходит на "взлётку", и, взревев турбинами, рванул по полосе. Параллельным курсом прошла пара "крокодилов" Ми-24, отстреливая тепловые ловушки. Но этот "салют" был, увы, не в честь нашего "дембеля", а всего лишь необходимая защита от "духовского бакшиша" из переносных зенитных комплексов. Крутой разворот, мелькнул под крылом стремительно удаляющийся Кабул, и уже под нами отроги Гиндукуша. Самолёт резко набирал высоту. Прощай, Афган! Ничто не меняет твоего отношения к незваным гостям. Живёшь ты тысячелетиями среди этих угрюмых гор своим миром, гордый и непонятный. Прощайте, друзья! Удачи вам, и дай Бог вернуться домой живыми и здоровыми.
  
  Полёт переносился тяжело, от недостатка кислорода все были бледны. Сидели, прислонившись к стенкам, лежали на полу, уткнувшись друг в друга, широко открывая рты, пытаясь компенсировать перепад давления. Съеденные утром сосиски просились обратно, и я перебрался поближе к одному из вёдер, заботливо принесенных борттехником при погрузке - видно уже были прецеденты. Убаюканный равномерным гулом турбин, а может плохим самочувствием, задремал. Очнулся оттого, что все вокруг кричали, размахивая руками. Первая мысль была - подбили. Но тут в общем гаме, я разобрал, что кричит Саня Пикурин, толкающий меня в плечо: "Лебедь, просыпайся! Граница!". Оказывается, по внутренней связи командир объявил, что мы пересекли государственную границу СССР. Всё. Афганистан с его непонятной и никому ненужной войной уже позади. Здравствуй, Союз!
  
  И вот уже внизу пригород Ташкента - Тузельский военный аэродром. Шум выпускаемых шасси - самолёт идет на посадку. Чувствительный толчок о бетонку и визг тормозов. Пробежав по полосе Ил-76 зарулил на стоянку. Турбины остановились. Тузель принял очередной борт. Мы сидели, не шевелясь, всё еще не веря, что мы дома. Неужели навсегда закончился этот кошмар войны? Взять бы, да и вычеркнуть из жизни эти полтора года постоянного напряжения и переживаний! Нет, наверное, не получится никогда. Слишком глубоко врезались в память и поранили душу события прошедших восемнадцати месяцев. Да и нельзя забывать тех, кто ещё воюет и тех, кто уже никогда не увидит родного неба, никогда не обнимет своих родных и близких, кто навсегда останется молодым...
  
  Створки люка стали медленно расходиться в стороны. По опущенной грузовой рампе мы вышли на бетонку военного аэродрома. Светило родное теплое солнышко. И так хорошо стало на душе. Было радостно оттого, что ты дома, на родной земле. Было ощущение праздника - праздника возвращения на родину. А какая зелень кругом, какие запахи! Хотя пахло-то, в общем, авиационным керосином и нагретым на солнце металлом, а из зелени было несколько чахлых тополей вдоль бетонного забора да припорошенная пылью трава. Что тут особенного? Только и того, что это родная трава и родная пыль.
  
  Прилетевшие потянулись в сторону здания таможни в надежде побыстрее пройти досмотр. Когда подошла моя очередь, поставил дипломат и сумку на столик перед таможенником. Он попросил их открыть, мельком взглянул на вещи, спросил, не везу ли я оружия, наркотиков, Корана, а так же других запрещённых к ввозу в нашу страну вещей. Получив отрицательный ответ, таможенник дал понять, что я свободен. А за соседними столиками вовсю кипела работа - таможня "давала добро". Кого-то заставляли спарывать американские нашивки с джинсов и батников. У кого-то нашли книгу на арабском, и он пытался доказазать, что это не Коран. Изымали ножи с выкидным лезвием и презервативы с голыми бабами на упаковке, нельзя - порнография. Забирали мумиё, фотоплёнки с негативами, магнитофонные кассеты с записями группы "Каскад" и других "афганских" бардов. Страна встречала своих героев...
  
  Мы ещё в самолёте договорились, что кто первым проходит досмотр - занимает на всех очередь у окошка кассы финчасти. Когда деньги - компенсация за полтора года боевых действий - были получены, стали думать, что делать дальше. Решили - едем в Чирчик, там поживем несколько дней, приведем в порядок форму, погуляем, а уж потом можно и по домам. Сказано - сделано. До метро добрались без приключений. С непривычки немного кружилась голова от шума и суеты большого города. Многоэтажные дома, море автомашин, а девушек сколько! Со стороны, наверное, смотрелись мы странно - выпученные глаза, нервные озирания по сторонам, судорожные движения. Сказывалось время, проведённое безвылазно в самой, что ни на есть глухомани. Спустились в метро, законно прошли турникет забесплатно. Стоим на платформе в ожидании поезда. Вдруг резкий шум приближающегося состава. Первая реакция - упасть, вжаться в землю, как при обстреле. И только выдержка, выработанная за время службы в спецназе, не позволила нам распластаться на полу. Но сдаётся мне, что не одного "дЕмбеля" приняли в свои объятия гранитные плиты Ташкентской подземки. Афган не хотел отпускать нас. Еще долго будет приходить он к нам во снах разрушенными кишлаками, гарью разрывов, ненавидящими взглядами местного населения, лицами погибших друзей. А отпустим ли мы Афган, из своих, израненных войной, душ? Это нам тогда было неизвестно...
  
  В Чирчик, добрались уже к вечеру - от метро пришлось ещё на автобусе ехать. Серёга Косачёв предложил сначала заглянуть к его знакомым с тех времён, когда он был здесь в "учебке". Пожилая пара, милые добрые люди, даже слышать не захотели о том, чтобы отпустить нас куда-то на ночь глядя. Пятерых здоровых лбов накормили, напоили, и спать уложили. Утром, выспавшиеся на чистом домашнем белье, посвежевшие после душа, смывшего дорожную пыль, поблагодарив гостеприимных хозяев, мы отправились в гостиницу. Без проблем сняли два номера на пятерых. Тут же внизу, в фойе, в авиакассе, без всяких заморочек, поменял своё воинское требование на железнодорожный проезд на билет на самолёт. Естественно с доплатой, благо деньги были. Тащится поездом несколько суток до Усть-Каменогорска, было в облом. После заселения перед нами встали две задачи - закупить съестное и закупить спиртное. Если с первым проблем не предвиделось, то второе предвещало кое-какие трудности. Государство, торжественно под звуки оркестров, отправлявшее нас "за речку" для "оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу", встречало своих героев разгаром антиалкогольной компании и пустыми полками вино-водочных магазинов. Разведка близлежащих "дуканов" показала, что в наличии только коньяк и только с четырнадцати ноль-ноль по местному времени. Ну что ж, мы люди не гордые, сойдёт и коньяк. И мы отправились на рынок.
  
  Восточный рынок - это что-то невероятное. Столько еды я никогда не видел. Длинные ряды со всевозможной снедью - овощи, фрукты, зелень, большой выбор восточных сладостей и специфических национальных блюд. Вот стоят огромные казаны с пловом. Повара ловко подбрасывают рассыпчатый рис огромным половником. Шашлычники в грязных халатах с засученными рукавами продают шашлык и люля-кебаб. Рядом - самса, лагман и шурпа с горячими лепёшками. Вкусно! А вот горы дынь и арбузов. А здесь фрукты - медовые груши, сочные яблоки, разнокалиберный виноград, темно-рубиновые гранаты. Всё так и просится - возьми. Продавцы зовут солдата и охотно дают пробовать. У солдата есть деньги, они это знают. Глаза разбегались от всего этого изобилия, особенно после скудной армейской пищи, состоящей в основном из сухпаёв. Правда, походить вволю по базару нам так толком и не удалось. Среди людей, внешне от "духов" почти не отличающихся, мы, без привычного ощущения тяжести автомата в руках и "лифчика" на груди, чувствовали себя очень неуютно. Поэтому быстро "затарились" и вернулись обратно в гостиницу. Чтобы привыкнуть к мирной жизни тоже нужно время.
  
  На следующий день занялись приведением в соответствующий "дембельский" вид своих "парадок". У ребят из ближайшей воинской части взяли аксельбанты и недостающие значки. Сапожник, старик-узбек, сидевший в будке возле гостиницы набил и обточил каблуки на сапогах. У кастелянши выпросили утюг - отгладить форму. Утюг потом, конечно, "ухайдокали", проглаживая погоны и шевроны несколькими слоями полиэтилена. На местной "барахолке" прикупили кое-что из гражданской одежды - начинающие входить в моду джинсы-"варёнки" и болоньевые куртки-"дутыши". Теперь и дома не стыдно было показаться.
  
  Я улетал самым первым. Ребята - кто на следующий день, кто чуть позже. Оставался только Серёга Косачёв. У него в Чирчике была девушка, ждавшая его из армии, и им нужно было решить кое-какие вопросы дальнейшей семейной жизни. Все отправились в аэропорт провожать меня. Когда проходили по одной из улиц, нас остановил местный фотограф и предложил сфотографироваться на память. Клятвенно обещал, что вышлет снимки всем домой. Слово свое он сдержал, и у нас осталась память на всю жизнь. Весь аэровокзал и площадь перед ним были забиты "дембелями". Когда объявили регистрацию на мой рейс, мы стояли, обнявшись, посреди зала ожидания, не скрывая слёз. С Косачёвым я увижусь через две недели, когда приеду на учёбу в Новосибирск, с Озеровым и Пикуриным только через 21 год на встрече ветеранов нашего 334-го ООСпН в Москве, а об Андрюхе Савченко до сих пор ничего неизвестно, где он и как...
  
  Мы вернулись домой вопреки всему,
  Вперекор судьбе, всем смертям назло.
  То, что видели мы - это грусть в глазах.
  То, что вынесли мы - навсегда в наших снах...*
  
  
  ------------------------------------------------------------
  * в рассказе использованы стихи авторов Art of War.
Оценка: 9.80*5  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023