ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Левченко Евгений
Беседа с участником штурма дворца Амина Владимиром Макаровым

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это интервью с участником штурма дворца Амина, сотрудником легендарного подразделения "Каскад", Владимиром Семеновичем Макаровым я записал летом 2018 года. Но интервью получилось гораздо обширнее, чем планировалось изначально. Мы поговорили и о жизни, и о службе Владимира Семеновича до афгана и о жизни после. К сожалению летом 2019 года Владимира Семеновича не стало. Потому это интервью я публикую как память о нем.
   СУДЬБА СОТРУДНИКА ЛЕГЕНДАРНЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ
  

Беседы с такими людьми как Владимир Семенович Макаров не бывают случайными. Просто потому, что в силу специфики профессии эти люди не болтают лишнего. Мне повезло, благодаря бывшему командиру команды "Каскад Карпаты" Геннадию Сергеевичу Лобачеву, который попросил своего бывшего подчиненного выделить мне немного времени. В тот день я бросил все дела и помчался записывать беседу. Ведь полковник запаса Владимир Семенович Макаров мог рассказать об афганской войне много такого, о чем долгое время знали весьма и весьма ограниченный круг людей. Он был одним из тех немногих, кто видел ту страну еще довоенной, одним из пятидесяти штурмовавших дворец Амина в составе групп "Гром" и "Зенит". Потом в его жизни была служба в спецподразделении "Каскад" в Фарахе и Шинданде. После того, как ушел из жизни Владимир Поддубный, Владимир Макаров остался единственным в Украине участником операции "Шторм-333". А еще мой собеседник рассказал много интересного о курсах КУОС, о подготовке разведчиков-диверсантов, о службе в спецподразделении "Каскад" в Фарахе и Шинданде, о жизни после войны. К сожалению, летом 2019 года Владимир Семенович ушел из жизни. Это интервью я публикую в память о нем, как о настоящем офицере и очень хорошем человеке.

  
  
  

Родом из детства

-Владимир Семенович, вы, получается, родились сразу после окончания Второй мировой войны?

  - Дата моего рождения, записанная в паспорте, 15 января 1946 года. Но, вообще-то, я родился 15 декабря 1945-го на Сахалине. Тогда там еще гражданской советской власти не было. Пурга, войска только вошли. У меня в метрике записано: место рождения - станция Отани, район Отияй. А Южно-Сахалинск тогда назывался Тоехара. Японцев к тому времени еще на Хоккайдо не вывезли, поэтому меня, по словам мамы, даже принимала японка-акушерка Хаяко. Так что я немножко еще и натуральный японец.

-Кем были ваши родители?

   - Родился я в семье военного летчика Семена Яковлевича Макарова. Отец воевал против Японии в бомбардировочной авиации. Потом его перевели на Камчатку на аэродром в поселок Елизово. Естественно, семья - за ним. Потом отца перевели в Тулу, где он был командиром полка дальней авиации. А в 1954 году его перевели в Черновцы. Там мы и осели, там прошло мое детство и юность, от ученика второго класса до сегодняшнего дня. И отец, и мать, и братья там похоронены. Окончил факультет романо-германской филологии (отделение английского языка и литературы) Черновицкого государственного университета. По гражданской специальности - преподаватель английского языка и литературы. Кроме всего прочего, я был кандидатом в мастера спорта по гимнастике. И увлекался пулевой стрельбой, где достиг неплохих результатов. Поэтому на меня обратили внимание сотрудники областного управления госбезопасности.
  Должен сказать, что на оперативную работу попал со студенческой скамьи. Жизненного опыта практически у меня не было. И поскольку был после университета, меня поставили на работу в подразделение контрразведки по работе с иностранцами с нейтральных позиций. То есть конкретного участка работы у меня не было: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что. Учить меня у кураторов большого желания не было, но результат подавай. А оперативная работа - сами понимаете: вербуй агентуру, воспитывай, постоянно встречайся.

-Срочную службу в армии довелось пройти?

  - Нет. Знаете, два раза воевал, а в военном билете у меня написано: "В армии не служил". Дело в том, что, когда я окончил университет, даже не успел поработать преподавателем английского языка. Меня забрали в органы госбезопасности. Обратили на меня внимание, учитывая физические данные, психоэмоциональное состояние, устойчивость.

  - А думали когда-нибудь, что с вами такой поворот случится?

  - Нет. Я, конечно, хотел пойти по стопам отца. Пытался поступать в Черниговское высшее военное училище летчиков. Но, к сожалению, по состоянию здоровья не прошел. Паховая грыжа у меня была, мне сказали: сделайте операцию и приезжайте на следующий год. Но поскольку мне нравился английский язык, и не хотелось терять время, поэтому поступил в университет. Ну и попал после этого в органы госбезопасности. И там прослужил в разных подразделениях: в контрразведке, в оперативно-техническом и так далее.
  Окончил Минские высшие курсы КГБ. Туда принимали лиц с высшим образованием. Только там довелось получить чекистское образование. Затем работал в подразделениях: в районных - обслуживал КПП Порубное, Вадул-Сирет. Мы все-таки офицеры-территориальщики и, естественно, все агентуристы. Тогда это называлось представитель территориальных органов.

-КПП на Западной Украине?

  - Да, в Черновцах, в области. А после, учитывая мои данные, знание английского языка, неплохую физическую подготовку, был направлен на курсы усовершенствования оперативного или офицерского состава под Москвой. А потом был Афганистан.

  - Курсы усовершенствования оперативного состава - аналог армейских курсов "Выстрел"?

  - Да. Под Москвой в Балашихе была база, когда-то там работала 101-я разведшкола, которую окончил Николай Кузнецов. На базе этой школы во время Великой Отечественной войны организовали отдельную мотострелковую бригаду особого назначения, в которой обучали партизанской войне, диверсантов готовили тоже. С тех пор база и сохранилась. Тогда одним из её руководителей был Павел Судоплатов, который позже пострадал очень крепко, отсидев 15 лет при Хрущеве.

  - А вы с ним были знакомы?

  - Нет. Судоплатов уже не работал, но я был знаком и слушал лекции патриарха спецназа Советского Союза Ильи Григорьевича Старинова.

  - Удивительная личность. Каким вы его запомнили?

  - По образованию Илья Григорьевич - инженер железнодорожных войск. Но в свое время он разработал систему, средства диверсионные - магнитные мины, которыми выводили из строя железнодорожные коммуникации. Он, в общем-то, и был автором взрыва в Харькове.
  Дело в том, что хитрецы из НКВД и специальных подразделений заминировали один из лучших особняков в Харькове таким образом, что дали немцам выше, в подвальных помещениях, найти взрывчатку, оставив на виду следы минирования этого здания. Немцы провели разминирование и разместили там штаб. Я сейчас не могу вспомнить, какой. Короче говоря, руководство гитлеровской оккупационной администрации в Харькове. И по сигналу, вроде из Саратова, здание подорвали. Это была радиозакладка - мощный заряд, который заложили еще ниже. Немцы не смогли догадаться, что ниже еще мощнее заряд. Вот это Старинов и придумал.
  Ранее Илья Григорьевич осуществлял диверсионные акции в Испании в 1936 году. Человек был непростой, как говорится, всегда резал правду-матку. Я такую слышал версию. Его представили к генеральскому званию и попросили: "Будешь у Брежнева, твоя задача - промолчать. Промолчишь - выйдешь генералом".

  - А насчет чего промолчать?

  - Во-первых, наш генсек Леонид Ильич Брежнев во время войны был всего лишь полковником. Полковник - тоже звание, но он был начальником политотдела в армии Леселидзе, не был одним из первых лиц на войне. В общем, Илья Григорьевич не сдержался, что-то там наговорил. Что - не знаю. Ну и вышел опять полковником. Но прожил более ста лет. Его ученики тоже уже, к сожалению, не с нами. Мои командиры, мои преподаватели Борис Андреевич Плешкунов - специалист-подрывник, ученик Старинова, Яков Федорович Семенов - мой непосредственный командир в Афганистане.
  Илья Григорьевич написал книгу "Пройти незамеченным", по ней и по другим инструкциям мы обучались. Из нас готовили специалистов по ведению партизанской войны, которая включала в себя разведывательные, диверсионно-террористические акции против администраций противника, учили проводить диверсионные акты по уничтожению военных баз. Мы проходили инженерную подготовку, минно-подрывную, стрелковую (стреляли из легкого оружия всех армий НАТО), языковую. На курсах все специалисты были со знанием иностранного языка. Проходили также горно-альпийскую подготовку в Армении, а под Тулой - воздушно-десантную.

  - Сколько у вас на счету прыжков?

  - На парашютной подготовке мы в день совершали два-три прыжка. Кстати, за первый нам платили денежку, уже не помню, по три рубля, что ли. А после определенного количества прыжков - больше. Я видел, как офицер-десантник после приземления сразу брал другой парашют и бежал на следующий взлетавший борт. Все это фиксировалось.
  Однажды получилась ситуация, когда я попросился у полковника Бояринова, тогда начальника КУОСа, прыгнуть сверх нормы, и он сказал: "Модин (это была моя кодовая фамилия на курсах), ты сюда приехал не количество прыжков набирать, а получить понятие". Потому как погода была плохая и он крепко нервничал, подсчитывал количество куполов, которых оказалось меньше, чем должно быть. А когда самолет вернулся на аэродром, борт открылся и оттуда вылез сотрудник, вытаскивая открывшийся в самолете парашют, так он чуть не расцеловал его. Были разные случаи, особенно зимой, при приземлении и ноги ломали, и травмы серьезные получали.
  - Как вы оказались на курсах усовершенствования оперативного состава?
  - Заканчивался 1973 год. Я тогда за развод с первой женой был отправлен в район на границу, а служил в отделе контрразведки. На новый год удрал в Черновцы, чтобы с друзьями отметить. После праздников приезжаю к себе, в Глыбокое, а меня начальство ищет, не знаю, с какой стороны по шее дадут. Пришел, а мне говорят: "Есть необходимость поехать на курсы в Москву на семь месяцев. Ты там посоветуйся с родителями, поедешь или нет". У меня в душе отлегло. Конечно, согласился.
  А оказалось так: брали в основном из подразделений разведывательных на курсы. Один сотрудник при прохождении медкомиссии, узнав, что в программу обучения включены парашютные прыжки, отказался от курсов. Из Москвы телега: вы кого к нам присылаете? Немедленно замену. И вспомнили, что есть же свой разгильдяй, который и в огонь, и в воду... И мне приказали 5 января быть в Москве. Вот так я и оказался на КУОСе.

  - Владимир Семенович, почему вам дали именно такое кодовое имя? И вообще какая была необходимость засекречивать сотрудников даже друг от друга.

  - Во-первых, полковник Модин был куратором известной Кембриджской пятерки. Почетно носить такую фамилию. Второе - в каждом выпуске был свой "Модин". Всем, у кого фамилии начинались на М, давали кодовое имя Модин. Я когда поехал в Москву, встретил там Модина 73-го года. А я был Модиным 74-го года. Так что, с одной стороны, руководство себя особо не утруждало изобретением кодовых имен, с другой - в плане конспирации очень даже хороший ход, потому как в таком количестве "Модиных" запутаться можно запросто.
  Это делалось для того, чтобы даже коллеги, с которыми я учился, не знали моих настоящих данных. Кодовые имена начали давать после того, как к американцам перебежал Олег Лялин и выдал всех, с кем учился. Тогда и была введена такая практика. Нам даже удостоверения давали на другие фамилии. Правда, перед отъездом с курсов мы их сдавали.

  - К чему еще вас готовили?

  - К чему мы еще готовились? Понимаете, что такое спецназ воздушно-десантных войск. Это войска элитные, но они предназначены для работы в тактическом тылу. Захват плацдармов и так далее. Мы - "товар" штучный. Страноведением занимались, ходили на разведку. Я вам скажу так: "товар" штучный, потому что дорого стоит подготовка такого специалиста. Это раз. Во-вторых, мы спецназ стратегического назначения внешней разведки КГБ бывшего СССР.
  Если бы нас забрасывали, то забрасывали бы без ограничений по расстоянию. То бишь, в самый глубокий тыл противника. И мы должны были использоваться только или при возникновении войны или при явной угрозе возникновения войны. На курсах нам говорили: "Как вас туда забросить, мы найдем. А как оттуда вынуть, это уж извините". Как возвращаться? А это уж как повезет.
  Дело в том, что мы такое подразделение, которое не должно было вступать в боевой контакт с противником. У нас даже знак КУОСовский - традиционные для КГБ щит и меч. Затем парашют и на его фоне земной шар, чуть-чуть ниже - облако и молния. То есть, мы должны были прийти, нанести молниеносный удар и уйти без соприкосновения с противником. Желательно. Суть дела такова, давайте будем говорить честно. Это практически смертники. А задача, в случае, если бы возникла необходимость нас использовать, перед нами ставилась бы такая: дезорганизация военной инфраструктуры в тылу врага, террор против представителей администрации противников, диверсионные акты.

  - Чем вы отличались от обычных военнослужащих?

  - Дело в том, что на нас, разведчиков-диверсантов, не распространяется Женевская конвенция о военнопленных. Таких людей сразу вешают. Никто нас менять не собирался, если что. Вот мы смотрели фильм "А зори здесь тихие". Актер Мартынов там играл. Так вот его герой показывал немецких диверсантов на Мурманской или какой-то там железной дороге, что они, звери, добивают своих раненых. А, между прочим, если начнется война... НКВД тоже, наверное, умел развязывать языки немцам? И из этого раненого вытащили бы все. А если ты уже пошел в это дело, то будь готов ко всему.
  Я даже задал вопрос своим преподавателям, на который они очень неохотно отвечали: "Вот иду я, например, а у нас, как правило, группа из одиннадцати человек. Обязательно два радиста, потому что без связи мы никто. Потом командир, зам по диверсиям, зам по террору, по разведке. Сколько взрывчатки могут утащить на себе одиннадцать человек? Конечно, средства у нас самые современные были, мы не таскали на себе обычную рацию, были обеспечены спутниковыми станциями. То есть "выстрел" в космос - и там чуть ли не моментально сигнал принимается и передается дальше. Но, короче говоря, без связи мы никто.

  - Да и организация работы группы - задача не из простых...

  - Для того, чтобы такая группа могла работать, нужно заранее создавать базы, закладки оружия, взрывчатки и прятать их надолго, как говорится, подобно консервам. Мы, офицеры, проходившие подготовку, разъезжались по своим органам, откуда приехали, и зачислялись в специальный резерв ПГУ - Первого главного управления КГБ СССР. То есть - в спецрезервисты.
  И я задал такой вопрос: "Вот мы идем где-то, в Калифорнии, в Техасе - где угодно. Со своей группой забазировались и так далее, а на нас человек набрел. Что делать?". Как мне говорили преподаватели: "В зависимости от его вины". Я говорю: "Нет у него вины. Грибы собирал и наскочил на нас. Тащить я его с собой не могу - в мобильности потеряю. Во-вторых, заорет где-нибудь. Отпустить его тоже не могу. Потому что он сдаст нас, и я буду виновником гибели людей и невыполнения поставленной задачи. Что делать? Отпустить его не могу, потому что он пойдет сразу заложит, район окружат - и все. Хана всем". Они говорят: "Знаете, если будет война, то она будет жестокая". Отвечаю: "Я все понял".

  - Чтобы быть готовым выполнить, в случае необходимости, такие задачи, нужно проходить на курсах серьезное обучение.

  - Было дело. Вот, например, нас в Монино отвезли на уже закрывшийся аэродром. Там музей авиации. Нам читали лекцию о том, что такое воздушное крыло и так далее. Преподаватель сказал так: "Вы слушайте, конечно, лекцию, но после этого я вас расспрошу, как можно уничтожить этот аэродром". И вот мы думали-гадали и пришли к выводу: самолеты взрывать - ерунда. Государство построит новый самолет, раз плюнуть. Взлетную полосу подрывать - отремонтируют.

  - И как вы справились с этой задачей?

  - Пришли к выводу, что необходимо ликвидировать летчиков, ведь чтобы хорошего летчика подготовить, нужно время, не один год. Когда мы обучались, выходили на реальные объекты ПВО Москвы. Нам говорили так: если попадетесь - нам будет неприятно, но упаси вас Бог дергаться - убьют. Собирали начальников особых отделов и предупреждали, что мы будем работать в таком-то районе, чтобы не дошло до реальных столкновений, потому что мы ходили обязательно с оружием. Чтобы ничего не произошло.
  Меня как-то заметили один раз, так я драпал оттуда так, что пятки сверкали. Не поймали. Мы ходили имитировать минирование мостов, железной дороги, на окружную дорогу.
  Специальное было подразделение из ВДВ, которое охраняло объекты, а мы с радиосистемами и так далее должны были провести "диверсию": раскопать и заложить взрывчатку под железную дорогу. Естественно, это была не взрывчатка, а кирпичи, замотанные в камуфлированную тряпку. Чтобы мы их не выбросили, там наблюдатели были. Мы смотрели: когда прошел патруль, выходили к насыпи, и когда он разворачивался назад, мы драпали, а потом назад.
  Преподаватели что делали: пришли и говорят: "Ну хорошо, заложили, закопали? Пошли смотреть". И тут же определяют: здесь кирпич спрятан. Мы удивлялись. Нам объясняли: "Смотри: вдоль железной дороги полоса мазута, вдоль рельса, а там, где вы выкопали, надо ж было такой же камень положить". И каждый раз: выкопали, а замаскировать?
  Бункера копали, и преподаватели КУОСа проверяли, правильно ли сделали, где закопали. И не находили, мы были тоже не дилетанты: покопался, так землю надо подальше отнести, в ручей высыпать, потому что тут видно.

  - А вас готовили к войне с блоком НАТО или с Китаем?

  - Давайте говорить прямо. Если мы все-таки военные люди и если военный человек не готовится к таким делам, то зачем он нужен? Когда меня, например, спросили, а зачем в такой-вот ситуации, как я рассказывал свидетеля лишать жизни? Может, усыпить его как-то и так далее. Я говорю: "Знаете, в чем дело? Усыпить. А если он проснется? Например, в Штатах, так они весь штат заблокируют и потом найдут, если оставить его в живых".
  И вот в такой ситуации никак нельзя быть гуманным. Потому что это же невыполнение задачи. А это уже преступление с точки зрения военного человека. Если ты такой добрый, так сиди дома. Не ходи в разведчики-диверсанты. Если это не явно преступный приказ, то если ты будешь над каждым приказом раздумывать, то что это будет? Это будет партизанщина времен Гражданской войны. Как в 1917 году обсуждали солдаты - наступать или нет. Так это ж не армия. Тем более не такое подразделение, как наше.
  Мы были народ убежденный в своей правоте. Это я вкратце о том, кто мы.
  

  Афган, которого не было в новостях

  - Вы говорили, что воевали два раза?

  - Я дважды был в Афганистане. Один раз - командиром штурмовой группы, второй - на оперативно-боевой. Зато на своей службе дома даже самым маленьким начальником не стал. Так я старшим опером и ушел.

  - Почему?

  - Не знаю, так получилось.

  - Ваше подразделение было связано с "Альфой"?

  - Нет, "Альфа" - подразделение антитеррора. А мы - разведка и диверсия. Но поскольку мы разведчики-диверсанты, то прекрасно знаем, как с ними бороться.

  - Совместные учения с "Альфой" проводили?

  - Совместные у нас были не учения, у нас была война. Не буду рассказывать подоплеку возникновения этой войны. Я говорю, что всегда нужно учитывать геополитическую обстановку, которая на тот момент была. Давайте не забывать, что была "холодная" война, и каждый старался друг другу, извините, в "штаны ежика засунуть". С Кубой что? Разве не помогло? Из Турции ракеты не убрали? Конечно, старались в боевые столкновения не вступать. Но иногда приходилось. Кто воевал в Корее, во Вьетнаме? Только ли вьетнамцы, что, там не было наших? А летчики в Корее напрямую воевали с американской авиацией.
  Наша задача в Афганистане была какая? Афганистан никогда никем толком не завоевывался. Там застрял еще Александр Македонский. Там застряли еще англичане, сколько ни воевали. Так вот, наша задача была - сохранить дружественный нам Афганистан. Еще со времен Ленина мы старались поддерживать хорошие отношения с афганскими лидерами. Вспомните географию, где Афганистан располагается? В подбрюшье Советского Союза. Если бы американцы там установили свои ракеты, могли бы обстреливать всю территорию Союза от Дальнего Востока до Москвы.
  Если не углубляться в политику, то суть дела такова, что к власти пришла Национально-демократическая партия Афганистана, в которой было два крыла - "Хальк" и "Парчам". "Халькистов" возглавлял Нурмухаммед Тараки. Он был поэт-писатель, больше в эмпиреях витал. А у него в помощниках - Хафизулла Амин. Вроде бы и уважал Советский Союз, но, во-первых, у нас были все данные, что он проходил подготовку и обучение в Соединенных Штатах. Это о чем-то тоже говорит. И вот он наделал массу ошибок непоправимых. Если в стране на 99 процентов мусульманской вводить социализм сразу после их родоплеменного образа жизни, ничего хорошего не будет. Они даже в капитализм толком не вошли. Для дехканина мулла - отец и Бог.

  - Что Аллах не дал - так и не положено...

  - Да, стали раздавать землю дехканам, а они не берут. Потом стали уничтожать мулл. В результате контрреволюция взяла все это дело и пошла против власти. Нельзя перепрыгнуть несколько исторических этапов. А Амин это начал делать. Восток, как говорится, дело тонкое. "Халькисты" физически уничтожали своих оппонентов "парчамистов".
  Так вот, суть дела такова, что, когда началась контрреволюция, то Китай стал на сторону контрреволюции и начал поставки оружия. Пакистан, Саудовская Аравия, Штаты также поддержали контрреволюцию. США, можно сказать, воспитали Усаму Бен Ладена, они же вооружали душманов. И тот же Савик Шустер с той стороны болтался. Все старались вставить палки в наши колеса.
  Почему там все так произошло? Принимая решение, наше высшее военное руководство говорило, что, во-первых, это неактуальный театр военных действий, там же нет дорог. Там всего одна дорога, построенная нашими по кругу Афганистана. Перевал Саланг кто построил? Там ведь дикость была. И прямые военные действия против Афганистана начали Пакистан, Иран. А Пакистан фактически полностью с востока и с юга охватывает весь Афганистан. Начались военные действия, и тогда афганцы уже попросили военной помощи у нас.
  Еще надо учитывать такую вещь: у нас был договор с Афганистаном. Еще в 19-м году посылали туда самолеты и наши войска. Так вот суть дела такова, что со стороны Пакистана там зона кочующих племен. Они все время кочевали из Афганистана в Пакистан и назад. Там нет границы. Это только когда наши пришли пограничники, то они начали там что-то устанавливать.
  Однажды Тараки уехал на какую-то международную встречу, а когда возвращался, у нашей разведки уже были данные, что готовится его свержение и даже физическое уничтожение. Брежнев просил его не возвращаться в Афганистан. Он просил потом Хафизуллу Амина сохранить жизнь Тараки, ну а тот дал своей охране задание - и Тараки был подушкой удушен. Амин же обращался к нам за помощью.

  - Он же с Брежневым хотел встретиться?

  - Да. Но убийство Тараки повлияло на Брежнева, и, возможно, этот факт ускорил ввод наших войск в Афганистан. Ну а дальше уже решали наши крупные головы. Мы, как говорят, интернациональный долг там исполняли и мы были воспитаны так, что не сомневались в правоте. Хотя последующие действия показали, что, может быть, нам и не надо было вмешиваться военной силой.

  - Просто оставить советников?

  - Может быть, но история не знает сослагательного наклонения. Когда все это проявилось, то решать, что, может быть, и не нужно было... Примем во внимание, что я не был тем лицом, которое разрабатывало эти операции. Я был офицером-боевиком. Когда уже было принято решение о смене власти в Афганистане, потому что Амин вел страну не туда и не так. Не теми методами. Это только вредило.
  Да и, кстати говоря, афганская армия была практически небоеспособна. И они все время старались подставить нас, чтобы мы воевали. А наша армия должна была стоять гарнизонами и ни во что не вмешиваться. А само руководство, даже Хафизулла Амин, просило помощи. Они ведь не могли противостоять движению караванов со стороны Ирана, со стороны Пакистана. И вот туда, в Кабул, потом бросили наш КУОС. Как самую надежную и тогда конспиративную силу.

  - Какую задачу перед вами поставили?

  - Задача была такая, чтобы не привлекать внимание, мы под видом советников с июня 1979 года группами прибывали в Кабул и другие точки Афганистана. А потом зеленые ящики из самолета выгружали. До ввода наших войск занимались разведкой военно-полицейской обстановки в Афганистане. Наших пытались привлечь еще и к казням. Даже до такого доходило, от чего наши подразделения отчаянно уходили.

  - В смысле, к казням? А кого казнить?

  - Да кого угодно: мулл, захваченных моджахедов, соперников по партии. Там в мою бытность, я приехал осенью, вывешивали списки расстрелянных по тюрьмам. Это длинные списки были. И пытались нас к этому привлечь. Втянуть нас в их внутренние разборки.
  Когда было принято решение о смене власти, мы поселились на нескольких виллах, хозяева которых от греха подальше убежали за границу, и нам временно разрешили там пожить. Эти виллы находились в Дар Уль Аман в районе нашего посольства. Ходили по два-три человека в гражданской форме. Правда, пистолет был за поясом под пиджаком. Наносили на карту военную обстановку,

  - Нападений на вас не было?

  - У нас, слава Богу, не было, но одного из советников застрелили в спину на Грязном рынке. Там, кроме нас, были еще политические советники по партийной линии. Естественно, на базе нашего посольства работало представительство КГБ, которое и занималось разработкой операции, когда было принято решение о смене власти.
  До того, как прибыли войска, нас выстроили на территории виллы. Мы были одеты в спецназовскую форму. Сказали, что на вилле недалеко от советского посольства соберутся "парчамисты", мы должны их охранять, если вдруг будет попытка со стороны правительственных сил захватить их.
  Тогда еще войск наших там не было. В войсках, в местной армии - только военные советники. "Если станет жарко - дуйте в сторону посольства". Посольство охраняли наши пограничники с пулеметами на крышах, а им ничего не сказали. Вот и дуй потом в сторону посольства. И вдруг по всему Кабулу погас свет. И все это отменили.
  А потом уже вошли наши войска. Я ездил на аэродром в Баграм встречать прибывших "альфовцев". Это была команда "Гром" - антитеррористическое подразделение Комитета госбезопасности. Это потом они стали называться "Альфой". А наше подразделение, когда мы уже выполнили свою задачу и убыли домой, стало называться "Вымпел". Но в "Вымпеле" я уже не был. Это как мы тогда не "зенитовцы", а КУОСовцы. Просто КУОС переименовали в "Вымпел".
  - Что из себя представляла группа, штурмовавшая дворец?
  - Наша команда называлась "Зенит". Это была группа, специально созданная под эту операцию. Мы потом сменяли друг друга. Часть офицеров, прибывших туда в июне, где-то в августе улетели домой. А я там оказался в октябре. Суть дела такова, что попал как раз "под раздачу". В самую жаркую пору занимались разведкой. Встречал "альфовцев". Потом было принято решение о смене власти.
  25 декабря 1979 года начали прибывать наши войска на аэродромы Кабул и Баграм. Мы уже давно были там. Я волею судьбы оказался в подразделении, которое изображало из себя охрану дворца Тадж-Бек.
   Руководство Афганистана располагалось в центре Кабула, в так называемом "Доме народов", а потом Хафизулла Амин перебрался в загородный дворец Тадж-Бек. Дворец расположен на холме, к нему можно было попасть только по серпантинной дороге. Это четырехэтажное здание, двухметровой толщины стены. Первый этаж занимали технические подразделения: связь, охрана и так далее. Второй этаж жилой - там, где жил Амин с семьей.
  Мы, группа из подразделения "Зенита", располагались в горах немножко выше, чем холм, на котором располагался дворец Тадж-Бек, были одеты в афганскую форму. Потом вышла книжка по поводу афганских событий, и там было написано, что "патриотически настроенные афганские офицеры захватили Амина и после суда его казнили". Так вот это я патриотически настроенный афганский офицер.
  Сначала думали пронести туда радиоуправляемый заряд для уничтожения объекта "Дуб" (Хафизуллы Амина), но радиосигнал не проходил. Потом было какое-то мероприятие 26-27 декабря. Туда Амин созвал все свое окружение. Была попытка его отравить. Повар что-то там пронес. Что конкретно - я не в курсе. А Хафизулла вызвал наших врачей, они об операции ничего не знали, а мы их предупредить не могли, что сейчас пойдем. Так они его "вытянули". И вот 27 числа, а вместе с нами создавал видимость охраны дворца мусульманский батальон - подразделение спецназначения ГРУ. Он был полностью сформирован из представителей Средней Азии. И когда они были одеты в афганскую форму, их невозможно было отличить от местных.

  - А питание как было организовано?

  - Нормально. Мы сами себе готовили. У нас даже была наверху, выше дворца, своя столовая. Там были наши ребята, которые умели готовить. На такой высоте (превышение над уровнем моря более 1700 метров) вода кипит при 90 градусах. И нас немножко "пронесло". Один грузин сварил плов, а вода не закипела... И ребята немножко "повеселились".
  Штурм

  - А не было ли накануне операции случая, что человек не готов и его заменили?

  - Нет. Практически все участвовали в штурме. Но я оказался возле дворца именно из-за болезни другого сотрудника. Тогда еще не знали, что там произойдет. Заболел харьковчанин Володя Куропятник, которого уже нет среди нас, и меня на его замену прислали. Так я оказался возле дворца.
  

  - Какая обстановка складывалась вокруг дворца?

  - Обстановка была такая. Мы жили вместе с обслугой батареи "Шилок" в сакле в горах. А вокруг дворца располагались афганские войска. Полторы тысячи человек, если не больше, насколько я сейчас помню. Вкопаны были танки, внутри дворца находилось 250 человек из личной охраны Хафизуллы Амина. Ребята из "Зенита" были распределены по всему городу, когда уже наши войска там были.
  С 25 декабря десантники были на всех точках, которые захватывают в первую очередь: телефон, телеграф, радио, телевидение, тюрьма Пули-Чахри, Царандой и ХАД. И везде во главе воинских подразделений десантников были наши КУОСовцы. В том числе и из Украины. А так получилось, что возле дворца нас из Украины оказалось двое. В районе дворца была установлена еще батарея "Шилок" мусульманского батальона. Якобы для защиты с воздуха.
  Хафизулла, конечно, ничего не знал о наших планах. Бабрака Кармаля придержали в это время в Ташкенте, потому что его бы уничтожили. А нас вместе с "Громом" было 50 человек. Против 250. При атаке на укрепленное место пристрелянное соотношение атакующих и обороняющихся должно быть наоборот. Это все говорит об уровне нашей подготовки. Ну и были мы наглые. Были одеты в афганскую форму, и для того, чтобы отличались от афганцев, у нас на рукавах были марлевые повязки. Там в суматохе все скрутилось.
  По плану мусульманский батальон должен был нас подвезти к дворцу и занять оборону. Это было вечером. Я попался под руку полковнику Бояринову перед погрузкой в БТРы. Он нагрузил мне, как поленницу дров, разовые гранатометы - "мухи". А я, откровенно говоря, не умею ими пользоваться. Хотя там чего уметь-то. Показать надо было, елки-палки. Так вот, я раздал все эти "мухи", и Бояринов мне вручил пулемет Дегтярева времен Второй мировой с таким круглым диском. Мне с ним было неудобно.
  Дело в том, что я тогда был назначен заместителем командира одной из штурмовых групп. Командиром был у меня москвич. Еще мусульманский батальон отдал нам часть своих бронежилетов. Они тяжелые, двубортные, какая у нас экипировка была - каска...

  - Каска солдатская?

  - Да, солдатская. Это у "громовцев" был шлем с щитком, бронестеклом, они экипированы как следует, мы-то попроще. У "громовцев" бронежилеты современные были, а у нас длинные, старого образца, автомат, два подсумка по четыре магазина автоматных, пистолет, штык.

  - Пистолет Макарова?

   - Да, ПМ. Некоторые "ковбои" повырезали кобуры, чтобы вроде как удобнее было доставать пистолет. Но оружие оттуда в суматохе боя повываливалось. После боя они ходили искали свои пистолеты. Пару гранат РГД-5 наступательные: кинул - и беги за ней. Но все равно осколками достает. А она - как консервная банка круглая, Ф-1 не давали. Потому что куда там? На 200 метров стопроцентное поражение.
  Погрузились мы в БТРы. Пулемет отдал, потому что у меня свой автомат был. И двинулись на дворец. Сигналом к началу штурма послужил взрыв в центре Кабула. Борис Андреевич Плешкунов, наш преподаватель КУОСа, опустил в центральный колодец связи хороший заряд взрывчатки. И вечером, когда уже с темнотой рвануло все это дело, взлетели ракеты и мы пошли на штурм. Когда начали грузиться в БТРы, мы увидели, что вместе с нами еще и солдаты мусульманского батальона. Но суть в том, что, когда подошли к дворцу, а там лестница была каменная, то они уже оборону заняли, а я должен сказать, что "Шилки" начали огонь по дворцу и по войскам, чтобы отсечь афганских военных. Наши снайперы перед выдвижением не дали экипажам танков придвинуться к боевым машинам. поэтому на дальних подступах танки нас не встретили.

  - Какова была диспозиция перед штурмом?

  - Распределили, кто действует на первом этаже, чтобы вывести из строя связь, охрану. Мне достался второй этаж - там, где Амин. Потом, естественно, надо было прочесать весь дворец. Когда мы подошли, то первый БТР проскочил "мертвую зону", второй - подожгли, кто зажег - не знаю. То ли стреляла в упор охрана, может быть, и "Шилки". А скажу, что охрану-то не подавили. "Громовцы" пошли по серпантину наверх, к дворцу, а мы на своих БТРах попали под шквальный огонь. Я находился в десанте третьего БТРа и назначен, как уже говорил, замкомандира штурмовой группы. Впереди идущий БТР был подбит, в нем взорвался боезапас. Башню оторвало, но бойцы успели повыскакивать. Поступила команда: разгружайся. БТР покидать нужно через верх - под пулями. Короче, обстановка была такая - посыпались, кто ранен, кто убит. А в воздухе свинца больше, чем кислорода, пули по броне щелкают. Слава Богу, меня не зацепило. Командиру второго БТРа Борису Суворову из Омска пуля попала под бронежилет - и наповал.
  А с моим коллегой приключилась такая история: он положил автомат на асфальт, и когда БТРу пришлось отъезжать, машина его автомат раздавила. В итоге он стрелял из гранатомета. Он мне говорит: "Гранаты давай". И вот я, сидя сверху на БТРе, под пулями подавал ему заряды. Командир группы был контужен и приказал мне: "Володя, веди группу, я ничего не слышу". У него лопнули барабанные перепонки.
  Короче говоря, я две группы второго и третьего БТРа заводил во дворец. Охрана стреляла из пулеметов с верхних этажей, нам надо было пробежать открытое пространство под осколками и под пулями.

  - Охрана понимала, что происходит?

  - Конечно. Дело в том, что наши врачи уже были там. Они Амина откачивали, ставили капельницы. Так вот, якобы Хафизулла сказал: "Кто-то стреляет, надо сообщить русским", а ему старший его личной охраны ответил: "Так это русские и стреляют". Он вначале не поверил, а потом сказал, что да, должен был догадаться. Перед дворцом стоял УАЗ-санитарка, в котором привезли наших врачей. Так "Шилки" из него решето сделали.
  Мусульманскому батальону поставили задачу такую: кто будет выходить из здания - всех уничтожать. Полковник Бояринов, когда поняли, что сил не хватает, выбежал наружу, позвать на помощь, и чья-то пуля его достала.

  - Где вы оказались во всей этой кутерьме?

  - К дворцу приближались с боем, так как сыпались осколки от наших "Шилок" на головы. А огневые точки не были подавлены. Моя группа наступала со стороны дворца, там, где было помещение охраны и каменная лестница. А к дворцу вела дорога-серпантин. Я видел парадную лестницу, которая вела к дверям, и бросился туда со своей группой. Но эта лестница оказалась фальшивой, она уперлась в стену. Мне пришлось возвращаться на ту лестницу в торце здания, по которой уже и другие прошли. Поэтому мы немного опоздали. Дело в том, что "громовцы" уже успели захватить первый этаж, и мы пошли на второй. На втором этаже сопротивление было подавлено буквально перед нашим заходом. Мы проскочили уже по трупам охраны, но были эпизодические столкновения с теми, кто там остался. Мы уже прочесывали дворец. Потому я в числе самых первых не оказался и не буду корчить из себя героя.
  Я забежал со своими ребятами наверх на лестничной клетке дворца. А это не в доме малогабаритном лестничная клетка. Это дворцовая лестница. Слышу, вроде, дети плачут. Семья Амина там сидела кучкой, ребенка ранили. Я спросил: "Где Амин?" Они показывают за стойку бара. Заскакиваю туда, он лежит мертвый. Многие издания писали, что он был в спортивном костюме "Адидас", а на самом деле - в трусах и в майке.

  - Он же медицинские процедуры проходил?

  - Да. Лица у него не было. Дело в том, что кто-то из "громовцев" или наших проскочили туда, потому что гранаты рвались прямо на коврах, одна из них попала ему в лицо. Да из автомата его тоже расстреляли. Лица нет - сплошная кровавая масса. Я перепрыгнул через него, а там бар.

  - Владимир Семенович, вы упоминали, что на руки намотали марлю. Это помогало в бою?

  - Нет, нам не очень помогали эти тряпки на рукавах, бинт этот. Помог русский мат. Нас научили по-афгански кричать: сдавайся, бросай оружие. А в основном - по-своему, крепким словцом. И тактика была такая: вначале, если дверь закрыта, обработал ее из автомата, а потом уже заходишь, чтобы тебе тоже самое не сделали. Многие из охраны потом сдались, а они же учились у нас. Они же мат услышали. Вот такое дело. Ну а кто сопротивлялся... Извините. Бой. Крови хватало. Хлюпала по коврам.

  - Когда открывали двери и бросали гранату, смотрели, кто находится комнате?

  - По-разному. У кого как. После того, как я узнал, что Амин убит, перебежал в кинозал, а там темно. Шлепнулся на пол, фонарем свечу и думаю, что сейчас по фонарю, конечно, вмажут. Кто-то зашевелился под лавками, слышу: "Свои, свои". Оказывается, там два полковника медицинской службы были. Один говорит: "У нас тяжелораненый. Кем ранен - не знаю". Штурм, бой есть бой. Говорю: "Вытаскивайте его". И что-то я по дверям в кинобудку стрелять не стал. Дернул ее на себя. А под дверью четыре мужика и женщина - врачи. Они кричат: "Свои, свои!". Я говорю им: "Гляньте - это Амин?". Они ж ему вливания делали, капельницу ставили. Говорят: "Он". Кричу вниз: "Своих веду - не стрелять!". Так что наша заслуга перед медициной, что я наших врачей не расстрелял, а вывел оттуда. Там один полковник был тяжело ранен. Он умер, пока его вынесли.

  - Вам было страшно?

  - Об этом не думали. Давайте говорить прямо, я не знаю, стоит об этом писать или нет. В любом случае, когда человек на смерть идет, ему дают немножко водочки. "Смирновской" выпили, а кайфа никакого - на смерть идешь. А вот "червячка" этого, который в животе сидит и жить хочет, подавляет.

  - Не рассчитывали, что вернетесь?

  - Мы об этом не думали. Только вперед - и все.

  - Раненых, убитых подбирали?

  - Нет. Дело в том, что наших офицеров за всю операцию погибло пятеро. Это тоже говорит о подготовке. Кто-то кровью истек. Бояринов получил ранение в шею, выше бронежилета. Одному парню пуля попала в щеку, пролетела рот насквозь и через другую щеку вышла. Думали, что это меня так, он тоже рыжий был, как и я. Цветков фамилия. Один из "громовцев" погиб. А вообще наших убитых и раненых свозили в госпиталь посольства. Когда разгружались, я видел, что ребята один другого перевязывают. А знаете, сколько это длилось?

  - Сколько?

  - Мы дворец взяли за сорок минут. Пятьдесят человек. Потом пришел помогать мусульманский батальон. Но это уже когда мы все сделали.

  - До рукопашной доходило?

  - Нет, рукопашной я не видел и не слышал об этом. Захватили мы этот дворец. Хафизуллу завернули в ковер и вывезли, где захоронили, по-моему, никто и не знает. Семью его отправили в тюрьму Пули-Чахри. Как потом Бабрак Кармаль с ними разобрался - не знаю. Слышал, что его сын и жена уехали жить в Москву. Наши ребята брали и министерство обороны, и тюрьму, и телевидение.
  И, кстати, до смешного доходило. Когда прочесывали дворец и попадался алкоголь, я раздавал его направо и налево. А потом смотрю - лежит коробка, открываю, там внутри олимпийский мишка. А это ж был конец 1979 года. Полгода до Олимпиады в Москве. И две литровых фляги водки: "Московская" и "Столичная". Я их забрал, зашли в кабинет Амина и там немножко выпили.
  Под утро пришли местные афганцы. Руки протягивают: "Ташакор, ташакор". Это те, которые патриотически настроенные офицеры. У них с нашим руководством, которое появилось, во дворе прошли беседы. Смотрю, генерал Дроздов с западногерманским автоматом гуляет. А нас предупредили: для того, чтобы избежать эксцессов, ничего не трогать - все отравлено. А есть-то охота. В холодильниках - только сырые куры и апельсины. Апельсиновыми корками весь дворец закидали. А мы, перед тем, как на штурм идти, не ели. На пустой желудок все-таки если пуля в живот попадет, то шансов выжить больше. При полном желудке заражение крови гарантировано. А про нас уже и забыли.
  Я нашел в каком-то помещении коробки картонные, перевязанные лентами металлическими. Штыком вскрыл, смотрю, там западногерманские копченые сосиски. Говорю: "Так, мужики, сейчас я поем. Если через 15 минут не загнусь, то можно будет есть". Под утро подошли десантники Витебской воздушно-десантной дивизии. Внизу поставили свои гаубицы, посмотрели в бинокли, что там народ в афганской форме шляется, и давай по нам лупить.

  - Говорили, что Бояринов не должен был участвовать в операции.

  - Не должен был. Он был одним из разработчиков этой операции. Генерал Дроздов, например, ну чего он там будет с автоматом бегать. А Бояринов сказал: "Да мои ребята пойдут под пули, а я в тепле сидеть буду?". И пошел с нами. Вот так получилось.

  - Чем все-таки закончился штурм?

  - Когда мы прочесали дворец Амина, я нашел там герб Афганистана на агатовой зеленой плите с надписью на фарси "Хальк". И с искусственными красными рубинами. Теперь висит у меня в прихожей. Я еще говорил, что мы с коллегой пошли искать его пистолет и в это время нас наши десантники из гаубиц обстреляли. Я ему говорю: "Ну его, твой пистолет, идем за стену, а то тут стреляют".
  И тут объявляют, что на нас идет афганская седьмая бронетанковая дивизия. Я тогда свою коробочку, которую подобрал, на снег выбросил и пошел за оружием. Стали мы готовиться. Шутка ли - на нас бронетанковая дивизия прет, а мы легким оружием вооружены. Но они, слава Богу, до нас не дошли. Их десантники остановили.

  - После операции отпраздновали победу?

  - После штурма нам устроили банкет на вилле. И постарались, чтобы мы не шибко радовались, побыстрее убрать нас из Кабула. И мы где-то в середине января вернулись домой. В Москве нас награждали подпольно, в клубе имени Дзержинского. Я получил за штурм дворца орден Красной Звезды. Руководитель полковник Эвальд Козлов, который после Бояринова стал начальником КУОСа, а после командиром "Вымпела", был удостоен звания Героя Советского Союза. Кто-то награжден орденом Ленина, мой коллега из Харькова Володя Поддубный - орденом Боевого Красного Знамени.

  - А вы понимали, чем обернется ввод войск?

  - Нет. Мы выполняли ту задачу, которая перед нами была поставлена. Солдат есть солдат. Что дальше будет, мы не знали и не знали, что это затянется почти на десять лет. После награждения разъехались по домам. А через полгода снова нас срочно собрали и уже в составе команды "Каскад" отправили в Афганистан.
  
  "КАСКАД"

  - Владимир Семенович, вы рассказали о своей первой командировке в Афганистан и событиях декабря 1979-го. А когда вернулись на ту войну?

  - 12 августа 1980 года мы высадились на аэродроме Шинданд. Общее название отряда спецназначения "Каскад", но отряд разделялся территориально. Мы - Украина и Молдавия входили в команду "Карпаты", которой руководил полковник Ковалев. А замом у него был Геннадий Сергеевич Лобачев. Нашей задачей была разведка и наведение войск на базы моджахедов и так далее. Но не огневой контакт. Огневой контакт только в крайнем случае, если нет другого выхода.

  - Наверное, таких случаев было много?

  - Были. Между прочим, Геннадий Сергеевич выступил там со своим мнением, что бросать команду "Каскад" в атаку на дувалы нерационально, потому что мы слишком дорого обходимся государству, чем вызвал недовольство армейского начальства.
  Наше дело было через агентуру обнаруживать контрреволюционеров и наводить войска на базы, штабы и склады. В то время я был командиром одной из оперативно-боевых групп. Мы с Койновым спали на соседних койках в палатке. Потом построили жилой модуль, а Геннадий Сергеевич у нас был "прорабом" (шутка). Мои бойцы после операции были награждены медалями "За отвагу", "За боевые заслуги", а меня, как их командира, увы, обошли.
  В "Каскад" входили также команды "Тибет", "Урал", "Кавказ", командовал полковник Ковалев. А Геннадий Сергеевич у него заместителем был. Но поскольку команда "Карпаты" разделилась, часть ушла на Герат вместе с полковником Ковалевым, а мы с Геннадием Сергеевичем - в Фарах, Шинданд. Мы находились там, чтобы была какая-то стабильность в провинциях страны. Располагались рядом с аэродромом Шинданд в провинциальном центре Фарах.
  В 1980 году возник кризис с американскими заложниками, когда защитники революции захватили американское посольство в Тегеране. Мы раньше выезжали на операции по обнаружению моджахедов. После этих событий нам велели сидеть не месте. Приехали представители центра из Кабула и сказали: не хотим с вами связываться, вы попали в резерв председателя и для вас возможны действия за пределами Афганистана.
  Это был период, когда американцы двинули свои спецподразделения на Тегеран. Но в пустыне Регистан у них транспортный самолет "Геркулес" столкнулся с вертолетом. И они вынуждены были ретироваться. А если бы они пошли освобождать своих в Тегеране неизвестно, какой это кровью обошлось им, ведь команда "Карпаты" могла бы оказаться в Тегеране, для прикрытия нашего посольства.

  - Вам с иностранными советниками приходилось сталкиваться?

  - Мне не приходилось. Захватывали оружие иностранное, а с американцами воевать - нет. Я с ними столкнулся как-то в Кабуле, в книжном магазине, и чуть не подрался. Американец говорит мне: "Что вы тут забыли? Кто вас сюда звал?". Я в ответ: "А тебя кто сюда звал?". Я же, как "англичанин" в книжную лавку заглядывал. Чуть ему морду не набил. Вот это вся моя встреча с ними.

  - Какие задачи стояли перед вашим подразделением в этот раз?

  - Обнаружение противника. Дело в том, что афганцы прибегли к тактике партизанской войны. Днем он мирный дехканин с мотыгой. А ночью - моджахед. Армии трудно воевать против партизан. Им нужно силе противопоставить силу. И эту силу должны были обнаружить мы. Вот такое дело. И разведка.

  - Что там самое тяжелое для вас было?

  - Бытовые условия. Дело в том, что мы почти все переболели инфекционными заболеваниями. Кто-то подхватил желтуху, я тоже. Где-то в Фарахе был в охранении своего подразделения, и вдруг меня дико бросило в жар. Ребята откачивали антибиотиками. А потом написали, что "переболел болезнью неизвестной этиологии".
  У нас были в Шинданде - мы по Высоцкому называли "Канатчиковы дачи". Там ребята лежали с большим жаром и так далее. Тяжело было морально, а отсутствие нормальной воды, пищи приводило к болезням. Нас предупреждали, чтобы воду обеззараживали. И жара, дикая жара.
  Мы жили не в самом поселке Шинданд, а за аэродромом, практически в пустыне. Жара градусов сорок и никакой тени. В палатках накрывались мокрой простыней. У каждого была своя шлепка для мух, сделанная из автомобильной камеры. Если мух собиралось меньше, чем штук 15-20, даже ленился поднимать эту штуковину. Мы очень часто уходили вечером на задания, а возвращались под утро. Поэтому войска, а мы стояли на базе дивизии, куда мы уходили и откуда мы возвращались, даже и не знали.

  - Как вообще происходил отбор в отряд "Каскад-Карпаты"?

   - Что любопытно, в первый раз были одни офицеры, во второй - мы сами набирали бойцов. На базе Сумского артиллерийского училища провели сборы. И там были специалисты из среднего звена, сержанты. Офицерский состав плюс обязательно два радиста. Потому что, одного если убьют, будет работать второй, но без связи мы оставаться не могли. Водитель БТРа, разведчик из ВДВ, пулеметчик - спецназ или ВДВ. Шесть человек - офицеры КУОСа: командир, замкомандира и еще три офицера. Группа - одиннадцать человек. Водителя БТРа нам дали в Сумах. Мы не выбирали его. Мне сказали: вот это радисты, иди выбирай сам. Пошел, говорю: "Ну что, ребята, Родине послужим? Кто со мной?".

  - И как они, согласились?

  - Согласились. Некоторые даже обижались, что их не взяли. Потом говорят: "Вот это разведчики, вот это пулеметчики. Иди выбирай".

  - И как выбирали?

  - А я выбирал так: зрительно. Это уж, извините меня, вкусовщина. Понравился тебе человек, тебе потом с ним одну кашу есть, пыль глотать.
   Мы теперь дружим. Правда, оба радиста у меня уже умерли. Один - из Смелы, другой - из Голой Пристани. Мы когда-то ездили в Крым, в наш санаторий "Черноморье", так в Голой Пристани останавливались у них на даче. И потом, когда он умер, мы дружеские отношения сохранили с его семьей. Я каждый раз ездил к нему на могилку.

  - А это все были срочники?

  - Срочники. Приписной состав, как Геннадий Сергеевич их называл.

  - Дедовщины среди них не было?

  - Нет, исключительно дружеские отношения. Нас просто прозвали "андроповский" батальон. И маленько вольница у нас была. Дело в том, что мы получали зарплату местной валютой - афгани. А войска получали валюту на содержание чеками "Внешпосылторга". Поэтому они могли покупки делать только в магазинах военторга, а мы в магазинах, дуканах скупались.

  - Какую зарплату получал офицер "Каскада"?

  - Из расчета 40 инвалютных рублей в день. А еще у нас паек офицерский был лучше, чем у призывного состава. Но мы с ними делились. Но зато они получали сигареты. Мы их называли "смерть на болоте": "Охотничьи" или "Донские". А почему смерть на болоте? "Охотничьи" - там было изображено болото, летящая утка и охотник с ружьем. Сигареты, кстати, офицерам не было положено. Зато у нас был сыр, сгущенное молоко.
   Мы делали так: в БТР сверху ящик от боеприпасов ставили, и в этот ящик сбрасывали все: и сыр, и сгущенку, чтобы не испортилось. А вот денежное содержание было абсолютно одинаковое как у офицера, так и у рядового. Как говорится, друг друга не обижали. Поэтому у нас и отношения между собой у всех прекрасные были. Я не жрал, извините меня, сгущенку под одеялом.

  - Как отношения с вашими сослуживцами, которые в России живут?

  - Отличные отношения. Если бы мне предложили (но уже не предложат - мне 72) с оружием в руках идти против них - я не пошел бы. Никогда.

  - В засады попадали?

  - Мы, бывало, выходили и кишлаки прочесывали. Наши коллеги, офицеры из Кабула, попали в засаду и почти все погибли. Наш сотрудник Виталий Белюженко получил звание Героя Советского Союза, он крепко пострадал, попав в засаду. Его потом в Ташкенте в госпитале лечили.

  - А как группа попала в засаду?

  - Чего-то не доглядели, и их расстреляли. Александр Пунтус - фамилия парня, который погиб, попав в засаду. Ну а были ли еще такие случаи - мне такие факты неизвестны. У нас такого не было. И я очень доволен, что у нас не было потерь. В команде "Карпаты" у Геннадия Сергеевича. Всех, кого я лично набирал, вернул домой назад живыми.

  - Как во второй командировке было организовано питание?

  - Первый раз в Кабуле у нас кашеварили добровольцы. А поваром в Шинданде был директор сумского ресторана. И помощники добровольные лепить котлеты или делать отбивные. Так что питались мы у директора ресторана. На довольствии, конечно, стояли на базе воинских частей, в расположении которых находились. Например, в Фарахе тоже стояли ГРУшники недалеко от нас. И был аэродром подскока. Там вертолеты, по крайней мере, садились. Мы снабжались централизованно продуктами. А готовили? Так наши хлопцы и готовили, елки-палки. У нас было две полевых кухни в Фарахе, во дворе стояли.

  - До вас доводили какие-нибудь инструкции насчет попадания в плен?

  - Нет. И вообще среди наших подразделений госбезопаности я не знаю ни единого случая, чтобы кто-нибудь попал в плен. В плен попадали армейские ребята, и я должен сказать, что по разгильдяйству. Ушел куда-то погулять и попался.

  - Но все-таки, война есть война, и вам, наверное, инструкции какие-то давали, как себя вести в случае попадания в плен?

  - Не было. Я такого не помню. У нас вообще не шел об этом разговор. Даже теоретически не было разговора о попадании в плен. Конечно, понимаю, что в боевых условиях всякое может быть, но если ты находишься на территории части, находишься в кругу боевых товарищей, то, наверное, тебя никто не бросит.

  - При выходе в разведку или на выезде был риск?

  - А мы по одному не были. На выезд колоннами ходили.

  - В колонне сколько обычно машин?

  - До десятка. Если я сейчас еще помню, но не меньше трех-четырех.

  - Неожиданности с техникой на выездах случались?

  - Дело в том, что нам дали БТР-80 в Фергане. Второй раз мы с собой технику везли. В Фергане и тренировались наши водители. Техника была не новая. Не самая последняя. Поэтому случалось, что у кого-то на марше закипала вода. Вся колонна останавливалась, команда занимала круговую оборону. Это бывало и в ночное время. И водители все дружно шли на помощь тому, у кого там что-то не заладилось. Я не раз валялся в какой-то канаве, звезды считал, пока наши водители бегали друг другу помогали. Взаимовыручка была полнейшая.

  - Как складывались отношения с местными?

  - Мы с афганцами были в прекрасных отношениях. И меня как-то, поскольку я знал числительные, даже прозвали "купи-продай". Там суть дела такова, что если с афганцем не будешь торговаться, он тебя уважать не будет. А торговаться с ними я умел.

  - Вы говорили, что вам доводилось кишлаки проверять?

  - Да, бывало, доводилось прочесывать кишлаки в поисках и оружия, и моджахедов. По-всякому было, ставили задачу, и мы на нескольких БТРах выезжали прочесывали кишлаки. В домах у них такой порядок, что мужчине, чтобы не оскорбить их чувства мусульманские, на женскую сторону нельзя заходить.

  - Какая ваша задача была как командира оперативно-боевой группы?

  - Я подчинялся командиру и штабу, который ставил передо мной задачу. Частично мы уходили в Фарах для поддержания мирной обстановки, налаживания отношений с местными. Мы их так называли: местные патриоты - "ватанпарасты". "Ватан" - это родина. Значит - патриоты. Налаживали отношения с местным руководством НДПА. Тоже было необходимо. А в отношения между ними мы старались не ввязываться.

  - Из нашего разговора получается, что вы просто катались по стране и, в принципе, особой опасности не подвергались?

  - Конечно, попадали и под обстрелы. Мы жили рядом с аэродромом Шинданд на базе дивизии, у нас там была своя территория палаточного лагеря, огороженная проволокой даже от своих. Потому что контактов между нами и войсками не было, разная специфика. О том, чем занимаемся, нам было нежелательно им рассказывать. И в дела друг друга мы не лезли.
  Наш командир, Геннадий Сергеевич, контачил с руководством дивизии. Мой радист имел друзей в войсках. И ходили к ним в баню походную. Я уже говорил, что под конец мы там уже под руководством "прораба" Лобачева построили свой модуль с койками в комнатах. Когда на нас ночью в Фарахе напали, была пальба, нам пришлось отстреливаться. Геннадий Сергеевич пошел к губернатору провинции и сказал: еще раз такое будет - мы вам "кузькину мать" устроим.

  - Когда вас обстреляли, ситуация очень сложная была?

  - Обстреляли нас в Фарахе. Мы уже были вне дивизии и разбросаны. У нас казарма - обыкновенный дом, не вилла. На крыше лежали гранатометы, пулеметы. На случай атаки. Если что, можно было закрыться, там казарма как казарма была. В туалет, как минимум, с пистолетом ходили, через двор.

  - Вы ведь в кишлаки заезжали, там могли и в спину выстрелить?

  - Могли. И в город ходили. Как-то пошли мы в город, смотрю, стоит джип, на меня бородачи смотрят. Я ребят своих немножко отпустил. Иногда мы на зеленый рынок заходили, если там кому чего купить надо. И вот зашли в магазинчик, в дуканчик. А я на всякий случай остался, смотрю, джип остановился, там три бородача сидят, глаза злющие. Ну, думаю, сейчас уже что-то может быть. Присмотрел бетонную канаву, куда плюхнусь и начну стрелять. Но, слава Богу, обошлось.
  В Кабуле в сторону аэропорта целый городок наших пятиэтажек понастроили. Так там наши советники жили с семьями. Один попал на Грязный рынок. И пулю в спину заработал. А как-то, это еще при Дауде, вертолет сбили и тяпочками пилотов порубили. Дауд, вроде, в отместку всю деревню и вырезал.
  Жители Афганистана не могут терпеть чужих солдат на своей территории. Поэтому и отношение было к нам такое. По-разному племена к нам относились: пуштуны, хазарейцы. Хазарейцы - это монголы. Туда же Чингисхан приходил. Хазар - это тысяча. Это самые несчастные, обездоленные, водоносы. В Кабуле живут в горах, как в скворечниках, хазарейцы самые бедные. Живут там туркмены, таджики.

  - Тяжело ли было вербовать агентов среди местных?

  - Я этим не занимался. Трудности заключались в том, что фарси немногие знают. У нас были переводчики - таджики. Конечно, если агентурной работой через переводчика занимаешься, то есть сложности.

  - А как они вообще на контакт шли?

  - Я не скажу, что это было массово. И мне лично заниматься таким не приходилось. Бывало, захватывали в кишлаках людей, которых потом передавали в ХАД, в их контрразведку. Так у нас свое КПЗ было. Сегодня, например, моя 16-я группа дежурная по "андроповскому" батальону. Значит, у нас дежурная палатка есть. Койки для всех моих людей. Один я, командир, сижу под лампой, а через кровати пленные сидят на корточках. А наши ребята прямо так и спят рядом с ними. Мне пленных покормить надо, сигарет дать. У крайних наших, которые спят поближе к пленным, автоматы забираю, вокруг себя раскладываю, я командир, спать не могу. Сижу всю ночь и наблюдаю.

  - Вам приходилось таких пленных брать?

  - Да, но потом мы их передавали в ХАД.

  - Арестовывали их, очевидно, быстро, чтобы столкновений не допускать?

  - По наводке "ватанпарастов"-патриотов. Не исключаю, что кто-то из них личные счеты сводил. Ну и слава Богу - никто не погиб. В других командах были такие случаи. А наша команда вся благополучно вернулась домой. Значит, обстрелы моджахедов цели не достигли.

  - С каким чувством вы вспоминаете Афганистан?

  - Афганистан - это яркая вспышка всей моей жизни, это самое яркое, что я могу вспомнить из всей своей жизни, и чем я горжусь.

  - Почему вы при таком послужном списке не получили высокую должность?

  - Самокритично скажу, почему не стал даже самым маленьким начальником. Хотя, допустим, местной "Альфой" у себя должен был бы руководить. У меня с начальником были разногласия, и он сказал, что уходить не собирается, так что придется уйти мне. И меня, боевого офицера, отправили на должность военного переводчика в оперативно-технический отдел. Зато попал под партийное кураторство своей нынешней любимой жены, с которой мы прожили уже 28 лет. Потом служил в подразделении информационно-аналитическом, в котором тоже не сошелся с руководством.
   Когда подошел срок окончания службы, не стал его продлевать. Хотя мне предложили: служи, мол, тебя никто не гонит. А я уже не захотел больше служить. В 1995 году вышел на пенсию. Как правило, у нас перед выходом на пенсию стараются работников поставить на должности выше, чтобы они получили хоть какую-то прибавку к пенсии. Так я даже этого не удостоился. Ни в какой бизнес не пошел, этому обучен не был. Поэтому вот так и прожил, большим человеком не стал и много денег не заработал. Но зато честно служил Родине, честно воевал.

  - Владимир Семенович, что вы хотели бы пожелать молодежи и будущим поколениям украинцев?

  - Да что пожелать? Любить Родину. Она у нас одна. И не забывать о людях старшего поколения. Их мудрость и жизненный опыт будут очень кстати молодым людям на жизненном пути.
  30 июля 2018 года. Ворзель.
  Беседовал Евгений ЛЕвченко
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023