Аннотация: Мои рассказы, попавшие в изданную Министерством культуры Омской обл. Антологию 2012 г.
БАБОЧКА
Цель появилась неожиданно.
К бою! - искрой вспыхнуло в мозгу, и ствол бесшумного 'винтореза' тотчас метнулся к размытому тёмному силуэту. Мушка заученно вцепилась в маленькую, не больше комара, фигурку, палец автоматически лег в изгиб спускового крючка. Есть! К бою готов. Можно работать...
За аулом наблюдали с полуночи. Место лёжки выбирали наспех, потому что времени на раскачку не было ни минуты. Благо, удобную позицию нашли без особых усилий: щербатые в сизой дымке горы, густой разлапистый лес, махрово-зеленые кусты, торчащие всюду ершистыми пучками - отличные условия для тех, кто решил укрыться от сторонних взглядов. На равнине маскировка требовала специальных средств и методов, а в горах природа все устроила сама, оставалось только умно этим воспользоваться. Постарались, как смогли.
Отлогий склон, усеянный мелкими цветами и курчавой травой, позволял без особых помех наблюдать за левым крылом аула, где, точно белый гриб среди волнушек, стоял трёхэтажный дом с рыжей черепичной крышей.
Именно он и представлял основной интерес для группы спецназа.
...Цель поднималась по склону и непрерывно оглядывалась, будто кого-то искала.
Егор выдержал короткую паузу и решил доложить об угрозе засветки командиру, находившемуся с ядром группы поодаль, в зелёнке.
- Гранат, Гранат. Клеёу на связь.
- На связи Чибис. Что хотел?
- Граната давай.
- Он спит после ночи. Тебе срочно?
- У меня гость.
- Понял. Бужу...
К операции готовились в режиме строжайшей секретности. Информация о банде террористов - на счету которой были и взрывы жилых домов, и захваты заложников, и зверские издевательства над пленными - стекалась в федеральный штаб крупица за крупицей и оседала на полках толстого опечатанного сейфа, доступ к которому имел только узко ограниченный круг высшего комсостава. Накануне вечером пришло агентурное донесение о том, что банда собирается навестить близких родственников в отдаленных горных селениях. Это событие послужило сигналом к началу войсковой операции. Несколько отрядов спецназа тут же выдвинулись к местам вероятного появления террористов, с тем чтобы установить наблюдение за аулами, в которых, согласно агентурных данных, со дня на день могли объявиться лидеры бандитского подполья. Армейские соединения встали 'на крыло' и ждали команды к выступлению в район проведения операции. Их задача заключалась в том, чтобы слету окружить указанное разведкой село и провести задержание или уничтожение ваххабитов. Военная машина пришла в движение.
... Цель медленно приближалась к лёжке и уже сравнялась по размерам с муравьем, которого можно было рассмотреть в общих деталях. Снайперский взгляд - вещь уникальная. Он способен не только держать в поле зрения непосредственную мишень, но и одновременно контролировать окружающую обстановку: кусты, расщелины, деревья, валуны, уступы... Похоже, сейчас везде было чисто. К лёжке действительно шёл одиночка.
Егор плотнее прижался к наглазнику оптики, чтобы спокойно рассмотреть объект и примериться для возможного выстрела... Но уже в следующую секунду палец его, точно обжегшись, отскочил от спускового крючка. Этого только не хватало!
Он пристальнее вгляделся в прицел - не ошибся ли: июньское солнце светило прямо в глаза, и видимость была недостаточно чёткой - но, нет! Судя по лёгким прыгающим движениям, к лёжке приближался именно ребёнок!..
По горькому опыту Егор отлично знал, что дети горцев совсем не так безобидны, как могло показаться со стороны. За время боевых действий ему приходилось сталкиваться со всяким - десяти-двенадцатилетние пацаны подбрасывали гранаты в ротные палатки, стреляли по военным машинам, вели разведку, корректировали огонь духов и проч., проч. Играть с ними в благородство бойцы давно уже отучились. На войне как на войне. Или ты, или тебя. Другие законы здесь не работали.
Егор снова всмотрелся в цель и чуть в сердцах не сплюнул.
Чёрт! Мало того, что это был ребёнок. Так ещё и девочка!
С камушка на камушек прыгала шустрая пигалица в тёмно-сиреневом платьице с бахромой на рукавах.
- Клеё, Гранат на связи, - ворвался в наушники хриплый голос командира. - Что у тебя стряслось?
- У меня гость, - негромко сообщил Егор в торчавший из-под шлема микрофон.
- Один?
- Да.
- Вооружен?
- Нет.
- Далеко?
- Пока да. Но двигается в моем направлении.
- Угроза засветки есть?
- Пока нет. Но может появиться. Он приближается.
- Будет угроза - устраняй.
- Это ребёнок.
Гранат немного помолчал... а потом жёстким голосом спросил:
- И что с того?
- Девочка.
- Гм... - командир выдержал недолгую паузу. - Слепая?
- Нет.
- Тогда что это меняет?
Егор помедлил, прежде чем ответить:
- Ничего.
- Если есть возможность тихо спеленать - пеленай. Подержим у себя. А нет... Зачищай!
- ... Понял.
Егор вновь прильнул к оптике.
Девочке на вид было лет девять-десять. Её гладкое смуглое личико украшала наивная улыбка, темные, широко распахнутые глаза светились радостью и любопытством. Ловко прыгая по склону, она порой замирала на месте... Вот неожиданно бросилась к кусту, взмахнув смуглыми ладошками, и в тот же миг из-под них выпорхнула большая пестрая бабочка.
Ах, вот оно в чём дело!
Оказывается, девчушка гонялась по склону за большекрылой горной красавицей.
Егор приподнял голову.
Он понял, что нажать на спусковой крючок сейчас не сможет.
А не нажать?
В голове вихрем пронеслись истории, связанные с подобными встречами. Все они заканчивались неизменно кроваво. Не раз он слышал от сослуживцев рассказы о женщинах и детях, ставших причиной гибели целых отрядов и срыва боевых операций. Не далее как месяц назад группа лейтенанта Иванцова отпустила в лесу старушку, которая нечаянно набрела на спецназовскую засаду. Парни пожалели бабку - не звери же - отправили с миром. Сами же решили сменить место лёжки для подстраховки. Но не успели. Едва собрали эрдэшки и походные коврики - появились духи. Они налетели диким роем. Первую половину отряда выкосили огнём гранатомётов. Иванцову оторвало руку и ногу. Группа осталась без командира и попала в окружение (духов было намного больше). Попыталась вырваться из кольца, но не получилось. Проскочили только двое - они и рассказали о случившемся - остальные ребята погибли в огневом мешке. Дрались до последнего, умирая, подкладывали под себя гранаты, чтоб духи не глумились над трупами... Когда же наконец подоспела помощь, спасать было некого. Оставалось только собирать холодные окровавленные тела бойцов. Егор до сих пор со скрипом зубов вспоминал, как увидел оторванную руку Иванцова и не смог поднять ее с земли. Казалось, окровавленные пальцы ещё шевелятся, ещё живут сами по себе, ещё воюют, жмут на спусковой крючок, дергают кольцо гранаты - это было страшное зрелище, несравнимое с видом обычных трупов... даже изуродованных, даже обезглавленных - там были и такие. От этих воспоминаний Егора коробило по сей день, а злоба на местных - и жителей, и бандитов - становилась все сильнее и сильнее... Война не богадельня - за жалость и сопли жестоко наказывает. Нельзя нарушать ее законы, всегда суровые, порой циничные, но зато позволяющие выжить и выполнять задачу.
У Егора не было возможности 'спеленать' гостью.
Место оказалось удобным для наблюдения, но совершенно неприспособленным для быстрой вылазки. С маскировкой тоже, надо признаться, все обстояло не так хорошо, как хотелось. Второпях ведь выставлялись, ночью - ориентировались больше на вид аула, чем на боевое применение.
Добраться до девчонки незаметно было нереально, но вот она без особого труда могла заметить лёжку, возьми чуть выше и левее. В той стороне как раз зиял открытый сектор - ночное упущение. А это означало...
Что вариантов не было.
Палец привычно лёг на спусковой крючок.
И опять безвольно сполз на ребро скобы.
Егор вгляделся в смуглое девичье личико. Вспомнил сестрёнку.
Пятью годами младше его, она в детстве была такой же непоседой, как эта черноглазая пигалица.
Любопытная Маришка носилась по городку, собирая все возможные и невозможные неприятности. Как же она надоедала Егору! Но куда денешься? Мать посылала его искать это веретено на ножках, отрывая от интересных дел, таких, к примеру, как игра в солдатиков. Однажды, злой, как чёрт из-за того, что в очередной раз пришлось бросить любимое занятие, он нашел её на краю старого, заросшего высоким камышом пруда. Мокрая, перепачканная Маришка испугалась его грозного окрика и разжала маленькую ладошку. А из нее во все стороны брызнули крошечные лягушата.
Он схватил сестру за руку и хотел отвести домой, но эта соплюха начала упираться!
Вот тут он и отвесил ей хороший подзатыльник.
Маришка шлепнулась в расквашенную глину, некоторое время растерянно хлопала испуганными глазенками, а потом выпятила нижнюю губу и расплакалась. Но не обычным рёвом вредного ребёнка, а всхлипывая и тоненько, по-щенячьи поскуливая... И такой слабенькой и беззащитной она ему показалась, что в душе все десять раз перевернулось. И захотелось вместо неё ударить себя самого, и отмотать время назад, чтоб не было этого дурацкого поступка, чтоб не видеть этих крошечных слезинок, не слышать этого жалобного голоска.
Именно в те неприятные минуты он дал себе не по-детски суровый зарок - никогда не обижать маленьких и слабых. Таких, как эта пигалица, которая сейчас беззаботно гонялась за красивой горной бабочкой.
Егор не отрывался от прицела, замечая, что гостья подбирается все ближе и ближе к склону, тому самому, откуда лёжка просматривалась как на ладони. Отползти отсюда незамеченным он физически не мог - этот вариант не продумали, когда выбирали место. Никто не рассчитывал, что взрослый человек вдруг полезет в глухой труднодоступный тупик, а о ребенке даже мысли не мелькнуло. Тем более о бабочке, которая сейчас летела именно туда, куда лететь ей было бы не нужно.
'Как мотылек на огонёк, - подумал Егор, вжимая мускулистое тело в камни. - Не беги за ней, девочка. Уходи пока не поздно. Здесь прячется твоя смерть'.
Но бабочка порхала, взмывая все выше по склону, а девочка неотступно прыгала за ней.
- Клён. На связь Гранату, - сухо прошуршало в наушниках.
- На связи.
- У тебя чисто?
- Нет.
- Почему?
- Девчонка бегает по склону.
- Ждёшь, когда засечёт?
- Если засечёт - успею снять.
- Не успеешь. Она завизжит быстрей, чем долетит пуля. А эхо разнесет на километры. Скоро могут нагрянуть гости.
- А могут не нагрянуть.
- Могут... В том числе и по твоей милости. Зачищай.
Егор ничего не ответил.
Война не любит эмоций.
Влажный палец вновь лёг на горячий спусковой крючок.
Мушка, дрожа, опустилась на маленькую девичью головку.
И всё-таки человек - не робот...
УРОК МУЖЕСТВА
Худощавый старик с гирляндой медалей на скромном бежевом костюме, сидел за учительским столом в аудитории 8-а класса.
- ... И мы прошли эту страшную войну, - говорил он, щуря выцветшие глаза, в глубине которых мелькал тусклый, по всей видимости, догорающий огонёк. - Мы понесли тяжелые потери, но не позволили фашистской гадине хозяйничать на нашей земле... Мы лишились родных и близких, хлеба и крова, но мы выдержали... и мы победили.
8-а класс, похожий на разноцветную клумбу - настолько яркую, что пожилая, в строгом жакете, учительница, стоявшая в конце аудитории, чувствовала себя неловко перед скромным гостем - слушал рассказы о войне, перешёптываясь и бойко щёлкая кнопками мобильных телефонов. К приходу фронтовиков здесь все уже привыкли, и далёкая война казалась сегодня куда менее драматичным событием, чем прыщик над губой, вскочивший накануне долгожданной школьной вечеринки.
- Мы не жалели ни сил, ни жизней, чтобы выбить врага с нашей родной земли, - продолжал ветеран, время от времени глухо покашливая. - Четыре года мы изо дня в день ковали победу в тылу и на фронте. Вся страна стояла плечом к плечу, один к одному... и выстояла. Мы отвоевали для вас светлое будущее. Живите теперь под мирным небом, внучки, и радуйтесь тёплому солнцу. А мы будем радоваться за вас. Сколько уж нам, понимаете ли, осталось - не суть важно. Не для себя мы старались.
На этой высокопарной ноте в задних рядах кто-то по-детски звонко чихнул.
Учительница тут же закрутила головой, нахмурив тёмные стрелочки-брови.
- У кого там в носу засвербело? - спросила она строгим надтреснутым голосом. - Кто там захотел на приём к директору? Ты, Самсонов?
- А чё уж и чихнуть нельзя? - гнусаво промычал белобрысый парнишка с россыпью веснушек на круглых щеках.
- У директора в кабинете будешь чихать. Понял меня? Я тебя предупредила. Ты меня знаешь. Лучше не доводи до белого каления.
Ветеран секунду-другую помолчал, обвёл взглядом нетерпеливо ёрзающую аудиторию и, по-доброму улыбнувшись, неожиданно предложил.
- А давайте-ка мы с вами, ребята, поговорим все вместе. А то мне, понимаете ли, одному как-то скучно стало.
- Дава-айте, - вяло пронеслось по классу.
- Тогда вы спрашивайте, что интересно, а я, как есть, отвечу. Не стесняйтесь.
- А у вас большая пенсия сейчас? - донёсся жиденький голосок из крайнего угла на "камчатке". - Много денег платят?
Учительница громко хлопнула рукой по столу.
- Так! Ещё одни такой вопрос - и завтра же с родителями в школу! Ты меня понял, Мухин? Ещё один раз - и вылетишь из класса.
- А чё, прям и спросить нельзя? - огрызнулся длинноволосый юнец, морща толстый, в мелких прыщиках, нос и кривя пухлые губы.
- Я тебя предупредила. Ты меня знаешь. Лучше не доводи до греха. Сиди и помалкивай лучше. Не позорь меня перед заслуженным человеком... Итак. У кого есть вопросы к Семёну Петровичу? Пожалуйста.
Невысокий, в массивных роговых очках парнишка бодро поднялся из-за стола и деловито покашляв в кулак, чётко спросил.
- А скажите, Семён Петрович, как вы относитесь к малым войнам? К так называемым 'горячим точкам'?
- Хм... - почесал в затылке старик. - Так пули да снаряды везде, брат, одинаковые, хоть на малых войнах, хоть на больших. А как я к ним отношусь?.. Да так и отношусь. Война - и есть война. Ничего в ней хорошего-то нету. Откуда ж ему, хорошему, там взяться? Неоткуда. Грязь да смерть - вот и все мое отношение.
Учительница подошла к парнишке сзади и ласково взъерошила его вихрастую с двумя завитками в разные стороны макушку.
- Отличник наш, Венечка Самохин. Умница.
Взбодрённый лестным отзывом паренек, продолжил развивать интересную, по его мнению, тему.
- А скажите, пожалуйста, Семён Петрович. Вот вы воевали на большой войне, защищали Родину. Так?
- Ну, ясное дело, что так. А как же ещё-то? Защищал, конечно. Первым нападать не собирался.
- А от кого, объясните нам, защищают страну солдаты на малых войнах? В тех самых 'горячих точках'? Ведь, кажется, на нас никто не нападает.
- Ну как же? - повёл руками ветеран. - Интересы страны они защищают. А как иначе? Иногда, чтобы упредить большую войну, надо провести малую. Это стратегия, мои хорошие, а как же? Правда, тут вот какая штука получается. На большой-то войне вся страна гуртом воюет. Как говорится, всем миром. А на малой солдатики одни мучаются. Страна-то в это время на танцульках да в ресторанах отплясывает. Потому и тяжелей им воевать-то в моральном смысле. Нам-то в этом плане посподручней было, да. Вот так примерно мне видится.
- А как вы относитесь к тому, что ваши потомки сегодня добровольно уезжают за границу? В Германию, например. С которой вы когда-то воевали.
- Да как отношусь, - пожал плечами старик. - Другое нынче время, другая жизнь. Её не остановишь. Всё течёт, всё изменяется. Едут и едут, что ж теперь поделать. Так к этому и отношусь. Жизненно.
Отличник недоумённо округлил глаза. Он рассчитывал услышать совершенно другой ответ. Ему казалось, что ветеран должен заклеймить позором всех эмигрантов и патриотично призвать школьников к верности Родине. Но этого почему-то не произошло и в душе восьмиклассника родились некие подозрения.
- Я думал, вы нам скажете, что скатертью им всем дорожка. Что они и там своими не станут, и здесь все корни потеряют. Что чужую армию кормить будут. А вы... - парнишка поправил сползшие на нос очки, - как-то мягко, в общем, отозвались. Мой прадед по-другому говорит.
- Кхе, кхе, - поднес кулак ко рту ветеран. - Не хочу я молодежь-то осуждать. Судей и без меня хватает... Другое нынче время и другие люди. Что ж теперь с этим поделать? Все хотят пользоваться благами, созданными не ими. Такая нынче жизнь. Хоть сетуй на неё, хоть не сетуй. Н-да.
Отличнику этого ответа показалось недостаточно.
- А если бы ваши дети захотели уехать на Запад? - спросил он, подозрительно щуря маленькие близорукие глазки. - Что бы вы сделали?
Услышав последние слова, ветеран мгновенно изменился в лице, постарев сразу лет на пять или десять, взгляд его стал необычайно жёстким и суровым, руки нервно сцепились в замок.
Восьмиклассник это заметил и не преминул с удовлетворением дополнить.
- Дети, наверное, давно уже где-нибудь в Англии светлое будущее строят. Да? В своих домах с лужайками живут? Отсюда и такое понимание.
Семён Петрович немного помолчал, видимо, принимая для себя нелегкое решение, тяжело вздохнул, выпрямил сгорбленную спину и с большой осторожностью, точно опасаясь сломать что-то очень хрупкое и дорогое, запустил руку во внутренний карман пиджака.
Через мгновенье на свет появился дряблый линялый кисет, на затертом боку которого едва виднелась неровная, вышитая неумелой рукой надпись "Защитнику Родины".
Класс зорко следил за каждым движением ветерана, ожидая ответа на повисший в воздухе вопрос. Но Семён Петрович пока молчал.
Аккуратно развязав узелки на тесьме, он выудил из мешочка большую красную звезду и бережно опустил её на край видавшего виды стола... вслед за этим аккуратно достал вторую, точно такую же, и положил рядом с первой, смахнув заскорузлым мизинцем невидимую пылинку. Кисет при этом заметно похудел, но всё-таки было видно, что в нём ещё что-то оставалось. Глубоко и неровно вздохнув, ветеран опять запустил руку в мешочек и вытащил красивый серебряный крест с пятиугольной колодкой, обтянутой алой муаровой лентой, которую он ненадолго задержал в сухой трясущейся ладони. Награда будто ожила в руках фронтовика: мягко зазвенела, сверкнула на солнце белым благородным металлом, отблеск которого пробежал по озадаченным лицам немного притихших ребят.
Старик чуть помедлил, раскладывая ордена на столе, поправляя ребристые кончики и сдвигая их поближе друг к другу, так, чтобы соприкасались между собой краями, в чем угадывался какой-то особый, известный только ему одному смысл... Сделав это, он беззвучно пошамкал искривленными губами, будто проверяя, слушаются ли, не подведут ли в ответственную минуту, решительно с хрипотцой выдохнул и поднял глаза к засиженной мухами люстре.
- Вот они, мои детки, - сказал он, поглаживая награды дрожащими пальцами на ощупь...
Ёрзанье в классе, как по команде, прекратилось. Тишина затопила аудиторию...
- Вот мой Ванечка-сынок, - продолжал фронтовик сиплым голосом. - Вьетнам, 1966-й, сбит на самолете - морщинистые пальцы при этом нежно коснулись первой красной звезды. - А вот Алёшенька-внучок... Афганистан, 1985-й, сгорел в танке... живым, - кадык ветерана едва заметно вздрогнул. - А это... А это вот Егорка-правнук... Чечня, 2003-й, - на серебряном кресте с надписью "Мужество" рука Семёна Петровича затряслась гораздо сильнее прежнего, очевидно, рана была самой свежей и самой болезненной, вероятно, не смирилось ещё стариковское сердце с безутешной потерей. - Это последний наша награда, - просипел он, едва шевеля побелевшими губами. - Тоже посмертная... И последний мой потомок, - он заморгал часто-часто, по всей видимости, собираясь заплакать... Но ничего из этого не вышло - глаза по-прежнему оставались сухими, наверное, в них не было больше ни одной слезинки... - Вот и все мои детки, - горько вздохнул ветеран и медленно принялся складывать награды обратно, с трудом попадая в мешочек. - Вот и всё наше светлое будущее...
Учительница стояла с растерянным видом, словно попала на урок, которого не было в расписании.
Класс подавленно молчал.
А в окна, как обычно к полудню, вползало яркое майское солнце.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023