ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Линчевский Дмитрий Иванович
Страх

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.92*84  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Неоднократно опубликован.
  
  Август 1996 г.
  
  Его считали недотёпой, но он не обижался.
  Тихий, слабый, неуклюжий - кто он? - не гусар же, в самом деле, не гвардеец. В шеренге Глеб стоял последним, а в наряды заступал первым; одногодки над ним подтрунивали, 'дедушки' измывались, сержанты драли как сидорову козу и гоняли до седьмого пота - всем казалось, что маленький рыжий солдатик способен лишь держать лопату да худо-бедно рыть окопы. Все так считали... Только не было теперь никого. Точнее были, но там, у дороги... Уже холодные.
  
  Чудное место Кавказ, живописное. В небе кружат большие орлы, в воздухе пахнет цветами и травами, всюду лучится волшебная, ослепительная красота. Вверху: белоснежные маковки гор, придавленные сизыми тучами, внизу: крутые каменистые подошвы, усеянные зелеными кустами и диким орешником, источающим тягуче-горький аромат, вокруг: цикады, птицы, бабочки, стрекозы - словом, рай, и только... Правда, человек военный смотрит на мир по-особенному. В скальных ущельях он видит засады, в изумрудных купах чинар - укрытия, а в бойких змеистых речушках - водные преграды. И потом, к чему восхищаться орнаментом пушки, нацеленной в вашу грудь? В сравнении с русским простором Кавказ выглядит тесным и не в пример бугристым: словно в минуты гнева творец скомкал эту землю, как бумажный листок, да так и забыл разгладить. Упреждал он тем кого, наказывал ли - кто теперь знает...
  Блокпост оборудовали прямо под горой: сзади - глухой скальный срез, справа и слева - дорога, за ней - крутые изломанные обрывы. Позиция хорошая, удобная во всех отношениях, правда, отступать некуда, зато и напасть могут только с двух сторон - тыл и фронт защищает природа.
  Службу несли группами по пять-шесть человек. Каждые два дня команды менялись: из лагеря приходил пятнистый БТР и забирал старый наряд, оставляя новый, свежевыбритый. Дежурства протекали спокойно и особых хлопот не приносили...
  Только на этот раз все вышло по-другому.
  На рассвете к блокпосту подъехала бежевая 'Нива', в салоне которой сидело трое бородатых кавказцев. Водитель с хищным клювастым носом широко распахнул дверцу и призывно помахал рукой солдатам: мол, есть интересный товар, подходите, выбирайте, смотрите. Дело, в общем-то, обычное - местные нередко привозили на продажу всякую всячину - и бойцы, не раздумывая, дружно зашагали к машине.
  Глеб в это время сидел под крышей блокпоста и прилежно начищал оружие. Он видел, что ребята собрались у 'Нивы', разглядывая мохнатые бараньи шапки, которые разложили на капоте гости. Ему тоже хотелось подойти к ним и примерить колоритную папаху, ощутить себя джигитом, горцем 'вайнахом', но было не положено - слишком мало прослужил. Он не расстраивался - такие правила. Его удел: собирать и разбирать автомат, часами целиться в мишень, отрабатывать плавный спуск и получать тумаки за всякого рода оплошности. Его номер - последний. Он в конце строя. Он привык. Когда-нибудь и на его улице наступит праздник. А пока - сидеть и чистить автомат.
  Солдаты в это время бойко примеряли шапки, подбирая цвет, размер, фасон, длину волоса. Кавказцы привезли с собой небольшое треснутое зеркало и услужливо подставляли его каждому, кто хотел покрасоваться. 'Совсем, как джигиты! - восторженно цокали они языками. - Как будто бы для вас специально кроили'... И все шло как обычно. И все было хорошо.
  А потом все стало плохо.
  Клювастый обогнул машину сзади и вынырнул из-за багажника уже с автоматом в крепких жилистых руках. Никто не успел даже охнуть. Длинная очередь с глухим треском распорола холодный горный воздух. Стоявшие толпой солдаты попадали друг за другом, как сбитые кегли. Сержант в горячке попытался отползти за 'Ниву', но кавказец придавил его ногой и выхватил из-за пояса серебряный кинжал.
  У Глеба от страха затрясся жидкий подбородок. Мозги не понимали, что происходит: будто кто-то выдернул сознание из реальности и окунул его в жуткий кошмарный сон.
  Кавказец взял за волосы голову сержанта и, припав на колено, начал медленно резать ему глотку. Это было страшное зрелище... Лезвие жадно впивалось в белую кожу, рассекая дрожащую плоть и выпуская наружу тонкие струйки крови. Земля под ногами быстро заалела. Рот сержанта раскрылся в беззвучном крике. Лицо горца исказила кривая садистская улыбка. Нож вонзился еще глубже. Захрустел кадык. В глазах кавказца заискрились огоньки бешенства. Его товарищи, словно ожидая, что им бросят кусок мяса, подошли ближе и, утробно рыча, заскрежетали зубами. Клинок вошел в горло на полную ширину, губы сержанта судорожно дернулись. 'Как больно! - может быть, прошептали они. - Как же больно мне, братцы!'
  Глеб не мог отвести в сторону глаз от этой безумной картины, его сковал неимоверный ужас. И только руки... Они тряслись и ходили ходуном, гремя деталями разобранного на части автомата.
  Клювастый допилил голову сержанта и, откинув ее, словно крышку кувшина, обнажил бурое пещеристое нутро шеи. У Глеба не было ни тошноты, ни отвращения - один лишь страх, липкий и холодный, давящий железными тисками и напрочь лишающий тело и силы, и воли. Наверное, то же самое ощущает кролик перед тем, как отправиться в глотку удава. Мозги не понимали - как люди, которые только что мирно разговаривали друг с другом, в одно мгновение превратились в настоящих чудовищ? Как!? Ему хотелось закричать, позвать на помощь, взвыть, заплакать. Но он не мог ни того, ни другого, ни третьего. Он был разбит, раздавлен, побеждён. Он знал, что скоро тоже умрёт. Он приготовился к смерти. Он примет ее безропотно... Он все делал безропотно: бегал до седьмого пота, выполняя собачьи команды: 'вперед', 'назад', 'ползти', 'лежать'. Стоял часами у амбразуры, целясь в условного противника, в то время как другие играли в карты и нарды. Подметал, стирал, готовил, мыл. И снова стоял, и снова упражнялся в твёрдости рук и верности глаза. Разбирал и собирал автомат, снаряжал магазины на скорость. Он все сносил и ко всему привык. Он был готов к смерти. Пусть приходит...
  Клювастый поднялся с колена и обвёл взглядом опустевшую площадку с выложенными зигзагом бетонными сваями.
  - Пост внутри проверяли? - спросил он земляков... и, не дождавшись ответа, сам зашагал к дверям блока.
  Глеб видел, что идет его смерть, он был готов к ней - онемевший, застывший, безвольный, словно попавший в кошмарный сон, где нельзя ни спрятаться, ни убежать, потому что не слушаются деревянные ноги - да, он был готов ко всему. И только руки... Они по-прежнему жили своей собственной жизнью и делали то, что повторяли сотни, тысячи раз - бездумно, на ощупь, по мышечной памяти...
  Он отсчитывал последние секунды своей коротенькой, едва начавшейся службы. Всего пять месяцев прошло, всего пять. Никогда ему уже не быть 'дедушкой', никогда не дождаться желанного дембеля. Никогда...
  Вот уже шаркнули шаги у входа...
  Вот гулко охнул железный порожек...
  Вот скрипнула дверь...
  Вот лязгнул карабин на автомате...
  И вот... Из-за бетонной стены показалось хищное, пылающее злобой лицо кавказца... Все. Это смерть...
  Выстрел громыхнул коротко и сухо... Две пули прошили лоб и подбородок.
  Помощники Клювастого одновременно оглянулись. Один их них вскинул автомат и пошел посмотреть, все ли в порядке на блоке. Едва он ступил на порог и заглянул в комнату, как снова чиркнул выстрел...
  Третий кавказец не стал испытывать судьбу и, прыгнув в 'Ниву', умчался за подмогой в горы.
  Глеб еще был в состоянии шока, но уже пытался двигаться. Хлопая белесыми ресницами, он с удивлением оглядывал себя, свои руки, пальцы - непослушные, грязные, исцарапанные, они держали автомат магазином вбок и целили точно в поверженного 'духа'. Это было странно. Как такое случилось? Во сне? В бреду? К голове постепенно возвращалась способность мыслить. Сознание пробуждалось от кошмарного сна и окуналось в кошмар настоящий. Что произошло? Напали на блокпост?.. Да - это очевидно. Тогда надо звать на помощь, запрашивать центральную базу...
  Он выскочил на улицу и подбежал к обезглавленному сержанту. Нет!.. Переносная рация, торчавшая в его 'разгрузке', была пробита пулей. Это конец. Связи больше не будет. Что делать?.. По крайней мере не стоять. Для начала хотя бы занести ребят под крышу. Он взял сержанта за руки и осторожно потащил обезглавленное тело за собой. Едва преодолел половину пути, как на дороге загремели раскатистые выстрелы. Со стороны гор уже мчалась кавалькада набитых 'духами' машин...
  
  Пули шипели, свистели, щёлкали, лязгали, стучали, вгрызались и ввинчивались в шершавые бетонные стены. Те, что попадали в амбразуры, с визгом рикошетили и бешено носились по блоку. Одна дернула Глеба за рукав, другая оцарапала шею под ухом. Он забился в угол между ящиками и, накрыв голову руками, сипло подвывал: 'а-а, ма-а-а'...
  Он чудом успел заскочить в двери до того, как воздух содрогнулся от тяжелых гранатометных залпов. Стены заходили ходуном - удар за ударом, взрыв за взрывом - посыпалась крошка, загремели фляги, запрыгали лавки. Вспышки выстрелов заискрились повсюду: веером, снопом, фонтаном огня. Казалось, бетонные плиты не вынесут такой мощи и вот-вот развалятся... Но нет - пока стояли. Сплёвывали на землю рваные осколки и держались.
  Глеб раскачивался из стороны в сторону, ожидая, когда затихнет буря. Надо было подниматься и следить за обстановкой, но он не мог себя заставить выглянуть в окно - там беспрестанно завывали пули. Радовало одно - голова уже начинала мыслить по-военному, вспоминать уроки, которые в неё вбивали словами и тумаками 'деды' и сержанты. 'Патроны не жечь. Долбить прицельно. Работать короткими из глубины комнаты. После выстрела смещаться. Постоянно наблюдать, чтоб не подкрались, чтоб не обогнули с флангов'. Глеб вздрогнул. А ведь действительно - могут обойти и подкрасться. Накатила новая волна страха. Надо срочно подниматься и следить за ходом боя. Лучше сдохнуть от пули, чем попасть в плен и быть зарезанным.
  Он выкарабкался из угла и мельком глянул в амбразуру. Никто пока не подбирался. Хорошо. Но это только вопрос времени. Если он будет молчать, то обязательно приползут. 'Не давай противнику отдыхать, показывай зубы, кусайся, - всплыла в памяти очередная подсказка сержантов'. Зубов у него, положим, не было, а вот ущипнуть он, пожалуй, смог бы. Где там самая жирная вспышка?..
  Вскинув автомат, он робко выглянул в оконце... Угу, а вот и пулемёт... Цель - мушка - плавный спуск - выстрел!.. Короткая очередь выпорхнула из бойницы и полетела навстречу воющей свинцовой стае...
  
  Первая пуля угодила 'духу' в руку. Не успел он подумать: 'Хорошо, что не в голову', как вторая вошла точно в бровь, и мозг подавился горячим свинцом. Напарник подбежал к нему сзади, собираясь оттащить тело от пулемёта, но тут же получил две дырки в груди и завалился рядом.
  Командир 'духов' Ахмед сидел в бежевой 'Ниве' и смотрел в бинокль на поле боя.
  - Сколько их, Ваха? - спросил он у помощника Клювастого.
  - Мы убили пять - значит, остался один. Их больше шести не бывает.
  - Вы не могли справиться всего с одним?
  - Он, собака, в блоке засел...
  - Вы поступили, как ослы! - вспыхнул Ахмед. - Вы должны были захватить блок, а не устраивать там резню! Как теперь отряд пройдет вниз? Нас уже там ждут. Центральную базу русских без нас штурмуют. Ты понимаешь это или нет!? Они там захватят базу неверных, и все трофеи достанутся им. А мы тут с этим шакалом возимся!
  - Мы его выкурим. Он долго не вытянет.
  В это время пуля с визгом вонзилась в горячий радиатор 'Нивы'.
  - Не вытянет, говоришь? - выскочил из кабины Ахмед. - Так идите и возьмите его штурмом.
  
  Глеб прошелся свинцом по моторам машин, что стояли в зоне досягаемости (нанес урон вражеской технике) и снова занялся живой силой. Его поражала собственная меткость. Вроде бы раньше такого не замечалось. Хотя раньше ему и стрелять приходилось нечасто. Больше упражнялся - целился. И нужно отдать должное сержантам, мишени для тренировок они выбирали как раз в тех местах, где сейчас укрывались 'духи'. То есть дело было привычным, часами на этом руку набивал. Правда, тогда не стреляли в ответ, и кишки не сводило от страха. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают... Ох, мама родная! Кажется, гранатомётчик встал на колено. Ох, щас жахнет!...
  Взрыв громыхнул рядом с амбразурой и больно ударил по ушам. Глеб почувствовал теплую струйку, потекшую из носа, слух осел почти до нуля. 'Чуть-чуть бы левее и попал в окно', - испуганно подумал он, вытирая кровь над верхней губой. - Когда ж этот ужас закончится?'.
  
  К Ахмеду с позиций прибежал взъерошенный гранатомётчик.
  - Слушай! - закричал он еще на подходе. - Неверный стреляет, как шайтан! Пулемётчика сразу снял и теперь никого к нему не пускает. Наших трое уже там лежит. Меня, собака, чуть не срезал. Пуля в эрпэгэшник попала. Теперь только, как на дудке играть - совсем не стреляет.
  - Да-а, - злобно щурясь, процедил Ахмед. - Если бы все русские так стреляли, я бы еще подумал, нужно ли с ними воевать, - он сплюнул под ноги и поднёс к глазам натовский бинокль. - Хороший солдат... Хороший... Чувствую, повозиться с ним придется.
  
  Срезав очередного 'духа', Глеб пугливо отскочил от бойницы и принялся суетливо снаряжать магазины... Патроны быстро щелкали, седлая и топя друг друга в обойме. Руки, подгоняемые страхом, мгновенно забивали рожки и укладывали их рядками на лавке. 'Глаза боятся, а руки делают, - думал он, опасливо поглядывая в оконце. - Если бы горцы знали, какой 'герой' с ними воюет, то, наверное, сгорели бы от стыда, - затвор сыто клацнул, и автомат вновь взлетел к плечу. - Как пить дать - сгорели бы'...
  Но 'духи' ничего не знали. А он боялся и стрелял. И держал их на своём пятачке еще долгих двое суток... А потом... Потом просто уснул.
  
  
  *В августе 1996 г. вооруженные чеченские формирования совершили крупномасштабное нападение на все базы и блокпосты федеральных сил, которые не всегда могли оказать помощь друг другу.
  
  
Оценка: 7.92*84  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023