В Главном оперативном управлении (ГОУ) Генштаба, где я в 1979 году проходил службу, работала специальная группа генералов и офицеров от всех видов и родов войск Вооруженных Сил, которая обеспечивала ввод 40-й армии в Афганистан. Именно эта группа готовила проекты директив министра обороны СССР и начальника Генерального штаба на отмобилизование и обеспечение ввода войск в ДРА, планировала и осуществляла перевозки войск, техники, вооружения, материальных средств к афганской границе, проводила организационные мероприятия, а также постоянно отслеживала военно-политическую обстановку в Афганистане, делая ее анализ... И хотя "посвященные" работали за "закрытыми дверями", многие офицеры ГОУ знали об их работе. Поэтому ввод советских войск в ДРА для них не явился неожиданностью. Можно ли поверить, что члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС, как потом они утверждали, ничего не знали об этом?
9 декабря на аэродром Баграм в состав отряда специального назначения КГБ СССР "Зенит" из Чирчика прибыло подкрепление. В состав группы входили 18 сотрудников Первого главного управления КГБ СССР и работники территориальных органов госбезопасности. По легенде они являлись инженерно-технической группой "мусульманского" батальона. Возглавлял вновь прибывшую группу полковник Александр Титович Голубев. Численность "зенитовцев" в Афганистане к началу декабря составляла более 130 человек. Общее руководство ими осуществлял полковник Алексей Константинович Поляков. Основной состав отряда размещался на трех виллах в Кабуле, арендуемых советским посольством.
Одновременно началась форсированная переброска в Афганистан мелких воинских подразделений. К уже находящемуся в Баграме батальону 345-го парашютно-десантного полка добавились другие подразделения во главе с его командиром подполковником Н.И. Сердюковым. В частности, 1 декабря была переброшена 9-я рота старшего лейтенанта В. Востротина. 7 декабря в Афганистан на самолете Ту-134 нелегально прибыли Б. Кармаль и А. Ротебзад, которые находились среди советских десантников в Баграме под охраной сотрудников группы "А" 7-го управления КГБ СССР во главе с майором Ю.А. Изотовым. Кармаль был в шинели, подпоясанной брезентовым ремнем, в кирзовых сапогах и солдатской шапке-ушанке.
Из воспоминаний сотрудника группы "А" Ю. Изотова: "В начале декабря меня вызвал заместитель начальника группы Романов Михаил Михайлович, наш командир Геннадий Николаевич Зайцев в то время находился в госпитале. Романов сказал, что я должен поехать в командировку, и со мной будут еще три человека - Головатов, Картофельников и Виноградов. После этого нас посадили в машину и повезли в Первое главное управление. Ивон Роберт Петрович сказал, что мы едем в командировку на три дня. Нас привезли на дачу Первого главного управления, где с нами проводил беседу В. А. Крючков. Он привел к нам двух человек, очень смуглых - мужчину и женщину, и сказал: "Юрий Антонович, Вы за них отвечаете головой. Если хоть один волос упадет с их головы, то Вы потеряете свою голову". Потом он представил их - Кармаль, Анахита. Представил им меня - майор Изотов Юрий Антонович. Куда летим? Неизвестно. Нас привезли во Внуково и посадили на самолет Ту-134 Ю. В. Андропова. Прилетели мы в Ташкент и разместились на даче члена Политбюро Рашидова. Там мы пробыли один день, а потом вылетели в Баграм. Когда до посадки самолета оставались считанные метры, на аэродроме отключили свет, и летчики сажали самолет вслепую. Благополучно сели. Нас встречал представитель посольства. Потом нас проводили к капониру, где были вырыты землянки. Анахита с Бабраком жили в одной землянке, в другой находились мы. На следующий день нас свозили на склад, где мы получили солдатскую форму. Анахита и Бабрак тоже были в солдатскй форме. В Баграме мы находились в течение двух недель. По два человека - два часа стояли на посту, два часа отдыхали. Мороз тогда был около 25 градусов, потому что это горный район - горы Гиндукуш. Условий никаких, еду доставляли нам из десантного батальона - котелок с гречневой кашей. Правда, из посольства привозили иногда или мед в банках, или пакистанское варенье. Дело в том, что когда мы собирались на вылет, то с Михаилом Васильевичем Головатым решили взять с собой продукты. Мы заняли у М.М. Романова сто рублей и купили продукты - сыры, колбасы, консервы. Этими же продуктами мы подкармливали также Кармаля и Анахиту".
Другая группа спецназовцев из "Альфы" во главе с В.И. Шергиным (А.А. Луценко, А.И. Гречишников, А.М. Лопанов, А.И. Мирошниченко, В.А. Тарасенко) охраняла Н.А. Нура, А.М. Ватанджара, С.М. Гулябзоя, А. Сарвари.
Из воспоминаний руководителя Оперативной группы ВДВ генерала Н.Н. Гуськова: "Когда самолет заходил на посадку и был уже на первом приводе, на всем аэродроме вдруг погас свет. Как правило, в Баграме садились военно-транспортные или боевые самолеты, а это был Ту-134. Самолет садился в полной темноте. Правда, бортовые фары у него были включены. Командир экипажа вынужден был выбросить тормозной парашют, но самолет катился почти до самого края взлетно-посадочной полосы. Я даже начал волноваться.
Потом пассажиров самолета разместили в бункерах на аэродроме. Б. Кармаль и Анахита заняли, к слову сказать, тот бункер, где раньше располагался я. Мне пришлось освободить его специально для них. Они трое суток там жили. Мы, конечно, не знали тогда, кто он такой, официально мне об этом никто не говорил. Единственно, Андропов и Устинов сказали, чтобы мы приняли меры по обеспечению безопасности. Но по секрету меня предупредили, что это будущий преемник Амина".
Из воспоминаний сотрудника группы "А" М.В. Головатова: "Был инструктаж на одном из загородных объектов ПГУ. Первоначально нас инструктировал Крючков, а потом он же представил наших подопечных. Нам было сказано, что мы улетаем на три дня. Когда мы подлетали к Баграму, то на аэродроме было выключено освещение, в том числе и на взлетно-посадочной полосе (ВПП). Летчики проводили посадку самолета "вслепую". Его едва не вынесло с ВПП. После остановки самолета, мы выскочили и заняли вокруг него оборону, в готовности в случае необходимости вступить в бой".
Зачем привезли Кармаля в Афганистан? Дело в том, что в середине декабря планировалось силами двух батальонов и спецотряда КГБ СССР осуществить акцию по отстранению Амина от власти, поэтому новое руководство к тому времени обязано было находиться в ДРА. Эта операция готовилась очень скрытно. О ней знал строго ограниченный круг лиц.
Из воспоминаний заместителя начальника Первого главного управления КГБ СССР В.А. Кирпиченко: "Задача была поставлена - оказать поддержку парчамистам всеми имеющимися в нашем распоряжении силами, чтобы, осуществив переворот, обеспечить их приход к власти, поскольку Амин стал опасен".
По свидетельству главного военного советника в Афганистане С.К. Магометова, когда он разговаривал по спецсвязи с министром обороны СССР Д.Ф. Устиновым, последний поинтересовался: "Как идет подготовка к выполнению плана по отстранению от власти Амина?" Этот вопрос поставил Магометова в тупик, так как он был совершенно не в курсе, о каком плане идет речь. Тогда Устинов сказал, чтобы Магометов уточнил все детали у генерал-лейтенанта Иванова. Однако, когда главный военный советник в ДРА обратился к представителю КГБ СССР по поводу этого плана, тот ответил, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Магометов стал доказывать, что необходимо действовать совместно, ему об этом звонил член Политбюро ЦК КПСС Д.Ф. Устинов... Через некоторое время Иванов, видимо, переговорив с Ю.В. Андроповым, пригласил Магометова в свой кабинет и показал ему разработанный сотрудниками КГБ СССР план операции. Главный военный советник возмущался потом, говоря, что это был не план, а "филькина грамота", поэтому по его настоянию операцию отложили.
Работавшие в Кабуле многочисленные высокопоставленные представители КГБ СССР, руководитель Оперативной группы ВДВ, Главный военный советник в ДРА, сотрудники аппарата военного атташе оказались в затруднительном положении. Теми силами и средствами, которые имелись тогда в Кабуле, выполнить поставленную задачу они были не в состоянии. В Москву за четырьмя подписями совпредставителей была направлена шифртелеграмма с оценкой ситуации в Афганистане и выводом о том, что имеющимися в Кабуле силами они устранить Амина не смогут, и без войсковой поддержки не ручаются за успех переворота. В случае неудачи Афганистан будет для нас потерян навсегда, а посольство СССР - разгромлено (это опасение подтвердилось через 15 лет - Примеч. авт.). Просили усиления для проведения операции в Кабуле. Им такое усиление было обещано - воздушно-десантная дивизия. По заявлению В.А. Кирпиченко эта телеграмма была плодом коллективного творчества и явилась результатом всестороннего анализа и расчетов.
Действительно, имеющимися тогда силами в Кабуле невозможно было осуществить задуманное. Из воспоминаний майора Я. Ф. Семенова известно, что бойцам "Зенита" 11 декабря в Баграме заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант Н.Н. Гуськов поставил задачу на захват "объекта Дуб". Вместе с "зенитовцами" должна была действовать рота "мусульманского" батальона. Как потом выяснилось, "объект Дуб" - это кодовое название резиденции Амина в центре Кабула. Ни плана дворца, ни системы его охраны не было. Известно было только, что дворец охраняют примерно две тысячи гвардейцев. Довольно много для 22 "зенитовцев" и роты "мусульманского батальона".
Здание радио и телевидения, находившееся под охраной танковой роты, четырех боевых машин пехоты и четырех ДШК, должен был захватывать взвод роты старшего лейтенанта В. Шарипова и небольшая группа "зенитовцев" во главе с А. Рябининым. Для захвата здания службы госбезопасности выделили одно отделение во главе с сержантом. Примерно такие же силы планировалось задействовать для захвата других объектов в Кабуле. Причем каждый командир знал только свою боевую задачу...
В течение двух суток проводились организационные мероприятия по подготовке: добывалась необходимая информация, проводилась рекогносцировка, составлялись планы и схемы охраны объекта, уточнялись вопросы взаимодействия... Тогда же в Баграм перебросили второй батальон (командир майор Цыганов) и разведывательную роту (командир старший лейтенант А. Попов) 345-го парашютно-десантного полка. Они тоже должны были участвовать в этой операции. К примеру, разведроте ставилась задача - блокировать афганскую артиллерийскую бригаду.
14 декабря в 15 часов 30 минут командиров подразделений вызвали к военному командованию для получения боевой задачи - сверху поступил приказ на боевые действия. Надлежало выдвинуться из Баграма в Кабул и штурмом овладеть резиденцией Амина, другими объектами, согласно расчету. К счастью, в 16 часов последовала команда "отбой!". Операцию отложили. По некоторым данным, якобы, произошла утечка информации, и Амин срочно покинул свою резиденцию. По единодушному мнению, если бы операция началась в то время, она бы неминуемо провалилась.
По свидетельству генерал-лейтенанта Николая Никитовича Гуськова: "Я получал устные команды от начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза Н.В. Огаркова и начальника Главного оперативного управления Генерального штаба генерала армии В.И. Варенникова и соответственно докладывал им об обстановке и ходе операции. Мне нужно было только обеспечить переброску подразделений в Кабул, а там они поступали в распоряжение Главного военного советника в ДРА генерал-полковника С.К. Магометова. Мои доклады, очевидно, убедили советское военное руководство, и я получил команду от начальника Генерального штаба Николая Васильевича Огаркова об отмене операции".
Не удалось убить Амина и снайперам из спецподразделения КГБ СССР. Сотрудники "Зенита" Владимир Цветков и Федор Ерохов пристреляли в Баграме снайперские винтовки на 450 метров, выбрали позиции на маршруте обычного следования Амина в Кабуле, установили дежурство, определили пути отхода в советское посольство, но каждый раз перед тем как ему проезжать, выставлялась усиленная охрана вдоль всей трассы, и машины двигались на огромной скорости, поэтому "зенитовцы" не смогли выполнить задачу.
По инерции еще в течение трех дней (14-16 декабря) в Баграме продолжалась работа по подготовке к захвату дворца в центре Кабула силами спецслужб и "мусульманского" батальона (рекогносцировка, отработка деталей штурма, взаимодействия - вплоть до мелочей), но это была подготовка к действиям, которые предполагалось начать в случае успеха новой подрывной акции против Амина.
Однако и очередное покушение на него 16 декабря окончилось неудачей. Хафизуллу Амина и его племянника Асадуллу, шефа контрразведывательной службы безопасности, пытались нейтрализовать при помощи заранее внедренного в его окружение агента-нелегала. Мероприятие было проведено днем против обоих одновременно. Рассчитывали, что когда средство начнет действовать, то во дворце начнется паника, звонки в советское посольство. Однако все было спокойно. Только к утру Асадулле Амину стало плохо. Средство "сработало" с большой задержкой. Советские врачи оказали ему первую помощь, а днем его с тяжелейшим приступом гепатита отправили на лечение в СССР. В Москве его спасли, но после смены власти в Кабуле он оказался в Лефортовской тюрьме, где предпринимались попытки выяснить у него обстоятельства убийства Тараки и получить другие сведения, порочащие Хафизуллу Амина. Однако Асадулла Амин на допросах вел себя достойно и твердо. Затем он был депортирован в Афганистан и там казнен новым режимом.
За находившимися в Баграме членами будущего афганского правительства во главе с Б. Кармалем из Ферганы срочно прилетел самолет Ан-12, и они снова убыли в СССР.
Из воспоминаний сотрудника группы "А" Ю. Изотова: "Нам пришлось еще раз вернуться в Ташкент, когда операция не получилась, не сорвалась, а ее отложили. Там мы встретились с будущими членами Политбюро ЦК НДПА, которых охранял Шергин Валентин Иванович с ребятами. Я заметил, что афганцы мучаются от безделья, и предложил им поучиться метать ножи. Вывел их на улицу, поставил доски и начал тренировать. Затем выводил Анахиту на пруды на территории дачи, где мы с ней рыбачили. Мне хотелось их немного развеять, от всяких черных дум отвлечь. А потом уже нас посадили в самолет, который был загружен керосином и саксаулом, и снова привезли в Баграм".
Из воспоминаний генерала Н.Н. Гуськова: "Мне позвонил Председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов, и спросил - есть ли у меня самолеты, что бы срочно отправить Кармаля в Ташкент? Я сказал, что самолеты есть. Тут же перезвонил министр обороны Дмитрий Федорович Устинов и поставил задачу отправить Кармаля и его спутников в СССР. Я срочно организовал отправку двух самолетов Ан-12, и они через сорок минут вылетели в Ташкент".
Тем временем в ТуркВО и САВО продолжалось развертывание и подготовка войск для ввода их в Афганистан.
12 декабря 108-я мсд была поднята по боевой тревоге, а ее 180-й мсп выдвинули на прикрытие госграницы. Предполагалось мобилизационное развертывание и подготовку скрытно провести в пунктах постоянной дислокации. Но этого осуществить не удалось, отмобилизование происходило в учебных центрах. Большую помощь командованию дивизии оказало руководство Узбекистана и Сурхандарьинской области.
13 декабря была сформирована Оперативная группа Министерства обороны СССР (ОГ МО СССР) во главе с первым заместителем начальника Генштаба генералом армии С. Ф. Ахромеевым. В нее вошли генералы и офицеры Генерального штаба, а также представители от всех видов и родов Вооруженных Сил СССР (ВС СССР), главных и центральных управлений МО СССР. В 22.00 14 декабря ОГ МО СССР была уже в Термезе, на советско-афганской границе, начала осуществлять координацию действий по вводу войск в Афганистан. Однако вскоре генерал армии Ахромеев заболел, и руководство этой группой возложили на первого заместителя министра обороны СССР Маршала Советского Союза Сергея Леонидовича Соколова, которого в связи с этим в середине декабря Д.Ф. Устинов отозвал из отпуска. Именно С.Л. Соколову пришлось осуществлять общее руководство советскими войсками при их подготовке и вводе в Афганистан.
На начальном этапе "афганской кампании" ОГ МО СССР проделала огромную организаторскую работу. Она осуществляла руководство перегруппировкой, отмобилизованием и вводом войск на территорию Афганистана, а также проведением мероприятий по устранению от власти Х. Амина и становлению режима Б. Кармаля. В последующие годы под ее руководством проводились наиболее крупные войсковые операции, а также решались наиболее сложные вопросы военно-политического характера...
16 декабря было отдано распоряжение об отмобилизовании полевого управления 40-й армии. Командующим армией был назначен первый заместитель командующего войсками ТуркВО генерал-лейтенант Ю.В. Тухаринов, членом военного совета - начальником политотдела армии - генерал-майор А.В. Таскаев, начальником штаба армии - генерал-майор Л.Н. Зевцов-Лобанов, начальником разведки - генерал-майор А.А. Корчагин.
В Генеральном штабе план ввода войск в Афганистан заранее не разрабатывался, поэтому общая директива на отмобилизование войск и органов управления не отдавалась. Соединения и части приводились в готовность после соответствующих устных указаний министра обороны СССР Д.Ф. Устинова.
Именно с середины декабря усиленными темпами началось формирование экспедиционного контингента войск для ввода в Афганистан. Его основу составили пополненные соединения и части, дислоцированные в ТуркВО, которые почти все были кадрированные. Доукомплектовывались они за счет местных ресурсов из запаса. С учетом того, что представители Среднеазиатских республик служили, как правило, в строительных частях и мотострелковых войсках, подготовка их была невысокой. Войска приводились в готовность распорядительным порядком, на основании отдельных распоряжений Генштаба. Всего за три недели было отдано более тридцати таких распоряжений. Это свидетельствует о том, что до середины декабря в Министерстве обороны СССР не было никаких конкретных планов на ввод советских войск в ДРА.
Вечером 17 декабря "зенитовцам" и "мусульманскому" батальону поставили задачу выдвинуться в Кабул в район Дар-уль-Амана, куда перемещалась новая резиденция главы ДРА. По плану очередную акцию против Амина предполагалось осуществить после его переезда в Тадж-Бек. "Мусульманский" батальон и группа "Зенит" к исходу дня 18 декабря сосредоточились в назначенном районе. В связи с тем, что Главный военный советник генерал-полковник Магометов попытался снять с должности командира "мусульманского" батальона майора Халбаева за плохую, по его мнению, организацию марша, вечером того же дня в Москве полковник В.В. Колесник получил приказ от начальника ГРУ ГШ генерала армии П.И. Ивашутина - вылететь в гражданской одежде в Афганистан для выполнения специального правительственного задания. Вместе с ним направили подполковника О. Швеца. Быстро оформив необходимые в таких случаях документы (заграничные паспорта им привезли прямо к самолету), они в 6.30 19 декабря на самолете Ан-12 отправились с подмосковного аэродрома Чкаловский через Баку и Термез в Баграм. Вместе с ними летели сотрудники КГБ СССР генерал-майор Ю.И. Дроздов и капитан II ранга Э.Г. Козлов, а также военторговский чиновник.
Из воспоминаний начальника управления нелегальной разведки КГБ СССР генерал-майора Ю.И. Дроздова: "18 декабря 1979 года, в конце одного из совещаний начальник ПГУ В.А. Крючков сказал, что Председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов вызывает нас обоих к 19.00 к себе по важному вопросу. Поскольку уточняющие вопросы о предстоящей беседе задавать было не принято, а документы управления, требовавшие внимания Ю.В. Андропова, были доложены В.А. Крючкову, я полагал, что мог потребоваться для более подробных объяснений по содержанию докладываемых документов.
Председатель КГБ СССР приветливо поздоровался с нами, предложил горячего чая с лимоном. Он быстро рассмотрел срочные документы, касающиеся деятельности нелегальной разведки, и заговорил о положении в Афганистане. Заканчивая беседу, Юрий Владимирович Андропов попросил меня вылететь на несколько дней в Кабул, ознакомиться с обстановкой на месте, посмотреть, чем занимаются сотрудники управления, прибывшие туда в ноябре месяце. В заключение он сказал: "Обстановка там сложная, назревают серьезные события, а ты у нас один из тех, кто по-настоящему воевал".
Я спросил, когда вылетать? Юрий Владимирович посмотрел на В.А. Крючкова, который включился в беседу, и сказал: "Завтра утром в 6.30, аэропорт Чкаловский". Исходя из содержания беседы, я попросил проинформировать наше представительство в Кабуле о моем вылете и характере задания. Ю.В. Андропов сказал, что это будет сделано В. А. Крючковым, и тепло попрощался со мной.
Вернувшись в управление "С", я вызвал к себе капитана II ранга Эвальда Григорьевича Козлова, которому сказал, что завтра рано утром мы вылетаем на несколько дней в Кабул. Козлов ответил - "Есть", не задав ни одного вопроса. В его отделе следили за обстановкой в кризисной точке, без слов было ясно, что необходимо сделать до вылета. Как говаривал Александр Васильевич Суворов, "Солдатские сборы недолги. Вели закладывать бричку и поехали".
В этот день домой вернулся поздно. На вопросительный и встревоженный взгляд жены ответил, что завтра рано утром на несколько дней улетаю в Афганистан, к Новому году, уверен, что вернусь. Она ничего не ответила, только взгляд ее стал еще тревожнее.
Утром 19 декабря по дороге в аэропорт, сидя в машине, вспоминал все, что мне было известно об Афганистане. Нужно заметить, что наши предки к этой стране как району возможных операций русской армии относились весьма серьезно. Что же ожидало нас..."
На аэродроме в Москве Козлову вручили кейс, чтобы он передал его встретившему их в Афганистане сотруднику КГБ СССР.
В Баграм прилетели только поздно ночью. Дроздова и Козлова встретил сотрудник резидентуры КГБ СССР в Кабуле Л. Костромин, которому и был передан кейс. Переночевав у него в землянке на аэродроме, утром следующего дня с офицером безопасности посольства Бахтуриным они уехали в Кабул. Генерала Дроздова специальный представитель Председателя КГБ СССР в Афганистане генерал-лейтенант Б.С. Иванов встретил вопросом: "Зачем вы прилетели? " Тот ответил, что по этому поводу должна быть шифровка от В.А. Крючкова. После чего им было предложено ознакомиться с обстановкой и местом расположения бойцов из группы "Зенит". Затем Иванов поинтересовался у Козлова относительно кейса. Когда тот ответил, что кейс передан Костромину и остался в землянке на аэродроме, то генерал даже изменился в лице. Козлову пришлось срочно в сопровождении офицера безопасности Бахтурина выехать в Баграм. К счастью кейс лежал там, где он его оставил - в землянке. Как потом выяснилось, в нем находилась кассета с записью обращения Кармаля к народу. Попади она случайно в руки афганцев, и операция была бы сорвана. И таких неувязок было множество, но все они к счастью окончились для нас благополучно и не повлияли на подготовку к операции. Правда, во время нахождения Кармаля в Баграме, был сделан дубль записи его выступления.
В.В. Колесник с О.У. Швецом, переночевав в первом попавшемся капонире, утром 20 декабря тоже направились в Кабул, где представились главному военному советнику генерал-полковнику С.К. Магометову, который сразу же высказал свое недовольство действиями командира батальона, а также представителям ГРУ ГШ В.Г. Печененко и военному атташе в ДРА полковнику А.Б. Баранаеву... Полковник отмел все претензии Главного военного советника и отстоял командира батальона.
После получения задачи и изучения обстановки В. Колесник и О. Швец поехали в расположение батальона, который разместился вблизи дворца Тадж-Бек - в недостроенной казарме танкового батальона афганской бригады охраны, с окнами без стекол. Вместо них натянули плащ-палатки, поставили печки "буржуйки", койки в два яруса. Афганцы выдали им одеяла из верблюжьей шерсти. В тот год зима в Кабуле была суровая, ночью температура опускалась до 20 градусов мороза. В штате батальона были автоперевязочная, врач-анестезиолог и хирург. Для них оборудовали помещение медицинского пункта. Продукты питания покупали на базаре. В общем, кое как устроились. Заместитель командира батальона по тылу майор Джалилов проявлял чудеса изворотливости и дипломатии, чтобы накормить и обогреть личный состав в этих непростых условиях.
20 декабря Амин, сменив свою резиденцию в Арге, перебрался во дворец Тадж-Бек и оказался под "крылышком" "мусульманского" батальона. При Дауде здесь размещался штаб Центрального армейского корпуса. В этот же день генерал Николай Никитович Гуськов прибыл из Баграма в Кабул. Сюда же прилетели из Москвы офицеры Оперативной группы штаба Воздушно-десантных войск во главе с полковником В. Кукушкиным. Они приступили к подготоке проведения войсковой операции в Кабуле. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н.В. Огарков, несмотря на то, что в Кабуле собралось довольно много генералов и различных начальников, поручил генералу Н.Н. Гуськову взять на себя руководство операции.
Система охраны во дворце Тадж-Бек была тщательно продумана. Она организовывалась под руководством наших специалистов из 9-го управления КГБ СССР во главе с Ю. Кутеповым. Внутри несла службу личная охрана, состоявшая из родственников, особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где располагался штаб бригады охраны. Вторую линию составляли семь постов, на каждом из них четверка часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Сменялись через каждые два часа.
Внешнее кольцо охраны - это пункты дислокации батальонов (трех мотопехотных и одного танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот закопаны три танка Т-54, которые могли прямой наводкой простреливать из пушек и пулеметов местность, прилегающую к дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось 2,5 тысячи человек. Кроме того, неподалеку был полк, на вооружении которого находилось двенадцать 100-миллиметровых зенитных пушек и шестнадцать зенитных пулеметных установок (ЗПУ-2), а также строительный полк (около 1 тыс. человек со стрелковым оружием). В Кабуле были и другие армейские части: две дивизии, две танковые бригады, "командос"...
21 декабря полковника В.В. Колесника и майора Х.Т. Халбаева вызвали к главному военному советнику, от которого они получили приказ - усилить охрану дворца Тадж-Бек подразделениями "мусульманского" батальона. Им предписывалось занять оборону в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов. Совместно с афганцами составить план охраны дворца и отработать порядок взаимодействия. Сразу же приступили к выполнению задачи.
Быстро установили контакт с командиром бригады охраны майором Джандадом (он же порученец Амина), согласовали с ним расположение оборонительных позиций подразделений батальона, все вопросы взаимодействия. Для связи с ним Джандад предоставил нашим миниатюрную японскую радиостанцию. Сам командир бригады довольно сносно говорил по-русски (хотя и скрывал это), поскольку учился в СССР - сначала в Рязани, в воздушно-десантном училище, а затем в академии им. М.В. Фрунзе. По легенде полковник Колесник действовал в роли "майора Колесова" - заместителя командира батальона по боевой подготовке, а подполковник О. Швец - "майора Швецова", офицера особого отдела. Один из их попутчиков (Ю. Дроздов) стал "капитаном Лебедевым" - заместителем Х. Халбаева по технической части. Афганцы еще высказывали удивление тем обстоятельством, что такой пожилой человек, а все еще капитан.
После согласования всех вопросов приступили к проведению практических мероприятий. Спланировали боевые действия, поставили задачи ротам. Отрекогносцировали маршруты выхода и позиции подразделений. В частности, на одном из маршрутов имелось естественное препятствие - арык. Совместно с солдатами бригады построили мостик - уложили бетонные фермы, а на них положили плиты. Этой работой занимались в течение двух суток. Вечером же 22 декабря пригласили командование бригады на товарищеский ужин.
Генерал-лейтенант Н.Н. Гуськов с офицерами Оперативной группы ВДВ расположился на узле связи и оттуда руководил действиями армейских частей.
22 и 23 декабря советский посол Ф.А. Табеев проинформировал Х. Амина, что в Москве его просьбу о направлении советских войск в Афганистан удовлетворили в полном объеме. Готовы начать их ввод 25 декабря. Амин выразил благодарность советскому руководству и отдал распоряжение Генеральному штабу ВС ДРА об оказании содействия вводимым советским войскам.
Тем временем, в Баграм прибывали новые подразделения, в частности, была переброшена спецгруппа КГБ СССР "Гром" (30 чел.), укомплектованная сотрудниками элитного подразделения "А" ("Альфа").
Из воспоминания майора командира группы "Гром" М. Романова: "В то время я был заместителем командира подразделения антитеррора "А". Наш командир полковник Г.Н. Зайцев находился в госпитале, и руководство поручило мне сформировать из сотрудников подразделения группу, которая гарантированно смогла бы выполнить специальное задание советского правительства в Афганистане.
Сказали об этом утром 22 декабря, в течение дня я группу сформировал, а утром следующего дня мы вылетели.
В семьях, когда мы уезжали туда, никто ничего не знал. Знала, пожалуй, только моя жена. Она чекист, сейчас майор в отставке. Но она человек привычный и мужественный. Да и ощущения опасности тогда еще не было..."
Из воспоминаний сотрудника группы "А" В. Емышева: "После отправки в Афганистан первой группы В. Шергина в начале декабря какая-то напряженность в группе была, многие считали, что этим дело не ограничится, но конкретно никому ничего не было известно.
Утром 22 декабря мне позвонил Роберт Петрович Ивон, он за командира подразделения тогда оставался, так как полковник Г.Н. Зайцев находился в госпитале, и обратился ко мне как к секретарю партийной организации, сказал, что нужна команда в количестве тридцати человек для выполнения задачи в Афганистане. Вылетать надо завтра, конкретная задача будет поставлена на месте. Во главе группы направляется майор М. М. Романов, а он сам остается на месте.
Я сразу же поехал в подразделение. Там часть людей уже собралась. Согласовали список. Начали готовиться к вылету. Готовились всю ночь, а утром с аэродрома Чкаловский на самолете Ту-134, как нам сказали - личном самолете Ю. В. Андропова, вылетели в Афганистан. Первую посадку для дозаправки сделали в Гурьеве, вторую - в Ташкенте. По прилете в Баграм нас разместили в капонирах и палатках. Там встретились со своими ребятами, которые охраняли будущих правителей Афганистана. Ю.А. Изотов попросил трех человек из состава нашей группы. Романов выделил ему Чудеснова, Виноградова и Савельева. Ночь переночевали в Баграме, а утром нас посадили в автобусы и переправили в Кабул".
Из воспоминаний сотрудника группы "А" С. Голова: "Часть ребят из нашего подразделения антитеррора выезжала в Афганистан и раньше, но был принцип секретности, и мы знали об этом немногое. Когда нашей группе была поставлена задача вылететь в Афганистан, то руководители подразделения сами отобрали кандидатов на поездку. Геннадий Зудин не должен был лететь, но уговорил Р.П. Ивона, чтобы его включили в список.
Мы предупредили родных, что выезжаем на учение в Ярославскую область, и возможно на Новый год нас не будет в Москве. Получили летнюю спецназовскую форму, зимнюю меховую, снаряжение, кейсы с оружием. На сборы ушел целый день. Утром следующего дня приехали на аэродром. Когда мы поднимались по трапу самолета, то сфотографировались. Заметив это, представитель Особого отдела забрал у фотографа фотоаппарат и засветил пленку. Прошла команда, что мы должны пролететь незаметно. Очень жестко стоял вопрос секретности.
Когда по воздуху пересекали государственную границу Советского Союза, услышали команду приготовить оружие и быть в готовности к любым неожиданностям при посадке, возможно, придется сразу принять бой.
В Баграм прилетели ночью. Там встретились с нашими ребятами из групп Ю. Изотова и В. Шергина, которые на аэродроме в капонирах охраняли новое правительство Афганистана..."
Бойцы из группы "Гром" пристреляли оружие, все-таки горные условия и новый климат. Подогнали снаряжение, бронежилеты, каски. Получили по три-четыре боекомплекта боеприпасов. На афганскую одежду нашили дополнительные карманы, чтобы удобнее было размещать гранаты и автоматные магазины.
Во второй половине дня 23 декабря полковника Колесника и майора Халбаева вызвали в советское посольство. Вместе с ними прибыл и командир подгруппы "Зенита" майор Семенов. Там они сначала доложили генерал-полковнику Магометову результаты проделанной работы, а затем прошли в кабинет на второй этаж, где размещалось представительство КГБ СССР. Находившиеся там генералы В.А. Кирпиченко и Б.С. Иванов поинтересовались, как организована охрана Тадж-Бека, посмотрели план охраны дворца. После доклада полковником Колесником решения на оборону дворца, предложили ему подумать над вариантом действий на случай, если вдруг придется не охранять, а захватывать его. При этом добавили, что часть сил батальона может выполнять другую задачу, а им еще придадут роту десантников, две специальные группы КГБ СССР. Короче, сказали, идите думайте, а завтра приезжайте и докладывайте свои соображения. Советник командира бригады охраны полковник Попышев тоже получил задачу разработать свой вариант плана действий - как человек, хорошо знающий систему охраны дворца. На том и расстались.
Решение принимали всю ночь. Считали долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть реальная задача, ради которой они здесь. И пришли к выводу: если из батальона заберут две роты и одну роту (без взвода), о чем предупреждал генерал Кирпиченко, то захватить дворец он не сможет, даже с учетом его усиления и фактора внезапности. Соотношение сил и средств на всех направлениях складывалось примерно 1 к 15 в пользу афганцев. Надо было задействовать все силы батальона и все средства усиления, хотя их тоже было явно недостаточно. В батальоне насчитывалось 500 человек, плюс рота десантников (100 человек) да две группы "Гром" и "Зенит" по 24 человека. У афганцев же только на охране дворца по разным оценкам было задействовано более 2,5 тысяч человек. А рядом располагались зенитно-артиллерийский полк и строительный полк. Главная ставка делалась на внезапность и стремительность действий. Исходя из этого и разработали план. Начальник штаба батальона капитан Ашуров оформил этот план документально на карте с пояснительной запиской.
Утром 24 декабря первым докладывал полковник Попышев. С первых же его слов стало понятно, что к своей миссии он подошел чисто формально, по принципу "чего изволите" - выполнять задачу нужно было ведь не ему. Доказывал, что выделенных сил и средств батальону достаточно, но подтвердить свои утверждения расчетами не смог. Затем решение на захват дворца Тадж-Бек доложил полковник Колесник. Обосновал необходимость участия в штурме всего батальона со всеми приданными силами и средствами, детально изложил план действий. После долгих обсуждений командованию батальона сказали: "Ждите". Ждать пришлось довольно долго. Тогда еще руководители операции не знали, будет ли обещанное усиление или нет. Генерал В. Кирпиченко позвонил в Москву начальнику ПГУ В.А. Крючкову, поинтересовался, как решается этот вопрос. Последний заверил, что на усиление прибудет воздушно-десантная дивизия.
Только в восемнадцать часов 24 декабря Колеснику сообщили, что его план утверждается, батальон задачу будет выполнять в полном составе со средствами усиления. Магометов объявил Колеснику, что он назначен руководителем операции, и ему необходимо переговорить с начальником Генерального штаба Маршалом Советского Союза Н.В. Огарковым. Майор Халбаев сразу поехал проводить первоочередные мероприятия по подготовке к штурму, а генерал-полковника Магометова и полковника Колесника вызвали на переговоры с Центром. Чем была вызвана задержка - выяснилось гораздо позже.
Дело в том, что в это время в Москве Д.Ф. Устинов проводил совещание руководящего состава Министерства обороны СССР, где он объявил о принятом Политбюро ЦК КПСС решении ввести войска в Афганистан. На совещании присутствовали заместители министра обороны, главнокомандующие видов ВС и командующий ВДВ, некоторые начальники главных и центральных управлений. Министр обороны СССР отдал приказ ввести в Афганистан воздушно-десантную дивизию и отдельный парашютно-десантный полк ВДВ, мотострелковую дивизию ТуркВО и отдельный мотострелковый полк САВО. Одновременно было приказано привести в полную боевую готовность ряд соединений и частей Сухопутных войск, а также авиации приграничных с ДРА военных округов для возможного увеличения группировки советских войск в Афганистане. На экземпляре тезисов выступления на этом совещании, сохранившемся в архиве Генерального штаба, рукой Д.Ф. Устинова красным карандашом сделана пометка: "Особая важность и секретность".
Всего к тому времени было развернуто около 100 соединений, частей и учреждений, в том числе управление 40-й армии и смешанного авиационного корпуса, четыре мотострелковые дивизии (три в ТуркВО и одна в САВО), артиллерийская, зенитно-ракетная и десантно-штурмовая бригады, отдельный мотострелковый и реактивный полки, части связи, разведки, тыловые и ремонтные. Доукомплектованы до полного штата воздушно-десантная дивизия, отдельный парашютно-десантный полк, части авиационно-технического и аэродромного обеспечения.
Из запаса (резервисты) на укомплектование войск было призвано более 50 тысяч офицеров, сержантов и солдат, подано из народного хозяйства около 8 тыс. автомобилей. Подобных по масштабу мобилизационных мероприятий в ТуркВО и САВО раньше никогда не проводилось. В связи с этим местные органы власти, руководители предприятий и хозяйств, военкоматы и воинские части оказались к ним не готовы.
Например, в первые дни отмобилизования никто не обращал внимания на качество комплектования подразделений специалистами - все были уверены, что идет обычная проверка и все закончится после докладов о ее завершении. Но когда командиры и военкоматы были оповещены о возможных дальнейших действиях, началась экстренная замена уже призванных и направленных в части военнообязанных. Стала ощущаться острая нехватка дефицитных специалистов (механиков-водителей танков и БМП, операторов ПТУРС и РЛС, наводчиков орудий). Такое положение объяснялось тем, что представители среднеазиатских республик из-за плохого знания русского языка, как правило, проходили срочную военную службу в строительных или мотострелковых войсках, где не могли получить необходимые специальности.
Большое количество военнообязанных не было разыскано из-за плохого их учета в военкоматах, нарушений паспортного режима при прописке, неразберихи в наименовании улиц... Немало военнообязанных под различными предлогами уклонились от получения повесток, скрылись с места жительства, представили фиктивные справки о болезни. Многие офицеры запаса в армии никогда не служили, не обладали практическими навыками по военным специальностям - проходили подготовку на военных кафедрах в ВУЗах. Короче, в первые месяцы пребывания в Афганистане войска столкнулись с целым рядом серьезных проблем. А во время войны это всегда чревато непредсказуемыми последствиями.
И все-таки, несмотря на трудности, к исходу 24 декабря основные силы 40-й армии кое-как были подготовлены к вводу в Афганистан. Соединения и части, предназначенные для действий в качестве резерва, продолжали формироваться. Например, дислоцировавшаяся в Душанбе 201-я дивизия (командир полковник В.А. Степанов) начала отмобилизовываться только вечером 24 декабря. Приняв в течение трех суток мобилизационные ресурсы, она, совершив марш, к исходу 28 декабря сосредоточилась в районе Термеза. Было принято решение доукомплектовать дивизию кадровым составом из частей групп войск (Группы советских войск в Германии, Центральной группы войск). В течение января провели замену приписного состава, и в конце месяца 201-я мсд была введена в северные районы ДРА...
В директиве No 312/12/001, подписанной министром обороны СССР Д.Ф. Устиновым и начальником Генерального штаба Н.В. Огарковым, направленной в войска 24 декабря 1979-го, определялись конкретные задачи на ввод и размещение на афганской территории. В частности, приводилось такое объяснение предпринимаемого шага: "С учетом военно-политической обстановки на Среднем Востоке последнее обращение правительства Афганистана рассмотрено положительно. Принято решение о вводе некоторых контингентов советских войск, дислоцированных в южных районах страны, на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств..."
Далее войскам ставились задачи на марш и размещение в Афганистане. Участие в боевых действиях не предусматривалось. Конкретные боевые задачи соединениям и частям на подавление сопротивления мятежников были поставлены чуть позже, в директиве министра обороны СССР от 27 декабря No 312/12/002.
Знакомясь с директивой, Маршал Советского Союза С.Л. Соколов сказал заместителю начальника управления ГОУ Генштаба генерал-лейтенанту Г.А. Бурутину: "Талантливо написана, ничего не скажешь, все в ней понятно, но когда же можно применять оружие, так и не сказано".
На проведение всех мероприятий, связанных с вводом войск в ДРА, отводилось очень мало времени - менее суток. Такая поспешность не могла не сказаться негативно в дальнейшем. Многое оказалось неподготовленным, непродуманным, что и привело к дополнительным потерям.
Когда вечером 24 декабря С.К. Магометов и В.В. Колесник приехали на полевой переговорный пункт, который был развернут на стадионе "Клуб-э-Аскари", недалеко от американского посольства и зашли в переговорную кабину правительственной связи, стали звонить по "Булаве" начальнику Генерального штаба, телефонистка долго отказывалась соединить полковника Колесника - дескать, его нет в специальных списках, но затем, видимо, предварительно спросив у Огаркова, все же соединила.
Из воспоминаний Колесника: "Когда телефонистка все же соединила, я услышал в телефонной трубке: "Здравствуй, полковник! Что ты мне можешь доложить?" Я начал докладывать, что объект находится на господствующей высоте, задачу по его охране и обороне выполняют бригада охраны и рота личных телохранителей. От ударов с воздуха дворец прикрывает зенитный полк. Орудия и зенитно-пулеметные установки расположены на позициях, позволяющих вести огонь по наземным целям. Общая численность афганских частей составляет около двух с половиной тысяч человек. Кроме того, на помощь обороняющимся могут прийти две танковые бригады, расквартированные под Кабулом. Заканчивая доклад, я сказал, что для усиления необходима рота десантников и взвод противотанковых управляемых снарядов. Выслушав мой доклад, Огарков пообещал выделить в мое распоряжение необходимые силы, и приказал к утру 25 декабря шифром доложить решение за двумя подписями моей и Магометова. Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал мне: "Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах". Тут же написали доклад, и к двум часам ночи шифровка была отправлена".
Доехали вместе до посольства, а затем Колесник поспешил в батальон. Надо было готовиться к выполнению боевой задачи. Он был назначен от Министерства обороны СССР руководителем операции, которая получила кодовое название "Шторм-333". Его заместителем по руководству спецподразделениями КГБ СССР был назначен начальник управления нелегальной разведки генерал Ю.И. Дроздов. По телефону правительственной связи Ю.В. Андропов и В.А. Крючков указали ему на необходимость продумать все до мелочей, главное - максимально обеспечить безопасность участников операции. На вопрос Крючкова: "Может быть, прислать еще кого-нибудь?" - Юрий Иванович ответил: "Сами справимся". Но присутствовавший при разговоре генерал-лейтенант Б.С. Иванов попросил, чтобы для руководства и координации действий спецгрупп прислали начальника КУОС полковника Г.И. Бояринова, что и сделали.
Из воспоминаний командира группы "Гром" М. Романова: "В Кабуле переехали в посольство, где пробыли до вечера 24 декабря. Я получил конкретную задачу - переместиться в расположение внешней охраны Амина и находиться там до дальнейших распоряжений.
Мы оказались в километре от дворца, хорошо его видели. Убедительное сооружение, мощные стены. Настоящая крепость, стоящая на возвышенности...
Состыковались со спецгруппой "Зенит", которая расположилась в другом месте, рядом с дворцом. Это тоже было комитетское подразделение, сформированное по линии ПГУ. Хорошие ребята. Я близко сошелся с командиром группы Яшей Семеновым. У нас и пароль потом был: "Яша" - "Миша", - а ответ: "Миша" - "Яша". Было их немного - человек двадцать пять".
Из воспоминаний бойца "Грома" С. Голова: "В Кабуле разместили нас в недостроенной казарме рядом с дворцом Тадж-Бек. Начали мы с того, что как-то попытались оборудовать помещение, потому что декабрь месяц в афганской столице довольно-таки суровый, хотя это и южная страна. Например, чтобы умыться утром приходилось сначала в резиновых резервуарах разбивать лед.
Затем нам выдали афганскую военную форму из верблюжей грубой шерстяной ткани. Ни мне, ни Леше Баеву сначала не могли подобрать форму нужного размера, но потом растянули (она хорошо тянется), и мы ее едва надели. Познакомились с ребятами из группы "Зенит", нам потом вместе пришлось наступать на дворец".
Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря из посольства в расположение батальона, полковник Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца. Активную помощь ему оказывал подполковник Швец. План операции "Шторм-333" предусматривал в назначенное время тремя ротами занять участки обороны, не допустить выдвижение к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов (трех пехотных и танкового). Против пехотного батальона, расположенного южнее дворца, должна была действовать рота старшего лейтенанта Курбана Амангельдыева, с севера прикрывала рота капитана Исмата Кудратова (здесь располагались танковый и пехотный батальоны), а с востока 9-я рота 345-го отдельного парашютно-десантного полка старшего лейтенанта Валерия Востротина. Против танкового батальона выставляли еще и взвод ПТУРС (противотанковых управляемых снарядов) "Фагот" и взвод гранатометов АГС-17. Действия этих рот поддерживали огнем две "Шилки". Ответственным за этот участок был назначен подполковник О.У. Швец. Еще одна рота "мусульманского" батальона (командир Владимир Шарипов) и взвод лейтенанта Рустама Турсункулова предназначались для обеспечения непосредственного штурма дворца. Вместе с ними должны были действовать специальные группы КГБ СССР "Гром" (М.М. Романова) и "Зенит" (Я.Ф. Семенова). Их тоже поддерживали две "Шилки". Частью сил "мусульманского" батальона предполагалось захватить и разоружить располагавшиеся неподалеку от Тадж-Бека зенитный и строительный полки. Предусмотрели также охрану и резерв.
Одной из важнейших задач был захват трех закопанных южнее дворца танков, которые держали под прицелом все подходы к Тадж-Беку. Для этого выделили группу в количестве пятнадцати человек (в их числе специалисты-танкисты) во главе с заместителем командира батальона капитаном Махмудом Сахатовым. В нее включили также четырех снайперов из спецподразделений КГБ СССР. От действий этой группы во многом зависел успех операции. Они начинали первыми. Командование батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии применения внезапности и военной хитрости. В противном случае - никому живыми не уйти.
Отработанный на карте план штурма дворца Тадж-Бек, подписанный полковником Колесником, он же привез в посольство для подписи Магоматову и Иванову, но никто из руководителей, находившихся в то время в Кабуле, подписывать его не стал. Просто сказали: "Действуйте!" Тогда в их присутствии полковник Колесник на плане написал: "План устно утвержден Главным военным советником Магометовым С.К. и Главным советником КГБ СССР Ивановым Б.С. От подписи отказались", поставил дату и свою подпись. После этого он поехал в расположение батальона, чтобы поставить задачу участникам предстоящего штурма. Таким образом, в бой пришлось идти без письменного приказа. Очевидно, уже тогда закладывалась порочная практика, когда руководители, отдав устный приказ, потом отказывались от своих слов. Наиболее широкий размах такая "практика" получила при М.С. Горбачеве.
Чтобы раньше времени не вызывать подозрений, разработали отвлекающий сценарий действий. Начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны, развертывание. В ночное время пускали осветительные ракеты. По графику прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин пехоты, передвигали их с места на место. Сначала это вызывало беспокойство командования бригады охраны дворца. Например, когда первый раз запустили ракеты, расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного полка, приехал майор Джандад. Ему разъяснили - идет обычная боевая учеба, проводятся тренировки по охране дворца, а местность освещают, дабы исключить возможность нападения моджахедов.
В последующем афганцы более спокойно относились к таким действиям, но просили, чтобы не очень "шумели" моторы - мешают спать Амину. Командир батальона и "майор Колесов" сами не раз ездили к командиру бригады охраны, успокаивали его. А "маневры" батальона продолжались в течение 25, 26 и первой половины 27 декабря. Они потом обеспечили внезапность действий спецназовцев.
Новую задачу в батальоне знали только Колесник, Швец и Халбаев. Спецподразделения КГБ тоже готовились к штурму Тадж-Бека. Сигнал к началу операции в Кабуле - взрыв "колодца линий связи".
Из воспоминаний Алексея Полякова, возглавлявшего в Кабуле подгруппу "Зенита": "Ответственность за диверсию на линиях связи была возложена на меня лично Председателем КГБ СССР Ю.В. Андроповым. В состав диверсионной группы кроме меня входили 15 разведчиков-диверсантов и сотрудников КГБ СССР.
Приступая к выполнению задачи, прежде всего мы попытались выявить в системе связи Кабула такое место, которое было бы наиболее уязвимым и легко доступным, а также не требовало бы много времени на закладку взрывного устройства и позволяло бы получить высокий эффект от диверсии..."
(Из Главы No 3)
Операция в Кабуле
Планом операции в Кабуле под кодовым названием "Байкал-79" предусматривался захват важнейших объектов: дворец Тадж-Бек, зданий ЦК НДПА, министерств обороны, внутренних дел (царандоя), иностранных дел и связи ДРА, Генерального штаба, штаба военно-воздушных сил и штаба Центрального армейского корпуса, военной контрразведки (КАМ), тюрьмы для политзаключенных в Пули-Чархи, радио- и телецентра, почты и телеграфа, штаба ВВС и ПВО. Одновременно планировалось блокировать располагавшиеся в афганской столице воинские части и соединения ВС ДРА. Всего планировалось блокировать и захватить 17 объектов. На каждый объект были назначены соответствующие силы и средства, определен порядок взаимодействия и управления. План операции был утвержден представителем КГБ СССР и представителем Министерства обороны СССР. Руководство силами и средствами осуществлялось с пункта управления, развернутого на стадионе, здесь находились генералы Николай Гуськов, Султан Магометов и Борис Иванов, а также из советского посольства, где генералы Вадим Кипиченко, Леонид Богданов и военный атташе Александр Баранаев обеспечивали координацию их действий и отслеживали изменения обстановки в стране.
Для общественности долго оставалось тайной, что же произошло тогда в Кабуле. Высказывалось много различных суждений, витали самые невероятные слухи и домыслы. Советские руководители категорически отрицали свою причастность к этой акции, говорили, что она проведена руками "здоровых" сил НДПА. И лишь после того, как Советского Союза не стало, многое прояснилось. Но не все. Ведь история - это предсказание прошлого, и даже документы не всегда дают его истинную картину. Тем более, что многие документы, написанные от руки в единственном экземпляре, уже уничтожены. Лишь люди, причастные к тем событиям, знают, что и как там было на самом деле. Из рассказов руководителей и участников операции по захвату важных объектов в Кабуле можно составить общую картину тех событий, хотя они по-разному воспринимают их даже сейчас. Сказалось то, что длительное время они не имели права ничего рассказывать об операции в Кабуле, что давило психологическим грузом долгие годы. Некоторые из бойцов не выдерживали и кое-чем делились с родными и близкими. Все стирается в памяти и иногда остается лишь то, что уже многократно рассказывалось, когда говорить правду было нельзя. Рассказывая же или полуправду, или вообще вымысел, некоторые сами поверили в это. Когда же стало можно говорить правду, то отказываться от прежних слов стало как-то неудобно, а для многих - и невыгодно. Одни - кому есть что сказать, честно делятся воспоминаниями о тех событиях, другие - стараются приукрасить собственную роль в операции и рассказывают эпизоды, которые не вписываются в общую картину боя, третьи - порой излагают версии, которые, мягко говоря, далеки от действительности. Из всех офицеров и солдат, принимавших участие в штурме дворца Тадж-Бек и захвате других важных объектов в афганской столице, практически никто полностью плана операции не знал и общей ситуацией не владел, а каждый действовал на своем узком участке, фактически в роли простого бойца. Поэтому у каждого из них был свой "объект", свой "кусочек" боя, свое "окно", своя "дверь", свой "парапет", свой "пролет", своя "лестница", свой "эпизод", "свой конкретный противник". Для большинства из них это было "боевое крещение" - первый настоящий бой в жизни. Отсюда перехлест эмоций в воспоминаниях, "сгущение" красок. Оказавшись в экстремальной ситуации, каждый из них показал - чего стоит и чего достиг. Подавляющее большинство с честью выполнили боевую задачу, проявив героизм и мужество. Многие бойцы были ранены, некоторые - погибли.
В воспоминаниях бойцов есть личное восприятие происходившего, свое виденье картины боя, а также оценка роли каждого в этой операции. Не владея информацией и не зная общей обстановки, многие думали, что в Кабуле находится всего лишь малочисленная горстка бойцов из спецподразделений КГБ СССР, которые фактически являются смертниками. Как ни странно, но у некоторых такое ощущение осталось до сих пор, хотя на самом деле к началу операции в Кабуле были довольно значительные силы от Министерства обороны СССР: воздушно-десантная дивизия, "мусульманский" батальон, подразделения 345-го отдельного парашютно-десантного полка, военные советники.
И все же, на основании документов и воспоминаний непосредственных участников той операции попытаюсь восстановить примерный ход событий, происходивших в конце декабря в Кабуле.
Подготовка к штурму дворца Тадж-Бек
Наиболее сложным и важным объектом для захвата был дворец Тадж-Бек, где располагался Амин. Вечером 25 декабря в "мусульманском" батальоне устроили прием для командования афганской бригады. Приготовили плов, правда, со спиртным были трудности. Выручили сотрудники госбезопасности. Они привезли ящик "Посольской" водки, коньяк, различные деликатесы (икру, рыбу) - стол получился на славу.
Из бригады охраны были пятнадцать человек во главе с командиром Джандадом и замполитом Рузи. С учетом того, что гости были мусульманами, возникла проблема с тем, как подавать к столу коньяк и водку. Спиртные напитки налили в чайники и поставили на стол. Налили всем, смотрят - афганцы тоже пьют. Под русскую водку во время приема старались разговорить афганцев. Поднимали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество... Иногда солдаты, обслуживавшие прием, вместо водки наливали советским офицерам воду. Особенно разговорчивым оказался замполит бригады Рузи, который, полагая, что за столом все друзья, в пылу откровенности рассказал "капитану Лебедеву", что Тараки был задушен по приказу Амина. Это была важная информация. Джандад, услышав, что говорит его замполит, сначала пришел в ярость, схватил его за грудки, но потом быстро взял себя в руки, извинился перед советскими офицерами и сказал, что Рузи выпил лишнего и сам не понимает, что говорит. Командир бригады быстро распорядился, и замполита тут же куда-то увезли... Расставались если не друзьями, то хорошими знакомыми.
Вечером того же дня генерал Дроздов по результатам разведки объектов провел совещание с командирами разведывательно-диверсионных групп КГБ СССР, определил место каждого при овладении Тадж-Беком. Все были готовы. Недоставало только плана дворца.
На следующий день советники при личной охране Амина, сотрудники 9-го управления КГБ СССР, провели разведчиков-диверсантов во дворец, где они все осмотрели, и Ю. Дроздов составил поэтажный план Тадж-Бека. Однако на его просьбу об ослаблении охраны дворца советник командира бригады Юрий Кутепов ответил отказом.
Офицеры "Грома" и "Зенита" М. Романов, Я. Семенов, В. Федосеев и Ж. Мазаев провели рекогносцировку местности, разведку огневых точек, расположенных поблизости. Неподалеку от дворца, на высотке, находился ресторан (казино), где обычно собирались высшие офицеры афганской армии. Под предлогом того, что требуется заказать нашим офицерам места для встречи Нового года, спецназовцы побывали и там. Оттуда Тадж-Бек был виден как на ладони, хорошо просматривались все подступы к нему и расположение постов охранения. Правда, это чуть было не закончилось для них трагически.
Из воспоминаний командира группы "Гром" М. Романова: "Перед самой операцией мы с Яшей попали в плен..." . Легенда, под которой они поехали в ресторан, не выдерживала никакой критики, так как полностью противоречила местным условиям и афганской действительности. Дело в том, что советские люди ресторан никогда не посещали, а наступление Нового года афганцы празднуют совсем в другое время - 21 марта.
В тот же день Козлов, Карпухин, Бояринов, Швачко и Климов привезли из посольства в расположение "мусульманского" батальона двух представителей будущего правительства Афганистана.
Из воспомининий бойца "Грома" П. Климова: "Накануне штурма мы привезли двух будущих членов афганского правительства в расположение "мусульманского" батальона. Эвальд Козлов, Бояринов, Карпухин и мы со Швачко участвовали в этой операции. Нам раздали оружие, гранаты. Я сразу же сел в машину и стал ввинчивать запалы в гранаты. На заднем сидении кроме меня сидели Коля Швачко и Бояринов, впереди - Карпухин и водитель.
На двух "Джипах" примерно в семь вечера мы поехали в советское посольство. Приехали в посольство, остались ждать. Все старшие офицеры, наши руководители, вышли из машин, а мы, как сопровождение, остались. Ждать пришлось довольно долго. Примерно в одиннадцать часов вечера или в половине двенадцатого, мы опять поехали на территорию "мусульманского" батальона. Обратно ехали единой колонной. Впереди и сзади - по "Джипу", а в середине - грузовая машина с советскими номерами. В общем-то, обыкновенная "теплушка" - труба торчит, сзади окошко, в котором время от времени мелькали какие-то лица. Надо было пройти несколько афганских постов охраны, на каждом из которых нас останавливали. Мы были в большом напряжении, готовы к немедленному действию, потому что сказали - в случае чего надо прорываться, открывать огонь, не останавливаться. Мы везли находящихся в подполье двух руководителей будущего Афганистана, поэтому стоило их на постах увидеть, установить их личности, и тогда судьба наша была бы уже несколько иной.
Самая трудная ситуация сложилась на последнем посту охраны перед въездом на территорию, примыкавшую к дворцу Тадж-Бек. Минут десять офицер - старший поста - держал нас перед шлагбаумом. Мы сидели, наблюдали, готовые в любой момент вступить в бой. Пост, видимо, был особый. Он был хорошо укреплен и находился под прикрытием танков. Так что нашей небольшой группе в случае чего пришлось бы тут туго. Офицер долго не пропускал наши машины. Он что-то говорил через переводчика Козлову, потом зашел в помещение, видимо стал звонить по телефону, кому-то докладывать. Все это время нервное напряжение у нас повышалось, а расход энергии был невероятный. Наконец, шлагбаум поднялся, и наши машины все-таки пропустили без проверки. Очевидно, афганцы не захотели портить отношений с "шурави", а может быть с их стороны была проявлена халатность. Но эта беспечность, как и при штурме дворца, - поставь они в коридоре пулемет, и он мог бы всех нас "покосить" - помогла нам. Все-таки бог есть. В общем, мы проехали удачно.
Потом М. Романов поручил нам с Колей Швачко их охранять. Они жили в помещении рядом с нашей казармой. Чтобы никто не знал об их пребывании, туда никого кроме нас не пускали. Мы им носили еду, в шашки играли и т.д. Мы их охраняли пару дней, а потом приняли участие в штурме дворца Амина".
Поздно вечером Колесник, Дроздов, Козлов и Швец еще раз обговорили все нюансы действий по захвату Тадж-Бека, уделив особое внимание вопросам взаимодействия, управления. За объектом внутри и снаружи было установлено непрерывное агентурное и визуальное наблюдение.
К началу операции "Шторм-333" спецназовцы из групп КГБ СССР досконально знали объект захвата (Тадж-Бек): наиболее удобные пути подхода; режим караульной службы; общую численность охраны и телохранителей Амина; расположение пулеметных "гнезд", бронемашин и танков; внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца; размещение аппаратуры радиотелефонной связи...
Перед штурмом дворца, как я уже говорил, спецгруппа КГБ СССР должна была взорвать "колодец" - фактически центральный узел секретной связи с важнейшими военными и гражданскими объектами ДРА. Готовились штурмовые лестницы, экипировка, оружие и боеприпасы. Под руководством заместителя командира батальона по технической части старшего лейтенанта Эдуарда Ибрагимова тщательно проверялась и готовилась боевая техника. Главное - секретность и скрытность.
Дворец Тадж-Бек располагался на высоком, поросшем деревьями и кустарником крутом холме, все подступы к нему - заминированы. Сюда вела одна-единственная дорога, охраняемая круглосуточно. Сам дворец тоже был труднодоступным сооружением. Его толстые стены способны сдержать удар артиллерии. Если к этому добавить, что местность вокруг простреливалась из танков и крупнокалиберных пулеметов, то станет понятно, что овладеть им было очень непросто.
Утром 27 декабря Дроздов и Колесник по старому русскому обычаю перед боем помылись в бане, сменили белье. Для остальных бойцов тоже развернули походную баню. Выдали свежее белье и тельняшки. Еще раз доложили о готовности - каждый своему руководству. Б.С. Иванов связался с Центром и доложил, что к операции все готово. Затем протянул трубку радиотелефона Ю.И. Дроздову. Говорил Ю.В. Андропов: "Ты сам пойдешь? Зря не рискуй, думай о своей безопасности, береги людей". Аналогичный разговор - с В.В. Колесником...
В середине дня полковник Колесник, генерал Дроздов и командир батальона еще раз обошли позиции, проинформировали офицеров в части, их касающейся, о плане операции. Затем объявили порядок действий. Колесник приказал с наступлением сумерек одну из "Шилок" переместить на более удобную позицию.
Из воспоминаний командира роты "мусульманского" батальона В. Шарипова: "Мы пришли на высотку, где были расстелены два брезента. На одном из них сидел руководитель операции полковник Колесник, на другом - генерал-майор Дроздов. В. Колесник поставил нам задачу, а потом меня подозвал генерал Дроздов, показал схемы дворца, поэтажный план и сказал, что я со своей ротой должен доставить к дворцу группы спецназовцев из КГБ, а затем окружить дворец и не позволить никому уйти живым".
Когда проводили рекогносцировку, увидели в бинокли Джандада и группу офицеров, изучавших оборону "мусульманского" батальона. Подполковник Швец поехал к ним, чтобы пригласить на обед, якобы в честь дня рождения одного из офицеров, но командир бригады сказал, что они проводят учения, приедут вечером. Тогда Швец попросил отпустить советских военных советников и увез их с собой. Этим он спас многим жизни. После штурма дворца Джандад расскажет: они получили сообщение о наших намерениях, не поверили, но на всякий случай решили провести рекогносцировку... Видимо, о рекогносцировке афганцев доложили в Центр. Им передали: начало штурма в 15.00.
Получив это сообщение, срочно собрали всех командиров рот, штурмовых групп и подразделений огневой поддержки на втором этаже казармы. Генерал Дроздов дал политическую оценку обстановки, раскрыл общую задачу, сделав оценку сил и средств охраны Тадж-Бека. Полковник Колесник отдал боевой приказ подразделениям, поставив каждому из них конкретную задачу, указал порядок взаимодействия, опознавания, сигналы. Командир "мусульманского" батальона майор Халбаев, командиры спецгрупп Романов и Семенов поставили боевые задачи командирам подразделений и подгрупп, организовали подготовку к штурму. Все бойцы были настроены решительно. Никто не отказался участвовать в штурме дворца. Боеприпасы солдатам раздали за час до начала операции.
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Карпухина: "Перед началом штурма Зудин Геннадий Егорович сначала все записывал скрупулезно, - кому две гранаты дал, кому - три, кому сколько патронов. А потом он плюнул и говорит: "Да, берите все подряд, чего хотите". И мы взяли весь боекомплект. Какая-то отрешенность была в человеке. Знаете, вот такое ощущение складывалось, что он прямо из жизни уходит. Зудин постарше нас был лет на 10 и как бы дедом считался, ему тогда было 42 года. Наверное, жизненный опыт сказывался, видимо человек с годами тяжелее переживает ситуации, связанные с риском для жизни. Я тогда этого не понимал, сейчас понимаю. Хотелось, чтобы все это скорее закончилось. Отказываться было нельзя, и в принципе никакой речи об этом тогда не шло. Хотя многие, правда, говорили, что нужно отговорить наших командиров, мол, это безумие, мы не сможем ничего сделать и все там погибнем. Фамилии я называть не буду, ни к чему это, пусть они сами, если захотят, вспоминают об этом. Я это помню. Конечно, мы понимали - говорить можно все, что угодно, но делать придется все равно. И никуда нам не деться, потому что, если решение принято, его надо выполнять".
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Емышева: "Михаил Михайлович Романов собрал нас всех и поставил задачу на штурм дворца. Нас разбили на экипажи и каждому экипажу определили пути подхода к зданию, конкретные места атаки и объекты в самом дворце. Задача моего экипажа - вывести из строя узел телефонной связи, расположенный на первом этаже, рядом с комнатой дежурного. Несколько раз переносилось время начала штурма. Перед посадкой, помню, Геннадий Зудин и Дмитрий Волков подходили, просили закурить. Я дал Зудину пачку сигарет "Дымок", он их всегда курил".
Из воспоминаний В. Федосеева: "Когда Михаил Михайлович нас собрал, то дал каждому по сто граммов водки, колбасы, хлеба. Но настолько было сильно напряжение, что водка прошла, а хлеб и колбасу никто есть не стал. После этого еще раз определились по экипажам. Я попал в экипаж к Балашову".
Полковник Колесник еще раз уточнил порядок связи с командирами рот. Переносные радиостанции были выданы старшим групп "Гром" и "Зенит" М. Романову и Я. Семенову.
В это время Хафизулла Амин, не подозревая о назревавших событиях, находился в эйфории оттого, что удалось добиться цели - советские войска вошли в Афганистан. Он собрал гостей на пышный обед. Амин, принимая в своем недавно отремонтированном немецкими специалистами дворце некоторых членов Политбюро, министров с семьями, в частности, присутствовали Панджшери, жены Зерая и Шах Вали, старался показать себя радушным хозяином. Формальный повод, с одной стороны, - годовщина образования НДПА, а с другой - возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшери. Тот заверил: советское руководство удовлетворено изложенной версией смерти Тараки и сменой лидера страны. Визит укрепил отношения с Советским Союзом. В Москве подтвердили: СССР окажет широкую военную помощь.
Амин, несмотря на то, что сам в сентябре обманул Брежнева и Андропова (обещал сохранить Тараки жизнь, когда тот был уже задушен), доверял советским руководителям. Почему? Если не отбрасывать версию, что он был связан с ЦРУ, то, скорее всего, получал такие инструкции. Или считал, что победителей не судят, с ними... дружат. Возможно, не сомневался, что и "русские признают только силу". Так или иначе, но он не только "окружил себя" советскими военными советниками, консультировался с высокопоставленными представителями КГБ и МО СССР, но и полностью доверял... лишь врачам из СССР. И надеялся, в конечном итоге, на наши войска. Не доверял же парчамистам, ждал нападения от них, от моджахедов. Но стал он жертвой политической интриги совсем с другой стороны.
На приеме Амин торжественно говорил присутствующим: "Советские дивизии уже на пути сюда. Десантники высаживаются в Кабуле. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании советской военной помощи".
В полдень ожидалось выступление Амина по афганскому телевидению. На съемки его выступления во дворец были приглашены высшие военные чины и руководители политорганов. Однако выступление не состоялось, слишком поздно привезли текст выступления Амина из советского посольства, решили отобедать, а потом уже показать выступление Амина по телевидению. Однако этому помешала акция, проводимая по линии КГБ СССР. Рассчитывали, что средство, добавленное в еду Амина и его гостей, начнет действовать через 4-6 часов, что даст возможность Генсеку ЦК НДПА зачитать текст заявления, но оно стало действовать почти сразу. Из-за чего Амин не смог сделать заявления, что поставило советское руководство в двусмысленное положение.
Во время обеда Амин, его дети и невестка, а также многие гости неожиданно почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание, в том числе и Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии майора Джандада, который начал звонить в Центральный военный госпиталь (Чарсад Бистар) и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу. Подозреваемые повара задержаны. Усилен режим охраны. Однако основным исполнителям этой акции удалось скрыться.
Советским представителям пришлось срочно менять время начала операции. В 14.00 командиры групп поставили боевые задачи своим подчиненным. В 15.00 из советского посольства Ю. Дроздову передали, что время начала штурма (время "Ч") установлено - 22.00, потом его перенесли на 21.00. Позже оно периодически уточнялось и в конечном итоге стало - 19.30.
Тогда во дворец по просьбе начальника Главного политического управления М. Экбаля Вазири и настоянию начальника политического отдела аппарата ГВС в ДРА генерал-майора С.П. Тутушкина прибыли находившиеся в Кабуле советские врачи, а также начальник Центрального военного госпиталя афганской армии подполковник Велоят Хабии и главный хирург госпиталя Абдул Каюм Тутахель.
Когда командир группы хирургического усиления госпиталя полковник Анатолий Владимирович Алексеев, терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков и другие медики подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их еще и обыскали, чего раньше никогда не делали. И обращались к ним в достаточно резкой форме. При входе во дворец тщательней, чем обычно, проверили документы, еще раз обыскали. Что-то случилось?
Поняли, увидев в вестибюле, на ступеньках лестницы, в комнатах лежащих и сидящих в неестественных позах людей. Те, кто пришел в себя, корчились от боли. Врачи определили сразу: массовое отравление. Решили оказывать пострадавшим людям помощь, но тут к ним подбежал подполковник Велоят Хабиби и увлек за собой - к Амину. По его словам, глава государства был в тяжелейшем состоянии. Амин лежал в одной из комнат, раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был в тяжелой коме. Умер? Прощупали пульс - еле уловимое биение.
Полковники Кузнеченков и Алексеев, не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению главы "дружественной СССР страны". Сначала вставили на место челюсть, затем восстановили дыхание. Отнесли его в ванную комнату, вымыли, стали делать промывание желудка, форсированный диурез. После этого перенесли опять в спальню. Уколы, снова уколы, капельницы, в вены обеих рук введены иглы... Эта работа продолжалась до шести часов вечера.
Жизнь Амину им удалось спасти. Но, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, Алексеев заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость сделать в лаборатории анализы...
Происшествие очень встревожило офицеров, ответственных за охрану председателя Ревсовета ДРА (Джандад, Экбаль). Они выставили дополнительные (даже внешние) посты из афганских военнослужащих, позвонили в танковую бригаду - пусть будут готовы оказать помощь. Но помощи ждать было неоткуда. Наши десантники полностью блокировали дислоцировавшиеся в Кабуле афганские воинские части. Трудности возникли только с десантно-штурмовым полком, где командир полка, дальний родственник Амина, захватил в заложники двух советских военных советников и готов был прийти на подмогу Амину, но десантники 103-й дивизии блокировали полк.
Вот что, например, рассказал о происходивших в то время собятиях в Кабуле военный советник В.Г. Салкин из танковой бригады: "Вечером, приблизительно в 18.30, командиру бригады капитану Ахмад Джану поступила команда ввести один батальон в город. Я и советник командира бригады полковник В.Н. Пясецкий в это время постоянно находились рядом с командиром. Тот приказал командиру первого танкового батальона быть в полной боевой готовности, приказ о выходе батальона отдаст позже. Моментально взревели танковые двигатели. Первый батальон был готов к действиям. Пясецкий время от времени смотрел на часы, ожидая новых команд бригаде. В 19.00 Виктор Николаевич сам попросил Ахмад Джана связаться со своим командованием... Однако тот не смог позвонить из-за отсутствия связи.
Пясецкий посоветовал проконтролировать состояние телефонного провода на территории бригады. Срочно был вызван взвод связи, солдаты стали тщательно проверять связь. На это ушло около 30 минут.
... Неожиданно четыре БМД на полном ходу сбили ворота военного городка и, не снижая скорости, окружили здание штаба бригады. Из первой машины выскочил советский капитан. Вошел в здание, представился, отозвав в сторону Пясецкого, переговорил с ним, затем достал фляжку со спиртом - предложил выпить. Капитан, обращаясь к командиру бригады, сказал, что в городе неспокойно и выход бригады нежелателен. Командир, посоветовавшись, дал команду "отбой" первому батальону... "
Пройдет довольно много времени, пока дрогнут веки Амина и, придя в себя, удивленно спросив: "Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия? "
Около шести часов вечера Колесника вызвал на связь генерал-полковник Магометов и сказал: "В связи с непредвиденными обстоятельствами время штурма перенесено, начинать надо как можно скорее". И операцию начали раньше установленного времени. Спустя буквально пятнадцать-двадцать минут группа захвата во главе с капитаном Сахатовым выехала в направлении высоты, где были закопаны танки. Среди них находились по два человека из "Грома" (Д. Волков, П. Климов) и "Зенита" (В. Цветков, Ф. Ерохов). Танки охранялись часовыми, а их экипажи находились в казарме, расположенной на расстоянии 150-200 метров от них. В часовых должны были стрелять сотрудники КГБ - Владимир Цветков из "Зенита" или Дмитрий Волков из "Грома". Одна рота "мусульманского" батальона залегла на указанном ей рубеже в готовности поддержать огнем действия группы Сахатова. Бронежилеты из "мусульманского" батальона были переданы группам спецназа КГБ.
Из воспоминаний бойца "Грома" П. Климова: "Непосредственно перед операцией кто водки, кто валерьянки выпил, но все равно не помогало. Волнение было большое, стресс. Для многих это могло стать концом биографии, все понимали опасность.
Я был назначен в состав группы из четырнадцати человек, которая первой начинала выполнение задачи. Из группы "Гром" нас было двое (я и Дима Волков), двое ребят из "Зенита" и два экипажа по пять человек из "мусульманского" батальона.
Минут за двадцать до начала операции мы поехали на грузовой машине в направлении казармы одного из батальонов охраны, неподалеку от которой были закопаны два танка. Перед нами стояла задача захватить эти танки и не дать им возможность открыть огонь по штурмовым группам. Кроме того, мы должны были ввести в заблуждение обороняющих дворец гвардейцев, разыграв ситуацию, что якобы военнослужащие бригады охраны восстали и напали на дворец. Надо было создать видимость, что первые залпы прозвучали именно со стороны казармы.
Снегу было по пояс, что затрудняло продвижение. Свой бронежилет я не стал надевать, потому что ни у солдат из "мусульманского" батальона, ни у ребят из "Зенита" бронежилетов не было. Не мог же я быть в бронежилете, когда остальные были без бронежилетов, да и потом по глубокому снегу надо было бежать, а я опасался, что могу отстать. Я был как все. Поэтому я бронежилет и оставил друзьям из группы "Зенит", у них не было. Правда, потом меня за это ругали".
Полковник Г.И. Бояринов, находясь на командном пункте, заметно нервничал. Он прибыл в Кабул лишь накануне и еще не освоился в обстановке, а может быть, предчувствие подсказывало опытному воину беду. Видя это, Э.Г. Козлов попросил генерала Дроздова разрешить ему принять участие в штурме дворца, сказал, что пойдет с Бояриновым, поможет. Дроздов немного подумал, а потом сказал: "Хорошо, иди, но будь осторожен". Проверив свой пистолет Стечкина и не найдя ни у кого лишнего бронежилета, Козлов быстро побежал к боевым машинам пехоты (БМП), в которых уже занимали места бойцы из "Грома". Василий Колесник едва успел отдать ему свою каску. Ни Эвальд Козлов, ни Григорий Бояринов тогда еще не знали, что после штурма станут Героями Советского Союза, правда, второму не суждено было вернуться из этого боя.
Из воспоминаний капитана II ранга Э. Козлова: "Я чувствовал, что Бояринову будет очень трудно координировать действия спецгрупп, а я знал бойцов обеих групп, поэтому мне было легче. Я должен был участвовать в бою".
"Шторм-333"
Когда машина группы М. Сахатова подъехала к расположению третьего батальона, там вдруг послышалась стрельба, которая неожиданно усилилась. Полковник Колесник для солдат и офицеров "мусульманского" батальона и спецгрупп КГБ немедленно дал команду: "Огонь!" и "Вперед!". В воздух взлетели красные ракеты. На часах было - 19.15. По радиосетям был подан сигнал "Шторм-333". Первыми по дворцу по команде старшего лейтенанта Василия Праута прямой наводкой открыли огонь две зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 ("Шилки"), обрушив на него море снарядов. Две другие установки били по расположению пехотного батальона, поддерживая роту десантников. Автоматические гранатометы АГС-17 стали вести огонь по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к машинам.
Подразделения "мусульманского" батальона начали выдвижение в районы предназначения. Первой должна была выдвигаться рота старшего лейтенанта В. Шарипова, на ее пяти БМП в качестве десанта несколько подгрупп спецназовцев из "Грома" во главе с О. Балашовым (А. Баев, Н. Швачко, В. Федосеев), В. Емышевым (С. Кувылин, Г. Кузнецов, А. Якушев, Г. Бояринов), С. Головым (В. Анисимов, Л. Гуменный, Г. Зудин, М. Соболев, В. Филимонов) и В. Карпухиным (Н. Берлев, А. Плюснин, В. Гришин, С. Коломиец). Общее руководство осуществлял майор М. Романов. Вместе с ним в БМП находились А. Репин, и Е. Мазаев, а также Э Козлов и А. Сарвари. Г.Б. Толстиков прибыл вторым рейсом.
Майор Я. Семенов с подгруппой "Зенит" на четырех бронетранспортерах взвода Р. Турсункулова должен был выдвигаться к западной части холма. Затем по пешеходной лестнице броском подняться к торцевой части Тадж-Бека, а у фасада здания обе группы должны были соединиться и действовать совместно. Но в последний момент все смешалось. Первыми на трех бронетранспортерах начал выдвижение взвод лейтенанта Турсункулова. В БТРах также находились подгруппы "Зенита", старшими которых были А. Карелин (А. Агафонов, В. Антонов, Н. Курбанов, С. Чернухин, Н. Кимяев), Б. Суворов (В. Поддубный, В. Дроздов, В. Рязанцев, А. Колмаков, А. Новиков, Т. Гулов) и В. Фатеев (С. Чижов, Ю. Лысоченко, Ф. Ильинский, М. Цыбенко, В. Макаров), при общем руководстве Я. Семенова. Им предстояло захватить первый этаж здания. Четвертая подгруппа "Зенита" во главе с В. Щиголевым (В. Быковский, А. Иващенко, Б. Пономарев, У. Чарыев, В. Курилов, В. Захаров) оказалась в колонне "Грома".
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Емышева: "По команде мы стали занимать места в боевых машинах. В самый последний момент подскочил Григорий Иванович Бояринов, прямо с моей стороны, попросил меня подвинуться. Я сказал, что у нас и так битком набито, но он все равно сел. Помимо нас в составе экипажа находились командир БМП, механик-водитель и оператор-наводчик из "мусульманского" батальона. Рядом со мной сидел переводчик А. Якушев из Первого главного управления КГБ. По сигналу машины двинулись вперед".
Первая боевая машина успешно преодолела шлагбаум, раздавив бросившегося закрывать его афганского солдата, остальные сбили внешние посты охраны, устремились по единственной дороге, что серпантином взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Дорога усиленно охранялась, была хорошо пристреляна, а другие подступы к дворцу были заминированы. Едва первый бронетранспортер миновал поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. Рустам Турсункулов, руководя действия взвода, высунувшись по пояс из люка, вдруг услышал, как по броне "зацокали" пули. Он сразу понял, что игры кончились - начался настоящий бой. Бронетранспортер, где находилась подгруппа Бориса Суворова, сразу же подбили, он загорелся. Личный состав срочно стал десантироваться, некоторые получили ранения. Самому командиру подгруппы пуля попала в пах, чуть ниже бронежилета. Его спасти не удалось - истек кровью. Выскочив из бронетранспортеров, "зенитовцы" вынуждены были залечь и стрелять по окнам дворца, с помощью штурмовых лестниц стали взбираться вверх, в гору. В это время подгруппы "Грома" по серпантину тоже поднимались к Тадж-Беку. Боевая машина пехоты, преодолевая ворота на подходе к зданию дворца, зацепила кирпичную кладку и заглохла. Командир роты Шарипов дал команду спешиться. Бойцы вынуждены были срочно десантироваться. До дворца оставалось еще метров двадцать. В этот момент был убит связист и пропала радиосвязь с полковником Колесником, поэтому Шарипов не мог остановить огонь "Шилок".
Из воспоминания командира группы "Гром" М. Романова: "Я создал несколько подгрупп, каждая имела боевую машину пехоты. К нам присоединился Эвальд Козлов, он был в моем экипаже. Машины должны были поддерживать нас пулеметным и автоматным огнем. На них находились и штурмовые лестницы.
Заход в район дворца предполагался с двух сторон. Мне со своей командой "Гром" надлежало крутиться по серпантину, а Яша должен был штурмовать пешеходную лестницу, выходившую на торец дворца. Потом, соединившись у фасада, нам предстояло вместе проникнуть во дворец. Но, как всегда, ситуация вносит свои коррективы. Прорыв группы Семенова был затруднен. Бронетранспортер подбили, экипаж десантировался. Несколько бойцов подошли к намеченному рубежу, а остальные были рассеяны, прижаты огнем к земле.
А мы, поднявшись по серпантину, приблизились к фасадной части. Двух снайперов я отдал на усиление группы по захвату танков. Таким образом, со мной осталось 22 человека. Сформировали штурмовые группы. На одном дыхании прорвались к дворцу. Небольшая задержка была лишь тогда, когда подбили одну нашу БМП. Ворвались со второго захода.
Огненный шквал был такой, что не передать... У дворца микроавтобус "Рафик" стоял, так он в решето превратился. Сквозь него смотреть можно было насквозь. Жаль, для музея не сохранили. Бронежилет не спасал. Бронежилет - это символика. Серьезное оружие не держит. Пистолетный, осколочный вариант - еще да, а автомат прошивает его запросто. Каски были неплохие, западно-германские..."
В половине восьмого вечера в Кабуле прогремели сильные взрывы. Это подгруппа КГБ из "Зенита" подорвала так называемый "колодец" связи, отключив афганскую столицу от внешнего мира. Из воспоминаний командира группы "Зенит" полковника Алексея Полякова: "Получив приказ на проведение диверсии, я еще раз провел визуальную разведку объекта, а вернувшись на виллу, обнаружил, что все, кроме входящих в мою группу, уже куда-то убыли, в том числе и лидеры оппозиции.
Я собрал группу, объявил время проведения диверсии и поставил задачу подорвать кабель тоже в 19.30.
Где-то в 18.45 на трех автомашинах мы выехали для выполнения задания командования. На вилле оставался всего один сотрудник, которому я приказал в случае срыва нашей операции все закрыть и убыть в наше посольство, а конкретно - в погранроту. Так как переводчиков в отряде не хватало, я все же упросил выделить в мою группу переводчика.
Дальнейшее развитие событий показало, что не будь переводчика в нашей группе, не было бы и бескровного проведения операции.
Прибыв к объекту диверсии, я с подгруппой прикрытия расположился на УАЗ-469 около поста регулирования движением. Вторая подгруппа прикрытия на "Волге" остановилась около гостиницы, а подгруппа Бориса Плешкунова с переводчиком Хаятовым на УАЗ-450 подъехала непосредственно к колодцу. В момент открытия люка колодца подрывников неожиданно окликнул часовой поста охраны узла связи. К часовому подбежал переводчик, объяснил, что идет проверка связи, угостил его сигаретой и повел с ним отвлекающий разговор.
Операция по открытию люка, закладке в колодец заряда, а затем повторному открытию люка для того, чтобы бросить в колодец гранату со слезоточивым газом (в спешке гранату не опустили вместе с зарядом), была проведена, как говорят, за считанные секунды, хотя нам всем они показались очень долгими. Расположение прикрытия и исполнителей и расстояние между ними позволяли нам осуществлять зрительную связь. Поэтому, как только машина УАЗ-450 с подрывниками тронулась с места, одновременно с ними начали движение и подгруппы прикрытия.
На виллу мы возвратились без приключений и не без волнения стали ожидать взрыва. На вилле в момент нашего возвращения находились два сотрудника нашей резидентуры и несколько афганцев, которые должны были встречать своих сторонников, а мы их вооружать. Среди афганцев один свободно владел русским языком. Остальные афганцы русский язык не знали или делали вид, что не понимают по-русски.
В 19.30 прогремел сильный взрыв, а вскоре недалеко от нас последовал и второй взрыв, повредивший линии армейской связи.
По рации я доложил руководству о выполнении задания. И тут началось. Особенно интенсивно велась стрельба в районе дворца Амина..."
Взрыв должен был послужить началом штурма Тадж-Бека, но спецназовцы начали немного раньше. Из воспоминаний бойца "Грома" С. Голова: "Едва начали движение, как наша машина остановилась. Испугался механик-водитель, выскочил из БМП и убежал, но я не успел еще принять решение о его замене, как он вернулся - вне машины оказалось еще страшнее. Стали подниматься вверх. Когда остановились и начали десантироваться, сидевших с самого краю двух переводчиков-таджиков сразу же убили. Оказалось, что сзади БМП находился афганский блок-пост, солдаты которого открыли по нам огонь. Это блок-пост пришлось расстрелять и сразу разворачиваться, потому что основная стрельба шла сверху, со стороны дворца. Гена Зудин тяжеловат был, когда он выскакивал из БМП, его ноги попали под гусеницу, и их раздавило. Кто ему оказывал помощь, не знаю, потому что главная задача тогда была - поднять подразделение в атаку и двигаться вперед. Огонь был очень сильный. Когда же нам удалось подойти под стены дворца, в "мертвое" пространство, стало немного полегче".
Прорыв к Тадж-Беку шел под ураганным огнем. Первой к дворцу прорвалась боевая машина Виктора Карпухина, хотя в колонне она была третьей. Из его воспоминаний: "Я был командиром одной из подгрупп. Когда БМП остановилась, я слегка припугнул оператора-наводчика. Сказал ему, чтобы не жалел боекомплекта, а стрелял в максимальном темпе. И он постарался, от дыма в машине просто нечем было дышать. Очень скоро все снаряды и патроны к пулемету, спаренному с пушкой, были израсходованы. Но нам оставалось совсем еще немного, чтобы добраться к цели. Я заставлял механика-водителя подъехать поближе к дворцу, потому что даже высунуться под таким плотным огнем было просто безрассудно. И механик-водитель подогнал БМП почти к самому главному входу. Благодаря этому в моем экипаже легко ранили только двух человек. Все остальные подгруппы пострадали гораздо сильнее. Я выскочил первым, рядом со мной оказался Саша Плюснин. И мы стали обстреливать всех тех, кто высовывался, и стрелял из окон, позволив десантироваться всем остальным бойцам нашей подгруппы. Они сумели быстро проскочить под стены, прорваться в дом и выполнять дальше задачу..." Спецназовцы быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Они попали под плотный огонь крупнокалиберных пулеметов. Казалось, стреляют отовсюду. Они бросились к зданию дворца, а солдаты роты Шарипова залегли и стали отражать нападение афганских солдат, находящихся в караульном помещении. Руководил их действиями командир взвода лейтенант Абдулаев.
Из воспоминаний С. Коломийца: "Едва мы выскочили из БМП, в него попала кумулятивная граната. Я потом видел солдатика-пулеметчика, который сидел внутри, у него была снесена челюсть, в животе была страшная рана. Не знаю, остался ли он в живых. Осколком у меня пробило бронежилет, но я побежал под козырек, как и все, даже не замечая, что ранен. Было сильное возбуждение и желание идти только вперед".
Первые минуты боя - самые тяжелые. На штурм Тадж-Бека пошли спецгруппы КГБ, а основные силы роты В. Шарипова и взвода Р. Турсункулова прикрывали их действия. Правда, некоторые солдаты тоже заскочили в здание дворца. Другие подразделения "мусульманского" батальона обеспечивали внешнее кольцо прикрытия, отражая атаки батальонов бригады охраны.
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Гришина: "Мы стали пониматься по серпантину. Было темно. Когда мы подъехали к дворцу, я увидел ребят, которые высадились раньше - Сашу Репина, Зудина. Мы проехали мимо них. Удачно получилось, что колонна сместилась немного вправо, а мы объехали ее и подъехали к самому входу. Пули стучали по броне и было ощущение какой-то нереальности: все светится кругом, прожектора мигают, ребята идут довольно открыто... Гвардейцы, видимо, тоже берегли свои жизни, и сильно высунуться тоже боялись, хотя гранаты бросали. Взрывы были".
Командиру одной из подгрупп "Грома" О. Балашову осколками пробило бронежилет, но он в горячке не почувствовал боли, бросился вместе со всеми к дворцу, однако сил хватило не надолго, и он был отправлен в медсанбат. Э. Козлов при выдвижении в машине сидел крайним и едва успел выставить наружу ногу, как ее тут же прострелили, но, не обращая на это внимания, он выскочил из БМП, освобождая дорогу боевым товарищам...
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Федосеева: "В БМП я сидел самым последним, напротив меня находился Баев с пулеметом. Мы были готовы в любой момент открыть люки, чтобы, если будет подбита машина, вовремя выскочить. Только мы начали движение, не проехали, наверное, и десяти метров, как со стороны дворца был открыт огонь. Нашу БМП подбили. Проезд был настолько узок, что две легковые машины с трудом расходились, а боевые машины вообще не могли разъехаться. Машина начала кружиться, командир БМП закричал, у него от брони осколок попал в бедро. Когда водитель пытался вылезти из машины, его сразу же убило. Наступила пауза, какая-то мертвая тишина. Я повернулся к Балашову и сказал: "Олег! Это железный гроб, надо выпрыгивать". А он говорит мне: "Куда, мол? Команды нет". Я говорю: "Какая команда может быть? Сейчас еще один выстрел, и мы покойники, или мы еще чего-то сможем сделать. Открывай люки". Выскочили из машины. Баев сразу же занял позицию с пулеметом, я зашел за БМП и открыл огонь из винтовки. Балашов тут же рядом со мной залег. После этого вторая граната попала в нашу машину, и она начала дымиться. С нами был еще переводчик. Его убило в первую секунду, когда он пытался вылезти из машины через верхний люк.
Мы стреляли до тех пор, пока не кончились магазины с патронами. В это время рядом с нами произошел какой-то взрыв. Я почувствовал острую боль в ногах. Правая нога захлестнулась за левую. Через некоторое время почувствовал, как кровь потекла по ногам. В стоявшую рядом машину попал снаряд, и она взорвалась. Дикий грохот - и взрывной волной меня сбросило с этого бруствера вниз. Алексей Баев стоял на бруствере и стрелял из пулемета. Вдруг какой-то щелчок, и он упал. Я стал звать его, а он не отвечал. Я попытался оттащить его в будку, он здоровый был, около ста двадцать килограмм, и у меня ничего не получилось. Хорошо, что Швачко помог. Затащили мы его в будку, сделал я ему укол и перевязал бедро. Я тогда не знал, что у него еще было ранение и в шею. Мы оставили Баева в будке, а сами вновь пошли на штурм дворца. Едва мы вышли из будки, как раздался взрыв, и меня опять отбросило за бруствер. Я потерял сознание. Кто-то из ребят затащил меня в будку, где лежал Баев. Когда я пришел в себя, Коля Швачко спросил меня - могу ли идти в бой, но я не смог. Из снайперской винтовки я стрелял по окнам дворца. В будке мы с Баевым оставались до конца штурма".
"Шилки" били по Тадж-Беку, но не предназначенные для этих целей 23-миллиметровые снаряды отскакивали от толстых стен, высекая гранитную крошку. И все-таки они оказывали сильное психологическое воздействие на оборонявшихся афганцев.
Из воспоминаний командира группы "Зенит" Я. Семенова: "С самого начала штурма дворца в моем экипаже находился Гулябзой Саид, и весь путь, который прошли мы, прошел и он".
Из окон дворца продолжался ураганный огонь, он прижал спецназовцев к земле. Это был самый кульминационный момент боя, когда нужно было, во чтобы-то ни стало, поднять людей в атаку. В этот момент получила ранения основная часть бойцов. Командиры - Э. Козлов, Г. Бояринов, В. Карпухин, С. Голов первыми пошли на штурм. А люди поднялись лишь тогда, когда "Шилка" подавила пулемет в одном из окон дворца. Продолжалось это недолго - может быть, минут пять, но штурмующим показалось - вечность.
Командир группы "Зенит" Я. Семенов со своими бойцами тоже бросился к дворцу, у входа в него встретился с группой М. Романова... Романов вспоминает: "Сначала состояние было на грани паники. Я видел, что таким количеством людей мы дворец не возьмем. В ужас пришел от огня. Огневые точки, которые должны были быть подавлены армейцами, вовсю стреляли. Если бы чуть-чуть тогда дрогнули, все бы иначе закончилось. И вдруг общий порыв: надо же дойти до входа! Делаем рывок к входу во дворец, а там уже стоял Виктор Карпухин. Рядом много трупов афганцев. Хорошо, тут Яша и его бойцы появились. Да и нас было несколько человек.
Меня контузило, когда стал организовывать второй заход во дворец, то ли от выстрела РПГ, то ли от разрыва гранаты, ударной волной меня бросило на БМП, ударило об нее головой и левой частью тела. Удар был резкий, из ушей и носа пошла кровь. Я почувствовал ее солоноватый привкус на губах. Плохо стал слышать, в ушах - сплошной гул. На какое-то время вроде даже сознание потерял. Очнулся - взрывы, выстрелы, канонада. Но задача еще не выполнена, самый разгар боя. Здесь, как говорится, не до себя... Пошли не фасадом, а через окна, с правой стороны. Ребята действовали отчаянно, четко. Ситуации разные были..."
Творилось нечто невообразимое. Картина ада. "Шилки" ведь красиво стреляют. Все смешалось. Но все действовали в едином порыве, не было ни одного, кто бы старался увильнуть или отсидеться в укрытии, переждав штурм. Еще на подступах был убит Г. Зудин, ранены - С. Кувылин, В. Федосеев, А. Баев и Н. Швачко. Не лучше обстояло дело и в "Зените". В. Рязанов, получив сквозное ранение в бедро, сам, перевязав ногу, пошел в атаку. Но все-таки удалось преодолеть сопротивление афганцев и прорваться к зданию дворца.
Группа спецназовцев в составе Э. Козлова, Г. Бояринова, С. Голова, М. Соболева, В. Карпухина, А. Плюснина, В. Гришина, В. Анисимова, В. Курилова, В. Быковского и В. Филимонова атаковала через главный вход, а М. Романов, Я. Семенов с бойцами из "Зенита" В. Рязанцевым и В. Поддубным ворвались через окно с правой стороны дворца. А. Карелин, В. Щиголев и Н. Курбанов штурмовали дворец с торца.
Лейтенант Р. Турсункулов: "Мы попали под плотный огонь. Личный состав взвода укрылся за бронетранспортерами и стал окапываться, потому что поднять голову было просто невозможно. Как потом выяснилось, внутри дворца было гораздо безопасней. Некоторые солдаты моего взвода тоже проникли в здание дворца".
Все группы и бойцы смешались, и каждый уже действовал по своему усмотрению. Никакой единой команды не было. Единственная была цель - добежать быстрее до стен дворца, за ними как-то укрыться и выполнить задачу. Спецназовцы были в чужой стране, в чужой форме, без документов, без всяких опознавательных знаков, кроме белых повязок на рукавах не было ничего. Плотность стрельбы была такой, что на всех БМП триплексы были разбиты, а фальшборты пробиты на каждом квадратном сантиметре, то есть имели вид дуршлага. Спецназовцев спасло только то, что все они были в бронежилетах, хотя практически все были ранены. Солдаты из "мусульманского" батальона были без бронежилетов, так как по команде Колесника они передали свои бронежилеты бойцам из штурмовых групп.
К центральному входу здания первыми прорвались А. Якушев и В. Емышев. Афганцы со второго этажа бросали гранаты, но спецназовцы заскочили в вестибюль.
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Емышева: "В экипаже у нас фактически никого не осталось, все выскочили. Под прикрытием БМП мы с Якушевым перебежками добрались до центрального входа, заскочили в здание. Он сразу хотел наверх метнуться, а я говорю ему: "Давай сюда налево, надо узел связи уничтожить". В вестибюле кроме нас никого не было. Я влево побежал, открыл дверь комнаты дежурного, она была вся освещена, но в ней никого не было. Направо - холл, а дальше телефонный узел. Вдруг вижу, Якушев упал, я бросился к нему, ну и в это время меня самого чем-то крупным в правую руку долбануло: автомат вывалился, рука висит, куски мяса, перерублены все кости. Я упал, стал отползать к входной двери. В это время в вестибюль заскочил Сергей Коломиец, дал очередь из автомата вправо, очередь - влево, и вышел. Затем ворвались другие. Ребята меня увидели, помогли. Коля Берлев бинт на раненую руку намотал, и меня в БМП посадил, которая как раз напротив входа стояла. Огонь уже не такой сильный был как вначале, и можно было передвигаться. А ребята наверх пошли".
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Гришина: "Мы выскочили из БМП и бросились к входу во дворец. Виктор Анисимов выстрелил из гранатомета "Муха", я находился сзади его и не успел увернуться, хотя он кричал, чтобы все кто был сзади отошли. Видимо, тогда меня контузило, но я быстро пришел в себя. Мы укрылись под навесом на первом этаже вестибюля. Он был освещен, и там во всю была стрельба. По команде Карпухина мы бросились вперед. У лестницы, которая вела на второй этаж, лежал Емышев. А накануне на инструктаже на вопрос - "Что делать с ранеными?", было такое тягостное молчание, и я не помню, по-моему, представитель посольства, сказал: "Вообще-то задачу надо выполнять". Никто не сказал, что не надо помогать, но никто и не ответил. Мы поняли, что основное - выполнить задачу.
Подбегая к лестнице, возле которой Валерий Петрович лежал, я просто увидел его глаза, как он смотрел на меня. И Витя Анисимов, и я просто схватили его, смотрим, а у него кисть левой руки оторвана. Мы вытащили его под навес, попробовали перебинтовать ему руку, а он говорит: "Володь, у меня там рука оторвана, ты не смотри, чтобы тебя это не шокировало". Мы же все первый раз были в настоящем бою, и первый раз видели раненых людей. Мы перевязали его и оставили. Когда стали заходить снова в вестибюль, я увидел бойца, лежавшего навзничь, во лбу у него была огромная дырка. Это оказался Андрей Якушев. Когда я его увидел, то ощутил всю серьезность этой операции и почувствовал, что все мы сейчас на грани жизни и смерти, появилось чувство опасности и чувство осторожности. Тогда я стал более внимательным, отбрасывая страх, реагировал на малейшее движение, не давая противнику выстрелить первому".
Из воспоминаний бойца "Грома" С. Голова: "Все бойцы моего экипажа, кроме Зудина, смогли подойти к зданию, стали действовать согласно заранее разработанной схеме. Мы прорвались через центр. Рядом со мной оказался Сергей Кувылин и Григорий Иванович Бояринов. Та группа, которая должна была вывести из строя узел связи, не сумела прорваться, фактически все люди были ранены. Сам Григорий Иванович к тому времени тоже был ранен. Мы с Кувылиным помогли ему - забросали гранатами узел связи. Если сейчас вспомнить, гранат и патронов на нас было навешано столько, сколько каждый мог унести. Я шел рядом с Мишей Соболевым, он бросал гранаты, а я из пулемета "обрабатывал" комнаты. То же самое делали и остальные. Первая команда была - "Пленных не брать, никто не должен был остаться в живых".
Из воспоминаний бойца "Зенита" В. Курилова: "И тут грохот боя перекрыл чей-то знакомый тенорок: "Мужики! Вперед!" Это был Бояринов! Старый вояка, Григорий Иванович, видимо почувствовал какой-то сбой в действиях обороняющихся. Действительно, ответный огонь вроде бы стал менее интенсивным.
Я высунулся из-за парапета, дал напоследок перед броском длинную очередь, но вдруг ощутил сильный удар по кисти левой руки, которая тут же подвернулась в локте, автомат дернуло влево, и больно ударило прикладом в плечо. Такое впечатление, что у меня в автомате разорвался патрон! Я по инерции жал на курок, но автомат не стрелял... Нырнул под парапет, лег на бок, стал дергать затвор - ни туда, ни сюда. И тут я увидел, что мой автомат согнут! Затвор заклинило начисто! Занемела левая рука. Взглянул - кисть в крови. Пощупал пальцами правой руки. Ух, ты! Ребро ладони было разорвано надвое! Сообразил: наверное, пуля скользнула по левой руке, которая была на цевье автомата, и ударила в автомат. Вот его и заклинило. А куда же пуля делась? Рикошетом прошла около лица? Наверное... Так! А что же мне делать без оружия? У меня есть пистолет, вспомнил я, и тут же мысленно чертыхнулся: при таком раскладе этот пугач ни на что не годен! Разве только застрелиться, если операция не удастся!
А Володя Быковский успел проскочить в подъезд, и заметался там, не зная куда идти. Там начали скапливаться наши ребята. Рядом оказался Бояринов. Он был все в той же летной кожаной куртке, на голове каска, в руке - автоматический пистолет Стечкина.
- Наверх, мужики! Наверх надо! И зачищать коридоры здесь, на первом этаже! - крикнул он.
... Я осмотрелся вокруг. Рядом, среди неразорвавшихся гранат и каких-то камней, лежал солдат из "мусульманского" батальона. По виду - убитый. Из-под руки торчал приклад автомата. Я потянул правой рукой за приклад, выдернул автомат из-под неподвижного тела. Пошевелил пальцами левой руки. Двигаются. И боли вроде бы особой нет. Только локоть ноет: видно удар сильный был... А вся кисть в липкой крови. Я вытер руку о штанину, осмотрелся. Надо идти!
Я распустил подлиннее ремень на автомате, забросил его за шею, и рванул вперед. Бежал я почти на четвереньках, вприсядку и, петляя, как учили нас на КУОСе, веером палил из автомата. И тут, словно гигантской раскаленной иглой меня ударило в левую - мою невезучую - руку!
Не помню, как я оказался под сводами подъезда дворца. Приткнулся к стене. Рука почти полностью отключилась. Я ее просто-напросто не чувствовал! Рукав набух от крови. Вот черт, второе ранение, и все в одну руку! Попробовал шевелить пальцами. Вроде бы чуть двигаются. Но руки я почти не чувствовал.
Опираясь рукой о стену, встал. В полутьме мимо пробегали наши ребята.
Куда дальше? Что делать? Ах, да! По приказу, наша группа должна была работать на первом этаже. Надо было подавить сопротивление противника, освободить от него все помещения, взять под охрану сейфы с документами.
Выставив вперед ствол автомата и удерживая его правой рукой за рукоятку, левая - отнялась окончательно, я двинулся по коридору.
Впереди кто-то из наших бойцов палил из автомата в дверь кабинета. Потом подбежал, положил под дверь гранату, и отскочил за угол. Я тоже прижался к стене. Оглушительно грохнуло. И вдруг на всем этаже выключилось освещение. Темень - хоть глаз выколи. Через некоторое время мигнул свет, еще раз мигнул... Электричество врубилось. Слава богу!
Я пробежал еще несколько шагов по коридору, который показался мне бесконечно длинным, и дернул на себя ручку какой-то двери. Дверь открылась, внутри была полутьма, но я разглядел, что там стоят какие-то столы, диван... Я выхватил из кармана гранату, зубами рванул чеку, и накатом запустил ее вглубь комнаты. Постукивая, граната покатилась по паркету, а я захлопнул дверь, и отскочил к косяку. Внутри рвануло, скрипнув, распахнулась дверь, выпуская из кабинета клубы дыма и пыли...
Вот тут меня и настигла автоматная очередь. Стреляли откуда-то сбоку слева, видимо, из приоткрытой двери. Автоматная пуля калибра 7,62 пробила мой морально и физически устаревший бронежилет и, разворотив его металлические пластины, вошла мне в левый бок, прямо под нижнее ребро. Удар был такой, как будто ломом шибануло! Меня сшибло с ног, я правым боком упал на пол, в голове на секунду все помутилось, но сознания не потерял. Инстинктивно, выставив автомат в сторону предполагаемого противника, я наугад выпустил веером в полутьму длинную очередь, и услышал чей-то дикий вопль. Как на кошку наступили...
Меня тошнило. В раненом боку, как будто кто-то ковырял раскаленной кочергой - так было больно. Попробовал приподняться. Получилось.
Черт возьми! Как обидно! Еще чуть-чуть - и победа, а мне выходить из игры. А победа ли? Вокруг шла стрельба, грохнул взрыв гранаты, на каску посыпалась штукатурка с потолка.
Слабо соображая, что делаю, я сунулся в какой-то темный закоулок. Прямо передо мной была металлическая лестница. Рядом оказались двое солдат из "мусульманского" батальона. Вид у них был несколько растерянный, но достаточно воинственный. Я машинально отметил про себя, что солдатам вроде бы не было команды заходить во дворец. Они должны обрабатывать его снаружи... Эти молодые ребята, которые смогли себя пересилить, смогли войти во дворец, теперь, наверное, должны быть хорошими вояками... Если останутся в живых...
Они со страхом смотрели на меня:
- Товарищ офицер, вы ранены? - спросил один.
- Все нормально! Вперед, ребята! - сказал я им, стараясь выглядеть оптимистично, бодро и уверенно.
В этот момент рядом, буквально в пяти шагах справа от меня разорвался огненный шар. Видимо это была граната РГД-5, которую швырнули вниз с лестничного пролета. Отчетливо помню, что за сотую, или тысячную долю секунды до того, как осколки гранаты и гранитная крошка долетели до меня, я судорожно и крепко зажмурился, сжал веки. Жестко хлестнуло осколками по лицу, по рукам, по ногам... Взрывная волна сбила с ног..."
Бой в самом здании сразу принял ожесточенный и бескомпромиссный характер. Спецназовцы действовали отчаянно и решительно. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, то выламывались двери, бросались гранаты. Г. Бояринов, С. Голов, В. Карпухин и С. Кувылин выполнили очень важную задачу - вывели из строя узел связи дворца.
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Карпухина: " По лестнице я не бежал, я туда заползал, как и все остальные, потому что там бежать было невозможно, меня бы убили три раза, если б я там бегал. Там каждая ступенька завоевывалась, примерно как в Рейхстаге. Сравнить, наверное, можно. Мы перемещались от одного укрытия к другому, простреливали все вокруг и потом - к следующему укрытию. Что я лично делал? Ну, я помню Бояринова, который посмертно стал Героем Советского Союза. Он был ранен и слегка контужен, каска у него была на боку. Он чего-то пытался сказать, но ничего не было слышно. Единственно, что я помню, как Берлев крикнул мне: "Спрячь его, он полковник, ветеран войны". Думаю, надо его где-то спрятать, мы все-таки были помоложе, но там, где стреляют, там прятаться, в общем-то, достаточно трудно". . С. Голова буквально посекло осколками гранаты, потом их насчитали целых 9 штук. Н. Берлеву пулей разбило магазин автомата: на его счастье, рядом оказался С. Кувылин, он успел отдать ему свой рожок.
Из воспоминаний бойца "Грома" Н. Берлева: "Я остался на первом этаже, а Карпухин и Плюснин побежали на второй этаж. И вдруг откуда-то из-за поворота выскочил гвардеец. Практически стал стрелять в меня в упор, метров с десяти, дал очередь может быть десять-двенадцать патронов. Пробил ствольную накладку и магазин прострелил, патроны из него вылетели. Гвардеец стоял, испугавшись, смотрел на меня, потому что он стреляет, а я не падаю. Такие остекленевшие глаза у него, они и сейчас стоят передо мной, такие темно-карие, даже коричневые. Сам он смуглый. И я на какую-то секунду оторопел. Потом сообразил, что патрон у меня в патроннике. И уже автоматически в доли секунды я вскинул автомат и выстрелил. Он упал.
Я сел и стал собирать патроны. В это время подбежал ко мне Сергей Кувылин и спросил в чем дело, он отдал мне свой двойной рожок. Я его пристегнул к автомату и стал дальше выполнять задачу.
Когда мы ворвались во дворец и появились потери, пришло какое-то остервенение - "косить" всех. Да, и потом команда была - живых свидетелей не оставлять".
Посол Ф.А. Табеев не был посвящен в замысел операции, поэтому, когда раздался взрыв и в посольстве погас свет, он был в замешательстве. Из его воспоминаний: "Очень неудобно мне было перед женой. Она мне тогда сказала, что с тобой здесь никто не считается, тебя даже в известность не поставили". Табеев позвонил представителю КГБ СССР генералу Кирпиченко и потребовал объяснить, что происходит в городе. Но тот ему сказал, что сейчас нет возможности беседовать, а подробную обстановку доложит утром.
К моменту проникновения спецназовцев во дворец "Шилки" должны были прекратить огонь, но связь с ними была потеряна. Полковник В. Колесник отправил посыльного, и "Шилки" перенесли огонь на другие объекты. Боевые машины пехоты покинули площадку перед дворцом, заблокировали единственную дорогу. Другая рота и два взвода гранатометов АГС-17 вели огонь по танковому батальону, затем захватили танки, одновременно разоружив танкистов. Спецгруппа "мусульманского" батальона завладела вооружением зенитного полка, а его личный состав пленила. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник Олег Швец.
Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (около 100-150 человек) сопротивлялись стойко, не сдаваясь в плен. Их погубило то, что все они были вооружены в основном пистолет-пулеметами МГ-5, а наш бронежилет они не пробивали.
Из воспоминаний Р. Турсункулова: "В отличие от бойцов "Зенита" и "Грома" у нас бронежилетов не было. Боекомплект мы заталкивали в обмундирование, гранаты и магазины к автоматам лежали во всех карманах. Первую пулю я получил прямо в магазин - магазин меня и спас. В то мгновение было такое ощущение, как-будто бы дыхание остановилось. Магазин погнуло, пуля туда вошла, но патроны не сдетонировали. Правда, было очень больно, но в пылу боя, честно говоря, на это внимание не обращалось. Боль пришла потом".
"Шилки" снова перенесли огонь, начав бить по Тадж-Беку, по площадке перед ним. На втором этаже дворца начался пожар, что оказало сильное воздействие на обороняющихся гвардейцев. По мере продвижения спецназа ко второму этажу Тадж-Бека, стрельба и взрывы усиливались. Солдаты из охраны Амина, принявшие спецназовцев за собственную мятежную часть, услышав русскую речь и мат, сдались им... Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, где, видимо, и запомнили русский мат на всю жизнь.
Э. Козлов, С. Голов, В. Карпухин, Я. Семенов, В. Анисимов и А. Плюснин бросились на штурм второго этажа. Объект "первой строки" - главная их цель находился там. Спецназовцы атаковали яростно, стреляли из автоматов, бросали гранаты во все комнаты.
Из воспоминания бойца "Грома" С. Голова: "Наверх я поднимался вместе с руководителем группы "Зенит" Яшей Семеновым и Эвальдом Козловым. Не знаю, почему он оказался без бронежилета, но Эвальд мужественно шел вперед с пистолетом "Стечкина" в руках. Я не заметил, когда сам получил ранение. Может быть тогда, когда, метнув в окно гранату, попал в переплет, и она покатилась назад, быстро успел метнуть вторую гранату и лечь на пол. Гранаты сдетанировали, и мы остались живы. Основная цель была любой ценой дойти до места расположения Амина".
Во дворце везде горел свет. Все попытки Николая Швачко его отключить закончились безрезультатно. Электропитание было автономным. Где-то в глубине здания, возможно в подвале, работали электрогенераторы, но их некогда было искать. Некоторые бойцы стреляли по лампочкам, чтобы хоть как-то укрыться, ведь они были на виду у защитников дворца. К концу штурма из световых приборов целыми остались считанные единицы, но они горели.
Из воспоминаний капитана II ранга Э. Козлова: "Вообще впечатления от событий, восприятие действительности в бою и в мирной жизни очень разнятся. Через несколько лет, в спокойной обстановке, вместе с генералом Громовым я ходил по дворцу. Все выглядело по-другому, совсем иначе, чем тогда. В декабре 1979 года мне казалось, что мы преодолевали какие-то бесконечные "потемкинские" лестницы, а оказалось - там лестница узенькая, как в подъезде обычного дома. Как мы ввосьмером шли по ней - непонятно и, главное, остались живы. Так случилось, что я шел без бронежилета, что теперь даже жутко представить, а в тот день и не вспомнил. Казалось, внутри я опустел, все было вытеснено одним стремлением - выполнить задачу. Даже шум боя, крики людей воспринимались иначе, чем обычно. Все во мне работало только на бой, и в бою я должен был победить".
Находившиеся во дворце советские врачи попрятались, кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем - сторонники Тараки. Только позже, услышав русский мат, поняли, что действуют свои военнослужащие. А. Алексеев и В. Кузнеченков, которые должны были оказать помощь дочери Амина (у нее был грудной ребенок), после начала штурма нашли "убежище" у стойки бара. Они увидели Амина, который шел по коридору, весь в отблесках огня. Был он в трусах и майке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно представить, каких усилий это ему стоило, как кололи вдетые в вены иглы.
А. Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, затем довел его до бара. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач - откуда-то из боковой комнаты, размазывая кулачками слезы, вышел его пятилетний сынишка. Увидев отца, бросился к нему, обхватив за ноги. Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.
Спустя много лет после тех событий А. Алексеев рассказывал мне, что они не могли больше находиться возле бара, поспешили уйти оттуда; когда шли по коридору, раздался взрыв - их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись; здесь было темно и пусто, из разбитого окна сифонило, доносились звуки выстрелов. В. Кузнеченков встал в простенок слева от окна, А. Алексеев - справа. Так судьба их разделила в этой жизни. Какой-то солдат, заскочив туда, дал на всякий случай очередь из автомата в темноту. Одна из пуль попала в полковника Кузнеченкова. Он, вскрикнув, упал и сразу же умер. Тело мертвого товарища А. Алексеев взвалил на себя и вынес во двор, где положил его на бронетранспортер, вывозивший раненых. "Мертвых не берем", - кричал Алексееву солдат, руководивший погрузкой раненых. "Да он еще жив, я врач", - возразил полковник. Труп В. Кузнеченкова отвезли в госпиталь, а сам А. Алексеев отправился к операционному столу, оказывать помощь раненым.
Из воспоминаний адъютанта известно, что Амин приказал ему известить наших военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: "Советские помогут". Но адъютант доложил: "Стреляют советские". Эти слова вывели Генерального секретаря ЦК НДПА из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав: "Врешь, не может быть!" Затем сам попытался позвонить начальнику Генерального штаба... Связи уже не было. Амин тихо проговорил: "Я об этом догадывался, все верно". Может, здесь и кроется подтверждение тому, что Амин не был агентом ЦРУ? А если и был, то не выдал себя и в последние минуты жизни.
... В то время, когда штурмовые группы ворвались в Тадж-Бек, бойцы "мусульманского" батальона создали жесткое огневое кольцо вокруг дворца, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Командир взвода лейтенант Р. Турсункулов с группой солдат тоже проникли в здание дворца. Там они встретили офицера особого отдела батальона капитана М. Баханбаева. Прорываясь на второй этаж, они услышали женский крик: "Амин, Амин!.." Видимо, кричала его жена.
Когда группа в составе Э. Козлова, Я. Семенова, В. Карпухина, С. Голова, А. Плюснина, В. Гришина, Л. Гуменнова, В. Анисимова, А. Карелина, В. Дроздова и Н. Курбанова, бросая гранаты, ведя беспрерывный огонь из автоматов, ворвалась на второй этаж дворца, сопротивление возросло до предела. Отовсюду стреляли, в дыму мелькали какие-то фигуры, слышались крики.
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Карпухина: "В бою переговариваться нам было довольно сложно, заботы были совсем иные. Просто времени на разговоры не хватало. Там бы перезарядиться побыстрее, да и оглянуться на всякий случай, чтобы себя ощутить в пространстве, и пулю не получить откуда-нибудь. Как я почувствовал, что Амин убит? Да что мне, в общем-то, было чувствовать? Я это своими глазами все видел..."
Из воспоминаний бойца "Грома" В. Гришина: "Стреляли отовсюду. На перегоне лестничной клетки стоял Леня Гуменный, который дал мне патроны, и я перезарядил магазины. Были там и другие ребята. Мы стали группироваться у входа в дверь в коридор, который вел к комнатам второго этажа. Надо было открывать двери и бежать туда. Приготовились, перезарядили магазины. Там было темно. Перед тем как ворваться, как нас учили - или прострелять из автомата или бросить гранату. Открываем дверь ногой, а дверь была на шарнирных петлях. Сергей Александрович бросает гранату, но дверь открыли настолько резко, что она, стукнувшись о стену, тут же закрылась, поэтому граната ударилась в дверь и выкатилась к нам. Мы с Леней успели соскочить на ступеньку вниз и лечь. Все сразу тоже легли, граната взорвалась. Может быть, кого-то она и задела, это потом выяснялось, что кто-то раненый, кого-то зацепило, для кого-то все обошлось нормально. А тогда после взрыва мы сразу заскочили в коридор. В этой группе были: Плюснин, Гуменный, Анисимов, Карпухин, Голов, Берлев. Там были еще ребята из "Зенита", из них я знал только Яшу Семенова. Видел его на втором этаже, а остальных я никого не знал. Мы с Сашей Плюсниным действовали в паре. Стреляя, пробегали немного по коридору и как по команде падали. Так и продвигались. Справа там оказалась выемка, наподобие укрытия - это был бар. Туда забежали. На стойке бара, на спине лежал человек. Он был в майке и трусах. Следов крови я вообще не видел, не помню, во всяком случае, но, по-моему, там ничего не было. Он живой был еще, но движения его были какие-то конвульсивные. Как оказалось в дальнейшем, этим человеком был Амин.
В это время раздались женские и детские голоса, все как по команде прекратили огонь. Наверное, в душе русских нормальных людей, даже бойцов, жалость к детям, жалость к женщинам всегда остается, то есть человеческие качества не теряются. Потом оказалось, что один мальчик был в бедро ранен, и женщина чуть-чуть задета, а остальные были невредимы. Выпустив их, мы продолжали дальше "зачистку" комнат.
Снова выбежали в коридор. Я оказался в паре с Леней Гуменным, и мы "чистили" подряд все комнаты. Сначала открывали дверь, бросали гранату и все простреливали. Потом не стали бросать гранаты, а только светили фонарем, так как сопротивления уже не было. Пробежали весь этаж, а затем вернулись обратно. Ковер весь был мокрым. Не знаю, что это было - может быть вода, может кровь.
У меня многое стерлось из памяти. Когда сейчас ветераны Отечественной войны рассказывают, то я удивляюсь их хорошей памяти. У меня выключены некоторые эпизоды. Что-то из ряда вон выходящее у меня осталось в памяти, например, довольно долгое время - месяц или два ощущал запах паленого мяса и крови"...
В тот же день 27 декабря воздушно-десантные части и подразделения 103-й дивизии, а также выделенные им в помощь силы от групп КГБ СССР "Зенит" и "Гром" вышли к расположению воинских частей и соединений, важным административным и специальным объектам в столице и установили над ними контроль. Захват этих ключевых объектов прошел организованно, с меньшими потерями.