ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Лукинов Владимир Анатольевич
"Кандагар: как все начиналось... Взгляд лейтенанта"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.26*12  Ваша оценка:

  

ГЛАВА 7

Мы - бригада!

Реинкарнация.

   1 марта 1980 года мы, сами того не подозревая, проснулись уже в своем родном 373 полку, а в 70-ой отдельной гвардейской краснознаменной орденов Кутузова, Богдана Хмельницкого мотострелковой бригаде, в списках которой навечно зачислен Герой Советского Союза гв. л-т Рябцев Василий Александрович.
   Именно тогда, оказывается, 1 марта, было принято решение о формировании на базе нашего полка и 2-го дшб 56-ой ошбр - 70-й мотострелковой бригады. Так ,неожиданно, в одночасье, мы стали наследниками ее славного боевого пути и легендарной истории. Вскоре, в 1-й роте нашего батальона, на каждой вечерней поверке, первым именем по списку стало звучать имя героя - л-та Рябцева. А на наши плечи, авансом, беспроцентным кредитом, внезапно свалилась чужая слава. Седые от времени ордена на Боевом знамени бригады словно вопрошали: " А вам-то слабо?" Кто знает? Жизнь покажет...
   В наших же лейтенантских, а тем более солдатских "низах", произошедшая "реинкарнация" бригады, прошла буднично и совершенно незаметно, разве что на утренних построениях части стало постепенно появляться новое начальство. Но дальнейшие перемены были качественные: в численности, управлении, вооружении и
   обеспечении.
   Командиром бригады был назначен подполковник Шатин Михаил Владимирович. Прежний комполка майор Солтанов с нескрываемой радостью простился с полком и улетел в Союз. Через двадцать лет он сделал головокружительную карьеру, став генерал - полковником, начальником Генерального штаба нового Туркменистана, но в 2001 году был разжалован президентом Ниязовым в рядовые и осужден за коррупцию и торговлю оружием.
   Вместо замполита полка к нам прибыл целый начальник политотдела с соответствующими офицерами и совсем другими полномочиями. Майора Лукьяненко в Союз не отпустили, а оставили его замом.
   Хотя я всегда по старой солдатской традиции старался быть подальше от начальства и поближе к кухне, мнение о командовании бригады у меня сложилось. Конечно, субъективное.
   Комбриг, подполковник Шатин, мне понравился: толковый, грамотный, требовательный и справедливый. Полный контраст с Солтановым. Его сразу приняли как командира. От комбрига веяло какой-то надежностью и основательностью. С таким не пропадем!
   Начальником штаба остался майор Высоцкий. Через несколько месяцев он ушел от нас на должность комполка куда-то под Кабул, где позже стал Героем Советского Союза и стремительно взлетел по карьерной лестнице. Как младший офицер, я редко бывал на бригадных совещаниях, поэтому начтаба запомнился мне только своим "коронным" вступлением перед разносом подчиненных. "Это страна дураков", -начинал Высоцкий и окружающие "дураки" сразу пригибали головы. Вместо него на должность начтаба пришел майор Шехтман Анатолий Михайлович.
   Но "круче" всех, конечно, был начальник политотдела бригады подполковник Плиев Руслан Султанович. Фигура противоречивая, спорная, но однозначно харизматичная. Его помнят все. Вспоминая, не жалеют черных красок. А я бы так не стал. Я бы обязательно разделил его моральные и профессиональные качества. Хотя бы чисто условно. Невысокого роста, крепкого телосложения, он держался абсолютно независимо,
   вальяжно и показно высокомерно. С людьми НачПО говорил с полупрезрительной усмешкой, через нижнюю губу, цедя слова. Это был ХОЗЯИН.
   На мой взгляд, он не считался ни с кем. Даже с комбригом - постольку-поскольку: комбриг все же, пусть себе командует. Остальных замов и начальников он ни во что не ставил.
   Многие сейчас не понимают разницу между замполитом полка и начальником политотдела бригады. А она - огромная. Если замполит во всем подчиняется командиру и является рядовым коммунистом, то НачПО - абсолютно независим в своей работе и напрямую руководит деятельностью парторганизаций. Его политуказания обязательны для всех членов КПСС, включая комбрига, и проводятся как закон всеми секретарями парторганизаций. В руках НачПО - вся мощь статьи 6 Конституции СССР, где "Партия - руководящая и направляющая сила Советского народа", реализованная в "Положении о политорганах в СА и ВМФ".
   Обычно, на построении бригады, когда комбриг уже минут десять читал нам нотации, Плиев только-только появлялся, неспешно направляясь к трибуне. Вся бригада следила за этим "явлением НачПО народу" со странным ощущением, что эти минуты до НЕГО были просто мышиной возьней.
   Отношение к Плиеву в бригаде было как к неизбежному злу, с молчаливой неприязнью. Ходили слухи, что они даже пару раз дрались с Шатиным. Оба кряжистые, накачанные, одинакового роста, - неизвестно, кто кому бы навалял! Но - уверен: вся бригада поставила бы на комбрига, из принципа.
   Нашу же политработничью "братию" Плиев держал в абсолютном страхе. Совещание у НачПО походили на встречу удава Ка с бандерлогами из мультфильма "Маугли". Всем этим Плиев мне здорово напоминал Сталина в миниатюре. Чеченец по национальности, он даже акцентом и неторопливой манерой речи походил на "отца народов". Порой казалось, что наш "шеф" даже сознательно "работает" под него! Как бы то ни было, попадание в образ было стопроцентным. Станиславский бы сказал: "Верю!" Плиеву было достаточно лишь легко проиронизировать, а у виновника такого внимания
   уже холодело внутри. Все как-то вжимались в стулья, пригнув головы, стараясь выглядеть как можно меньше и незаметней. И самое удивительное, это действительно удавалось, даже у высокого ростом "комсомольца"!
   Дежурными "мальчиками для битья" у НачПО первое время были пропагандист и начальник клуба. Держались они вместе, как "оба из ларца", вместе и огребали "пряники" от начальства. У ребят вечно что-то не получалось и чего-то не хватало. Больше всех доставалось начальнику клуба. По словам НачПО, тот каким-то образом умудрился "уронить" в гератскую пропасть целую полковую библиотеку! В момент такой очередной "экзекуции" мы поднимали головы, чтобы оценить обстановку и, как это не цинично звучит, попутно насладиться зрелищем.
   Но это все были "внутрисемейные" политотдельские разборки. Приходил и наш черед. Теперь уже политотдельцы переводили дух: для них "концерт" только начинался. По существу же, многие требования НачПО были справедливы. Наверное, он, как и я, чувствовал витающую в атмосфере всеобщую прохладцу и жестко наводил порядок. Только, в отличии от меня, у него не было своего Быкова для философских бесед.
   А вот Олег, замполит 5 мср, сразу оказался у НачПО в немилости. Это была судьба. "Братцу" не повезло с ротным. Тот оказался большим любителем выпить и не стеснялся в средствах добычи спиртного. Дисциплина падала, а Олег тянул двойную лямку за себя и командира, выпавшего в очередной раз в "осадок".
   Но это положение не спасало. В головах политотдельцев рота Олега уже прочно заняла ячейку "проблемной". Там рассуждали просто: отвечаешь за политико-моральное состояние личного состава, - отвечай и за ротного! Командир роты - то же личный состав, вот и воспитывай! А как может "воспитать" молодой летеха своего начальника, старого, бывалого капитана, - никого не волновало.
   Я же, по мнению Олега, ходил у Плиева в "любимчиках", хотя любимчиков у НачПО не могло быть по определению.
   Объяснялось все очень просто. Наш 1 мсб, благодаря комбату Антонову, грамотному, выдержанному и умеющему себя поставить с начальством, был лучшим в бригаде. Наша рота, тоже благодаря командиру - лучшей в батальоне. Меня просто надежно прикрывал шлейф этого двойного авторитета. За хорошим командиром - и замполит молодец!
   Поэтому, частенько, за одну и ту же провинность, когда на головы несчастных обрушивался тайфун начальственного гнева, я отделывался лишь легким дождичком, да бодрящим ветерком. Такова людская психология: места "проблемных" и "непроблемных" рот были уже заняты. А может, мне делалась небольшая поблажка, что я, после первого рейда, стал еще бессменно исполнять и обязанности замполита батальона. Кто знает?
   Хоть для Плиева мы все были никто и звать нас никак, но... У него были качества, прочно цементировавшие его харизму. Это был профессионал, мастер, знавший свое дело в совершенстве. У него многому я научился. Любая полезная инициатива одобрялась и поддерживалась. Все должны были работать, не оглядываясь на "дядю", и не ожидая указаний. Он держал слово, распекал, как правило, за дело. И " своих" в обиду не давал. Как настоящий "хозяин - барин", он и только он, мог казнить и миловать своих вассалов. Но это касалось только политработы. И, если что, пощады не жди! Тебя растопчут с азиатской изощренностью.
   Парадоксально, но нам, политработникам, всевластие НачПО было только на руку.
   Авторитарный, "драконовский" стиль его руководства диктовался обстановкой: бригаду надо было держать в руках, иначе наше войско мигом бы превратилось в "махновщину".
   Под "броневым колпаком" шефа работалось легко. Волшебное слово "это приказ НачПО" - прекращало любые служебные споры с командирами. Но действовало оно только в пункте постоянной дислокации, в повседневной работе по подготовке людей к боевым операциям.
   Всевластие НачПО, как правило, кончалось только в рейдах, где мы отдыхали душой. Всевозможные проверяющие из Кабула тоже благоразумно отсиживались в бригаде, предпочитая не искушать судьбу. Зато по возвращению, вся эта братия голодными волками набрасывалась на нас...
   Поэтому партполитработа при Плиеве была поставлена в бригаде на высочайшем уровне. Любое мероприятие, проводимое политотделом или по его указанию, не обсуждалось, было законом, что совместно с другими мерами помогало поддерживать в бригаде крепкий воинский порядок и боеготовность.
  
  
  
  
  
  
  

Всерьез и надолго

   Став бригадой, наш статус изменился. Эпоха "динозавров" и лагерных палаток закончилась. Командование пригласило геодезистов, те быстро отыскали подходящую площадку где-то в 400-х метрах в сторону афганских трехэтажек и началось "великое" переселение.
   Теперь наш батальон оказался на левом фланге. Роты получили новенькие палатки с белым подбоем и утеплителем. По такой же палатке было выделено на батальонные ленинские комнаты. У замполитов сразу заболела голова: как их оформлять-то без всяких средств? Но тиранить и прессовать политотдел их не стал: ведь не волшебники же! Каптерки переоборудовали из старых тентов, кто как горазд. ПХД батальона стало не узнать. Теперь никто не ел на коленках и снарядных ящиках. Была отдельно оборудована солдатская столовая с рядами высоких "барных" столиков из досок от градовских ящиков, и с укрытием от солнца масксетью. Офицерам батальона поставили специальную палатку. Здесь было побогаче: настоящие столы и табуретки.
   ПЗМ традиционно откопала траншею под туалеты и мусорку. Между траншеей и тылами пролегла подъездная дорога.
   Напротив нас, через плац, разместились: палатка коменданта, бочка- кунг комбрига, палатки офицеров штаба, столовая управления бригады. Позднее, там появилась библиотека и железный ангар-клуб, а штабные обзавелись "элитным" жильем: небольшими сборнощитовыми домиками. В них переехали штаб и соответствующие службы. Для нас это был другой мир, цивилизация: уютные комнаты с деревянными полами и обоями на стенах! Бывая там, я каждый раз ощущал себя дикарем-папуасом в гостях у "белых".
   На передней линейке установили грибки для наряда и газетницы для ротных стенгазет и номеров "Красной Звезды" и "Фрунзевца".
   Воображаемые дорожки, линии, а также периметры палаток аккуратно выложили уже привычными камешками. Тыл нашего обустройства на новом месте тормозило только одно: нехватка материалов. Грузы, следовавшие единственной дорогой Герат - Шинданд - Кандагар традиционно оседали в шиндандской дивизии, несмотря ни на какие наши статусы. Было очевидно, пока дивизия не отстроится, до нас будут доходить только крохи с барского стола.
   В ход, как всегда, пошла, отработанная еще в Союзе, "армейская смекалка". Предприимчивые головы обратили внимание на оцинкованные телеграфные столбы, бесконечной вереницей идущие вдоль шоссе на Пакистан. Проводов на них не было и столбы, на взгляд смекалистых мужиков, преступным образом простаивали. И работа закипела! Делалось все просто: подъезжал броник, "бодал" столб, тот легко ломался у основания и успешно перекочевывал к новому месту жительства. Вскоре, в расположениях, а позже и на тыловой дороге, засветились фонари и сходить ночью в туалет стало совсем не экстримальным делом. Но когда количество железных пеньков вдоль шоссе стало значительно превышать количество столбов, афганцы пожаловались, и электрофикация городка, начавшаяся так успешно, прекратилась.
   Наперед скажу, нашему дальнейшему обустройству способствовала сама боевая обстановка. Причем чем сильней она накалялась, тем больше стройматериалов у нас появлялось. В первую очередь, - это ящики из под снарядов к установкам "Град". Почти трехметровые, крашеные, из идеальной сосновой доски, - они шли на все: мебель, обшивки стен и многое другое! Я, например, где-то через год, переустанавливая палатку ленкомнаты, использовал их как столбы каркаса. Палатка натянулась идеально и стала аккуратным домиком без кольев и веревок, о которые ранее всегда норовило споткнуться проверяющее начальство. Замполит 2 мсб Гена Синельников пошел еще дальше. В его ленкомнате кроме шикарных столов и лавок, градовской вагонкой были обшиты даже стены, отчего она походила на уютный дачный домик. Получив повышение, я туда ходил перенимать передовой опыт.
   Ну а где-то, к началу 1981 года, после того как бывшая наша "мачеха", шиндандская дивизия, насытилась, у нас в бригаде наступил "каменный век". Пошел цемент. В строительном прогрессе это был громадный скачок. Камней в округе - навалом, только строй! И стройка вновь закипела, приятно поражая архитектурными изысками и фантазией армейских зодчих. Появились похожие на крепостные стены каменные заборы, погреба на батальонных ПХД, всякие подсобные помещения, бани и даже минибассейнчики в каптерках! У командира взвода связи батальона ст. л-та Довлетова, в каптерке, к всеобщей зависти, был шикарный 1,5*1,5*1м бассейнчик, где он возлежал в пик полуденного зноя. От бассейна веяло прохладой и райской негой.
   Апофеозом "каменного века" стало возведение монументальной трибуны для командования. Теперь оно взирало на нас свысока, пока мы пылили мимо торжественным маршем.
   Но верхом обустройства считалось завести небольшую баньку-парилку. Шло даже негласное соревнование среди батальонов: кто круче? Самую лучшую баню посещало командование, что для ее владельцев было знаком особого расположения. В мою пору самой лучшей считалась банька 2 мсб, где мне посчастливилось пару раз попариться в гостях у Олега. До сих пор кажется, что лучшей парилки я не встречал.
   Любой скажет: парилка в Афгане, это нечто большее, чем в Союзе. Парилка в Афгане, в первую очередь, - это дорогой сердцу маленький кусочек Родины. Попарился - и как дома побывал! А главное, только влажный пар мог бы насытить живительной влагой высушенное до жил тело и смыть соленую грязную корку. Только парная могла принести измученной русской душе столь необходимое ей отдохновение. Выйдешь, сядешь на лавочку, и далекая замена значительно ближе! Ерунда, как-нибудь дотянем, доживем!
   Парилка у соседей была построена грамотно, чувствовалась рука мастера. Топка - форсунка от печки, ставилась снаружи и работала в большую трубу парной, обложенную камнем в сетке. Далее труба проходила в моечную, где, уходя вверх через крышу, нагревала еще и бочку с водой. Проблема была больше в холодной воде, т.к. в баке на крыше вода была такой же горячей, как и в моечной.
   Стены, полк, потолок - все в той же градовской вагонке. Благодать!
   Позже, уже в Союзе, я получил письмо от НШ батальона Федяшина, который с гордостью писал, что они построили самую лучшую баньку в бригаде и в ней с удовольствием парился даже сам начальник штаба 40-ой армии генерал Тер-Григорьянц! Хоть табличку мраморную вешай! Я его понимаю.
   С переселением закончилась и наша "хуторская" жизнь. Переносим свои пожитки в офицерскую палатку. На полу - гравий, по центру - деревянные щиты- трапы. Занимаю место в дальнем углу, у стенки: люблю с краю. Автомат вешаю у изголовья, а чемодан - под кровать, на гравий, о чем вскоре пришлось сильно пожалеть.
   Бригада продолжала быстро обзаводиться собственным хозяйством. Чувствовалось: обустраиваемся всерьез и надолго. Еще теплившиеся призрачные надежды некоторых, что мы тут всем быстренько - быстренько поможем и - по домам, таяли с каждым днем. Вскоре к банно-прачечному комбинату присоединилась походная пекарня. Хотя речей никто не произносил и ленточек не перерезал, ее появление запомнилось всем.
   Пекарня скромненько выдала свою первую продукцию: тяжелые, сырые, черные как головешки, брикеты хлеба, чуть толще папиросной пачки. Сведущие в житейских делах прапорщики, тут же вынесли свой вердикт: дрожжи вместо хлеба пустили на бражку, вот тот и не поднялся. Пожадничали ребята, с кем не бывает... Действительно, первый хлеб у хлебопеков, тут же прозванных "хренопеками", получился по пословице: комом. Совершенно несъедобный, плотный и вязкий, он намертво прилипал к зубам оконной замазкой. Резался только ножом, оставляя на срезе гладкий, маслянистый след. Народ бурчал по углам. Пришлось разъяснять бойцам, что дело - житейское, наладится. Все итак идет, как положено: первый блин комом. К чести бригадного начальства, тыл быстро подсуетился и, замаливая грешки, выдал вместо "хренохлеба" спасительные сухари. Вскоре дела с хлебом наладились, ситуация разрешилась, и эта история быстренько перешла из трагических в разряд комических.
  

Коварная фауна

   После дождей на нас внезапно "свалилась" весна. Словно по команде, декорации сменились. Только вчера нас окружала унылая желто-коричневая равнина, а, по утру, уже проснулись на цветочной клумбе! Невзрачные кочки, о которые мы постоянно спотыкались по дороге в баню, вдруг превратились в цветущие шары. Кругом запахло элитным парфюмом, а мне захотелось стать поэтом. Оказалось, весна - здесь самое прекрасное время года!
   Словно для контраста и вселенской гармонии, из-под земли тут же полезла и всякая нечисть. Особенно досаждали фаланги - здоровенные, почти с ладонь, мерзкие, волосатые, желто-зеленые пауки .Поговаривали, что они питаются всякой падалью и на челюстях у них смертоносный трупный яд. Как бы подтверждая это, пауки постоянно шевелили своими саблевидными челюстями, словно дожевывая чьи-то останки. Челюсти действительно внушали опасения. Подсунутый им газетный лист фаланги запросто дырявили, как компостер в трамвае. Щелк, и на листе - две аккуратные дырочки: получите!
   В сравнении с ними, наши южнорусские тарантулы - просто миляги! Этакие маленькие плюшевые мишки, которых так и хочется затискать.
   Фаланг я встречал и раньше, на Кушке. Правда, не живьем, а в форме оригинальных сувениров. Залитые эпоксидной смолой и отполированные в изящный диск умелыми солдатскими руками, они хранились в каждом дембельском чемодане. "Дембельский набор" также включал: пепельницу из панциря степной черепахи и несколько цветных фото, сделанных расторопным фотографом. Обязательная - у кушкинского Креста, а другая - с беззубой коброй (это кто знает) на фоне цветущих маков. Поэтому фаланги у местных умельцев были в дефиците, а у нас, под Кандагаром, был их явный перебор. Столько мерзких тварей в одном месте я не встречал. Особенно им полюбилась наша офицерская палатка, где было сухо и тепло. Самое паучье место! Фаланги ползали под ногами, заползали в сапоги, полевые сумки, тумбочки, под подушки, забирались на стены и потолок, норовя свалиться на голову. Давили их с противным хрустом, но подходили новые резервы.
   Всегда с улыбкой вспоминаю один вечер. Магнитофон молчит, карты заброшены, в офицерской палатке, наконец, - тишина. Кто-то уже спит, кто-то еще читает. В общем - идиллия. По потолку, по своим делам, мерно перебирая лапками, степенно ползет здоровенная фаланга. Не иначе, их воевода. Зная любимейшую паучью забаву падать нам на голову, решаем стряхнуть гада. Но как? До потолка не достать! Выход находит взводный Витя Павленко. Берет гитару за гриф, залезает на кровать и давай ей тыкать по врагу. Но не тут-то было! Враг оказался опытный и, как оказалось, проворный. Вместо того, чтобы позорно свалиться на пол и быть раздавленным, паучина вдруг быстро-быстро побежал по гитаре, по грифу, прямо на руку Павленко! Витька, истошно заорав, швыряет гитару; та, жалобно звеня, падает прямо на спящего соседа; тот вскакивает, как ужаленный; гитара, дребезжа, летит дальше, а Павленко, не разбирая дороги, по кроватям с офицерами, несется к выходу! Мат, крики, кто-то спросонья хватает автомат, с улицы прибегают курцы - настоящий сумасшедший дом! Чуть погодя, виновато улыбаясь, возвращается Павленко, растрепанный, но живой. Его обматерили, зловредного паука изловили и садистски раздавили. Однако вскоре, на белоснежном потолке, желто-зелеными кляксами, вновь замаячили очередные "диверсанты".
   В следующий раз с этой нечистью, я столкнулся летом, где-то под Нагаханом, на поле, имевшим у афганцев, как оказалось, дурную славу. Там, по незнанию, наша рота остановилась на ночевку. Бойцы, как всегда, разожгли костерки из банок с бензином, стали греть сухпай, кипятить чаек. Обычные разговоры, шутки... Вдруг, разговоры стали по-немногу стихать, послышался какой-то странный шелест. Все насторожились, вглядываясь в темноту. Вдруг, из мрака, на свет, мерно шевеля лапками, двинулась серо-зеленая волна этих тварей! Казалось, земля вдруг ожила и зашевелилась! Все ожесточенно бросились их топтать. Бесполезно! Наверное, со стороны это выглядело даже забавно, как пляски индейцев у костра. Но нам было не до смеха. Чтобы не остаться без ужина, пришлось срочно менять позицию.
   Другой напастью были змеи. Те почему-то облюбовали палатки бойцов, на ночь сползаясь погреться у печки и дурея от солдатских портянок. Истопники, ранее спокойно кимарившие у потухших печек, теперь, вытаращив глаза, всю ночь добросовестно кочегарили, держа наготове саперную лопатку. Зато по утру, как боевой трофей, с гордостью выносили пару-тройку обезглавленных тварей. Было даже негласное соревнование: чья палатка круче.
   Весна неожиданно закончилась, как и началась. Змеи с фалангами исчезли, и все облегченно вздохнули, но, как оказалось, зря: появились термиты, такие белесые муравьи. Те пакостили втихую, когда предпринять что-то было уже поздно. Как-то полез за какой-то мелочью в свой чемодан, что засунул под кровать, на галечник. Давно не открывал, чтоб душу не бередить: чемодан так и благоухал былой бабочинской колбаской! Слюнями истечешь! Открываю, а там... "...! ...! ...!" В такие минуты всегда жалею, что в совершенстве не владею "вторым русским": так бы душу облегчило! Это ж надо!
   Местная фауна, в лице термитов, обгрызла в труху полы шинели, конспекты, справочный материал, а главное, сожрала начисто протоколы партийных собраний роты! Все было погрызано, кроме Боевого Устава, видать, не по зубам. Зато от протоколов собраний, толстой, прошнурованной и пронумерованной тетради, осталась только клеенчатая обложка с веревочкой и печатью "для пакетов"! Что делать? Тетрадь - строгой отчетности, любимое "блюдо" проверяющих политотдела. Придется восстанавливать заново, придумывать, кто что сказал. Это столько ненужной возни! И где теперь достанешь такую тетрадь? Идти на поклон в политотдел? Кто ж там поверит байке про термитов? Эх, не везет же мне с этой афганской фауной!
   Странно, но через год, в какой-то мере благодаря этой фауне, начальник политотдела решил выдвинуть меня на должность замполита батальона. Во, как!
  

Комиссары

   Получаем новенькие, в заводской укладке, отдающие лаком и ружейной смазкой, автоматы. Одновременно сдаем старые, "партизанские" стволы. В роте - радостное оживление и толчея, словно получили посылки из дома. Беру свой. Красавец! Его приятно взять в руки и даже жалко использовать по назначению: вдруг поцарапается? Хочется просто повесить его на стену, на самый дорогой персидский ковер и любоваться! В душе - гордость за страну и нашу армию. Тот, для кого запах ружейной смазки как французские духи для модниц, меня поймет.
   Поняли бы меня и афганцы. В стране - культ оружия. Достаточно глянуть на любовно обшитые бисером винтовочные стволы и специальные кожаные чехольчики (!) для прикладов. Просто обожание какое-то! Так только детей любят. А иначе и быть не может. Они постоянно воюют: с чужими, со своими, меж собой. Есть даже своеобразный "кодекс чести" пуштуна. Они уважают смерть на поле боя. Если пуштун умирает в бою, но оставляет сына, способного взять в руки оружие, женщины погибшего не оплакивают, говорят, что мужчины для того и рождаются, чтобы погибнуть.
  
  
  
   Предмет национальной гордости и воинской славы афганцев - поголовное истребление сорокатысячного британского экспедиционного корпуса. Для них - это Куликовская битва, Бородино и Сталинград.
   В кабинете любого афганского чиновника висит картина тех сражений. А "площадь с пушками" в центре Кандагара как раз и есть памятник той победе. Афганцы охотно делятся "воспоминаниями". По легенде, спасся только один полковой медик, который и сообщил британцам эту печальную весть.
   Наверняка, скоро подобные картины повесят и про нас, если уже не висят. Понятно, как еще самоутвердиться народу маленькой нищей страны? Но когда там говорят, что выиграли войну с нами, афганцы лукавят.
   Мы не воевали с государством Афганистан, не взламывали границу, не воевали с их регулярной армией, а наоборот, были союзниками.
   Мы просто ввязались в их вяло текущую гражданскую войну, опрометчиво поддержав "кабульских мечтателей" задумавших провести в феодальной стране социальную революцию, идеалы которой, были не только непонятны населению, а даже
   неизвестны. А ввязавшись, и видя, к чему все идет, уже не знали, как выбраться.
   Традиционно, в Афгане власть сидит в Кабуле и в дела племен не вмешивается: кишка тонка! Сунется, так у каждого мужчины - оружие. Все владеют им в совершенстве, с детства. Особенно пуштуны и белуджи. Оружие дарится новорожденным, передается от отца к сыну, любовно украшается всякими гламурными штучками.
   В каждом мало-мальском городишке - оружейная мастерская, и не одна! Там местные "самоделкины" клепают оружие из чего угодно. Гильзы, особенно к "Бурам", тщательно собираются и по-хозяйски снова идут в дело. Их снаряжают на манер охотничьих: вставляются капсуля, порох, самодельные пули и - готово! Вначале, такие патроны составляли половину наших трофеев. Ранения подобной пулей были особенно тяжелые. Это потом, через полгода, когда душманам валом пошло оружие на американские деньги, таких мы больше не встречали.
   Самое распространенное оружие у населения - английская винтовка "Бур" калибра 7,7 мм, названная так со времен англо-бурской войны. В "девичестве" - Lee Enfield, как я позднее узнал, полазав по справочникам. Отличная винтовка с хорошим боем и тоненькой мушечкой, идеально подходящей для прицельной снайперской стрельбы. Прицел - с насечками до 2000 ярдов (около 1800 м). Удивляло еще наличие откидного бокового прицела до дальности 2,5 км. Мы долго ломали головы: зачем? Попасть на такое расстояние можно было только в слона, так как винтовка принимала положение где-то под 30 градусов к горизонту. Наверное, решили мы, это было задумано для ведения залпового огня по плотной массе пехоты.
   Все "Буры", попадавшие к нам, были в отличном состоянии, хотя по возрасту и "дедушки". "Вот, как надо относиться к своему оружию!" - постоянно приводил я в пример своим бойцам.
   Но высшим шиком у афганцев считалось иметь "Калашников". Произносится уважительно, с ударением на последнем слоге. Но только не дерьмовую китайскую версию АК-47, а советский оригинал! Вещь дорогая, поговаривали, что под сто тысяч афгани. На мой взгляд, явный перебор. Я, к примеру, на свою лейтенантскую получку чеками, после обмена, мог купить только пару американских джинсов по 1000 афгани. А значит за "Калашников" мне бы пришлось "куковать" в Афгане лет пять!
   Во всяком случае, появившиеся у духов к середине 1980 года китайские гранатометы, действительно стоили дороже жизни! За утрату гранатомета в бою виновников расстреливали без разговора! Поэтому, с гранатометчиком всегда безотлучно находилась пара-тройка душманов для прикрытия, прекрасно сознающих возможные последствия. У нас же, добыча такого трофея гарантировала счастливчику "звездочку".
  
  

   На мой взгляд, Афганистан - мировой заповедник оружия. Устаревшее и отслужившее свой век, оно веками сносилось с мировых путей цивилизации в эту тихую заводь. У любого коллекционера затряслись бы руки и загорелись глаза, увидь он свои вожделенные раритеты в отличном боевом состоянии! Там и кремневые ружья с костяными прикладами, кольты и винчестеры "Дикого Запада", наши ППШ и немецкие МР-40 (ошибочно называемые у нас "шмайссерами"), револьверы и пистолеты всех систем и калибров! Многое из этого великолепия нам удалось подержать в руках и даже пострелять! Но проблема, зачастую, была не в оружии, а в патронах к нему.
   Приезжавшие к нам с проверками штабные из Кабула, первым делом просили найти им патроны нужного калибра. Те давно смекнули: лучше раздобыть безликий трофейный ствол, чем таскать табельный ПМ! Так спокойнее. Я только успевал писать в записной книжке: 7,15; 7,63 ; 7,65 ; 8; 9 ; 11,43 мм
   О холодном оружии нужно писать только стихами, как Лермонтов. Кинжалы, ятаганы, пики, мечи, стилеты, сабли, щиты - мечта любого мужчины! Да что там мечта, только в руках подержать - уже счастье! От одного вида холодной, седой, поцарапанной стали - мороз по коже! И за каждым клинком - вековая тайна, таинственный шлейф романтических и трагических историй его владельцев.
   Эх, все есть в этой мировой барахолке, да не по нашу честь! В Союз не провезешь и на стенку не повесишь... Если ты только не генерал. Генералам таможня "дает добро". Позднее, к нам частенько приезжали "гонцы" из Кабула, за "оброком". Прошлись неводом по батальонам, глядишь, и наберется небольшой музей на генеральский ковер!
   Вообще, мы, наверное, единственная страна, где власть боится любого оружия в руках населения. Даже перочинного ножичка! Активно культивируется мнение, что мы такие все дикие и необузданные, что перебьем друг друга в одночасье.
   Нож в кармане? Подозрительно... У всех граждан ножи должны храниться только на кухне! Поэтому любой афганец - в сто раз свободнее и независимее нас. Вот и приходится истинным любителям оружия только облизываться.
   Получая оружие, каждый офицер батальона должен был выписать себе две единицы: табельный "Макаров" и любимый "Калашников". Получаю и я. А несколько человек из нашей "политбратии" во 2 мсб, чтобы не "париться" и тем и другим, поступили "хитро". Выписали себе "два в одном" - АПС (автоматический пистолет Стечкина) в фанерной, желтого лака, кобуре-прикладе. Точно такие же приклады были у пистолета Маузера, в Гражданскую. "Стечкин" - машина мощная, может стрелять очередями, для чего и служит приклад. Пострелял, отстегнул, сунул в приклад и пошел. Кобура крепилась к тоненькому ремешку, вешалась через плечо, "элегантно" свисая на бедро. Еще, к АПС полагался кожаный подсумок на два магазина. Выглядели мужики с АПС-ами геройски. Они гордо, как матросы с Авроры, прохаживались парочкой по расположению. С каждым шагом приклады одобрительно похлопывали ребятам по заднему месту, напоминая владельцам об их высоком политическом статусе. Каждый видел: вот они - современные наследники легендарных комиссаров! Для полного сходства не хватало только кожанки, пулеметных лент и гранат на поясе.
   Чужой пример заразителен. Получают АПС-ы и наши замполиты. Только не я. "Калашников" - моя слабость. Счастливых обладателей "комиссарских" регалий было
   слышно за версту, по грохоту фанерных прикладов. Но вскоре ребята как-то приуныли. Быть комиссаром оказалось делом хлопотным и непростым! Особенно на совещаниях офицеров, где по команде: "Товарищи офицеры!", все встают. "Трах- бах- бах! - это встали наши комиссары. "Товарищи офицеры!" - "Бах - бах -трах!" - это они сели. Начальство неодобрительно косилось. Окружающие хихикали. К тому же, тяжеленная кобура, скользя то вперед, то назад, вела себя крайне неприлично, так и норовя уткнуться в самые незащищенное комиссарское место. Узкий ремешок резал плечо.
   Не выдержав и недели, наши ребята быстро сдали на склад символы комиссарской власти, получили ПМ-ы и АКМ-ы и стали обычными замполитами.
   Кстати, после 1-го рейда, я вообще сдал свой пистолет на склад. Куда он нужен, только застрелиться! Чем таскать еще одну тяжеленную железяку, я предпочитал набрать патрон и гранат побольше.
   Вскоре комбат приносит в офицерскую палатку что-то тяжелое и зеленое. Во, говорит, - бронежилет! Берите кому надо: на батальон три штуки дали. Толпясь, с любопытством рассматриваем новинку родного оборонпрома. Вот это да! Впервые вижу бронежилет! Впечатляет и ... разочаровывает: обычный брезентовый балахон, нашпигованный тяжеленными железяками, так и норовящими вывалиться из многочисленных карманов. Здорово напоминает гигантский кошелек с мелочью. Причем весомый! Это ж как надо любить жизнь, чтобы решиться таскать его в наше пекло? Или, наоборот, не любить? Для себя решил: лучше я буду юрким и проворным тараканом, чем неповоротливым броненосцем! Тем более, что по рассказам, духи целят в голову и ноги, наивно думая, что мы такие же бронированные, как американцы. И потом, ну какой офицер наденет на себя чуть ли не единственный батальонный бронежилет? Сраму не оберешься! Поэтому желающих не нашлось, и, полежав недельку, бесполезная броня опять перекочевала на склад. Так завершилось наше первое, но не последнее перевооружение.
  
  
  

Машинистка

   Каждое утро, на построении, вся бригада от последнего солдата до комбата замирала в сладостном ожидании... Конечно не появления бригадного начальства, а всего лишь простенького коменданта-толстячка, который каждое утро неторопливо направлялся из своей палатки позади трибуны в офицерскую столовую.
   Подумаешь, скажет кто, - "событие"! А "событие" шло, вернее дефелировало чуть сзади коменданта. И это "событие" была его машинистка - единственная особа женского пола в бригаде, предмет злобной зависти и горящих зеленью глаз всего личного состава.
   Развивающееся легкое платьице выше колен, под которым казалось ничего не было, она не шла, а парила над бренной афганской землей. Царица Сафская, богиня, нимфа! О, эти сладостные мгновения! Казалось, что даже комбриг и тот, на секунду прервав свои указания, косит глазом в ее сторону. Задние ряды бойцов тянули шеи. Машинистка просто купалась во флюидах всеобщего вожделения. В сравнении с ее успехом, все подиумы мира - задворки, кичливый Голливуд с его кинодивами - дешевая забегаловка, а каннская фестивальная ковровая дорожка - замжалое тряпье!
   И, наверное, это незабываемое пьянящее чувство своей женской исключительности снится ей всю жизнь в сладких грезах среди серой советской бытовухи.
   В строю комментарии особо невыдержанных. Кто-то мастерски пародирует советского спортивного комментатора Озерова: "Вот на поле появляется.... проходит левым флангом... ай-яй-яй: какая неудача!
   Коменданта же, несмотря на зависть тысяч мужиков, по всей видимости это не радовало. Хоть он старался выглядеть как владелец гарема - заморский паша, вид у него был человека внезапно выигравшего миллион, но обреченно сознающего, что до дома он его так и не донесет. Такие тяжкие испытания для личного состава бригады, длились где-то недельку, а потом капитан с машинисткой куда-то исчезли.
   Поговаривают, что их отправили в Союз, за ненадобностью. Трудно сказать, сожаление или облегчение почувствовал каждый из нас после этого известия, но что-то мы потеряли, однозначно.
   Правда горевать долго не пришлось. Вскоре, на поле у нашего батальона остановился грузовичок. Из кузова выпрыгнули пара солдат и несколько боевых, уверенных в себе женщин средних лет. Они споро стали разгружать палатки. Оказывается, рядом с нами решено разместить полевой госпиталь. Весь персонал - женщины, незамужние и разведенные. "Какое мудрое у нас начальство! - подумалось тогда. Как перспективно мыслит! Какое знание психологии!
   Но не успели наши "Дон Жуаны" радостно потереть руки, как вдруг палатки также быстро загрузили обратно и грузовичок с дамами укатил. Узнаем окончательное решение: госпиталь будет размещен у аэропорта. Второй раз подумалось: " Да наше начальство прямо кладезь премудрости! Мыслит еще перспективней!"
   Так у нас в бригаде появилось столь ценимое на войне женское общество, правда прибавлявшее головной боли командованию. И хотя потом с введением льгот и вожделенных чеков, женский пол перестал быть в бригаде редкостью, наша машинистка с ее потрясающим дефиле перед строем, как первая любовь, до сих пор перед глазами.
  
  
  
  
  
  

Автолавка Али-Бабы

   Подходил к концу уже второй месяц нашей "заграничной" жизни, а у нас ни денег, ни магазина. Традиционно неповоротливый, убогий и не к ночи упомянутый тыл, явно не спешил приобщать нас к цивилизации.
   Внешне мы всё больше начинали походить на какое-то потрепанное махновское войско. стало заканчиваться все, что прихватили с собой офицеры и было у солдат: бритвенные принадлежности, зубные пасты, подшивочный материал, ручки, тетради, банальные конверты для писем. Даже у меня, "запасливого воина" заканчивались кушкинские припасы, которыми я так предусмотрительно затарился.
   Положенных солдатам по нормам довольствия сигарет, не было. Только один раз тыловики где-то откопали залежалые, покрытые плесенью "Охотничью". Офицеры изнывали от недостатка курева. Бойцы потихоньку рвали простыни и наволочки на подворотнички. Старшины хватались за голову. Самые предприимчивые из солдат и офицеров в тайне налаживали "бартер" с местным населением. Главной валютой был бензин.
   Особенно тяготило отсутствие почтовых конвертов. Письма из дома оставались единственной отдушиной в атмосфере тревожной неопределенности и бытовой неустроенности, были душевным бальзамом покоя, тепла и надежного тыла.
   Некоторые бойцы стали писать "треугольники", как в Великую Отечественную, особым образом сворачивая обычный тетрадный лист. И они доходили! Просто поразительно! Представляю состояние какой-нибудь матери в далекой русской деревеньке, где прошедшая война повыбила почти всех мужиков. там ведь многим, хорошо помнившим войну, всего-то по 45-50 лет! А тут от сына уже который месяц ни весточки, ходят тревожные слухи про какой-то Афганистан... И вдруг, знакомый до дрожи в руках, до комка в горле, "треугольник" из армии! Неужели опять, началось?!!
   Обратно из Союза летели письма с вложенными внутрь конвертами, стержнями для ручек. Получал такие и я. Почт их не тормозила, армия ведь, святое... А когда братьям Синевым в роту прислали в конверте две пачки сигарет "Прима", все просто обалдели!
   Но однажды по бригаде ураганом проносится потрясающая новость: к нам приехала АВТОЛАВКА! Невероятно! Бросаю все и несусь к штабу. Ищу глазами: как хоть эта "лавка" выглядит? Наверное, вот эта - зилок-фургон с гостепреимно распахнутыми задними дверями. Оттуда, облокотясь на прилавок, выглядывает улыбающийся продавец, он же водитель. А вокруг фургона, голодными котами уже нарезают круги потенциальные покупатели. Но торга нет: "облизнулись!" лавка принимает в оплату только чеки! Какие-такие чеки?! Непропитые на Кушке, завалявшиеся рубли еще можно где-то наскрести, а чеки и в глаза не видели! Водитель - продавец снисходительно показывает "образец" - замысловатую красную бумажку, похожую на деньги. На ней так и написано: "Чек на получение товаров на сумму один рубль". Таращим глаза: вот -те на!
   Не солоно хлебавши, понуро возвращаюсь в роту. Но наше командование, как всегда, нашло выход. Наутро, в финчасти, с радостью расписавшись в ведомости о получении денежек в счет своей зарплаты, беру "валюту".
   "Валютой" оказывается обрывок тетрадного листа с надписью: "20 рублей. Начфин. Подпись".
   Ощущая себя внезапно разбогатевшим разгильдяем-племянником, получившим наследство богатого дядюки, отправляюсь на "шопинг". двери лавки гостепреимно распахнулись и "кутеж" начался. Считая себя уже скорее полинезийским дикарем, чем богатым племянником. Беру несколько метров белой бязи для подшивки, кучу ручек и стержней, пачку двухкопеечных тетрадей в клеточку и конвертов без марок. Стоит конверт копейку и я покупаю их сразу штук двести - раздать солдатам. Не удержавшись от соблазна, беру пару пачек печенья "Юбилейное", о чем вскоре жалею. Надо было три...
   Печенье в офицерской палатке разделяется мгновенно и мне остается лишь нюхать обертку. Спрашивается: вот за что мы любим жизнь? Да за ее маленькие радости, хотя бы в виде печенья "Юбилейное"! Вскоре у автолавки уже гомонила солидная толпа радостных "племянников". А чеки мы получили лишь где-то в апреле, хотя пересекли границу в январе, а "тахтабазарцы" и раньше. Но увы: задним числом нам их так и не выдали. Видно кто-то очень хорошо прибарахлился за такую уйму народа.
   А "прибарахлившихся" разными способами ребят, даже не нюхавших Афгана, я встречу совсем скоро, в отпуске, в московской "Березке".
  
  

Мистическая сущность

   Если бы я не написал о вшах - значит, я в Афгане не был. Вошь - сущность мистическая. Никто не знает, откуда она берется и куда исчезает, но стоит случиться войне, и от нее не убережется даже самый фанатичный чистюля. Она словно материализуется из флюидов голода, страха и разрухи. Еженедельная баня, прожарка и смена белья, всякие шампуни - одеколоны лишь уменьшают ее количество. Глобально, вошь исчезает только вместе с войной.
   И все же мистика-мистикой, но в распространении вшей в бригаде я грешу на банно-прачечный комбинат. Ведь в январе и феврале этой напасти почти не было! Парадокс, но именно тогда, когда мы стали регулярно получать чистое белье из прачечной, вши стали донимать всех, без всякой субординации. И это не пустые слова - в белье действительно попадались вши и гниды.
   Боролись со вшами как могли. Получив из прачечной белье, мы до боли в глазах просматривали все швы, все рубчики, а с появлением электричества, еще и дополнительно прожаривали утюгами.
   Утренний осмотр начинался традиционной процедурой. Зрелище было не для гражданского глаза. Представляю, если бы подобное видео сейчас попало в интернет!
   Рота строилась в две шеренги. Все бойцы по команде приспускали штаны и оттягивали резинку трусов, выворачивая ее рубчиком наружу. А старшина, со взводными ,проходя вдоль шеренги, осматривали вместе с владельцами их "хозяйство". Если обнаруживались приклеившиеся "гниды" - маленькие, в несколько миллиметров, яйца вшей, белье отправляли на прожарку или стирку.
   Поэтому совершенно не представляю, как в армии могут прижиться женщины. Это с нашим-то тылом! Душевых нет, белье меняют раз в неделю. Просто не хватает фантазии представить наших прекрасных дам в рваных от прелости штанах или выворачивающих
   на утреннем осмотре изнанку своего нижнего белья!
   Но настоящим экстремалом в выведении заразы оказался водитель 128 БТРа, рядовой Худяков. Так как у любого "водилы" универсальным средством "от всего" считается бензин, он решил в нем простираться.
   Эффект превзошел все ожидания! Средство помогло: гадость сгинула. Китель стал как новенький, чуть попахивая таким родным 76-ым! На радостях закурив (что, оказывается, делать не следовало бы), парень вспыхнул свечкой! К счастью для него и для нас, кителек был только накинут - обошлось большим матом, небольшим стрессом и, в сравнении с возможными последствиями, совсем пустяком - испорченным обмундированием.
   А вот другому нашему водителю, рядовому Шеферу не повезло. Правда, вши здесь оказались не причем. Дело в бензине, который в афганском пекле - вещь коварная, способная совершенно незаметно создавать в закрытых объемах взрывчатую смесь. Шеффер просто закурил в машине.
   Рвануло так, что вырвало с "мясом" рукоятки десантных люков, и это при открытых передних! С ожогами 50% тела, так как был без кителя, Шефер попал в госпиталь, а оттуда в Союз. Но остался жив. Когда мы с ротным примчались в госпиталь, врач нас успокоил: " Все нормально. Парень сходил по-малому, а значит, почки работают, жить будет".
   После этого случая ротная книга "доведения приказов и мер безопасности" пополнилась еще одним пунктиком.
   В изобилии цепляли вшей мы и на боевых выходах, ночуя, где попало. Чтобы не завозить этих пронырливых "гостей" в бригаду, был установлен строгий порядок. Ротные колонны шли не в расположение, а направлялись сразу к полевой бане, где нас уже ждали. Там все мылись, переодевались во все чистое, а верхняя одежда тем временем прожаривалась паром в машинах ДДА. Туда же шли и списанные после наводнения, но избежавшие "погребения" матрасы с подушками.
   К слову, если матрасы брались офицерами так, для комфорта, чтобы броней бока не мять, то без подушек в Афгане не навоюешь. Вроде бы сущая безделица, а без нее - никуда.
   Сесть на броню в нашем пекле, не обезопасив свое "мягкое место" было все равно что на сковородку. Сколько раз приходилось, матерясь, вскакивая как ужаленный, не заметив, что подушка сдвинулась или провалилась в люк!
   В тотальной войне со вшами больше всех, как и положено лютовал НачПО, предлагая жесточайше карать командиров и политработников "завшивевшихся" подразделений. Очевидцы рассказывали анекдотичный случай. Когда на построении бригады Плиев вновь заговорил от строжайшей партийной ответственности вплоть до исключения, комбриг Шатин при всех задрал рубаху и, вывернув наизнанку брючный пояс, сказал: "Да, они и у меня есть, хотя вон, в кунге живу!" Больше вопрос в такой постановке не поднимался, а мы были спасены от партийного террора.
   У меня же за весь Афган вшей не было. Постельное белье я просматривал, да и спал на нем редко, пропадая на рейдах. А нательное белье носил свое, сам же и стирал. Но
  
   однажды, все же подцепил взрослую особь, ночуя на куче какого-то тряпья в афганской деревне. По утру чувствую, ползет что-то по груди. Глядь, а под майкой какая-то бледно-желтая бескрылая букашка, похожая на сильно разжиревшую тлю. Вошь! Тут же снял все нижнее белье, благо время было, развел костерок и все прокипятил в цинке из под сигнальных ракет. Больше вшей у меня никогда не было.
  
  

Бригадные гусары

   Однажды по бригаде, разносится весть: к нам прибыла десантура! Но объявлять нет нужды: рокот десантных БМДшек слышен за версту. Идем смотреть. Правда,.поговаривают, что это пока лишь часть экипажей с техникой, а остальной личный состав батальона прибудет позже.
   Первое появление теперь уже наших десантников в расположении бригады, здорово напоминало прибытие на постой, в сонный уездный городок, бравого гусарского полка. Для полноты картины не хватало только барышень в чепчиках с цветами. Десантники, в шапках на затылок, в тельниках, под распахнутыми бушлатами, молодцевато прогарцевали на своих резвых, словно игрушечных БМД-шках, обдав нас копотью и пылью.
   Весь их вид рубах-гусар словно говорил: "Ну и чего вы здесь кисните и сопли жуете? Да мы тут враз, со всеми разберемся!" Отчаянные ребята! В душе шевельнулась профессиональная ревность.
   Позднее, в боях, выявилась обратная сторона той десантной лихости, так ревностно кольнувшей мое сердце. Практически, десант традиционно предпочитал брать врага "на ура!" лихой фронтальной атакой, пренебрегая маневрам во фланг. Это, на мой взгляд, приносило им на первых порах неоправданные потери в людях. Мы были поосторожней, но не лучше. Всем своим воспитанием и обучением мы были с детства приучены к геройским атакам, с шашками наголо, со штыками наперевес, могучей красноармейской волной, за Родину, Ура! Фильмы, плакаты с комбатом, поднимающим бойцов в атаку, намертво впечатались в память нашего поколения, закрепившись в нас почти генетически. Даже в голову не приходило, что можно зайти во фланг и тогда духи дрогнут и побегут. Это, на мой взгляд, было в Афгане главным нашим тактическим минусом. Сделали ли выводы нынешние начальники в подготовке наших бойцов? Кто знает? Но, еще в Великую Отечественную, немцы дурели от маниакального упорства наших командиров раз за разом брать "в лоб" любую попавшуюся "высоту"
  
  
  
  

Афганский "Петька"

   Касаясь политработы, то наш короткий "добоевой" период запомнился мне активной "дружбой" с частями 2-го армейского корпуса ДРА в Кандагаре. Главной целью было разъяснение армии и населению задач, стоящих перед нами в Афганистане. Для этого в каждом батальоне имелась своя группа художественной самодеятельности, готовая по первому свистку собраться на выезд. Не проходило и дня, чтобы кто-то из политработников не "гастролировал" с концертом в одной из афганских частей. Инструктор политотдела по спецпропаганде, майор Ревенков, ел свой хлеб не зря.
   Везде нас встречали на "ура!". Представляю, что бы было, если к ним приехали девчонки из "Березки!" Оказалось, что преобладание в ротах представителей среднеазиатских республик, так огорчавшее офицеров, стало нашей сильной стороной! Вся самодеятельность сплошь состояла из наших туркмен, узбеков и таджиков, прекрасно знающих свои национальные песни и пляски. Это находило самый живой отклик у их местных соплеменников. А мне было горько сознавать, что мы, славяне, к большому стыду, начисто забыли свои народные корни. Стишок рассказать - пожалуйста, а сплясать "русского" - куда там! Всего-то можем неумело подрыгаться по-дискотечному!
   Сценарий таких выездов был, как правило, один: встреча, знакомство с частью, концерт самодеятельности, обязательный митинг и чаепитие. Приезжали с ответными концертами в бригаду и гости. Им показывали расположение, угощали. Ездили мы с большим удовольствием: когда еще выпадет такая удача посмотреть город? Бригада проходила Кандагар ночью, чего там углядишь? Город оказался большим, шумным, по-восточному красивым. В центре - много зелени, как правило, - сосны. Не понятно, как они выживают в таком пекле?
   Хорошо запомнился один из выездов батальонной самодеятельности в кандагарский инженерно-саперный полк. Встречали нас по высшему разряду: почетным караулом! По обе стороны дороги, вытянувшись в струнку, стоял строй рослых афганских солдат в белых парадных ремнях и в таких же накладках на берцы. Но караул сразил нас не этим. "Ну ни фига себе!", -не сговариваясь, воскликнули мы с инструктором. Караул стоял в немецких, еще с 1-й мировой, касках с рогами и с нашими ППШ! Это был уникальный кадр и я горько пожалел, что у меня нет фотоаппарата.
   На коротке, переговариваем с "мушавером" - нашим военным советником, парнем лет тридцати. Тот жалуется на низкую боеспособность, саботаж и предательство офицеров.
   Перед концертом - традиционное знакомство с офицерами. Те держатся с холодным достоинством. Вот она, белая кость, не то, что мы, рабоче-крестьяне! Все офицеры аккуратно одеты, в отглаженный, с "иголочки", парадной форме, чем-то похожей на английскую. Мне становится стыдно за свой довольно потрепанный вид.
   Процедура знакомства заключалась в символическом троекратном объятии, едва касаясь щекой друг друга, с приговариванием: "Хубасти, джурасти, хайратости!" Короче: всего хорошего. Про себя я это называю "потереться щечками".
   Иду, обнимаюсь. А сзади, в полкорпуса, советник нашептывает: "Этот - душман. Этот - брат душмана. Этот - скоро уйдет к душманам..."
   Куда я попал? Прямо бандитское логово какое-то! Осиное гнездо! Взгляд у того, кто "душман" - ледяная сталь. Наверное, он с удовольствием придушил бы меня где-нибудь в уголке, а не терся тут щечками. Но этикет есть этикет. Гость - святое. А Восток, как известно, дело тонкое, поэтому: хубасти, джурасти, хайратости!
   Сколько раз в последствии видел: потерётся "хадовец" (афганская контрразведка) щечками с каким-нибудь душманом, мы думаем, во, другана встретил, а тот его потом за бархан, в "расход".
   Пока продолжается концерт, иду в гости к советнику. Тот заметно рад родной русской душе и возможности хоть на секунду расслабиться. Домик советника - одноэтажный, в одну комнатку, с простой спартанской обстановкой: стол, стул, кровать. "Сплю с автоматом", - говорит он, - "Но не фига, живым я им не дамся!", - показывает он на ящик гранат под кроватью. Я ему не завидую.
   С удовольствием знакомлюсь с его ординарцем: веселым, разбитным, образованным солдатом. Этаким афганским "Петькой". Мы с ним сразу находим "общий язык". Я мигом почувствовал к нему какую-то симпатию, в отличие от чопорных высокомерных офицеров полка, которые мне были явно не по душе. Особенно тот, "душман". "Петька" быстро научил меня афганскому счету, написав цифры на бумажке. И тут меня ждало поразительное открытие: у них НЕ АРАБСКИЕ цифры! И, естественно, не римские, а какие-то свои, лишь отдаленно похожие на наши. А может, это у нас, европейцев, свои, якобы арабские? Во всяком случае, принцип счета у них десятичный, как у нас. И звучат почти как наши первые пять: Як, ду, се, чор, падж... А главное, читаются и пишутся, в отличие от их письма, тоже как у нас, слева направо.
   Прощаюсь с ординарцем с сожалением: хороший парень! Но вдруг, меня пронзает отрезвляющая мысль: " Постой, если в полку половина офицеров - душманы, то почему бы и "Петьке" не быть "засланным казачком?" Я бы к советнику приставил как раз такого, для присмотра. В душе тревожно зазвенел колокольчик: что-то ты расслабился, парень, поди не в гостях!
   У солдат же, в афганском клубе, обстановка самая радушная. Концерт - в разгаре. Сказываются близкие культуры. Наши "артисты" выделывают такое, что публика просто ревет! Хозяева закружили какой-то круговой танец, вроде хоровода, только с притоптыванием. Очень заводной. С удивлением ловлю себя на мысли, что и я не прочь потопать в такой веселой компашке
   Еще разгоряченные после совместных танцев, бойцы идут на чаепитие. Мы с офицерами отдельно, невдалеке. Угощение одинаковое: чай и леденцы. Чай - бесподобный, а вот закуска слабовата: всего пара леденцов. Видать у них так принято. За весь Афган я ни разу не встречал конфет. Никаких карамелек и шоколада, - одни леденцы. Объяснение нахожу простое: жара, растают.
   В других местах нас угощали пловом, позже - арбузами. Арбузы у них длинные, как дыни - "торпеды". Дольками их там не режут, а нарезают кусочками в самом арбузе. Но для нас, измученных консервами, это, как говорится "что в лоб, что по лбу" - все равно райское наслаждение.
   Выступаю на митинге со штабным переводчиком из бригады. Парень окончил институт иностранных языков, восточное отделение. Завершаю классическим: "кто к нам с мечом придет - от меча и погибнет!" Я доволен: получилось сильно, ярко, мобилизующе - хоть сейчас на амбразуру! Но, оказалось, получилось излишне сурово, как потом мне скажет инструктор политотдела. На будущее надо учесть: люди сначала воспринимают только эмоции, а уж потом перевод сказанного.
   В бригаду приезжаем довольные, отдохнувшие от повседневной рутины, на зависть "бесталантным" сослуживцам.
  

Мы и "загнивающий Запад"

   Наконец, получаем нашу долгожданную "валюту": чеки Внешпосылторга - хрустящие цветастые бумажки, чуть покрупнее наших рублей. Младшие офицеры получают 250 чеков, старшие - 350. Появился и магазин. С любопытством рассматриваем новые деньги. Больше всего удивляет бумажная мелочь, такие же цветные фантики, только поменьше! Бумажными были копейки, пять, десять и даже двадцать пять! Скромная, грошовая сдача в магазине могла выглядеть пухлой солидной пачкой. Продавцы старались избавиться от мелочи как могли, но она неминуемо к ним возвращалась. Для меня рассчитываться ей было как-то позорно, словно милостыню просил: кладешь бумажку за бумажкой, а все копейки! Зато на каждой, с обратной стороны, - строгая надпись: "чек перепродаже не подлежит". А этим,. как раз, вскоре мне и предстояло заняться.
   Денежное довольствие солдат и сержантов было таким же, как в Союзе, от 5 - 18 рублей, только в чеках. Эта же сумма в рублях шла им на книжку.
   Особо не разгуляешься. Всегда считалось, что солдат итак на всем готовом, что ему еще надо? Бриться не нужно - молод пока, а на зубную щетку с пастой и так с лихвой хватит! Ешь, спи, да выполняй Устав.
   Поэтому, экономили бойцы на всем, как могли. Любой пустяшный поход в магазин сразу же означал огромную дыру в солдатском бюджете. Выдаваемые вещевой службой считанные подворотнички, переворачивались на другую сторону, многократно застирывались, чуть ли не до состояния марли, но их все равно не хватало. Ничего не поделаешь: климат! Утром подворотничек - белый, а вечером - черный. Купить же - накладно. А глянешь, не дай Бог, на огромную белую простынь - старшина голову оторвет.
   Это не в Союзе, где мама с папой переводик пришлют или посылочку с гостинцами. Хотя вроде бы, что тут особенно и сложного? Даже в Великую Отечественную, посылки на фронт - дело обыденное, не говоря уж про немецкую армию, где у солдат, кроме посылок, был еще и гарантированный отпуск.
   Чего боялось наше высокое начальство, может просто в голову не приходило, но посылочки из дома так бы скрасили нашу небогатую простыми человеческими радостями жизнь.
   С появлением чеков и немного поосмотревшись, мы постепенно начали открывать для себя товары "загнивающего" Запада. И неведомые ранее соблазны стали воровато заползать в души.
   Первыми были сигареты. Правда, их открыл давно и без денег Его Величество Бартер. В ходу была экзотика: американские сигареты MORE - тоненьки, "дамские", непривычно для глаза коричневого цвета и SALEM - с ментолом, в бело-зеленой почке. Даже я, никогда не куривший, и то приобрел к отпуску по пачке в подарок. В гарнитур к ним продавались зажигалки, такой же формы и расцветки что и пачки, только в миниатюре. Куришь SALEM - пожалуйста зажигалочку, маленькую копию пачки. Наш народ, непривычный к таким сервисным изыскам, просто балдел. Самое удивительное, что это были особые, без кремня, пьезозажигалки, у нас в Союзе вещь невиданная. Стоили сигареты и зажигалки дороговато, но соблазн был велик. У солдат были в ходу бензиновые китайские - дешевые, грубоватые, но безотказные.
   Афганские же офицеры, приезжавшие к нам с визитом, наоборот, брали целыми блоками дешевые советские сигареты "ТУ-134".
   Дефицитная в Союзе жвачка, которую фанаты могли жевать чуть ли не до полного растворения неделями, была кругом и навалом. И тогда, чтобы граждане не наглели и не занималось спекуляцией, таможня ввела лимит: пять килограмм жвачки в одни руки.
   Меня же, как замполита, совершенно очаровали отличные китайские перьевые авторучки, на которые я сразу перешел.
   Другим открытием западной цивилизации стали безопасные бритвы "Gillette". Первые испытатели этого чуда неожиданно для себя обнаружили, что лезвия годятся не только для заточки карандашей, как отечественные "НЕВА" и "СПУТНИК", но и для бритья! С тех пор, наши ежедневные, средневековые мучения, закончились. В дуканах, пачки таких лезвий висели в красочных раскладных картонных блоках, со специальным отверстием для крючка. Повесил на стену, как картину, и брейся себе! Запаса на год хватит! А нет денег на блок - бери пачку.
   Самые продвинутые в бригаде, "эстеты", перешли сразу на новинку - одноразовые станки "Gillette", бреющие мягко, нежно, почти незаметно. Сейчас они у нас в каждом магазине: однолезвенные, двух, трех...
   Потом были батники (футболки с погончиками), джинсы, кожаные пиджаки, дубленки, японские часы, магнитофоны - в зависимости от кошелька, пронырства и военной удачи, в смысле трофеев. Подругам и женам покупали "недельки" - набор простеньких, но изящных женских трусиков - 7 штук, как раз на каждый день. Но "писком" моды и самым крутым из недорогих подарков, были тогда "секс-недельки", в которых на каждом экземпляре, как наглядное пособие, изображалась сексуальная поза из Кама-Сутры. Каждому дню - своя поза, для разнообразия.
   Трусы сразу же были признаны "идеологической диверсией", расшатывающей мораль и подрывающей устои. Чтобы сексуальная крамола не пересекла священные рубежи Родины, таможня изымала их пачками. Подозреваю, что жены таможенников, запасясь, чуть ли не пожизненно, идеологически вредными трусами, заодно выучили назубок и непонятную, но чертовски искусительную Кама-Сутру. Сейчас даже не знаю, завидовать или все же сочувствовать их бдительным мужьям?
   Для дембелей, желанной, почти обязательной покупкой, был "дипломат" - небольшой аккуратный пластиковый чемоданчик, тоже большой дефицит в Союзе.
   А наш сержант Лужанский купил себе на дембель красочную футболку с каким-то мужиком и надписью: "Абдель Хамид Хафиз". Тоже редкая вещь у нас. Футболки - пожалуйста, но без всяких надписей и портретов. Кто такой, кем был этот Абдель - неизвестно, зато он гарантированно стал первым и единственным Абделем во всей Украине.
   Поэтому, когда в Ташкент пошел первый поток отпускников, даже совсем небогатых по определению, у местного населения стойко сложилось убеждение, что в Афганистане, как в Греции, "все есть". Каждого вырвавшегося оттуда и одуревшего от счастья "афганца", встречали как носителя несметных сокровищ, только потряси! И назойливый рой местных прохиндеев с алчно горящими глазами и жаждой западного барахла, провожал бедолаг чуть ли не до трапа самолета.
   Поэтому, соблазнов для неискушенного товарным изобилием нашего ограниченного контингента, было много, а денег, как всегда, мало и испытание барахлом у нас выдерживали не все.
   Однажды, на совещании, НачПО Плиев, вывел перед офицерами старшего лейтенанта, артиллериста из АДН. Следом вынесли, положив на стол, небольшой чемодан. Все заинтригованно затихли.
   -Ну что, - с брезгливой гримасой обратился НачПО к артиллеристу, - Давай, открывай! Но тот молчал, не двигаясь, и глядя куда-то в пустоту. Плиев, с видом фокусника, который вот-вот достанет из цилиндра кролика, приказал кому-то: "Открывайте!" Чемодан открыли. По рядам прошелся гул удивления. Чемодан был доверху набит презервативами! Часть из них высыпалась на пол.
   "Вот, он... продавал патроны! Душманам, нашим врагам! - презрительно показывая пальцем на артиллериста, словно выплевывал каждое слово НачПо, - "Что? Не знал, для чего они им нужны?"
   Вокруг зашумели.
   -Скажи, а зачем тебе столько? - продолжал Плиев с деланным интересом. -" Да ты у нас прямо половой гигант!"
   Офицер продолжал безучастно молчать. Я глядел на него, как когда-то на выборгских фарцовщиков, со странной смесью презрения и жалости. Я не мог понять: как можно из-за какой-то хрени стать предателем? Не укладывалось в голове такое кричащее несоответствие совершенной подлости и ничтожного вознаграждения за нее! Все те же извечные "тридцать серебренников"... Только вот Иуда - не древних одеяниях, а в сапогах и портупее.
   "Вот... Вот чего стоит у него наша жизнь!" - продолжал Плиев, пнув носком сапога валявшиеся презервативы. - "Наша жизнь для него - гандон! Использовал и выбросил! Уведите!" - приказал он офицерам. Артиллериста увели. Остался горький осадок. Наверное, я что-то не понимаю в жизни. "Честь офицера" - это что, пустые слова? А погоны на плечах, - тоже всего лишь ни к чему не обязывающие тряпочки?
   Жизнь опять оказалась куда более сложной и многогранной, чем виделась мне в политучилище. Но расстаться с "плакатным" восприятием мира, где "все как один...", в "едином порыве...", где доярки все больше надаивают, шахтеры выдают "на гора", а "весь советский народ уверенной поступью идет ко все новым совершениям", - я не мог.
   Вся обстановка в Афганистане, где каждому ежесекундно приходилось делать свой нравственный выбор, словно гигантская лакмусовая бумажка, мгновенно выявляла людей с червоточиной. Это на гражданке можно было прожить всю жизнь с человеком, так и не узнав, каков он. На войне - иначе. Там нет полутонов, там все или белое, или черное. Гада - видно сразу, настоящего парня - тоже. Поэтому, наверное, фронтовая дружба - на всю жизнь.
   Не оправдывая ни воров, ни предателей, и совсем не к этому случаю, скажу, что, зачастую, само наше жизнеустройство толкало людей на махинации.
   "Бытие определяет сознание" - мы зазубрили этот постулат материализма еще в училище. Наше же руководство, как махровые идеалисты, поступало прямо наоборот. Поставив людей в обстановку нехватки элементарных вещей, убогого быта, скудного питания, - глупо и наивно было бы ожидать от них духовных подвигов монашества и аскетизма.
   Сколько бы грабежей населения, преступлений, болезней и даже гибели людей можно было бы избежать, будь у нас тыловое обеспечение чуть получше, чуть пооперативнее, чуть почеловечнее!
   Ух, сколько же яда, сколько же яда, накопилось у меня для нашего закостенелого, самодовольного, в летаргическом сне пребывающего тыла! Но для яда - еще не время. Пока только в водке. Ну как без нее? При таком физическом и нервном напряжении водка была фактически лекарством. Но нашлись "умные" головы и ввели у нас "сухой" закон.
   Меньше пить не стали, зато платили барыгам по тридцать чеков за бутылку, которая в Союзе стоила всего-то 3 рубля 62 копейки! Я же в месяц получал 250 чеков, "чистыми" - 230.
   Вроде бы сумма солидная по тем временам. Но в Афгане - это всего лишь восемь бутылок водки и даже без закуски! "Проставиться" по награде, помянуть погибших, а если у тебя еще и День рождения на носу, то все, ты - нищий! Месяц палец сосать и в долгах как в шелках! Как быть, это каждый решал сам, и не всегда "законно".
   Водку пытались провезти все, особенно водилы большегрузов. Это был их бизнес. Шерстили водил на границе по-черному. Но фантазии контрабандистов не было предела. Рассказывали случай, когда бутылки просто утопили в цистерне с бензином. И прошло бы, да прокололись. Когда таможня открыла горловину, там, как осенние листья в пруду, плавали бутылочные этикетки - отклеились!
   Сейчас думаю, а не специально ли все это было задумано, с сухим законом-то? Или хотели как лучше, а получилось как всегда? В Москве, у магазинов Внешпосылторга темные личности скупали чеки по курсу 1:5 и 30 чеков превращались сразу в 150 рублей - больше месячной получки инженера! А в Афганистане - целая 40-я армия, золотое дно! Такие сумасшедшие объемы всякой контрабандной мелкоте явно было бы не потянуть. А граница вроде бы как на замке, у таможни и мышь не проскочит...
  

Самовар А. Македонского

   Раздобыть афгани можно было у советников, получавших местную валюту. Им, наоборот, нужны были чеки, чтобы отовариваться в Союзе. Курс был неизменный, за чек - десять афгани. Обменяв, для пробы, часть чеков на "афони", я с попутной машиной отправился в аэропорт - купить в местном дукане китайскую ручку, хваленый "жилет", а также, из любопытства, посмотреть, как люди живут.
   Появившийся у нас в бригаде магазинчик пока ассортиментом не блистал: печенье, греческие фруктовые соки в банках, мелкая канцелярия, отечественные сигареты, минералка - "Боржоми" и "Нарзан".
   И тут же на полках, среди этой рабоче-крестьянской бытовухи, сумасшедшим, нереальным, аристократическим контрастом - черная икра в стеклянных банках!!! Это был гастрономический шок! Хотелось протереть глаза: может голову напекло?
   Банки были на любой кошелек, большие и маленькие, с нарисованным осетром на крышках. Маленькие упаковывались по шесть штук, в оригинальные картонные коробки - чисто экспортный вариант.
   Купить свободно черную икру в Союзе было практически невозможно, если ты только не товаровед или большой-большой начальник, а вот попробовать бутербродик ,могли все. Для этого достаточно было просто сходить в театр, на что - неважно, главное, только досидеть до антракта. Потому что основной целью граждан, кроме истинных театралов, был буфет, где с такой же дефицитной сырокопченой колбасой, любая икра продавалась всегда. Бывало, еще звучат финальные аккорды, а задние ряды уже пустели. И тогда удача была на стороне галерки: ей до буфета было значительно ближе.
   Мы же могли наслаждаться вполне доступным деликатесом без всяких театральных излишеств. В основном же, афганский дукан, в сравнении с бригадным магазинчиком, был почти что супермаркет. Поэтому, туда зачастили все. До аэропорта доехали за пять минут. Афганский пост нас не тормознул. Аэропорт функционировал: где-то тарахтели вертолеты да свистели наши и афганские МИГи.
   Иногда, редкими, заморскими птицами прилетали ярко раскрашенные пузатые "Боинги". Наш, серенький, невесть как залетевший сюда винтовой ИЛ-18, казался маленькой невзрачной незабудкой среди цветущих пионов. При взлете, "Боинги" эффектно, на форсаже, круто брали вверх и меня всегда интересовало, а каково там пассажирам? Вскоре, но уже боясь обстрела, делать так стали и наши пилоты.
   Так я впервые побывал в кандагарском международном аэропорту, удивительном по красоте и функциональности здании - жемчужине архитектуры Афганистана. Построенный американцами в национальном архитектурном стиле, в нем все было продумано до мелочей: толстые, сохраняющие прохладу гранитные стены, сводчатые потолки, рассеивающие свет, и даже разноцветные японские карпы в журчащем фонтанчике внутреннего дворика!
   Хотелось бы быть патриотом, но возведенный нашими строителями безликий, из стекла и бетона аэропорт Кабула в сравнении с ним выглядел типовой "хрущевкой", где зимой было холодно, а летом все одуревали от духоты.
   Побродив туристом по пустынным залам с редкими пассажирами, я отправился искать дукан, оказавшийся неподалеку.
   Мифический дукан, который в моем воображении рисовался шикарным, фешенебельным магазином, оказался обычной забегаловкой, глинобитным сараем с дощатыми дверями.
   Товары были разложены и развешены повсюду. В глазах рябило от красочных упаковок и этикеток. Я оторопело замер в дверях: где эти бритвы искать? Магазин был настоящим музеем западного ширпотреба. Контраст двух цивилизаций, одной, создавшей эти товары и другой, их продававшей, был настолько громаден, что мне сразу представилась древняя Москва, где в купеческой лавке, среди бочек с грибами, медом и пенькой, вдруг оказались цветные телевизоры и магнитофоны.
   Неожиданно, в магазинчике, я с удивлением обнаружил и родные сердцу офицерские сумки, нижнее белье, портупеи, мыло - незамысловатый набор простого товарообмена.
   Все вокруг благоухало волшебным ароматом наисвежайшего чайного листа. Отборный, крупнолистовой, в больших фанерных ящиках, его продавали в граммах, на вес. Чаем пахло все, даже сдача! В наших магазинах так неистребимо пахнет только залежалой селедкой.
   Уверен, все побывавшие в Афганистане, в том числе и матерые кофеманы, хронически, неизлечимо и пожизненно заболевают чаем. Оказалось, что до этого я чай не пил. И даже не пробовал! Все, что продавалось и продается у нас под видом чая - обыкновенное сено! Даже покупаемый позднее в "Березке" чай, - фирменный, индийский, в оригинальных жестяных банках, и рядом не лежал с тем, развесным, из фанерных ящиков.
   Дукан мне сразу напомнил обычный наш Сельмаг, где наряду с керосином, солью и спичками, можно было купить одеколон, рубашку и брюки.
   Единственное отличие - в ассортименте: винегрете из товаров со всего света, не поддающегося никакой логике.
   Правда, за таким товаром в наш сельмаг очередь бы занимали за год вперед, из города бы приезжали в набитых битком электричках, а конкурс, на вакантное место продавщицы, был бы больше чем в МГИМО.
   Широчайшее разнообразие западного товара в сравнении с убогим ассортиментом отечественного, воспринималось мной спокойно, без самокопательных вопросов "почему?", а просто как данность: "Умеют же!"
   Рябь в глазах вскоре прошла. Ничего особенного: обычный ширпотреб. Серьезным товаром здесь и не пахло. Все как у нас, где закупаться надо ехать в город, а еще лучше - в Москву. Но с моими деньгами только по сельмагам и ходишь, поэтому, купив что хотел, я вышел из западного "изобилия" в нашу афганскую действительность.
   Недалеко от дукана - раскрытые двери чайханы. Мелькает сумасшедшая мысль: а дай-ка зайду! Ни разу не был в чайхане, а тут такая экзотика! Гулять - так гулять!
   В убогом, с пыльными окнами помещении, взгляд сразу притягивает огромный, литров на 150, самовар на прилавке. По виду - раритет! Московские антиквары удавились бы от зависти. Тускло поблескивающий латунными боками, весь в царапинах и вмятинах, казалось из него пил сам Александр Македонский, основатель Кандагара. Рядом с раритетом скромно выстроилось полсотни вполне современных маленьких чайничков.
   С моим появлением разговоры мигом стихают. Наконец-то обращаю внимание на десяток посетителей за столиками. Все, молча, глазеют на меня. Я явно не вписываюсь в интерьер. И ничего удивительного! Так бы смотрели и наши бабки в деревне, если бы к ним завалился папуас с копьем и там-тамом. Наверное, я первый посетитель из "шурави", хоть табличку вешай. Меня же, не покидает ощущение, что я здесь уже был! Я почти физически чувствую себя не воином-интернационалистом в 20-м веке, а англичанином-колонизатором викторианской эпохи - так чувствуется разница культур и цивилизаций! Кажется, с того времени здесь ничего не изменилось! Подавляю зудящее желание потрогать фуражку: не пробковая ли?
   Меня все изучают... Я - без оружия и чувствую себя полным идиотом. Пистолетик бы не помешал. Уже сотый раз жалею, что зашел. И чего меня так тянет на экзотику? Точно, - англичанин!
   Но делать нечего, я деловито подхожу к прилавку. "Чан афгани? (сколько стоит?) - киваю на чайничек. Оказывается, сущие афганские копейки. Мне наливают чайник, дают пиалку и пару знакомых леденцов. В полной тишине сажусь за свободный столик. Незаметно кошу глазом из-под фуражки: как этот чай пью-то? Ага, сначала, значит, пару раз выливают и заливают, чтоб заварился. Делаю так же. Разговоры возобновляются, наверное, меня обсуждают...
   Пробую чай - обалденный, в жизни такого не пил! Леденцы - так себе, особо не разопьешься, да и рассиживать желания нет. Быстренько все допиваю, догрызаю и ретируюсь из чайханы. Чувствуя спиной чужие взгляды, с облегчением выхожу на солнышко. Жить будем! Будет и урок: везде надо ходить с оружием!
  
  

"Ханум"

   Если в бытовом смысле все как-то устаканилось, то с развлечениями было туговато. Традиционные спортивные праздники, по воскресеньям, надоели как горькая редька. Любителей ходить в бригадную библиотеку, учитывая наш "азиатский" контингент практически не было. В шашки и шахматы играли считанные фанаты. Бойцы, в ротах, сносно тренькали на гитарах. Поэтому их берегли и лелеяли, а порвать струну было вселенской трагедией. В батальоне, офицеров спасал чей-то магнитофон-кассетник "электроника", целыми днями крутивший единственную кассету с песнями Ю.Антонова. Меня всегда поражало, насколько все же мудрено устроена человеческая память! Сколько лет уж минуло, а как услышу "Зеркало" и - мгновенно перемещаусь в свою юность, в Афган, в пыльную офицерскую палатку. Уверен: у каждого обязательно найдется такая заветная кнопочка-рычажок мгновенной телепортации - музыка, запах, какая-нибудь вещица...
   Еще, в бригадном клубе, можно было получить на роту штатный радиоприемник "Интеграл" или баян, что я опрометчиво сделал, о чем, впоследствии горько пожалел.
   Поэтому, основным развлечением офицеров, были карты, в которые резались далеко заполночь, просаживая состояния из еще незаработанных чеков. А с появлением госпиталя, наши, уже казавшиеся пожизненными, серые, тухлые, пресные будни, вновь обрели краски, аромат и перчинку. В госпиталь зачастили "на чай", возвращаясь к утру, с горящими азартом глазами и жаждой подвигов. Но, это касалось только матерых "Дон Жуанов", да группы примкнувших к ним товарищей.
   А все остальное население бригады изнывало от скуки, за исключением лишь счастливчиков - "артистов", усиленно "друживших" в афганских частях. Спасало кино. "Важнейшее из искусств!" Эта, всем известная ленинская фраза, вдруг обрела потерянный смысл. Кино крутили ежедневно. Это был наркотик. Еще бежали по экрану финальные титры, а все уже мечтали о новом вечере. Эх, если можно было как-то перелистнуть" давно прочитанную страницу завтрашнего дня!
   Начальник клуба стал значимой фигурой, жрецом, шаманом, священнодействующим в своей будке полевого автоклуба. Сгинувшая в гератской пропасти библиотека, все старые, новые и даже будущие грехи - все зачлось и простилось на небесах нашему начклуба, обогнавшего по популярности даже легендарную машинистку. К ежевечернему ритуалу готовились заранее. К штабу подъезжала машина автоклуба ПАК-70, напротив - н вешали экран, тянули кабели и провода. В специально выкопанную яму, чтобы не тарахтел, ставили бензогенератор. А батальонные писаря, задолго до начала, выносили для своих офицеров скамейки. Если по каким-то причинам начальство не являлось, что частенько бывало, они с шиком устраивались в первых рядах, на зависть окружающим. Остальные, победнее, и я в том числе, стояли, сидели, где придется.
   На экране была абсолютно другая жизнь. Однажды, шел какой-то фильм по Шукшину. Я чувствовал себя словно в зазеркалье, сидя под огромным южным небом, в пустыне, на какой-то пыльной кочке. А там, на экране - заснеженные просторы, сибирская деревня, изба с мужиками. Обязательное застолье с дымящейся картошкой в чугунке, пельмешками в маслице, грибочками, солеными огурцами... И все это смачно, с хрустом, под водочку! Мужики с полными ртами, аппетитно жуя и причмокивая, тыкали вилками в нарезанную дольками селедку. На ней, во весь экран, крупными кольцами, - лучок. Кольца соскальзывали на скатерть, а мужики брали их руками и, хрустя, закусывали...
   Смотреть было невозможно: рот мгновенно наполнялся тягучей слюной, которую постоянно приходилось с усилием проглатывать, дергая шеей, как гусак. Вокруг тоже все невольно сглатывали, завороженно глядя на экран. А мужики, там уже наливали по второй, издевательски постукивая горлышком бутылки о стаканы...
   Не фильм, а казнь египетская! Неожиданно, я поймал себя на мысли, что впервые в жизни захотел выпить! Причем, водочки, из холодной запотевшей бутылки! А потом, по-сибирски - закусить. Организм требовал горечи, бунтуя против надоевшей преснятины: борщей в банках, картошки в банках, рыбы в банках и приевшейся до тошноты тушенки! Нестерпимо захотелось чего-то солененького, остренького, ну хоть чего, лишь бы не из банок! Куда там! Обыкновенная луковица, и та чуть ли не одна на батальон, как у Буратино с папой Карло.
   Фильм, к сожалению, кончился. Народ заметно приуныл. Все, молча, разошлись. И, казалось, каждый тогда думал: увидит ли он еще раз эти снега? А я, с раскисшей душой, продолжал сидеть, задрав голову на своей кочке, глядя в бездонное афганское небо. Где-то там, среди звезд, в черной бездне - инопланетяне... А здесь, на Земле, под теми же звездами, но почти также далеко - наша Родина. Оказывается, истинный, бередящий душу и сжимающий сердце смысл этого слова, обретается только вдалеке, за границей. Подумалось, куда еще только не заносило нашего брата - везде русские косточки...
   Однажды, по бригаде разнеслась ошеломляющая новость: к нам едут артисты! Артисты - афганские, из самого Кабула, с национальной программой! Это вам, ребята, уже не кино, а крутой этно-экшен! Заинтригованные такой экзотикой, все с нетерпением ждали концерта. И вот, этот день настал! К приезду артистов все было готово. К штабу бригады подогнали клубную машину с усилителем, импровизированную сцену-площадку очистили от камней и застелили брезентовым тентом. Для командования, в "партере", установили лавки, остальные разместились, кто как мог. Для батальонного начальства наши писаря, как всегда, притащили заветную скамейку и зорко караулили ее от чужаков.
   "Зал" уже был полон и с нетерпением ждал начала. На жуткое афганское солнце даже не обращали внимания: зрелище обещало быть незабываемым! И вот, из-за клубной машины, появились участники ансамбля: серьезного вида мужчины с музыкальными инструментами. Особо колоритными были двое: один - со струнным вроде домры, а другой - с ручным пианино, похожем на половину распиленного аккордеона. Для игры на нем, левой кистью надо было двигать меха, а правой - играть. Они чинно расселись на земле в тени машины, а другие участники ансамбля таинственно прятались за ширмой. Интрига нарастала. "Зал" гудел. Наконец, вышел важный, похожий на индийского магараджу, конферансье. Через переводчика он торжественно объявил, что для дорогих советских друзей, афганский народный танец исполнит такая-то ханум. Зал одобрительно загудел, "галерка" вытянула шеи. Заиграла музыка и на тент босиком, легким воробушком, выпрыгнула изящная девушка в красивом национальном костюме: шароварах под коротким платьем и браслетах на руках и ногах.
   Выскочив, она как-то неестественно подпрыгнула, словно пытаясь упорхнуть обратно. И вдруг я понял: тент!!! На афганском пекле, он за это время накалился, как сковородка! Но девушка и бровью не повела! Хотя за время танца она управляла ими бесподобно. Ярко накрашенные, брови на ее лице жили какой-то собственной жизнью! Они двигались независимо друг от друга, подчиняясь ритму и движениям танца. Все смотрели, разинув рты. А зампотех бригады даже снимал на какую-то мудреную кинокамеру с тремя объективами. Я вновь горько пожалел, что нет фотоаппарата: такие кадры пропадают!
   А бедняжка, тем временем, подбитой птицей, порхала по раскаленному тенту, стараясь, как можно дольше продержаться в воздухе, но силы ее таяли.
   Не выдержав, она что-то сказала своим, но трагизм ситуации, уже, наконец, дошел и до нашей стороны. Начальник клуба как-то засуетился и куда-то исчез.
   И вот тогда, когда по танцу, она должна была изящно замереть с пальчиком у щечки, игриво поводя бровями, на "танцплощадку", громко топая сапожищами, выскочил здоровенный боец с 20-ти литровой канистрой в руках! Тряся ее, как чемпион Формулы 1 бутылку, он стал плескать на тент, где стояла девушка. И танец продолжался уже в "паре". Девушка стремительно летала по "сцене", а ее неуклюжий партнер с канистрой, маньячно метался следом, тщетно пытаясь предугадать, куда в очередной раз ступит ее очаровательная ножка, но всякий раз, попадая ей на пятки. Со стороны казалось, что здоровенный мужик, растопырив руки и вытаращив глаза, тщетно пытается поймать курочку, которая быстро семеня лапками, ловко от него увертывается. У меня же, перед глазами, всплыла другая картина: фашист-завоеватель в оккупированном украинском селе.
   Контраст был настолько комичен, что "зал" просто лег от хохота! Хохотали уже все: музыканты, девушка-воробушек, и даже бригадное начальство. Не хохотал лишь, по известной причине, начальник клуба, да боец с канистрой, до которого просто "не дошло".
   Наконец, танец кончился. Публика взревела от восторга! Всех поразило столь неожиданное мужество "воробушка". Казалось, даже сами афганцы опешили от такой восторженной встречи! Потом были другие номера, но на танцы уже никто не отважился.
   Это был единственный концерт, который я видел в Афганистане за всю службу. Может быть, кто-то к нам и приезжал, но зона ответственности бригады была огромной, наш батальон чаще всего колесил по горам и пустыням, где нас ждали совсем другие "концерты".
  
  
  
  
  
   Рокировка судьбы
  
   0x01 graphic
  
  
   Очередное совещание в палатке политотдела. Перед нами ставятся задачи:
   - Разъяснять необходимость ввода войск на территорию ДРА
   - Воспитывать уважение к обычаям и нравам населения.
   - Организовывать обмен опытом воинов, побывавших в боях. Каждый случай геройства
   должен быть достоянием всех. Провести комсомольские собрания: "На вылазки
   контрреволюции отвечать так, как воины..."
   - Обеспечить личный пример офицеров и коммунистов в бою - это решает все.
   - Еще раз под роспись довести до всех случаи отравления угарным газом и антифризом.
   Употребление 20 грамм антифриза - потеря зрения, 50 - рассудка, 100 грамм -
   -смерть.
  
   Для политвоспитательной работы получаем на руки пропагандистский бюллетень - десять машинописных листов с еле различимым текстом из-за забитой в труху копирки.
  
   0x01 graphic
Оказывается, пока мы варимся в собственном соку, вокруг нас давно уже все воюют! Особенно в провинции Кунар. Во всяком случае, по бюллетеню, который так и называется: "Некоторые примеры героических подвигов и благородных поступков советских воинов, в ходе выполнения интернационального долга по оказанию помощи ДРА в защите завоеваний апрельской (1978г) революции". Воюют в основном, десантники и летчики. Особенно гремит имя вертолетчика майора Гайнутдинова.
   Мы же пока "копим" силы, а точнее, "пробуем": командование периодически посылает бригадных разведчиков на точечные задания в зоне ответственности. Разведке, для усиления, выделяют пулеметчиков из подразделений. От нашей роты летает рядовой Залудяк. С интересом расспрашиваю его о подробностях. Слушаю с уважением, теперь он - обстрелянный и бывалый воин, а я хоть офицер, но пока - салага. Кстати, Юрий Залудяк стал первым представленным к боевой награде из нашей роты в Афганистане.
   Вскоре, произошло событие, заставившее меня впервые задуматься о превратностях судьбы, роке, Его Величестве случае на войне.
  

Пулеметчик 2 МСР ряд. Юрий Залудяк.

  
  
   Где-то в середине апреля, нашего Залудяка, по какой-то причине на вылет не взяли. Может не его очередь была, кто знает? И вертолет с разведчиками разбился. Ошибка пилота: не набрав высоты, заложил крутой вираж, задев лопастями бетонку. Погибли все, кроме штурмана, вылетевшего через стекло и получившего тяжелые увечья. Трагическая, нелепая смерть! Событие потрясло всех. Это были первые серьезные потери в бригаде...
   У Олега в этом вертолете погиб сержант, отличный парень. Он долго добивался перевода в разведроту. Это был его первый вылет...
   Сержант погиб, Залудяк спасся - мистическая рокировка Судьбы. Случай это, или промысел божий? Зависит ли что-нибудь от нас или все уже предопределено, кому жить, а кому голову сложить? Живи, знай себе - спокойно, сказано же: "кому повешенному быть, тот не утонет!" Но как узнать заранее, быть ли повешенному, или надо обходить любую лужу за версту?
   Значит лучше - не искушать судьбу, а пустить все на самотек, доверившись естественному ходу вещей, а там - будь что будет! А вдруг, это всего лишь случай, а мы по привычке ищем во всем какие-то взаимосвязи? В голове - полный сумбур!
   Но вскоре, простое житейское правило: "на службу не напрашивайся, от службы не отказывайся" с каждым разом все чаще стало обретать какой-то роковой, мистический смысл! И вновь приходилось ломать голову: что это, простое совпадение или чуть ли не вселенский закон?
  
Оценка: 7.26*12  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023