ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Лукинов Владимир Анатольевич
Кандагар: как все начиналось... Взгляд лейтенанта

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.26*5  Ваша оценка:


ГЛАВА 8

ПЕРВЫЙ РЕЙД

Подготовка

   Период нашего кандагарского "младенчества" закончился. Мы пообвыклись в стране, присмотрелись к населению, обустроились, вооружились, подготовили людей и довели "до ума" технику. Все притерлись и сработались.
   Судьба ли, "мудрое" кабульское начальство дало нам такую спасительную передышку, уже было не важно. Пришла пора браться за дело. Зачитываемые на совещаниях боевые сводки по 40-й армии, не пугали, а лишь раззадоривали: а мы-то когда? И дело было не в интернациональном зуде и излишней воинственности - одолела скука, однообразное и бедное на события течение нашей жизни. Масса мероприятий, с которыми уже явно "перебарщивал" политотдел, поддерживая наш боевой накал, достали. Казалось, еще пару месяцев такой "кислятины" и безделья, и мы "перегорим", сожрав друг друга. Хотелось свободы, простора и дела.
   Поэтому, получив, наконец, долгожданный приказ готовиться к рейду, все облегченно вздохнули. В глазах солдат появилась непривычная серьезность и озабоченность. Я же, всем своим видом, старался демонстрировать небрежную уверенность старого вояки, которому подобные рейды - дело плевое. Меня опять охватило знакомое возбуждение, я, как застоявшийся в стойле боевой конь, нетерпеливо бил копытом и грыз удила: наконец-то!
   Суворовское училище, военное новосибирское, два года службы в Карелии - 8 лет меня готовили к этому дню! Пришло время отдавать долги, а заодно, и узнать, чего стою.
   К своему первому рейду бригада готовилась основательно, как невеста к свадьбе, стараясь предусмотреть каждую мелочь. Больше мы так не готовились никогда.
   Позже рейды стали обыденностью, привычной, хоть и опасной работой. Все встало на свои места, а многое, казавшееся ранее обязательным, отлетело ненужной шелухой. Особенно в нашей политработе.
   А пока, в политотделе, нас загружают "по уши" планом обязательных мероприятий по подготовке к рейду. Озабоченно чешем затылки, еле успевая записывать: что, где и к какому сроку. Когда это все успеть? Опять, как всегда, ночь кормить, к утру - зарезать? Когда успеть провести все эти партийные, комсомольские, общие собрания, совещания, инструктажи, политчасы - в роте, во взводах, с сержантами, солдатами, активом? Ну, явный же перебор, словно впереди не рейд, а Сталинградская битва, где - "ни шагу назад!" А главное, где найти время, как это все "утрясти" со своими командирами и так уже задолбанными разными "вводными", а тут еще мы, как зубная боль, со своими планами. И тоже: "ни шагу назад!", позади - политотдел!
   Со своими - я нахожу нужное понимание. Ротный, скрепя сердце, дает добро, и мы, не фанатея, проводим самые необходимые. В роте - общие собрания: "В рейде -действовать по- фронтовому!" Во взводах - комсомольские: " О личном вкладе...; с сержантами - совещание: "Об ответственности сержантов..." Ну, и в который уже раз - занятия по мерам безопасности, с традиционной отметкой в "Великой книге".
   А 1мср, по установившейся традиции и не без подсказки политотдела, обратилась к личному составу бригады с призывом: "Бить врага, как его били однополчане - фронтовики: смело, умело и дерзко!" На общебригадном митинге призыв был единогласно поддержан.
   На очередном совещании в политотделе получаем инструктаж по ведению спецпропаганды среди населения и борьбе с листовками. Предполагается, что в рейде, мы, совместно с представителями афганской армии, будем вести разъяснительно-агитационную работу в кишлаках. Для этого неплохо бы найти в ротах по солдату-переводчику. Таким у нас оказался рядовой Норов. Особо встает вопрос о почте. Главное - организовать ее бесперебойную доставку в рейд. Это - вопрос политический! Поэтому, с нашей стороны: во-первых, добиться, чтобы в ротах все солдаты написали письма домой, предварительно бойцам разъяснив, что писать можно, а чего - нельзя. А во-вторых, назначить из числа охраны ответственных за сортировку и дальнейшую передачу почты.
   В бригаде все усиленно готовятся к строевому смотру. Проверяется форма одежды, экипировка, оружие. У каждого взводного - шашка НСП-ОД (наземный сигнальный патрон оранжевого дыма), для обозначения себя и переднего края. У бойцов, кроме положенного, должны быть: ИПП (индивидуальный перевязочный пакет), таблетки пантоцида для обеззараживания воды ( на вкус - чистая хлорка), две записочки с адресом и ФИО в нагрудном кармане и в специальном брючном "пистончике" на случай ранения или гибели. Почему две? А это какая половина бойца останется... За рейд бумажки превращались в труху и писались новые. А потом, когда боевые выходы, сопровождения колонн и засады, понеслись бесконечной чередой, на записки и вовсе махнули рукой.
   Я всегда, по наивности, думал, что на случай войны, у нас-то обязательно где-то на складах, припасены специальные медальоны, как в начале Отечественной. Куда там! Их даже не предусматривалось! Словно не было тех четырех лет войны, словно и не разыскивают до сих пор поисковики по полям и лесам безвестных солдат, радуясь каждому найденному медальону! Почему? Кто там сидит, наверху? Чем думают? Казалось бы, чего проще, сделать как у немцев! Скопировать, как уже было с их солдатскими котелками! У немцев, к примеру, у каждого солдата, на шее был обязательно алюминиевый овальный жетон с просечкой посередине. У убитого похоронная команда или сослуживцы обламывали половину и забирали с собой. Вторая часть - оставалась на убитом. Найдут человека с целым медальоном, значит - пропавший без вести, а с половинкой - он учтен и место его гибели известно. Кроме того, медальоны удобны: проверять их старшинам одно удовольствие - бойцам только пуговицу расстегнуть! Все организовано, все продумано до мелочей! Вот бы и нам так! Но мы, весь Афган, все с записочками и проходили...
   В отличие от солдат (так и хочется предположить крамольное: что их учитывать?), у офицеров жетоны были: небольшие, овальные, алюминиевые, с личным номером и надписью " ВС СССР." Носили их, где придется: на шее, в кармане, ключах, браслетах. Я - в "пистончике" брюк, уповая на целостность своих "половинок"
   Перед самым выходом, всем бойцам было приказано, в целях маскировки, спороть красные погоны, в которых мы ходили, как и положено мотострелкам. Решение правильное: алые погоны видно за версту! И как это мне раньше в голову не приходило? В Союзе об этом даже не задумывались! Ведь действительно, главное назначение военной формы - быть максимально приспособленной для боя. А тут, как на свадьбу собрались! Но тогда возникает резонный вопрос: почему вся пехота Советской армии продолжает ходить в красных погонах? Эта форма для чего: для мира или для войны? А если для войны, значит тоже, как и здесь, придется спарывать? Сотни тысяч красных погон - на помойку? Какой-то абсурд!
   Одновременно, я и многие офицеры спарываем свои офицерские погоны, цепляя звездочки прямо на китель, чтобы не выделяться для снайперов. Наверное, зря, мы все равно выделяемся: портупеями, полевыми сумками, радиостанциями. Помощник НачПО по оргпартработе к-н Чечель обвиняет нас в позорной для офицера трусости. Мы, в свою очередь, приводим статистику гибели офицеров из-за бросающихся в глаза отличий в форме. Какой смысл в дурацкой браваде? Мнения разделились, каждый остается при своем. Командование бригады - в стороне, не настаивает и не третирует. Но спор подтверждает: с нашей формой что-то не то.
   На смотре не было еще одной "вещицы" - обязательных флажков! Представить такое в Союзе было немыслимо!
   Здесь же, сразу стало понятно: махать флажками - полный идиотизм! Это все равно, что напялить на себя желтый балахон кришнаита среди серо-зеленой массы! Не успеешь сказать даже "Харе...", как Кришну будут славить уже другие, более мудрые воины.
   А там, в Союзе, флажки были у каждого офицера в чехольчике на ремне: белый и красный. Главная их задача: обеспечить визуальное управление подразделениями на марше и поле боя в режиме радиомолчания. Схема команд содержалась в Строевом уставе.
   Флажки я не любил. Они помехой болтались на ремне, норовя попасть между ног и прищемить самое дорогое. На учениях, флажки как назло, застревали в самый ответственный момент, когда на глазах начальства, надо было соколом выпорхнуть из командирского люка. Единственное, на что флажки годились - это подавать команды на стрельбище, да стучать по каскам нерадивым бойцам, лупившим из калаша куда не глядя.
   Зато, как красиво смотрелись флажки с генеральской вышки, на высоком полигонном холме, на учениях в Союзе, где среди бескрайнего поля последовательно, из батальонных колонн в ротные, затем, во взводные, синхронно развертывалась железная лавина полка! Да что там полка, - дивизии!
   Зрелище завораживало. Равнодушных - не было. Только ради одного этого стоило затевать учения! А командование, как судьи на фигурном катании, строго оценивало синхронность, быстроту и ровность линий.
   И вот - апогей учений, самый красивый момент: развертывание в боевую линию! Команда - и с командирских машин четким пунктиром заалели флажки: "Внимание!" Через секунды, их дублируют командиры поменьше, и тут, среди зеленого поля, яркими маками, разом взмывает море красных флажков! Тут же, к красным добавляются белые ,флажки раскидываются в стороны - "В боевую линию!" И лавина мгновенно развертывается для атаки!
   Мощь и непобедимость! Комок в горле! Все понимают: враг обречен! Какие там снайперы, когда дивизия наступает? Закатают в асфальт!
   Подумать только, сколько кровушки было выпито у офицеров из-за этих самых флажков, сколько выговоров объявлено, сколько бессонных ночей потрачено, сколько командирской смекалки проявлено! Особенно с красной материей, монопольно принадлежавшей политотделам.
   А начальство, на смотрах, все фанатело, придирчиво, как на показе мод, прохаживаясь перед строем.
   Спрос рождал предложение. Возникали даже целые стилистические направления моды на флажки: классика, минимализм, модерн... В каждом полку устанавливалось строгое однообразие: какие и из чего должны быть чехольчики, какие ручечки, крашеные или под лаком, каков цвет. Особо удачливые "дизайнеры" даже могли рассчитывать на успех в карьере...
   И вот, теперь, флажки не нужны! Как ненужным и устаревшим оказалось многое...
   Готовясь к рейду, часть офицеров, подглядев у летчиков, скрепляет рожки автоматов по два, "валетом", связывая их жгутом или изолентой. Я так не делаю: автомат становится громоздким и тяжелым. С летчиками понятно: они их связывают, чтобы не таскать подсумки, а нам-то зачем? Перезаряжать придется все равно, а в подсумок они не залезут. И главное, есть серьезная опасность погнуть или забить песком отверстия магазина - 100% задержка при стрельбе!
   За каждым батальоном закреплен свой особист - контрразведчик, "молчи-молчи" по-нашему. У нас - капитан, свойский мужик. Вечерами частенько гостит в офицерской палатке. Болтает с нами о том, о сем, "про жизнь", как я с солдатами. Но мы-то понимаем: обстановка сложная, враг не дремлет, на нас надеются. Одним словом, мастер.
   Кроме общевойскового, бригадного, политотдел проводит и свой смотр готовности политработников к рейду. Мы, как коробейники, раскладываем предметы своих трудов и ждем "высочайшего вердикта" шефа. А раскладывать было чего.
  
   Как и на учениях, в Союзе, на каждую боевую машину назначался агитатор из числа наиболее подготовленных солдат. Ему готовилась специальная папочка с агитматериалами для бесед. Предполагалось, что в перерывах между боями, он будет "агитировать" своих товарищей, разъясняя политику партии, правительства и т.д.
   Любимый сюжет для съемки армейских корреспондентов! Почти классика жанра. Так и представляешь: в центре, с газетой в руках, чтобы видно было название, сидит агитатор, а вокруг, любопытной кучкой, сгрудились солдаты, словно им вот-вот зачитают долгожданный приказ на дембель.
   Под снимком обязательная надпись: "Бойцы командира такого-то изучают материал XXV съезда КПСС" Надуманность этой сцены вызывало улыбку. Даже мне, политработнику, представить такое было невозможно. Но начальство требовало. Будет, не будет, агитировать - это дело десятое, а папочки с материалами вынь, да положь!
   Кроме агитаторов, на каждый взвод назначался редактор "боевого листка". Ему готовился пенальчик из- под выстрела от гранатомета, куда укладывались бланки "боевых листков" с карандашами.
   Для вывешивания "боевых листков", сколачивались специальные стойки с фанеркой на коле от палатки. Якобы, после боя, где-нибудь на привале, воткнут эту стоечку с "боевым листком" и все кинутся его читать. На деле, читал бы его только я (чтобы чушь какую-нибудь не написали), да залетные проверяющие. И если в расположении бригады "боевые листки" имели хоть какой-то смысл, то в рейдах, это становилось полным идиотизмом, бестолковой тратой драгоценных минут отдыха. Это стало понятным почти сразу.
   Поэтому, не "бодаясь" с начальством, мы вскоре молча забросили это дело и папки агитаторов, пеналы редакторов, стойки боевых листков успешно валялись в машинах до очередного политотдельского смотра. Но главной головной болью каждого ротного замполита была походная ленинская комната. Я долгое время считал , что это - чисто наше, советское, изобретение, так сказать, "агитационный перегиб". Как же я был поражен, когда в "Похождениях бравого солдата Швейка" узнал, что "походным" был даже алтарь у фельдкурата Каца! Вот, оказывается, откуда "ноги" растут! Просто у капиталистов был боженька, а у нас - Владимир Ильич.
   Как выглядел походный алтарь, Гашек описания не оставил, а ленкомната у меня, в Афгане, была в форме фанерного ящика - планшета 1*0,8 м, раскладывавшегося, как книжка. Этакий политработничий "складень". Внутри, ( исправляя ошибку Гашека, перечисляю только для истории) на ватманских листах, обязательно строго по перечню, находились:
   - портреты членов и кандидатов в члены политбюро ЦК КПСС
   - заветы Ленина и требования партии к ВС СССР
   - краткие выдержки из материалов последних съездов и пленумов КПСС
   - выдержки из речей и книг Л.И. Брежнева.
   - успехи страны на стройках пятилетки
   - империализм - источник войн.
   Но это - только на одной стороне "складня"! На другой - "дела роты": информация об Афганистане, фото отличившихся в боях, список актива и листок "Молния".
  
  
   Самое сложное - было умудриться, ничего не упустив, все это впихнуть в ограниченное пространство. Перечень строго контролировался. Эту нудноту никто никогда не читал. Разве что наша "политработничья братия", обреченная на это самой службой: я, как главный "творец", НачПО с офицерами политотдела на строевом смотре, да проверяющие из Кабула. Для них же ленкомната, что походная, что стационарная, была настоящим подарком судьбы, золотым дном. Глянул - и ты уже не зря жуешь свой политработнический хлеб.
   Поэтому, как не изгаляйся наш брат-замполит, а все одно, какую-нибудь архиважную цитатку да пропустишь! Вот уже проверяющему - и маслице на хлеб!
   К примеру, едет человек изучать состояние идеологической работы в бригаде, а в ленкомнатах об этом - ни слова! Крамола и идеологическая слепота! И это в то время, когда в Афганистане бесчинствуют западные разведки, разбрасываются антисоветские листовки!
   Следом едет другой, по дисциплине... Правда, в ленкомнате есть могучая отмазка: слова самого В.И.Ленина. Но этого уже недостаточно. И скажут: мало того, что в подразделениях бардак, у них даже в ленкомнате о дисциплине нет ничего!
   Несмотря ни на что, в рейдах наша ленкомната оказалась штукой нужной, полезной и даже незаменимой. Она у нас служила "армейским достарханом" - обеденным столом. Положишь "складень" на камешки, газетками застелишь и - готово: старшина уже сервирует "разносолами"! А нарисовались где-нибудь, на горизонте, кабульские камикадзе - проверяющие, - газетки убрал, ящичек развернул и к борту БТРа прислонил. Наглядная агитация - в действии! А если еще и солдатик любопытный какой-нибудь подойдет, дескать, что это там выставили - вообще бальзам для проверяющих: народ интересуется! Замполиту - зачет!
  
   К счастью для нас, проверяющие из Кабула ездить к нам в рейды почему-то не любили, а "пили кровь" исключительно в местах постоянной дислокации, поэтому, мечта каждого
   из нас была одна: скорее в рейд, где свобода, риск, настоящее, без показухи , дело.
   Однажды, когда очередной раз "чесали" Кандагар, я мотанулся в бригаду что-то дополучить и попал как раз " из огня в полымя" : прямо в руки изнывающих от скуки проверяющих! Бедняги извелись, их можно было понять: проверять-то надо, командировка кончается, а все, как назло, в рейде! И вдруг, подарок судьбы: свежая кровь! И пока я получал необходимое, они, вцепившись клещом, ходили следом, пытая: как у тебя это, как у тебя то? А походная ленинская комната, где? Как, где,- отвечаю, - как и положено, в рейде. Желаете посмотреть? Поехали со мной - все покажу! Сами убедитесь. Не-е-е, мы не можем, - отвечают. У нас сегодня - борт на Кабул! Недостатки тебе, конечно, устранить надо: документацию подправить, "боевые листочки" обновить. Хоть протоколы партийных собраний роты у тебя посмотреть не успели, да ты и сам знаешь: съезд партии только прошел, в свете его решений... Ну, будь! Успехов!
   Первый рейд сразу показал: агитаторы, якобы "проводящие" беседы; "боевые листки", "выпускаемые" между боями; походные ленинские комнаты, - все это давно отжило, закостенело, покрылось вековой пылью, еще с гражданской. Тогда не было ни газет, ни радио, а неграмотных солдат надо было как-то агитировать за Советскую власть. И это было оправдано, а сейчас-то зачем? Но, сказать это напрямую, дураков нет: не поймут наверху! Навешают ярлыков, обвинят в политической близорукости, пошлют к дессиденту свору проверяющих, и останется "умник-правдолюб" вечным начальником клуба. А еще "подставишь" своего командира, подпортив карьеру и ему. Кому это надо?
   Поэтому, и после Афганистана, в Союзе, я продолжал носиться с походными ленкомнатами, фанерками для "боевых листков" и папками агитаторов.
   Смотр завершен, но "шеф" не доволен, назначает новый. Мы понуро разбредаемся, унося свое добро, переделывать, переписывать, перекрашивать.
   Перед рейдом, данные всех солдат заношу в специальную "портянку", оставшуюся еще с Бабочино. Очень удобно: знаешь, кто - в какой машине, полные Ф.И.О. бойцов, чем вооружены, расположение машин в колонне.
   Наконец, к рейду все готовы: боеприпасы загружены, техника заправлена, сухпай получен, водой запаслись. Ждем приказа.
  
  

Волчьи ямы

   И вот - свершилось! В ночь с 22 на 23 апреля 1980 года наш батальон получил приказ: совершить марш по маршруту г. Кандагар - Теринкот, с прочесыванием, во взаимодействии с батальоном афганской армии, населенных пунктов и уничтожением банд мятежников.
   О проблемах Теринкота мы уже знали. Непокорившийся революционный город, как броненосец Потемкин среди душманского моря, был в кольце продовольственной и энергетической блокады. Очередная попытка властей прорваться в город с грузом продовольствия - провалилась. Афганцы разбежались, побросав машины с зерном. Не обошлось и без предательства: многие специально загоняли грузовики в кювет. Все досталось душманам.
   Позывной батальона "Коса-42", нашей роты - "Каштан". В роте - двенадцать бронетранспортеров с номерами 120 - 129 и два еще у гранатометно-пулеметного взвода: 141 и 142-ой. Идем в составе главных сил батальона. 1 мср - "Клен" в разведке и ГПЗ, 3 мср -"Желудь" в главных силах и ТПЗ. До всех доведены кодовые слова для скрытого управления: 200-ый - убитый, 300-ый - раненый, БТР - "коробочки", самолеты - "крылышки", вертолеты - "вертушки", минометы - "самовары"", снаряды - "огурцы". Две красные ракеты - сигнал о нападении и просьба о помощи. Афганские подразделения - "друзья". Наша колонна - "ленточка".
   Проходим окраины Кандагара. Справа тянется красивый, выложенный серым гранитом забор ООН-овского городка, ставшего для бригады своеобразной реперной точкой маршрута.
  
   По обочинам - уже привычные стайки смешливой афганской ребятни. Мы, для них, - развлечение. Кто-то на костылях - последствия полиомелита. Сразу вспоминается информационная сводка: страна - на 119 месте по здравоохранению. Детвору жалко: босые и плохо одетые. С бортов к ним традиционно летят пакетики сахара. А сидящий на обочине старик, недоуменно крутит в руках нашу банку с консервами из сухпая - кто-то расщедрился из солдат. Но, видать, ужин бойца пропал зря: старик подносит "странную штуковину" к уху и, прислушиваясь, трясет...
   На узких улочках - непривычные после нашего затворничества, шум и толчея: велосипедисты, лошадиные повозки, торговцы с тележками. А среди них - бесконечно снующие во все стороны "шайтан-машины": юркие, трехколесные, мотороллеры- "такси", с будкой для пассажиров. Сумасшедший дом! Правил - словно не существует!
   Потные, матерящиеся, с выпученными глазами, вцепившись в руль, как бедняги провинциалы на дорогах Москвы, наши бойцы еле успевают притормаживать перед шайтан-таксистами. Но те, словно играя, уворачиваются, и уличный слалом продолжается.
   Мы - как на иголках! БТР - машина высокая, окошки маленькие, бокового обзора нет, а ну, задавишь кого? Скандал! Отвечай потом! Может, у них вообще за это - смертная казнь?:
   Город, наконец, пройден. Переводим дух. Позже узнаем, что правила, вроде как и есть, и запомнить легко: чем крупнее машина, тем больше у нее прав! Самый "правильный", в смсысле прав, - танк, он - на первом месте. Наш БТР - чуть "неправильнее", - на втором. Поэтому, главное правило: едь, куда надо, народ по-напрасну не дави, но и не дергайся! А попадет кто под "танк" - сам виноват: глядеть надо! Хорошие правила, логичные.
   За городом к нам присоединяются "друзья": афганский "батальон" - от силы полторы роты. Афганцы идут без брони, на открытых грузовиках, в колонне главных сил батальона, между нами и 3 мср. Идем ходко. Командир тыловой походной заставы (ТПЗ) взводный 3 мср Симаков регулярно докладывает о прохождении узловых точек маршрута. Никого на броне нет - идем по-боевому.
   Начинаются предгорья. С любопытством рассматриваем новые места: это наш первый выход за пределы Кандагара. Хронику 1-го рейда записываю подробно, как дневник: материал необходим для ежедневного политдонесения замполиту батальона. Но в дальнейшем так не делаю, опасаясь, как и многие, "молчи-молчи": еще пришьют какую-нибудь крамолу! А жаль. Эти скуповатые записки, словно машина времени, прочитал - и уже в Афгане, в далекой юности.
  
   24.04. "С вершины горы обстреляны душманами. Настроение у всех боевое.
   Обстреляли гору из АГС и ПК".
  
   Идем серпантинами. Горы плотной стеной подходят к дороге. Где-то там, наверху, засели духи. Пули звонко бьют по броне, не причиняя нам вреда. Даже забавно, словно кто-то снаружи постукивает монтировкой. Но колеса пробивают все. Тоже не беда - идем на автоподкачке.
   Чтобы не крутить башнями на всякий выстрел, решено развернуть их " елочкой", поочередно вправо-влево - так каждая машина наблюдает и ведет огонь только со своей стороны.
   Выявился и первый конструктивный недостаток БТРа для горных условий: мы не можем вести ответный огонь из башенных пулеметов, основного оружия машины. Угол подъема оружия - недостаточен. Начинаем огрызаться, лишь когда горы отступают. Но нас выручает зенитная установка ЗСУ-23-4 "Шилка", "вертушки" и "крылышки", утюжа вершины. Интересно, раньше я никогда не видел бомбежки, ну разве что в кино, в черно-белой хронике. А здесь - в цвете! И от этого, она кажется какой-то ненастоящей. Бирюзовое небо, зеленовато-коричневые горы... Идиллия! Кажется, сейчас, где-то здесь, пройдут туристы. Но вот, из-за горной гряды, выныривает пара наших серо-голубых МИГов. От них отделяются маленькие серебристые точечки и через мгновенье, вершины покрываются черными шапками разрывов! По броне, упругой волной, бьет горячий воздух. Во, как мы их! Нервы щекочет азартное возбуждение, я с гордостью ощущаю себя частью великой военной машины. Все, идиллия закончилась, с этой горы больше не стреляют.
   Записываю в блокноте итоги первого дня.
  
   "На отдыхе - разбор недостатков:
   - слабая бдительность
   - выглядывают и вылезают из машин без оружия и снаряжения.
   - водители не проверяют заправку БТР маслом, водой, топливом.
   - пулеметчики БТР плохо наблюдают.
  
   Остановились на ночлег. Взвода получили задачу занять оборону по вершинам сопок, основные силы разместились в лощине. Задачу поставил на занятие обороны по обратным склонам: люди здорово просматриваются на фоне неба. Обеспечил широкую полосу перекрестного огня.
   Ночью проверил охранение. Несмотря ни на что, сладко дрыхнут ряд. Егенов и Емец. Завтра поговорить со взводным.
  
   25.04. Деревня Атенгеш. Обстреляли ГПЗ, 1 роту. Комбат по радио: "Кто без оружия - в того не стрелять! Докладывают: к двум машинам бегут люди, у некоторых - оружие., Комбат: "машины и людей - уничтожить!"
   Весь день ушел на проход перевала Фардж, с крутыми подъемами, спусками и поворотами, в ожидании обстрела. Перед проходом, все пещеры и подозрительные места обработали "крылышки", "вертушки" и охранение из пушек и пулеметов. Не обошлось без курьезов. БТРы в крутые повороты не входят и приходиться сдавать вперед-назад. Руководят командиры машин. При развороте водитель 129 БТР Конюхов, вместо 1 передачи, дал задний ход и завис мостом над пропастью. Командир машины мл. с-т Ламбов уцепился за нее, словно мог удержать.
   По радио: в 3 мсб - 200ый. Убили сержанта и сожгли бензовоз.
  
   26.04 Подъем в 4.00. Тронулись в 5.30. Разведка доложила: на дороге свежие следы легковых машин. "Шилка" не вписалась в поворот и сползла в пропасть. Все люди живы. Они даже сами пытались выехать, но съехали еще ниже. Наши ребята обложили "Шилку" сзади камнями, чтобы не сползала. К утру должны прислать тягач и вытянуть. Пока решали с "Шилкой", старшина Быков, любитель живности, с ребятами поймали какого-то зверька, типа хомячка. Радовались как дети. Нашли дикий лук: неплохо к рациону.
   Очень сложные дорожные условия. Деревни словно вымерли. Ишаки, собаки, брошенные кочевья, людей - нет. На холмах - выложенные из камня амбразуры, за ними - движение неизвестных. Идем по-боевому, в готовности открыть огонь. Стали попадаться замаскированные "волчьи ямы".
  
   Ямы стали неприятным сюрпризом. В БТРах мы чувствовали себя в полной безопасности. Гранатометов и крупнокалиберных пулеметов у духов еще не было, мин не встречалось, а их стрелковое оружие вызывало, скорее, музейный интерес.
   Первые трофеи рассматриваем, толпясь, и вырывая друг у друга, как школьники в музее, где вдруг открыли витрины и дали, наконец, потрогать. Мы, словно одномоментно, прикоснулись ко всей истории вооружения: какие-то фузеи, кремневые ружья с диковинными прикладами, винчестеры! Не хватало только луков со стрелами.
   Поэтому, остановить нас могли только "волчьи ямы". И духи их делали мастерски! Выбирался грунт, яма накрывалась ветками, циновками, присыпалась песочком. Сверху, для убедительности, прокатывалось колесо, с хорошо читаемым протектором. Все, яма готова, жди "гостей"! Место для таких ям выбиралось особенно тщательно, чтобы сработало наверняка. Крутые повороты, съезды у мостов, "бутылочные горлышки" - самые "любимые" места. Где же такого не было, устраивался специально подготовленный объезд. Все это, мы сразу испытали на собственной шкуре. Стоит, к примеру, на дороге сгоревший танк или машина, а сбоку - объезд. Все, жди яму и снайперов поблизости! Снайперы сидели как на охоте, ожидая, когда кто-нибудь вылезет цеплять трос. И вылезет обязательно! До сих пор холодеет внутри, как представлю: какой нравственный выбор предстоял экипажу! Словно сам там, внутри, с бойцами, в душной и тесной бронированной коробке. Вот, машина, подняв тучу пыли, с треском ухнула в яму. После секундного оцепенения все переглядываются: кто пойдет? Цеплять трос - почти верная смерть! Водитель? А убьют, кто поведет? Главное, кого пошлет сержант, такой же, в принципе, солдат, как и все? А пошлет, выполнит ли кто-нибудь его приказ? А если откажется, что он, сержант, сможет ему сделать? Да ничего! А значит, - идти самому. Вот, он - "момент истины", кто чего стоит!
   Так, по рассказам, погиб лейтенант, командир танка, когда его подчиненные, один за другим, идти отказались. Убит, пулей в голову. С него не стали снимать шлемофон, так он в нем и лежал, на медицинских носилках, у перевязочной.
   Положение бы спасли дымовые шашки, да кто знал? У нас их не было. И ребята под огнем выходили и цепляли. Смог бы я так? Не знаю. Но должен был: офицерское звание обязывало.
   Таких геройских парней мы обязательно представляли к награде. Но награды приходили не всем. Обидно. Чем руководствовались там, наверху, в наградных отделах? Маловато геройства или неубедительно написано? Кто их разберет... Награды тогда давали скупо. Раненым - поголовно, а остальным - как повезет.
   Но вскоре, в борьбе с ловушками, в бригаде нашли выход. Один БТР становился сбоку попавшей в яму машины, прикрывая бортом от огня, другой - подходил сзади или становился спереди. Боец, через боковой люк, вылезал наружу, цеплял трос и машину вытягивали.
   Положение изменилось, когда впереди пустили ИМР (инженерную машину разграждения) бронированную, на базе танка, с огромной клешней - манипулятором и бойцом - оператором за бронестеклом.
   Саперы каким-то особым чутьем навострились угадывать эти ямы. Вот, вроде бы обычная дорога, но что-то в ней не так! Какая-то подозрительно правильная, излишне аккуратная! Лучше бросить камешек, проверить, а вдруг? ИМР брала клешней с обочины здоровенный булыган и бросала в подозрительное место. Раздавался треск, летела пыль - яма! Тут же туда шли другие каменюги и - ямы, как не бывало! В этот момент я всегда злорадно представлял состояние духов, в азартном нетерпении ожидавших совсем не такой развязки. Всю ночь они, не разгибая спины, долбали кирками горную породу, копая яму на "мамонта",всю ночь ишаками вывозили грунт как можно дальше, для маскировки. И вот, наконец, едва утерев пот, только-только уселись в засаду, как вдруг, приползает какая-то зеленая хреновина с клешней, раз - и все труды насмарку! И оставалось духам - только в бессилии шмалять из "буров" по бойцу за бронестеклом, да выдумывать свой афганский мат!
   На привале, из любопытства, идем к ИМР: смотреть бронестекло. Удивительно, никаких повреждений, только еле заметные точечки от пуль!
   А, вскоре, и мы научились угадывать душманские засады. Сердце тревожно сжималось, когда подходили к поворотам, объездам, мостам: слишком дорогой ценой достался нам этот опыт. Даже годы спустя, на мирных российских дорогах, я продолжал, по привычке, "дергаться" на все подозрительные места.
   "Встретили пещеру, которая быстро закрылась дверцей. Туда послали "штатный". Видно самое душманское место! На дороге встретили подбитый афганский танк и машины - работа душманов. ИМР закидывает "волчьи ямы" и сбивает в сторону ствол танка - тот был развернут поперек дороги.
   С развалин обстреляли кран. Ну и достается этому крану! Развалины обработали танки. Выбежал человек с автоматом. Уничтожен.
   В первые минуты боя, часть БТР роты, мгновенно лишилась связи, а заодно и фар перед командирским люком. Оказалось, что при ведении огня с поворотом башни вправо, спаренный пулемет разносит фару вдребезги, а потом и срезает антенну. Фары тут же поснимали, а антенны установили на корму.
   Подошли к деревне Туркменкалай. Опять обстреляли кран, который идет впереди. Бьют из крепости на другом берегу реки. Крепость обстреляли из танков, но огонь продолжается. Охранение попало в "волчью яму". Кругом сады, пшеница, абрикосы, персики, шелковица, уже зеленые. И это - в апреле!
   Деревня словно вымерла. Ходят куры, ишаки, телята, а кругом - обманчивая тишина. И почему люди в мире не живут?
   Со стороны деревни ведется снайперский огонь, но, засечь откуда - невозможно. Дома все глинобитные, с маленькими окошечками - амбразурами. Каждый дом - крепость.
   Рота вышла в линию машин на пригорок к садам, откуда деревня хорошо простреливается. Задача: обеспечить спокойную работу ИМР по эвакуации из ям машин охранения.
   Ямы держат под огнем снайперы. Убит солдат, который пытался прицепить трос. Ранены еще двое.
   При эвакуации из ямы - ловушки 321-го танка погиб наводчик Завистинавичус Альгирдис. В гранатометном взводе ранен наводчик ряд. Азимов.
   Снайперов никак не засечь. Бьем наугад по амбразурам и крепости, откуда ведут постоянный огонь. В крепость засадили снаряды танки. Она дымится. В стенах - дыры. Огонь стихает, но голову высунуть нельзя. Загорелся дом, где сидел снайпер. Приказал пулеметчику БТР наблюдать: кто-то обязательно должен выбежать. Точно! Выбежал человек с винтовкой. Врезали из ПКТ. Низко! Сразу же туда бьет "Шилка". Все завалилось.
   Ранен боец гранатометного взвода Холманов".
  
   До боли вглядываюсь в "мертвую" деревню. Наших держит проклятая крепость на другом берегу. В командирский прибор отчетливо вижу ее в дыму и разрывах. По ней, коротко порыкивая очередями, работает "Шилка". Снаряды разносят в щепки толстые деревянные ворота, от глиняных стен летят куски. " Так им, так!" - сердце поет в восторге от этой мощи и силы. Вдруг, из пыльного месива, петляя, перебежками от камня к камню, выскакивает душман! Вот, опять упал за камень... Кричу наводчику пулемета: "Вот, у ворот, видишь, побежал?" А-а-а, ни черта не видит! Мигом сгоняю бойца с сиденья и сажусь сам. Быстро навожу на знакомое место... Там или не там? И тут, из-за камня, неожиданно, как черт из табакерки, выскакивает душман! В волнении, путаю кнопки автоспуска и жму на КПВТ - очередь разрывных МДЗ разносит того в клочки! За моей спиной - радостные возгласы солдат. Я - окрылен, меня распирали гордость, как музыканта при буре оваций. С важностью говорю солдатам: учитесь на чужих ошибках! Прописная истина: при перебежках - обязательно отползать в сторону, иначе снимут, как в тире!
   К вечеру, отходим под огнем и занимаем круговую оборону. Завтра - четвертый день рейда.
  
  

Черный день

   27 апреля 1980 года. Черный день. Первые потери в батальоне. Первый настоящий бой роты. Первый наш раненый. И первый мой бой, в котором я не был. Бой - непонятный, неумелый, комом, как первый блин. Но запомнился он не этим, а неожиданной отвагой солдат, поразившей всех офицеров. Это было открытие! Рухнули все стереотипы! Оказалось, что те "пацаны", которых мы ругали, "воспитывали", даже самые последние разгильдяи, - золото нашей армии! Мы словно прозрели.
   Это все, что осталось в моей памяти, засело в ней навсегда. Нет хронологии, точных деталей, одни ощущения...
   Перед нами - все та же деревня. Там, в садах, на окраине, ведет бой 1 рота. Оттуда долетают шальные пули, натужено жужжа на излете. Забавно: мне они напоминают больших и важных шмелей, которых так много по весне в России.
   Стоим в колонне с "друзьями", ждем приказа. На душе - смесь тревоги и азарта. Спрыгиваю с брони: сидеть невмоготу, надо чем-то заняться. Кто-то говорит, что только что погиб замполит 1 роты Захаров. Не верю абсолютно!
   "Убит Славка Захаров" - бред какой-то! Да его я только сегодня видел! Нас не могут убить! Из штаба - озабоченный ротный: "Ну-ка, комиссар, давай в машину! Не хватало, чтобы и у меня замполита убили! Значит, это правда... Надо довести до солдат геройскую гибель замполита - вспоминаю я как учили нас в училище. Быстро беру "боевой листок" и пишу: "Бойцы! В бою геройски погиб замполит 1 мср л-т Захаров. Отомстим врагам за его смерть!" отдаю листок в первую машину с приказом прочесть и передать дальше. Передать не успевают. Приходит наш черед.
   Разворачиваемся в боевую линию уже под огнем. "Друзья" - в пешем порядке, идут с неохотой, пригибаясь и шарахаясь от каждого куста. Приходится спешиться нам, иначе не выполнить задачу.
   Идем сквозь сады. Противника пока не видно. Недалеко звучат очереди: непонятно, мы стреляем или по нам? А теперь стреляют уже с тыла! Командир матерится: "друзья" не прочесали сад! Ну "друзья", мать их! Сплошная обуза!
   Сад тянется до самой речушки. За ней, на возвышенности, весь в садах - Туркменкалай. Разбитая крепость еще дымится. Мы - на крутом берегу, за дувалом, под деревьями. Отсюда деревня хорошо просматривается. Откуда-то бьют снайперы. Беру снайперскую винтовку у бойца, стараясь обнаружить откуда, - бесполезно!
   Я не знаю, какая точно перед ротой задача. Я - зритель. Ротный держит меня при себе, бережет, наверное, чтобы не убили, как Славку: летеха зеленый, замполит... Что он умеет, ура только кричать?
   Меня не покидает ощущение какой-то нереальности, зазеркалья. Я словно раздвоился и вижу себя со стороны, как бы сверху. Все словно в кино! Мелькают отдельные кадры. Вот, полубегом, бойцы 1 мср несут раненого... Рука его безвольно волочится по земле, а на ноге почему-то нет сапога... В голове - пустота, лишь одна мысль: "Вот оно, оказывается, все как! На войне-то..." Вот я - не я, а актер (довольно правдоподобно играет) берет в руки винтовку... Вот - ротный (ну очень похож!) что-то говорит по рации..., бойцы... Кажется, вот сейчас режиссер возьмет и скажет: "Стоп, снято!" - и все встанут, отряхиваясь, и , дымя сигаретами, весело примутся обсуждать снятый дубль...
   Я поражен, всеобщим боевым порывом. Это - как боевой шок! Отвага - до безрассудства! Словно впереди - не какой-то там Туркменкалай, а "позади - Москва!" Случаев трусости - нет, приходится даже сдерживать особо горячие головы, как Быкова - "суперменит" в одиночку.
   Вдруг, наши заклятые "друзья" подозрительно осмелели, словно им пришел страховой полис от Бога. Что-то прокричав, они спускаются к реке и спокойно идут вперед! Кто-то демонстративно повесил на плечо автомат, засунув в ствол цветочек, кто-то присел попить водички, дескать, они здесь не причем. Поразительно, но по ним даже не стреляют!!!
   И тут же, следом, третий взвод, в атаку, перебежками, через реку, мгновенно вскипевшую от пуль! Кому тогда, нахрен, все это надо? Нам, или им, с их революцией? Я их уже ненавижу!
   Третий взвод залег. Где взводный Яковенко? Взвод в атаку поднимает Быков. Кто-то из наших ранен, двое переносят его через реку. Прикрываем их, как можем, огнем. Оказывается, ранен замкомвзвод 3 мсв мл. с-т Виктор Виасенко, в шею, навылет. В голову целят, сволочи! Его выносят из боя Кенесариев и Адаев. Шея у Власенко перевязана, китель - черный от крови и плотно облеплен мухами. Пытаемся согнать - не улетают, жадно присосавшись к ткани! Сейчас, когда режиссеры- киношники щедро, для достоверности, заливают "раненых" ведрами бутафорской крови, я не верю. Мухи, гудящие вездесущие мухи, вот это - достоверно!
   Власенко держится молодцом, даже улыбается! Может быть - шок? "Как дела Власенко?" - не найдя, что сказать, бодро спрашиваю я. Так обычно говорят врачи с безнадежно больными. Власенко что-то мычит и, улыбаясь, показывает вверх большой палец. "Ну, тогда все до свадьбы заживет!" - успокаиваю я.
   Власенко, улыбаясь, показывает уже два пальца! "До второй свадьбы заживет!" - подсказывают солдаты. - "Он женат!"
   Власенко остался жив. После ранения, какие-то придурки, всего на несколько месяцев, прислали его опять к нам, в роту, дослуживать - "добивать". Но мы его сберегли. В рейды не брали, а был он у нас вечным дежурным по роте.
   Поступает приказ на отход. Отходим в район сосредоточения, занимая круговую оборону.
   А я до вечера "пережевываю" прошедший бой - не могу успокоиться. Нет Славки Захарова... Раз - и нет! Как, оказывается, все буднично и просто. Жизнь ничего не стоит, ни твоя, ни чужая.
  
   Обычно убитых выносят с поля боя к перевязочной, там - на вертолет, а дальше - госпиталь, морг и - на Родину... А мы идем дальше! Нет прощаний, нет похорон, и у нас психологически остается ощущение, что он не убит, а просто ушел куда-то, навсегда. Словно с поезда сошел случайный попутчик, с которым уже успели хорошо сдружиться: ехали, пили чай, играли в карты. Но вот, пора - его станция: ничего не поделаешь, надо прощаться! Настоящее горе будет там, в России...
   Так ушел от нас и Славка. Кроме него, в 1 мср, погибли рядовые Шуиншалин Угайдулла и Куликаев Михаил.
   У каждого когда-то был свой первый бой. Но наш - особенный. Он был первым для всех. Не было рядом, как будет потом бывалых, обстрелянных, опытных, способных поддержать, подсказать, предостеречь...
   Мы все были новобранцами и опытными должны были стать сами, кому повезет в первом бою...
   Мысли роятся, в голове - сумбур. Всего день прошел, а я словно стал старше на десять лет! И даже, вроде бы, стал что-то понимать в этой жизни, но вот что?
   Пишу политдонесение замполиту: что делали, что сделано, наиболее отличившихся, просьбы. Ломаю голову с отличившимися: уж больно большой список! А по совести, так надо бы вообще всю роту. Но пишу: Муха, Лужанский, Иманбаев, Утепов, Осипкин, Шефер. Я под впечатлением от наших бойцов: какие парни! Кто бы знал? Даже разгильдяев словно подменили! Мы с такими мужиками - горы свернем!

0x01 graphic

  
  
  
   Но это - не наша заслуга. Сейчас кто-нибудь скажет: идеологические болванчики! Напрасно! С детства, всей историей страны, с первых книжек о пионерах- героях, мы были воспитаны костьми лечь за Родину. Мы гордились своей страной, ее достижениями. Бесплатная медицина, образование, наш Гагарин - у какой еще страны это есть? 9 мая, седые ветераны, дедовская потертая медаль в заветной коробочке, старые фронтовые фотографии - это было частью нас самих.
   Поэтому, самым высоким мерилом каждого нашего шага была Великая Отечественная. Соответствуем ли? Сыновья и внуки ее героев не имели право спасовать или смалодушничать.
   Этим, наверное, и объясняется скудность наград первого "афганского" года. Не укладывалось в голове, что наши нынешние награды, могут быть хоть как-то равноценны тем "дедовским"! Ведь там была война с фашистами, а здесь - так...
   На деле же, скупые солдатские медали той поры - это ордена!
  

Мы - агитаторы

   28 Апреля.
  
   "Рано утром, на завтраке, пока весь батальон мирно стучал ложками, прямо к штабу подъехала афганская барбухайка. Из нее спокойно стали вылезать ... душманы! Что за черт?! Хвататься за оружие было поздно, но, к счастью, и без надобности. Это оказались, "наши" душманы - партийные активисты, преданные сторонники новой власти, хорошо знающие местность. Будут нашими проводниками.
   С настороженным любопытством рассматриваем новых "друзей". Там, из крепости, по нам стреляли такие же, только со знаком "минус". Очень странно видеть их так близко, а не в прицел. Одеты - своеобразно: в чалмах, жилетках, длинных рубахах, просторных штанах и резиновых сандалиях на босу ногу. У всех - пятизарядные английские винтовки, с патронташами на поясе и через плечо. Колоритный народ! Держатся уверенно и спокойно.
  
   Всех садим на БТРы и - вперед! Рота - в главных силах. Взвод Белькевича - в БРД (боевом дозоре). Пытаемся по сухим руслам рек выйти к далеким деревням. Здорово помогают активисты, легко выводят к деревне. На подходе, все население бегом устремляется к ближайшим горам: женщины, дети, самых маленьких несут на закорках. Никто не стреляет. Спокойно заезжаем в деревню. Активисты говорят что-то старейшинам, мулле и, вскоре, все жители возвращаются. Угощают холодной водой. Все разглядывают нас, а мы - их. Деревня - нищая, почти все - босиком. Наша задача: выяснить, где душманы и склады оружия. Душманов нет, а про склады сказать боятся - убьют. После беседы партийцев все жители вернулись, и собрались около машин.
   Афганский комбат провел беседу, все слушали. Мы пораздавали ребятишкам банки с кашей и сухари. На душе даже потеплело от такой встречи. А то в последнее время только пули да ямы-ловушки. Здесь же - мир: детишки, девушки, старики. Приятно. За весь день ни одного выстрела! Даже пригласили на чай! Но мы вежливо отказались.
   В этот день был полностью обед. Нач.ПО провел совещание. Узнаем: по словам активистов в Туркменкалае, из двухсот душман, из- под обломков выползло только 32. Местные власти прислали большую благодарность батальону".
  
   29 Апреля.
  
   Подъем в 3.00. Выезд в 5.00. Двигаемся на перевал. Задача: провести рейд по удаленным деревням и помочь в уничтожении душманов. Афганские солдаты распределены по БТРам. При прочесывании афганцы осматривают дома формально, идти боятся.
   На перевале - очень много ям-ловушек. Их успешно засыпают. Снайперы бьют по тримплексам. У меня - 3 попадания, но все рядом. Пробили шину. Сломался 121 БТР Алила Ахмедова. Он под огнем подцепил трос. А "друзья" уверяли, что на перевале стрельбы не будет!
   Прочесываем несколько деревень. "Друзья" идти боятся - выпихиваем их из БТРов пинками.
  
   После перевала вышли к городу на берегу реки. Такой радушной встречи я еще не видел. Все население вышло навстречу. Кругом национальные афганские флаги - три полосы: черная, красная и зеленая. Все хлопают, машут руками, улыбаются. На центральной улице - не проехать. Так только встречали в 1945 в Европе наших солдат - освободителей! Все подносят нам холодную воду. Наши раздают сухари. Детишки снуют. Даже женщины почему-то без паранжи, хотя немного закрываются. На нас это подействовало смягчающе. Вышли на окраину, встали на отдых. Рота - в охранении. Поставил задачи, проинструктировал. Буду проверять в 4.00.
  
   30 Апреля.
  
   За ночь недостатки: отделение Утепова спало. Плохо организована служба у Синёва С.А. По несению службы к 1 мая выпущен "боевой листок". Выспались отлично. В 9.00 выехали на митинг тремя машинами в город. Народу около тысячи. Богатые горожане с оружием, маленькими испанскими малокалиберными пистолетами. Под жилетками - патронташи. За время митинга, очень колоритного по форме (вот бы где мой фотоаппарат!) посмотрел жизнь восточного города. Поражает какое-то общее единение, "общинный" дух. Мужчины сидят в чайхане, беседуют, жуют "нас". Это какой-то белый порошок. Держат его в маленьких, круглых жестяных коробочках, как у нас из- под леденцов, только с зеркальцем. Порошком все важно угощают друг друга, как когда-то наши помещики табаком из табакерок. Правда, его не нюхают, а жуют. Предлагают и нашим. Кто-то с опаской пробует, и тут же плюется: гадость! Афганцы только смеются. Смейтесь, смейтесь! Хлебнули бы нашей спиртяги! Мне дали целую горсть анаши -небольшие, пряно пахнущие серо-зеленые лепешки. Незаметно выкинул.
   Многие ходят с небольшими матерчатыми сумочками, где носят маленьких перепелок (кто побогаче), а ребятишки - просто воробьев. Постоянно достают их оттуда и тискают в руках. Зачем они это делают, не знаю. Может, бойцовые? Под крышами везде висят клеточки с этими птицами.
   Видел, как заворачивают чалму. Тонкий шелк и метров пять длиной. Ничего сложного, но уж больно ловко у них получается. Чалма наматывается на тюбетейку. Тюбетейки очень красивые, многие расшиты "золотом" и бисером.
   Женщин почти не видно. Вот уж кому не позавидуешь! У мужчин жизнь кипит, а у женщин она остановилась в четырех стенах.
   Заметил: афганцы очень любят нюхать цветы: розы, жасмин, акацию. Постоянно их видишь с цветком или веточкой, ходят, понюхивают. После митинга жители станцевали свой национальный танец. Бойцы нашей агитгруппы - тоже. Все сбежались смотреть. Полный успех!
   Батальон возвращается назад, через перевал. Расположились лагерем, у одной из деревень. Жители, как всегда, убежали в горы. Идем с афганцами агитировать. Проехались по деревне, крича в мегафон. Кто-то из местных, видно оставленных для разведки, вышел. Афганские активисты заверили, что ни одного выстрела с нашей стороны не будет, пусть живут спокойно. Обрадованные жители бросились сообщать своим. А мы пошли на речку купаться. Вода прозрачная и холодная. Постирались, наловили рыбки, которой буквально кишит любая лужа. Удивительно, но афганцы ее не ловят и не едят!
  
   Вечером попили чай из верблюжьей колючки. Закусили кашей. Узнал: подорвался на мине капитан Чечель.
  
  
  
  
   1 Мая.
  
   "Спал до 7.00 - это редкость. Построились, всех поздравили с праздником. В знак солидарности отдали часть своего пайка афганцам, которые уже два дня не ели. Им что-то не подвозят. Двинулись назад, к перевалу Фардж. Задача: подойти к перевалу, переночевать, с утра - преодолеть Фардж, осмотреть деревни и к 4 мая быть в Кандагаре. На 125 БТР Рогожина сорвало болты кардана, его тянет 124. С места стоянки со спецпропагандистом пошли по деревням: агитировать. Как всегда женщины и дети убегают в горы. Но мы на медленной скорости подъезжаем, а афганцы заранее кричат в мегафон "Братья и сестры, наши отцы и матери! Почему вы бежите в горы, ведь мы такие же мусульмане, как и вы!". Глядишь, из всяких нор, то тут, то там, появляются люди, подходят к нашим афганцам, целуются. Трогает их радушие и гостепреимство, искренняя радость, что "войны не будет". Объехали три деревни.
   Вечером весь лагерь пускал разноцветные ракеты и кричал "Ура!" Май везде май... А я даже супчиком разжился.
   Вечером подошли 142 и 143 БТР (сломан). Починили 125".
  
   2 Мая.
  
   Подъем в 2.30. Выезд в 3.00 Пошли на перевал Фардж - чертов перевал. Сломался 143 БТР, его тянет танк. Через перевал идем все. 125 БТР встал перед перевалом - отказали тормоза. Починили. Перевал преодолели удачно, без выстрелов к 8.00.
   За дни нашего "агитаторства" я все больше и больше начинаю сомневаться в успехе социальной революции в стране. И не из-за низкой агитационной активности новой власти, как думал вначале. Просто не пришло время. Большинство населения ее идеи не понимало и не могло понять. Поражала темнота, тотальная безграмотность, фанатичная, с какой-то детской наивностью, религиозность этих босых, нищих людей с натруженными и заскорузлыми от тяжелой работы руками. Искренние, но тщетные попытки партийных активистов что-то разъяснить людям, вызывали сочувствие. Но слова агитаторов уходили в пустоту. Им не за что было зацепиться. Я сразу представлял на месте активиста с мегафоном, старичка-профессора, объясняющего детханам теорию относительности Эйнштейна.
   Народ в Афганистане безгранично верил только мулле. Для безграмотных людей он был единственным окном в мир, телевидением и радио, главным и непререкаемым арбитром. У меня - атеиста, это не укладывалось в голове. Но в этом, вскоре, пришлось еще раз убедиться, остановившись в очередной деревне на агитационный митинг. Неожиданно, из толпы вышел седобородый старик, принявшийся деловито ощупывать головы наших солдат. Бойцы удивленно шарахались. Я - к переводчику: что это со стариком? "Рога ищет" - невозмутимо ответил тот, - "Мулла сказал, что шурави - все с рогами!" Мы рассмеялись. "Так молодые еще, не выросли!" - отшутился я, вдруг понимая, что афганцы могут и поверить! Мулла же сказал: с рогами! А то, что мы - без рогов, так то - "неправильные шурави", а вот следующие, вот те точно будут с рогами!
   Ну и какая тут революция?
  

Разбор полетов.

   Наконец, мы - в бригаде. Приковыляли Зато теперь можно поесть, помыться и главное, поспать как люди!
   Захожу в палатку со странным чувством: словно вернулся домой после долгой разлуки. Судя же по слою пыли на кровати - меня не было лет десять.
   Вешаю автомат у изголовья, стряхиваю пыль и с наслаждением падаю на койку! Красота! "Подруга дней моих суровых..." Как все же мало нужно человеку для счастья! Жив остался - уже счастлив. А жив, здоров, да на любимой коечке - счастлив абсолютно! Оказывается, чтобы начать радоваться любой мелочи, нужно просто снизить запросы!
   Первым делом, ставим технику, заправляем, чистим оружие, моемся и ... пришиваем погоны! Правда нам, вскоре, их придется опять спарывать, затем вновь пришивать, спарывать... И, когда этот маразм стал вызывать у народа истерический смех, командование спохватилось и о погонах "забыли".
   А мне в голову неожиданно пришел идиотский вопрос: если следовать этой логике, зачем тогда солдатам блестящие латунью пряжки? Где глубинный смысл? Мозги - набекрень: пряжки были частью нашей жизни. Еще с "кадетки" я крепко-накрепко усвоил: "пряжка должна блестеть как у кота яйца!" За недостаточный ее блеск можно запросто было схлопотать наряд вне очереди или лишиться увольнения в город. Каждое утро, на осмотре, обходя строй, старшины рот придирчиво рассматривали пряжки, сверяя их с лишь им известным "кошачьим" эталоном: достаточно ли блестят? И те сияли, пуская по стенам солнечных зайчиков! Для этого каждый из нас имел в кармане "бархотку" - кусок шинельного сукна, натертый пастой ГОИ. Обладатель крохотного ее "обмылка" считался почти куркулем. Для остальных же, в военторге продавались специальные тюбики "Осидола", едко пахнущие нашатырем. Каждая наша свободная минутка шла на пряжку, куда там коту! Старшины спуска не давали. Сколько туалетов было отмыто, сколько полов отдраено, и вот теперь, оказывается, ничто не должно выделяться и блестеть! Годы труда - насмарку!
   Конечно, пряжки никто закрашивать или снимать не стал, но было очевидно: наша форма безнадежно устарела. Современный бой требовал другого: иной системы переноски боеприпасов, удобной, незаметной, одинаковой для всех формы и накладных карманов, чем больше, тем лучше. Разложить и рассовать все, что оказалось нужным в бою, было сложновато. Особенно ИПП, который должен быть постоянно под рукой, и, желательно, не один! Но куда его ни сунь, он тут же вздувал карман уродливым пузырем, стесняя движения.
   Класть же ИПП во внутренние нагрудные карманы - вообще позориться! Я свой держал в полевой сумке, а та, как обуза, всегда валялась в БТРе. К счастью, так и не сгодился. А куда еще мостить сигналки и дымы? На ремень, где уже и так тяжелым грузом висят гранаты, магазины, фляжка? С каждым шагом, колыхаясь, вся эта гирлянда постоянно сползала вниз, собираясь гармошкой на животе. Кургузый кителек тогда неминуемо вылезал из-под ремня, позорно обнажая интимные детали нашего туалета. Это придавало всем вид босяцкий, жалкий и совсем не боевой.
   Очевидное неудобство формы стало для меня неожиданностью. Как же так? Ведь всегда говорили, что у нас - все самое-самое! Ну ладно мы, что дают, то и носим, а вот всякие там НИИ, целая академия Тыла, они-то куда смотрели, о чем думали? Словно все успокоились и закостенели в летаргическом самоупоении Великой Победой! Ведь даже у афганцев форма удобнее! А сколько уже было военных конфликтов в мире - спрогнозировали бы, а нет - так хотя бы, разведали, срисовали! Но кому это все надо? Ведь на складах, наверное, еще старой формы - под самую крышу. Носить - не переносить!
   Но "кипел" я зря. Какое-то колесико на "верху" крутанулось и, однажды, к нам приехал тыловик-генерал изучать вопрос. Собирали офицеров по-батальонно. Дошла очередь и до нас. Генерал внушал доверие: деловой и не по-генеральски демократичный. Всех внимательно выслушивал и записывал. Сразу обнадежил: "там" проблему знают. Поставлена задача в короткие сроки разработать новую полевую форму. Просьба высказываться. Нас прямо-таки распирало от собственной значимости! Наконец-то к нам прислушались! Мы ощущали себя настоящими вершителями моды. Генерал поблагодарил всех за помощь и улетел.
   Но формы мы так и не дождались. Зато получили сапоги! Экспериментальные, из сверхнового резино-пластика! Отечественная разработка! "Супер-сапоги" оказались шедевром: сверхлегкие, сверхкрепкие и непромокаемые. Подумалось: все же могут наши, когда захотят! В Карелии, в очереди за такими сапогами, удавилсь бы! Но, как оказалось, в Афгане сапоги не "пошли" - не "дышали"! Ноги в них потели ужасно, покрываясь красной, нестерпимо зудящей сыпью. И эксперимент провалился.
   Находчивые бойцы, чтобы не пропало "добро", посрезали с них голенища, прорезали дырочки, и "супер-сапоги" превратились в шикарные пляжные "супер-шлепанцы"! Благо "пляж", пустыня Регистан - под боком! Вещь оказалась незаменимой: старались ученые не зря. При первой же возможности все скидывали сапоги и давали ногам "дышать". А водители БТР не снимали их даже в бою!
   Все опять вернулись к старым и добрым кирзачам. Я же продолжал носить офицерские яловые, из толстой кожи, с подошвой на микропорке. Они не рвались в клочья от колючек как хромовые, а подошва идеально цеплялась за камни. Поэтому я долго не переходил на наши неудобные и корявые берцы. А уж в том, что носки лучше портянок, меня не переубедит никто!
   Носки в воюющей армии, да с нашим убогим снабжением, если только каждый день их не стирать- чушь собачья. А кому это надо? Да и найдется ли хоть у кого-то на это время по полям, по горам: стирать, сушить? Я уже носил носки: два года, в Суворовском. Постирать их удавалось не всегда, а меняли носки только в бане, раз в неделю.
   Уже через пару дней, они становились противно липкими, а воняли так, хоть клопов трави! Любимая наша забава тех дней: бросать носки об стену, чей дольше провисит? И, ведь, прилипали! Высохнув, такие носки стояли колом. А, не дай Бог, разуться где-то в гостях, - позора не оберешься! То ли дело портяночки! Вспотела нога - перемотал портянку насухо и - ходи себе! И так, хоть сто раз на дню!
   Летом, в Афгане лучше всего было носить кроссовки: идеальная обувь! Особенно ценились наши, кимрские, простенькие, но надежные.
   Не дожидаясь обещанного генеральского, которого, как известно, "три года ждут", "форменный" вопрос мы стали решать сами. Смекалистый народ обратил внимание на брезентовые плавжилеты из ЗИПа БТР. Повытаскивали из них наполнитель и - разгрузка готова! Влезало в нее целых 13 магазинов по кругу! Одно неудобно: те, которые со спины - не достать, надо снимать жилет. Но зато - как душу греют! Запасец в бою - не помеха! Гранаты с подсумками все равно таскали на ремне.
   А вот, когда в ротах появились трофейные китайские швейные машинки, тогда начался настоящий модельный бум! В каждой каптерке с утра до ночи стрекотали ротные "кутюрье" пришивая, ушивая и зашивая. Латались прохудившиеся на штанах коленки и задницы, а уж всякими карманами - хоть увешайся! Только ткни, куда, и через минутку у тебя - карман! С тех пор, моя полевая форма - кроссовки и маскхалат КЗС ( комплект защитный сетчатый) с карманами для карты, ИПП и дымов. Идеально для пустыни: сетка хорошо продувается, но если лазить по кустам - живет не долго.
   С тех пор в рейды мы стали ходить, кто во что горазд. В ЦРУ, наверное, ломали головы и пили валидол. Попробуй-ка разберись, там, а Афганистане - одна Советская армия или целая "сборная" из других? Сразу вспоминается дремучий армейский анекдот: США знают о нашей армии все, кроме распорядка дня и формы одежды.
   Но такая вольница касалась только рейда. В бригаде форма соблюдалась. Офицеры обычноходили в рубашках без галстука, галифе в сапоги, в фуражке или панаме. Некоторые - в брюках х/б "мабуты" с туфлями.
   А еще, офицерам выдали диковинку - солнцезащитные очки! Вот, что, оказывается, есть у наших "плюшкиных" в "закромах", - только поищи!
   В крепкой роговой оправе, с хорошими стеклами, надежные, как все отечественное, очкам бы цены не было, если бы не одно "но". Не "смотрелись". В сравнении с западными "суперменскими" из афганских дуканов, мы, в своих очках, казались себе учителями- "ботаниками", архивистами-буквоедами, а не боевыми офицерами, грозой душманских зеленок. Но очки, ни наши, ни "суперменские" так в армии и не прижились. Наверное, не тот менталитет. В очках щеголяли только самые "понтовые".
   После первых рейдов мы забросили и каски. Как оказалось, правильно. С тем вооружением, какое в то время было у душманов, каски были лишь обузой. Неудобные, тяжелые, плохо сидящие на голове, с бестолковым и грубым креплением, каски на афганском пекле нагревались как сковородки. Носить их, уповая на призрачную защиту, добровольцев не было.
   После рейда мне прибавлялось забот: Замполита батальона, к-на Барта, прямо из рейда отправили в отпуск, а я стал исполнять его обязанности. Нагрузка не радовала: пришлось чаще бывать в политотделе, у "удава Ка". К тому же мое "замполитство" неожиданно затянулось почти на год: Барт в отпуске загулял, в часть не прибыл и больше я его не видел.
   Подаем своих ребят на награды, а вдруг, прокатит? Быкову, Власенко - "за Отвагу". Ахмедову, Адаеву ,Кенесариеву ,Лужанскому, Осипкину, Шутову - "За Боевые заслуги". Остальных откладываем на потом, хоть бы эти прошли! С наградами на "верху" жмутся. Грустно сознавать, но мы - чиновники всяких калибров и мастей традиционно недооцениваем наших людей, высокомерно и пренебрежительно к ним относимся, не сознавая даже, каким сокровищем владеем! Откуда все это, из мглы веков, крепостничества, остатки "ига"? Эх, да нашему бы геройству и отваге хоть чуточку заботы и внимания, - горы бы свернули! Правда, умения тоже бы не помешало Оказалось, в тактике одиночного бойца я оказался ничуть не лучше своих солдат! .Убогие навыки курсанта-первокурсника давно забились. Анализируя причины наших потерь я все больше укреплялся в убеждении, что вытягиваели мы поначалу только на всеобщем боевом порыве и самоотверженности. В горах воевать не умели вообще. Не помню, чтобы были хоть какие-то занятия с бойцами по тактике боя в горах. И мы учились кровью, на своих ошибках, нарабатывая опыт для следующих поколений "афганцев".
   Оказалось, что им в коем случае нельзя идти по лощинам, ущельям, не заняв, предварительно, близлежащих высот.
   Но учились мы быстро. Все общеармейские "ляпы" тут же доводились на совещаниях офицеров, чтобы мотали на "ус". Так, в каком-то полку, бойцы, чтобы не нести тяжелую радиостанцию в горах, погрузили ее на осла, проявив уже известную мне "смекалку". В теснине батальон попал в засаду, а осел убежал вместе со связью. Положили людей. И не только из-за отсутствия связи - по склонам никто не шел, высот не заняли. Но мотали на "ус" не все. Похожая ситуация вскоре повторилась и у нас, в 3 мсб и опять с ослом. Там прапорщик, командир противотанкового взвода с бойцами, чтобы не тащить тяжеленный станковый гранатомет СПГ-9, (зачем он там сдался), приторочили его к ослу, вместе с боезапасом. При первых же выстрелах осел убежал. А куда бежать испуганному ослу? Конечно, домой, в "душманию", в родную деревню. Прапорщик с бойцами - за ним. Там духи их и положили, всех шестерых. И пришлось бригаде, опять теряя людей, проводить специальную операцию, чтобы отбить погибших.
   Уверен: большинство людских потерь в Афганистане случались по глупости, беспечности и разгильдяйству. Есть у нашего солдата качество, по человеческим меркам вроде бы положительное, но неприемлимое и даже преступное в боевой обстановке - излишняя доверчивость. А если ему еще и дружески улыбнуться, сказать: " дуст-дуст" (друг-друг), то все, вы с ним братаны и друзья навек!
   У американцев, к слову, другая крайность, за что мы их и презираем: "ссыкуны". Те от каждого куста шарахаются, сначала стреляют, а потом - разбираются.
   Не знаю, чем объяснить эту нашу, почти на грани наивности, легковерность: издержками интернационализма, генами или особенностями менталитета? Но это надо всегда знать и учитывать. Как бы там ни было, нам, в первую очередь. Это наша "болевая точка". Это что-то от рыцарского, от "благородно-пацанского": "лежачего - не бьют", "один на один", "все -по-честному".
   На войне, где все средства хороши, мы, с нашим понятием чести, обязательно проигрываем наглому, коварному, безжалостному и циничному врагу. Так было и в Афгане. Всю службу, с каждым новым пополнением, приходилось постоянно, испорченной пластинкой, бубнить о бдительности и боевой настороженности, зачитывать сотни подобных приказов из "Великой книги" и все равно продолжать каждую ночь будить спящих часовых. А научили нас все те же афганцы. Как, ведь, поначалу, у нас в бригаде стояли посты на дорогах? Идет , к примеру, машина, и вот, из-за символического укрытия, с автоматами на пузе, лениво выползают два наших бойца. Весь их вид словно говорит: мы бы вас никогда не тормознули , но что поделаешь - служба...
   Один вяло помахивает рукой, дескать, стой, а второй, рядом, тупо пялится, засунув руки в карманы. Ну и чего? Трах - бах, - обоих постреляли. Вот еще двое "двухсотых" на Родину. Замполитам - писать родителям, выдумывая геройства. А кому-то и ехать хоронить, смотреть в глаза родителям. Второй вариант: враги дадут по газам, идя на прорыв. Тут одно из двух: или давят обоих, опять "двухсотые", или бойцам махать вслед ручкой - разгильдяи.
   А у афганцев - не так! Один - сбоку, в укрытии, его сразу и не углядишь, держит машину на мушке; другой вскидывает автомат, целясь в водителя, и истошно орет: "Дриш!" ( Стой!) После этого, трижды топает ногой. Не остановишься - на третий "топ" - стреляет! Ни один не проедет. По себе знаю.
   Геройство наших бойцов и офицеров стало ярким контрастом в сравнении с деморализованной афганской армией. Ей не было за что воевать. Солдат в армию власти набирали как рабов кочевники, набегами, хватая всех без разбора. Как-то на привале, разговорившись с афганцами, я традиционно поинтересовался у одного, что тот будет делать после службы? "Пойду в душманы - последовал ответ. "Почему?!!" - поразился я. "Отец - в душманах, брат - в душманах, куда еще идти?" Мне тут же вспомнился наш визит "дружбы" в саперный полк, надменность афганских офицеров, комментарии нашего советника за спиной, и его ящик гранат под койкой...
   Поэтому предательство "друзей" стало повсеместным. Всегда оказывалось: куда бы мы не шли с "друзьями", - везде нас уже ждали засады или опустевшие базы. Получалось, надежды на афганскую армию у нас не было. И первый рейд это показал. Заверения афганских властей, что наша армия в ДРА будет использоваться только в исключительных случаях, оказалась болтовней.
   Бригада несла потери, ломалась техника, сжигались сотни тонн драгоценного, с таким риском и кровью доставленного через всю страну топлива, а результат - почти нулевой.
   Стоявшие перед нами совместные задачи из-за "нерасторопности" "друзей" были постоянно под угрозой срыва. Мы же сорвать их не имели права. Вот так, потихоньку, заменяя повсюду небоеспособную афганскую армию, мы и втянулись в настоящую войну, став для населения страны главным врагом. Оставалось дело только за малым: назвать нас "оккупантами", а исламистам - объявить "джихад".
   И понеслось...
  

Оценка: 8.26*5  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023