ArtOfWar. Лукинов Владимир Анатольевич. Кандагар: как все начиналось... Взгляд лейтенанта

ГЛАВА 9

"Первые потери"

Нау Зад

Уверен, у каждого, особенно в пехоте, обязательно найдется пара мест в Афганистане, занозой сидящих в памяти, где горел, подрывался, терял друзей. Короче, самое гиблое, опасное, "засадное" место, а по-нашему: "жопа". Емко, сжато, с бездной экспрессии и смысла. Для меня это слово - лингвистическая "черная дыра", вобравшая в себя всю боль, всю энергетику тех дней и наших судеб. И кто знает, может как раз так и появился запредельный по эмоциональному накалу и смысловой мощи "термоядерный" русский мат?

Для ханжей и моралистов уточняю: это - не часть тела, это СОСТОЯНИЕ, а в нашем случае, еще и участок местности.

Для многих поколений "кандагарцев" ими стали "Черная площадь" и Нагахан., так сказать, "общебригадная жопа". Как рассказывал один заменщик, по прибытию в роту, он, на стене, в каптерке прочитал предостережение-наказ: "В Нагахан не ходи - "жопа!" Ну что, спрашиваю, ходил? - Ходил.... Ну и как? - "Жопа!"

И все, и не надо больше слов, каких-то подробностей - тут же перед глазами хроникой понеслась уже своя, личная, выстраданная нагаханская жопа.

Кроме общебригадной, у каждой роты была еще и персональная. И первым в такую "жопу" угодил наш Толик. Для нашей 2-ой роты образцы 1980-81 года, ею стал Нау-Зад. Есть такая деревенька в Афганистане. Название говорящее, вызывает ассоциации. У нас - прямые. Оттуда и пошло. Именно там наша рота понесла свои первые потери. А в начале, все шло как обычно. Рота шла в колонне, обходя окраины Нау-Зада по высохшему руслу реки. И вдруг, прогремел взрыв! 125 БТР Жарова окутался дымом, дернулся и встал. А в наушниках, сквозь шум и грохот стрельбы - панический крик Толика: "Нас подбили! Есть убитые!"

Это был выстрел из гранатомета. И с тех пор наша "спокойная" жизнь кончилась. Навсегда и бесповоротно. С этого дня соотношение сил кардинально изменилось: БТР перестал быть надежной защитой. Выстрел в Нау-Заде стал и тревожным звоночком для всей бригады: у духов появились гранатометы.

Но меня тогда, больше чем гранатометный выстрел, поразил спокойный, неторопливый и уверенный голос комбата: " Жаров, двигаться можешь?" Так четко, внятно, размеренно мне когда-то в школе читали диктант. И именно этот неожиданный контраст мгновенно поставил нас на землю, заставив вспомнить, что мы - офицеры! Растерянность исчезла, осталась только холодная решимость.

И Толик, уже спокойный: " Сейчас проверю. Могу!" - "Тогда выходи из-под обстрела!" Оказалось, граната пробила борт, не задев двигатель. Взрывной волной распахнуло все верхние люки, слегка контузив десант. От огненной струи мгновенно погиб рядовой Сосо Цациашвили, ранен Мамедов, осколками легко посекло спины сидевших рядом. Но машина осталась на ходу. И наши вышли. Не "поймали" в борт еще одной гранаты, не полегли от огня в упор. Их спасло хладнокровие комбата, майора Антонова. А ведь сколько раз раньше, на учениях в Союзе, мне приходилось слушать только истерический мат больших и помельче армейских начальников, выбивавший последние крупицы хладнокровия у подчиненных!

Этот командирский урок поведения в бою навсегда врезался мне в память, и я старался следовать ему как мог. С той поры мы и стали ездить сверху на броне, особенно в "зеленке". Гранатометчики, а не снайперы, стали нашей главной опасностью.

0x01 graphic

Пробоина от гранатомета. Брызги оплавленной брони.

Толика подбили 11-го июня, а уже 23-его мы вновь стояли перед тем же Нау-Задом! В командирский прибор рассматриваю обезлюдевшую деревню. Плохой знак: значит, там - духи! Вот уже приданная батальону установка "Град" дает для очистки совести куцый залп по деревне и - вперед, на "чес!" Залп - чисто психологический, больше для нас: пара снарядов ложится перед деревней, три-четыре - по цели, а остальные - черт знает куда, "молока искать". Машины, как всегда, оставляем: не пройдут. Нам теперь топать ножками, надеясь только на себя.

Осторожно втягиваемся в село, словно сложенное из замысловатых пазлов домов, улочек, дувалов, садов и арыков. Поди, разберись! Надо знать афганскую деревню, чтоб понять: вести бой тут куда сложнее, чем в городе. Тем более, что на картах, деревни, даже крупные, изображены схематично, одним массивом: масштаб не тот. Об аэрофотосъемке, даже теоретически, можно было и не мечтать. А жаль, сгодилась бы. Удивительно еще, как наши картографы вообще умудрились подготовить хоть какие-то карты по Афганистану!

Поэтому. каждая деревня для нас была "черным ящиком", неизведанным, бесконечным лабиринтом, где мы бродили наугад, стараясь не потерять зрительной связи с соседями. Потеряешь - и духи, отлично знающие каждый угол, как загонщики на охоте , тут же заманят в "огневой мешок".

Самое сложное на "чесе" - осматривать дома. Дома афганцев - крепость, причем буквально! Это прямоугольник 20*20м и больше, обнесенный мощной трехметровой глиняной стеной, взять которую под силу лишь танковому снаряду да "Шилке".

Вход, как правило, единственный: крепкая дверь или тесаные ворота. Если закрыты и никто их не открывает - приходится взрывать. Все внутренние постройки примыкают к стенам. Жилые - делятся на мужскую и женские половины. Отличить легко: женские - более уютные. Крыши - вровень со стенами и, обычно, плоские. Туда ведут глиняные ступени вдоль стен. Залезть на крышу - святое, так можно контролировать двор и дома поблизости. И частенько они стоят так плотно, что по крышам можно запросто пройти полдеревни, перепрыгивая через тоннели улочек.

В центре каждого двора - колодец с резиновым ведром на веревке. В самом солнечном углу - глиняный помост, где обычно собирается вся семья за едой. Зимой, на солнышке, там особенно уютно. Рядом, под навесами, - все немудреное имущество хозяев: скот, птица, дрова, сено, инвентарь. Есть, где спрятать и спрятаться. Поэтому, афганская деревня мне всегда представлялась такой "шкатулкой с сюрпризом", неизвестно где и что выскочит.

Бегло "чешем" дворы. На тщательный досмотр нет ни времени, ни сил. Кругом ходят куры, телята, под крышами висят клетки с перепелками, вяленое мясо.

А люди - словно испарились! И тут же валяются развороченные взрывом "корыта" градовских снарядов! Ну и стоило тогда шум поднимать? Где эффективность? Даже ни одной убитой курицы!

0x01 graphic

На "чесе". Лето 1980 г.

Проходим деревню насквозь: никого! На часах - уже 17:00, а значит все, братцы, войне - конец! Выходим! Вот скажут: ловко устроились, мужики, даже воюют по расписанию! На деле, все - чистый расчет, заведенный порядок: мы должны успеть выйти из боя, встать лагерем, выставить охранение, подготовить технику и оружие к следующему дню. В горах темнеет мгновенно, словно кто-то выключает рубильник. И пара светлых часов - наша "страховка": время работы вертолетов для огневой поддержки и эвакуации раненых. Если ранят позже и, не дай Бог, тяжело, до утра можно и не дожить.

У нас же, все - отлично: ни одного выстрела! Всегда бы так! Духов нет. Даже странно... Становимся лагерем недалеко от того места, где ранее долбанули Толика. С ротой - приданный танк. Ротный - к комбату, на доклад и получение задачи, а я - за старшего. Тут же ко мне - "ходоки" за разрешением сходить за водой в деревню: присмотрели колодец по близости. Даю "добро" и команду: всем кто за водой, быть через пять минут у меня, с оружием и канистрами!

Собирается человек десять, беру еще пять, для охраны. На удачу, колодец оказался недалеко, на небольшой площади. Охрану выставляю по крышам. Самое надежное дело: высоко сидишь - далеко глядишь! Дела идут споро, вот - и последняя канистра. Все, снимаемся, уходим!

Вдруг, совсем недалеко, вспыхивает короткая перестрелка! Что за черт?! Все вздрагивают, хватаясь за оружие. И тут, неожиданно, из-за какого-то проулка, к нам выбегает... наш полуголый танкист с автоматом! Бросается ко мне: "Товарищ лейтенант, нас тут обстреляли, двоих ранили!"

Марсианину я бы удивился меньше! Откуда?! Хотя... можно и не спрашивать, все и так понятно: пока мы становились лагерем, ребятки решили пошариться по домам - барахлишком разжиться! Но тут не до морали! Где, показывай! Беру троих бойцов, отсылаю остальных, и - за ним! Вскоре натыкаемся на первого раненого, с зажатым в руке ржавым ТТ. Тот заклинил, наверное, на первом выстреле. "Хотя бы оружие чистил, вояка!" - проносится в голове. Парень - без сознания. Забираю пистолет, даю команду уносить. Мы остаемся втроем. Вновь бежим по глиняному лабиринту. Поворот, еще поворот... В душе закипает злость: "Ну, танкисты, мать их! Нашли же на жопу приключений! И на нашу тоже! Это надо же было куда забраться! "Бакшиша", видите ли, им захотелось!" Я чувствую себя еще и виноватым: подвел командира: тот уехал докладывать, что все нормально, а у нас - такая заваруха!

"Да где же он, где?" - раздраженно кричу танкисту. "Вот, вот, сейчас за углом!" Вот и угол... Даже не успевая выглянуть, тут же отскакиваем, чуть ли не падая друг на друга: в глаза бьет глиняная крошка от залпа картечью!

Надо принимать решение. Какое? Соваться бесполезно, парня не отбить, если он вообще еще жив! Отходим! Улочка - словно бесконечный коридор питерской коммуналки. В стенах - двери, двери, двери... Стреляют уже не сзади, а словно сбоку! Сверху сыпется глиняная крошка. Я понимаю: еще немного и нас отрежут. "Загонщики" хреновы! Обидно, в батальоне никто ничего не знает! Вдруг, вижу, за дверью кто-то стоит! Меня бросает в жар: в проеме, под дверью, чьи-то ноги в галошах! Даю очередь в упор! Галоши исчезают. Ору: "мужики, по дверям!" И мы лупим направо, налево, несясь в клубе глиняной пыли! Вылетаем из деревни, не веря в удачу. Я - к радиостанции. Примчавшийся ротный тут же берет взвод, и - в деревню, в горячке забыв связь. Даже наш танк, словно замаливая грехи, неожиданно рыкнув черной гарью, проехал метров сто, выстрелил куда-то и встал, упершись в дувал. Его "война" кончилась.

В деревне защелкали выстрелы. Ощутимо темнеет: пора выходить! Где наши? Ко мне - батальонное начальство: "Передай ротному, пусть срочно выходит! - Как? Связи - нет! Мне дают пропагандистский мегафон. Бегу в деревню вызывать. Показались наши... Кого-то несут... Твою мать!!! Раненый? Убитый? Подбегаю, подхватываю - сержант Шалагин! Кладем сверху на броню. Не успеваю отъехать - несут второго!!! Кононович. В душе закипает бешенство. Танкисты, суки! Сам бы их прибил! Таких парней из-за них кладем! Гоню в штаб батальона, к перевязочной, уже в потемках. В черном небе безразлично и холодно поблескивают звезды. Все, вертолета не будет, остается только надеяться на Бога, черта, судьбу - лишь бы помогло! По дороге щупаю руки то одного, то другого - холодные как лед... Ну вот и все... На какой-то кочке БТР подпрыгивает и вдруг, кто-то застонал! Живы!!!! При свете фар осторожно снимаем ребят на носилки. Врач щупает артерии. Этот- все, - указывает на Кононовича. Подходит к Шалагину: "А за этого - поборемся! Срочно в перевязочную!!"

Еду подавленный назад, в роту. Кононович убит. Шалагин ранен и еще неизвестно, выживет ли? За что? И ради чего? "Сам погибай, а товарища - выручай?" А если товарищ - придурок? И понимаю: все равно бы пошли.

Валера Шалагин все же выжил, а Витя Кононович, как оказалось, умер еще в деревне, у Утепова на руках, успев только сказать: "Маме привет передай..." И Утепов передал. Через тридцать два года, с опозданием, но передал.

0x01 graphic

Виктор Кононович.

0x01 graphic

Валерий Шалагин.

Вымотанный до предела, бросаю на землю бушлат и валюсь спать. Под боком, всю ночь, по деревне, ведет беспокоящий огонь минометная батарея. Но я уже ничего не слышу.

Ранним утром идем на прочесывание. Задача одна: во что бы то ни стало найти пропавшего. Это непреложный закон всей 40-й армии: никогда, ни при каких обстоятельствах не оставлять ни раненых, ни убитых. Идем, надеясь только на удачу. Сотни дворов, комнатушек, подвалов, курятников, всяких ям, канав, арыков! Если спрятали или закопали - не найти! На этот раз, я - командир 1-го взвода, по совместительству, вместо Белькевича. Болезни, отпуска, ранения - взводных в роте всегда некомплект. В деревне - ни души. С каждым новым двором надежды найти танкиста тают. Даже при самом халтурном, беглом осмотре, до ночи нам не управиться.

Очередная дверь в подвал. Какой-то шорох... Что делать? Зайти? А вдруг там - духи? Бросить гранату? На все подвалы гранат не напасешься! Решаю выстрелить в дверь, для острастки: вдруг кто отзовется? Выстрел - за дверью слышатся женские голоса и детский плач! Приказываю выходить. И тут, из подвала, держась друг за дружку, начинаю выходить старухи, женщины, девочки-подростки и ребятня: мал-мала-меньше! Маленькие ведут еще меньших за ручки, а совсем малышей - несут на закорках.

Глаза закрою, и эта картина наваждением вновь и вновь встает передо мной. И вновь, как тогда, от ужаса, я представляю, что не пожалел гранату, а бросил! А потом зашел... и увидел... Как бы я потом жил, с этим вот, в душе?! Как бы я спал, если смог бы спать вообще? Я - атеист, но Богу, тогда, наверное, было на это плевать. Он просто меня уберег. Я стоял у входа, ощущая себя последней сволочью, бормоча что-то миролюбивое: "дуст, дуст" (друг, друг) что я еще мог знать по фарси? А они все выходили и выходили, казалось бесконечной вереницей! Сколько же их там, в этом подвале?

На душе - мерзко и грязно, не отмоешься. Черт, черт, черт! Пропади все пропадом! Эта война, этот Афган, этот Нау-Зад! От бессилья, в бешенстве, пинаю дувал, ворота, попавшую под ноги корзину! Бойцы изумленно таращатся. Иду дальше бездушным автоматом, говорящей машиной, отдавая приказания, осматривая очередные дома. Душа еще не вернулась, летая где-то и вымаливая мне прощение....

Всю жизнь эта картина будет преследовать меня. Всю жизнь я буду размышлять о правильности выбранного мною пути.

Я выбрал путь Воина. Почетный путь во все времена. Но, - не мой. Я все отчетливее это сознаю. Казалось бы, все есть: здоровье, ум, характер, упорство до упрямства, воля... Но - не Воин: излишне сентиментален! А это - профнепригодность. Мне жалко все живое: птичек, собак, кошек и.... людей. А стреляю отлично: за плечами - первенство вузов ВС СССР по стрельбе. На дальних дистанциях, где люди как фигурки в тире, - стреляю без проблем: привычно- спокойно.

А вблизи, глаза - в -глаза, не смог бы. Выстрелил бы только в ответ, и тогда меня бы обязательно убили: не Воин. Кто стреляет вторым - умирает первым.

Таких "не воинов" в Афгане было много. Чтобы стать Воином, надо переступить черту. Если перешагнешь, оставшись в живых, ты - Воин. Но если тебе это будет сниться каждую ночь - нет. Их, Воинов - единицы, а нас - большинство, обычных, нормальных людей. Такие, после Афганистана, как раз и спивались, кончали с собой, не в силах вынести такой груз.

Я сплю спокойно, но стал другим: пугающе-взрывным, когда я боюсь самого себя, и смазливо-сентиментальным, когда я себя презираю.

Но это надо рассказывать психиатрам. Хотя - бестолку: не помогут! Наговорят кучу научных слов, да пропишут, для проформы, какие-нибудь таблетки. Вот скажи им, что не могу без слез видеть желтые, старые, перезрелые огурцы! Ну и что, скажут, не смотри! Я и не смотрю, но как увижу - опять в Афгане и слезы на глазах. А, вроде бы, - сущая пустяковина!

Однажды, мы с бойцами обнаружили в скале вход в пещеру. Надо бы проверить... Кого послать? Смотрю на солдат, жалко мне их. Глядят, как воробушки. Уж лучше самому!

Прыгаю по-суперменски в пещеру, в падении запуская очередь в потолок. В каменном мешке звук выстрелов резко бьет по ушам, с потолка дождем летит каменная крошка, вековая пыль медленно оседает на пол. Глаза постепенно привыкают к темноте. Пещера пуста. Слава Богу! Вдруг, в дальнем углу, что-то шевельнулось! В два прыжка я уже там, готовый, еще секунду, и дать очередь! И вдруг, вижу, среди истлевшего тряпья - нищего, высохшего до костей старика! Глядя на меня ослепшими глазами, жалко улыбаясь, он что-то протягивает мне дрожащей, скрюченной, костлявой рукой... Огурец, желтый, перезревший, огурец! Единственное свое богатство... Только не убивай!

Гадом, сволочью, мерзким подонком выхожу из пещеры. Вояка хренов! Вновь накатывает нестерпимая наузадская горечь. На вопросы солдат только раздраженно отмахиваюсь: "А пошло все...!"

И сейчас, вспоминая это, после стольких лет, дыхание вновь перехватывает все та же горечь. Господи, ну не могу забыть этот проклятый огурец, этих дрожащих скрюченных рук! Все стоят перед глазами и стоят, черт подери!

Не Воин я, не Воин!

Из привычного безлюдья деревни, словно привидение, вдруг появляется старуха. Она знаками показывает Толику следовать за ней. Идем знакомыми и незнакомыми улочками. Вот и наш парень... Стоим вокруг и молчим. Лицо и грудь танкиста - в оспинах картечи. Погиб сразу. Хорошо, хоть не глумились. Поднимаем, уносим. Чего добились? Потеряли людей на пустом месте! В душе - пустота. Злиться на погибшего уже нет сил. Дурак, сам себя наказал. А вот что его командиры напишут матери? Правду? А нужна ли она ей? Я знаю, что ей напишут: что ее сын геройски погиб при штурме Нау-Зада. Я бы написал так же.

КАБУЛЬСКИЕ НАПОЛЕОНЫ

Но этим цепь трагических неудач для нашей роты не закончилась. К нам, в рейд, приехал штабник - майор из Кабула - "наполеонить": за орденами или карьерой. Именно такое впечатление у нас сразу сложилось. "Мутная" личность, то ли из разведотдела, то ли еще откуда, зато гонора - на десять генералов с "довеском". Таких "кабульских гостей" на моем веку в Афгане было двое. Как правило, для "игры в солдатики" рота поступала в их полное распоряжение. Причем,- в "темную". Даже мы, офицеры, как болванчики, не знали: "зачем" и "почему". Делай тупо, что начальство велит. И от этого на душе становилось особенно гадко. Отличались эти "засланцы" особой "кровожадностью", каким-то болезненно-ущербным желанием повластвовать над людьми, их жизнью и смертью. Может адреналина, а может, психиатра им не хватало в кабульских кабинетах, кто знает?

Иногда, складывалось впечатление, что даже сами "наполеоны" не знали, чего они хотят. Спонтанность и непродуманность их решений всегда приводила к нашим потерям. Поэтому, приезд каждого такого "полководца" был для нас "черной меткой": появился - жди беды!

С прибывшим майором мы долго колесим взад-вперед по дорогам и деревням, пока ему почему-то не приглянулся какой-то богатый дом на окраине. И с чего, вдруг? Такой же дом-крепость как и все, только значительно крупнее размером: где-то 50*50м в плане. По центру трехметровой стены - традиционная большая дверь, а над ней - башенка-пристройка с окошечком. Но дом приказано проверить. Наши стучаться в дверь: дверь не открывают. Пытаются вскрыть, и вдруг - выстрел! В упор! Уносим смертельно раненого в живот рядового Алланазарова. От нестерпимой боли тот просит, чтобы его добили. А "наполеон", казалось бы, даже обрадовался: есть повод! На штурм!

Дверь взорвана, но из узкого коридора вновь звучат выстрелы. Ранен мл. с-т Синёв, выронивший там свой автомат. Залп "Шилки" - и ворота, башенка - присторойка, все превращается в груду глиняных обломков. "Шилка" тут же дырявит стену в другом месте, открывая нам проход во двор. Во дворе - убитые мужчины. Последние из защитников забаррикадировались в подвале. Достаем каким-то чудом оказавшийся у кого-то в запасе ящик с противотанковыми гранатами РКГ-3. Кто бы думал, что сгодятся? Куммулятивная граната срабатывает мгновенно, от препятствия. Жаров даже не успевает отдернуть из-за угла руку, как взрывная волна, крутанув его как флюгер, припечатывает об стенку! Но двери разносит вдребезги. Толик с бойцами врывается туда... На него, в рукопашную бросаются потерявшие рассудок оставшиеся в живых... Вот и все. Кончено. Уныло ждем вертолета за убитым и ранеными.

После нас остается разоренный дом, плачущие женщины, их убитые мужчины, до последнего защищавшие свой родной кров. Кому все это надо? Вот такую "победу" мы потерпели, положив людей с обеих сторон ни за что, ни про что! Алланазаров - единственный сын у матери, что я ей напишу? На душе вновь становится гадко и грязно, словно с головой окунули в вонючее, несмываемое дерьмо.

На майора глядим с плохо скрываемой ненавистью: "Наполеон" хренов! Тот старается "держать лицо", делая вид, что так и было задумано.Мы уезжаем, увозя "богатые" трофеи: "Бур", пистолет, да ружье "Байкал", оставив на замену, засыпанный обломками автомат Синёва. "Байкал" еще долго будет валяться у меня в чемодане, после того, как ротный расстреляет все патроны, охотясь на уток. На потрескавшемся ореховом прикладе "Байкала" навсегда запеклась кровь его владельцев, всякий раз напоминая мне этот трагический и позорный для нас бой.

И нас там не забудут. Через пару месяцев там сожгут из гранатомета БТР нач.штаба Бартенева и это место навсегда станет чьей-то очередной "жопой".

Второй "Наполеон" был уже подполковником. Даже страшно представить, если бы приехал генерал. Но генералы приезжали "наполеонить" уже в бригаду. И, главное, шло вроде бы все гладко, мы уже собирались в бригаду, как вдруг, штабной углядел какой-то домик высоко в горах, на огромной крутизне! И заело его любопытство: что же это там такое? Чего бы не проверить, тем более, что солдатики-то под боком! И нам ставится задача. Дело - гиблое, и к бабке не ходи: без разведки, артиллерии, без поддержки с воздуха, в горах, где нужна специальная подготовка и снаряжение! Мы же - обычная пехота, для нас простой холм - уже гора!

Вот тогда-то я впервые и понял, что чувствуют приговоренные к смерти. На душе - полная безнадега. Мы - к ротному: " Командир, это же - "ЖОПА!"" Тот только отмахивается: "Да сам знаю! Видно мужику орденок на грудь захотелось!" Идет к комбату, тот - к "наполеону", что-то долго обсуждают в сторонке. Ну а мы обреченно собираемся на собственные похороны, где-то в тайне надеясь: а вдруг? Затариваемся гранатами, патронами под завязку, поглядываем, как сподручнее залезть к месту "погребения". Настроение - хуже некуда. Впервые я не пытаюсь этого скрыть. Бойцы шушукаются, поглядывая на гору. Кратко инструктируем по использованию гранат, чтобы на головы не скатились. Вот, вроде бы, и все: Ну что мужики, пора идти, помолясь... И вдруг, как выстрел - команда: "Отставить!" Кому там, в небесной канцелярии, свечку ставить? Какие такие особые слова нашел наш комбат, какой дипломатический талант проявил, но нас - помиловали!!! А может, невероятное: совесть у подполковника проснулась? Бывает же. Хотя, вряд ли: чисто голый расчет! А ну, положат нас всех? Тут уж не до ордена, карьера может накрыться! Ну а нам же все равно: главное - "похороны" отложены, еще поживем!

Садимся по машинам. Родной броник как-то по-особенному сладостно обдал запахом раскаленной брони и бензина. И как этого я раньше не замечал?

Комментарии: 4, последний от 18/02/2020. © Copyright Лукинов Владимир Анатольевич (lu.kino@yandex.ru) Размещен: 09/11/2014, изменен: 09/11/2014. 24k. Статистика. Статья: Мемуары Иллюстрации: 4 штук. Скачать FB2 Годы событий: 1979-82	Оценка: *8.8411** Ваша оценка:

Лукинов Владимир Анатольевич Кандагар: как все начиналось... Взгляд лейтенанта

Лукинов Владимир Анатольевич
Кандагар: как все начиналось... Взгляд лейтенанта