ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Лупооков Александр Николаевич
От Абула до Кабула

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В представленном отрывке моей исповеди я вкратце освящаю свой путь войскового врача до перехода в госпиталь и несколько подробнее последующую работу до моего появления в Кабульском инфекционном госпитале.
  
  
  Они, кто сжал в один три дня,
  кто кровь пролил в песках чужбины,
  кто воевал, войну кляня,
  но не узнал её кончины,
  кого от стаи воронья
  в "тюльпане чёрном" вывозили,
  кто они были для меня?
  Они со мною рядом были...
  
  
  Сразу скажу, что, не смотря на то, что у меня имеется запись в личном деле "в боевых действиях участие принимал", я никогда не стрелял в человека и, слава богу, никого не убил. Читать моё чтиво кому-то будет не интересно, поскольку ни погонь, ни боевых столкновений здесь не найдёте. Обычная повседневная жизнь военного врача. Полигоны, стрельбища, марши, учения. Это - мои десять лет в войсковом звене. Эпидемии, госпитальные палатки с двухъярусными койками, жёлтые лица всевозможных оттенков - мои десять лет в госпитальном звене.
  
  В представленном отрывке моей исповеди я вкратце освящаю свой путь войскового врача до перехода в госпиталь и несколько подробнее последующую работу до моего появления в Кабульском инфекционном госпитале. Продолжение, освещающее кабульский период моей работы, будет изложено в дневниковой форме.
  
  В ВОЙСКАХ
  
  Путь мой из войскового звена в госпитальное был непрост и затянулся на целых десять лет. Бывший двухгодичник, имевший специализацию по терапии и призванный в Армию в 1974 году, продолжил в 1976 году службу в учебном мотострелковом полку КПрибВО, а в 1978 году был направлен в ГСВГ начмедом ЗРТБ (зенитной ракетно-технической базы). В 1980 году я сделал попытку уйти из войск, пройдя пятимесячную интернатуру по инфекционным заболеваниям на базе инфекционного госпиталя в Потсдаме.
  
  К этому времени СССР уже почти год воевал в Афганистане, но тогда ещё никто не знал, что мы там завязнем надолго, и война пропустит через своё сито тысячи советских солдат, офицеров и служащих. Но и после интернатуры я продолжил службу в войсках ГСВГ начмедом ЗРП (зенитно-ракетного полка). А в 1983 году был направлен в КЗакВО.
  
  В грузинском райцентре Ахалцихе размещалась танковая дивизия, где я приступил к службе начмедом танкового полка. Полк был кадрированным, и много времени занимала моб. работа. Отрабатывались мобилизационные документы, проводилась работа с приписным составом. Летом даже провели учения по частичному призыву. У нас был стационарный подземный Пункт приёма пополнения, вырытый в горе в нескольких километрах от гарнизона. Он представлял собой тоннель с боковыми ответвлениями, в которых находились различные пункты обслуживания (регистрации, экипировки, питания, вооружения, химзащиты, медпункт и прочие). Туда входил гражданский человек, а выходил в конце тоннеля полностью экипированный военнослужащий. Помимо этого я осуществлял медицинское обслуживание вождения танков и стрельб на полигоне.
  
  В Ахалцихе стоял небольшой госпиталь, который располагался в старой полуразрушенной крепости на горе, почти над центром города. Большинство населения составляли армяне. Там сын продолжил учёбу в школе, а дочь пошла в детсад. Помню, как-то после садика она нам спела песню на грузинском языке. Забавно было слышать её лепетание, что-то вроде "нана-манана". Через некоторое время инфекционист из госпиталя убыл в Афган, и начальство госпиталя согласовало с комдивом моё прикомандирование к ним, где я и потрудился два или три летних месяца.
  
  Предполагалось, что я буду утверждён в должности начальника инфекционного отделения госпиталя. Но теперь уже и я знал, что с этой должности попасть в Афган намного проще и быстрее, чем с должности начмеда части. Это был полигон не только для боевых офицеров, но и большая школа для медиков.
  
  Война, как травматическая эпидемия (как назвал её Пирогов), требовала большого количества врачей хирургического профиля. А настоящие эпидемии инфекционных заболеваний "разгребали" инфекционисты и эпидемиологи. Практически все хирурги и инфекционисты должны были быть прокручены в афганской мясорубке. Конвейер работал, и многие уже заранее знали, куда и когда уйдут.
  
  Зимой меня на целый месяц откомандировали для медобеспечения стрельб артиллерийского полка на полигон "Абул" в районе Ахалкалаки. Джавахкское высокогорье. Наиболее высокая вершина - гора Абул (3301 м). Снег там лежал почти по пояс. Помню, с начальником связи (жили в одном кунге) ходили на лыжах в соседнее селение (километрах в трёх) за чачей. А что оставалось делать в холодные зимние ночи? Мысли мои уже были заняты перспективой перехода в госпиталь, а название полигона напоминало о перспективе дальнейшей. Но от Абула до Кабула ещё было далеко.
  
  ГОСПИТАЛЬ
  
  После пары моих поездок в штаб КЗакВО в Тбилиси я наконец-то получил назначение (секрет открывать не буду) в госпиталь. Но не в Ахалцихский. Мне предстоял очередной переезд. В предгорьях Большого Кавказа стоял небольшой азербайджанский райцентр Куткашен (ныне Габала). Вблизи него в древности была столица легендарной Кавказской Албании. Природа изумительная. Но основной "достопримечательностью" была станция - Габалинская РЛС с дальностью слежения до шести тысяч километров.
  
  В настоящее время мы отказались от её эксплуатации, поскольку Баку потребовал повысить арендную плату с семи миллионов долларов в год до трёхсот (Москва предлагала пятнадцать). Сейчас, вроде бы, её функции возьмёт на себя уже, введенная в строй РЛС "Воронеж-ДМ" в районе Армавира. А тогда РЛС "Дарьял" представлял собой весьма "выдающееся" сооружение. Оно выдавалось на шестнадцать этажей над землёй, и почти на такую же глубину уходило под землю. Строила её большая военно-строительная организация УИР (Управление инженерных работ), располагавшаяся в Баку. Госпиталь был придан именно УИРу. Строители уже доводили Станцию до кондиции, а "синие" (так называли здесь ПВО-шников) постепенно по частям принимали сдающиеся объекты комплекса.
  
  Поскольку стройка сворачивалась, то большинство частей военных строителей уже убыли к новому месту: в Баку, Сумгаит, Насосный и прочие небольшие пункты на Апшероне. Пользуясь затишьем, меня отправили на рабочее прикомандирование в ОВГ в Тбилиси на два месяца, где я и поработал под руководством полковника Мыза Бориса Николаевича. Жил в интернатуре медсостава, там же, при ОВГ. Практика была хорошая, но Мыза порекомендовал мне воспользоваться случаем и поучиться в Тбилисском ГИУВе. Там организовывались месячные курсы по специальности "Сепсис". Вёл их профессор Бочоришвили Вахтанг Георгиевич при созданном им Республиканском противосепсисном центре, единственной подобной организацией в Советском Союзе.
  
  Полковник медицинской службы в отставке, он когда-то был доцентом на кафедре инфекционных болезней ВМедА (Военно-медицинской академии). После увольнения какое-то время работал министром здравоохранения Грузии. Он был знаменит тем, что во время эпидемии холеры, выступил по телевизору и объяснил людям, что арбузы можно есть (боялись ведь!), только нужно хорошо вымыть их снаружи, а потом помыть руки. И вот, в течение месяца я после обеда ездил на эти курсы, по окончании которых получил официальную корочку о специализации по теме "Сепсис".
  
  Однажды, в связи с какими-то военно-политическими мероприятиями (по давности лет запамятовал), проводимыми в Тбилиси, я почти неделю прожил в гостинице, кажется, "Иверия". ОВГ должен был оборудовать там точку для оказания возможной неотложной медицинской помощи. На эту точку и откомандировали меня с большой спец-мед. укладкой. Поселился я в маленьком кабинете гостиничного медпункта.
  
  Помощь пришлось оказать только один раз, но не предназначенному контингенту. В холле упала в обморок молодая девушка, а я как раз покидал гостиницу со своим ящиком. Это была группа иностранцев. Девушка лежала бледная, как простыня, пульс почти не прощупывался, давление резко упало. Похлопывание по щекам, некоторые другие приёмчики и поднесённый к носу нашатырь не действовали, и тогда я извлёк из укладки шприц и ввёл ей толи кофеин, толи кордиамин. Девушка почти сразу пришла в себя (возможно, от боли). Но её друзья или родственники вместо благодарности стали что-то возмущённо говорить. Я не сразу понял, что они возмущались моим шприцем, обыкновенным стеклянным шприцем "двойкой", извлечённым из пластмассового футляра со спиртом. Ну не было у нас тогда одноразовых шприцев! Взяв девушку под руки, иностранцы удалились. Уходила она на своих ногах. А мне было стыдно за нашу медицину.
  
  По возвращении в Куткашен я узнал, что и госпиталь должен передислоцироваться на новое место, в Сумгаит. Поскольку там госпиталь только начали строить, меня направили на учёбу на Академические курсы (АК) при ВМедА в Ленинград. Это была осень 1985 года.
  
  Через месяц я снял комнату на Лиговке, и ещё целых четыре месяца мы с женой и четырёхлетней дочкой познавали чудеса Северной Пальмиры. Одиннадцатилетнего сына отправили в Волжский, где у него был полный набор дедов и бабушек. Квартирка, где мы жили, была маленькая. В узком коридоре было четыре двери: в две комнаты, на кухню и в туалет. Ванной комнаты не было, но рядом, через дом, была баня. В малюсенькой комнате жили хозяева с интересными именами: Олимпиада Сергеевна и Михаил Евлампиевич. Мы очень интенсивно проводили время. Придя с занятий, перекусив и переодевшись, я со своими "дамами" устремлялся в очередной музей или просто на прогулку по Питеру.
  
  По выходным дням старались посетить какую-нибудь экскурсию. Сколько впечатлений! Но была и неприятность: дочурка, неудачно съехав со снежной горки под Новый год, получила перелом предплечья. Но и хорошее и плохое заканчиваются когда-нибудь. Мы вернулись в Куткашен, чтобы перевести вещи в Сумгаит. Новый сборно-щитовой барак, построенный недалеко от госпиталя, принял нашу семью.
  
  МАЛЬБРУК В ПОХОД СОБРАЛСЯ
  
  А война в Афгане уже шла седьмой год. И посему я купил карту Афганистана, попавшийся на глаза медицинский разговорник русско-дари и ещё какую-то литературу, чтобы готовиться к неизбежному. Всякая литература по Афганистану, Среднему Востоку, прочитывалась мной. Кроме того изучал Словарь по исламу, купил Коран. Ещё с института я знал арабский алфавит и даже писал некоторые тексты на русском языке арабскими буквами, чтобы никто не мог прочитать. Знакомый студент-араб понимал мою вязь. Языки дари и фарси использовали арабскую графику, но с различными добавочными штрихами, указывающими на отличие данного произношения буквы от арабского. Я считал, что необходимо знать страну, куда ты едешь, её историю, её людей и их обычаи и нравы.
  
  Прошёл 1986, затем 1987 год. Мне дали двухкомнатную квартиру в новом микрорайоне. Далековато от госпиталя. Пешком минут сорок пять, сокращая дорогу. Я самозабвенно трудился в инфекционном барачном модуле, привычно развёртывая летом в своём, отгороженном от прочей территории госпиталя, дворике большую госпитальную палатку с двухъярусными койками. Отслеживал по карте ситуацию в Афгане, знал, где стоят наши гарнизоны, где развёрнуты госпиталя.
  
  Наступил 1988 год, и меня в январе направили вновь на АК ВМедА. Только теперь это были специальные двухмесячные курсы для подготовки инфекционистов для Афгана (Курсы А-100). Это значило, что очередь моя пришла. Те же профессора и доценты читали те же лекции, которые были у меня законспектированы всего два года назад. Правда, были ещё и новые методички по отдельным заболеваниям, разработанные на базе афганского опыта. Вот их я прилежно конспектировал во вне учебное время. Был назначен старшим по группе.
  
  Жил в общежитии на территории Академии. Здесь я познакомился с Кузьмичом, подполковником Труновым, с которым потом встречусь в Кабуле. Здесь же вновь встретился с бывшим старшим ординатором инфекционного отделения Магдебургского госпиталя Женей Васильевым. На А-100 были не только инфекционисты, но и терапевты, которых готовили к работе в медротах, в которых разворачивали временные изоляторы для инфекционных больных. К этому времени я уже знал, куда поеду. Меня ждала должность начальника инфекционного отделения в Кундузе - административном центре одноимённой провинции на северо-востоке страны.
  
  А 9-го февраля в газете "Правда" было опубликовано заявление М.С.Горбачёва по Афганистану. В нём были определены сроки вывода советских войск.
  Обстановка на Кавказе и, в частности в Азербайджане, накалялась. Карабахский узел всё туже и туже затягивался, и обе стороны готовы были его разрубить. Я был очень обеспокоен этим, поэтому через месяц учёбы обратился к руководству кафедры с просьбой о досрочной сдаче экзамена. Мне пошли навстречу. Показав все законспектированные методички и сдав устный экзамен, я вернулся в Сумгаит где-то в середине февраля.
  
  То, что произошло там позже, в первые три дня от 28 февраля, описано у меня в очерке "МОЙ ПЕРВЫЙ ОСКОЛОК В СЕРДЦЕ - СУМГАИТ".
  
  -------------------------------------------------------------------------------------------------
  
  Из советских СМИ 1988 года:
  14 апреля подписаны Женевские соглашения о политическом урегулировании положения вокруг ситуации в ДРА. Советский Союз обязался вывести свой контингент в 9-месячный срок, начиная с 15 мая; США и Пакистан, со своей стороны, должны были прекратить поддерживать моджахедов.
  Половина советских войск должна была быть выведена к 15 августа, а вывод всей 40-й армии завершиться в течение девяти месяцев.
  На 15 мая - Около 60 процентов территории Афганистана контролировалось оппозицией. Численность нашего Ограниченного контингента составила 100300 человек.
  К 1 августа Советские войска выведены из гарнизонов Джелалабад, Газни, Гардез, Кандагар, Лашкаргах, Файзабад, Кундуз.
  7 августа - Правительственные войска РА, не оказав сопротивления, бежали из Кундуза.
  
  ---------------------------------------------------------------------------------------------------
  
  Вот так, продолжая отслеживать ход вывода войск из Афганистана, я узнал, что наши части, в т.ч. и госпиталь, куда я по плану должен был прибыть, были выведены из Кундуза, а 10 августа моджахеды вошли в город. И это при том, что гарнизон правительственных войск в Кундузе был в три раза больше.
  
  Мой командир, подполковник Скороход, узнав об этом, сказал: "Ну, вот ты и отвоевался!" Каково же было его (и моё, конечно) удивление, когда вскоре после этого пришло указание прибыть мне в штаб КЗакВО, для отправки в распоряжение ТуркВО. Я убывал не в командировку на три месяца, как иногда практиковалось. Я убывал насовсем, с исключением из списков части. Отделение сдал соседу, разделявшему со мной наш отдельный модуль, начальнику кож-вен. отделения, Володе Шулепину. Когда я прибыл в Тбилиси, наш направленец развёл руками: ничего не знаю, но разнарядку надо выполнять. О новом месте он тоже ничего не знал: в Ташкенте разберутся. Так вскоре я очутился в столице ТуркВО, откуда до Войны было рукой подать.
  
  A LA GUERRE...
  
  Вот и Ташкент. Пересылка в Тузеле. В штабе округа направленец был озадачен и спросил: зачем я приехал? Я ведь должен был идти в Кундуз, который уже сдали. Это я и сам знал, но нового назначения для меня не было. Мне как-то неуверенно предложили либо вернуться, либо лететь в Кабул. А там решат. Возвращаться мне было обидно, и я согласился на неизвестность. Встретился с главным инфекционистом округа. Он предположил, что я попаду в Баграм или Шинданд. Позвонил маме в Волжский. Сказал, что на 2 месяца убываю в Тбилиси на прикомандирование в ОВГ. А дальше мы с Леной (женой) договорились, что я буду писать письма, отсылать их ей, а она их будет вкладывать в заготовленные и подписанные мной конверты. Так мама будет спокойна. Дня через три транспортный борт перенёс меня "за речку".
  
  И вот я на пересылке в Кабульском аэропорту. Сразу же напугали: сказали, что по сигналу тревоги всем покинуть модуль и укрыться в щелях. А то не так давно один прапорщик проигнорировал и остался лежать на кровати, так осколок разорвавшегося на полосе эрэса пробил стенку модуля и тело прапорщика. Он погиб, по сути, на войне, но, поскольку ещё не был зачислен в списки 40-й Армии, то и "участия в боевых действиях не принимал". А, значит, никаких льгот его вдова и дети, если они были, не получат. Такой расклад меня не устраивал.
  
  Путь в центр Кабула занял примерно 40 минут, и вот уже впереди на возвышенности виден знаменитый дворец Тадж-Бек - основная часть штаба 40-й Армии. Но медицинская служба находилась в одном из множества модулей, вытянувшихся поблизости. Главный инфекционист, известный мне по академическим курсам как куратор моей группы, полковник Волжанин, так же, как и в штабе ТуркВО, был в недоумении: "Зачем припёрся?". Опять же упомянули Кундуз, на что я ответил, что всё, мол, знаю, но назад не хочу.
  
  Почему-то я не понравился начмеду Армии полковнику Казмировичу. Видимо он не знал, что со мной делать, поскольку стал спрашивать о моём здоровье: мол, лицо красное, наверное, у меня гипертония, и мне тяжело будет здесь в горах (Кабул находится на высоте 1800 метров над уровнем моря). Гипертония у меня была. Впервые она проявила себя подскоками давления в горах Грузии, в Ахалцихе, где я прослужил около года. Там штаб части находился в нескольких метрах ниже "льготной" высоты в 1500 метров, потому и льгот у нас не было.
  
  В общем, начмед направил меня на медкомиссию. На следующий день я снова поехал в Кабул, и за полдня "успешно" прошёл медкомиссию, уговорив коллег не придираться особо к моим показателям, и был признан здоровым и годным к службе в условиях высокогорья. Наконец, мне предложили: либо в Шинданд, начальником отделения, либо в Кабул старшим ординатором. Я уже знал, что Шинданд планировался на вывод через месяц, и не видел смысла туда ехать, а на старшего ординатора не соглашались мои амбиции. Я решил немного поломаться и отказался. А ещё через час мне предложили должность начальника отделения в Кабульском инфекционном госпитале.
  
  На пересылке я познакомился с коллегой, тоже подполковником, Сергеем Станишевским. Вместе с ним мы и прибыли в госпиталь. Он тоже был назначен на должность начальника отделения. Вот тут я и понял, почему меня не очень хотели назначать сюда начальником отделения. Седьмым отделением командовал майор Ёршик, старший ординатор, исполнявший обязанности начальника отделения вместо убывшего в Союз. И приказ о его назначении на эту должность уже лежал на подпись у начмеда Армии. А тут я, вдруг, перешёл дорогу. Мне даже стало неудобно. Обиженный Ёршик передавал отделение мне.
  
  743 военный инфекционный госпиталь. Когда я принимал отделение, в нём было 233 больных. Кроме меня там работало два гражданских ординатора, мужчина и женщина, с Украины. Ёршик, сдав дела, ушёл в другое отделение. Так началась моя работа в Афганистане.
  
  Продолжение следует.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023