ArtOfWar. Черкасов Михаил Алексеевич. Воспоминания командира вертолета

Глава 3. Начало боевых действий

Сразу оговорюсь, что речь идёт о начале боевых действий нашей 262 овэ, ведь боевые действия до момента нашего перелёта в Баграм уже велись в различных точках страны. Нам были уже известны имена и подвиги первых Героев Советского Союза - вертолётчиков Щербакова и Гайнутдинова. Но ещё будучи в Кагане, мы узнали факты, причём от непосредственных участников событий, свидетельствовавшие о том, что в действительности наши подразделения начали участвовать в боевых действиях на территории Афганистана намного раньше, чем это было объявлено официально, то есть не 27 декабря 1979 года, а, как минимум за полгода до этой даты. Речь идёт даже не о так называемых "советнических" авиационных подразделениях, которые подчинялись непосредственно Главному военному советнику при министерстве обороны Афганистана, как вертолётных, так и на самолётах, в частности, транспортных Ан-12-х, у которых были свои специфические задачи.

Нам же рассказывали, как были организованы вертолётные эскадрильи, экипажи которых состояли преимущественно из представителей национальностей, близких по языку с проживающими на территории Афганистана. Набрать лётчиков и техников узбеков, таджиков, казахов или туркмен было просто невозможно: встречались они в кадровых частях крайне редко. Но целью плана, по-видимому, было "обкатать" на практике возможный в будущем ввод регулярных частей, не афишируя его "закамуфлированными" под афганцев военнослужащими советских войск, подготовить условия для ввода регулярных частей. А так как я уже говорил, что укомплектовать эскадрильи кадровыми военными в условиях дефицита времени было довольно сложно, то в эти подразделения удалось набрать из кадра лишь командный состав и, в лучшем случае, командиров звеньев и экипажей. Остальные же - лётчики-операторы, лётчики-штурманы и борттехники, не говоря уже о наземных специалистах, сплошь были спешно призваны среднеазиатскими военкоматами из запаса. В подавляющем большинстве все они летали либо в Аэрофлоте, либо в ДОСААФе. Технический состав был набран также из специалистов, имевших хоть какое-то отношение к авиации. Но многие из них до этого призыва просто работали шофёрами, трактористами или механизаторами в колхозах.

В середине февраля нам случилось встретиться в Кагане с одним Виталькиным однокурсником. Если мне память не изменяет, его звали Наиль. Он, узбек по национальности, как раз летал в такой вот "дикой" эскадрилье, а до середины 1979 года был в Пугачёве лётчиком-инструктором. В "дикой" он был командиром Ми-24. Командовал эскадрильей кадровый подполковник, некто Бухаров (возможно это была вымышленная фамилия). Наиль рассказал, что они летали в Афгане, как Аллах на душу положит и, что удивительно, потерь не имели. Носились по ущельям как черти, не соблюдая никаких лётных инструкций и законов. Душманы тогда ещё имели конницу, и среди лётчиков "дикой" было негласное соревнование, кто сумеет подцепить всадника передней турелью пулемёта на "двадцатьчетвёрке".

К февралю их уже почти вывели и они, чёрные от грязи, в немыслимой смеси зимнего и летнего обмундирования с элементами "гражданки", околачивались у штаба каганской части и добивались выплаты жалованья, которого они не получали с самого начала своих "сборов". Но, по-видимому, им так ничего и не удалось получить. Кадровым за их "командировку" выплатили, скорее всего, в их частях, а запасникам - по месту работы. Предполагаю, что эти подразделения, а такие были не только в авиации, но и в наземных войсках, наверняка не были включены в бюджетные сметы нашего МО и никто на них средств не выделял.

А мы уже осваивали новое для нас место базирования, довольно живописное, если не принимать во внимание те, явно не туристские цели, с которыми мы сюда прибыли. Но тогда мы ещё были полны оптимизма, верили, что всё будет нормально, и мы в полной мере налюбуемся на эти чарующие картины обширной зелёной долины между гор с сахарно-белыми снежными вершинами, ярко синим, без единого облачка небом, надышимся вдоволь чистым горным воздухом, таким чистым, что видно было на десятки километров. А на зелёных лужайках, которые ещё не успели вытоптать колёса и гусеницы машин, и не успело выжечь немилосердное афганское солнце, распустились удивительные полевые тюльпаны, красоты необыкновенной, хотя они имели коротенький стебелёк и значительно уступали по размеру своим культурным собратьям. Жаль, некому было здесь дарить цветы, и я собрал несколько штук, и чтобы их засушить, положил между страниц своей лётной книжки.

Наша эскадрилья оперативно входила в состав 108-й мотострелковой дивизии, ранее дислоцировавшейся в Термезе, развёрнутой теперь до штатов военного времени и введённой в Кабул. На баграмском же аэродроме к тому времени, кроме афганской авиационной части на Су-17 и двух "советнических" эскадрилий (одна на Ан-12, а другая - вертолётная на Ми-8), базировался наш истребительно-авиационный полк на МиГ-21 из Кокайты. Командовал им тогда полковник Кот, который впоследствии стал Героем Советского Союза, а потом был Заместителем Главкома ВВС по боевой подготовке. Сухопутными соседями с нами, кроме афганской комендатуры, был прославленный 345-й отдельный воздушно-десантный полк из Ферганы. Он в числе первых был десантирован в Баграм в конце декабря и вместе со спецназом брал дворец Амина, а также штаб ВВС и ПВО афганской армии.

Мы разместились в палаточном городке, сначала между ВПП и рулёжкой рядом со своими бортами, но буквально на следующей неделе нас "передвинули" ближе к краю аэродрома, так как было небезопасно находиться всего в нескольких десятков метров от места, где взлетают и приземляются самолёты и вертолёты. Но и новое место было в этом отношении не лучше. Здесь крайние палатки также стояли в полусотне метров от торца взлётной полосы, причём как раз от той её части, где взлетающие аппараты отрываются от земли и производят самый сильный шум и грохот. Хорошо хоть ночные взлёты были крайне редки. И всё же однажды поутру мы с удивлением обнаружили буквально в двух десятках метров от крайней двадцатиместной палатки, где размещались наши солдаты, преспокойно стоящий афганский самолёт Су-17, который выкатился за полосу после неудачной посадки, видимо из-за отказа тормозного парашюта. Страшно представить, что было бы, если б он "проутюжил" наш палаточный городок. Размещать же нас ещё дальше командование не решилось, так как было небезопасно по другим причинам: слишком уж ненадёжным укрытием были палатки, случись нападение или обстрел. Но и это было слабым утешением, потому что от края "зелёнки" на границе аэродрома до нас было не более 500 метров - хорошая прицельная дальность даже для стрелкового оружия. Правда, говорили, что уже завезены из Союза материалы и для нас будут собирать щитовой городок из так называемых модулей.

Тем не менее сперва было непривычно жить в палатках, больших, госпитальных, на десять человек, с двойным фланелевым пологом, белым изнутри. Ночью было довольно холодно, и в палатках поставили железные печки - "буржуйки".

Где-то сразу после прилёта наши ребята приглашают меня в гости к десантникам 345-го, с которыми они уже успели наладить контакт. Берём с собой кое-что из "НЗ", надеясь, что закуска у них найдётся, и идём - благо их расположение всего метрах в трёхстах от нашего лагеря. Разместились они капитально, заняв капониры в юго-восточной части аэродрома. Капониры эти были предназначены для укрытия самолётов и личного состава и представляли собой подковообразное обвалование метра три высотой. Внутри "подковы", на бетонной площадке, где обычно стоят самолёты и средства для их обслуживания, разместились техника и палатки для солдат, а офицеры заняли внутренние бетонированные помещения, которые служили для укрытия лётного и технического состава. Безусловно, это надёжнее и комфортнее, чем жить в палатках на продуваемом всеми ветрами месте. Должен сказать, что пехота вообще, а особенно "крылатая", умеет в любом положении обустроить свой быт с максимальными удобствами и комфортом, что нам, лётчикам, не свойственно.

Встречают нас очень радушно, а уж те из нас, кто пришёл не в первый раз, стали чуть ли не лучшими друзьями. В дружеском застолье узнаём для себя много нового и интересного. Десантники рассказывают подробности предновогоднего штурма штаба ВВС и ПВО афганской армии в Кабуле. Колоритная фигура - комбат-3, по фамилии Алиев. Невысокого роста, подвижный, настоящий боевой командир, он во время штурма был впереди своих бойцов, получил лёгкое ранение, но из боя не вышел. (Позже мне кто-то говорил, что он, якобы, погиб и ему посмертно было присвоено звание Героя.)

Рассказывали также, что привезённый в Афганистан Бабрак Кармаль находился несколько дней в Баграме, в расположении десантников, пока обстановка в Кабуле после устранения Хафизуллы Амина не нормализовалась. Коля Бобров, как его в шутку называли десантники, по внешнему виду, да ещё одетый в обычное демисезонное пальто не "тянул" на руководителя целой страны.

Словом, наши новые друзья, в отличие от нас, новичков, были уже обстрелянными и имели кое-какой боевой опыт. Я тогда подружился с одним капитаном, Володей Каревым. Сам он родом из Тамбова, а в полку служил в должности начальника службы РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения). Позже он подарил мне на память артиллерийский бинокль, списанный с подбитой в бою и сгоревшей БМДешки, но отремонтированный и вполне исправный. (Мне потом с превеликим трудом и хитростями еле удалось "отбить" его от доблестной ташкентской таможни, когда ехал домой.)

С десантурой нам позже придётся тесно взаимодействовать, поддерживать их при проведении операций, подвозить боеприпасы, продукты и вывозить раненых.

Помимо чисто внешнего знакомства с местом нашего базирования, знакомимся с оперативной обстановкой в районе ожидаемых боевых действий, районом полётов и задачами, которые предстоит выполнять эскадрилье, находясь в Баграме.

Я уже упоминал, что мы вошли в состав 108-й мсд, главными задачами которой было прикрытие столицы страны - Кабула, а также контроль за основными транспортными путями к нему с севера и востока. Если посмотреть на карту Афганистана, то можно увидеть, что основная транспортная артерия - автодорога из Кабула к единственному речному порту этой сухопутной страны, Хайратону на Амударье, и в Термез проходит как раз через Чарикар, центр провинции Парван, лежащий в нескольких километрах от авиабазы Баграм, и далее к стратегически важному перевалу Саланг. Это кратчайший и единственный путь в Союз из Кабула. Другие же пути, через перевалы Гиндукуша, большей частью непроходимы для автотранспорта, особенно в зимнее время. Нет необходимости объяснять, насколько важно было контролировать подходы к Салангу и не допустить какой-либо диверсии в тоннеле на перевале. Один из полков дивизии как раз и был размещён на подходах к перевалу, в северной точке Панджшерской долины, очень важной в оперативном отношении. Сюда сходились также пути из горных ущелий: с запада, из Бамианского ущелья, с протекающей по нему речкой Горбанд, и с северо-востока, из Панджшерского ущелья с одноимённой речкой, которое уходило далеко и высоко в горы и имело выход через высокогорные перевалы в Горный Бадахшан, в Пакистан и даже в Индию и Китай. Ущелье же реки Панджшер было вотчиной наиболее известного впоследствии лидера оппозиции к правительству Афганистана Ахмад Шаха Масуда, против отрядов которого нам в основном и предстояло действовать.

Для знакомства с обстановкой и получения боевой задачи наше руководство в первых числах апреля было приглашено в дивизию. В маленький армейский автобус вместе с комэском и его замами плотно уселись командиры отрядов и экипажей и поехали в Кабул.

Час с небольшим пути по хорошей асфальтовой дороге между глиняных дувалов, таких же глиняных построек и бесконечных виноградников никаких опасений не вызывал. Никому и в голову не приходило, что дорога может быть опасной, а одинокий автобус без охраны - хорошая мишень даже для двоих-троих автоматчиков. Да у нас в эскадрилье и не было никакой бронетехники для сопровождения. Больше того, все ехавшие в автобусе "постеснялись" взять автоматы, а ограничились лишь пистолетами, которые обычно помещались в левом нагрудном кармане лётной куртки, предназначенном для его ношения. (Это позже, уже летом, когда произошло несколько случаев нападения на наши машины, закончившихся гибелью ехавших в них, было категорически запрещено передвигаться одиночным машинам без прикрытия бронетехники. А некогда живописная дорога из Баграма в Кабул стала "дорогой смерти" с валявшимися по обочинам обгоревшими остовами машин. Зелёные виноградники, дувалы и дома были разрушены танковыми орудиями на расстояние до ста метров от дороги. Кстати, один из крупных придорожных кишлаков здесь, более всех разрушенный во время ожесточённых боёв, прозвали Аминовкой, якобы потому, что это была родина Хафизуллы Амина.)

Но всё это будет впереди. А мы благополучно прибыли в дивизию, которая размещалась на обширном пустыре у дороги на въезде в Кабул, на возвышении, с которого хорошо просматривались близлежащие окраины города. Палатки и техника стояли аккуратными рядами, так, как определено уставами.

Совещание проходило в огромной палатке, приспособленной под клуб. Нам было представлено командование дивизии. Мы обратили внимание, что все трое из первых лиц командования: комдив, начальник политотдела и начальник штаба были полковниками и выглядели не старше сорока лет. То есть не намного старше большинства из нас и уж совсем ровесниками нашим Афанасьичу или Сорокваше. Совсем не такими, как мы часто привыкли видеть военных такого ранга - большей частью зрелых и располневших генералов.

Комдив Валерий Миронов, высокий, подтянутый, представлял собой образец настоящего общевойскового командира. Мы обратили внимание на планку ордена Боевого Красного Знамени на его груди среди десятка других наград. (Говорили, что он будто бы родственник, едва ли не племянник, Юрия Андропова, тогдашнего председателя КГБ и члена Политбюро ЦК, имея вероятно в виду то обстоятельство, что комдивами в возрасте до 40 лет в мирное время становятся не часто. В начале 90-х генерал-полковник Миронов был замом министра обороны, а до развала Союза командовал войсками ПрибВО. К сожалению, года два или три назад генерал-полковник Миронов ушёл из жизни).

Под стать ему и начпо Лев Серебров - с южным темпераментом одессита. (Был ли он им в действительности - утверждать не буду.) Фамилия генерал-лейтенанта Сереброва потом также мелькала среди чиновников бывшего политуправления Советской Армии.

А вот третьим из них, а по должности первым заместителем комдива - начальником штаба - был Борис Громов, который впоследствии стал легендарным командармом 40-й армии, личностью, известной не только в нашей стране.

После совещания уговорили комэска проехать посмотреть Кабул. Даже удалось бегло осмотреть какой-то пыльный и полузапущеный музей, то ли военный, то ли краеведческий, с лежащими во дворе старинными орудиями времён первой англо-афганской войны. Но потом все пошли глазеть на витрины многочисленных магазинов и дуканов (лавочек) на Майванде, центральной улице Кабула, хотя ни у кого ещё не было не только афгани (местные деньги), но и наших чеков тоже.

Обратный путь проходил уже в сумерках, а так как водитель наш тоже впервые ехал по этой дороге, то правый поворот на аэродром проскакиваем и неожиданно въезжаем в лежащий севернее аэродрома город Чарикар. У каких-то, сначала гражданских, а потом и военных афганцев пытаемся узнать дорогу, совершенно не ведая местного языка. Но может быть знакомое им слово "Баграм" помогло объясниться и узнать, куда ехать. Слава богу, что всё обошлось! Знающие люди потом говорили, что мы могли в один момент потерять почти весь командный состав эскадрильи. То, что это не преувеличение, подтвердилось буквально через несколько дней, когда группа наших ребят решила съездить прогуляться по базару в Чарикаре и начхим эскадрильи получил удар в спину каким-то остро заточенным предметом. Лишь по чистой случайности не были задеты жизненно-важные органы. Нападавшего заметить не успели, но после этих случаев до многих из нас стала доходить степень той опасности, в которой мы пребывали, даже без видимых её проявлений.

Апрель в Афганистане - уже самый разгар весны. На перевалах тает снег, открываются горные пастбища, и кочевники-пуштуны начинают свой извечный кочевой путь из вечнозелёных долин Пакистана на афганские высокогорные плато и пастбища. А вместе с караванами кочевников двинулись в центральные районы страны и караваны с оружием, активизировались отряды мятежников.

Уже в первые недели апреля наши друзья - десантники вместе с подразделениями спецназа начали рейд в ущелье реки Панджшер. Я уже упоминал, что это вотчина и владение Ахмад Шаха, но тогда нам имя этого мужественного и искусного предводителя моджахедов было неизвестно. Знаменито это ущелье было тем, что оно выходило к высокогорным перевалам, ведущим в северную часть Афганистана, в Пакистан и даже в Индию и Китай. Говорили, что в его высокогорной части имеются большие запасы лазурита - ценного минерала. Но главной особенностью этого ущелья было то, что оно было неприступным. Единственный выход из него в Чарикарскую долину представлял собой бутылочное горло - тесный узкий каньон протяженностью несколько километров, образованный отвесными скалами с бурной рекой между ними. Дорога по нему буквально вырублена в скалах, и при движении тяжёлой техники по ней, скажем БМП или танка, одна из гусениц скребла по отвесной скале, а другая почти свисала над речным обрывом. Достаточно иметь небольшой отряд, чтобы сдержать сколь угодно большое войско от вторжения в эту долину. Дальше это ущелье образовывало отдельные горные долины, сужалось и расширялось и тянулось на десятки километров, разветвляясь на боковые рукава-ущелья. Горные хребты и кряжи делали его неприступным как с севера, так и с юга. По берегам речки Панджшер разбросаны немногочисленные, но нередко довольно крупные кишлаки. Долго ещё будут помниться такие их названия как Руха, Базарак, Паси-Шахи-Мардан, к середине 1981 года уже почти разрушенные в результате неоднократных рейдов и упорных боёв за овладение ими.

Но тогда, в первый рейд, десантникам удалось неожиданно проскочить в "бутылочное горло" ущелья и, не встречая сопротивления, пройти почти до конца его, к Паси-Шахи-Мардану. Первые задачи, которые получили наши экипажи, были как раз на обеспечение действий наших подразделений в этом районе. Уже тогда не обошлось без инцидентов, как принято говорить в авиации. При посадке там на каком-то ограниченном пятачке Фурсов зацепил хвостовым винтом за препятствие, или коснулся земли. Оказались сбитыми законцовки лопастей ХВ. В Союзе бы ему категорически запретили даже думать о взлёте с таким повреждением и начали бы устранять неисправность на месте: менять винт, выверять биение и регулировки валов и т.д. Но здесь такая возможность исключалась, и было принято решение лететь, несмотря на опасность разрушения хвоста в воздухе, что привело бы к неминуемой катастрофе. Но Фирсов дотянул до "точки". Правда в полёте борт изрядно трясло. Тогда уже стали делать серьёзные выводы из происшедшего и предупреждать о том, что к полётам в горах и особенно к посадкам нужно относиться гораздо серьёзнее. Но и после этого кто-то из наших ребят, по-моему Николаев Олег, ухитрился "примоститься" на какой-то горный карниз, да так, что вертолёт пришлось там оставить, а экипаж и людей эвакуировали с помощью пехоты.

Итак, отряды на Ми-8-х и 24-х постепенно втянулись в боевую работу, а наш отряд спецмашин остался как бы не у дел. Безделье начинает угнетать, а лётчику, кроме всего прочего, ещё необходимо при длительных перерывах в полётах и давать контрольные полёты.

В палатке вечерами, перед сном, ведём долгие разговоры, обсуждаем всё то, что приносит день насущный. Из Союза новости приходят с трудом. Ведь доставка газет ещё не налажена, писем - тем более, телевидения нет. Только по транзисторному приёмнику, да и то с помехами, можно что-то услышать. Зато слухов хоть отбавляй. Даже о том, что, якобы, начали вывод войск. Да, действительно, несколько частей вывели в Союз, но Москва готовилась к проведению летних Олимпийских игр, и игры эти из-за ситуации с Афганистаном были под угрозой срыва, поэтому наше руководство объявило о некотором сокращении ОКСВ, чтобы успокоить мировую общественность и снять напряжение. В действительности же вывели те части, которые в спешке ввели в составе войсковых соединений, и пребывание которых в Афганистане было признано нецелесообразным: зенитно-ракетные, ПВО и даже оперативно-тактических ракет. И конечно же, вывели оставшиеся "мусульманские" части и подразделения.

В это время мы в эскадрилье сталкиваемся с ещё одной проблемой. По лётным законам перерыв между отпусками для лётчика не должен превышать 12 месяцев. Иначе лётчик должен быть отстранён от полётов. Вот и у нас многие "гуляли" в середине прошлого года, а значит уже летом в эскадрилье некому будет летать. Начальник штаба срочненько составляет график отпусков. Моему экипажу выпадает нечаянная радость открыть отпускной сезон, и мы уже после 20-го апреля улетаем попутным самолётом в Ташкент.

Кружным путём самолётом добираюсь через Баку в Астрахань, где находился у брата мой "Жигулёнок", а оттуда, погостив несколько дней, своим ходом еду в Тамбов. В училище на удивление свободно получаю путёвку в санаторий, в Адлер. А так как срок её начинается с 10-го мая, еду в своё родное село Дмитриевское в Ефремовском районе Тульской области, что уютно раскинулось в излучине речки с поэтическим названием Красивая Меча, известной по произведениям Ивана Тургенева, чтобы навестить живущих там маму и родных. Дома опять попадаю в весну, которая здесь в разгаре и приближающиеся майские праздники поднимают настроение. Вскоре афганские впечатления уже кажутся каким-то сном и никак не вяжутся с окружающей меня, отпускника, жизнью.

Но на майские праздники встречаю ту, с которой связывает меня судьба на всю последующую жизнь, и я резко меняю свои планы. Без сожаления остаётся неиспользованной путёвка. Месяц с небольшим проходит словно в волшебном сне. 24-го мая состоялась наша с Надеждой свадьба, а в первых числах июня она проводила меня в Афганистан. Теперь только письма будут связывать нас долгие недели и месяцы, ими будет измеряться время от встречи и до встречи...

Оставить комментарий © Copyright Черкасов Михаил Алексеевич (19mvp51@mail.ru) Размещен: 30/11/2009, изменен: 30/11/2009. 23k. Статистика. Глава: Афганистан	Оценка: *7.005** Ваша оценка:

Черкасов Михаил Алексеевич Воспоминания командира вертолета

Черкасов Михаил Алексеевич
Воспоминания командира вертолета