ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Муровицкий Александр Иванович
Вырвавшиеся

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  Шел 1942 год. Уже год, как на белоруской земле хозяйничали оккупанты. Была июльская ночь. Лущицкие спали, когда в окно дома кто-то тихонько постучал.
  
  Лиза толкнула мужа: "Алексей! Кто-то пришел, сходи - глянь!".
  
  Алексей, молча встал и подошел к окну, через стекло на него глядела пара черных испуганно-молящих глаз.
  
  - Что там, - прерывающимся голосом прошептала жена.
  - Схожу - узнаю, - ответил Алексей, накинув на плечи свитку (куртка - по белоруски), подошел к двери, открыв засов, впустил в сени мужчину.
  
  - Добрый день в хату, - взволнованным голосом сказал вошедший.
  
  Алексей с трудом, узнал его, это был Изя - сапожник из Тимковичей.
  
  - Дабрыдень Изя! Ты откуда?
  - Помогай Алексей, помогай! - с мольбой, взволнованным голосом начал невысокого роста человек с кудрявыми черными волосами на лысеющей голове.
  
  - Давай в хату, что в сенях стоять, - пригласил в дом хозяин, открывая дверь. И тихонько позвал: "Лизавета, вставай, дай человеку поесть - попить. Это Изя - тимковичский сапожник, помнишь? Он тебе сапоги перед войной сшил, хорошие сапоги. Свет не зажигай".
  - Помню, конечно. Здравствуй Изя!
  - Здравствуй Лизавета, дай Бог тебе здоровья!
  - Ну, давай, пока на стол накроется, рассказывай! - предложил хозяин дома.
  
  - Ну, ты ж Алексей знаешь, что нас всех в гетто сначала в Тимковичах согнали сразу в июле сорок первого. Голодали, работали, немецкие туалеты чистили, на полицаев работали, да другую самую грязную работу делали, но как-то жили. Потом - зимой, перегнали в Копыль. Тогда же убили мою жену - Хаю и дочку Иону. У меня уже нет слез, чтобы их оплакивать. А в марте уже в Копыле, австрияки, да полицаи будь они неладны, побили больше двух тысяч наших и в Каменщине в карьере закопали. Вчера - двадцать второго, Юрка Гурло - немецкий прихвостень и палач, привел своих полицаев, а с ними СС. - Изя, перевел дух, попросил воды, выпил полную кружку, и продолжил, - Первым расстреляли Элькина - нашего старосту, а потом начали стрелять всех подряд. Наши мужчины, кто покрепче, подняли восстание, охрану начали бить. Кто смог, разбежались, попрятались - почти задыхаясь от волнения сказал Изя. - Мы спрятались в доме Мойши Наймерка. Потом гетто подожгли из огнеметов, начался пожар, дым. Женщины кричат, дети плачут, дым кругом, стрельба. Это был Ад, Алексей! Сущий Ад! Мы, через погреб сделали подкоп, выбрались из дома, потом через проволоку на улицу Горького и в лес. До речки Мажи дошли и в лесу спрятались, вроде оторвались от немцев. Я про тебя вспомнил. Вот пришел. Не бойся, мы уже в лесу второй день сидим, я смотрел у вас тут в поселке тихо - ни немцев, ни полицаев нет. Тебя знаю, знаю, что не сдашь немцам, поэтому к тебе.
  
  Алексей, слушал пожилого еврея, сжимал кулаки и смотрел в пол, не поднимая глаза на собеседника, как будто боялся сгореть от огня его зрачков. Когда Изя закончил, посмотрел ему в глаза и увидел в них горе и мольбу.
  
  - Да Изя! Фашисты, гады, каты (палачи - по белоруски) - никого не жалеют: ни малых, ни старых! - Алексей стукнул кулаком по столешнице. - Тут тоже: Рудное - жгли, Колодезное - жгли, сколько людей побили. И кого? Стариков, да баб с ребятишками!
  
  - Посиди здесь, - сказал он Изе, - поешь, я сейчас.
  И обращаясь к жене: "Лиза! Давай корми, я к Мане схожу".
  
  Алексей оделся и пошел в соседний дом. Дверь открыла дочка.
  - Что случилось батька? - тревожно спросила Мария.
  - Маня! Скажи Юзику, - пусть придет ко мне.
  - А что случилось? С детьми что? - испуганно спросила дочь, укутываясь в платок.
  - Все нормально - не переживай, дети спят. Зови мужа!
  
  Вернувшись в дом, спросил Изю: "Много вас?"
  - Десять человек с тремя детьми: Мышковский Янкель, его жена Дворка, сын Борух; Наймерк Мойша и сестра Хиля; Лотвин с женой; Фридман с женой и сыном Мойшей, - вздохнув ответил Изя. - Куда нам податься, если везде немцы и полицаи. В Тимковичи? Нет! Там комендатура. Куда? Скажи Алексей! Ты же знаешь мою семью, мы давно знаем друг - друга! Кому я, что я сделал плохого, а? Скажи Алексей? Шил ботинки - сапоги, жил тихо - мирно, детей растил. Разве я богато жил? Нет! Словом никого не обидел. Что я виноват, что я евреем родился!? Ну, что теперь меня нужно убить только за то, что я жид! Жену и детей моих убили, теперь меня!
  Изя опустил голову и заплакал. Плечи его дрожали, руки били по коленям.
  
  Что мог ответить на этот вопрос Алексей. Ничего. Он положил руку на спину сапожника, и прижал его трясущееся тело к себе.
  
  Вспомнил, как этой зимой, также как и сейчас, со всей семьей приехал на взмыленной лошади Роман - цыган из Конотопов, собиравший всякую рухлядь по деревням и менявший все это барахло на какие-то вещи - посуду, платки, игрушки, картины. Узнав, что его собратьев, живших в Тимковичах расстреляли, он собрал семью и приехал к нему за помощью.
  Неделю прятали их в землянке в холодном лесу, пока смогли переправить в партизанский отряд, а оттуда уже партизаны, дальше - в Любаньско - Октябрьскую партизанскую зону.
  
  Сам Алексей в армию был не годен, здоровье не позволяло воевать, а его друзья по партизанам в годы польской оккупации теперь воевали с фашистами - партизанили в лесах. Да и не только друзья тех времен, а и после. Многие его знали: когда был он председателем сельсовета в Раевке, а потом начальником отделения связи в Тимковичах. Да и пасечник, и садовод был он в этих местах известный. Многие знали Алексея Васильевича Лущицкого, как порядочного, отзывчивого человека, всегда готового прийти на помощь.
  
  - Здравствуйте, - поздоровавшись, вошел в хату мужчина среднего роста с черными, зачесанными назад волосами.
  - Вот, Изя, знакомься - мой зять Юзик. Муровицкий Иосиф. Кузнецом до войны был, как и батька мой - Василь Коваль. Он же его и научил кузнечному мастерству, хотя Юзик и "благородных" кровей, но ... Ладно, это другая история, выживем - расскажу.
  
  Еще было темно, когда Юзик и Изя вышли из дома Алексея Васильевича. Хозяин вышел их провожать, проводил до края огородов, обнял. Две фигуры растворились в темноте.
  
  Изя зашел в лес, за ним Юзик. В метрах ста от опушки на небольшой полянке лежала и сидела на траве группа людей. Как только они услышали шорох - испуганно вскочили, уставившись двумя десятками встревоженных глаз в пришедших. И только узнав Изю, испуг в глазах сменился надеждой.
  
  - Вот, привел человека, - представил спутника Изя, - зовут Юзик. Он - надежный! Кто, что и от кого - вам лучше не знать, мало ли что! Верьте мне на слово - он нам поможет.
  
  - Пусть поедят, я еды из дома захватил, - сказал, поздоровавшись Юзик. - Дорога дальняя, силы понадобятся. Вот - чем богаты.
  
  Иосиф раскрыл торбу (мешок - по белоруски), достал оттуда большой кусок льняного домотканого полотна и разложил еду: хлеб, вареную картошку в мундире, лук, вареные яйца, блины, бутылку молока.
  - Это детям, - сказал он и протянул бутылку ближайшему от него ребенку, который , как и все жадными глазами наблюдал за его действиями.
  
  Когда все поели, Юзик собрал группу вокруг себя и проинструктировал:
  - Значит, идем все вместе не растягиваемся, детей и женщин в серединке держите, чтобы не отставали, времени у нас нет. Дорога дальняя - терпите. Идем молча! Если что рукой покажу - смотрите на меня, я пойду первым. Ты, Изя, иди замыкающим, смотри, чтобы не отставали. А так, будем действовать по обстановке. Есть несколько трудных участков, нужно будет бегом и быстро их пересекать, я скажу потом где. Чтобы не случилось - молчать, и сидеть на тех местах, где остановились. Понятно! Ну все! С Богом! Пошли.
  
  Первым испытанием было перейти реку Мажа. Речка хоть и не большая, но берега болотистые, нашли место, вброд перешли.
  
  Когда перешли реку и немного углубились в лес, появилось новое препятствие - дорога. Иосиф первым перебежал дорогу и, спрятавшись в придорожных кустах, позвал остальных, которые должны били по одному, по двое дорогу перебегать. Когда оставалось еще человека три, послышался стук копыт и разговоры. Со стороны Копыля в направлении Колодезного шла подвода.
  
  Все замерли в тревожном ожидании. Из-за поворота появилась лошадь, телега, а рядом... два полицая. Полицаи шли, разговаривая и покуривая на ходу. Люди по обе стороны дороги замерли.
  
  И надо же было такому случиться, что как раз на том месте, где перебегали дорогу...
  
  "Стой! Давай отольем!" - сказал полицай и процессия остановилась.
  
  Один стал "поливать" придорожные кусты, второй облокотился на телегу. Вся подвода была завалена каким-то имуществом, которое неровной кучей возвышалось над бортами.
  
  - Немцы - идиоты, зачем было палить это гетто? Все добро, которое осталось у жидов, пожгли! Там-то и так одно барахло было, так теперь - копайся в пожарище! - стал сокрушаться тот, который отправлял нужду. - Ну скажи Микола, чи я не прав?
  
  - Да, с этим гетто не так все сделали, - согласился второй, - раньше было как, нужно что-то сделать - взял пару человек помоложе, пошли - сделали. А сейчас, кто немецкие сортиры в комендатуре чистить будет? И так хорошо, и машинки швейные вытащили, да еще кое-чего досталось. А ты, Павло, сколько зубов золотых вырвал, а?
  
  При этих словах у одной из женщин, еще остававшейся на противоположной стороне дороге, не выдержали нервы и ... она вскочила, схватила на руки ребенка и побежала.
  
  "Стой! Стой! Куда!" - закричали полицаи, сдернув с плеча винтовки, стали стрелять.
  
  Все, сидящие с обоих сторон дороги, люди, сжались и замерли. Один из беглецов пытался вскочить, но остальные навалились на него, не давая пошевелиться и, закрыли рот руками.
  
  - Вот, дура какая-то попалась на дороге! Куда бежала. Ладно! Убежала, так убежала! В лес не пойдем! - сказал один из полицаев, видимо старший.
  - А мне кажется, что я попал, но не видел, чтобы она упала. Что-то несла в руках. Может, сходим - посмотрим?
  - Ага! Сходи, а там сидит в засаде партизан, может специально сидит и ждет, что мы туда сунемся и бабу эту специально послал, нас завлечь. Давай из этого леса быстрей уходить. Помнишь, зимой тут наших человек пять поубивали. Пошли.
  
   Повозка удалилась и вскоре не стало слышно ни шуршания колес, ни стука копыт.
  
  Мужчины сидели на земле с каменными лицами, а женщины и дети начали плакать в голос. Один Фридман лежал ничком на земле и выл... Выл, как воет волк, потерявший подругу.
  
  Юзик встал и пошел в ту сторону, в которую убежала женщина. Вскоре наткнулся на тело. Она лежала вниз лицом. Это была жена Фридмана - Сара, под ней лежал ее годовалый сын Мойша. Сара была мертва, пуля попала ей почти в сердце. Но еще, умирая, пробежала десяток метров и упала в яму. Сын лежал придавленный ее телом, пуля его не тронула, но он чуть не задохнулся, поэтому пока лежал не мог даже голос подать, что его и спасло.
  
  Взяв ребенка на руки, он сперва, подумал, что ребенок мертв, но тот вдруг открыл глаза и заревел. Подбежали все остальные, он передал им мальчика. А сам достал из торбы нож, стал копать могилу. Потом его сменил Изя, а затем и другие мужчины, сменяясь по очереди, выкопали неглубокую яму, в которую положили Сару.
  
  Пока копали могилу Фридман, стоя на коленях, качался как маятник вперед-назад не переставая говорить какие-то слова на своем языке. Никто его не останавливал и не утешал, понимая, что это бесполезно.
  
  Юзик отошел в сторону сел, привалившись спиной к сосне. Он понимал, что этой ситуации не все от него зависело, но чувствовал какую-то свою вину. Не уберег эту женщину - Сару Фридман. Что скажет тестю? Как оправдает себя? А тут и нечего оправдываться - виноват, не усмотрел: люди ему доверились, а он не уберег.
  
  Подошел Изя:
  - Не вини себя, Иосиф! Вижу, сидишь и себя винишь! Нет тут твоей вины. Все мы во власти Господа! Нужно идти.
  
  Остальные евреи подошли и стали кружком вокруг них, вопросительно глядя: "Что дальше делать будем?".
  
  - Да, нужно идти, еще далеко! Пошли! - Юзик встал, закинул торбу на плечо, и не глядя ни на кого, пошел в глубину леса.
  
  "Стой!" - от внезапного окрика все остановились, как вкопанные и замерли. Их окружили три человека, одетых в разномастную одежду, в руках у каждого было оружие: немецкий автомат и трехлинейки.
  - Кто такие? - спросил, видимо старший, высокий мужчина средних лет с бородой.
  - Мы к "Дяде Коле", - сказал Юзик, делая шаг вперед.
  - А ты кто? - последовал вопрос.
  - "Дяде Коле" скажу. Веди!
  - Ладно, пошли.
  В отряде "Дяди Коли", люди из гетто пробыли три дня, а затем были переправлены в партизанскую зону.
  
  "Вот такие дела, батька!" - Юзик сидел на лавке напротив Алексея Васильевича, опустив голову и теребя в руках кепку.
  - Не убивайся! Ты сделал все, что смог! Всех остальных довел, значит - девять душ человеческих спас! Спасибо сынок!
  Тесть встал, подошел к зятю и, подняв за опущенные плечи, обнял.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023