Тележка с сумкой, поскрипывая старыми, изношенными и разболтанными колёсами, пытаясь перевернуться на ямках, бордюрах и камнях, медленно катилась позади женщины, одетой в старое потертое пальто - шубу, короткие, непонятного цвета, со сбитыми каблуками сапоги. На голове у женщины был клетчатый платок, который съезжая выставлял наружу давно не мытые, светлые волосы.
В любом другом населённом пункте её приняли бы за "бомжиху" - опустившегося и спившегося человека.
Но.... Только не здесь! Здесь, в этом разрушенном войной городе, все были заняты собой и, никому не было дела до этой женщины. И такие, едва выжившие в ходе боевых действий и пытающиеся сохранить свою жизнь и здоровье люди, встречались здесь весной 1995 года на каждом шагу.
И никто бы, ни за что, не узнал в ней красавицу Елену Ивановну - кандидата наук, доцента Грозненского нефтяного института.
До войны жила она в двухкомнатной квартире в доме на берегу реки Сунжа, рядом с музыкальным училищем, бывшей синагогой. Неподалёку - набережная, по которой каждое утро, стуча каблучками, она шла в институт и мужчины засматривались на стройную белокурую молодую женщину, идущую с гордо поднятой головой.
Так случилось, что ее родители рано умерли и, ей пришлось устраивать жизнь самой, благо от родителей досталась квартира в центре Грозного, да кое-какие вещи. Других родственников она не знала, они, конечно же, где-то существовали, но родители с ними связь не поддерживали, и она естественно не могла знать об их существовании.
И дожила она до сорока пяти лет. Были в ее жизни, конечно, мужчины, но ни один не задержался подле нее, все как-то незаметно уходили. То ли ее характер были тому виной, то ли самостоятельность, или другие обстоятельства, сейчас это уже было не важно.
Ее жизнь летела со скоростью курьерского поезда, несла молодую, умную, красивую женщину по жизни, пока не уперлась сперва в 1991, а затем 1994 год. В свое время, в числе немногих преподавателей она стала членом КПСС, потому, что на заре своей работы в институте была членом Комитета ВЛКСМ и секретарем бюро комсомола факультета.
Елена Ивановна выжила в ходе начавшейся войны, хотя в ее дом в самый новый год попало несколько снарядов и не все жильцы смогли спастись. Ей повезло. Она выскочила во двор, в чём была, набросив на себя пальто и платок, а ноги сунув в сапоги. Успев добежать до сквера, упала от удара взрывной волны и потеряла сознание. В себя пришла от холода: свернувшись комочком, лежала она у ствола дерева, принявшего на себя основной удар волны и осколки. Вокруг шла стрельба, гремели взрывы. Ползком добралась до своего дома, спряталась в подвале крайнего уцелевшего подъезда.
Бои не стихали, один раз в подвал, где она находилась, бросили гранату. Хорошо, что она была в самом углу и её заслонила кирпичная стенка, которая от взрыва разрушилась, своими осколками, немного побив ее ноги. Несколько дней она ничего не ела, воду заменял серый от пороха и пыли снег.
Боясь за свою жизнь, Елена Ивановна решила уйти из центра города. Но куда? И она вспомнила про лаборантку кафедры Наталью Петровну, которая жила на окраине города в районе Старопромысловского шоссе. Как-то была у нее в гостях на пятидесятилетии. Такая же одинокая женщина, муж умер еще до войны, а детей у нее не было.
Дождавшись небольшого затишья, в сумерках, она вышла из подвала и огляделась: все вокруг было посечено пулями и осколками от мин и снарядов. Кроны деревья были "пострижены" огненным шквалом. Сдерживая слезы и пригибаясь, побежала в направлении моста через Сунжу. Дойдя до реки, увидела плавающий в ней предмет, приглядевшись, чуть не закричала от ужаса: по реке плыл труп человека, сине-черные плечи и затылок раскачиваясь на небольших волнах, нес серый поток.
Со стороны "Минутки" раздалась стрельба и взрыва, там начинался бой. Она присела у камня и огляделась, в направлении площади по Ленина понеслось несколько военных бронемашин.
"Нужно бежать!", - мысль толкала ее к действиям и она побежала. Зажав зубами угол платка, по набережной добралась до мостика на улице Шерипова, а потом выбежала на Первомайскую, оттуда на Маяковского и к Старопромысловское шоссе. Она так любила раньше, до войны, прогуливаться по этим местам, а теперь все вокруг было наполнено ужасом, страхом и опасностью.
Еще боялась, что Натальи Петровны, не окажется на месте. Тогда вообще - ей не выжить. Больше знакомых в городе не осталось.
Как только перешла Сунжу, снаряд или мина взорвался совсем рядом, упав на землю, сильно ударившись ногой, она прикрыла голову руками. Приподняв голову и открыв глаза, Елена Ивановна увидела перед собой "червонец" - купюру советских денег, достоинством в десять рублей. Рядом валялись ненужные теперь разномастные советские рубли, видимо из хранилища, разбомбленного Банка.
Она заплакала от обиды: ведь, как и другие надеялась, что все обойдется в 1991-м, что великий и могучий Советский Союз выстоит, потом в 1994-м - что Россия найдет какой-нибудь политический вариант решения чеченского национального вопроса и отрегулирует проблему. Но... не обошлось! Ни Советский Союз, ни новая Россия не смогли решить проблемы, хуже того - началась война!
С трудом нашла дом: уже стемнело, и шла-то не по улице, а дворами, избегая встреч с людьми. То тут, то там раздавались выстрелы, взрывы. Пригибаясь и опускаясь на колени при первой же опасности, она все же дошла до дома лаборантки. Поднявшись на четвертый этаж, постучала. Никто не откликнулся, Елена сползла по стене и села на пол.
"Что теперь делать?", - вопрос без ответа стучал в мозгу.
Вдруг послышались шаги.
"Куда спрятаться?".
Куда здесь спрячешься, шаги уже близко.
Держась за поручни, по лестнице поднималась женщина, неся в руках горящую свечку. Увидев Елену Ивановну, она остановилась и вопросительно посмотрела.
- Я Наталью Петровну ищу? - Елена Ивановна встала и отряхнула пальто.
- А Наташу? А Вы кто ей?
-Мы вместе с ней в нефтяном институте на одной кафедре работали. Мой дом в центре разбомбило, еле уцелела, вот ищу, где бы притулиться.
На глазах у Елены Ивановны появились слёзы, но она сдержалась и, выжидающее, посмотрела на женщину.
- Мы здесь на "верху" не живем, боимся, что наш дом также как и Ваш разрушат, живем в подвале, а сюда поднимаемся за какой-нибудь вещью. Спускайтесь вниз, слева вход в подвал, он у нас крепкий и сухой. Там Наташу и найдете.
Войдя в подвал, Елена Ивановна сперва, не смогла в темноте различить, куда нужно идти, поэтому, оперевшись на холодную стену, остановилась и прислушалась. В глубине слышались голоса и какое-то движение. Медленно продвигаясь вдоль стены, она направилась в том направлении.
Ее взору открылось большое помещение, освещенное светом свечей и коптилок, посередине стоял сколоченный из досок стол, вокруг которого сидело несколько человек, на старой потрепанной клеенке стола виднелась, разложенная по щербатым тарелкам, снедь.
- Вы кто? - спросил, обернувшись в половину туловища пожилой мужчина.
- Я к Наталье Петровне! - оглядывая взглядом помещение, ответила Елена Ивановна.
- Наташа! К тебе! - куда-то в глубину подвала крикнул мужчина. Остальные "жители" подвала с любопытством смотрели на вошедшую женщину.
Все они были неопределенного возраста, с закопченными лицами, в старой потертой одежде.
Из темноты подвала вышла женщина. Елена Ивановна ее даже не узнала. Наталья Петровна средних лет, неунывающая бойкая, хохотунья-щебетунья, была центром притяжения коллектива, всеобщей любимицей. Со всеми ладящая, всем сочувствующая, всем во всем помогающий, человек. А это была старуха, с перетянутым на груди крест на крест, пуховым платком и еще одним платком, завязанным по самые глаза. При ее виде возраст напрашивался самый, что ни на есть - пожилой.
- Кто меня спрашивает? - щурясь от недостатка освещения, спросила Наталья.
- Наталья Петровна! Это я - Елена Ивановна! Не забыли? - едва сдерживая слёзы, произнесла Лена.
- Елена Ивановна! Дорога моя! - в голосе Наташи стали улавливаться прошлые теплота и отзывчивость. - Давай проходи!
Женщина подошли к друг другу и обнялись. Обнялись так, как обнимаются самые близкие родственники, долгое время, находившиеся в разлуки, как самые добрые друзья, жизнь которых на значительное время развела по разным концам света.
- Сколько же мы не виделись? - спросила Наташа.
Елена Ивановна подумала и не смогла посчитать, сколько же времени они не виделись, когда институт практически перестал работать и все его сотрудники оказались не у дел. И ответила:
- Ой! Даже не знаю, давно.
- Ну, давай Леночка, может, поешь - у нас тут общий стол, а потом уже пойдем ко мне и поговорим.
Подойдя к столу, она усадила ее на стул, на котором лежал кусок одеяла и подвинула миску, в которой лежали вареная "в мундире" картошка, маринованные огурец и помидор. Стараясь не показывать, как она голодна, Елена Ивановна стала есть и чем дольше этот процесс продолжался, тем жаднее она глотала куски уже немного остывшей картошки и огурца с вытекающим из него рассолом.
Тем временем Наташа нагрела на стоящей в углу печке - буржуйке железную кружку чая и поставила на стол. Затем принесла ложку с медом и опустила в горячую воду, помешивая, чтобы растворить.
- Вот, - Наташа присела рядом на какой-то ящик, - медку тебе, у нас тут есть небольшой "энзэ" на особый случай. А чай, он тоже не "грузинско-индийский", а из трав, тут у нас женщина одна летом насобирала, вот теперь все и пользуемся. Я тебе потом со всеми познакомлю, а теперь бери чай и пошли ко мне в уголок.
Они прошли в глубину подвала, Наташа открыла дверь и они очутились в маленькой комнатке. В самом дальнем углу стояла небольшая печурка, сложенная их кирпичей с выходящей на улицу трубой. Рядом размещался топчан с матрасом и подушкой, застеленные зеленым одеялом.
- Вот и мои хоромы! Этот чуланчик муж мой покойный сделал для продзапасов, да вещей всяких, ну и вот - пригодилось теперь. А печку эту, Петрович сложил, есть тут у нас один умелец. Все, что здесь в нашем нынешнем жилье сделано - все его руками. Живём более-менее, главное - живы. С водой вот только проблемы, не помыться, не постирать - едва-едва на еду хватает. Ну, ничего! Садись - рассказывай!
А что рассказывать, когда от тепла и присутствия знакомого, теперь уже почти родного человека, слёзы полились из глаз. Выплакав всю свою обиду и горечь, Елена Ивановна рассказала Наталье, как выбралась из разрушенного дома, как пряталась в подвале, как пробиралась к ней.
-Ну, что Леночка Ивановна! Живы мы и - Слава Богу! Выживем! Скоро весна, а там и тепло, у меня здесь участочек небольшой есть - засадим, вырастим картошечку, помидорку, лучёк, редисочку. Что заготовим, что продадим... А там видно будет. Тебе смастерим кроватку, в квартире у меня еще кое - что из вещей имеется. Будем жить.
Так, в подвале, прожили они до того времени, как в Грозном закрепились федеральные войска. Днем можно стало ходить по улицам, а ночью был комендантский час. Ночью же и стрельба велась по окраинам, а иногда и всему городу. Жильцы подвала к этому привыкли и, наоборот, когда выдавалась спокойная, без выстрелов, ночь, волновались: мол не к добру затишье.
Как-то один из проживающих в подвале людей, объявил всем, что МЧС развернуло пункты выдачи гуманитарной помощи, бесплатно кормят и ещё дают по булке хлеба с консервами. Находится это далековато, рядом с базой "Чеченглавснаб", но это единственный способ добыть пропитание. Денег уже давно никто не видел, поэтому ходить на, недавно открывшийся рынок, бесполезно. А продавать, что-то припасенное даже опасно, могут и так отобрать, да и еще жизнь - здоровье потерять.
Исходя из того, что всё может случиться, женщины решили, что везде, где бы они не ходили, с собой носить в сумке на тележке небольшой запас на всякий случай: немного белья, сухари, консервы, воду, да и плед. Ведь в любой момент они могут оказаться без крыши над головой.
В очередной раз, после пункта получения гуманитарной помощи, Елена Ивановна решила пойти посмотреть на свой дом, уговорила Наталью и... они пошли. От увиденного ужаснулась и чуть не упала в обморок: от дома ничего не осталось - только груда строительного мусора. Попыталась пройти к развалинам, но ее не пустили солдаты в белых касках с надписью "МЧС"....
- Пустите меня туда! Это мой дом, мои вещи и мои документы, - у Елены Ивановны началась истерика.
Наташа удержала её:
- Ну, что сделаешь Лена! Дом, наверное, непригоден к жизни раз его взорвали... а сейчас разбирают.
Теперь, каждый день, после получения "гуманитарки", она стала приходила к "своему" дому, вернее к тому, что от него осталось. Облокачиваясь на поручни ограждения моста, Елена Ивановна стояла и смотрела, вглядываясь: а вдруг увидит, что-то из своих вещей, найдутся там и документы, может быть что-то еще.
Мимо проезжала военная техника, облепленная людьми в форме и с оружием, проходили люди, возвращавшиеся в оживающий город, а для нее, как бы ничего этого не существовало, она стояла и смотрела на обломки былого своего благополучия и уюта.
На третий день подошел военный и поинтересовался, что она хочет найти, приходя каждый день на это место.
Елена Ивановна объяснила, что это её дом могут быть какие-то документы и вещи в третьем, предпоследнем подъезде. Военный пообещал, что если что-то будет найдено, ей обязательно передадут.
Несколько дней она не могла выйти из подвала, простудилась и болела и когда пришла к дому, у неё защемило в груди слева... Елена Ивановна присела на бордюр... От дома НИЧЕГО не осталось, ровная площадка, только утрамбованные в землю кирпичи указывали на контуры строения. Она опустила голову и заплакала громко, горько, в голос. Наташа, пришедшая с ней, так и застыла с открытым ртом, оглядывая окрестности, не веря, что стоявший тут когда-то дом - исчез!
- Что с Вами бабушка? - к ней пошел спасатель, собирающий какой-то свой инструмент.
"Бабушка! Какая я тебе "бабушка"!", - мысленно ответила ему Елена Ивановна. А глянув на него, в слух, сказала:
- Да - вот, что-то сердце сдавило.
- Сейчас позову санинструктора, - сказал спасатель "окающим" говором. И крикнул в сторону своих товарищей, - Лёш! А Лёш! Подика сюда, тут "нашей" бабушке плохо!
Елена Ивановна отметила "нашей" и мысленно, через сердечную боль, улыбнулась.
Подошел парень с медицинской сумкой, обозначенной "красным крестом".
- Чё тут у вас-то случилось, - с таким же говором спросил санитар.
- Да вот сердце кольнуло и сдавило сильно, не вздохнуть, - Елена Ивановна отвечала, делая вдох после каждого слова.
- А сердечного - то у меня и нет вовсе ничего, вот только валидол, если что, - Лёша покопался в сумке и достал колбочку с валидолом. - Вот возьмите - таблетку под язык и рассасывайте. А остальные таблетки тоже себе возьмите-то, мало ли чё стрясется!
- Спасибо Вам большое! А откуда вы ребята?
- Да "гОрькОвские" мы, то есть "нижегОрОдские", - с окающим волжским акцентом ответил спасатель.
Подошел еще один военный, видимо старший этой команды, но без знаков различия. Их трудно было различить по рангу этих спасателей: все загорелые до черноты, в выцветших запылённых робах, в бронежилетах, на руках рабочие рукавицы и перчатки.
- Товарищ подполковник! - Санинструктор встал перед начальником, - Тут бабушке с сердцем плохо стало, ну той, знаете, что всегда стояла здесь пока мы дом разбирали. Вот я ей валидол дал, другого ничего сердечного у меня нет, - как бы оправдываясь, закончил военный медик.
- Мы с Вами разговаривали, помните? - подполковник наклонился.
- Да помню, помню, - Елена Ивановна вспомнила, что в самом начале ее "стояния" возле дома к ней подходил этот военный и спрашивал, почему она каждый день сюда приходит.
- К сожалению, мы ничего из Ваших вещей здесь не нашли. В смысле документов, о которых Вы говорили, - военный говорил виноватым голосом, как бы оправдываясь, за всю эту войну и причиненные ею страдания. - Та часть дома, где был Ваш подъезд, разрушен снарядом и полностью обвалился, возник пожар, в результате много из горючих материалов сгорело. Насколько могли, мы проверяли уцелевшие документы, но... Сожалею! Дом разобран полностью, видите - осталась ровная площадка. Мы отсюда уходим на другой объект. Знаете, что! В этом доме мы извлекли несколько хорошо сохранившихся ковров. Практически все их забрали люди, заявившие, что жили в этом доме и это их имущество. Понятно, проверить мы не можем - всё отдали. Один только остался - заберите. Не знаю где Вы живёте, но, по крайней мере, какое-то тепло и уют от него будет.
- Нет! Вы что! Это чужое имущество, как я могу! - Елена Ивановна возмутилась.
- Берите - берите! Сейчас ребята Вам его упакуют, покомпактнее и к сумке привяжут.
Тут в разговор вмешалась Наталья, молчавшая до сих пор:
- Бери Лена! Ты же знаешь, у нас в подвале сыро и прохладно, постелем - все ж теплее будет.
- Вот именно, видите, что Ваша подруга говорит, - обрадовался поддержке военный и отдал распоряжение своим подчиненным, которые шпагатом "утянули" ковер и приторочили его к сумке. - Счастливо Вам, удачи! - Военный махнул рукой на прощание и вместе со своими сослуживцами ушел заниматься необходимыми для них на этот час делами.
Сердце постепенно отпустило. Елена Ивановна взяла свою сумку на тележке за ручку, Наталья - взяла свою и они пошли: две сгорбленные не по годам женщины, выживать в этой страшной войне...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023