ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Муровицкий Александр Иванович
Неуютно мне стало...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.81*12  Ваша оценка:
  1.
  
  "За мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга, Указом Президиума Верховного Совета СССР наградить орденом Красной Звезды нижепоименованных военнослужащих".
  
  Какой-то полковник положил на его тумбочку орден, орденскую книжку и пожал руку. Али еще плохо слышал, но понял, что его наградили. Сделал попытку то ли встать, то ли сесть. Его похлопали по плечу, мол: "лежи, давай солдат - выздоравливай".
  
  Как потом, выздоровев, он узнал, что этим же Указом награждались и другие военнослужащие полка, трое из них посмертно. В том числе и Вовка....
  
  "Вовка! Почему он погиб? Он был лучше меня, он хороший, гениальный человек: художник, поэт. Почему он, а не я?", - думал Али. "Я - курил анашу, пил арак, молодых гонял. А Вовка - всех любил, со всеми был ровным, не пил, не курил. И погиб!".
  
  Али вспомнил тот бой. Их разведрота вышла в рейд, чтобы захватить перевал и до подхода основных сил полка не дать "духам" подойти на помощь к окруженной в горах большой группе "моджахедов". В составе разведдозора они вышли к перевалу, не успели закрепиться, как попёрли "душманы"! Их было много и били они со всех сторон. Основные силы роты и полка были далеко. Видимо в штабе, что-то недорасчитали или "повелись" на, подброшенную "духами", "дезу".
  
  Их зажали на карнизе, откуда шла тропа - единственная дорога, по которой можно было выйти из боя и вынести раненых. Уже было шестеро тяжелых "трехсотых" и двое "двухсотых". Каждый второй имел лёгкие ранения. Как назло погода была нелётная и на "вертушки" надежды не было. За ними шла рота, но когда она дойдет...
  
  В небольшое затишье, когда "духи" перегруппировывались для новой атаки, взводный спросил: "Кто останется прикрывать? Не буду приказывать - добровольцы..."
  - Я останусь, - Али поднял руку.
  - И я! - это отозвался Вовка.
  Али еще хотел сказать: "Куда ты Вовка? Тебе же ..., ты же...", но промолчал. Он понимал, что Вовка - надёжен, хоть и москвич.
  Им оставили пулемет ПК, патроны к нему и автоматам, гранаты. И началось!
  Если на ствол пулемета можно было положить яйцо, оно бы изжарилось в секунду.
  
  Вовка бил из пулемета, постоянно меняя позицию, Али, также перемещаясь по площадке, отбивался от ползущих и карабкающихся "духов" из двух автоматов, расположенных на флангах их маленького опорного пункта. Когда "духи" подходили близко - бросали гранаты.
  
  "Душманы" кричали "Аллах акбар!". А Али мысленно им отвечал: "Знаю, что Аллах велик - сам мусульманин", но не возьмете вы нас! Хрен возьмете! Не так-то просто! А вот Вовка - православный, и мы вместе бьемся на этом пятаке. Правда, Али не додумывал - за что же они бьются. Бьются и всё! Бьются - потому, что солдаты, потому, что их послали, потому, что интернациональный долг.
  
  Патроны кончались. Впрочем, кончались они еще, когда взвод отбивался. К пулемету еще небольшой запас был и Вовка их экономил - бил короткими очередями.
  
  Оставался на два автомата последний магазин, Али перешел на одиночный огонь, но и это не спасало: огонь "духов" был плотным, поэтому прицельный огонь вести было невозможно.
  
  "Ладно! - у него уже сложилось решение, - Если патроны кончаются, их нужно добыть. А добыть их можно только у врага!"
  
  Он примкнул штык-нож к автомату, дал последнюю очередь из магазина и быстро переместился в левый угол площадки, где "духи" ближе всего подошли к их позиции. И, как только первый из них показался перед ним, воткнув ему в живот штык и перекинул через себя как сноп сена. Тут же в руках оказался Ак-47 и... длинную очередь в "духов" уже появившихся на бруствере. Правда, патронов у "душмана" оказалось не очень много, всего два магазина, но это что-то. А самого его пришлось еще "докалывать" штыком...
  
  Они с Вовкой понимали, что надежды никакой. Если только рота подойдет или... Или продержаться до темноты, а там уйти. Но до темноты еще продержаться нужно, да отбросить "духов", чтобы не догнали.
  
  "Броники" они скинули, чтобы было легче перемещаться, Али вспомнил об этом, когда пуля как масло прошила его тело и сквозь куртку запузырилась кровь. "Бля! Легкие пробило..." - проскочила мысль.
  - Вовка! На пакет - перевяжи! По лёгким пуля прошла..., - в очередном затишье попросил Али.
  Вовка подполз к нему и, закрыв входное и выходное отверстия, перевязал рану.
  - Вовка! Зачем ты остался, а? Не выбраться нам!
  - Не дрейфь, Алишка - выберемся! Патронов маловато, да и граната одна осталась.
  
  Опять полезли "духи"! После АК-74 немного непривычной была отдача "китайца", да и кучность стрельбы не та.
  
  Али старался выбирать самых "настырных" "духов", которые лезли напролом, не обращая внимания на огонь, понимая, что это не то, чтобы самые опасные, но "залетев" неожиданно на позицию от них трудно будет отбиться... Самые опасные те, кто командует, координирует действия, сидя где-нибудь за камнем или за скалой и наблюдая на боем. Но их не достать!
  
  Выстрел из гранатомета, взрыв и глухота наступили одновременно. Али попытался встать, но его тело плохо слушалось и он, качаясь из стороны в сторону, пошел вдоль стенки. Один глаз заливался кровью. Посмотрев в сторону Вовки, увидел, что тот что-то кричит и машет рукой. Али упал и начал ползать по площадке, не понимая, что делает. Дополз до карниза, прополз еще несколько метров и тут... не залитый кровью глаз усмотрел, что по тропе идут свои: рота шла на помощь. Он потерял сознание.
  
  Очнулся уже в санбате. Практически не слышал и не мог вставать.
  Потом ему рассказали, что его контузило, и осколками сильно посекло голову. А Вовка подорвал себя гранатой буквально за несколько минут до прихода наших. Вовка его спас! "Духи" после Вовкиного подрыва, увидели подходящую помощь и отошли.
  
  Его еще долго выносили, затем вывозили, он потерял много крови, но выжил. Он выжил. А .... Вовка - погиб.
  
  Они не то, чтобы закадычные друзья были - нет! Просто уважали друг - друга: разные были, поэтому уважали каждый за своё.
  
  
  2.
  
  Потом его перебросили в Ташкент. Пока валялся в "ташкентском" госпитале, пришел "дембель". Ему привезли "парадку" с наградами, все документы.
  
  Здесь же в госпитале познакомился с парнем из Калуги - Серёгой. Вместе тайком выпивали, да к "теткам" за забор бегали, когда дело на поправку подходить стало.
  
  - Али! Ты куда на дембель - в Азербайджан, домой поедешь?
  - Не знаю, Санёк! Я ж сирота... Отец с матерью умерли, тетка воспитывала, а теперь и она умерла. Пока в госпитале валялся - узнал, ее сын мне написал. Он мне вроде как брат. Но.... Куда мне ехать? Не знаю.
  - А я на комсомольскую стройку махну. Поехали со мной!
  - А куда? Где эта комсомольская стройка? На БАМ, что ли собрался?
  - Да нет, не на БАМ. Рядом с Калугой, в Смоленской области - строительство то ли второй, то ли третьей очереди атомной электростанции. Там и общагу дают, да и молодёжью работать веселее. Слушай Али, поехали со мной! Ты кто по специальности?
  - Бульдозерист - тракторист. А еще "учебку" механика-водителя БМП закончил.
  - Елки-палки! Да тебя там с руками - ногами оторвут, такого спеца!
  
  - Знаешь Саня! Мне еще в Москву нужно заехать... К Вовкиным родителям... Я тебе рассказывал. Вовка меня спас... Если бы не он... Кирдык мне был бы и не сидел бы я с тобой тут, "чишму" не пил.
  - Ну, что ж! Давай Али - счастливо. Жду тебя на Смоленщине.
  
  Санёк уехал строить "мирный атом", а Али еще немного "помурыжили" в госпитале, да и отпустили подчистую - в отставку. Не годен был теперь Али для армии, даже если война нагрянет.
  
  Еще в госпитале просил Али ребят с полка выслать ему Вовкины вещи: альбомы и тетради, а то затеряется всё это. Хотел сам родителям Вовкиным отвезти.
  
  Вовку, "грузом 200" в запаянном цинке, "черный тюльпан" отвез домой в Москву. Значит и на могилку друга надо зайти, посидеть, "поговорить". Рассказать Вовке, всё, что он пережил, всё, что он чувствовал, что понял и что хотел сделать в этой жизни, в том числе и за друга.
  
  Надев парадный китель, на котором кроме ордена, была медаль "За отвагу", знак "Гвардия", да еще значки разные - в общем приличный "иконостас" для старшего сержанта срочной службы, Али вышел из ворот госпиталя и оглянулся вокруг.
  
  А вокруг? А вокруг, кипела мирная жизнь, немного разбавленная бравым видом таких же, как и он "афганцев" - бравых ребят с орденами и медалями на груди. Все вокруг, занимались своими делами, им не было дела до людей, вышедших из под огня, выполнив интернациональный долг. Ташкент, как и весь Союз, жил своей жизнью, изредка поглядывая на "юг", где под пулями погибала, да получала увечья молодежь страны.
  
  Что делать? Что делать - жить! Жить за себя и за того парня! Руки, ноги целы, голова, чуть побитая, но на месте. Значит, будем устраиваться в этой мирной жизни.
  
  3.
  
  Али "покачавшись" несколько суток в поезде, приехал в Москву. После Афгана, а потом и Ташкента, громадный город накатил на него шумом, своеобразными запахами, суетой. Сперва, он не смог даже сориентироваться: "что - где - куда". А глядя на витрины и веселящуюся молодежь и вовсе подумал о том, что это был сон, что не было и нет никакого Афгана. Всё это ему приснилось! Но наступающая вдруг боль в голове, да небольшая тяжесть в теле напоминали ему о том, что это не сон.
  
  Он никого не винил. Да - была война, да - он на ней был, воевал. Так вышло, так получилось. Он был рад, что люди живут и веселятся. Значит, он чью-то боль взял на себя. Отвел от кого-то беду, горе.
  
  Дом по Вовкиному адресу находился на Кутузовском проспекте. Али доехал на метро до Киевского вокзала, а потом шел пешком, оглядывая непривычные высокие дома.
  "Как в горах, - думал он, - только там скалы вокруг, а здесь дома, голову поднимаешь, фуражка падает".
  
  Подойдя к дому, долго не решался зайти: Что сказать? Как себя вести?
  "А! Была - не была!" - решил Али и, поднявшись пешком на соответствующий этаж, нажал кнопку дверного звонка. Ему открыла дверь не старая еще женщина с грустными глазами - Вовкина мать. Из комнаты выглянула девочка - подросток, Вовкина сестра.
  
  - Здравствуйте! Я Али. С Вовкой вместе в Афгане был, вот "дембельнулся", решил к вам заехать, - Али все не решался посмотреть женщине в глаза, понимал - мать никогда не смирится с потерей сына, боялся что боль и горе в ее глазах, сожжёт его.
  Женщина прижала руку ко рту, на глазах появились слёзы. Она их вытерла ладонью и тихо произнесла: "Проходите".
  
  Зайдя в квартиру, с удивлением отметил ее размеры. "Тут на три квартиры хватит", - подумал бывший солдат.
  
  В гостиной, куда они сразу зашли, была Вовкина фотография. Таким его Али никогда не видел и не знал: длинноволосый, в модной рубашке. Перед фото стоял стакан, накрытый коркой хлеба и лежал орден Красной Звезды.
  
  Его посадили за большой, круглый стол. Налили кружку чая, выставили на белую скатерть сахар, варенье с печеньем. Он уже и отвык от такой "гражданской" еды. Не знал, как держать кружку за тоненькую дужку. Боялся, что чуть сожмет ее и она треснет. Поэтому и держал по "восточному", как пиалу.
  
  Потом приехал отец Вовки. Они все вместе расселись за стол. Перед Али положили вилку и нож, что с ними делать, если два года основным орудием питания была ложка. На обед были выставлены блюда, которых бывший солдат никогда не видел.
  
  Пока кушали, в основном молчали. После обеда Али передал родителям Вовкины "картины" - рисунки на альбомных листах, а также тетради, где чётким Вовкиным почерком были написаны стихи. Али не понимал стихов, поэтому еще в госпитале, начав читать, "споткнувшись" на третьей странице, отложил. А картины ему нравились. Это и портреты ребят из их роты, командиров, горные пейзажи, московские высотки и проспекты. Там еще был и его портрет, который он забрал себе. Еще он рассказал про их службу и как погиб его боевой товарищ.
  
  Отец Вовки слушал, играя желваками на скулах. Смотрел куда-то в даль, как будто хотел заглянуть в глубину афганских гор, где граната разорвала Вовкину грудь, уничтожив четверых "духов".
  
  Мать и сестра плакали, обняв друг друга, сперва - молча, только вздрагивая плечами, а потом в голос.
  
  - А можно узнать, где Вовка похоронен, хочу к нему съездить? - поочередно глядя на отца и мать, спросил Али.
  - Съездим вместе, сейчас вызову машину и поедем, - сказал Вовкин отец и пошел звонить по телефону. А мать ушла в другую комнату. Так Али с ней даже не попрощался, когда выходил из квартиры друга. Он понимал насколько трудно ей пережить это страшное горе - потерю сына.
  
  Они вышли из дома и сели, в стоящую у подъезда, чёрную служебную "Волгу".
  - Заедем на "киевский" - цветов возьмем, - сказал Вовкин отец, обращаясь одновременно к Али и водителю.
  После Киевского вокзала, они проехали на окраину города на кладбище.
  
  - Вот здесь вечный дом нашего сына, - сказал Вовкин отец, - пошли солдат.
  
  Пройдя известной ему дорогой, отец привел Али к деревянному памятнику со звездой и табличкой с Вовкиными данными: родился, погиб, фамилия, имя, отчество.
  
  - Здравствуй сын!, - почти шёпотом сказал отец, а потом, обращаясь к Али и как бы оправдываясь, продолжил, - Скоро памятник поставим, как год исполнится.
  
  Говоря это, отец, поправлял уже выгоревшие на солнце ленты венков.
  
  Они, постояли, молча, потом Али встав на одно колено, положил на могилу цветы. В присутствии постороннего он не смог даже мысленно поговорить с товарищем. А так много хотел он сейчас сказать, а не мог. Он часто мысленно с ним разговаривал обо всем. Как бы советуясь.
  
  А еще не верилось ему, что здесь, в этой московской земле лежит его боевой друг. У него даже мелькнула мысль: "А может Вовка выжил, может попал в плен к "духам" и сидит там сейчас в "зиндане". "Нет! - отвечал он сам себе, - говорили же наши пацаны, что нашли его разорванное тело и четырех "душманов" лежащих, как будто лепестки старого тюльпана".
  
  Отец достал из портфеля бутылку коньяку, рюмки, бутерброды. Налил Али, себе и в рюмку на Вовкиной могиле. Выпили, как и положено три раза.
  
  Али видел, как у Вовкиного отца из глаз потекли слёзы. В Афгане мужики плакали так же ... и он сам плакал. Он понимал этого человека, здесь на могиле из его вида "выветрилась" вся важность и солидность. Перед Али стоял, придавленный горем мужик, и ... плакал.
  
  На обратной дороге отец сел на заднее сиденье рядом с Али и расспрашивал про Вовку, как воевал, как погиб. Али всё рассказал. Всё как было: как остались прикрывать отход своих, как его ранило и контузило, как Вовка один отбивался, как подорвал себя гранатой.
  
  Вовкин отец сказал:
  - Я Вову в институт устроил, не хотел, чтобы он в армию шел, как чувствовал. А он ушел из института, сам пошёл в военкомат и попросился, а там как раз группу набирали в Афганистан. Вот пошел! Мне сказал: "Не хочу быть начальническим сынком! Я - мужчина! А мужское дело - защищать Родину!".
  
  Машина довезла Али до вокзала. Хоть отец и приглашал его переночевать домой, но Али соврал, что у него уже есть билет и ему скоро уезжать.
  
  Купив билет до Смоленска на ночной поезд, он сел в зале ожидания и задумался.
  Вроде 20 лет, а кажется, что уже жизнь прожил. Столько всего в жизни произошло за эти два десятка лет. А впереди еще не один десяток положено прожить. Как эту жизнь прожить? Так, как хотел Вовка и за него не получится - разные это жизни и, цели у него были другие. Нужно свою жизнь жить: не прятаться, не убегать, не врать и не быть врагом людям, честно жить, чтобы не стыдно было перед товарищем.
  
  "А может и есть какая-то загробная жизнь, - думал Али, - вот призовет его Аллах на небо, встретятся там они с Вовкой, а он и спросит его: "Ну, что Алишка, я тебе дал возможность пожить, прикрыл тогда на карнизе собой, отбился последней гранатой, чтобы ты раненный и контуженный до своих дополз. А как ты жил?" Что ответить? Понятное дело - правду!
  
  4.
  
  Али добрался на поезде до Смоленска, потом на "дизеле" до Рославля, а там - на попутках до строящейся атомной станции. Нашел друга, с ним пошли в отдел кадров устраиваться. Взяли сразу - специалисты были нужно, а тем более - бульдозеристы. Потом разместились в общаге.
  
  И началась работа. Работа - как работа. Бульдозер - не совсем старый работал нормально. Приходилось ремонтировать, но как без этого. Норму выполнял. Ему нравилось, перемалывая гусеницами грунт, перемещать земляные насыпи, выравнивать площадки. Станция росла и вширь и вверх, от этого становилось весело и радостно. Нравилось, что на стройке работала в основном молодежь.
  
  Как-то в столовой, через раздаточные полки разглядел девчонку - повариху. Что-то невидимое, ранее неведомое, ударило в грудь, как тогда пуля в лёгкие.
  
   После работы, стоя у столовой, ждал, когда оттуда выйдут поварихи. Вот и та девчонка. Как тростиночка, глаза зеленые с искоркой, ямочки на щеках от улыбки, русые волосы трепет ветерок. У Али сердце забилось так, что он стал переживать: еще возьмет, да выскочит из груди.
  
  Сперва девушка, которую, как оказалось, звали Светланой, смотрела на него с недоверием. Он не настаивал на немедленном ответном чувстве. Просто всегда он оказывался рядом: после работы, в свободное время, на танцах, в кино. Как бы ненароком.
  
  - А ты, что "хвостиком" у меня будешь, а? - как-то, улыбаясь своими "искорками", спросила Светлана.
  - Надо и хвостиком буду! А, что - тебе не нравится? - Али и не думал обижаться на такое прозвище.
  - Не обижайся на меня, просто нравится над парнями подтрунивать и смотреть, как они реагируют. Одни злятся, другие начинают теряться. А ты - нормально к этому относишься, по серьезному, - сказала девушка и у Али по всему телу разлилось тепло.
  
  Девушка привыкла и привязалась к этому черноволосому парню. Увидела в нем того человека, который может всегда помочь, подставить своё плечо. А потом и поняла, что без него, его улыбки, его карих глаз, его рук, она уже не может дальше жить.
  
  Если и были у них мысли уехать со стройки, то теперь они понимали - отсюда только вместе.
  
  Как-то само собой дело подошло к свадьбе, которую по тогдашней моде - "комсомольскую" и справили прямо в столовой. Здесь Али и познакомился с родителями Светы: немногословными, пожилыми людьми - сельскими жителями и тружениками. Они молодых не упрекали в том, что те сами решили свою судьбу не спросясь. Может быть в их душах и была какая-то обида, но ее не высказывали и к новоявленному зятю отнеслись благосклонно - по отечески. А узнав о том, что Али сирота и вовсе приняли его в свою семью, как сына.
  
  Только после свадьбы, когда стали жить вместе Светлана узнала, что ее муж воин-интернационалист, имеет правительственные награды. Как-то Али вызвали в военкомат и вручили две медали: юбилейную и "от благодарного афганского народа". Теперь и вовсе весь китель был в наградах. Его парадный китель она называла "генеральским". А вот от этого Али смущался... не любил он выпячивать свои заслуги. Да - служил, да - воевал, да - награжден. И не один он такой - таких много. А еще много таких, которые, как Вовка не вернулись, вернее "вернулись", но в "цинках", - грузом "200".
  
  А еще Али нравилось, что жена называла его также как Вовка - Алишкой.
  
  Дали комнату в общежитии - живи, да радуйся. Так и работали, и жили - дружно, во всем друг дружке помогая. Родилась дочь и хлопот стало больше. Но, в их дружную семью это обстоятельство привнесло только радость и желанную заботу о маленьком существе.
  
  Стройка начала свертываться, рабочих стали сокращать. Ему предлагали остаться, но Светлану сократили - не было уже нужды кормить столько людей. Куда теперь?
  
  Решили на семейном совете и поехали к Светлане в совхоз. Сперва - съездили, переговорили с директором. Рабочие руки всегда нужны. Его брали трактористом, а Свету в совхозную столовую - поваром.
  
  Сборы были недолгими. Что собирать, когда собирать-то и нечего. Договорились с совхозом же по машине, на которой и перевезлись вместе с имуществом.
  
  Дочка пошла в садик, а потом и в школу.
  
  После привычного гусеничного трактора, конечно, немного неуютно было в кабине "беларуса", но это только первое время. Потом и на К-700 и на комбайне... на чем только не ездил Али по бескрайним совхозным полям, да по командировкам.
  
  Иногда у него возникало ощущение, что эти места он знал всегда. Ему нравилось эти места, эти люди, этот уклад жизни. В общем, Али полюбил местность и ее жителей, а те, в свою очередь, полюбили его.
  В совхозе работал как вол, работать Али любил. И его полюбили за его работоспособность... А уважали за ровный характер, покладистость незлобливость, умение ладить со всеми: с начальниками, бабульками, дедками и молодежью...
  
  
   В этом большом совхозе все было как в городе. Всё, что нужно человеку имелось в наличии: магазины, парикмахерская, столовая, хлебопекарня, ателье, школа, детский сад, клуб. Огромное озеро, рукотворно созданное в центре села еще при царском режиме, давало возможность и рыбу поймать, да и искупнуться в жаркий летний день. В лесах, окружающих совхозную территорию, было много зверья, птицы, да грибов. Последние очень полюбились Али и он с удовольствием при первой же возможности мчался в лес, где имелись "свои" места, позволяющие в короткое время собрать корзинку белых, лисичек, да подосиновиков с подберезовиками.
  
  По приезду дали квартиру, сперва, в половине старенького дома, без удобств, а потом, когда родился сын, трешку в двухэтажном доме, с водой, газом и титаном для горячей воды.
  
  
  5.
  
  Когда совхоз "рухнул" вместе с Советским Союзом, работы не стало. Немного поработал в ДРСУ, а потом и там сократили...
  
  Стал оформлять инвалидность, но врачи, то документов не найдут, то еще что... В общем, получал он только то, что положено "афганцам" - небольшие деньги, которых на хлеб только и хватало. Хорошо, что дочка выросла - вышла замуж и уехала к мужу. А сына надо было растить.
  
  Хватался за всякую работу, помогал всем, кто просил. Но как в деревне платят - дадут ведро картошки, да еще каких-то овощей. Ну и в магазине еще "под запись". А как потом? Потом же отдавать долг нужно. Выкручивался, как мог: то возьмется с другими бывшими совхозными работягами бани рубить, да в тот период не особенно их покупали, то грибы собирал, да продавал или сдавал, появившимся в этих местах, скупщикам лисичек.
  
  В общем, жизнь стала не то, что тяжелой - невыносимой.
  
  Иногда с мужиками, такими же безработными, выпьет, так сразу возникает желание от безисходности в землю зарыться. Как он - здоровый еще мужик, не может прокормить семью! Хотелось пить, и пить, и не выходить из этого состояния...
  
  Но, когда приходил домой к жене и сыну, сразу все менялось. Возникало стремление на следующий день идти и искать возможность чего-нибудь заработать.
  
  Еще у Али была хорошая черта, когда выпивал у него не бывало агрессии, ласковый становился как теленок... Светка, вроде и хочет на него поругаться, а он как обнимет, ласковых слов наговорит... у той весь запал и пропадает.
  
  
  Потом сына в армию забрали. На проводы Али надел "афганку" с наградами, в военкомате попросили выступить, но он отказался: "не умею я говорить, вон начальники пришли, пусть они говорят - они умеют!".
  
  
  6.
  
  И тут... случилось горе! Светка заболела! И всё рухнуло! "Сгорела" за несколько месяцев от рака. Ездил с ней, возил в область, сидел в больницах - ждал. Она выходила: уставшая, бледная, замученная процедурами. Вместе вечерами сидели на скамеечке, прижавшись друг к дружке. Он как бы передавал ей свою силу. Но не помогала его нежность, его сила, его забота. Не помогало и лечение. Не стало Светки.
  
  Каждый день приходил он на кладбище и сидел весь день. Потом шел домой, не замечая ничего: ни людей, ни животных, ни природы.
  
  И неуютно стало Али на земле.
  
  Он думал: "Вовка дал мне возможность пожить, детей вырастить..., а Светка? А Светка дала мне возможность испытать счастье.. Счастье, здесь в смоленской деревне! Счастливую жизнь я прожил благодаря им! А теперь всё - кончилась жизнь!"
  
  За что он пил и чем питался - не знал. Находил - выпивал без закуски и падал там, где придется: на пол, на кровать, или в старое кресло. Иногда он выходил из дома в старых брюках, телогрейке на голое тело, в тапочках на босу ногу, садился на скамеечку возле дома - курил. Бессмысленно глядя вокруг.
  
  Просветление наступало, когда он видел животных. И он к ним обращался за сочувствием. Мол, люди меня не понимают, вы то меня понимаете?! Разговаривал и с собаками, кошками и курами. Те слушали его, кошки забирались на колени и "млели" под его пальцами, а собаки ложились рядом, изредка поглядывая своими карими добрыми глазами. Они старались понять этого человека. А он им рассказывал, про свою жизнь, про своё горе... О том, что ему неуютно на земле, что ему ничего не хочется... он хочет к Вовке и Светке...
  
  Так и сидел, запахнув на голом теле телогрейку, и что-то себе говорил. А говорил он: "Плохо мне. Плохо и пусто! Пусто! Как будто из меня все вынули, одна оболочка осталась... Нет меня! И нет ничего вокруг меня, чтобы держало здесь на земле. Перед Вовкой стыдно, он мне дал пожить! Но ведь я и пожил, честно пожил. А дальше не хочу. Хочу к Светке.... Не могу без нее! Прости Вовка!"
  
  Соседи подходили, смотрели на сидящего, что-то бормочущего про себя человека и качали головой: "Совсем от водки Али с ума сошел, сам с собой разговаривает!"
  
  А отдельные присаживались к нему, что-то говорили: кто -то утешал, кто-то ругал, кто-то увещевал... Он кивал головой - со всем и всеми соглашаясь...
  
  Потом, не дослушав, уходил в свою, когда-то уютную квартиру, превратившуюся после смерти жены в "ночлежку" с горой грязной посуды, запахом спиртного и табака.
  
  Его ничего не интересовало: ни как живет дочка, ни как служит сын. Не порадовало даже сообщение о том, что у него родился внук.
  
  Алкоголь и никотин "жгли" его, когда-то здоровое тело, добавляясь к "афганским" болячкам: ранению, контузии, гепатиту, уничтожая, когда-то сильную плоть.
  
  Али сжег себя и умер, всего на полгода пережив жену. Его похоронили рядом с её еще свежим холмиком.
Оценка: 7.81*12  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023