Глава 3.
...Под козырьком своего подъезда останавливаюсь, ожесточенно шарю по карманам. Ч-черт, так и знал: сигареты оставил дома, на столе. Несколько минут терпеливо жду прохожего мужского пола, чтобы остановить его сакраментальной фразой: "Извините, у вас сигарет не найдется?"
Жду долго.
Поздний вечер. Прохожие к этому времени подавляющим большинством успели добраться до своих маленьких уютных квартирок, чтобы набить живот картошкой или пельменями, комфортно устроиться перед телевизором, лениво переговариваясь с женой, моющей на кухне посуду.
Современная идиллия. Осколки потерянного рая.
Иногда тоже мечтаю о таком.
Правда, только в том случае, если удастся убедить себя, что такая жизнь у меня получится: что вместо стремлений смогу обзавестись привычками, и прошлое, которое не выбирал, больше не сможет определять мое настоящее и будущее. Не будет приходить во снах красными скалами и серыми провалами пропастей, заставляя внутренности судорожно сжиматься над очередным узким карнизом.
И смогу поверить, что женщина, с которой делишь ночью постель, не предаст тебя днем.
В ночь, сверху, из черноты, тихо падает снег. В голову мягкими ударами бьет хмель.
Иногда эти удары становятся ощутимыми. И тогда, чтобы не качнуться, я прислоняюсь спиной к фанере входной двери подъезда. Точно такой же, что хлопнула у меня перед носом некоторое время назад.
Вспоминаю суженые глаза Наташки перед тем, как она повернулась ко мне спиной. Глупо ухмыляюсь в темноту, пожимаю плечами.
Это единственное, что мне остается делать. Не объяснять же в самом деле, что она сама выпустила джинна из бутылки. Пусть довольствуется тем, что получила сегодня порцию романтических серегиных историй.
Сейчас я не в том настроении, чтобы размышлять, как буду мириться со своей подругой. Меня больше волнует отсутствие мужика при пачке сигарет.
Наконец догадываюсь посмотреть на часы: по -- второго ночи. Мд-а...
С десяток минут еще топчусь на крыльце, вдыхая полной грудью свежий зимний воздух, и поднимаюсь в квартиру.
Если это, конечно, можно назвать квартирой: дешевая комната с миниатюрной кухней, похожей на колодец прихожей и совмещенным санузлом. Об этом чуде отечественной архитектуры я мечтал почти год, пока не стал зарабатывать чуть больше и не смог себе позволить перебраться из комнаты в коммуналке, населенной старухами из доисторического периода.
Эту квартиру я снимаю у семьи безработных уже второй месяц. Сами хозяева ютятся тем временем в такой же однокомнатной хрущебе у тещи. Если бы не мои триста рублей квартплаты в месяц, муж и жена -- инженеры с какого-то оборонного завода и пятиклассница -- дочь, давно бы положили зубы на полку. Поскольку им было просто не прожить в Москве на свои куцые пособия и пенсию тещи.
Эти люди до сих пор не могут понять, что благополучное время, в котором они когда-то существовали, кончилось. Гарантированная зарплата, дешевые продукты в широком ассортименте, квартира со всеми удобствами, статус столичного жителя и -- уверенность в завтрашнем дне... Все это кануло в Лету.
Я, как и девяносто девять процентов жителей страны, с рождения привык к тому, что в магазинах самого широкого ассортимента бывают только вафли и макароны с консервами из кильки в томатном соусе. Поэтому обхожусь без столичного набора для нормальной человеческой жизни и не особо расстраиваюсь по поводу его пропажи. И вообще, даже нынешняя ситуация в оголодавшей, дерганной, замершей в ожидании Москве -- рай по сравнению с тем, что мы видели в Афгане.
Меня больше всего волнует другое -- наступление сучьих времен.
Полгода я работал охранником в непонятном кооперативе, состоявшем из бывших научных сотрудников закрытого НИИ. Чем они занимались, особо не интересовался. Платили хорошо: пятьсот рублей в месяц -- ладно.
Накануне августовского "путча" весь кооператив дружно угодил за решетку. Как выяснилось, ребятишки, воспользовавшись старыми связями в родном институте, долго и не без прибыли приторговывали редкоземельными металлами, а также сбывали заинтересованным лицам научные разработки, невостребованные родным государством, но очень интересные для Запада.
Обо всем этом я узнал на допросах комитетского следователя, которому меня тягали в качестве свидетеля. Но что мог рассказать простой охранник, в чьи обязанности входило сидеть с газовым итальянским пистолетом, только вошедшим в Москве в моду, и резиновой палкой в предбаннике "фирмы"? Ничего.
На вопросы "следака", кого я мог запомнить из постоянных клиентов, обычно отвечал: "В мои обязанности было следить за бегающими глазами и отвисающими полами пиджаков и -- не более того".
"Неизбежные исторические процессы" свели на нет работу следователя комитета. А карнавал августа 1991-го года, коему я оказался свидетелем, спас от суда и тюрьмы "мучеников кооперативного движения". Перед КГБ встала уже совершенно другая задача: самому уцелеть в этой передряге.
А я, чтобы хоть как-то поддержать штаны, устроился торговать китайскими пуховиками в Лужниках. Пуховики пользовались спросом, и жизнь вроде бы стабилизировалась.
На барахолке меня и повстречал бывший однокурсник Витька Гусинский. Он, москвич, в отличие от меня, благополучно закончил универ и теперь имел собственное дело.
Вечером того же дня мы раздавили с ним бутылку "Наполеона", и Витька предложил работать у него.
Если заняться подробным описанием профиля нашей работы, то придется помучиться. А без подробностей -- мы занимаемся посреднической деятельностью. Посредствуем продаже всего, что производилось, производится и даже будет производиться в обозримом будущем. Если кто-то из клиентов начинает сомневаться в этом самом будущем, Витька включает все свое красноречие, сулит скидки, и нувориши не выдерживают. На дурака не нужен нож -- пели в свое время Кот Базилио с Лисой Алисой.
Вот таким образом добываем себе средства на жизнь...
Например, в прошлом месяце мы толкнули армянам, разгребающим завалы землетрясения в Ленинакане, кран КАТО, купленный в одном из сомнительных кооперативов, получившихся на месте бывшей крупной строительной организации. Перед этим нашли покупателя из Иваново для партии хлопка из солнечного Таджикистана. Сейчас же, в накануне Нового года срочно выходим на производителей шампанского из Нижнего Новгорода. К празднику оно станет дефицитом, цены взлетят, и мы поимеем на этом хорошие бабки.
Работа суетливая и по-своему рисковая. Можно напороться на рэкет или быть кинутыми своими же партнерами. Витька меня и взял к себе в бизнес именно из моего "афганского" прошлого -- на случай возможных "наездов", хотя я его честно предупредил, что в откровенный криминал лезть никогда не буду. В ответ он на "черном рынке" приобрел пару "пээмов" и попросил научить его стрелять...
Я кручусь в этом бизнесе всего пару месяцев, и пока он меня устраивает. Все веселей, чем торговать на подхвате у барыг. Опять же -- деньги нормальные завелись. Прибарахлился, снял хату, завел постоянную девочку.
...Лучше бы ее не заводил.
В комнате синим туманом завис табачный дым. После свежего морозного воздуха прогорклость курева еще сильнее шибает в нос.
Я бросаюсь в сторону балконной двери, чтобы выпустить на природу результаты жизнедеятельности цивилизованного человека и вдруг обнаруживаю Серегу, сидящего на стуле, как ни в чем не бывало.
-- Где ты лазишь? -- его недовольный и, что самое главное, трезвый вид (уже выспался, гад!) приводит меня в бешенство.
-- Слушай, браток, разговаривай повежливее! Из-за тебя я с Наташкой поругался. Будешь возникать -- к Людке отправлю. Под теплый бочок!
Серега сникает. Люда, может, и пустит его под свой теплый бочок, но предварительно проведет такую воспитательную беседу, ишаком педальным себя почувствуешь. Поэтому Серега решает идти на попятный:
-- Да ладно, чего ты разволновался! Ну, закемарил я чуток, потом очухался -- смотрю: ты куда-то пропал...
Жена моего друга работает секретаршей в полубандитском кооперативе по ремонту автомобилей.
Публика там трудится не слишком галантная. Людмила -- фактура достаточно приметная, поэтому, чтобы отбиваться от кобелирующих личностей, выработала определенный кодекс поведения с мужским полом. Судя по всему, во время семейных кризисов она этими знаниями и опытом делится со своими благоверным. То-то он в последнее время такой зашуганный...
Я уже знаю, что вечным поводом для скандалов является финансовое неравноправие в семье. Серега учится на вечернем в политехе и работает в завалящем телеателье. Людкина зарплата на несколько порядков бьет мужнину, что и является основным поводом для ее претензий.
Глядя на перемежающиеся райские взлеты и адские падения Серегиной семейной жизни, я усиленно стараюсь избежать подобной участи женатика, несмотря на Наташкины тонкие намеки на толстые обстоятельства.
На это не стоит идти даже ценой потерянных блаженных часов у телевизора под запах ужина, шуршание газеты и мягкости благородной, освященной обществом и государством супружеской постели.
-- Водка осталась? -- спрашивает меня Серый миролюбиво -- уж больно ему не хочется идти домой под громы и молнии.
Я отправляюсь на кухню и достаю из холодильника початую бутылку, оставшуюся у меня еще с прошлого визита Сергея. Он заметно оживляется. Чувствую, что и мне нужно взбодриться.
После первых пятидесяти граммов откидываемся на спинки своих стульев, закуриваем. Замечаю, что Сергей хочет меня о чем-то спросить, но как будто не решается. Странно, раньше за ним подобной робости не замечал...
-- Ты чего жмешься?
-- Видишь ли... -- он решительным жестом гасит окурок в пепельнице, сделанной из хвостовой части 82-мм мины, подаренной мне бывшим соседом по коммуналке, экс-майором артиллерии, -- интересная ситуация на днях приключилась. Неделю назад моя Люда поехала к сестре в Ленинград и встретила там своего шефа...
Серега скрипнул зубами:
-- Хоть бы не говорила, дура!
Я толкнул его в плечо:
-- Не зацикливайся...
-- Ну и отправились они в кабак. А там какая-то уголовная шобла на путанку местную наехала. Людкин босс, хотя сам из этого мира вышел, решил в джентльмена поиграть. Само собой, перед ней. А она-то, сука!!!
-- Слушай, может, не надо? -- остановил я Сергея, -- Чего ты себе душу рвешь -- не на исповеди, а я не поп.
-- Да я о другом хотел сказать... Не в Людке дело! В общем, Саня -- так босса ее зовут, пушку из кармана вытащил, кодлу разогнал, ну и сам, естественно, ноги сделал, от ментов подальше. В тачку с Людкой вскочил, смотрит: подруга эта, путанка, совсем молодая еще девчонка, тоже из ресторана выбегает. Тоже, значит, хочет сдуться. А на улице -- ни машины!...В общем, взял он ее в свою "тачку"...
-- "Шестерочка", наверное, цвета "металлик".
-- Не, "мокрый асфальт"... Да не в этом дело! -- Сергей протянул руку к бутылке, налил еще по-пятьдесят грамм, пошарил взглядом по столу в поисках закуски. Нашел кусок хлеба, по-братски разделил его на двоих, чокнулся, выпил и продолжил:
-- Отвезли они ее домой. Девчонка на Васильевском острове живет. С матерью. Поздно было, мать спала, девчонка пригласила их к себе в комнату, чаю поставила...
-- Неужто групповуху организовала?! -- свистнул я.
-- Андрей, откуда в тебе столько цинизма? -- поморщился Серый. -- Смотрю на тебя и удивляюсь...
-- Ладно, извини. Значит, не организовала. Значит, Пастернака читать наизусть начала:
"Шум утих, я вышел на подмостки,
Прислонясь к дверному косяку..."
-- Заткнись и слушай.
-- Понял.
-- В общем, Андрюха, -- продолжил как ни в чем не бывало мой друг, -- дальше получилось, как в дешевой мелодраме "Интердевочка": шок прошел, девка в истерику. Сопли, слезы, слюни. Соска начала про свою горемычную жизнь рассказывать. Отец год назад в автомобильной катастрофе погиб, мать с горя слегла. Полгода была в больнице. Чтобы себя и мать прокормить, девчонка эта, ее, кстати, Аллой зовут, институт бросила, работать пошла.
Неделю назад ее кооператив, в котором эти дурацкие "варенки" шили, накрылся медным тазом. А жрать-то надо! Поголодала, начиталась и наслушалась баек про роскошную жизнь путан и пошла на панель. В этот самый кабак, значит. Первый раз, в первый класс. А ты знаешь, чужаков в этом деле не любят...
-- Откуда мне знать, я же не сутенер...
-- ...вот на нее "крыша" и наехала -- не обращая внимания на реплику, закончил Сергей.
Я внимательно слушал его, хотя совсем не понимал, какого черта он мне все это рассказывает. Подобными сентиментальными историями были забиты все бульварные газеты нашего дурацкого переходного периода начала 90-х годов. Страна и мы катились в какую-то пропасть, рушились привычные связи между людьми. Все прежние ценности, которыми общество жило десятилетиями, валились в тартарары. Я смотрел на Сергея, неистребимого романтика, и не мог понять, чего это он так разволновался от этой типичной истории. Пришел к мысли, что старые дрожжи сыграли.
Спать уже не хотелось, делать было нечего. Поэтому я выдавил из себя заинтересованное:
-- А что дальше-то было?
-- В общем, -- продолжил Сергей, -- Саня этот -- чувачок несентиментальный, но тоже расчувствовался. Денег этой Алле дал, чтобы больше на панель не выходила, смогла прожить, пока новую нормальную работу не найдет... Людка от этого благородства в оргазм впала. Вот сука!
-- Завязывай! -- не выдержал я, -- Заколебал! Или говори по существу или вообще заканчивай. Мне историю твоих семейных измен слушать неинтересно.
-- Да не было измены, не было! -- завелся окончательно Сергей, -- Мне все это жена рассказала как раз для того, чтобы носом в дерьмо сунуть. Мол, остались еще мужики на свете. И благородные, и при деньгах. Она говорит, что ни на секунду бы не сомневалась, чтобы с ним остаться. Только бы позвал!
-- Брось волну гнать, -- оборвал я Сергея, -- Видел твою Людку -- хорошая девчонка, не из тех, что хвостом за спиной мужа крутят. А в запале эти дуры еще не то наболтать могут.
На само деле я так не считал. Просто банально врал, успокаивая своего старого друга. Как раз такая, как Людка, вполне могла наставить мужу рога. А стервозности и жестокого бабьего куражу у нее хватило бы, чтобы потом об этом еще и рассказать своему "суженому -- ряженому".
В последней своей фразе я тоже был неискренен: убежден, что все начинается как раз со слов. Сначала женщине мысль об измене пришла в голову, затем она где-то, кому-то это проговорила (если муж -- тряпка, то можно и ему), а потом у нее возникнет идея перейти от слов к делу -- надо же быть логичной в своих поступках! И кто сказал, что у женщин нет логики? Есть, и порой довольно железная.
...-- Не знаю...- Сергей, не глядя на стол, протянул руку, налил себе одному водки. Выпил, занюхал рукавом, поморщился, -- этот Саня благородно так ее до номера проводил и -- все.
-- Так радуйся, чудило!
-- Радуйся... -- уныло протянул Сергей, -- Брошу этот чертов институт -- на инженера в наше время только идиот учиться может, подамся в мафию. Возьмут. Я еще не забыл, с какой стороны за автомат нужно браться.
-- В киллеры пойдешь?
-- В х ... иллеры! Я полтора года в Афгане в "духов" стрелял. Что они мне лично сделали, чем помешали, пока я в этот сраный Афган не попал?! Ничем! Да я знать про них не знал, про эту страну только по телевизору слышал! После этого вся жизнь наперекосяк. Два года, как Афган кончился, а в мирную жизнь войти не могу. В институт поступил, женился -- думал, забуду... Хрена!
А эти сволочи, кооператоры, бизнесмены хреновы, пока мы там гнили, кооперативов наоткрывали, видеосалонов с порнухой. Машины меняли, девок портили... Они хозяева жизни, а мы -- дерьмо! Тем, кто раньше пришел, легче. Они адаптироваться успели в нормальной стране. А мы эту войну заканчивали, и тут в бардак у себя попали...Ты вот скажи, кто сейчас для меня больший враг?
Я молчал. Что тут скажешь? Тут надо брать пулемет и топать на перекресток -- кооперативщиков стрелять. Хотя причем здесь они? Не причем. Крутанулись ребята, вовремя поняли, откуда дует ветер перемен. А если ты этого не сделал: не успел, не захотел или не смог -- это уже твои проблемы.
-- Ладно, давай спать ложиться, выдавил я из себя.
-- Не, ты погоди, -- остановил меня Сергей.
Я недовольно попорщился: главное сказано, сказанное общеизвестно, обсуждению не подлежит, а посему заседание закрывается.
-- Дело-то вообще не во мне и не в Людке, -- торопливо продолжил мой друг, -- Ты ведь в Љ -- ской мотострелковой дивизии служил?
-- Ну.
-- "Вэ-че" номер...
-- Ну.
-- Ты еще "и-го-го" скажи!
-- Не дразнись, а то в ухо получишь.
-- Не, ты слушай внимательно, -- Серый выдержал эффектную паузу (не будущий инженер, а Евгений Петросян, мастер разговорного жанра!), -- Подожди -- ка...
Серега быстренько разлил оставшуюся водку и стал рыскать глазами по столу в поисках закуски.
-- Больше ничего нет, -- остановил я его поисковые действия.
-- Ладно, рукавом... Так вот, Людмила сказала, что перед уходом она обратила внимание на небольшое фото пацана в военной форме -- оно под стеклом в шкафу торчало. Поинтересовалась, кто такой...
Оказалось, что Алла переписывалась с этим парнем. Ну, знаешь, "Комсомольская правда" рубрику такую вела -- "Дружба по переписке" или что-то в этом роде. Начали они это дело еще до службы пацана в армии, потом, когда его призвали -- еще месяца три.
Затем он ни с того ни с сего прекратил переписку. Алла совсем недавно решила отправить ему письмо по домашнему адресу. Ответила мать этого солдата, фамилия его Варегов, и сообщила, что он погиб в Афганистане. Назвала в письме номер полевой почты. Людка на всякий случай его записала -- решила у меня узнать, может пересекались где... А я вспомнил, что это твой...
Я молчал.
В голове отбойным молотком стучала фамилия: "Варегов, Варегов..." Я вспомнил его сразу же, как только Серый назвал эту фамилию. Вспомнил, но даже сейчас в глубине души не хотел верить, что Земля круглая до такой степени. Вот тебе еще один рикошет...
-- Андрюха, ты его знал? -- голос моего друга донесся до меня, как из другого мира.
Я вытащил из пачки последнюю сигарету и подошел к окну.
На улице давно погасли фонари. Лишь только свет моего окна рассеивал мглу, освещая падающие за ним хлопья снега. Через дорогу светились красным занавески еще одного полуночника.
-- Андрей... -- позвал из глубины комнаты Серега, -- Оставишь...
-- Блок "Стюардессы" на холодильнике.
Сергей молча встал и прошел на кухню. Остался курить там: в таких случаях мы становимся не в меру чуткими и внимательными.
Вадим Варегов. Я не знал о нем практически ничего. Кроме того, что нас навсегда связало Красное ущелье. Но он не смог оттуда выбраться, а я сумел. Сумел ли?...
|