ArtOfWar. Наговицына Екатерина. Несколько длинных военных дней

Наговицына Екатерина

Несколько длинных военных дней

Под ногами хрустит кирпичная крошка. В полуразрушенном доме темно, тусклый свет попадает с улицы через наполовину заваленные окна. Надо пройти этот гадкий, вонючий, пропахнувший разложившимися телами этаж, подняться по чуть живой лестнице на второй этаж и осмотреться. В темноте наступаю на что-то мягкое, нога проваливается и меня передергивает. Не хочу даже догадываться, во что я вступил.

Все здание завалено трупами. Это обусловлено его расположением - оно находится на небольшой высоте, в пригороде Грозного, и целый месяц здесь шли жесткие бои. Наверное, по глубокому замыслу генералов, эта высота достойна, чтобы хлестаться за нее и положить около сотни солдат, наших солдат.

Конкретная двухэтажка переходила из рук в руки раз пять и теперь вся завалена телами боевиков и наших парней. Кто знает, когда сюда доберется хоть кто-нибудь и разгребет эту смердящую руину - братскую могилу.

Весь город превратился в большой склеп. Да и кому это вообще надо?! Начальство сидит, поджав одно место, в Ханкале, и носа не кажет. Суки! Им бы пересидеть свой срок и отвалить домой. Господам полководцам страшно и жить хочется, ой как хочется! И мне страшно и жить хочется. Хочется вернуться домой, зайти, обнять жену, зарыться пальцами в ее волосы и целовать жадно и долго. Но это если Бог даст, и я вернусь, а не стану одним из многих призрачных жителей этого дома.

Рядом начинает выворачивать напарника. Я молча протягиваю ему флягу с разбавленным спиртом. Тот утирает лицо рукавом и жадно делает два глотка. Ему тяжело, мне тоже, но я уже по местным меркам долгожитель, целый месяц протянул. Если еще учесть, что это моя вторая война, то вообще динозавр. А он еще неделю не разменял и сразу попал в такую переделку.

***

Напарник он номинально, по чистой случайности. Приблудный молоденький солдатик лет восемнадцати на вид. Пригнали устанавливать конституционный порядок в Чечне. Они ротой заходили в город на двух "Уралах" и попали под обстрел. Чиж, - это я его так прозвал, так как был похож на взъерошенную маленькую птичку, худой и нескладный, - смог выжить в этой мясорубке потому, что его выкинуло взрывом с борта машины, после чего он отполз и вжался в бетонную нишу стоящего рядом дома, оглушенный и обескураженный мощью ревущего и уничтожающих всё железа и огня. Я нашел его на следующий день, когда он сидел в подъезде и всхлипывая размазывал слезы по грязному лицу, прижимая к груди автомат, из которого не сделал ни одного выстрела. А когда я наставил на него дуло, глаза его расширились от ужаса, а лицо стало совсем детским.

- Ты кто?

- В-ваня. - Заикаясь, произнес он.

- Твои на улице?

Паренек кивнул и всхлипнул. Подавленный, скомканный, один.

- Пошли.

- А мои? Он с надеждой посмотрел на меня.

- Мертвые, твои.

Ваня уткнулся в колени.

- Вставай. Надо уходить. Скоро сюда чехи придут.

Парень тяжело поднялся и пошел за мной.

***

И теперь мы продвигались вперед, туда, где по моим расчетам должны были быть наши. Просачивались от одного дома к другому, быстро перебегая от подъезда до подъезда, иногда огибая валяющиеся трупы.

Пару раз мимо пролетали грузовые машины полные духов. Гремя гусеницами, пронесся танк. Свой или чужой - попробуй, разбери в этой каше. Под вечер рядом прошла группа чеченов. В разгрузках, с автоматами и гранатометами, явно не походившие на мирных жителей. Озираясь и переговариваясь по рации, они целенаправленно искали жертву. Я дернул Чижа за рукав, и он осел рядом. Даже не глядя на него понял, что пацаненок оцепенел от ужаса. Группа прошла совсем рядом. Нас разделяла кирпичная кладка разбитой пятиэтажки и было слышно, как один докладывал в рацию о раздолбанной группе федералов и подбитых танках.

Вот уроды... Когда гыркающая речь стихла, осторожно выглянул в окно - на улице было тихо. Хотя на самом-то деле было громко, очень громко - где-то методично долбила артиллерия и строчили пулеметы, в ответ огрызались автоматным огнем и хлопками подствольников. Несколько раз что-то внушительно ухнуло. Наверное, рванули МОНки.

Надо добраться до своих. Видать, сказал это вслух, так как Чиж прошептал:

- Где же их искать?

- Найдем. На окраине, в направлении Ханкалы, блокпост ставили. Нам бы через Минутку пробиться, а там рукой подать.

- Что за Минутка?

- Площадь так у них называется... Перекресток на тот свет.

***

Через пару домов натолкнулись на двух бойцов. Наши. Сидели в полуподвале. Один был тяжело ранен в голову, второй сидел рядом и зажимал ему рану руками, которые были все в спекшихся сгустках крови. Даже если бы у него остались патроны, то среагировать на нас он бы все равно не смог - в глазах парня читались апатия и безразличие. Я подсел, приказав Чижу смотреть за улицей. Тот только взглянул на этих двоих и сразу ушел к выбитым дверям.

Потрогал пульс у раненого - слабый и неровный. Стало понятно, что парень не жилец. У него началась судорога. Товарищ, держа голову раненого, вдруг начал выть. В это время прибежал Чиж. Глаза его округлились.

- Т-там, на улице, группа идет. Чечены.

- Та ё-ё-ё... Чиж! Хватай - потащили.

Рукой заткнул рот воющего и сильно дернул его за воротник

- Заткнись! Схватил бойца, и быстро в подвал. Понял?

Не был уверен, что тот меня услышит, но он тут же заткнулся и кивнул. Вместе подхватили под руки его товарища, слетели вниз по лестнице и, петляя по подвальным проходам и клуням, зарылись вглубь подвала дома. В голове прыгала одна мысль: только бы не стали зачищать, тогда - конец. Сами себя загоняем в капкан. Но выхода не было. Патронов мало, да и какие из нас сейчас бойцы. Отсидеться бы. Снаружи вроде все тихо. У чехов, видимо, тоже не было особого желания лезть в эту негостеприимную темень.

***

Раненый умер к утру, когда мы провалились в тяжелый сон. Вырубились неожиданно и все. Поэтому момента смерти никто не видел.

Я резко открыл глаза и не сразу понял, где нахожусь. Потихоньку огляделся. Рука сжимала автомат, нацеленный на нишу, через которую мы вошли в эту пропахшую плесенью подвальную комнату, на мое плечо привалился Чиж. Посмотрел на тех двоих и сразу все понял. А его друг продолжал зажимать ему рану руками. Я встал. Чиж сполз на пол, но не проснулся, только что-то пробормотал во сне. Ноги затекли так, что не сразу смог двигаться. Да уж, хороши бы мы были, попади сюда чечены, лучше подарка и придумать нельзя. Наконец кровоснабжение восстановилось, я подошел и потормошил спящего бойца за рукав. Тот тяжело открыл глаза и не сразу сфокусировался на мне.

- Пошли. Надо выходить к своим.

Боец промолчал.

-Пошли, твой друг умер.

Он взглянул на тело.

- Ему уже ничем не поможешь. Надо уходить.

- Это не мой друг.

Голос его был глухой, с хрипотцой и абсолютно спокойный.

- Ну, хорошо. То есть, плохо, конечно.

- Это мой командир. Он меня собой закрыл.

Сел рядом. Достал сигареты. Прикурил. Одну отдал ему, второй жадно затянулся сам. Я берег сигареты и уже второй день не курил. Голова закружилась, и чувство голода притупилось. Мы сидели, курили и молчали. Чиж спал, неудобно завалившись набок. Вставать не хотелось. Демон безразличия начал нашептывать на ухо, призывая остаться и спокойно умереть здесь, в тепле и сухости, а не там, наверху, в грязи и холоде, где броня, в конце - концов, размажет наши тела по разбитым дорогам.

Так, стоп! Рано начал собираться умирать, хотя здесь может оказаться и не поздно. Но нет, нас так просто не возьмешь! Зря, что ли, я один из всего своего взвода живым остался; зря, что ли, тащу с собой несмышленого Чижа, который хочет только одного - жить. Да и этого бедолагу жаль. Надо собраться духом и идти. А там уж как Бог даст...

Парень первый докурил и поднялся, аккуратно положив на пол своего командира. Затем бережно достал у него из бушлата военный билет.

- А жетон?

- Оставлю, я за ним вернусь.

Мы растолкали Чижа, добили магазины, сделали по глотку спирта за упокой души и осторожно двинулись к выходу.

***

Город превратился в декорацию для военного фильма. Все кругом в жирном дыму- вон валит черными клубами со стороны Заводского района, чадит железнодорожный вокзал и центр. Многоэтажки раскололись, а иные осыпались веерами ощетинившихся панельных плит. Воздух пропитан едким дымом и больным туманом. С неба сыплет ледяной крупкой, но она не покрывает землю белизной, а лишь питает густую, лоснящуюся грязь.

Само небо висит низкое, тяжелое и серое. Это хорошо - не будет бомбить авиация... мать её. Такое ощущение, что они воюют сами по себе, против всех, ни о ком не задумываясь и никого не жалея. Именно вот такие летчики-налетчики накрыли наш блокпост с моими пацанами.

Вот ведь штука судьба, я ушел со своим настоящим напарником поглядеть, что где творится, да определиться по направлениям с картой города. Залезли на верхние этажи стоящей недалеко чудом уцелевшей девятиэтажки и, сканируя в бинокль близлежащие улицы, координировали по связи блокпост. Пытаясь не задумываться, почему этот город весь окутан грохотом и огнем. Гул начал приближаться, и напарник, матернув, дернул меня за плечо. На нас на огромной скорости налетали черные точки. Они быстро превратились в самолеты, из чрева которых ринулись бомбы. Земля содрогнулась и исторгла из себя крошево домов, улиц, и казалось, само нутро этого города. Ощущение было такое, что все мои внутренности в ответ, сжались в один мышечный комок величиной с теннисный мячик.

- Бежим! - Заорал напарник, и мы рванули вниз, перелетая лестничные пролеты, как в детстве. А снаружи творилось что-то невообразимое - рев, грохот, скрежет. Здание кренилось и где-то, видимо, уже осыпалось. Пролет качнулся, и напарник упал, соскользнув руками с перил. Я рывком поднял его, и мы побежали дальше вниз, пытаясь вырваться из этой западни. По инерции вылетели из подъезда и вкопано встали. С неба сыпалась бетонно-кирпичная крошка, дальше пяти метров ничего не было видно. А когда марево осело, ландшафт изменился до неузнаваемости. Дома стали пониже, улицы поуже. На месте расположения нашего блокпоста, словно открытая могила, зияла пасть огромной воронки. БТР лежал на боку искореженной грудой неопределенного цвета. А наш взвод, который с боями дошел и закрепился на этом месте, превратился в кровавые ошметки, которые покрывали липкую зимнюю жижу. В живых не осталось никого. Атака авиации не оставила даже тел. Все стало единым - плоть, кровь, грязь, железо и бетон.

Через пару улиц убили Леху. Моего напарника Алексея Волнового, с позывным Боцман, убил снайпер.

***

И вот теперь мы втроем пытались выйти из города. Нет, что я говорю, это не город - это огромная черная тварь, пожирающая людей, перемалывая кости бетонными осколками зубов, переваривая их нашпигованные железом тела и смакуя поджаренные трупы, громко чавкающая и отрыгивающая кровавые ошметки. Эта тварь, причмокивая, пила кровь, и все время находилась в поиске, в движении, громко ревела и требовала жертв. Этот город вкусил человечины, ожил и стал сам по себе - злой, жестокий, чёрный, грозный и абсолютно мертвый. Фигня, конечно, получается, как это может быть живой и мертвый одновременно. Но в этом месте, лишенным времени и пространства, такое казалось реальным. Этот город стал безумен. И безумные шакалы носились по нему, ища новую жратву для своего божества - кромсая, взрывая, уничтожая. Ибо только трупятинка, приправленная ужасом, была по вкусу их идолу войны. Поэтому бандитам было мало убить, им надо было покуражиться, порезвиться, утолить свою жажду садизма. Им было важно сломить, запугать, исковеркать. И это началось задолго до нашего прихода. Я не знаю, что случилось с этим народом, но что-то с ним ведь случилось, раз они стали стрелять, резать, насиловать, грабить своих соседей, людей, которые жили с ними рядом столетия, с которыми они вместе встречали праздники, беды и несчастья, вместе веселились и печалились. И вдруг вспомнили, что они русские, объявили их чужими и обрекли на смерть. Разбудили страшную Тварь, не знающую жалости и сострадания. Только одного не учли эти темные люди, что Тварь ненасытна, не разбирает, кто свой, кто чужой, жрет всех подряд, и имя у нее - Война.

***

Из размышлений выдернула автоматная очередь, которую дал наш новый товарищ, и тут же последовал взрыв, прозвучавший совсем рядом. Меня швырнуло на землю, оглушило, засыпало землей и асфальтной крошкой, но все это было ерундой - от кучи мелких смертоносных осколков закрыл собой парень, которого всего сутки назад, видимо, так же прикрыл собой командир. Я так и не спросил, как его зовут. Он был мертв. Шею разворотил осколок, и из огромной раны, все еще пульсируя, вытекала кровь, смешиваясь с жирной холодной грязью. Минуту, как завороженный, смотрел, как она паря растекается - алая и такая теплая, еще живая, а человек, которому она принадлежала, уже нет. Потом отшатнулся, вытянул из сжатых пальцев убитого автомат, тяжело поднялся и, качаясь, побежал, подскальзываясь на жиже, к ближайшему укрытию. Попутно схватил за шкирку зажавшегося Чижа и поволок за собой. А перед глазами стояла рваная рана и руки бойца в засохшей крови его командира, которую он так и не смыл.

Но на скорбь не было времени - из-за угла на нас выходили бандиты. Автоматная очередь разбрызгала грязь совсем рядом. Вскинув автомат и, почти не целя, разрядил магазин. Чечены рассыпались и залегли за укрытия. Чиж вжался в бетонный блок и зажмурил глаза, его побелевшие губы все время что-то шептали.

- Чиж, стреляй!- заорал я.

Паренек открыл полные ужаса глаза и отрицательно качнул головой.

- Мудак. - Зло процедил и перезарядил автомат. Придется отдуваться за троих. Вернее, уже за двоих - и с грустью посмотрел на тело солдата. Душу еще раз сжало сожаление, что так и не спросил, как его зовут.

Бой выдался короткий. Тупо повезло. На нас выскочило несколько молодых чеченов, горячих, но еще неразумных, и мои навыки перевесили. Но надо было уносить ноги. Сейчас подоспеют их старшие и более опытные товарищи.

Быстро собрал трофейный боекомплект, гранаты и рюкзак, в котором был сухпаек, аптечка и тряпье. С их автоматов снял возвратные пружины и зашвырнул в стенной разлом. Рывком поднял забившегося Чижа и потащил прочь. Остановился. Оглянулся. Вернулся. Забрал из кармана убитого нашего бойца пачку военных билетов - видимо, он в свое время собрал их у своих товарищей. Некоторые были разодраны, прострелены, другие запачканы кровью, но тяжела она была от понимания, что хозяева их сейчас лежат, никому ненужные, кто где, на этой недружелюбной, озлобленной земле, а дома их ждут близкие люди и уже не дождутся никогда. Даже тел не отдаст им эта война. Встал и хотел уйти, но не смог. Не смог оставить тело русского солдата на растерзание ублюдкам. Аккуратно взял его под руки и потащил к ближайшему дому, в подвал. И уже там закрыл ему глаза, накрыл бушлатом и завалил тело кирпичными обломками. Достал из кармана сигареты, прикурил две и одну положил на верхний кирпич. Гуляющий ветер раздувал огонек, создавая иллюзию, что дух убитого солдата стоит рядом и молча курит.

***

- Чиж, ты трус!!!

Я орал ему в лицо, приправляя речь крепкими словами, взяв за воротник и намотав его на кулаки, сдерживаясь из последних сил, чтоб не начать его бить сильно и жестко. Всё накопленное за последнее время - страх, боль, апатия, бессилие, злоба, - сейчас выплеснулись на этого нерадивого солдата. Я смотрел ему в глаза, но не видел даже лица - вместо него было какое-то сплошное черное пятно. Дикая ненависть бурлила в моих жилах. Я готов был зубами рвать любого, но рядом не было никого кроме оцепеневшего от ужаса Чижа. Я тряс его за бушлат, а он сломанной куклой болтался в моих руках.

В конце концов запал кончился, и вся злость вышла, как воздух из воздушного шарика. Отпустив Чижа, привалился к стене спиной и закрыл глаза - навалилась усталость и жалость к этому дураку.

- Пойми, сейчас у тебя только два пути: либо ты превращаешься в тухлую кучу говна, либо берешь себя в руки, и тогда у тебя появляется шанс вернуться домой и пожить. Чиж, ты хочешь жить?

- Хочу.

- Тогда стреляй! Нет, даже не так - тогда убивай. А иначе убьют тебя. Зарежут как барана, перерезав шею от уха до уха, и потом будут глумиться над твоим телом. И у них не будет даже тени сомнения. Для них ты враг, иноверец, захватчик и никому не будет тебя жалко, ни-ко-му! Ты на войне, парень, а на войне надо воевать и побеждать, биться до последнего, из последних сил. И вот если ты выживешь - наградой тебе будет возвращение домой. Еще одна попытка пожить. Пожить за тех, кто здесь лег. Это тяжелая ноша. Поэтому решай сам, что ты выберешь.

Чиж вздохнул и сбивающимся голосом ответил:

- Я ведь жизни еще и не видел, ничего не видел. На море один раз был, и то в детстве, с мамой ездили. Соленое оно и теплое, а еще солнце яркое и жаркое. Интересно, здесь есть солнце?

- Нет здесь ничего кроме войны и смерти... Солнце дома будет, если вернешься.

- Дома меня девчонка ждет, Аленка зовут. Красивая... - Чиж вздохнул.

А я улыбнулся, наверное, впервые за этот бесконечный месяц.

***

На следующее утро мы выскочили на своих. Я долго уговаривал уставших, грязных солдат, и они, в конце концов, выделили нам место на броне в колонне, которая пыталась вырваться, вывезти своих "двухсотых" и "трехсотых".

Места внутри не было, и мы уселись сверху. Колонна двинулась, сразу развивая приличную скорость, чтоб хоть у кого-то был шанс выскочить из этого проклятого города. Но не то это место, где мечты сбываются. Под мостом подбили первый бэтэр, который, обильно зачадив, по инерции продолжал двигаться, даже когда сдетонировал боекомплект. Со стоящих рядом полуразвалившихся домов в нас визжа, летел смертоносный свинцовый вал. Мир взорвался, завертелся и, кружа демонической каруселью, обжигая огнем все живое, накрыл жаром, гарью и кромешным ужасом. И это все за пару десятков минут до спасения, за несколько километров до относительного спокойствия. Нам не хватило чуть-чуть, совсем малого, но так дорого стоящего на войне.

Вскинув автомат, я выжал весь магазин в появившегося совсем рядом боевика с зеленой повязкой на черной вязаной шапке. Но и он успел нажать на спусковой крючок. Очереди разорвали рев какой-то отдельной нотой, выделенной только для нас двоих.

***

Открыл глаза и оглох от тишины. Нет. Вначале ослеп от яркого солнца, которое било через окно и заполняло всю больничную палату. Теплое, нежное, почти живое, я и забыл как оно прекрасно. Забыл, как звучит тишина. Все забыл. И вот сейчас все забытое и почти утерянное вернулось и навалилось всей своей силой, любовью и красотой. И даже проваливаясь в забытье, впервые за последнее время ощутил счастье - легкое, почти невесомое. Лишь какая-то смутная тревога царапнула душу, но сознание потухло, не успев облачить эту тревогу в какую либо мысль, и я провалился в глубокий сон.

Только через неделю смог худо-бедно воссоздать ход событий. Мне повезло. Даже не так, - мне невероятно повезло, как может повезти разве только в художественном фильме про войну.

Тогда к месту засады подоспели морпехи. Завязался новый бой с боевиками, которые уже ходили между искореженной горящей броней и добивали раненых. По рассказу лежащего в моей палате морячка, меня хотел добить молоденький чеченец, лет эдак четырнадцати, но у него произошла осечка, что и решило наши с ним судьбы. Пуля пробила ему голову в тот момент, когда он перезаряжал оружие. Упав рядом, он забрызгал мне лицо своей кровью.

Услышав это, я неосознанно отерся рукой, стирая уже не существующие капли крови своего неудавшегося убийцы.

А тревога моя сформировалась. Что случилось с Чижом, стало для меня загадкой. Даже как искать его я не знал, потому что не знал его фамилии. Да и где искать? Живые воевали дальше, раненых развезли по госпиталям, ну а мертвые... Мертвые лежали кто где. Стало обидно, что не узнал его фамилию, не расспросил откуда родом. Вот ведь как: прожили бок о бок несколько длинных военных дней, убивать его учил, а самое простое, житейское, не спросил.

***

Через два месяца меня выписали из волгоградского госпиталя. Выпал мне счастливый билет на войне, даже два: первый - я чудом остался жив, и второй - пули ковырнули тело, но не исковеркали мою жизнь - я не стал инвалидом.

Вернулся домой и, как когда-то мечтал, обнял жену. Жизнь потекла дальше, окуная в водоворот разных житейских радостей и забот. Через несколько месяцев вышел на службу. А еще через пару месяцев мне предложили должность снайпера в отряде специального назначения. И я согласился, хоть жена и не разделяла моей радости.

Через месяц случился срочный вызов, какой-то парень захватил заложников и угрожает им расправой. Подъехали. Приехавшие раньше сотрудники милиции доложили, что в помещении кафе находится свихнувшийся вооруженный парень, и удерживает несколько человек. Дверь он забаррикадировал и орет, что всех убьет. Группа должна быть готова на штурм. Но основной упор на снайпера. Я занял позицию. Рядом с кафе стоял майор и пытался вести переговоры, но у него плохо получалось. Он нес какую-то чушь про долг и Родину, а парень отвечал, что чёрные везде, всё заполонили, всё захватили и над всем надругались. Они враги, а врагов надо убивать. Майор в раздражении махнул рукой и отошел.

Через какое-то время затрещала рация. Голос у командира был напряженный и в тоже время, какой-то грустный.

- Гнездо. Внимание. Работай по готовности.

Я дослал патрон в патронник. Железо, откликаясь, гулко звякнуло. Вгляделся в темноту оконного проема. Но дверь неожиданно распахнулась, на пороге возник парень, держа одной рукой за шею мужика кавказской национальности, вида рыночного торговца. Тот что-то тихо причитал. В другой руке парень сжимал гранату. И в эту долю секунды, когда они выходили, торговец начал оседать и парень открылся. Палец потянул спусковой крючок, и в момент, когда ударник уже наколол капсюль, парень поднял лицо и посмотрел на меня.

Это был Чиж! В следующую секунду тело его было откинуто назад, заложник упал в грязную лужу и закрыл голову руками, а по асфальту катилась зажигалка в виде гранаты.

Что было потом - все в каком-то вязком тумане. Я побежал к кафе. Там уже была группа захвата - кто-то поднимал полуобморочного торговца, кто-то проверял пульс у Чижа. Пара парней не очень успешно успокаивали заливающуюся слезами девчонку, которая выскочила из кафе. Она всё пыталась объяснить, что Ванечка не виноват, что он недавно с войны, где был в плену и над ним сильно издевались, что чудом вернулся, изувеченный, контуженный, больной. Они пошли погулять и зашли в кафе, а там кампания кавказцев гуляла - стали к ней приставать, чтобы она пошла с ними танцевать, а когда она отказалась, начали гадости говорить. Ваня заступился, а они, смеясь, начали его избивать. Тогда он разбил стул о голову одного и гранату достал, но граната не настоящая, это - зажигалка, они ее перед этим в парке купили.

Девчонка безутешно плакала, уткнувшись в плечо бойца. Торговцы затравленно озирались, сбившись в кучу. А Чиж лежал и смотрел в голубое небо, на котором светило яркое теплое солнце, спокойным, взрослым взглядом, как будто именно там нашел ответ на какой-то очень важный вопрос. И лицо его уже не казалось мне детским.

2010 год.

Комментарии: 18, последний от 27/12/2018. © Copyright Наговицына Екатерина (nakat@yandex.ru) Размещен: 24/12/2013, изменен: 31/01/2019. 25k. Статистика. Рассказ: Чечня Иллюстрации: 1 штук. Скачать FB2 Годы событий: 1995
Аннотация: Редактированный вариант