Аннотация: Эта глава из книги - всего лишь один из рассказов о Карабахской войне. Оставшиеся шесть глав находятся в переводе и скоро будут размещены.
Предисловие
В силу достаточно мирного склада характера никогда не думал оказаться на войне - куда уж там добровольцем... Меньше всего думал, что напишу об этой войне. Писатели просили меня рассказывать еще и еще, часами. Потом, не менее активно отпирались от моих просьб перевести рассказанное в строчки мастера. Неожиданно для себя сел и написал все сам. Эта книга о моих друзьях - тех которые сегодня со мной, а более всего о тех, кто остался в нашей памяти таким, как более десятилетия назад. Меньше всего в ней универсальности - это сборная история одного отряда. Беспристрастности в том, что пишет участник событий, тоже искать не стоит. Реже, чем хотелось бы, война сталкивала нас с достойным противником - таким, бой с которым вспоминаешь с уважением, и с которым хотелось бы потом посидеть и поговорить. По-моему, эти нечастые встречи и есть то, чему война учит людей, и учит хорошо - уважение к людям. Она ведь никого не портит и не облагораживает, а лишь вскрывает глубинную сущность каждого. Избежать войн никому не удавалось, а остаться человеком сумели многие. Политкорректности в этой книге, наверное, нет. Есть глубокое уважение ко всем, кто воевал честно и продолжает жить по чести. Есть от открытого сердца традиционный - третий - тост за погибших. За всех, погибших честно и с честью. Эта глава из книги - всего лишь один из рассказов об одной из войн. Оставшиеся 6 глав находятся в переводе и скоро будут размещены на артофвар. Надеюсь что данная война останется в истории и больше не повторится
...Была ранняя весна 91-го. Обнаглевшие от поддержки Советской Армии азербайджанцы не давали покоя приграничным селам Карабаха - каждый день приносил вести об угоне скота, обстрелах, захвате заложников. С одним из добровольческих отрядов, спешивших на помощь, отправился в Карабах и я. Разместились в селе, которое уже начали было покидать жители и в первую же ночь произошла стычка с азербайджанцами. Наши посты, заслышав в предрассветной мгле приближающиеся шаги и чужую речь, открыли беспорядочную стрельбу. Азербайджанцы бросились наутек и поутру ликование сельчан было безграничным. Мы же ходили героями и не утруждали себя разбором "победного боя", хотя не сообразили подпустить визитеров поближе, стреляли без команды и в общем-то, неприцельно. Отрезвление было быстрым и болезненным - ближе к вечеру в село нагрянул взвод советских войск, за которыми вошли и азербайджанские омоновцы. Наш отряд еле успел уйти в лес, откуда мы бессильно наблюдали за обыском и арестами. На следующий день нам предстояло удерживать уже обезлюдевшее село...
Неделя прошла тихо и, устав от вынужденного безделья, мы запросили пересменку, начали готовиться к отъезду. К исходу второй недели мы совсем потеряли бдительность от монотонного сидения на постах и чуть было не поплатились. Ночью в село вошли азербайджанцы, которых, несмотря на численный перевес, нам кое-как удалось отбить. Хоть нас пронесло и на этот раз, на душе было муторно - нападавшие сожгли четыре дома на окраине, а отступили, поскольку действовали еще бестолковее , чем мы.
Наутро приехала смена. Нас, пятнадцатерых, меняли пятеро. Приняли посты, поинтересовались подробностями ночного боя и пожелали доброго пути.
Возвращаться в Ереван мне было не по душе: понимал, что такими "экскурсиями" Карабах не удержать. Я подошел к командиру прибывшего отряда - подтянутому мужчине лет пятидесяти, сказал, что хочу остаться.
К вечеру я успел познакомиться с остальными парнями отряда. Все из Еревана, все, кроме Ваана, с высшим образованием: физик Армен, художник Арег и сценарист Айк. Прием был дружелюбным, беседа непринужденной, и , увлекшись, я стал живописать ночной бой во все более героических красках.
После ужина командир отряда, которого все именовали Дедом, с едва заметной иронией обратился ко мне:
- Грешно не нанести ответный визит соседям, а, Тигран? Мы же воспитанные люди, а ты парень боевой, бывалый, не то, что мы. Проведешь?
Отступать было некуда, и ночью вчетвером спустились в село. Тьма была кромешная и вдобавок ботинки страшно скользили на раскисшей от вечернего дождя земле., Шагали непривычно быстро, я еле поспевал за остальными и скоро афганка насквозь промокла от пота. Когда мы подошли к разделяющей наше и азербайджанское село речушке, я пыхтел как паровоз, оступался почти на каждом шагу и не мог взять в толк, как остальным удается двигаться так легко и бесшумно.
Как и условились заранее, Армен и Айк двинулись вверх по течению, а мы с Дедом перешли реку и пошли в гору. На косогор с осыпающимися камнями я взобрался почти без сил: не хватало воздуха, подгибались колени, а сердце стучало где-то в горле. Перед глазами ходили черные круги, и если бы не шагающий следом Дед, я бы сотню раз скатился бы вниз. Наконец мы выбрались на гребень, я еле разогнулся, сделал вдох и... покатился обратно вниз от сильнейшего толчка в спину, за мгновение до того, как успел увидеть вспышки автоматов, бивших почти в упор. Растерянный и оглушенный, начал приходить в себя только в холодной речушке. Вверху короткими очередями бил автомат Деда, потом раздались взрывы гранат и все стихло. Через несколько минут к речке спустились трое
- Чего разлегся? - спросил Айк, - быстро уходим, пока турки не очухались.
Азербайджанцы открыли беспорядочную пальбу по селу, когда мы уже подходили к нашему дому. С постов им ответили очереди Ваана и Арега. Нас даже не попытались преследовать и только тогда заметил, что за плечами у парней четыре трофейных автомата. Я шагал за ними и в голове был полный сумбур: радовался победе, тому, что возвращаемся без потерь, а сдругой стороны, вновь и вновь переживая каждое мгновение боя, сгорал от стыда за свою неуклюжесть и бесполезность. Никак не мог понять, зачем эти опытные бойцы взяли меня с собой - ведь не могли же они на самом деле, поверить моим россказням. Ни в одном отряде необстрелянных новичков не берут в бой, а уж эти-то могли с полпути отправить такого неуклюжего слабака как я, назад. Внезапная догадка ударила почти физически: я был им нужен в качестве приманки. Они раскусили меня с самого начала. Шумом и топотом я отвлек внимание противника и позволил Айку и Армену спокойно подойти к посту с тыла. У меня перехватило дыхание от бешенства и унижения - никогда меня не использовали так цинично. Не укладывалось в голове как легко и беззаботно они распорядились чужой жизнью.
- Дед, поговорить надо.
- Не сейчас, Тигран. Скажешь, когда дойдем.
Дома, когда мы опорожнили добрую половину ведра с водой, Дед спокойно, будто происшедшее было простой прогулкой, произнес:
- Ну что, все сделали нормально. Молодцы. Тигран, поздравляю, что остался в живых, да и нас не пристрелил ненароком.
От обиды я сперва онемел, а потом сорвался на крик:
- Ну ты и сволочь! Думаешь, не понял, что вы меня использовали как наживку?! По какому праву, подонок?! Ты кто такой, чтобы чужой жизнью распоряжаться?!
В наступившей тишине я увидел усмешку парней, спокойно наблюдавших за этой сценой.
- Что ты сказал? - невозмутимо спросил Дед.
- Что я был приманкой!
- Нет, что ты сказал до этого?
Его холодный, с ноткой угрозы, тон окончательно вывел меня из равновесия:
- Сволочь! - заорал я и попытался его ударить, но от короткого удара в челюсть оказался на полу.
- Что, неправда? - в полной растерянности спросил я.
- Ты куда попал парень, на войну или прогулку? - не ответил он и тут же продолжил - значит, заруби себе на носу: бой как театр и каждый играет свою роль и задачу. Сейчас ты впервые участвовал в настоящем бою, отлично выполнил свою задачу и будь доволен, что остался жив.
- А кто может решать мою роль?
- В бою - я, - отрезал он - это твоя первая война, так?
- Да, ну и что?
- А то, что это уже моя третья война, понял? Я это дело знаю не по фильмам.
- А при чем здесь это?
- При том, что у войны свои законы, очень часто бесчеловечные, но всегда правильные. Нужна лишь победа, и неважно, как и какой ценой она достанется - поражение всегда обойдется дороже. Теперь о тебе. Я был там рядом с тобой, так же рисковал получить пулю и, напомню, спас тебя. Не хочешь рисковать жизнью - сиди дома. Пока я командир, во время боя все будет так, как я решу. Все, хватит, пора спать. А ты можешь уехать, удерживать никого не будем.
Той ночью я так и не смог уснуть. Не давали покоя оскорбленное самолюбие, и горечь осознания, что хотя бы в одном Дед прав - без него я точно получил бы пулю. Война только начинается и у этого старого волка есть чему научиться. С другой стороны, я сгорал от стыда за свое хвастовство, неумелость, за полученный урок. К утру твердо решил уйти, но до сих пор не могу понять, как вместо этого сказал Деду:
- Я хочу остаться. Мне еще многому у вас учиться, но при условии, что никто, ни ты, ни ребята не припомнит мне вчерашнего.
Дед долго смотрел мне в глаза и мрачно ответил:
- В тебе есть безумство, наблюдательность, логика. Из тебя может получиться хороший солдат, так что я тебя приму. Но предупреждаю: не пьем, не курим, занимаемся весь день, так что подумай, выдержишь ли?
Я остался... Начались бесконечные занятия, перемежаемые лишь боевыми дежурствами. Неважно, что другие могли отдохнуть и расслабиться - у нас тренировки шли беспрерывно. Дед учил нас всему - как вести себя на допросе, как окапываться, как спускаться по каменным осыпям, как идти в гору тяжело нагруженным, как переносить боль, жару, стужу, не забывая прибавить:
- Если положение кажется безнадежным, если умираешь от холода, жажды, голода, то знай - противнику ничем не лучше. Победит в войне тот, кто выстоит эти испытания.
Обучал нас рукопашному бою, постоянно напоминая, что нельзя позволить бою дойти до обмена ударами. По его настоянию, обед мы себе готовили сами. Даже установил наряды - единственное, что могло освободить от занятий...
Многое, чему он нас обучал, зачастую казалось ненужным, противоречивым, неважным. Так, узнав, что у Армена, которого все называли Мрав, разряд по боксу, ввел обязательные занятия. Куда денешься - занимались...
Помимо всего, Дед был хорошим учителем - строгим, требовательным и одновременно очень внимательным. Когда мы выбивались из сил, всегда находил способ помочь и поддержать. Да и потом, кто мог устоять против его уникального подхода?
Как-то на одном из занятий необходимо было пройти с сорокакилограммовым рюкзаком по узкому бревну высоко над горной речкой. Все прошли, а я не смог. Дед немедленно вернулся:
- Ну, чего ждешь, Тигран?
- Сейчас, минутку, - ответил я, но больше шага по бревну сделать не смог. Закружилась голова, и я отступил.
- Мне долго ждать?
- Дед, не могу, боюсь высоты.
- Не понимаю, переходи!
- Нет!
Дед достал пистолет, передернул затвор. Я усмехнулся, глядя ему в глаза:
- Что, выстрелишь в меня?
В ответ он выстрелил в землю, пуля оцарапала носок ботинка. Я отскочил как ужаленный:
- Совсем спятил?!
Раздался второй выстрел, меня будто дернули за рукав ниже плеча. Подняв глаза от простреленной афганки, увидел дуло, нацеленное мне в лоб.
- Остальные тебе в упрямую башку, - произнес он спокойно и внезапно рявкнул - давай, пошел!
Сам не помню как, оказался на другом берегу.
- Теперь обратно!
В тот день не меньше полста раз перешел, вернее перебежал по проклятому бревну... Вечером, когда расстроенный я сидел в стороне, рядом присел улыбающийся Дед.
- Что молчишь, обиделся?
Я не ответил. Он обнял меня за плечо и спросил:
- Можешь сказать, что такое героизм?
- Нет, - высвободил плечо я.
- Знаешь, я много об этом думал. Вот уже сколько сказано - то героизм, се героизм, а точного определения так и нет.
- А у тебя оно есть.
- Да, есть. Причем простое до гениальности - победа над собственным страхом.
- Да ладно...
- Тигран, если бы то бревно лежало бы на земле, ты смог бы пройти по нему?
- Да.
- А почему не смог пройти над речкой?
- Ну, высоко было, и потом...
- Я скажу: оно показалось тебе уже, чем на самом деле, и знаешь, почему?
- Почему?
- Тебе страх мешал. Как только ты испугался, то вместо реальности стал видеть иллюзию, созданную твоим же страхом. Знаешь, страх рождается, растет и остается с нами, и в нем нет ничего позорного или неестественного. Нет человека, который не боялся бы, просто надо не сдаваться, победить его, контролировать. Сможешь достичь этого в бою - станешь героем, нет - в лучшем случае, дезертиром. Впереди большая, настоящая война, и я хочу натренировать вас так, чтобы в бою спокойно доверить свою жизнь вам. Жаль, но сегодня ты не смог подавить свой страх и за тебя я убил его - еще более большим страхом. Ничего, научу и тебя, и всех остальных делать это самостоятельно..
Потом только осознал, что с того дня у меня пропал страх перед любой высотой.
Помимо физической закалки, готовил нас он к войне и психологически. Наши отношения с остальными отрядами были сугубо деловыми: Дед сам не участвовал и нам запрещал участвовать в нередких попойках. Со стороны это воспринималось как зазнайство, чувство неприязни накапливалось и рано-поздно должно было прорваться.
В селе, кроме нашего, располагался еще один отряд из Армении, все попытки которого "побрататься" с нами остались безответными. В один из дней после дежурства я отоваривался в магазинчике, где в окружении местных ребят пил пиво парень из соседнего отряда.
- Чего сторонишься, браток, выпей с нами бутылочку.
- Спасибо, нет, я спешу.
- Слышь, бутылка пива много времени не займет.
- Нет, я вообще не пью.
- Не понял, ты че, командира своего боишься или с другим солдатом выпить не желаешь?
- Никого я не боюсь, а ты не разводи тянучку, видишь, спешу, - ответил я и быстро вышел. Еле успел осознать, что со стороны это могло показаться бегством, когда позади послышался его наглый голос:
- Только гляньте на этого козла - дела у него! Можно подумать в бой идут, окопные копатели...
Сперва хотел вернуться научить уму-разуму, потом подумал, что не время и не место. Недовольный собой, вернулся на базу, приготовил еду, но до ужина не дошло. Вернувшийся с парнями Дед мрачно бросил:
- Тигран, собирай вещи и уходи.
- За что, Дед, что я сделал?
- Мне трус не нужен!
- Где это я струсил?
- Сегодня в магазине тебя оскорбили, а ты не ответил.
- Дед, он пьян был, что с таким делать? Да и местные что скажут, что мы из Армении приехали друг другу морды бить?
- Если завтра пьяный к твоей девушке привяжется, если завтра алкаш к твоей семье пристанет, тоже не будешь связываться?
- Нет!
- Так какая разница? Отряд твой дом, а парни твоя семья. А что до местных, то ты для них был идеалом, который свой дом оставил чтобы их защитить, а сегодня, у них на глазах, не смог себя защитить. Значит, так - или докажи, что не трус, или уходи.
- Как доказать?
- Иди к ним в отряд, и потребуй извинения при всех. Нужно будет, бей, нужно - стреляй, но без извинений не возвращайся.
- Дед, дело до большой свалки может дойти, - вмешался в разговор молча стоявший с остальными Айк.
- Это дело чести, достоинства моего солдата и боевого товарища, а значит, и моей чести. Для меня дороже ничего нет, и то же должно быть у вас всех. Если не так, можете все уходить...
- Дед, по моей вине никто не уйдет, все сделаю как ты сказал - взял автомат и вышел я.
...Поздно ночью, когда все благополучно закончилось и мы, наконец, сели за ужин, Дед обратился к нам:
- Запомните навсегда: с того дня, как вы взяли оружие и пришли сюда, вы пересталиу быть простыми людьми, а стали солдатами и защитниками. Это обязывает вас быть выше всех остальных, жить и действовать так, чтобы быть достойными звания защитника Отечества. Хорошенько запомните: не имеющий достоинства не может быть защитником! Достоинство, принципиальность и честь - вот чем отличается воин от всех остальных. Никогда никому не позволяйте унизить или оскорбить вас. Никогда не идите на сделку со своей совестью...
...После того случая никто больше не решался задевать нас, но Деда по-прежнему не понимали, а над нами потешались втихомолку, называя "отрядом сумасшедших". Было неприятно, и как-то я намекнул об этом ребятам. В ответ Айк, с легкой руки которого я уже стал "Доцентом", с несвойственной ему серьезностью ответил:
- Доц, война только начинается и по-моему, все, что было раньше, нам скоро детсадом покажется. Чтобы по-глупому не сдохнуть, надо готовиться, а лучше Деда нас никто не подготовит. Я тоже многого понять и принять не могу, но мне плевать, что остальные нас ненормальными считают держат, потому что после каждого занятия я чувствую разницу, вижу, что расту как солдат. Так что я в голову не беру, делаю, что Дед сказал и тебе то же советую...
Остальные согласились с ним, да и я чувствовал то же самое.
Теперь, столько лет спустя, я по-другому оцениваю уроки Деда. Благодаря им мы прошли испытание войной, стали одними из лучших, почти незаменимыми. Многие сейчас с гордостью говорят: "Моим первым командиром был Дед", а тогда...
...События развивались с головокружительной быстротой. Комитет под руководством Вольского был сменен оргкомитетом второго секретаря компартии Азербайджанской ССР Поляничко. В первом же выступлении по областному телевидению назначенный командующим всеми силами в зоне конфликта генерал Сафонов заявил: "Я приехал защищать конституционный порядиэок, а по конституции СССР Карабах является частью СССР"... Вначале азербайджанцы действовали с опаской, но затем, при поддержке Сафонова, начали забирать рычаги власти в свои руки: расформировали почти все структуры управления, создав вместо них комендатуры.
По всей видимости, тогда была общая установка центральной власти на умеренную поддержку "верноподданного" Азербайджана, однако Союз уже стоял на грани развала, контроль над армией ослаб. Войска не утруждали себя даже демонстрацией беспристрастности: азербайджанцы щедро "спонсировали" полную подержку своего ОМОНА. В Степанакерте обыски и облавы стали каждодневной рутиной. В районах ситуация была еще хуже - распоясавшиеся омоновцы уже в открытую грабили села, требовали выкуп за заложников. Даже в глубине блокированного Карабаха не было покоя - теперь каждое армянское село оказалось в осаде. Военные контролировали все авиарейсы из Армении, а получившие Ходжалинский аэропорт омоновцы не пропускали никого, не обобрав и унизив.
Становилось ясно, что одни только добровольческие отряды положение спасти не в силах: требовалось создание единой сети отрядов самообороны на местах. Штаб нашего района проводил совещание за совещанием, пытаясь найти выход, и в конце концов, принял предложение Деда: большинству отрядов из Армении вернуться домой, на базе оставшихся организовать обучение местной молодежи. Удары наносить вдали от армянских сел, по тылам противника. Учитывая катастрофическую нехватку оружия, боеприпасов, а более всего строжайший режим секретности, дело это было почти безнадежным.
По приказу Деда отряд разделился на две группы. Та, которую возглавил Мрав, направилась на юг, мы же начали в лихорадочном темпе готовить местных ополченцев. Обучение пятерок сопровождалось боевыми выходами: маленькие группы наносили удары в самых неожиданных местах. Застать же нас врасплох было невозможно: мы повсюду выставили дозоры и секреты,. Не прошло и месяца, как обстановка в районе изменилась коренным образом. Исчезло пораженческое настроение, местные наконец поняли, что способны защищаться и побеждать даже в столь неблагоприятных условиях.
Ближе к лету, убедившись, что азербайджанцы своими силами сломить нас не могут, командование 4-й армии начало осуществление плана "Кольцо". Пали Геташен и Мартунашен. Советские войска брали под контроль села, затем передавали их азербайджанским омоновцам на крововую расправу.
Вместе с другими отрядами мы перешли в Шаумяновский район, и тут выяснилось, что люди психологически не готовы драться против русских. Однако оставлять села без боя было недопустимо. Решили объединенными силами нескольких отрядов удерживать позиции, мы же меньшими силами должны были идти вперед. Сказать честно, нам было очень тяжело, но еще тяжелее было тем, кто оставался. Для поднятия духа собрали что-то вроде митинга. Многие выступили. Говорили о Родине, священном долге, других высоких материях... Слушали их в пол-уха - понимали, что на успех шансов нет, что исход предрешен заранее. Невольно напрашивался "логический" вопрос: а стоит ли рисковать жизнью столь бессмысленно.
Все изменилось, когда слово взял Дед:
- Мы все здесь добровольцы, все имеем кое-какой боевой опыт, так что уверен, что агитировать нас нужды нет. Единственный вопрос, который нас беспокоит - есть ли смысл сражаться против армии, когда нет ни одного шанса на победу. Знаю, что и по вооружению, и по дисциплине, и по выучке даже сравнивать нас нельзя. Но есть у нас одно преимущество, которое при умелом использовании может уравнять шансы. Запомните, что офицеры и солдаты Советской Армии не готовы, не хотят умирать за Азербайджан. Это не их война. Они просто подрабатывают, но это не означает, что они не будут наступать. Будут, а если сопротивление будет так себе, то и дойдут до Степанакерта. Мы можем им противостоять лишь нашей готовностью погибнуть, но не отступить. Если в сегодняшнем бою они увидят, что продвижение грозит большими потерями, если убедятся в нашей воле и отваге, то остановятся. Увидите, остановятся! Наши политики получат время на то, чтобы найти выход... Короче, хватит слов - вперед, к делу!
В Шаумяновском районе части 4-й армии уже захватили два небольших села и подошли к третьему. Мы заняли оборону на околице уже опустевшего села и провели сутки в ожидании, получив приказ открывать огонь по советским войскам только в крайнем случае. На второе утро начали было понемногу успокаиваться, решили, что противник остановится на достигнутом, но к полудню бронетехника начала подтягиваться к селу. После нескольких наших очередей войска отошли. По нам начали бить из крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек БТР-ы и БМП, затем начала обстреливать артиллерия, а еше через час над селом появились "крокодилы". От страха меня бросило в озноб, и думаю, не меня одного - хотя мы считались парнями обстрелянными и привыкшими к свисту пуль, но разрывы снарядов в десятке шагов, горящие дома и удушающая гарь были нам впервой. То, что мы не видели противника, делало страх почти безысходным... Сердце будто сжало ледяной рукой и внезапно пришло какое-то безразличное осознание того, что это конец. "Вот какая она, смерть" - пришла мысль и сразу все вокруг изменилось, я начал воспринимать происходящее как будто со стороны... Закрыв глаза, неимоверным усилием унял дрожь, но тут же выяснил, что онемели ноги. Тогда-то рядом очутился Дед.
- Ну как, нравится? Ты молодцом, окоп отрыл что надо, снаряды не достанут.
Побыл со мной несколько минут, поговорили уже не помню о чем, потом он рывком перекатился в соседний окоп, а я как по волшебству ощутил себя спокойным и уверенным.
Три часа длился артобстрел, и все это время Дед и еше трое парней, прошедших Афган, обходили, вернее переползали от окопа к окопу, придавая силы ребятам. К вечеру войска вновь двинулись к селу, встретили наш огонь и все началось сначала. Только к сумеркам был получен приказ оставить селоъ Наш отряд выходил ночью, последним, прикрывая отход остальных.
Сопротивление замедлило наступление противника, но не остановило. Медленнее прежнего, но противник продвигался вперед, а нам нечем было противостоять. В эти дни Дед и предложил перейти к партизанской войне, и поскольку предложение исходило от него, то нашему отряду и предстояло его выполнить. Следовавшие один за другим рейды изматывали нас, но цель была достигнута - противник увяз в лесистых горах, безуспешно гоняясь за нами по собственным тылам. По указанию сверху мы избегали стычек с советскими войсками, зато на омоновцах отрывались вволю. В результате те намертво прилипли к лагерям войск и не решались ни на какие самостоятельные действия.
В одном из таких рейдов наш отряд вошел в опустевшее армянское село, террасами уходившее вверх по склону горы. Не успели развернуть сыхпай, как дозорный Арег сообщил о приближающейся азербайджанской автоколонне. Дед встал и через несколько секунд приказал:
- Айк, забираешь ребят и отходишь в лес. Нас не жди, сразу уходите на базу, а я и... - остановился на миг, глядя поверх наших голов, - Тигран останемся, выясним, что им здесь понадобилось.
На площади у памятника Ленину Дед выбрал два дома и обратился ко мне:
- Куда бы они не пошли, Тигран, все равно придут сюда. Поднимайся на чердак этого дома и следи за ними. Внимательно. Запомни, что бы ни увидишь, что бы ни случилось, не теряй голову - мне мертвые герои не нужны. Усвоил?
Забравшись под чердак я не мог не оценить точный выбор командира: вся округа лежала на ладони... Через несколько минут на площадь вьехали два "Икаруса" в сопровождении трех виллисов и двух "РАФ"-иков. Из головного автобуса выскочили русские солдаты и начали прочесывать село. Чуть погодя к ним присоединились азербайджанские омоновцы. Затем из "Икаруса" вышли русские и азербайджанские журналисты, операторы начали расставлять камеры под началом рослого блондина.
""Кино снимают, а это режиссер..." - промелькнула мысль.
Немного погодя солдаты вернулись, доложив, что в селе все спокойно.
- Ну что, бандитов нет, тогда начинаем. Ведите людей! - крикнул рослый русский. Из автобусов появились азербайджанцы - мужчины, женщины, дети, которые рассеялись по плошади. Затем в окружении омоновцев у памятника Ленину стал высокий, тучный милиционер с майорскими погонами и типично азербайджанской внешностью. Его нагло-самоуверенная поза и хозяйский голос мгновенно вывели меня из равновесия. Еле сдержал бешенство, чтобы не всадить очередь ему в брюхо...
Однако страшное было впереди. Из автобусов вывели женщин и детей-армян, а из уазика - двоих мужчин в наручниках, избитых и еле державшихся на ногах. К армянам подошел режиссер и изложил художественный замысел, пообещав, что после съемок лично сопроводит их в Армению. Это должен был быть новостевой репортаж для программы "Время", ну и для бакинского телевидения. По сценарию, события разворачивались в карабахском селе со смешанным населением, где армянская община задержала и передала правоохранительным органам Азербайджанской ССР двух боевиков из Армении. Боевиков, разумеется, избили сами же армяне - за попытку поссорить с азербайджанскими соседями. От низости "сценария" помутилось в глазах, но и тут сказались уроки, преподанные Дедом: я не терял контроля ни над собой, ни над ситуацией.
К чести наших, вопреки посулам и угрозам омоновцев никто не согласился участвовать в этом фарсе. Прижав к себе детей, женщины стояли молча, а одна из них наконец произнесла:
- Хоть убейте, а в эти игры нас не втянете...
- Они все здесь такие упрямые? - нервно бросил режиссер побагровевшему от злости майору. Посовещавшись, они поменяли сценарий - теперь село было азербайджанским, а боевиков схватили омоновцы. Начали съемку. По пути через деревню омоновцы прикрывали "бандитов" от "справедливого гнева" толпы. Их усадили в один из уазиков и под конвоем четырех омоновцев вывезли из села.
Затем перед камерой встал майор, до того косившийся в какую то-бумажку:
- Благодаря грамотным и самоотверженным действиям наших сотрудников удалось обезвредить еще одну бандитскую группировку и восстановить мир в наших горах. Наконец народ получит возможность продолжить созидательный труд! - выпалил он.
"Благодарные жители" засыпали майора благословениями, а "растроганный" проявлением "народных чувств" режиссер спросил его:
- В Армении этих бандитов называют фидаинами, иначе говоря, партизанами и защитниками народа, слагают песни об их отваге. Как человек, который неустанно обезвреживает их банды и хорошо знаком с ними - что вы можете сказать об этих людях?
Майор с достоинством кивнул и с елейной миной ответил:
- Как говорит прекрасная пословица мудрого русского народа, каждая лягушка хвалит свое болото. А я скажу прямо, - посерьезнел он, - какая храбрость у армян? Эти бандиты нападают только на женщин и детей, а настоящим мужчинам у них духа не хватит в глаза взглянуть...
Толстяка понесло в раж и он явно отклонился от текста:
- Я знаю, что в Карабахе тоже увидят меня, так вот, трусливые шакалы, я, командир ОМОН-а майор Мамедкулиев, обещаю, что всех вас как бешеных собак перестреляю! А если кто-то еще немного мужчиной остался, то пускай попробует встать против нас! Это наша земля и я здесь...
Раздался приглушенный хлопок. Голову майора дернуло назад и он звучно ударился об асфальт. Честно говоря, показалось, что стрелял я сам и на несколько секунд я уставился на свой АКМ. Когда я поднял глаза, на площади творился вавилонский хаос: азербайджанские "жители", потеряв голову, носились по площади, а солдаты разряжали магазин за магазином во всех направлениях. Через несколько минут, увидев, что по ним больше никто не стреляет, армейский офицер послал солдат проверить сторону, откуда, по его мнению, раздался выстрел. Те робко зашли в несколько домов, но, решив не испытывать судьбу, вернулись обратно. Телевизионщики уже собрали аппаратуру и вместе с "жителями" уже сидели в автобусах. Омоновцы забрали командира и через несколько минут колонна выскочила из села и скрылась за поворотом.
Выждав еще немного, я спустился с чердака, но не успел пройти и полпути до памятника, как грохнули два выстрела. Показалось, что пули прошли в миллиметре. Перекатами ушел в сторону, но по мне никто не стрелял, а когда выглянул из-за угла, то увидел Деда: в руках была СВД, а его АКМС был закинут за спину. У дома, из которого я вышел, лежали два омоновца.
- Спишь на ходу! Они же тебя как теленка связали бы! - негодовал он.
- Дед джан, я ведь...
- Не время, забирай их оружие, уходим по-быстрому...
Уже в лесу, когда село исчезло из вида, Дед внезапно остановился и спросил:
- Понял, в чем ошибка?
- Я не ожидал, что они оставят засаду.
- А почему я ожидал?
- Да у тебя же опыт какой...
- Не прибедняйся, у тебя тоже опыт есть! А разница в том, что я сосчитал всех -военных, омоновцев, наших, ихних, русских - всех! - когда они приехали, а потом на выезде. И сделал это автоматически, не думая, пока ты там себе голову лирическим хламом забивал. Запомни, любые сведения о противнике могут оказаться бесценными, поэтому всегда заранее осмотри поле возможного боя, не упускай ни одной детали - на войне мелочей не бывает, - уже более спокойным тоном сказал Дед. Он протянул мне фляжку и усмехнулся: - Хотя они тоже хороши - кто же снайпера одного, без прикрытия оставляет?
Я удрученно зашагал за ним, и только через несколько километров решился спросить:
- Дед, ты мне запретил стрелять, а сам...
- Когда запрещал, не знал, что будет дальше. Представь - мы с ребятами, в отрыве от своих, ввязываемся в бой. Ну, уложим с десяток азеров, сами кого-нибудь потеряем, и что? Еще одна ничего не решающая стычка. А в этом случае все меняется - этот толстопуз получил в лоб при свидетелях, да каких! Прямо перед камерами, во время такой речи! Эффект совсем иной, за такое и умереть не обидно.
...Когда через несколько месяцев пленка одной ей ведомыми путями дошла до Еревана, даже на плохонькой копии слева от падающего майора четко виден дом, в котором притаился я. А Дед помалкивал и вместе с остальными восторгался отвагой неизвестного снайпера...
Почти все лето нам удавалось на шаг опережать противника, уходя из ловушек, однако в августе отряд попал в окружение. Мы попытались оторваться лесом, но за нами охотился целый армейский батальон, а в действиях офицеров явственно чувствовался афганский опыт. На второй день нас окончательно зажали. Надежды уйти не было, и мы окопались, готовясь к последнему бою. Ждали смерти, а вышло по-другому. Противник отошел, и лишь через несколько дней, добравшись до своих, мы узнали о путче и Ельцине. Вскоре русские совсем ушли из Арцаха, оставив нас и азербайджанцев один на один.
С одной стороны мы - измотанные потерями и поражениями, слабовооруженные, но зато прошедшие школу боевых действий, в которой экзамен принимала Советская армия. Нас лихорадило от нетерпения разобраться с "любимчиками учителей". Азербайджанцы же "одержали" немало побед, заняли десятки армянских сел, имели несравненно меньшие потери, а главное, - завладели вооружением 4-й армии и стратегическими запасами Закавказского округа. По боеприпасам они превосходили Армению в 22 раза, а мы в окруженном Карабахе могли надеяться только на пару вертолетных рейсов с "Большой Земли" и на самих себя. Хотя азербайджанцы и не участвовали в сколько-либо серьезных боях, подавляющее превосходство по всем ресурсам вселяло в них уверенность в успешный блицкриг. Словом, обе стороны рвались в бой.
Ожидание было недолгим: в конце августа было решено отбить у азербайджанцев высоты окружающие село Верин Шен Шаумяновкого района. По законам военного искусства и простой логике у нас не были ни единого шанса на успех против четырехкратно превосходящих сил врага. Скажу только, что против трех БТР-ов и одной БРДМ мы располагали одним ДШК с 45 патронами. Все мы осознавали неравенство сил, но ни у кого не было и тени мысли о возможности поражения... За два часа мы выбили азеров с высот, которые советские войска брали два месяца.
Верин Шен ознаменовал начало второго этапа Карабахской войны - бои внутри Арцаха. 70 лет власти Азербайджанской ССР пытались изменить демографический состав Нагорно-Карабахской автономии в свою пользу. Несмотря на все усилия, им так и не удалось повторить успех, достигнутый в другой армянской автономии - Нахичеване. Азербайджанцы не только не стали большинством, еле составив пятую часть населения автономии. Однако появившиеся за эти годы азербайджанские села окружали все крупные армянонаселенные населенные пункты, контролировали все внутренние дороги. Сложившееся положение не устраивало обе стороны - под шум и грохот разваливающегося СССР азербайджанцы спешили очистить от армян весь Карабах. Курс руководства НКАО на соблюдение всех правовых аспектов самоопределения только еще больше бесил азеров, искренне считавших себя народом мужчин и воинов, самих устанавливающих законы и правила.
Принятое при посредничестве Ельцина и Назарбаева сентябрьское перемирие азербайджанцы всерьез не принимали, накапливали силы. Вслед за недолгим затишьем противник перешел в наступление, развязав нам руки. Теперь мы один за другим выдергивали шипы огневых точек противника, освобождая коммуникации и давая армянским селам возможность вздохнуть - впервые за столько лет. Нам же приходилось не только воевать, но и строить армию. Забегая вперед, скажу, что эти задачи были выполнены на "отлично". Наш отряд разбился на пары, которые выполняли роль наставников и командиров в создаваемых на местах отрядах. За несколько недель местные ребята обретали боевой опыт, познавали вкус побед и потерь; а когда мы чувствовали, что ополченцы стали спаянной боевой единицей, то переходили на новое место. В те весенние дни наш отряд открыл счет потерям - погиб Арег...
Характер боевых действий требовал качественных изменений и руководство Карабаха приняло решение о создании первых регулярных рот Помню, как радовался Дед: "Здорово, что наверху поняли необходимость создания настоящей армии! Наконец-то виден серьезный подход..." Мы не разделяли его энтузиазма, поскольку знали многих "воинов", а сами роты просто свели воедино все те же прежние отряды. Как-то раз я даже огрызнулся:
- Дед, ты прямо уделал нас - армия, армия... А мы кто тогда? Что, целая такая рота боеспособнее нас, да?
- Дисциплиной.
- А мы что, шайка? Да посмотри сам, мы же в сто раз боеспообнее...
Дед глубоко вздохнул:
- Тигран, храбростью и самопожертвованием можно выиграть бой, но не войну. Добровольцы отвагой дошли до Шуши, но здесь начинают действовать другие правила. Умение воевать является профессией, и как другие профессии, имеет свои законы. Важнейшим является дисциплина. Железная дисциплина. Еще Наполеон говорил, что добровольцы плохо дерутся, на них нельзя положиться. Добровольца ведет патриотизм, но это штука эмоциональная, субъективная. В регулярной армии патриотизм становится реалией, потому что намертво связан с чувством долга. Оглянись вокруг - добровольцы приезжают, когда пожелают, дерутся как могут и уезжают, когда хотят. Война требует согласованности, безусловного выполнения приказа, да что там: если понадобится, то для достижения победы ставят под удар, фактически жертвуют ротами и батальонами... Время гайдуков ушло, и сеичас просто нелепо воевать на уровне командира отряда, а тем более, принимать решения, исходя из его кругозора. Для руководства сражениями и операциями нужен единый центр, чьи приказы выполняются беспрекословно, куда стекается вся информация. Слава Богу, это поняли наверху! Вот что важно, а об остальном поговорим через полгода, когда сами убедитесь.
Тогда он не убедил ни меня, ни остальных. Зато время все расставило по местам...
В конце апреля 92-го позади были десятки боев и стычек, освобожденных сел и побед, в Степанакерт мы приехали признанными ветеранами. Город оставил тяжелое впечатление: артиллерия противника с высот Шуши методично разрушала дом за домом. Характерным для азеров был выбор огневых позиций - "Град" стоял прямо под стенами армянской церкви, а снаряды хранили в ней же. Попробуй ответь... Степанакерт был практически беззащитен, так что штурм Шуши был делом предрешенным. Кроме того, достаточно свежа была память о 1920 годе, когда за два дня азеры вырезали население второго по величине армянского города в Закавказье.
Так в Нагорном Карабахе, В хищном городе Шуше Я изведал эти страхи Соприродные душе.
Сорок тысяч мертвых окон Там видны со всех сторон, И труда бездушный кокон На горах похоронен.
- строки полузабытого стихотворения Мандельштама как будто намертво зааели в мозгу. Так же неотступно преследовал и сам город - стоило поднять глаза, и вот он наверху, на скале...
В те дни в Степанакерте собралось не меньше двух тысяч добровольцев, представляющих как все слои общества, так и географическую мозаику Армении и Диаспоры. Все были совершенно разными людьми, едиными в вере в нашу победу и общего командира - Командоса. Все были на подьеме. Брали друг с друга слово, что если придется погибнуть, то все равно, гроб пройдет черз Шуши. Хорошее, настоящее время было...
...С совещания от Командоса в предместье, где мы остановились, Дед вернулся к вечеру. Познакомил с замыслом: вместе с разведотделением одной из арцахских рот мы должны были захватить и удерживать до подхода штурмовой колонны перекресток дорог у въезда в Шуши. Утром, приняв под командование приданное отделение, Дед начал слаживание и отработку элементов операции.
Ночь 8 мая я запомнил навсегда: нас подняли в час, а в три мы вышли из предместья и начали подниматься в гору близ Кркжана. Несмотря на плотно набитые разгрузочный жилет и рюкзак, шагалось легко. Стало смешно, когда вспомнил, как всего год назад пытался вскарабкаться на такой же косогор - и нес всего-то автомат и три рожка... Шедшие следом ребята были так спокойны, что не будь они увешаны оружием, можно было принять их за осваивающих новый маршрут туристов. Вот эта спокойная уверенность и была высшим достижением Деда, который спаял нас в отряд, не признававший слова "невозможно".
Когда вышли на исходный рубеж, ударила наша артиллерия: сперва совсем близко, затем разрывы двинулись к позициям противника. Вслед за ними мы начали перескакивать из воронки в воронку, стремясь как можно быстрее добраться до вражеского поста. Укрывшиеся от артогня в окопах азербайджанцы не успели даже толком понять, что случилось, а бой длился ровно две минуты.
- Корвалол! - заорал дурным голосом Айк, картинно падая у входа в сторожку. Даже Дед не смог сдержать улыбки:
- Айк, хорош дурить! Ну что у тебя там еще?
- Дед джан, двойной инфаркт! Сперва хотел гранату внутрь закатить, потом почувствовал, что тихо, заглянул, а там все боеприпасами забито! А если закатил бы? Инфаркт!
- А почему двойной? - с удовольствием полез в очевидную ловушку Дед.
- Так на хрена мы боезапас на своем горбу тащили?!
Надо было видеть лица ребят из приданного нам отделения: теперь они точно уверились в сверхъестественных способностях отряда, который мог валять дурака буквально через десяток секунд после боя - не забыв выставить дозор. В таком направлении мы начали оборудовать позиции на контролирующей перекресток высотке перетаскивать выстрелы к РПГ и цинки с патронами. Дед связался со штабом, доложил о выполнении задачи, и мало-помалу до нас начал доходить нарастающий рокот боя. В эфире же творился подлинный бедлам - донесения, приказы, просьбы о помощи, и, конечно, плотнейший мат-перемат. Уже по переговорам было ясно, что наши идут вперед. Нам недолго пришлось ждать: из Шуши появились три грузовика и "Нива" в сопровождении бронетранспортера. Около роты азербайджанцев развернулись в три цепи стреляя с хода. Наше молчание воодушевило противника и БТР неосторожно вышел из овражка. Дед и Мрав подпустили его поближе и сожгли залпом из гранотометов, тут же открыли огонь Гегам и пулеметчик отделения разведки. Остальные могли выбирать цели, выбивая наиболее опасного противника и через мгновение никто внизу уже не мог поднять головы. Несмотря на шестикратное превосходство, противник намертво увяз на перекрестке.
- Доц, даже не сообразят попытаться с флангов зайти, - словно прочитал мои мысли Гегам. Взамен нас начала обстреливать артиллерия азербайджанцев, а вскорепослышался гул подходящего танка.
- Всем отсекать пехоту от танка! - крикнул Дед и обернулся к радисту - свяжись с артиллерией, пускай ставят заградогонь осколочными.
Появление танка воодушевило азеров, вновь поднявшихся в атаку. Мы же с трудом могли вести прицельный огонь, еле успевая нырнуть в окопчик от беспрерывно бьющих танковых пушки и пулемета. Когда Т-72 оказался в полусотне метров от нас, с флангов в его борта ударили гранатометы Деда и Мрава. Над моторным отсеком занялось пламя, а когда башня повернулась в сторону Мрава, сзади ее пробил второй выстрел Деда. Но и азеры были в 20-30 метрах.
- Гранатами! - заглушил грохот боя Мрав. Десятки разрывов проредили цепи атакующих и неожиданно в дыму прозвучал надрывный крик Деда на азербайджанском:
- Отходить!
- Все отходим к БТР-у! - заголосили карабахцы-разведчики. К моему изумлению, азеры купились на этот доисторический трюк и допустили худшую ошибку из всех, начав пятиться назад. До бронетранспортера добралась лишь половина атакующих и тут в довершение начала работать наша артиллерия... Было уже 8 часов утра и оставалось продержаться еще пару часов. Мы потеряли двоих убитыми и еще двое были легко ранены. Начали донимать голод и жажда - правильно оценивая последствия ранений в живот, Дед позволял воевать только на пустой желудок. К одиннадцати мы начали беспокоиться - наших все не было, а со стороны Шуши послышался гул грузовиков. На этот раз они не успели доехать даже до поворота - Дед и Мрав выдвинулись вперед с правого фланга и головной "Урал" загорелся как спичка. Остальные развернулись и умчались обратно, а за ними побежали и уцелевшие после утренней атаки. Как по уже испробованному сценарию, над головами вновь зашелестели снаряды, но на этот раз разрывы уходили все дальше, к врагу. Показалась, наконец ,и наша штурмовая колонна: начисто обгоревший с левого борта танк, две БМП и с десяток грузовиков. Дело было сделано, мы могли со спокойной совестью остаться на позициях, но без какого-либо приказа все поднялись и последовали за колонной...
Вот, наконец и город. Ворота старой крепости были снесены и над башней уже развевался наш флаг. Выстрелы раздавались вдалеке, в центре города. Один из карабахцев, паренек из Шуши, напряженно вслушался в перестрелку:
- Это у рынка. Я знаю короткую дорогу, так что можем успеть.
Усталость как рукой сняло. Цепочкой понеслись по узким, петляющим улочкам и выскочили во фланг обороняющимся. Наше появление окончательно убедило противника в безысходности положения и засевшие в здании азербайджанцы сдались...
...Посмотрел на прикрывшего глаза Ваана и подумал, что нам сдаваться в плен даже мельком в голову не приходило. "Продать жизнь подороже, - часто приговаривал Дед, - на врага готовность умереть действует угнетающе. Если с толком распорядиться этим оружием, то ищущий обрящет многое!" - завершал он патетически.
- И в этом ты прав, Дед, - говорю я и встречаю спокойный взгляд Ваана.
...Через неделю мы взяли Лачин и освободили дорогу в Армению. Карабах, Армения, Диаспора ликовали. По всему Арцаху стояли накрытые столы, угощали всех, отказаться было почти невозможно. Странно - все понимали, что это далеко еще не конец, но эйфория не спадала и невозможно было заставить себя напрячься как раньше. А надо было продолжать натиск, освобождать Геташен, не давая опомниться, окончательно выбить противника с гор... Промешкали... Успокоились, когда надо было действовать еще напористее...
Освобождение Шуши привело к смене руководства Азербайджана. Президент Эльчибей времени не терял и смог добиться передачи вооружения уже несуществующего СССР Азербайджанской Республике. Активно шла вербовка наемников - танкистов, летчиков и, в меньшей мере, артиллеристов. 50 танков, которые двинулись на Шаумян, были для того времени непреодолимой силой. Район пал за считанные дни, затем настал черед Мартакерта. И снова, как год тому назад, наш отряд поспешил на север, однако на этот раз с нами не было Деда. Тот треклятый день не удастся забыть никогда...
Ранним июньским утром Дед, Айк и я выехали на одну из позиций Мартунинского района; у местных вышла из строя бээмпешка, а тогда каждая единица бронетехники для нас была буквально на вес золота. Авторитет Деда считался непререкаемым и в области ремонта, да и сам он всегда был рад помочь. БМП стояла в капонире за траншеей, на вершине холма, солнце было ласковым, работа - в удовольствие, и несколько часов пролетели незаметно. Наконец машина зарычала, мы с Айком захлопнули люк моторного отсека.
- Идите умывайтесь, я сейчас подойду. Обкатаю только малость, - сказал Дед, поднимая сиденье водителя под походное положение. Мы с Айком не спеша зашагали вниз к ручью, где местные бойцы уже начали накрывать "стол" - большой плоский камень под ивой на берегу. Айк немедля полез в воду, а я из тени следил как Дед гоняет машину по склону. Сделав пару кругов, он поставил бээмпешку обратно в капонир и заглушил двигатель. Стали слышны журчание ручейка и какой-то отдаленный шелест, тут же ожила "Алинко" комвзвода:
- Воздух! Перед вами самолет уже третий круг ходит, будьте внимательней. Докладывайте, если что.
Внезапно во мне включилось совершенно необъяснимое предчувствие недоброго, тот самый звериный инстинкт, которому Дед при всем своем рациональном материализме доверял безоговорочно.
- Связь с позицией есть? - спросил я комвзвода.
- Да нет, рация у меня, - сразу посерьезнел он.
Без объяснений я понесся к холму. На полпути к вершине услышал за спиной топот, глянул назад - за мной, не спрашивая ни о чем, бежал Айк, чуть поодаль, уже с оружием в руках, карабахцы.
- Дед! - крикнул я что было сил и понял, что не услышит. Шелест вверху стал отчетливее, ближе, и я в отчаянии вновь крикнул на бегу.
- Дед!!! - голоса мой и Айка почти слились, но хотя капонир был уже в полусотне метров, он нас опять не услышал. Кто-то из местных выстрелил в воздух, и над башней наконец показалась голова Деда. Дальше все пошло, как скоростном просмотре почти не связанных между собой эпизодов кино: нарастающий свист - крики "Воздух!!!" - Дед, сорвавший, наконец, шлемофон и выпрыгнувший из башни на броню десантного отделения - растущая на глазах точка за его спиной - вспышка абсолютной белизны, сменившаяся таким же совершенно черным дымом. Я был в двадцати метрах и волной меня снесло на десяток шагов назад. Как ни странно, я устоял, только не мог открыть клаза и гул в ушах становился все невыносимее. Обтер рукавом лицо, увидел что он весь в крови, перевел взгляд вниз и увидел, что весь в кровавых ошметках и серых пятнах мозга; на месте БМП стояла развороченная, горящая коробка, подбегающие полуголый Айк и местные внезапно закружились и я полетел навстречу красным каплям на изумрудной траве.
...Очнылся только через два дня, и, как ни странно, почти сразу пришел в себя, еще через два дня вышел из госпиталя. Деда, вернее, то, что смогли собрать, похоронили без меня. Узнал, что бомба была управляемой планирующей, которую впервые опробовали в ходе войны - за какой-то десяток дней до начала навала на Шаумян. Мы еще не пришли в себя после гибели Арега, потеря Деда будто выжгла эмоции и чувства.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023