Аннотация: Эта вторая глава из книги рассказ об Ареге- Пикассо
Рассказ о ПИКАССО АРЕГЕ- Эта вторая глава из книги .
- Пленных не берем, никого в живых не оставлять, чтобы ни одной собаки в этом селе не осталось. Все, свои задачи знаете, идите на исходную, - голос Деда был резок и сух как никогда, - пушкари...
- Готовы, - откликнулся седой мужчина, - сегодня лимит снарядов на вас не распространяется.
- Нет, спасибо. Четыре, максимум пять выстрелов - только бы штаб накрыть.
- Гарантируем, - ответил артиллерист, и, сложив карту, вышел из штаба. Из угла комнаты поднялся высокий бородатый мужик:
- Брат, мы у вас в должниках, уважьте! Дайте нам с вами пойти, ведь он нам как родной... был...
- Нет. Это только наше дело, а потом - пожайлуста.
Бородач так изменился в лице, что Дед добавил:
- Если действительно хотите помочь, можете сделать так, чтобы в этом гадюшнике ни одного дома не осталось? Но под ноги попадете - не обижайтесь! Заходите за нами, сжигаете все... Бензин есть?
- Ничего, следующий месяц на ишаках поездим, - оскалился командир соседей и выскочил во двор.
К исходному рубежу наша пятерка вышла бегом, безо всякой маскировки. Несмотря на полную луну нас никто не заметил, хотя залегли мы у речки, в какой-то сотне метров от траншей на околице. Думаю, что все, как и я, мало что осознавали от раздирающих нас боли и бешенства. Никогда мы с таким нетерпением не ждали сигнала к атаке. Ненависть, жажда мести ощущались физически, жаром били в сердце и мозг... Выстрел "артиллерии" - единственной нашей на 8 километров фронта стомиллиметровки КС-19 прозвучал как колокол благовеста. Мы понеслись вверх по склону, и те из азербайджанцев, кто успел нас заметить, наверное приняли нас за призраков - по нам так и не выстрелили. Мы же проскочили траншею не останавливаясь, только уронили в нее лимонки и с грохотом взрывов уже рассыпались веером по трем улочкам села. В окна домов полетели гранаты, длинные очереди скашивали тех, кто пытался оказать хоть какое-то сопротивление, а мы носились среди этого пекла словно заговоренные от смерти. Ревели как раненые звери, бросались на огонь, а смерть будто испугавшись нас, бежала вместе с пытавшимися спастись противником.
Когда мы выскочили на площадь, то сразу оценили подарок артиллеристов - центр села озарял адский огонь взорванного бензовоза, горели штаб и стоявший рядом БТР. Азербайджанские солдаты уже не пытались сопротивляться, уносили ноги, мы же совсем потеряли голову и единственным, что как-то уравновешивало нашу жажду крови, были ставшие почти инстинктивными навыки действий отряда в бою.
Из окна школы, служившей казармой, кто-то высунул палку с белой тряпкой:
- Ара, сдаемся, прошу, не стреляйте!
Айк , скобой затвора, сорвал кольцо гранаты и отправил ее в окно:
- Я и не стреляю! - крикнул он мне.
Когда я забежал за угол, передо мной на колени бухнулись двое сопляков в афганке, третий лежал с перебитой ногой неподалеку. Никому не было и двадцати:
- Дядя, не стреляй, пожалста, не стреляй, не надо!!!
- Сдохните, мать вашу! - разрядил я в них весь магазин.
Через какие-то десять минут вой, стоявший над селом, прекратился. Как и три дня назад, мы вновь дошли до дальней околицы, но радости никакой не было. Никто не сказал и слова, пока к Деду не подбежал замкомандира соседей.
- Все, чисто! Тридцать трупов насчитали. Взяли две градобойки и склад.
- Мало... Мало! - глухо сказал Айк, глядя себе под ноги.
Дед обернулся, посмотрел на село и что-то прикинув, сказал замкома:
- На этой стороне дома пока не жечь. Имитируйте перестрелку, а Толик пусть запросит подмогу, будто половину села еще удерживают. Мы вглубь по дороге пойдем, найдем, где удобнее их встретить. Нас не ждите, мы лесом к утру вернемся. Только сами по рации не говорите! - крикнул он вслед.
Промчались дальше по дороге, подобрали место поудобнее и, по-прежнему молча, залегли. За спиной все ширилось зарево, щелкали выстрелы, изредка доносились взрывы... Еще полчаса, и на дороге показались БТР, ПАЗ-ик и крытый тентом грузовик. Колонна не успела одолеть половину подъема, как хлопнула "муха" Мрава; БТР вспыхнул, внутри сразу начал трещать рвавшийся боезапас. Убедившись, что с броней покончено, Дед поджег "ЗиЛ", а мы открыли огонь по автобусу. Крики отчаяния стихли почти сразу.
- Айк! - рявкнул Дед, - оставь гранату, лучше соберите оружие. Тигран, Ваан - в охранение. Армен, посчитай и собери документы.
Назад шли быстрым шагом, под грузом оружия сил на бег просто не оставалось.
- Двадцать один в автобусе, семеро в грузовике ДШК везли, в бронике не знаю, я не кочегар, чтоб по печкам лазить... - ни к кому не обращаясь, сказал Мрав.
Когда утром вышли к своим, увидели причину точности артогня - ребята на колесах выкатили зенитку из укрытия на прямую наводку, где их спокойно могли бы расстрелять не то что из БМП, а из пулемета, и теперь цепляли "каэску" к УАЗ-у, переезжая на новую позицию. Поздравлений не было, просто кивнули друг другу. Желанная победа казалась обесцененной.
Сели под шелковицей и спасибо всем соседям за тонкость и понимание - никто не подошел, все позволили остаться нам наедине.
- Завтра еще сходить... - еле начал Айк, как его оборвал Дед:
- Арег сходил! Мало?!!! Сегодня вечером полетишь с ним в Ереван. Тигран с тобой. Родным покажете все документы, скажете, что это малая часть того, что мы за Пикассо с азеров возьмем. Выполнять! Чтоб через десять дней были здесь!
...В тот злополучный день "заведыватель связи" карабахцев Толик спозаранку принес заряженные аккумуляторы, включил рацию и тут же зазвучал голос, с азербайджанским акцентом повторявший по-русски:
- Вазген, Вазген, ответь, Вазген...
Шутник, который в тот день был не в духе, кинул рацию Арегу:
- Держи, защитник азеров, это явно тебя.
Арег нажал тангетку "Виолы":
- Чего тебе, Тофик?
- Слава Аллаху, я уже не надеялся, ара джан, позавчера ваши в нашем селе из пожара спасли девочку, она жива? - зачастил азербайджанец.
- Да, жива, здесь, ну и что?
- Ара джан, здесь ее мать, прошу, поговори с ней.
Прежде, чем Арег успел ответить, послышались рыдания женщины:
- Апер джан, гурбан олым сана, умереть мне у твоих ног, прошу, не обижайте ребенка! Умоляю, верните... Гюльнара моя единственная, двенадцать бесплодная ходила, еле родила, сама чуть не умерла... Пожалейте, ради Бога, всю жизнь за вас и вашего Бога молиться буду, прошу...
Арег взволнованно посмотрел на Айка, тот раздраженно бросил:
- Да пускай катится, отдай!
- Тофик, эй, Тофик...
- Ара джан, только цену назови, хочешь бензином, хочешь, деньгами, все дадим, только цену...
- Ты не понял - по себе нас не мерь, мы детьми не торгуем. Но отдадим только матери, а то знаем вас - или деньги с матери сдерете, или ребенка убьете и на нас свалите.
- Как скажешь, ара джан, все сделаем. Только как ты узнаешь, что это мать?
- Девочка узнает.
- Как скажешь. Хочешь, через час у моста в нейтральной зоне?
- Ладно, но с вашей стороны только мать и больше никого, а я приведу девочку, если признает мать, то отдам. Все, конец!
Арег подошел к кровати, на которой спала трехлетняя Гюльнара. Ребенок во сне был похож на ангела, обнявшего тряпичную куклу - последнюю "работу" Пикассо.
- Золушка, а, Золушка, вставай, сейчас пойдем к маме, - ласково сказал он по-армянски. Девочка открыла глаза, улыбнулась и со словами "Янрымыш даи" обняла Арега.
- Тьфу, смотреть противно на эти телячьи нежности! Избавьте меня, выметайтесь! - окончательно вышел из себя Айк, - Доц, возьми двоих и проводи папу с дочкой...
Осмотрелись из траншеи - у моста все было спокойно. Ничто не предвещало беды, а мы не обратили внимания на то, что хоть мост и находился в нейтралке, но от нас по открытой местности был чуть дальше, чем от противника.
В условленное время Арег и азербайджанка подошли к мосту. Ребенок сразу потянулся к матери и Арег, поцеловав Гюльнару, опустил ее на землю. Слов мы не могли слышать, но женщина упала на колени, обняв Арега за ноги... Пикассо спокойно зашагал к нам, я же смотрел как азербайджанка приближается к траншее, проходит ее, внезапно оборачивается. Я напрягся: почему не идет дальше? Из траншеи выскочили двое, затянули ее, упирающуюся, вниз. "Ловушка", - еле успел подумать я, - "Пикассо еще полтораста метров до нас". Застрочил пулемет, Арег упал...
Все попытки вытащить его пресекались плотным огнем. До сумерек азеры, под радостный гогот и улюлюканье практиковались в стрельбе по Арегу... Вынести смогли лишь ночью...
В 91-м, когда Дед принял меня в отряд, Арег был первым, кто поздравил меня:
- Рад, что ты решил присоединиться к нам. Вначале будет очень трудно, но выбор правильный, а я сделаю все, чтобы ты о нем не пожалел.
Сказал и сдержал обещание. Невысокий, стройный, с тонкими чертами лица, аккуратной смоляной бородкой и невыразимо ласковыми темно-карими глазами, Арег был всеобщим любимцем. Думаю, что если б не его опека и поддержка, то при моей несдержанности навряд ли мне удалось пройти "испытательный карантин" Деда. Арег несколько раз удерживал меня от очередного "окончательного решения" перейти в любой другой отряд, где режим не был бы столь иезуитским; на мою последнюю вспышку он ответил улыбкой и спокойным вопросом:
- Тигран, ты как, до конца решил воевать, или..
- Конечно, до конца!
- Понимаешь, настоящих военных у нас мало, а война не ждет. Учиться приходится по ходу, независимо от того где и в каком отряде, а тех, кто сам не хочет, война учит по-больному. Думаю, лучше Деда нас никто не подготовит. И еще одно - уйти сейчас значит признать свое поражение, а единожды отступивший... В конце концов, Дед делает из нас стойких солдатиков, и вовсе не таких оловянных как у Ге Хе.
- Кого?
- Ганса Христиана. Андерсена, Тигран джан, Андерсена. Признайся, сколько лет не читал...
И я оставался. Главным аргументом было обращение Арега - доверительное, как с равным, не изменившееся, когда я прошел "акклиматизацию" и был принят в отряд; Арег и тенью намека не напомнил мне о своем "шефстве".
Задолго до нашего знакомства все уже звали Арега "Пикассо" - конечно же, с легкой руки Айка. При любой возможности Арег доставал из планшета альбомчик, карандаши и рисовал, рисовал без устали. В большинсте случаев, естественно, рядом возникал Шутник Айк. Постояв минуты две молча для приличия, Айк картинно закатывал глаза, восторженно прицокивал и в который раз заводил волынку:
- Чудо как хорошо! Пикассо, небось, сейчас в гробу от зависти места себе не находит. А? Высокохудожественно! Да и просто - о-хре-ни-тель-но! Арег, братишка, вот если ты себе еще бы и ухо отрезал, а? Ведь настоящим Пикассо бы стал! Да ведь ты как бы рисовал, если бы ухо тебе не мешало!
Арег улыбался вместе со всеми:
- Шутник, ну не может быть человек настолько бестолковым. Сколько раз тебе говорил, что без уха был Ван Гог. Не Пикассо, а Ван Гог.
- Вот я то же и говорю - Пикассо, - невинно смотрел ему в глаза Айк.
- Шутник, скажи - Ван Гог.
- Пикассо...
Под наши сдавленные смешки Арег раздраженно отмахивался и взывал:
Все заканчивалось тем, что окончательно выведенный из терпения Арег уходил, зарекаясь когда-либо "говорить с невеждами об искусстве". Для Шутника же в мире существовал один лишь художник - конечно же, Пикассо.
Открываю альбом - портреты, пейзажи, наброски - вот я еще "зеленый" после тренировки - потный и усталый насмерть, вот мы внимательно слушаем Деда, что-то объясняющего на совещании. Карикатуры - вот тут больше всего доставалось, разумеется, Айку. Шутник не обижался - внимательно изучал свое alter ego и незамедлительно заводил шарманку о Пикассо. Все больше воодушевляясь, он рисовал перед Арегом и нами широкие перспективы, открывающиеся после ритуального удаления основного препятствия на пути к мировой славе - разумеется, все того же уха. Заглядывая в глаза Арегу, Айк обещал всемерную поддержку и бескорыстную помощь в хирургическом вмешательстве, завершая речь патетической фразой:
- Ради Отчизны пойдем и на это - одну ногу Шайтан будет держать, другую Доц, Дед и Мрав - руки, голову - Малыш, а я уж как-нибудь сделаю святое дело. Как же мир обойдется без такого художника?!
Что Арег значил для нас, стало видно после его гибели. Дисциплину и кодекс чести Дед сделал без преувеличения знаменем нашего отряда, любую попытку неуважительного отношения "заслуженных фронтовиков" глубокого тыла к пленным и гражданским пресекал уничижительным приглашением сделать пару ходок с нами. Казалось бы, чего еще желать? - но вот Арег садится рядом с заросшим, отчаявшимся азербайджанским солдатом, или же сельчанином с безысходной тоской в глазах, протягивает кружку чая - и через пару минут он им брат, а после обмена пленными и заложниками большинство их на той стороне делали все возможное, чтобы облегчить жизнь нашим, и непременно посылали с ними напутствия "всех благ художнику".
Временами это переходило все пределы нашего понимания и терпения. Как-то зимой мы получили посылки - медсестры и нянечки больниц прислали вязаные ими свитера. "Камуфляж" коричневых и темно-зеленых полос растрогал всех, одевали мы свитера только на выходах, а Арег - взял и надел свой на оборвыша-пленного, коловшего дрова на ротной базе.
Тут взорвался даже Шутник:
- Ты что о себе возомнил! Ты кто такой, чтобы... - задохнулся он, - девчонки для кого вязали? Какие письма писали! Свихнулся?! Мать Тереза! Ты что, конопли обожрался?!
- Айк, сперва успокойся, потом скажи, что тебе так не понравилось, - спокойно ответил побледневший Арег.
- Да ты все понял! Святым стать захотел?...
- Айк, пойдем-ка... - встал из-за стола Дед.
Шутник выбежал за дверь, Дед приостановился перед Арегом и медленно произнес:
- По-моему, ты хватил лишку. Подумай над этим.
- Дед, как прикажешь, так и будет. Но я просто уверен, что я прав! Так надо, я просто не могу объяснить этого, но чувствую... Если бы девушки были бы здесь, увидели этого...
- Дело не в девушках и не в пленном. Проблема в твоих чувствах - было бы лучше, если б их не было вообще, пока война не кончится. Я не батюшка и не замполит, так что просто избавь меня от этических проблем - реальных хватает. Подумай.
Вернулись Дед с Шутником за полночь. Айк с Арегом не разговаривал неделю, а к пленному обращался тоскливо-надрывным кличем:
- Мисюсь, где ты?
Однако Арег был несгибаем. До сих пор не могу понять, как в нем совмещались смертоносность совершенной боевой машины и сердце Маленького Принца. И наивным он не был - все видел, понимал, но жил по своей вере и убеждениям. Уж не знаю, каие флюиды, исходящие от него, ощущали те достаточно многочисленные в хаосе и горе войны шакалы, которых мы называли "слизью", но Арега, при всей его внешней хрупкости, обходили они за версту.
Когда ночью после похорон мы сидели с отцом Арега на кухне, до тех пор державший себя в руках домой учитель физкультуры не выдержал, заплакал:
- Как же так? Арег самым тихим был в классе... Ласковый, как хвостик за матерью ходил, все старался ей помочь. Я все ей говорил - испортишь парня, совсем уж нежный растет, разве это дело... Кто бы подумал. Как он - и на войне...
- Отец, Арег лучшим воином был, боец от Бога... Всем бы такими быть... - Айк, у которого задрожали губы, рывком встал из-за стола, вышел на балкон...
...В конце лета 91-го противник стал применять новую тактику - диверсионными группами заходил к нам в тыл - сплошной линии фронта тогда и в помине не было. Вариант был беспроигрышный - наши базы они обходили, а вот местных жителей сумели затерроризировать. Вот одну из таких групп мы и сумели перехватить, выставив засаду. Все длилось не более минуты, а троих взяли живыми. На нашу базу сбежались как парни из соседних отрядов, так и взбешенные сельчане. Крик и шум стоял неимоверный, расправа казалась неминуемой, а Арег спокойно стоял перед разьяренной толпой:
- Получите их только через мой труп.
- Ах ты гнида городская!.. Они отца моего убили, а ты!... - бесновался молодой парень из местных.
- Детей моих за что убили! - билась в истерике молодая и когда-то, наверно, красивая женщина, пытаясь прорваться к пленным.
Обе стороны уставили автоматы друг на друга, и только Арег стоял с побелевшим лицом, заложив большие пальцы рук за ремень, и через весь этот ор прорывался его голос:
- Это позор дальше некуда... вы что, не мужчины, безоружных бить... убери автомат, в тылу ведь...
Но какое там - через пару минут, и мы, и те, забыв про пленных, таскали друг друга за грудки. Хорошо, что тут вернулся Дед. Одного его окрика хватило, чтобы остудить разгоряченные головы и предотвратить назревавшую перестрелку.
- Хватит кудахтать! Уберите этих и посадите под замок врозь!
Когда пленных увели, Дед обратился к толпе:
- Все будет по закону. Допросим. Если на них кровь хоть одного жителя есть, будем судить трибуналом. Заранее говорю, что вести трибунал буду я, а теперь давайте на месте выбирайте двоих из отрядов и четырех местных.
Помогли документы, найденные на убитом командире диверсионной группы - выяснилось, что двое из пленных неделю назад участвовали в засаде, расстреляв автобус с четырнадцатью сельчанами. В присутствии собравшихся жителей и представителей соседних отрядов трибунал приговорил этих двоих к смертной казни.
Все ждали, что отведут их к ближайшей удобной стенке, но Дед добавил:
- Для солдат, нарушивших законы ведения войны, мерой исполнения объявляю не почетный расстрел, а повешение. Приговор окончателен и будет приведен в действие немедленно. - Дед обернулся к председательше сельисполкома, ведшей протокол, - Копию приговора передадим азерам с этим, когда разменяем. - кивнул он на третьего азербайджанца, с расширенными зрачками стоящего рядом с приговоренными.
Народ ошеломленно молчал.
Вечером Дед долго ходил по двору с Арегом.
- Дед, ну отвели бы их в лес... не средневековье же - публичные казни устраивать... лучше бы я сам бы их пристрелил...
Убедить один другого так и не смог и Дед сокрушенно завершил разговор:
- Сынок, ну нельзя же так! Прошли те времена, когда все было по-твоему, да, думаю, и не было их никогда. Свихнешься ведь так со своей вселенской добротой, нельзя же...
И так после каждого взятого пленного. Как-то раз не выдержал и Шайтан:
- Пикассо, ты что? Вот интеллигент на нашу голову! Тут не танцы-шманцы - война! Сырой лес вместе с сухостоем горит, а ты со своими принципами! - и, уже смягчившись, - пожалей если не нас, то хоть себя. Ну не место здесь таким!
- Шайтан, вот здесь ты неправ. Думаю, я не хуже других и точно не балласт вам, - Арег на минуту замолчал, подбирая слова, - Вот смерть, разрушения - они ожесточают нас... эта война - она же стремится сделать из нас зверей без совести. Так что задача достаточно ясна - остаться человеком и победить.
- Говорю ж я - интеллигент ты неисправимый, Пикассо! Вот так и потеряли все! Человеком остаться! - остались вон человеками без земли... За какие-то сопки тут жопу рвем, когда предки гуманитарно целую родину просрали! Э-э-э! - не на шутку разозлившись, Шайтан вытащил саперную лопатку и отправился к амбарным воротам.
Метание лопатки было общеизвестным средством Ваана от плохого настроения, а минуту спустя рядом с ним уже стоял Арег со своим кинжалом. После пары десятков удачных бросков, от которых бедные ворота возмущенно повизгивали, Шайтан рассмеялся, обнял Арега за плечо:
- Хорош шило-то втыкать! Ну-ка, лучше моей ласточкой научись работать...
Поздней осенью 91-го наш отряд держал позиции напротив опустевшего села, которое азербайджанцы превратили в военный опорный пункт. Расположенное на берегу быстрой речки, оно позволяло противнику контролировать дорогу, связывавшую северную и южную части Карабаха, а кроме того, клином вдавалось в наши позиции. Взяв его, мы не только разблокировывали дорогу и выпрямляли линию обороны, но и овладевали грядой лесистых сопок, на которых держать оборону было не в пример легче и выгоднее.
Дед приказал все детально разведать и через три дня мы уже знали, кто в селе чем живет и дышит. На обсуждении Айк предложил немедленно атаковать.
- Во-первых, село стоит на дороге и достаточно близко от азербайджанской границы, то есть резервы они подбросят быстро. Во-вторых, даже если у нас хватит сил взять село, в чем я сомневаюсь, то удержать самим вряд ли удастся. И потом, ты сам видел там БТР, не исключено, есть и второй. Вот это уже серьезно. Они нас с дистанции покрошат, с гранатометом нам к ним не подойти. Так. Я с Арменом еду в центр за подкреплением, может, и артиллерией разживусь. За старшего остается Айк. Ни во что не ввязываться, намерений не открывать.
Сказать правду, все мы с Дедом были несогласны, считали, что вполне можно обойтись своими силами. Однако когда после его отъезда Шутник предложил атаковать, то вначале мы отказались. После долгих уговоров, к которым присоединились и местные, решили сделать Деду приятный сюрприз.
Наш штурм был для противника полной неожиданностью. Без потерь почти дошли до дальней окраины, когда были остановлены огнем БТР-а. Маневр на левом фланге закрывало ущелье, а прибывшие подкрепления и второй БТР начали заходить нам в тыл.
- Доц, бери Пикассо и еще двоих, прикрой правый фланг! - оценив возникшую угрозу окружения, приказал Шутник.
Наш огонь заставил на несколько минут залечь разворачивающуюся пехоту, Арег убрал офицера, однако подошедший БТР позволил противнику вновь двинуться вперед. Воспользовавшись тем, что мы отвлекли противника на себя, Айк с основными силами начал отход. Заметив свою ошибку, противник попытался захлопнуть ловушку - но на этот раз двигавшийся по околице БТР подставился нашему гранатометчику. Вспыхнувшее пламя перекинулось на соседний дом и вскоре занявшийся пожар прикрыл нас от врага. Начали было отходить, но вдруг из дома послышался отчаянный детский крик. Мы оторопели - ребенок, здесь и в такое время? Откуда ему взяться? Арег без колебаний крикнул:
- Доц, прикрой, я мигом!
"Господи, ну опять он! К азерам дом ближе, пусть они и вытаскивают!" подумал я, несколькими очередями заставив противника на несколько секунд умолкнуть. Чтобы добежать до дома, Арегу этого хватило с лишком. Тут и противник прекратил огонь и обе стороны, затаив дух, уставились на охваченный пламенем дом. В неожиданной тишине слышалось лишь потрескивание горящих досок. Секунды тянулись мучительно долго, и вот наконец из окна выпрыгнул в тлеющей одежде, обнявший ребенка Арег.
- Молодчина, братишка! - забыв обо всем, привстал я. С обеих сторон слышались приветственные возгласы, и Арег, уже более спокойно добежал до нас. Более того, азеры не препятствовали нашему отходу.
На исходной позиции нас уже ждал Айк, которому удалось вынести двоих убитых и пятерых раненых. Буркнул:
- Ее зачем притащили?
- Оставить надо было, чтоб сгорела?
- Обязательно тебе, дураку, надо было за ней лезть?!
- Дурак ты сам, раз можешь так о ребенке говорить!
Девочка, напуганная криками Арега и Айка, зашлась плачем.
- Да заткни ты ей рот! Доведет - зашибу! - разъярился Шутник.
- Вот теперь я тебе верю! Ничем ты от них не отличаешься - как влип, так сразу на ребенке норовишь оттянуться!
Еле с Вааном сумели их растащить:
- Совсем ополоумели, дебилы? Мало вам наших убитых? Или за азеров их работу доделаете? Все, чтобы до приезда Деда больше ни слова друг другу не вякнули!
Те два дня, что ребенок оставался у нас, им занимался Арег. Трехлетняя девочка вначале все время плакала, звала маму, а потом свыклась с нами, начала играть с куклой, которую из проволоки и лоскутьев смастерил для Золушки "бородатый нянь". Впоследствии Шутник никак не мог простить себе ни этого прозвища, ни того, как подчеркнуто холодно избегал общества Арега.
Со гибелью Пикассо мир стал для нас черно-белым. Не стало человека, который был совестью отряда, не позволял нам очерстветь. Без его рыцарства, романтизма, душевной открытости ушло от нас и нечто невыразимое, но хорошо осязаемое. Без Арега совсем контроль потеряли. Где нужно было уговаривать, орали; где приказывать - били, где дать оплеуху - ребра ломали...
С гибелью Арега кончился короткий период счастливой жизни отряда...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023