Смотрю на небо...а оно чисто… даже зацепиться взгляду не за что... погуляю...беру с собою все, что осталось вкусного, вдруг кошка-бродяжка встретится - угощу... Мне очень хочется уйти цветком из снега...на паперти у жизни стать крестом...иль выпасть из звезды, что цветом Веги...нет, не сейчас - потом...потом...потом...
Обыкновенный сумасшедший (или романтик):
Когда у песни нет ни слов, ни музыки.
А у дня с кровью вырваны зори.
Когда звезды чернее неба.
А у ветра болотный запах.
Когда дождь в черно-белой шали –
Это радуга в авангарде,
Когда падают тени навзничь,
Обессилев от тяжести солнца,
А на них трехпудовые взгляды
Весом взятым бросают зрачки,
И от стона распятого звука
Не укрыться под ласковость сна,
Вот тогда и приходит весна,
Чтобы песню зачать, а струнам –
Дрожью бить эрогенные зоны,
И экстаз с явным признаком садо
Засияет звездою в колодце,
И волна смоет трупный запах
С каждой капельки чудо-дождя,
Я – прохожий, умою руки,
Мне по штату положено верить
В неизбежность тепла и света,
Колеровка – прикол для души…
Это есть по соседству с жизнью…
Это мы называем сказкой,
И чем старше, тем больше верим,
В чудо действия старых вин…
Им приписываем рассветы,
А закаты – без всякого спора –
Зачисляем в случайность веры…
И хотим, чтоб Венера ждала…
А она укрывается на ночь
В таракание темных гостиниц,
От бесстыдных и алчущих взоров
Неприкрытых желаний и слов…
А когда начинаются утра,
Она снова и снова выходит
На балкон. Ей поет серенаду
Редкий русский акын – соловей…
И листва наполняется синью,
А по небу все четче зелень –
Отражение в отраженье
Трав, листвы, не зеленых глаз,
И конечно же канапушки –
Им без носа на свете скучно,
А усталому сердцу томно
В переливах весенней любви…
Нет весны – ее надо придумать,
И поверить в ту юную сказку,
Что зовется банально жизнью…
А сама – лишь прологом в смерть.
На горизонте появляется мираж. Что-то связанное с горами и рассветом, весной и радугой…
Обыкновенный сумасшедший (или романтик):
Рододендроны. Их в горах немного еще осталось.
Размечтаюсь:
Нарву букет, расправлю облака,
И в брызги разметая ливень,
По радуге скачусь...
Поводырь:
Букет рододендронов. Все не так.
Могила альпиниста без иконы.
И надпись ее почерком: "Дурак!
Мне не нужны твои рододендроны..."
Встреченный одноногий калека:
О, шут глумливый тысячу раз прав...
Любовь - лишь жалкий "чих!" от тех приправ,
Что щедро просыпаются из женщин...
Расти, умней, и становись серьезным,
И хватит бредить верностью подзвездной...
Она не для тебя...Простые вещи...
Как долго их с тобой я постигал...
Он:
Платья судеб - из черных метелей...
Белым - небо, а синим - снег...
Вся палитра холодных пастелей...
И короткий...коротенький век...
Нижет стежки стежками...все ближе
Вышний, вешний и просто чужой...
Сучья брошенность ангела лижет,
И секут нас опять над межой...
Блажь сердечная - холод постелей...
Лучше голод, чем сытый покой,
Я крещен был в кровавой купели...
Плох, хорош - не отвечу, - такой...
Она:
Лев, тигр, рысь...иль все же просто кошка...
в колоде он то черт, то домовой...
я ставлю с молоком парящим плошку
и насаждаю нежность злу в привой...
Бездарь Поэту:
Эх, Андрей, кабы в светлой Америке
Я бы смог тебя, друг мой понять...
Мое сердце разбилось в истерике,
И я б крикнул в бессилии :"Б...ь!!!"
Но я тоже в России, в глубинке...
Я не "новый", не "старый", не вор...
Я - шарманщик на этой картинке...
Рождество... Дети... Русский кагор...
А у ног все снуют воробьишки, -
Как не мерзнут босыми, дивлюсь...
Это наши с тобою детишки...
Это наша с тобою Русь...
Она:
Кем пришел ты ко мне? Тем беременным горем конем,
Или тенью отца, что имеет, и память и имя...
Мне послышался голос волшебный иль эхо о нем,
Заметает рассвет эти сны, что настали и стали твоими...
Художник-импотент:
Мазки поспешные... наверно, неразличимые...почти.
Был день. И выдался он скверным. Июль. Размытые пути.
Добавить бы - под солнце - охры.
А кобальта - на холст в разлив...
Мы в тишине с тобой оглохли...
Июль был. Время белых слив...
Еще какие-то там ночи...
И роды звуков... Спазма жуть.
Молчать никто уже не хочет...
Ну! Выдох! Ну, же! Кто-нибудь...
Но океан был жалкой лужей в сравненьи с бездной чувства их,
И не бывает кляпа туже, того, что слева... и под дых...
Он:
Росший со сказами, пестован сглазами,
Певший без зависти, шедший по траверсу,
Павший до завязи, сорванной привязью
Не возгордившийся…и не родившийся…
Певших и павших в могилы не мертвыми,
Росших и шедших хоронят не павшими,
Сорванных раньше — тропинками стертыми
К морю выносят руками дрожащими…
Певших и павших могилы под пашнями,
Волны бегущие — гордость дрожащая…
Сказы смакуют, что стали вчерашними,
Их, не родившихся, завязь саднящая…
Зависть над певшими, лава мертвящая,
Траверсы крыты травою свинцовою…
Я догоняю тебя уходящую,
Певшую, павшую, гордую, новую…
Прохожий:
а на месте упавших деревьев вырастают младые побеги...
а на месте упавших людей возлагают цветы и камни...
Застывший:
Песчинкою причастной к Океану
Несложно быть...
Заставить стихнуть Океан
У ног своих -
Вот доля избранных песчинок...
Нет, ничего не могу поделать с откровением одной язычницы об Океане...Так мощно, в то же время нежно и неожиданно, неожиданно , непредсказуемо точно рисуют две известных мне Женщины - Женя и Маша...Дай же им Бог!
Спасибо. Застывший.
Летописец, страдающий амнезией:
Так было, когда? Не припомнить, и с кем…
(Забыв, что «лучшее, конечно, впереди…», опускает занавес.
Голос Копеляна:
Загадай мне звезду, чтоб она стала сводницей взглядов,
