ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Носатов Виктор Иванович
Фарьябский дневник

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.72*5  Ваша оценка:

В И К Т О Р Н О С А Т О В

Ф А Р Ь Я Б С К И Й

Д Н Е В Н И К

Д Н И И Н О Ч И А Ф Г А Н А

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПОВЕСТИ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

М О С К В А 2 0 0 5 г

16-летию вывода Ограниченного контингента

Советских войск в ДРА из Афганистана,

посвящается!

  
  
  

Слово к читателю !

  
  
   Дорогой читатель! Ты держишь в руках еще не прочитанную книгу. У тебя еще не сложилось мнение о ее содержании, но с первых страниц, увидев слово Афганистан, ты с надеждой на встречу с героями документальной повести, прочитываешь страницу за страницей, находя в ней все новые и новые, ранее неизвестные для тебя сведения, захватывающие воображение и открывающие перед тобой панораму событий давно минувших дней, которые тесно связаны не только с афганской войной, но и с современностью.
   Мне посчастливилось встречаться со многими участниками операций в Афганистане, беседовать с организаторами боевых действий разных уровней, ознакомиться с документами, раскрывающими проведение пограничных операций, в так называемой, "Зоне ответственности". Основная цель, которых состояла в том, чтобы обезопасить наши южные границы и мирную жизнь людей на нашей территории, а также оказать помощь афганским властям в приграничных районах в защите, укреплении и расширении их позиций, в борьбе с военными формированиями исламской оппозиции.
   В одном из своих интервью по поводу ввода пограничников в Афганистан, начальник пограничных войск СССР в период с 1972 - 1989 г. генерал армии В.А. Матросов сказал: "Реально мы стали появляться там (в Афганистане) с 1980 года, а потом и афганцы вошли во вкус: что-то не получается - они нас просят: помогите !
   Мы откликнулись. Хотя тут важно выделить один момент: для пограничников интернациональная помощь была как бы вторичной. Главное, для чего они туда вводились, - обеспечить безопасность государственной границы СССР. И эту задачу знали все - от солдата до генерала".
   Надо отдать должное, что пограничники восприняли ввод их в северные провинции Афганистана с глубоким пониманием важности защиты границы и проявили себя истинными интернационалистами. Не берусь судить, как поступали военнослужащие 40-й армии, но солдаты, сержанты и офицеры пограничных войск относились к местному населению, как к своим людям, защищая их от душманов 1* и оказывая им постоянную материальную помощь. Об этом подробно и обстоятельно говорится к книге. Понятие интернационализма сливалось с патриотизмом. Это вынуждена была признать не только администрация демократического Афганистана, но и некоторые руководители на Западе. Еще до того, когда в нашей стране в Афганистане ввод пограничных войск содержался в строжайшей тайне, премьер-министр Великобритании М. Тетчер в одном из своих выступлений, говоря о пограничных войсках, находящихся в Афганистане отметила, что пограничники лояльно относятся к населению, оказывают им всяческую помощь, тем самым достигают успеха.
   Именно этим можно отметить тот факт, что за всю афганскую войну пограничники потеряли всего 500 человек.
   Бесчисленное количество раз спасали пограничники местных жителей от нападения душманов, от голода и холода, вывозили их на вертолетах в более безопасные места, спасали от смерти. Неоднократно выводили из - под удара бандгрупп жителей кишлаков, военнослужащих пограничных войск, спасая их от неминуемой гибели.
   Многие подобные эпизоды нашли освещение в настоящей книге и ранее изданных произведениях автора об афганской войне, которую он знает не понаслышке и рассказам из книжек, а непосредственно участвуя во многих боевых операциях, вынеся на своих плечах все тяготы и лишения войны в Афганистане.
   В предисловии в книге автор делает попытку осветить ретроспективу взаимоотношений России с Афганистаном и показать территориальную экспансию англичан, стремившихся закрепить свое влияние на среднеазиатских границах Российской Империи.
   Не вдаваясь в подробности изложения материала, на наш взгляд, главное к чему стремился автор - это осветить устремления и Англии и России завладеть Афганистаном и показать нереальность выполнения этой задачи, как бы упреждая конечный исход афганской войны, подчеркивая ее бесперспективность и обреченность на провал.
   Обращение к историческим примерам в жанре, избранном автором, важно и необходимо. Оно дает возможность проследить закономерность исторических процессов, выявить основные внешнеэкономические тенденции государств и с геополитических позиций дать оценку происходящим событиям.
   В то же время, субъективный подход автора затеняет главное - расстановку сил в международных отношениях западных стран и ее связь с политикой на Востоке, которая для России была более жизненно важной, так как диктовалась не только политическими причинами, но во многом и экономическими.
   Этого не отрицает и сам автор, ссылаясь на замыслы императоров России.
   Средняя Азия, как известно, занимала особое место во внешней политике России. Она находилась в тесной связи с ближневосточной. Но если на Ближнем Востоке во второй половине XIX в., Россия стремилась решать международные вопросы преимущественно дипломатическим путем, то в Средней Азии она проводила наступательную политику, которая диктовалась и политическими и экономическими факторами.
   Присоединение к России народов Средней Азии носило прогрессивный характер и сыграло положительную роль для культурного и экономического развития.
   Несмотря на противоречивость этого процесса борьбы за сферы влияния в Афганистане обезопасила Среднеазиатские границы и сдерживала англичан, стремившихся завладеть Среднеазиатским регионом.
   Автор делает небезуспешную попытку, путем введения в научный оборот ранее неопубликованных документов, осветить некоторые аспекты деятельности Советского правительства по оказанию помощи афганскому режиму.
   Перейдя из публицистического к художественному изложению, а по сути дела к другому жанру, автор увлекательно повествует о своем участии в выполнении боевых задач, возложенных на пограничников. Как ручеек воды, постепенно набирающий силу и превращающийся в полноводную реку, так интересно и увлекательно, набирая силу, обрастая все новыми и новыми подробностями, пополняется глава. Писатель не ограничивается лишь простым изложением материала, он переживает увиденное, размышляет, сопоставляет факты и события, по новому интерпретирует давно известное. В его понимании, граница - это рубеж справедливости и беззакония, человеческой культуры и варварства, это и рубеж времени. Эти философские посылки заставляют читателя по-новому осмыслить ранее известное и не ожидая, когда писатель поставит вопрос, а что же за рубежом, который пересекают пограничники, задуматься, что ждет пограничников на чужой земле.
   Из книги явствует, что надежды пограничников не оправдались. Пришло разочарование. Вместо дружественной встречи с афганцами воины встретили заранее подготовленные опорные пункты и если бы не поддержка вертолетов, то трудно предвидеть, как эта ситуация обернулась для них.
   Благодаря этому колонна избежала открытого боя и благополучно прибыла в Андхой. И затем был марш в пункт сбора, что в двух километрах от Меймене. Теперь уже пограничников прикрывала пограничная авиация.
   Автору удалось передать чувства необстрелянных солдат и офицеров, их волнение, трудности врастания в обстановку, а главное понять, что они вступили в зону войны. Это подтвердили следы прошедших боев, разбитые машины вдоль дорог, погибшие афганцы, которых хоронили неулыбчивые со злыми глазами местные жители.
   Когда же вступили в зону правительственных войск Афганистана, поняли, что предстоит нелегкий ратный труд, потребуется не только мужество и смелость, но умение вести бой в незнакомой местности с коварным и хорошо подготовленным противником.
   Это вскоре подтвердилось. И хотя пограничники вначале выполняли лишь ограниченные задачи, но по охране аэродрома и других объектов, но они постоянно находились под обстрелом. Подвергались нападению со стороны душманов, и одновременно адаптировались к боевым действиям. Это сплачивало воинов, еще больше приблизило их к офицерам. Взаимная выручка, какая-то глубокая привязанность друг к другу, изменившиеся отношения солдат и офицеров создали ту дружескую атмосферу, в которой коллектив воинов представлял единое целое. Этому способствовали постоянная партийно-политическая работа, другие мероприятия, проводимые с личным составом подразделений.
   Автору удалось показать не только афганцев, но и тех, кто воспользовался войной и наживался на бедах солдат и офицеров.
   В книге содержатся зарисовки, раскрывающие первую реакцию отцов и матерей на погибших в Афганистане их сынов.
   Интерес представляют авторские оценки событий, происходящих в провинциях Афганистана, отношение местного населения к проводимым там реформам афганским правительством. Описываются конфликты местного населения с правительственными войсками.
   Значительное место в книге занимает материал, освещающий ход боевых действий, из содержания которого можно сделать вывод о том, что пограничники в короткие сроки освоились с обстановкой, изучили тактику душманов, умело вели себя в бою. В книге изложен не сухой пересказ автора, а раскрывается духовный мир воинов, сопереживания, их мысли, из которых видно, что к выполнению интернационального долга они относились как к святому делу. Это подтверждается многочисленными примерами, описанных автором в ярких красочных зарисовках с исключительной любовью к воинам и их духовному содержанию.
   Автор не скрывает и тех негативных сторон, которые проявлялись в соседних армейских подразделениях. Свои наблюдения, он подтверждает примерами из жизни личного состава роты, охранявшей аэродром.
   Значительное место в книге уделено анализу взаимоотношений пограничников с местной администрацией и правоохранительными органами. На убедительных примерах автору удалось показать поляризацию политических группировок и довольно убедительно охарактеризовать многих представителей различных кланов, показать сложности борьбы, закулисные игры авторитетов.
   Знакомясь с примерами ярко и доходчиво характеризующими взаимоотношения пограничников с местными населением северных провинций Афганистана убеждаешься в том, что добрые отношения, которые несли с собой воины способствовали изменению взглядов жителей афганских кишлаков к пограничникам, а в ряде случаев своевременная помощь со стороны афганцев сыграла важную роль в осуществлении намеченных операций против бандформирований.
   Необходимо отметить, что "Фарьябский дневник" в своем нынешнем издании существенно дополнен событиями и сюжетами, повествующими о совместной деятельности советнического аппарата и силовых структур, дислоцировавшихся в провинции Фарьяб. Дополненная выдержками из дневников и воспоминаниями советников царандоя и ХАД, посланцев ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ, пограничных генералов, документальная повесть не становится менее интересной, а наоборот приобретает еще большую познавательность и историческую достоверность. По сути дела, это на сегодня единственный достаточно полная документальная повесть, освещающая всестороннюю деятельность не только силовых подразделений, но и всего советнического аппарата в отдельно взятой Афганской провинции.
   Особо следует сказать об очерках, которые включены в книгу. Они написаны в разное время, на разную тему, но их объединяет одно - все они о людях избравших профессию - защищать Родину. Очерки отличаются друг от друга по своему художественному замыслу, объему и, естественно содержанию, но читаются с большим интересом. Они раскрывают ту или иную сторону событий, связанных с нелегкой пограничной службой, которая в любую минуту может потребовать от офицера самого дорогого - жизни. Их достоинство состоит в том, что автор с большой любовью и старанием стремился показать духовный мир людей, и даже спрогнозировать их возможный жизненный путь, в том случае, если бы они остались в живых.
   На первый взгляд кажется, что очерки размещены в книге без какой либо системы, но это не так. Писатель стремится к тому. чтобы увязывать пережитое и увиденное в войне с последующими событиями, вызвать у читателя не просто интерес, а заставить обдумать прочитанное, поразмыслить о бренности судеб человеческих и еще раз взглянуть на окружающую действительность и восстановить в памяти свои прожитые годы, посмотреть в будущее и задать себе вопрос: а все ли я делаю по христиански, как истинный православный для своей Родины, своего Российского Отечества?
   Эти мысли возникнут и при прочтении очерка "...Только он не вернулся из боя", в котором показано поведение в бою рядового Федирко и офицера Аркадия Волкова, которые были едины в бою и понимали друг друга с полуслова. Автор умело опирается на знание психологии, написал портрет пограничников, который убеждает читателя в достоверности описываемых событий. Перед нами проходят ряд боевых эпизодов, раскрывается высокий профессионализм пограничников, их смекалка, умение оценить обстановку и принять наиболее целесообразное решение.
   Пытаясь раскрыть духовные качества воинов, автор убеждает читателя в том, что их подвиг это результат той воспитательной работы, которая существовала в период советской действительности, это результат осознанного понимания каждым пограничником боевой задачи, а порыв, бросок на открывших ураганный огонь душманов, следствие верности воинскому долгу и военной присяге.
   Очерк, как бы ведет читателя все дальше и дальше, через ранение героя, прожитые им трудности и невзгоды, показывает его разносторонний талант, его гражданскую позицию после увольнения из армии, а затем ... финал. Герой погиб ранее, а все последующее вымысел писателя. Так неожиданно и просто, но в то же время так тяжело. Что-то обрушивается на читателя. И невольно задумываешься: погибает человек и вместе с ним уходит в небытие целый мир. После этого как-то по другому воспринимаешь нынешнюю действительность, когда человеческая жизнь все больше и больше обесценивается.
   С большим интересом читается очерк, повествующий о том, как советские воины по просьбе местных жителей вспахали на боевой машине огромное поле.
   Здесь зримо и убедительно просматривались два мира, два образа жизни. С одной стороны -- соха (железных плугов не было), с другой -- современный бронетранспортер. С одной стороны доведенные до отчаяния войной афганцы, с другой "шурави", пришедшие сюда, чтобы "...землю в "афгане" крестьянам отдать!"
   Только такими примерами советские воины могли убедить дехкан в том, что они их друзья, а это на войне едва ли не самый решающий фактор в борьбе с оппозицией. Так советские воины не на занятиях, а на деле познавали чувство истинной дружбы и интернационализма. И когда боевики хотели напасть на советскую базу, то местные жители удержали душманов от этого шага, мало того, заставили их сдаться.
   В последующих главах идет рассказ о военном докторе Алексее Пинчуке. Значительное место посвящено рассказам о защите местного населения от душманов. О разминировании населенных пунктов, о том, как постепенно происходил перелом в сознании местного населения по отношению к советским воинам. С интересом читаются строки раздела "Сахиб" в котором писатель рассказывает о зарождении дружбы пограничников с личным составом Царандоя.
   Рассказ посвящен афганскому офицеру оперативного батальона капитану Сахибу с которым автор случайно встретился, а затем и подружился. Это дало многое писателю и, прежде всего, вникнуть во внутренний мир офицера познакомиться с его жизненным путем, который начался с тяжелого крестьянского труда.
   Через дружбу с Сахибом удалось лучше познать жизнь и характер афганцев, понять их духовный мир и причину их активного выступления против душманов.
   Хотелось бы отметить очень удачный прием писателя, примененный в произведении, суть которого состояла в том, что ему удалось расположить к себе Сахиба, а он оказался прекрасным рассказчиком. Повествуя о своей жизни, о жизни своих близких и друзей он вольно и невольно рассказал об Афганистане, о многих людях своей страны.

Юрий КИСЛОВСКИЙ

доктор исторических наук,

Академик М А И, профессор

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ФАРЬЯБСКИЙ ДНЕВНИК

(дни и ночи афгана)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

П Р Е Д И С Л О В И Е

  
  
   До чего же порой непредсказуемые фортели выкидывает старушка - история, лишь только начинаешь попристальней рассматривать дела давно минувших дней. Удивительно, но факт, что между событиями, происходящими в Афганистане на протяжении нескольких последних столетий, и присутствием там российских полпредов, прослеживается самая, что ни на есть трагическая связь. Впрочем, не будем забегать вперед - история любит последовательность и точность изложения и не нам менять нрава этой привередливой, но беспристрастной дамы...
   Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем ученые поставят последнюю точку в исследованиях происхождения афганских войн, а также посильного участия в них России, а затем и СССР. Хотя многие уже сегодня хотят получить ответ на вопрос - кто виноват, и что делать? имея в виду войну 80-х годов нынешнего столетия. Ответы на эти вопросы звучат, зачастую, самые противоположные, все зависит от того, из чьих уст они звучат. Кабинетные исследователи говорят и пишут одно, а те, кто смерти в лицо смотрел, да пыль афганских дорог глотал - совсем другое. Кто же из них прав? Правы и те и другие, потому, что каждый видит Афганистан со своей "колокольни", зачастую анализируя российско-афганские отношения лишь нескольких последних десятилетий. Всестороннее же осмысление еще не до конца окончившейся войны (а это ярко иллюстрируют трагические события, происходящие в Афганистане и на таджикско-афганской границе до сих пор) требует от каждого, желающего докопаться до истины, самого досконального изучения причинно-следственных связей приведших к ней. Изучение это должно идти вглубь и вширь.
   Вглубь - в специфику афганских дел, нашего понимания этой страны, ее истории, особенностей национального характера. Ведь это наш сосед на веки-веков, а соседей, как говорится - не выбирают.
   Вширь - в нашу собственную давнюю и не давнюю историю, подход к мировым делам, теорию, практику и этику внешнеполитической деятельности.
   Без всего этого мы уподобимся человеку, который, поскользнувшись и ушибив при падении голову об угол дома, начинает бешено колотить этот злосчастный угол кулаками, вместо того, чтобы посыпать скользкое место песком. Ибо нашей реальной проблемой в 1979 году был не Афганистан, а мы сами.
   При серьезном анализе восточных архивов, не вызывает сомнений тот факт, что "индийской мечте" не два века от роду, а гораздо больше, что у нее довольно глубокие корни. Вспомнить хотя бы известные со времен Древней Руси предания о "велицей реце Ганге, яже из Рая течет", о сказочном Индийском царстве, праведном, изобильном, чудесном, где "нет ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека, потому что земля полна всякого богатства".
   Так уж получилось, что с самого начала своего зарождения, Афганистан стоял на пути имперских устремлений России к Индийскому океану. Деловой интерес к далекой и сказочно богатой Индии со стороны главных Российских купцов - царей, начало проявляться в XVII веке. Еще тогда Московия стремилась к постоянной, систематической связи со странами Востока.
   Де-Родес (рижский купец) предлагал боярину Милославскому, тестю царя Алексея, организовать кампанию из крупных европейских коммерсантов, которая, пользуясь русской дорогой, захватила бы в свои руки всю персидскую торговлю не одним шелком-сырцом, а, кстати, и долю торговли с Индией и Китаем. Только неспокойная обстановка в государстве российском не позволила купцам осуществить свои замыслы.
   Вплотную к воплощению идеи Де-Родеса российское купечество подошло лишь в период правления Петра Великого. Только-только провозглашенная империя нуждалась в новых землях и товарах. Поход Петра I, осуществленный на нескольких судах по Каспию из Астрахани к персидскому побережью, наряду с другими целями, преследовал и такую, как проведение рекогносцировки, результаты которой император намеревался использовать при подготовке индийского похода. По сохранившимся сведениям, в беседе с морским офицером Соймоновым 27 июля 1722 года Его Величество в следующих словах объяснил ему политическую цель грандиозной Каспийской операции: "Был ты в Астрабадском заливе? Знаешь ли, (что) от Астрабада до Балха и Бадакшана на верблюдах только 12 дней ходу. Там, в сей Бухарии, сердцевина всех восточных коммерций... И видишь ты горы и берег подле оных, до самого Астрабада простирающихся... И тому пути никто мешать не может". Из этих слов явствует, что еще тогда на заре своего царствования Петр I устремлял свой пристальный взгляд вглубь территории стран Среднего Востока. Недаром уже 23 августа 1722 года Сенат приветствовал его военные успехи на Каспийском море не иначе как вступление на "стезю Александра Великого 2*", тем самым не двусмысленно намекая на поход последнего в Индию.
   На смену этим первым, робким, так и не осуществленным попыткам похода на Восток, со временем, как из рога изобилия посыпались новые проекты, один другого стоящие. Одно общее было в них - при соприкосновением с жизнью они лопались как мыльные пузыри. Вот только некоторые из них.
   В 1791 году француз де Сент-Жени предложил Екатерине II конкретный план Индийского похода, который должен был начаться манифестом императрицы о восстановлении династии Великих Моголов. Поход предполагалось вести из Оренбурга через Бухару и Кабул.
   В 1800 году другой француз, на этот раз более именитый - Наполеон, предложил Павлу совместную экспедицию в Индию:
   "Изгнать навсегда англичан из Индостана, освободить эту прекрасную и богатую страну от британского ига, открыть новые
пути торговли и промышленности - такова цель похода, достойного обессмертить первый год XIX столетия и государей тех
стран, которые задумали это полезное и славное дело". Предполагалось, что русские и французские войска -- всего до 70
тысяч человек -- соединившись на южном берегу Каспия, в Астрабаде, далее двинутся "через Герат, Ферах и Кандагар и скоро достигнут правого берега Инда".
   Остается лишь гадать, почему этот план так и не был осуществлен, почему Павел, поначалу с энтузиазмом принявший предложение Наполеона, решил вдруг отказаться от совместных действий и рассчитывать лишь на собственные силы.
   Павел решил самостоятельно взялся за выполнение этой идеи. В конце 1800 года произошел разрыв дипломатических отношений с Англией, а 12 января 1801 года атаман донских казаков Орлов получил собственноручное письмо Павла, которое гласило: "Поручаю сию экспедицию Вам и Вашему войску, Василий Петрович, соберитесь Вы с оными и выступите в поход к Оренбургу, откуда любою из трех дорог или всеми вместе пойдете с артиллерией прямо через Бухару и Хиву на реку Инд и на заведения англицкие на ней лежащие. Цель все сие разорить и угнетенных владельцев освободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в какой они у англичан, и торг обратить к нам... Помните, что вам дело до англичан только и мир со всеми теми, кто не будет им помогать; и так, проходя их, уверяйте о дружбе России... Мимоходом утвердите Бухарию, чтоб китайцам не досталась... Войско того края такого же рода, как и Ваше, так имея артиллерию, Вы имеете полный авантаж. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги... Все богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою..."
   Поход на Восток начался в конце февраля 1801 года. Шли быстро - по 30, по 40 верст в сутки: Пехоту решено было не брать только конницу: 22 тысячи казаков и 500 калмыков при 24 орудиях.
   "Экспедиция весьма нужна, и чем скорее, тем вернее и лучше"... - торопил император Павел...
   Справедливости ради следует сказать, что идея избавить Индию от британского гнета и установить с ней торговлю принадлежала вовсе не Павлу. Его мать, Екатерина Великая однажды "высказала в своем восторге, - что она не умрет прежде, покуда не доступит мира середины, не учредит торга с Индией или с Гангеса злато не сберет", - вспоминал Державин. Екатерина I не успела исполнить обещанное. Русские войска, уже покорившие Дагестан и готовые идти дальше на юг, были отозваны обратно.
   Однако и Павлу не суждено было осуществить индийскую
мечту - не прошло и двух недель после начала похода, как
император был убит заговорщиками. Правда, казаки не скоро
узнали об этом и еще больше месяца продолжали движение.
Шли трудно - без обозов и лазарета, даже без карт, по бездорожью, утопая в глубоких снегах и злых степных метелях, страдая
от холода и бескормицы, теряя людей. Потом вдруг настала оттепель - при переправе через Волгу, провалившись под ослабевший лед, едва не погиб целый полк...
   Столичные новости нагнали войска лишь на седьмую неделю похода, в середине апреля, когда в полках, буквально валившихся с ног от усталости и истощения, уже поднимался глухой ропот,--если верить свидетельству атамана Платова, казаки все громче ворчали, что-де "всем нам сложить здесь свои головы", и уже открыто "отказывались идти далее", подумывая даже "передаться туркам". И еще неизвестно, как бы все закончилось, не настигни их курьер с известием о смене царствования и приказом поворачивать обратно.
   Неудивительно, что эту неудачную, экспедицию обычно величают "авантюрой" императора Павла. Даже расположенные к нему историки полагали индийский поход предприятием,
"очевидно нелепым и безвредным для британского могущества".
Впрочем, и первоначальный проект завоевания Индии, предложенный Наполеоном, также расценивался многими специалистами как абсолютно нереальный.
   Советский историк С. Б. Окунь высказывал, однако, и противоположную точку зрения: "Нельзя не признать, что по выбору операционного направления план этот был разработан как нельзя лучше. Этот путь являлся кратчайшим и наиболее удобным. Именно по этому пути в древности прошли фаланге Александра Македонского... Учитывая небольшое количество английских войск в Индии и помощь индусов, на которую рассчитывали, следует также признать, что и численность экспедиционного корпуса была вполне достаточной".
   А известный французский писатель Л. Жаколио, в свое время изъездивший всю Индию, рассказывал, что даже через полвека после событий 1801 года здесь можно было увидеть бережно хранимые портреты Павла и Наполеона, от которых, по мнению индусов, зависело освобождение их родины от британского ига: "Несомненно, что атака франко-русской армии изгнала бы англичан из Азии".
   Да и сами британцы всегда воспринимали эту угрозу более чем серьезно, так что каждое известие о русских успехах на Востоке принималось в Лондоне крайне болезненно. И так ли уж беспочвенны были ходившие после убийства Павла слухи, что устранение императора было в интересах англичан, не жалевших на это золота, и что корни заговора следует искать по ту
сторону Ла-Манша...
   Индийский поход 1801 года так и остался единственным -- после его провала сама эта идея окончательно перешла в разряд пустых мечтаний.
   И все-таки несмотря на неудачно начавшийся поход Павла, Наполеон, который никак не хотел отказаться от идеи индийского похода, прислал в 1808 году в Петербург своего эмиссара Коленкура для дальнейшей пропаганды своего проекта уже при дворе Александра I. Однако русское правительство, охотно соглашавшееся с этим предложением теоретически, пошло напопятую, лишь только дело стало подходить к практическому осуществлению. Император не хотел ухудшать отношения с Англией, которая всегда была основным потребителем русского хлеба.
   С приходом к власти Николая I отношения с Британией начали резко ухудшаться. Проводя иезуитскую политику в отношении стран Ближнего Востока, ему удалось натравить персов на афганцев, за спиной которых стояли англичане, и в результате начавшейся в 1837 году войны город Герат был подвергнут осаде. Персидский шах лично присутствовал среди осаждающих, а вокруг него плели бесконечные интриги английские и русские послы.
   С этого времени судьбы двух соседних государств - России и Афганистана переплетаются самым теснейшим образом. Являясь своеобразным буфером между двумя империями, Афганистан просто не мог сохранять нейтралитет и судьба целого народа зависела, порой, от симпатий или антипатий афганских правителей к России и Англии.
   Эмир Дост-Мухаммед, который до столкновения с персами придерживался англофильских взглядов, видя, что британский посол Бернс постоянно увиливает от прямого ответа на вопрос о военной помощи в войне с Персией, решил принять русского посланника Виткевича, который уже продолжительное время жил в Кабуле в ожидании аудиенции.
   Выслушав просьбу эмира, Виткевич начал налево и направо раздавать обещания о финансовой и военной помощи. Это привело к тому, что Россия приобрела широкую популярность в Афганистане. Но в самую критическую минуту, когда эмиру потребовалась незамедлительная помощь России, царское правительство позорно предало доверившийся ему Афганистан, отдав его на съедение англичанам.
   Маленькая страна была ввергнута в кровопролитную войну, Дост-Мухаммед бежал в Кундуз. Английский экспедиционный корпус победоносно вступил в Кабул.
   Захватив важнейшие перевалы и крупнейшие города, англичане думали, что теперь они закрепились в Афганистане навечно, но не тут-то было, они не учли главного - характера горцев, их свободолюбия, которое, в свое время, испытали на себе грозные воины Александра Македонского. Уже на второй год оккупации они на себе почувствовали всю абсурдность своей затеи.
   Вот что писал молодой британский офицер из Кандагара в августе 1840 года:
   - Скоро будет три года, как индийская армия отправилась из Фироспура для завоевания этой несчастной страны. Шах Шуржа (ставленник англичан вместо сбежавшего Дост-Мухаммеда) должен был вступить на престол отцов своих и войско должно было возвратиться потом в Индию. Дело кончено вот уже два года, а мы все еще здесь, правительство не может не нести огромных издержек, с которыми сопряжено занятие Афганистана. Но можем ли мы возвратиться? Кругом во всей стране с каждым днем увеличивается беспокойство. Хайберы, гильджи и дурани взялись за оружие, на посты наши делают нападения, солдат наших убивают перед нашими глазами. Можем ли мы оставить Афганистан в таком положении и, с другой стороны, переменится ли оно и успокоится ли страна? Никогда, по крайней мере мы до этого не доживем. Не могу сказать вам как ненавидит нас народ, всякий, кто убьет европейца, считается святым. Еще недавно было несколько таких убийств. Мы не можем, не должны здесь оставаться. Мы должны возвратиться, хотя бы с уроном нашей чести...
   Предчувствия автора сбылись меньше чем через полгода:-... Только один знатный британец, тяжело раненый, достиг крепости, на стенах которой трубачи играли беспрестанно мелодии шотландских национальных песен - сигнала для блуждающих по снегам соотечественников. Но тщетны были эти мелодии, на зов их не шли британцы...
   Так бесславно погибло на чужбине семнадцатитысячное английское войско.
   Бесславно закончилась жизнь и первого официального посланника России в Афганистане - Виткевича. "Как известно, Виткевич покончил с собою, прибыв в Петроград и, найдя в нем холодный прием,- писал известный русский востоковед А.Е.Снесарев, - Англичане злорадно передают, что граф Нессельроде будто бы не принял представившегося Виткевича и приказал ему передать, что "поручика Виткевича не знает, слышал лишь о каком-то авантюристе Виткевиче, который в последнее время был занят разными интригами в Кабуле и Кандагаре, не имея на них никаких полномочий"".
   Следующая русская миссия посетила Кабул лишь через 41 год. Этому предшествовал целый ряд важных политических событий - в связи с Севастопольской компанией, в которой Англия принимала участие на стороне Турции. Тогда среди господствующего класса России вновь оживилась агитация в пользу индийского похода. Ряд русских уже генералов представили государю на утверждение несколько проектов похода, наиболее перспективным из которых был план генерала М.Д. Скобелева. По повелению Александра II он разработал основные концепции компании, которые в дальнейшем стали краеугольным камнем планирования боевых действий на восточном театре военных действий.
   В 1878 году, руководствуясь разработками и рекомендациями генерала Скобелева была предпринята действительная попытка, которая должна была служить подготовительной операцией для военных действий против Афганистана и Индии. "Но именно тогда уже обнаружились трудности, которые предстояло преодолеть при этом предприятии, не исключая и того, что собранных тогда двадцати тысяч человек было недостаточно для осуществления этого похода"- говорится в "Сведениях касающихся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом" подготовленных Генерального штаба полковником Грулевым в 1900 году.
   В одном из разделов этого документа озаглавленного "Значение Афганистана в Русско-Английской борьбе" изложены основные мысли и предложения генерала Скобелева: "Во всей этой борьбе поведение афганского эмира будет иметь весьма важное, если не решающее значение. Если, например, правитель Афганистана вздумает оборонять проходы и долины Кабула против наступления английских войск, и если, он вызовет при этом восстание горных племен Кафиристана, то задача англичан будет затруднена до крайности; и наоборот, если эмир примкнет к англичанам против русских и закроет этим последним Бамианский проход и другие перевалы Гиндукушские, то русским, пожалуй, вся эта операция представится очень трудной, чтобы напрягать усилия в горных теснинах при перспективе дебуширования (развертывания войск на глазах у противника) в виду сосредоточения англо-индийских войск.
   Не подлежит сомнению, что в борьбе между Россией и Англией, и боевые силы Афганистана, не смотря на их азиатские свойства, приобретут выдающееся значение. Трудно указать на численность афганских войск, которая не может быть известной с той же точностью, как силы европейские государств, но какова не была бы численность афганских войск, важно то, что в предполагаемой войне с обеих сторон действующие войска будут участвовать небольшими корпусами и отрядами. Поэтому присоединение афганских войск к той или другой из борющихся сторон окажет существенное влияние на ход действий.
   Та сторона, которая выйдет победительницей сначала в дипломатической борьбе, будет клонить и к решительным боевым действиям..."
   Руководствуясь этими рекомендациями в августе 1878 года была принята попытка возобновить отношения с Афганистаном. В Кабул выехал генерал Столетов 3*, отличившийся на поле брани во время русско-турецкой войны 1877-78 годов, но не явно не блиставший дипломатическим дарованием. По случайному совпадению Столетов выехал из Ташкента как раз в день открытия Берлинского конгресса, который закреплял новый передел мира. Не успело посольство доехать до Кабула, как им была получена ташкентская почта, извещавшая об окончании работы конгресса. Генерал-губернатор Туркестанского края Кауфман советовал Столетову воздержаться от каких бы то ни было решительных мер и даже пустых обещаний.
   11 августа посольство "Белого царя" на слонах въехало в Кабул. Почести, оказанные миссии в столице произвели впечатление даже на видавшего виды генерала. "Как хотите, а это чисто царская встреча ,"- не скрывая своего восторга, ликовал Столетов.
   Через несколько дней, после того как русские прибыли в Кабул, англо-индийское правительство известило эмира об отправлении в столицу своего посольства во главе с Н.Чемберленом.
   Эмир Шир-Али-Хан обратился за советом к Столетову, который, нисколько не задумываясь о последствиях, рекомендовал не принимать англичан. Тут же от имени России он надавал щедрых обещаний о финансовой и военной помощи в случае нападения англо-индийских войск. Однако возможность прибытия в Кабул англичан так напугала бравого генерала, что он решил немедленно обратиться в бегство, не разрешая своим спутникам брать никаких вьюков, и в десять дней был уже на границе.
   Верный своему слову эмир так и не пустил английскую миссию в Кабул. Чемберлен, потерпев фиаско, вернулся в Пешевар.
   2 ноября, по настоянию Лондона, Шир-Али-хану был направлен ультиматум с грозным предупреждением, что в случае нового отказа в приеме посольства будут открыты военные действия. Полагаясь на заверения Столетова о поддержке Россией анти английского курса Афганистана, эмир ответил на ультиматум пренебрежительным молчанием. Англия объявила войну. Говоря о причинах ее побудивших, британский фельдмаршал Робертс, не без остроумия, замечал: "Поучительно обратить внимание, как замечательно схожи были обстоятельства, приведшие к первой и ко второй афганской войне, то есть присутствие русских офицеров в Кабуле". Это довольно - таки меткое наблюдение английского полководца, по - моему, осталось актуальным и в наше время.
   В критическое для Афганистана время, когда англо-индийские войска шли на Кабул, эмир вместо конкретной помощи получал одно за другим письма за подписью Кауфмана. Вот содержание одного из них: "Считаю нужным уведомить Ваше Высочество, что англичане, как мне точно известно, намерены сделать новую попытку примириться с Вами. Со своей стороны, я, как друг Ваш, думая о будущем, советую Вашему Высочеству, если англичане, как я уверен, сделают шаг к примирению, дать им ветвь мира".
   Вот уж поистине, как говорится в известной афганской пословице, дружба сильного со слабым, что дружба погонщика с ослом.
   А британцы, захватив Кабул и все ключевые дороги и перевалы, то и дело проводили карательные операции, чтобы хоть на время очистить прилегающие к столице ущелья от повстанцев. Горцы вновь показали свои когти и зубы.
   За сотню лет до начала еще более кровопролитной афганской войны, в конце 1879 года командующий сильно поредевшим экспедиционным корпусом генерал Робертс, не выдержав постоянных нападений повстанцев, спешно покинул осажденный со всех сторон Кабул. Немало сил и средств пришлось затратить, прежде чем столица была захвачена вновь.
   - "Я не вижу причин, - писал Робертсу вице-король Индии лорд Литтон в начале 1880 года, - почему бы нам не следовало тотчас по прибытии в Кабул заняться приготовлением нашего ухода из этой мышеловки".
   До конца 1880 года продолжалась вторая англо-афганская война. Только после полного поражения под Кандагаром, когда афганская армия перестала существовать, над горами воцарил недолгий относительный мир. Британский ставленник Абдурахман-Хан полностью подчинившийся воле вице-короля Индии ни в какие сношения с соседними странами больше не вступал.
   Занятие русскими войсками Мерва в 1884 году вызвало в правительственных кругах Великобритании большую тревогу, в связи с тем, что располагаясь на пересечении множества караванных путей этот город был, по сути дела, ключом к торговле с Востоком. Англичане начали военные приготовления. Через год между Россией и Англией вспыхнул очередной конфликт, в который вновь был втянут Афганистан. Конфликт этот завершился вооруженным столкновением русских и афганских войск и занятием Кушки генералом Комаровым. В который уже раз "козлом отпущения" оказался Афганистан, лишившийся Пендинского оазиса.
   Все это, в конечном и целом, привело к тому, что у афганцев сложилось вполне устоявшееся мнение в отношении к своему северному соседу. Ненависть правящих кругов к России была настолько сильна, что "присланного генералом Ивановым туземца с письмом эмиру Хабибулле, сыну и наследнику Абдурахман-Хана, пришлось взять под свое покровительство, так как присутствующие на дурбаре афганцы хотели предать его смерти".
   В дальнейшем ни попытки генерал-губернатора Иванова, ни другие какие-либо действия Русского правительства направленные на урегулирование торговых и других отношений с Афганистаном ни к чему не привели. Но это не говорит о том, что афганская карта была выброшена из колоды имперских устремлений России на Восток. Совсем нет. Вместе с другими луноликими козырными картинками она придерживалась до поры - до времени, чтобы в удобное время, вместе с другими, быть выложенной на стол для окончательного разгрома противника.
   Империя, подчиняясь закону самосохранения, должна или расширяться (что неуклонно продолжалось на протяжении вот уже нескольких столетий) или распадаться. Другого не дано. Вследствие этого к концу XIX века, прибрав к рукам земли Дальнего Востока и Сибири император положил глаз на Восток. С методической настойчивостью были покорены независимые государства Средней Азии - Хива, Бухара и Коканд.
   Не смотря на всяческие препятствия чинимые англичанами на очереди скоро вновь стал Афганистан. И деятельность по вовлечению этой свободолюбивой страны в лоно Российской империи велась не только в торговой или военной областях. Правительственные эмиссары, большие и маленькие с помощью подкупленной азиатской знати пытались перетянуть на свою сторону если не народ полностью, то хотя бы племя или род. И это зачастую им удавалось.
   Наиболее характерным примером такой политики является обращение ста туркменских старшин и родовых авторитетов к Белому царю с тем, чтобы он взял под свое покровительство земли туркмен находящиеся по обе стороны Аму-Дарьи, в том числе и относящиеся к северным провинциям Афганистана. Только подписание Конвенции 1907 года о разделе сфер влияний на Востоке не позволило России взять в свое подданство афганских туркмен.
   Дальнейшему освоению Востока помешала революция 1917 года, которая разрушив символы империи и, упразднив ее структуру, тем не менее, не смогла уничтожить главного - имперских амбиций, которые вскоре перекочевали из кабинетов и собраний политиков в полонизированные умы масс.
   К первой четверти ХХ века фантазий и прожектов покорения восточных земель было сочинено и опубликовано предостаточно. Вслед за Пушкиным, объявившим, что рано или поздно "сбудется для нас химерический план Наполеона в рассуждении завоевания Индии", о том же грезилось и другим русским авторам, в частности Ивану Бунину с его вечной тоской по общей арийской Прародине, с его пожизненной тягой в Индию, где "обитали наши пращуры" где любой из нас может испытав "сильное, живое чувство первобытного, теплого, райского".
   Многие из них в своих утопических романах рубили окно в Азию и омывали сапоги в Индийском океане, предварительно утопив в нем ненавистных англичан.
   Возможно, подобные книжки в детстве были
любимым чтением наших будущих революционеров. Во всяком
случае летом 1919 года, в разгар гражданской войны, Троцкий сочинил секретный меморандум, в котором предлагал радикально изменить направление революционной экспансии -- с Запада на Восток -- и начать "подготовку военного удара, на помощь индусской революции", срочно сформировав "конный корпус (30 000 - 40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию", поскольку-де "международная обстановка складывается так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии".
   План Троцкого, как известно, не был осуществлен, зато еще в двадцатые--тридцатые годы тема экспорта революции в Индию перекочевала в советскую фантастику. "Всем! Всем! Всем! Английские колониальные власти изгнаны из Индии. Русская Красная Армия перешла границы Индии и спешит на помощь повстанцам. Да здравствует всемирная революция!.. Индусским восстанием руководят 50 тысяч комсомольцев, окончивших в Москве Коммунистический Университет Трудящихся Востока и владеющих всеми языками Индии. Комсомольцы проникли через Хайберский проход... Через неделю над Калькуттой развевались красные знамена... Советский Союз Индии..."
   Тогда был особенно модным лозунг о неизбежности мировой революции, ведущий к осчастливливанию народов. И совсем не важно хотят или не хотят народы этого счастья, за них решит русский пролетариат. Ведь ни для кого не секрет, что некоторые партийные лидеры открыто призывали оказать необходимую, в том числе и военную, помощь не только закабаленной Индии, но и Веймарской республике, другим локальным мятежам вспыхнувшим вслед ноябрьскому перевороту, которые, в конце - концов, не поддержали те ради кого они затевались. Сегодня трудно сказать, что удержало Советскую Россию от посылки в Европу революционных дружин. Может быть, постоянная грызня, между большими и маленькими вождями, может быть наше российское авось, а может быть Его Величество Случай. Тот самый Случай, который вернул в казармы казаков Орлова, посланных Павлом в неведомый Афганистан и далее в Индию, который всячески препятствовал совместному восточному походу Наполеона и Александра I, который в конце - концов не дал воплотиться в жизнь планам Александра II. Самодержцы, облеченные всей полнотой власти, за всю историю развития отношений с Востоком, так и не смогли исполнить завет Петра Великого - прорубить окно через Афганистан в Индию.
   Октябрьская революция и установление советской власти в России были восприняты афганским эмиром Хабибуллой-Ханом равнодушно. Он не смог сделать для себя никаких реальных выводов из этого, продолжая во всем слушаться английских советников. Партия младоафганцев, решительно настроенная против британского засилия в стране, выдвинув свою освободительную программу, начала подготовку к государственному перевороту, главной целью которого было свержение проанглийского ставленника Хабибуллы-Хана. Власть предполагалось передать его третьему сыну Аманулле.
   20 февраля 1919 года, во время нахождения на охоте в своей зимней резиденции - Джеллалабаде, Хабибулла-Хан был убит. Сейчас же после получения вести о его смерти, в Кабуле было организовано, при благоприятном отношении видных представителей духовенства и матери Амануллы, провозглашение последнего - эмиром. Но одновременно с этим и находящийся в Джеллалабаде брат Хабибуллы - Насрулла, в свою очередь провозгласил себя эмиром.
   Внутренние проблемы были быстро урегулированы, поскольку перевес был на стороне Амануллы, захватившего скоро в свои руки казначейство и признанного губернаторами Кандагарской, Гератской и Мазари-Шерифской провинций. Войска тоже оказались на его стороне. Этим и была в дальнейшем решена судьба Насруллы-хана, который был заключен в тюрьму, где вскоре и погиб.
   Быстро справившийся с внутренней неурядицей Аманулла-Хан провозгласил лозунг борьбы за независимость Афганистана и этим, в конечном счете, отвлек своих внутренних противников от цели захвата престола. Встречая величайшее сочувствие, он начал создавать армию для войны с Англией. Вскоре началась третья англо-афганская война, которая закончилась так же как и вторая - сепаратным миром. Но в отличие от предыдущей войны, Афганистан получил право самостоятельно решать все свои внешне и внутриполитические проблемы.
   Видя дальнейшую силу и процветание страны в перспективных, и долгосрочных реформах, Аманулла-Хан задался целью перестроить страну по-своему. В первую очередь он создал стройный централизованный аппарат, в котором строго оговаривались функции отдельных ведомств. Затем была проведена реформа по районированию страны на новых началах и созданию новых административных центров в областях. В Кабуле, при центральном правительстве был организован Госсовет в составе 25 человек, а на местах - совещательные собрания. Духовенство было окончательно лишено права распоряжаться вакуфными землями, которые были конфискованы и распроданы правительством. Права прежних казиев (судей по шариату) были сильно урезаны новыми законами о правосудии, путем введения гражданского, уголовного и военно-уголовного кодексов. Были отменены пытки. Среди ряда других мероприятий следует отметить организацию министерства просвещения и школьной сети по всем городам, учреждение женских школ с привлечением немецких и французских преподавателей, командировку за границу молодежи для получения общего и военного образования, а также создание ряда военных школ по всем трем основным родам войск под руководством турецкого военно-инструкторского состава. Кроме того, была проведена большая работа по формированию новой армии, оснащению ее современным оружием и даже боевыми самолетами.
   Планировалось снятие чадры и чалмы, принятие законов о запрещении многоженства и ношении европейской одежды для всех. Однако эти последние реформы, резко затрагивающие быт населения, на Всеафганской джирге в августе 1928 года, были провалены и в дальнейшем послужили главным аргументом в борьбе духовенства против эмира-реформатора.
   Анализируя реформаторскую деятельность Амануллы нельзя не сказать, что в своей основе она подчинена главному - сделать как можно больше агрессивных преобразований в стране в самые короткие сроки. Казалось бы, при этих условиях в стране должна была создаться экономическая и политическая стабильность. Однако последующие события рисуют другую картину. Важным является, прежде всего, то обстоятельство, что основная часть населения Афганистана, почти совершенно некультурная, не могла учесть значение всех этих реформ и оценить деятельность самого Амануллы-Хана. Кроме того, общее положение крестьянства и скотоводов с началом реформ ухудшилась, так как на их плечи легло основное бремя преобразований. Наряду с этим ограничение прав духовенства, финансовый кризис внутри страны, рост дороговизны, усиленные поборы правительственных чиновников, принудительные, зачастую бесплатные повинности населения и ряд других вопросов, вызвали рост социальных, экономических и политических противоречий.
   В условиях внутренней и внешней нестабильности эмир принимает решение совершить кругосветный вояж, главной целью которого являлся подъем собственного престижа, пошатнувшегося в результате реформаторской деятельности. Кроме того, Аманулла-Хан хотел получить финансовую и моральную поддержку своему курсу от правительств Европейских и Азиатских стран.
   Возвращаясь немного назад, я бы хотел особо остановиться на советско-афганских отношениях после 1917 года.
   Начало полномасштабных отношений между Афганистаном и Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой стало возможным с 1919 года, когда после третьей англо-афганской войны Афганистан приобрел независимость. До этого действовал договор, по которому страна не имела права на самостоятельные внешние сношения. Советское правительство первым признало независимость и суверенитет Афганистана.
   14 августа 1920 года в Кабул был доставлен дар Советского правительства - радиостанция, вместе с которой прибыл специальный технический отряд. Это были первые советские военные специалисты в Афганистане. Вскоре афганское правительство направило 8 человек в Ташкент на курсы связи. Это была первая группа афганских военнослужащих, обучавшихся в Советской России.
В 1924-25 годах при помощи СССР была построена телеграфная линия, соединившая Кушку, Герат, Кандагар, Кабул. В первые месяцы 1927 года началось строительство линии Кабул - Мазари-Шариф. Советские специалисты готовили афганских связистов. Тогда же в Кабул караваном были доставлены три самолета. Афганцам была оказана помощь в подготовке летчиков и эксплуатации авиатехники.
   Расширяющееся экономическая взаимопомощь двух стран, вскоре положило начало военного сотрудничества.
   В августе 1926 года в Пагмане (личной резиденции эмира) был подписан Пакт о ненападении между СССР и Афганистаном.
   В мае 1928 года Аманулла, принявший к тому времени титул падишаха, прибыл в Советский Союз, где был радушно принят Г.Чичериным, М.Калининым, и по непроверенным данным, самим "отцом народов", который заверил его, как реформатор - реформатора в том, что деятельность Амануллы-Хана встретит в лице Советского правительства всяческую поддержку.
   По приезду на родину падишах форсировал свою реформаторскую деятельность, что, в конце - концов, стало последней каплей, переполнившей чашу народного терпения. Осенью 1928 года в стране вспыхнуло восстание под предводительством разбойника Бача-и-Сакао. Поддержанные духовенством и знатью, формирования восставших быстро приближались к Кабулу. В январе следующего года ополчение племени Мингаль, сражавшееся на подступах к столице, перешло на сторону Бача, открыв тем самым путь на Кабул.
   Видя это, Аманулла отрекся от престола в пользу своего старшего брата и бежал в Кандагар. Однако эмиром стал не Инаятулла, а главарь повстанцев Бача, захвативший столицу.
   Узнав о воцарении Хабибуллы (так стал именоваться Бача-и-Сакао), Аманулла выступил из Кандагара во главе десятитысячного войска, послав одновременно гонцов в Москву.
   Получив послание экс-эмира, соратники вождя, по всей видимости, долго не задумываясь (приближался полувековой юбилей Иосифа Сталина) намекнули военным, что неплохо бы было отметить эту знаменательную дату каким-нибудь выдающимся военно-политическим событием. И военная машина, подталкиваемая пропагандистской шумихой, заработала. В газетах появились материалы повествующие о сложной обстановке на Советской южной границе. В некоторых статьях слышались открытые призывы направить части РККА в Афганистан, чтобы уничтожить окопавшихся там басмачей во главе с Ибрагим-беком. В Туркестанском военном округе, которым командовал тогда легендарный матрос Дыбенко, началось поспешное формирование спецотрядов. Зачем они и где будут использоваться - об этом знали немногие.
   -" Наш эскадрон подняли по тревоге ночью, - вспоминает бывший кавалерист РККА В.Т. Поветкин (Василий Тихонович Поветкин родился в 1905 году, в семье крестьянина-батрака, в 1927 году был призван в РККА, проходил службу в 81 кавалерийском полку 7 Туркестанской горно-кавалерийской дивизии. Уволен в запас в июне 1929 года. С 1942 по 1944 год воевал в составе действующей армии.). Командир эскадрона построил нас на плацу и доложил о сборе по тревоге какому-то неизвестному нам старшему командиру. Тот объявил, что Советское правительство и лично товарищ Сталин возложили на нас ответственную боевую задачу - уничтожить афганские формирования, оказывающие помощь басмаческому движению.
   Нашему эскадрону поручалось переправиться через Аму-Дарью и с ходу уничтожить афганский пограничный пост, в дальнейшем продвигаться в направлении на Мазар-и-Шериф. Приказ есть приказ! Всех нас вывели из крепости, где располагалась часть, и приказали снять красноармейское обмундирование. Взамен выдали узбекские чапаны, шаровары и халаты. Кто смог водрузил на голову чалму. Только оружие свое разрешили оставить. После этого, в предрассветной дымке мы, стараясь не шуметь, сели в лодку и держа коней в поводу поплыли к противоположному берегу. Афганцы нас явно не ждали и потому их наряд на подступах к посту был снят бесшумно. Заминка произошла у ворот, которые никак не поддавались нашему натиску. Услышав шум на стены небольшой крепости высыпали полусонные пограничники, начали палить во все стороны. Эскадрон отступил, оставив под стенами двух убитых. Отведя коней в укрытие мы залегли. Видя, что атака захлебнулась к нам подползли комэск и командир, который ставил задачу. Он что-то гневно выговаривал нашему комэску после чего тот став во весь рост скомандовал:
   - "Эскадрон в атаку вперед !" Взяв винтовки с примкнутыми штыками наперевес мы дружно кинулись на неприступные стены. Кто-то упал не добежав до поста, кто-то укрылся по стенами. Без лестниц и артиллерии наши атаки были бессмысленны. Вскоре это, по видимому, поняли и наши военноначальники. В небе появились боевые аэропланы и пройдя на бреющем полете над постом сбросили вовнутрь несколько бомб. Видя такой поворот событий афганцы, оставшиеся в живых на конях прорвали нашу реденькую цепь и ушли в глубь своей территории.
   С трудом открыв ворота мы вошли в пограничную крепость , которая после авиационного налета была наполовину разрушена. Во дворе валялись десятки трупов, слышались крики раненных. Нам было не до них. Комэск приказал похоронить убитых красноармейцев. Сопровождающий нас уполномоченный добавил, чтобы от могил не оставалось и следа. Каким бы приказ абсурдным не был, мы должны были его выполнять. Хоронили погибших в этой непонятной войне подальше от сел и дорог. Сколько было этих тайных могил - десятки или сотни, не знаю, обманывать не буду, не считал.
   После уничтожения поста, наш эскадрон вместе с многими другими довольно - таки разношерстными подразделениями РККА в течение нескольких дней двигался к основной цели похода. Не встретив даже малейшего сопротивления афганцев мы с ходу захватили провинциальный центр - город Мазар-и-Шериф.
   Там нас ждал новый приказ - штурмовать крепость Дейдади,*1 расположенную невдалеке от провинциального центра, где по данным разведки укрылись мятежники, поддерживающие басмаческое движение на юге СССР.
   Неприступные стены крепости пришлось, как и при нападении на пограничный пост, штурмовать без лестниц и других приспособлений. Солдаты ставали на плечи друг другу и таким образом пытались влезть на вал предшествующий основным укреплениям. Только когда по дну рва, опоясывающего крепость потек кровавый ручеек, военноначальники, руководившие операцией вызвали на помощь авиацию..."
   Погибающие неизвестно за что красноармейцы даже не догадывались, о чем вещали в это время " самые демократичные в мире "советские газеты о событиях в Мазар-и-Шерифе и Дейдади.
  
   "И З В Е С Т И Я" 10.05.1929 г.
   ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ.
   Термез, 8 мая (ТАСС). Попытки сторонников Бача-и-Сакао удержать власть в крепости Дейдади успехом не увенчались. 7 мая крепостной гарнизон и все население крепости признали власть Амануллы...
  
   "И З В Е С Т И Я" 15.05.1929 г.
  
   Ташкент, 14 мая (ТАСС). Прибывшие из Ханабадского района афганские беженцы передают, что в провинции сильно встревожены переворотом в Мазар-и-Шерифе и Дейдади в пользу Амануллы.
   Там не было ни слова о тех, кто костьми лег у неприступных стен афганской крепости. Словно и не было их там вовсе. Не в пример свободней была советская пресса восьмидесятых. Там открыто говорилось, что наши солдаты все-таки в Афганистане есть. Правда, почему-то фигурировали в публикациях в основном афганские военные, наши лишь изредка были героями идиллических сюжетов с мест строительства школ, детских садов и других гуманитарных заведений.
   -"После непродолжительного отдыха поступил приказ двигаться в Кабул, через труднодоступный перевал Саланг. В те времена дорога в столицу была всего-навсего широкой караванной тропой с множеством небольших сторожевых башен, которые приходилось каждый раз брать штурмом. Когда силы войск начали истекать, поступила новая команда - бросать все, с таким трудом захваченные крепости, и возвращаться назад. В Мазар-и-Шерифе нас приветствовал какой-то большой афганский военноначальник в форме с золотыми позументами, которого все называли Ваше величество (во всяком случае об этом говорил нам переводчик-таджик) Поблагодарив войска за помощь, он приказал выдать каждому из нас афганские деньги (серебряные рубленые слитки). Ночью нас вновь подняли по тревоге и стараясь производить как можно меньше шума мы вышли из города и спешно направились к границе.
   Всех участников боевых действий выстроили на берегу Аму-Дарьи, невдалеке от Термеза и зачитали приказ, в котором от имени Советского правительства нам была объявлена благодарность. В заключении большой командир с малиновыми петлицами предупредил всех, что даже под страхом смерти никто из нас не имеет права разглашать военную тайну о нашем походе в Афганистан.
   Вскоре нам возвратили прежнее обмундирование, а заодно отобрали серебро, выдав взамен по червонцу..."
   Потом, уже много позже, бывший красноармеец Поветкин узнал, что многие из его сослуживцев, те, кто вместе с ним воевал в Афганистане, были репрессированы, большая часть из них расстреляна или не вернулась из ГУЛАГа.
   До сегодняшнего дня В.Т. Поветкин не знал, почему им пришлось тайно не только входить, но и выходить из Афганистана. О том, что предшествовало походу я уже говорил выше. А причина бегства " союзнического войска" проста как мир - поход экс-эмира был подготовлен из рук вон плохо и, встретившись в начале мая с многочисленными силами Бача, приверженцы Амануллы потерпели тяжкое поражение. Эмир сбежал, покинув Афганистан уже насовсем.
   Несколько по-другому описывает эту первую советско-афганскую авантюру, один из главных исполнителей сталинских замыслов на Востоке, бывший начальник Восточного сектора советской разведки и ее резидент в Персии и Турции - Георгий Агабеков:
   -" По приказу Сталина 800 отобранных красноармейцев-коммунистов, переодетых в афганскую форму, были сконцентрированы на берегу Аму-Дарьи под городом Термез и готовились к переправе через реку на афганский берег. Баржи, каюки, моторные лодки со всей реки были пригнаны сюда для переправы войск. Ранним утром эскадрилья из шести аэропланов, груженных бомбами, с установленными на них пулеметами, поднялись с Термезского аэропорта. Набрав высоту, аэропланы направились к противоположному берегу реки, где находился афганский погранпост Патта-Гиссар, охраняемый полусотней солдат. Услышав шум моторов афганские солдаты высыпали из своих укрытий поглазеть на аэропланы, полагая, что они направляются в Кабул. Но они ошиблись. Сделав два круга, аэропланы снизились над заставой и внезапно пулеметный огонь обрушился на афганских солдат. Несколько бомб, сброшенных на глинобитное здание поста, убили одних и похоронили под развалинами остальных. Все это заняло несколько минут.
   В то же время красноармейский отряд, спокойно погрузившись на лодки и баржи, переправился на афганский берег. Гарнизон другой заставы, Сия-Герта в сто сабель был полностью уничтожен пулеметным огнем. На следующее утро Красная Армия взяла штурмом и город Мазар-и-Шериф, причем пехота, позабыв, что ей нужно играть роль афганцев, пошла в атаку с традиционным русским "Ура!!!", а после захвата города на его улицах сплошь и рядом слышался отборный русский мат. Повсюду валялись изуродованные трупы защитников города, около трех тысяч. На следующий день переодетые под афганцев красноармейцы двинулись дальше, пристреливая попадавшихся на пути жителей, чтобы они никому не сообщили о советском вторжении. Сталин надеялся создать просоветское правительство Афганистана из местных экстремистов, а когда это не удалось, отдал приказ красноармейцам возвратиться. Проходя на обратном пути через Мазар-и-Шериф, они прихватили с собой весь каракуль, хранившийся на складах города - в качестве компенсации за расходы, понесенные советами на организацию этой экспедиции..."
   Трагична судьба самого Георгия Агабекова. Вот что вспоминает бывший секретарь И. Сталина Б. Бажанов:
   -" В 1930 году, вскоре после неудавшегося похода в Афганистан, он переводится резидентом ГПУ в Турцию, на место Блюмкина. В это время он сильно подозревает, что если его вызовут в Москву, то это для того, чтобы расстрелять. К тому же он переживает роман своей жизни: он влюбился в молоденькую, чистенькую англичаночку, которой признается, что он чекист и советский шпион. Англичаночка приходит в ужас и из Турции возвращается в Англию. Агабеков покидает свой чекистский пост и по подложным документам следует за нею. Родители ее сообщают обо всем этом властям и Агабекову приходится уехать во Францию. Здесь становится очевидным, что он с советами порвал.
   По требованию Советов, его из Франции высылают (основание есть - он приехал по подложным документам), и ему в конце - концов дает убежище Бельгия. Он пишет книгу "ЧК за работой", которая выходит на русском и французском языках.
   За Агабековым ведется правильная охота. В 1937 году во время испанской гражданской войны ... его убивают, и труп его, затянутый на испанскую территорию в горы, находят только через несколько месяцев..."
   Рассказывая об этой, мало кому известной афганской экспедиции, я хочу подчеркнуть преемственность экспансионистской политики правительственной верхушки во все времена тоталитаризма.
   Сделав поправку на современное оружие и технику, мы получили всем теперь известную картину вторжения восьмидесятипятитысячной армии в Афганистан накануне Рождества Христова 1979 года.
   Мой "афган" начался ранним, осенним утром 1981 года.
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА I

   Исторически сложилось так, что Дальний Восток вот уже многие века был и остается в России краем малообжитым и неспокойным. Это и понятно, ведь с давних пор богатейшие земли этого региона привлекали к себе внимание неуживчивых соседей. Ачанский городок, Кумарский и Албазинский остроги - все эти героические места, овеяны славой русских первопроходцев, беззаветным мужеством и отвагой наших предков, ставших грудью на защиту новых российских границ.
   Усилием и мужеством десятков и сотен первопроходцев, территория Российской империи расширилась до самого Тихого океана. Именно здесь оставили неизгладимый след многие Великие путешественники, чьи имена навечно остались на географических картах. Кстати большинство их имен носят приграничные села. Толбузино, Бекетово, Сгибнево, Бейтоново, Кузнецово, Касаткино, Пашково, и многие другие. Это и понятно, ведь освоение новых земель велось вниз по Амуру. Там, где когда-то стояли казачьи станицы, сегодня стоят пограничные заставы.
   Величавый Амур, который поселенцы издревле называли "Амур - батюшка", а китайцы "Рекой Черного дракона", стал для переселенцев, большинство из которых составляли вои и казаки, поистине рекой мужества и военной доблести. Не раз приходилось им браться за оружие, чтобы защитить свои села и станицы от врага, и всегда в этой справедливой борьбе побеждала храбрость и мужество русского солдата, бдительно охраняющего родные рубежи.
   Начиная с походов казаков-землепроходцев, утвердившихся на рубежах Дальней России еще в середине XVII века и до дней нынешних, служба ратная, служба пограничная определяла собой лицо этого богатейшего, цветущего края.
   Вся более чем восьмидесятилетняя история Краснознаменного Дальневосточного пограничного округа насыщена событиями яркими и впечатляющими, и, прежде всего, потому, что все они осуществлялись людьми беззаветно преданными Родине, истинными богатырями земли русской. Дальневосточная граница навсегда осталась в легендах и песнях, которые и сегодня на слуху у народа...
   Обо всем этом я знал из истории, прочитанных ранее книг, и потому, прибыв на пограничную заставу "Благословенная", искренне верил, что, выбрав Дальневосточный пограничный округ, сделал правильный выбор, и благозвучное название заставы непременное подтверждение тому, что Всевышний, таким образом, благословил меня на ратную службу именно здесь.
   Служба на заставе шла своим чередом. Дежурства, ночные проверки пограничных нарядов, занятия с личным составом, выступления перед жителями приграничья с информацией о международном положении, решение хозяйственных вопросов, вот неполный перечень основных забот замполита. И потому зачастую не хватало дня, чтобы переделать все намеченные дела. Приходилось наверстывать все за счет семьи. Жена Наталья, и дочь Леночка видели меня дома так редко, что каждое мое появление там было бурным и радостным событием.
   Этакая, пограничная идиллия продолжалась до тех пор, пока не началась в Афганистане Апрельская революция. Кто бы мог подумать, что эти события, происходящие за тысячи километров от Дальневосточной границы, когда-нибудь коснутся и меня...
   На дворе стоял сентябрь, сухой и теплый. Я отдыхал дома после ночного дежурства, когда тревожно и настойчиво зазвонил телефон:
   - Товарищ старший лейтенант вас требует к телефону начальник пограничного отряда, - дрожащим голосом доложил дежурный связист.
   - Соединяй! - в трубке послышался щелчок и в наступившей тишине резко прозвучал недовольный голос начальника отряда майора Йолтуховского:
   - Ну, скоро там?
   - Товарищ майор, старший лейтенант Носатов, - представился я и по привычке доложил:
   - На участке заставы происшествий не случилось.
   - Спишь долго, - пробурчал майор, и неожиданно предложил:
   - В командировку, на юга, хочешь съездить?
   - ???
   Мое недоуменное молчание начальник отряда истолковал по-своему.
   - Не бойся, рано или поздно мы все там побываем.
   И тут только до меня дошло, о каком юге он говорил. Не прошло и полугода, как я закончил курсы усовершенствования политсостава в Голицыно. Так вот, во время занятий, мне неоднократно приходилось слышать слова, которые только что озвучил майор. А на заключительном занятии, лектор из ЦК прямо сказал, что большая часть младших и половина старших офицеров должны пройти обкатку в Афганистане. Тогда я, наверное, так же, как и большинство офицеров, не придавали этому особого значения. Но на всякий случай, по приезду из Москвы, не сразу, а постепенно начал готовить жену к мысли о том, что рано или поздно мне придется в Афганистане побывать. Но не думал я, что все это будет так скоро.
   - А я и не боюсь.
   - Ну, тогда на сборы и расчет по всем статьям тебе трое суток. По прибытию в отряд доложишь начальнику штаба, он в курсе. Желаю удачи!
   В телефонной трубке снова что-то щелкнуло, и наступила звонкая тишина.
   - Кто звонил? - оторвала меня от внезапно нахлынувших дум жена.
   - Да так, на заставу вызывают! - не стал я преждевременно нарушать семейную идиллию.
   О предстоящей командировке сказал только вечером.
   Реакция была бурная. Все, в конце концов, закончилось слезами.
   Из всего, что предстояло, меня больше всего удручало - не сама командировка и все, что с ней было связано, а то, что я оставляю в одиночестве, здесь на границе семью. Жену и трехлетнюю дочь. Конечно, можно было отправить их к родителям, но такой возможности мне не дали, ограничив время сборов тремя сутками.
   Прощаясь с семьей, я дал себе зарок: любыми средствами вернуться и отправить жену и ребенка в Алма-Ату.
   В отряде инструктажи были не долгими. Вместе с группой отобранных для службы в Афганистане добровольцев - солдат и сержантов, я на поезде направился в Хабаровск. В разговоре с солдатами узнал, что желающих "землю в Гренаде крестьянам отдать" было в несколько раз больше, чем требовалось. Честно говоря, для меня это было открытием. Я особого желания воевать в Афганистане не высказывал, но, получив от начальника отряда конкретное предложение, отказываться от него не стал. Да и не мог. По многим объективным и субъективным причинам.
   В Хабаровске, начальником штаба Краснознаменного Дальневосточного пограничного округа генерал-майором Карлом Ефремовичем Картелайненом до офицеров был доведен приказ о формировании двух мотоманевренных групп (ММГ). На подготовку и сколачивания новых подразделений отводилось около двух месяцев. За это время, на базе Казакевического пограничного отряда, каждый солдат и офицер должен был пройти ускоренный курс подготовки к боевым действиям в условиях пустынной и горной местности.
   Ежедневные марш-броски и переходы чередовались стрельбами на просторном отрядском стрельбище. Огонь велся из всех видов стрелкового оружия, гранатометов и минометов. Неоднократно проводились тактические учения с боевой стрельбой. Все это не могло не сказаться на профессиональной и моральной подготовке и солдат и офицеров. К концу обучения наша мотоманевренная группа представляла собой уже не совокупность разрозненных подразделений, а единый, сплоченный военный организм, готовый к выполнению самых сложных боевых задач. Забегая вперед скажу, что именно благодаря такой вдумчивой и целенаправленной подготовке всего личного состава, а также мудрым, дипломатичным руководством боевыми действиями со стороны командования ММГ и оперативной группы, в период ввода в Афганистан и в первые полтора года ведения там боевых действий, не было потеряно ни одного человека.
   Буквально за неделю до погрузки в эшелоны, помня о данном себе зароке, я обратился к руководителю наших непродолжительных курсов, заместителю начальника штаба округа полковнику Нозикову, с просьбой отпустить меня на заставу, для того, чтобы отправить семью к родственникам, в Алма-Ату. Откровенно говоря, я думал, что в лучшем случае мне дадут на это дело несколько дней, а там делай, как знаешь. Но не тут-то было:
   - Товарищ старший лейтенант, неужели вы не понимаете, что дорог каждый день подготовки, - сказал полковник.
   У меня екнуло сердце. Ну, - думаю, - не отпустит. Что делать, ума не приложу. На душе стало горько и сумрачно.
   - Чтобы надолго не отрывать тебя от занятий, мы сделаем так: завтра, утром, в 8-00 будь на вертолетной площадке. Часа полтора туда, полтора обратно. Три часа лету, - вслух считал полковник.
   - Пол дня на сборы хватит?
   - Хватит! - радостно выпалил я готовый расцеловать этого на вид недоступного и строгого, а на самом деле добрейшего человека, такими, как он, это я понял позже, особенно богат Дальневосточный пограничный округ.
   На утро, еще за час до отлета, я уже был на вертолетной площадке. Возле одной из винтокрылых машин во всю суетились летчики.
   - Ну, что старлей, летим? - спросил, проходя мимо майор, командир экипажа.
   - Летим! - с восторгом отозвался я.
   Вскоре, набрав нужную высоту, вскоре мы уже кружили над заснеженными горами и дремучей тайгой. Взяв курс на заставу "Благословенная", командир уверенно сказал:
   - Через полтора часа будем на месте!
   Долетели за час двадцать.
   Часа через три, быстро собрав весь свой немудреный офицерский скарб в три чемодана и несколько коробок, мы всей семьей уже летели в Хабаровск.
   Там нас ждал давний мой друг, капитан Игорь Коротаев, у которого в Хабаровске была просторная квартира. Накануне он предложил, до отлета в Алма-Ату, приютить жену с ребенком у себя. С этим его предложением трудно было не согласиться.
   Так, что, когда мы погрузились в эшелон и замерли в ожидании сигнала к отправке, на душе у меня было легко и спокойно. Словно и не на войну я ехал, а так, на неожиданную прогулку по неведомой заграничной стране.
   Эшелон был довольно внушительным. С пяток пассажирских вагонов, для личного состава и больше полутора десятка товарных, в которых, казалось, было все, что необходимо на войне. Оружие, боеприпасы, продукты питания, обмундирование. На предпоследней платформе грузно возвышался БАТ (большой артиллерийский тягач). Кроме продуктов, оружия и техники мы везли с собой и несколько вагонов с лесом. В Средней Азии каждое бревно на вес золота.
   Эшелон был литерным, и потому тщательно охранялся.
   В единственном купейном вагоне разместился штаб ММГ. Начальник ММГ - майор Александр Калинин, начальник штаба майор Сергей Снегирь, майор Виктор Буйнов, замполит майор Константин Жуков со своим помощником и комсомольским секретарем Володей Ларюшиным и зампотех капитан Николай Рукосуев. Рядом разместились медики, во главе с капитаном Алексеем Пинчуком, связисты под началом Александра Мирляна и тыловики, во главе с капитаном Сергеем Зубцовым.
   В общих вагонах разместились три заставы ММГ, разведвзвод, который возглавлял старший лейтенант Саша Сапегин, инженерно-саперный взвод, под руководством лейтенанта Николая Русакова, минометная батарея с комбатом капитаном Борисом Руденко, взвод станковых гранатометов с капитаном Александром Андрияновым и подразделения обеспечения.
   Вторая застава, в которую я был назначен замполитом, разместилась в общем вагоне. В каждом купе располагалось по отделению. Офицеры - начальник заставы капитан Евгений Шахматов, я и старшина прапорщик Фаниль Ахмеджанов, путешествовали вместе с личным составом.
   Эшелон вышел из Хабаровска глухой и темной ноябрьской ночью. Тайно, не спеша, прокрался по городу, потом, набрав скорость, с грохотом промчался по мосту через Амур. Дальше уже ничто не сдерживало восторженного порыва тепловоза, и вскоре эшелон с крейсерской скоростью мчался на Запад. На неведомую войну, о которой многие из нас знали лишь по выхолощенным цензорами статьям в центральных газетах.
   За время службы на Дальнем Востоке, во время командировок и сборов я, с огромным удовольствием стремился приобщиться к богатейшей истории края, особенно богатого событиями гражданской и второй мировой войн, и теперь с любопытством всматривался в окно. Полная луна светила достаточно ярко, освещая близлежащие склоны, покрытые заснеженным лесом и густо разбросанные вокруг железнодорожных путей дома редких станций. Неожиданно за окном вагона мелькнула станция Волочаевка. "Волочаевские дни", это уже давняя история. Но, тем не менее, в памяти всплывают увиденные ранее в кино картины штурма бойцами дальневосточной партизанской армии неприступных сопок, на которых окопались остатки захватчиков. Ныне бойцы эти застыли навечно в бетоне и граните. Они надолго останутся в памяти поколений. Обидно, что будущие герои, которые возможно трясутся сейчас со мной в этом грохочущем на стыках вагоне, в отличие от тех, кто штурмовал неприступные дальневосточные сопки, не застынут в граните. Нет места таким памятникам на чужой земле.
   В тряском и холодном вагоне не спится. В голову лезут самые разные мысли. Вспомнились короткие проводы в одном из дальних тупиков станции Хабаровск - товарный. Они прошли без громких речей и бравурных маршей. Особенно затронули сердце теплые, добрые слова генерала КАРТЕЛАЙНЕНА. Многим из нас он запомнился своим, поистине, отеческим отношением к солдатам и офицерам границы. Перед самой отправкой эшелона, он, предварительно, переговорил со всеми офицерами, и многим из нас помог решить не только служебные, но и личные проблемы. А тем из военнослужащих срочной службы, кто еще не успел заслужить звания старший солдат, он единым приказом присвоил звание ефрейтор, так, что в нашем эшелоне не было ни одного рядового бойца.
   Пока наш литерный не спеша двигался по территории Хабаровского края и Амурской области, не было ни одной крупной станции, где нас не ждали бы приятные сюрпризы. Надо было видеть, с какой любовью и гордостью встречали и провожали наш воинский эшелон местные власти, руководители приграничных районов и близлежащих пограничных отрядов. В дополнение к уже выданным на дорогу продуктам, встречающие везли нам всевозможные деликатесы и необходимые на войне припасы, о которых потом, в дальней дороге и на точке, в Афганистане, мы частенько с благодарностью вспоминали. Забегая вперед, скажу, что такая забота и внимание, конечно же, не могли не сказаться на том психологическом и моральном подъеме, который на протяжении всего времени нашего путешествия по бескрайним просторам СССР и во время боевых действий в чужой, стреляющей стране, постоянно присутствовал в душе каждого из нас.
   Именно тогда многие из нас, молодых офицеров, прослуживших на границе лишь по несколько лет, в полной мере почувствовали себя членами дружной пограничной семьи дальневосточников...
  

Операция "Елка"

  
   Эшелон медленно, но уверенно подходил к Новосибирску, когда, кому-то из нас пришла в голову шальная мысль: на носу Новый год, а направляемся мы на знойный юг, где не только ели, но и сосны не растут. А раз так, то надо заранее побеспокоиться о новогодних красавицах, пока они еще в изобилии красуются за окном.
   Начальник эшелона майор Калинин связался по телефону с машинистом и уточнил у него, где будет ближайшая остановка. Оказалось, что только в Новосибирске. Зная, что за Новосибирском леса пойдут редкие, где настоящих елок и не найти, созвали военный совет. Расстелили карту и начали мараковать, как лучше осуществить задуманное. От мысли остановить хоть на пол часа эшелон сразу же отказались. За движением поезда осуществлялся строжайший контроль. Тогда кто-то, рассматривая внимательно карту, предложил использовать для успешного проведения операции рельеф местности. Отдельные участки пути так извивались и закручивались вокруг всевозможных сопок и рек, что, улучшив момент и невысокую скорость эшелона, можно было через замерзшие болота спокойно выйти к другому участку железной дороги, раньше эшелона на двадцать-тридцать минут. А этого времени для успешного завершения операции "Елка" было больше, чем достаточно. На всякий случай с помощью стоп-крана была предусмотрена аварийная остановка. Согласовав все за и против, командир дал добро. С десяток охотников собрались с топорами и ножовками в тамбуре купейного вагона, в готовности десантироваться на богатую елками местность. Операция прошла так гладко и незаметно, что даже машинист тепловоза, увидев возле путей людей в валенках и полушубках с елками в руках, так и не понял, что лицезрел в этакой глуши офицеров своего эшелона, правда несколько опередивших поезд. Не обошлось и без курьезов. Кто-то в спешке потерял валенок. И ему, в скором времени пришлось отчитываться перед требовательным и грозным тыловиком, Серегой Зубцовым. Расчет состоялся на месте, за потерянный валенок, капитана Зубцова одарили самой высокой и пушистой елкой...
  

Переправа

  
   Перевалив за уральский хребет, эшелон все дальше и дальше удалялся от суровой и затяжной сибирской зимы, с каждым днем приближаясь к долгожданной азиатской весне. Уже за Джамбулом, несмотря на то, что настало только начало декабря, наш запорошенный снегом и увешанный сосульками эшелон, начал интенсивно оттаивать. Как только мы останавливались, и замирал скрежет тормозов, затихал тепловоз, слышалась веселая, звонкая капель.
   В Самарканде, где наш эшелон стоял довольно продолжительное время. Там я, засмотревшись на голубые купола мечетей и мавзолеев, чуть было не отстал. Благо, что заблаговременно знакомый гудок тепловоза услышал.
   На станцию Киркичи, конечный пункт нашего путешествия по железной дороге, мы прибыли в середине декабря. Несмотря на зиму, здесь стояла по-весеннему теплая погода. А в обед солнце припекало так, что с непривычки, приходилось искать тень. Но это было только несколько первых дней. Вскоре жаркого, туркменского солнца мы уже и не замечали. Некогда было. Полным ходом шла разгрузка эшелона, и переправка всего нашего имущества на другой берег Аму-Дарьи, в лагерь, затерявшийся средь прибрежных барханов. Там нас уже ждали палатки и боевая техника - бронетранспортеры и боевые машины пехоты.
   1 Киркинская мотоманевренная группа, как я уже выше говорил, состояла из четырех основных подразделений, трех застав и минометной батареи. Две заставы, которыми командовали майор Сотников и капитан Евгений Шахматов были на бронетранспортерах, одна, под командованием майора Сергея Хорькова, на боевых машинах пехоты. Минометная батарея, которой командовал капитан Борис Руденко, размещалась в походном порядке на обычных ГАЗ-66, или "шишигах". Остальные подразделения, в зависимости от своих задач получили кто боевые, а кто и транспортные машины.
   После того, как все получили технику и разместились, начальник Киркинского пограничного отряда, в подчинении которого находилась наша мотоманевренная группа, представил личному составу руководство оперативной группы, в составе подполковника Николая Николаевича Нестерова, майора Владимира Лысенко и нескольких офицеров-разведчиков из отряда. Под их началом нам предстояло войти на территорию Афганистана и в дальнейшем выполнять там боевые задачи.
   Сотни глаз с любопытством рассматривали подтянутого, среднего роста, сухонького подполковника, который, пройдя вдоль строя, поздоровался с каждым офицером за руку. Несмотря на кажущуюся невзрачность, в рукопожатии его чувствовалась сила. А в глазах умный, добрый огонек человека, достаточно познавшего все прелести боевой, походной жизни. Обладая большой выдержкой и спокойствием даже во время самых непредвиденных ситуаций, он был полной противоположностью своему заместителю, майору Владимиру Лысенко, человеку довольно резкому и скоропалительному.
   Первым распоряжением подполковника Николая Николаевича Нестерова было таким: " В течение текущих суток закончить обустройство лагеря и на следующий день всех, до одного человека, во главе с офицерами - на стрельбы, вождение и другие занятия".
   За те несколько недель, что оставались до ввода подразделений Пограничных войск КГБ СССР в Афганистан, всем офицерам и солдатам предстояло сдать зачеты по вождению боевой и транспортной техники, выполнить нормативы по стрельбе из всех видов стрелкового оружия, минометов и гранатометов. В конце предстояло принять участие в учение с боевой стрельбой и метании боевых гранат.
   За учебными буднями, как-то незаметно прошли Новый год и Рождество. Сразу же после Рождества, началась непосредственная подготовка к заграничному походу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А I I

  
   12 января 1982 года. Советско-афганская граница.
   В 10.00 колонна мотоманевренной группы (ММГ) Пограничных войск КГБ СССР, состоящая из нескольких десятков боевых и транспортных машин, словно перед прыжком в неизвестность, остановилась у пограничного знака. Красно - зеленый столб, увенчанный "молоткастым и серпастым" гербом, стал последним звеном, связывающим нас с Родиной.
   Через несколько минут поступит команда, и наш боевой отряд пересечет Государственную границу СССР. Море чувств овладевает человеком, лишь только взору его открываются просторы соседней, близкой и в то же время далекой по времени и нравам страны. Граница - это не только тысячекилометровая полоска земли, на которой установлены разделительные пограничные знаки, но зачастую и рубеж справедливости и беззакония, человеческой культуры и варварства, а в некоторых случаях граница - это и рубеж времени. Без фантастической машины времени мы вот-вот совершим прыжок из XX в XIV век солнечной хиджи, чтобы защитить завоевание Апрельской революции и выполнить свой интернациональный долг.
   Что ждет нас за этой чертой? Как встретят нас народ, ради счастья которого мы идем воевать?
   Многие из нас верили, что афганцы встретят нас с распростертыми объятиями, как самых дорогих гостей. Что ждет нас и легкая победа над душманами и скорое возвращение домой. Ведь у нас самое лучшее в мире оружие. Мы молоды и сильны, в то время как боевики из репортажей тележурналистов стары, плохо вооружены и воюют с неохотой, за деньги. Что греха таить, были и такие мысли. Это и понятно, ведь для нашего поколения Афганистан восьмидесятых был тем же, чем для наших отцов и дедов Испания тридцатых.
   И вот долгожданная команда "Вперед!" прозвучала в эфире. Застоявшаяся колонна резво пересекла границу и, вытягиваясь по ходу движения, грозно и неукротимо двинулась в неизвестность.
   За бортом боевой машины - новое время, 22 джади 1360 года солнечной хиджи.
   Проводив прощальным взглядом пограничный столб, я подал команду:
   - К бою!
   Десант засуетился, заряжая автоматы и пулеметы. Резанул по ушам одновременный лязг лючков бойниц и в мгновение ока бронетранспортер ощетинился автоматными и пулеметными стволами. Солдаты и офицеры настороженно осматривали бескрайнюю равнину. Чужую землю.
   - Товарищ старший лейтенант, - оторвал меня от командирского оптического прибора взволнованный голос наводчика, - влево пятьсот, группа всадников, движутся в нашем направлении!
   Я крутанул прибор в указанном направлении и вскоре нашел цель. Пять ослов, груженных мешками, да караванщик, неторопливо бредущие по степи, явились причиной тревоги, и конечно, для нас реальной опасности не представляли.
   Вскоре вдали показались приземистые глинобитные строения.
   В эфире прозвучал сдержанный голос начальника ММГ майора Александра Калинина:
   - Впереди населенный пункт. Удвоить внимание!
   Дорога, рассекающая кишлак на две части, неожиданно запетляла меж высоких дувалов 4*, за которыми виднелись плоские крыши глинобитных жилищ афганцев. На улицах селения было тихо и пустынно, казалось, что жители в страхе разбежались кто - куда, но нет, из-за дувалов то там, то здесь мелькали чалмы любопытных. Настороженность и замкнутость - характерная черта афганских узбеков, занимающихся земледелием на севере Афганистана.
   За кишлаком повстречался первый памятник военного лихолетья - разрушенный колодец. Обрушившийся от взрыва купол засыпал результаты тяжелого и кропотливого труда не одного поколения строителей, оставив без воды людей и животных. Что-что, а вода в Афганистане ценится так - же как и жизнь. Лишив дехкан единственного источника воды, моджахеды 5* обрекли на смерть ни одну крестьянскую семью. Забегая вперед, хочу отметить, что наиболее часто повторяющимися диверсиями душманов против жителей кишлаков, поддерживающих Кабульское правительство были или подрывы или отравление колодцев. Били по самому дорогому.
   Высоко над нами постоянно курсировала пара вертолетов прикрытия, сопровождая колонну от самой границы. Это наши глаза и единственная защита от внезапного нападения боевиков.
   - "Протон", "Протон"! Я "Чайка"! Как обстановка на дороге? - запросил вертушки командир.
   В ответ тревожное молчание. Внезапно далеко впереди загрохотали частые, резкие, словно хлопки, взрывы, застукали автоматические пушки, а в заключение этой непродолжительной какофонии боя ухнула бомба. Судя по грохоту не меньше "пятисотки".
   После этого в наушниках раздалось довольный голос:
   - "Чайка"! Я "Протон"! Горизонт чист!
   Минут через десять колонна поравнялась с местом, которое своевременно обработали вертолеты. Дорога, попетляв по довольно глубокому оврагу, круто уходила вверх. Машины выползали на гребень оврага на самой малой скорости. Учитывая это, моджахеды и сделали засаду. Справа и слева от дороги были видны свежевырытые окопы и еще дымящиеся воронки от НУРСов 6*. Летчики, по всей видимости метили бомбой в долговременную огневую точку (ДОТ), но немножко промахнулись. Глубокая воронка дымилась в нескольких метрах от позиции, которую разворотило мощной взрывной волной. Земля вокруг была забрызгана кровью боевиков, кое - где валялись разорванные остатки тел и оружия.
   - Ускорить движение, - распорядился майор Калинин, - к закату мы должны быть в Андхое. Там место ночевки.
  
   Андхой - один из крупнейших районных центров провинции Фарьяб. По данным разведки, вокруг этого города сконцентрированы несколько крупных боевых групп боевиков, перед которыми исламский комитет, координирующий действия повстанцев в районе, поставил задачу застопорить движение нашей колонны, заставить нас обороняться. К слову сказать, месяцем раньше по этому же маршруту прошел батальон воздушно-десантных войск. Солдатская молва донесла, что за время марша, десантников трижды обстреливали душманы, имеются убитые и раненные. Особенно ожесточенный бой произошел в районе андхойской "зеленки" 7*.
   Уже вечерело, когда вдали показались одно-двухэтажные дома с плоскими крышами. Это был долгожданный Андхой, первый в жизни большинства солдат и офицеров заграничный город. В узеньких улочках зажатых высокими дувалами было темно и неуютно. Включили прожектора и город тут же преобразился. Из темного и враждебного, в свете еле-еле мерцающих фонарей, он вдруг превратился в сказочный восточный град с его высокими минаретами, мощными крепостными стенами, стоящими на возвышении, недоступными взору простого смертного, дворцами. И все-таки, чем глубже мы втягивались в его пустынные улочки, тем тревожней было на душе. Уж скорей бы на простор! А сказочный Восток лучше всего смотреть по телевизору. Улочки, зажатые с двух сторон возвышающимися дувалами, казалось, становились тем уже, чем ближе мы подъезжали к центру. Возникало такое чувство, словно мы сами по доброй воле лезли в пасть сказочного, но, тем не менее, ненасытного и злобного глинобитного чудовища.
   Полной грудью вздохнули лишь тогда, когда последняя наша машина выскочила из этого городского глинобитного лабиринта. Остановились в нескольких километрах от Андхоя, среди бескрайней равнины. Выставив боевое охранение, занялись обедом и ужином одновременно. Времени на сон оставалось не более трех-четырех часов. Но мы были рады и этому. Столько впечатлений было за день, что голова трещала. Я заснул сразу же, лишь только коснулся головой вещмешка. Сновидений не было, словно провалился в бездонную, черную яму.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А III

  
   13 января 1982 года. Провинция Фарьяб. Пригород Андхоя.
   Утро следующего дня было пасмурным. Набрякшие влагой тучи проносились низко, задевая своими лохмами за стационарную антенну машины связи. Подняли всех часа в четыре, с тем, чтобы в пять двинуться дальше. Предстояло до темноты выйти к лагерю, отмеченному на командирских картах небольшим кружочком, километрах в двух от административного центра провинции Фарьяб, города Маймене. За световой день предстояло пройти более 120 километров, из них почти половина пути проходила по горным дорогам и перевалам. Разведчики предупредили нас, что на перевалах возможны засады и минно-взрывные заграждения.
   Не успел начальник ММГ майор Калинин довести приказ на марш, как по радио поступило сообщение, о том, что наши вертолеты, направленные на разведку по маршруту движения колонны, обнаружили у перевала, в районе кишлака Ширинтагаб, в сотне километрах от Андхоя, хорошо замаскированную засаду. При появлении низко летящих машин душманы первыми открыли огонь, но летчики были начеку и быстро вывели вертолеты из-под обстрела. Зато в следующий свой заход они так обработали их позиции НУРсами, что от засады ничего не осталось.
   - Путь свободен, - скромно известили нас летчики, пожелав счастливого пути. На смену отбомбившимся МИ-8 пришли "горбатые" МИ-24. Дождавшись вертолетов прикрытия, колонна двинулась вперед.
   Сразу же за андхойскими пригородами, непрерывным массивом пошли кишлаки. Дувалы, огораживающие сады, виноградники и пашни, чередовались с глинобитными стенами домов, которые почти вплотную лепились к дороге.
   Глядишь на все это и думаешь, а что если из-за дувала выскочит боевик и с ходу из гранатомета шарахнет. Тогда вряд ли кто-то в этой металлической коробке в живых останется.
   Все в десантном отделении это прекрасно понимают и потому, держа палец на спусковом крючке автомата, внимательно наблюдают за обочиной, на Бога, как говорится, надейся, но и сам не плошай. Мы бы конечно не сплоховали, даже при внезапном нападении на колонну, но с вертолетами прикрытия было как-то надежнее, что ли.
   С большими предосторожностями преодолели мост через горную речушку. Покореженные взрывам укрепления на его подступах говорили о том, что батальону десантников здесь пришлось прорываться с боем. Сразу же за мостом перед нами возникло целое кладбище покореженных, наполовину сгоревших машин: наливняков и грузовиков, КАМАЗов, ЗИЛов и ФОРДов. Почерневшие от копоти, покрытие ржавчиной остовы машин на обочине дороги, навевали мрачные мысли. После этакого зрелища до меня, наверное, так - же, как и до остальных, наконец-то дошло, что, оказывается, здесь идет настоящая война, а отнюдь не эпизодические стычки оппозиционных формирований с правительственными войсками, о чем нас уверяли газеты и телевидение.
   Первую половину дневного пути мы прошли без каких бы то ни было осложнений.
   Даулатабад - группа наиболее крупных и богатых кишлаков провинции Фарьяб, встретил нас зловещей тишиной и безлюдными улицами. Многие дома у дороги зияли мертвыми глазницами окон и внушительными пробоинами. Видно и здесь досталось десантникам.
   - А нас-то здесь не ждут! Скорее напротив! - вновь мелькнула еретическая мысль, но воспитанный в лучших советских традициях я быстро отогнал ее от себя.
   - Видно душманы припугнули жителей и те от страха перед ними попрятались в домах, - уверял я себя.
   - Долина густо населенная и там уже наверняка нас встретят хлебом-солью. Тем более, что дехкане, живущие за перевалом воочию видели, как наши вертушки врагов революции истребляли, от моджахедов их защитили, думал я, преодолевая на боевой машине подъем.
   На перевале нас встретили передовые посты десантников, которым была поставлена задача - сопровождать нашу колонну до Маймене.
   В центре кишлака Ширинтагаб, на утрамбованной глиняной площадке у гробницы афганского святого (на это указывало каменное надгробие и унизанное разноцветными тряпицами дерево), собралась большая толпа афганцев. Скрестив на груди руки мужчины, одетые в большинстве своем в белые домотканые одежды, молча провожали нас глазами. Поравнявшись с толпой, я увидел обернутые в белую материю тела убитых. Подогреваемый любопытством я, подтянувшись, уселся на броню, чтобы с высоты получше рассмотреть, что же там творится. В тот же миг наткнулся на ненавидящие взгляды афганцев.
   Больше из люка до самого конца долины я не высовывался.
   У второго перевала нас встретили афганские сарбозы, солдаты вооруженных сил ДРА. От холода они кутались в просторные, мышиного цвета шинели. Расположившись по гребню близлежащих сопок, усердно махали руками, то ли приветствуя нас, то ли таким образом разогреваясь. Черные, словно высеченные из камня, неулыбчивые лица сарбозов говорили о том, что если их и заставили приветствовать союзные войска, то все это им не по душе. Правда, во весь рот улыбался джагран (майор), командир батальона, вышедший навстречу нашей головной машине. Первым принял дружественный рапорт старший лейтенант Саша Сапегин - командир разведвзвода. Потом подошли офицеры ОГ и ММГ. После первых приветственных слов джагран, неожиданно, взмолился о помощи. У него, видите ли, кончилось горючее и не на чем отправлять в казармы солдат. Через несколько минут десяток афганских ГАЗ-66 подъехали к топливозаправщику и надолго к нему присосались.
   После этой непредвиденной остановки, поступила команда продолжать движение, но не тут-то было. Где-то в середине серпантина дороги, круто вьющейся к перевалу, забарахлил КРАЗ - топливозаправщик. Пришлось впрягать боевую машину пехоты, которая с трудом вытащила эту груду железа на перевал, застопорив движение колонны как минимум часа на два. Затором на перевале чудом не воспользовались боевики, тем паче, что вертушки барражировавшие над нами целый день, к вечеру ушли на базу.
   Пока мы занимались КРАЗом, афганцы, привлеченные невиданным зрелищем, начали спускаться вниз. Возле нашего бронетранспортера расположился офицер, судя по зеленым погонам с двумя планками и звездой - это был туран (капитан). Среднего роста, пухленький с лощеным лицом и грозным взглядом он чем-то напоминал нашего, так знакомого по историческим фильмам русского барина. Сходство это усилилось, когда к нему, то и дело кланяясь подошли два денщика. Один держал в руках деревянное кресло, которое по указке начальника установил в тени тутового дерева, другой с легкостью профессионального официанта вскрыл бутылочку с кока-колой и, доверху наполнив напитком стакан, подал его уже устроившемуся в кресле, командиру. Эта картина, откровенно говоря, покоробила не только меня, но и моих солдат, которые, высунувшись из люков машины, с любопытством рассматривали своих товарищей по оружию. Но как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Эти и множество других наблюдений сделанных позже сильно поколебали наше восторженное отношение к событиям, происходящим в Афганистане. Ведь их революцию, первое время, мы рассматривали через призму нашего представления об Октябре 1917 года, впитанного каждым советским человеком с молоком матери. Кое что в наших представлениях сходилось с афганской действительностью, например, частенько попадались сарбозы крест-накрест перепоясанные пулеметными лентами, вооруженные к тому же трехлинейками с трехгранными штыками. Но на этом сходство и заканчивалось. В армии и народной милиции (царандой), по сути дела оставались шахские порядки. Это и понятно, ведь большая часть офицеров присягала шаху Дауду 8*. Они - то и перенесли многие свои привычки и традиции в Вооруженные силы ДРА.
  
   В памятке советскому воину - патриоту, интернационалисту говорится, что в Программе действий НДПА красной нитью проходит идея, что "современные афганские Вооруженные силы - это армия нового типа, она защищает революцию и рожденную ею народную власть." ВС ДРА состоят из сухопутных войск, военно-воздушных сил и ПВО страны, а также войск МВД, войск МГБ и трудовой армии. Непосредственно Министерству обороны подчиняются сухопутные войска, ВВС, ПВО, пограничные войска и трудовая армия. Основными направлениями моральной подготовки в ВС ДРА являются воспитание любви к Родине, преданности партии и правительству, готовности к защите завоеваний апрельской революции. Армия оснащается современной техникой и оружием.
   Как афганская армия выполняла свой долг на самом деле - разговор впереди, а пока, что мы наблюдали за тем как денщики старательно ублажали командира новой формации.
   Неожиданно на дороге появился старик в оборванном халате, с небольшой канистрой в руках. Увидев вальяжно восседающего в кресле офицера, он, кланяясь шагов за пять до него, начал постепенно к нему приближаться. Туран обратил на старика внимание только тогда, когда тот приблизился чуть ли не вплотную. Выслушав просьбу оборванца, офицер жестом подозвал одного из денщиков и что-то приказал. Тот выхватил из рук просителя канистру и скорехонько засеменил к только, что заправившейся у нас "шешиге" (в простонародье ГАЗ-66). Пока он перекачивал содержимое бака в канистру, офицер торговался со стариком. Наконец они сошлись в цене и стукнули по рукам. Покопавшись в глубине своего халата, покупатель отсчитал капитану несколько кредиток. Исполнительный сарбоз вручил старику полную канистру и вскоре тот скрылся так же внезапно, как и появился.
   Так мне обидно за того афганского капитана стало, что я хотел тут же подойти к нему и, по мужски, высказать все, что о его торговле думаю, но прозвучала команда "вперед" и колонна медленно поползла дальше.
   За перевалом сразу же открылись взору пригороды Меймене. До лагеря оставалось еще около двух километров, в то время когда в долине уже начало смеркаться. Пошли быстрее, чтобы до заката успеть расположиться на новом месте. Кишлаков, простирающихся по сторонам дороги, за густыми садами, почти не было видно. Лишь дымки, да рев, напуганных грохотом колонны, животных, указывали на то, что где-то рядом затаились таинственные афганские селения.
   Только перед самым городом тополиные рощицы и сады расступились и перед взором возникла высокая глинобитная стена средневековой крепости с башенками по углам и узкими прорезями бойниц. Только подъехав поближе я разглядел свежезаделаный пролом, разнокалиберные пробоины и автоматные строки душманских ультиматумов на стене.
   - Эта крепость, наверное, выдержала долговременную осаду, - подумалось мне, - вот только что-то защитников не видно?
   Словно в доказательство тому, что эта глинобитная цитадель еще жива, из закопченных проемов и бойниц, сначала нерешительно, а затем все смелее и смелее начали раздаваться приветственные крики разношерстно одетых людей с автоматами и винтовками в руках. Защитники восторженно махали руками, оружием, чалмами, высказывая тем самым свою неизмеримую радость при виде союзников. Из раскрытых настежь ворот вывалила толпа ополченцев и, став по обе стороны дороги, с любопытством и страхом глазела на нас. Были слышны часто повторяющиеся восклицания "шурави", "рафик", что в переводе означало "советские", "товарищ".
   Откровенно говоря было радостно осознавать, что хоть ополченцы, то есть афганцы пострадавшие от душманов и взявшие в руки оружие, чтобы защитить свои семьи и очаги, были искренне рады нашему присутствию.
   Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут непригодный для движения, наполовину разрушенный, мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая, уже ставшими привычными нам, дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трех этажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы, все пестроцветье лиц и одежд азиатского города высыпало на улицы, чтобы насытиться редким зрелищем. По дороге, в основном, попадались мужчины и мальчишки, только изредка из - за дувала, или с крыши, нет-нет, да выглянет курчавая женская головка, жадно зыркнет глазами и тут же спрячется за цветастую накидку - паранджу.
   В центре не было свободной полоски земли, где бы не приткнулся духан, влекущий покупателя самым разнообразным ассортиментом товаров. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись, кто на корточках прямо в пыли, а кто и на ярких ковриках, восседали седобородые старцы, равнодушно глядя на грохочущую колонну и что-то лениво обсуждая. Особенно поразил всех настоящий средневековый базар, который проплывал мимо нас, словно в захватывающем историческом фильме. Казалось, что вот-вот с протяжным скрипом раскроются главные городские ворота и из них выступит важно шествующая процессия луноликого шаха из сказок Шехерезады, с обязательными по такому случаю скороходами, стражниками и рослыми рабами, с легкость пушинки перемещающими на своих плечах золоченные носилки с сами "солнцеподобным". Но створки ворот мертвы, только, как и сотни лет назад, жив азиатский базар, с его невообразимым гомоном сотканном, словно многоцветный афганский ковер, из льстивых посул ретивых зазывал и жадных духанщиков, торга экономных и привередливых покупателей, препирательств мальчишек мешающихся под ногами и, конечно же, не умолкающего ни на минуту рева ослов и верблюдов. С его невообразимыми по содержанию товаров духанами, где довольно мирно уживаются сахаристые лакомства и цветастые календари, электронные часы с микрокалькулятором и средневековая бронзовая лампа, японский двухкассетник и паранджа, таблетки против курения и сигареты начиненные "травкой". С его несовместимыми мерами веса - от стандартной фунтовой гирьки и электронных весов, до совсем нестандартной груды камней, с помощью которой взвешиваются продукты, материя и даже дрова.
   За то короткое время, что машина осторожно двигалась меж моря голов заполнивших базар, я хотел увидеть все, что возможно было увидеть, так все здесь было необычно и удивительно. Но больше всего хотелось понять отношение, которое питают к нам афганцы. В глазах многих из них читалось любопытство и страх, хотя кое-кто бросал на нас и ненавидящие взгляды. Только мальчишки сновали вокруг машин, своими криками и красноречивыми жестами выражая неподдельный восторг.
   - Шурави, шурави! Цигаретт, цигаретт! - кричали они цепляясь за борта боевых машин.
   Раздобрившись, солдаты направо и налево сорили сигаретами, которые тут же исчезали в карманах шустрой ребятни. С криком и шумом поделив сигареты, щедро разбрасываемые с одной машины они бежали к следующей, и все повторялось сначала.
   Вскоре показалась окраина города, и дорога запетляла по просторной долине. Колонна остановилась на широкой и длинной плотно утрамбованной площадке. Это была взлетно-посадочная полоса аэродрома провинциального центра.
   - К машине! - скомандовал начальник ММГ и изо всех люков, как горох сыпанули засидевшиеся в машинах бойцы. На пропыленных, уставших лицах солдат и офицеров угадывалась неприкрытая радость от того, что наконец-то окончен такой непродолжительный и такой длинный путь.
   Через час после прибытия территория военной базы была разбита на сектора и вскоре, словно по мановению волшебной палочки, среди пустыря возник палаточный городок. Несмотря на усталость без дела не сидел никто. Одни разгружали транспортные машины, другие торопливо рыли окопы - солнце уже склонялось к горизонту и еще не известно какую встречу приготовили нам боевики, третьи, установив палатки, расстилали внутри брезент, обживали их. Не чурались физического труда и офицеры, и потому дело спорилось.
   В темноте мы, в основном, закончили оборонительный рубеж и вовремя. С дальних сопок по лагерю была открыта беспорядочная стрельба. Первыми на нее откликнулись армейцы, прибывшие в долину раньше и успевшие пристрелять близлежащие сопки, с которых и велся огонь. Они начали палить в ответ из всех видов оружия. Вскоре не выдержали и наши посты, без команды поливая из автоматов близлежащие сады и виноградники. С большим трудом удалось утихомирить боевое охранение, для которого огонь моджахедов никакой опасности, из-за большой дистанции, не представлял. У десантников же стрельба только усилилась, в дело включились гаубицы и танковые пушки. Под этот разноголосый грохот мы и заснули.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А IV

  
   14 января 1982 года. Провинция Фарьяб. Пригород Меймене.
   Мы проснулись от назойливого, протяжного крика, доносящегося из соседнего кишлака. Явно прошедший через мощный усилитель, голос муэдзина 9* призывал правоверных к утреннему намазу. А за плексигласовым окошечком палатки только-только забрезжил рассвет. Рождался первый день нашего пребывания на афганской земле. В лучах восходящего солнца город Меймене открылся уже в несколько другом, чем накануне, виде. На фоне горных вершин, монументом во славу ислама, выделялась, внушительных размеров мечеть, увенчанная зеленым куполом. Серой занозой, упирающейся в голубой утренний небосвод, торчала высокая, остроносая башня минарета. На окраине провинциального центра замерла в ожидании пополнения мрачная старинная крепость, служащая тюрьмой. Среди прилепившихся друг к другу глинобитных строений виднелись несколько обшарпанных многоэтажных коттеджей. Только белеющий на возвышении в центре города дом губернатора, окруженный сосновым парком, казался единственно светлым пятном в этом обесцвеченном временем городском ландшафте.
  
   Город Меймене - административный центр провинции Фарьяб.
   Провинция Фарьяб расположена на северо-западе Демократической Республики Афганистан, занимает территорию в 21,3 тысяч квадратных километров, которую населяет 510 тысяч человек. Основное население провинции: узбеки 48%; таджики - 22,6%; пуштуни - 13,2%; туркмены - 13%; арабы - 3%. Здесь проживает, также, незначительное количество хазарейцев, киргизов, казахов, татар, джоги, таймени.
   В административном отношении провинция разделена на шесть улусволи: Андхой, Даулятабад, Тагобширин, Кайсар, Пуштункут, Бельчераг и четыре алекадари: Ханчарбаг, Карамколь, Намусо, Альмор.
   Основное занятие населения сельское хозяйство, в котором трудится 85% населения, проживающего в провинции.
   Зона земледелия находится в условиях сухого, жаркого климата.
   В летний период с саура по акраб (с мая по октябрь) дождей практически не выпадает, поэтому жизненно важное значение приобретает орошение земель. Культурный слой земли в основном состоит из лассовых пород.
   Крестьянскими хозяйствами выращиваются в основном такие культуры, как пшеница, ячмень, горох, конопля, хлопок, виноград-кишмиш, грецкие орехи, арбузы и дыни.
   Причём имеется возможность снимать урожай зерновых культур два раза в год, но из-за отсутствия развитой системы орошения эта возможность не реализуется. После Саурской революции в провинции начала проводиться широкомасштабная земельно - водная реформа. Ко второй половине 1562 года (1983 год) 15064 крестьянских хозяйств имели паспорта на владение 255407 джерибами *10 земли.
   По данным кооперативного отдела провинциального управления сельского хозяйства (модериате-зироат) урожайность зерновых культур выращиваемых в провинции довольно высока. Каждый посеянный сир пшеницы даёт, в зависимости от погодных условий, 15-20 сиров *11 зерна нового урожая, что составляет 25-55 центнеров зерна с гектара. При благоприятных погодных условиях средняя крестьянская семья может обеспечить себя хлебом одного урожая на три года. А весь север Афганистана: провинции Кундуз, Балх, Саманган, Фарьяб способны поставить достаточное количество хлеба для всей страны.
   Не менее важное значение для населения провинции имеет скотоводство. По данным прошлых лет в крестьянских хозяйствах содержалось около 1 миллиона 800 тысяч голов скота.
   Основная доля крестьян ведёт единоличное хозяйство, но после Саурской революции в провинции проводилась работа по созданию сельскохозяйственных кооперативов из числа крестьян имевших или получивших землю во время проведения земельно-водной реформы.
   Ко второму этапу революции насчитывалось 102 таких кооператива. К настоящему времени большая их часть находится на территории, контролируемой душманами. Фактически действующих осталось 41. Уменьшился и размер помощи, оказываемой государством. Если в 1558 году (1979 год) кооперативам был выделен кредит в размере 12 миллионов афгани, продано 8 тракторов, передано 12 плугов, то в 1361 году (1982 год) кооперативам было продано 19 тонн семенной пшеницы по государственной цене. В 1562 году (1983 год) министерством сельского хозяйства Афганистана обещана помощь в размере 400 тонн зерна и предприняты меры для поставки минеральных удобрений.
   Создаваемые кооперативы общей материальной базы не имеют. Для вступления в кооператив, крестьянам достаточно уплатить вступительный взнос. Кроме сельскохозяйственных кооперативов в городе Меймене создано пять кооператива типа "Истахлоки" для продажи товаров, поступающих от государства, по твёрдым ценам. В настоящее время управлением кооперативов предпринимается меры по созданию кооперативов подобного типа в городе Андхое. Кроме этого в городе Меймене создан также один кооператив по изготовлению мебели и один женский кооператив по производству ковров.
   В промышленном отношении провинция развита довольно слабо. Имеющиеся предприятия очень незначительны.
   Очень важное значение не только для провинции, но и для страны имеют соляные копи, находящиеся в улусволи Даулятабад. В 1559 году (1980 год) управлением копий было реализовано соли на сумму 2734866 афгани. В 1360 году (1981 год) соли было реализовано уже на 11 миллионов 176 тысяч афгани. Сейчас для возобновления работы копий необходимы крупные капиталовложения, изыскать которые внутри провинции не представляется возможным.
   Кроме перечисленных выше предприятий в городах и кишлаках провинции имеется большое количество духанов по продаже всевозможных товаров, мелких ремесленных мастерских по ремонту автомобилей, мотоциклов, велосипедов, изготовлению гончарных изделий, производство кузнечных, слесарных, медницких столярных работ, выделке каракулевых шкурок и шкур других видов животных, шитью одежды и т. д.
   Население Меймене составляет более 150 тысяч жителей. Полуевропейский, полуазиатский город. В провинциальном центре два лицея, мужской и женский. Кинотеатр на 500 зрителей и два-три увеселительных заведения для мужчин.
   В городе работает дизельная электростанция, которая снабжает электроэнергией низкого напряжения центральные улицы в течение 5-6 часов в сутки. Электростанцию обслуживают 51 человек, из них 15 рабочих.
   14 рабочих и 11 служащих трудится в типографии провинциальной газеты "Фарьяб", которая выходит тиражом в 1100 экземпляров. Кроме выпуска газеты типография исполняет заказы парткома НДПА, комитета ДОМА и других организаций.
   Важное значение для провинции имело хлопкоперерабатывающее предприятие "Джени пресс", на котором работало 50 человек. Предприятие перерабатывало весь хлопок, выращенный в провинции, и снабжало крестьян семенами хлопка. Но в 1559 году (1980 год) "Джеки пресс" было разрушено мятежниками и в настоящее время без капитальных затрат пуску не подлежит.
   До 1360 года (1981 год) в Меймане функционировало Фарьябское отделение Гильмендстроя, обладавшее довольно мощной базой различной строительной техники. Им был построен крупный мост через реку Меймене, два лучших в городе лицея Абубайд и Абумуслим. К сегодняшнему дню вся техника разбита, строительные материалы не поступают, от отделения Гильмендстроя осталась лишь одна контора.
   В провинциальном центре имеется 141 дукан,*12 в которых занято 1200 мелких торговцев. Особое место среди населения занимает духовенство. В целом по провинции функционирует более 1200 мечетей, из них 107 в Меймене. Насчитывается около 5000 мулл, значительная часть которых выступает против народной власти.
   Руководство политическими, хозяйственными и военными органами осуществляется провинциальным комитетом НДПА, во главе с секретарем Альборсом. Исполнительным органом народной власти является аппарат губернатора, которым является Хашим Пайкор.
   В городе расквартирован полк правительственных войск, оперативный батальон царандоя и многочисленные подразделения трудовой армии. При партийном комитете, органах народной власти, госбезопасности и внутренних дел, как в центре, так и на местах созданы группы защиты революции из числа рабочих и дехкан, испытавших зверства повстанцев на себе и своих близких.
   В провинциальном центре работает советнический аппарат из числа партийных и советских работников, военнослужащих СА, КГБ и МВД, которые оказывают практическую помощь в деле становления партийных и народных органов в провинции Фарьяб, при формировании частей и подразделений народной армии, органов ХАД*13 и МВД.
   К моменту прибытия ММГ пограничных войск к месту дислокации, аэродром частично прикрывали подразделения Ограниченного контингента советских войск в Афганистане (ОКСВА) - батальон воздушно-десантных войск и рота аэродромной охраны. По распоряжению руководства, пограничникам предстояло охранять часть позиций, ранее занятых десантниками, заново оборудовать их и приступить к обороне восточной, ранее слабо охраняемой части аэродрома. Мало надеясь на своих соседей, начальник ММГ принял самостоятельное решение - оборудовать круговую оборону.
   Первая же рекогносцировка и трассировка позиций показала, что вместе со слабой, в инженерном отношении, обороной армейцы оставили нам и массу "сюрпризов". Кто-то из офицеров чуть было не зацепился ногой за проволочную растяжку, закрепленную на дне глубокого арыка. Видя это, старший лейтенант Коля Русаков - командир инженерно-саперного взвода, направил рекогносцировочную группу в укрытие, а сам приступил к разминированию. Каково же было удивление офицеров, когда вместо хорошо знакомой нам итальянской мины, которую "духи" обычно использовали против нас, он показал обыкновенную "лимонку", гранату "Ф-1". Оказывается, рота, что стояла здесь до нас, забыла разминировать свои позиции. Такие "подарки" от своих предшественников нам пришлось находить еще немало и под Меймене, и в других местах. Эта первая, "лимонка", научила нас осторожности.
   Впервые за несколько суток, наконец-то, тыловики накормили нас горячим обедом. Правда, капитан Сережа Зубцов не порадовал офицеров какими-то особыми деликатесами, но вместо тушенки и уже успевшей надоесть каши, повар подал на стол ароматные щи, макароны по-флотски и кисель. За столами офицерской столовой, расположенной в довольно-таки просторной палатке, не утихали восторженные воспоминания о пройденном пути, звучали соленые анекдоты и искренний смех.
   После обеда нас навестили советники. "Ниву", на которой они к нам приехали, обступили свободные от работы и службы бойцы, рассматривая машину словно невидаль. И в самом деле, никто из нас не ожидал увидеть в эдакой глуши нашу легковушку. Заляпанная со всех сторон, с непонятными знаками арабской вязи вместо номера, машина была для нас родной.
   С советниками приехал среднего роста афганский офицер, старший лейтенант связи из батальона царандоя.
   - Сахиб, - просто представился он. - Хочу с вами дружить, - с небольшим акцентом, по-русски предложил он.
   Мы познакомились. За время наших совместных с афганцами операций Сахиб старался быть ближе к нам. И всегда, где бы он ни был, какое бы задание не выполнял, мы были уверены в нем как в себе. Этот довольно редкий среди афганцев авторитет он заработал не в одном бою, выполняя самые сложные поручения, постоянно рискуя жизнью. Кто он, этот фанатично преданный революции афганский офицер? Почему он, несмотря на косые взгляды своих сослуживцев, выбирал любую свободную минутку, чтобы побывать у нас, поговорить о наших общих заботах, немного помечтать? Он упорно изучал русский язык, спрашивая у нас значение каждого непонятного слова. Научился писать печатными буквами. У меня до сих пор хранится его открытка. Хоть и немного там написано, но от всей души. Такие открытки он нам дарил ко всем большим праздниками.
   Судьба не баловала этого человека. Родился он в глухом селении, вдали от городов и цивилизации, в семье дехканина. С малых лет познал, что такое голод. Чтобы отцу легче было прокормить семью, ушел батраком к баю. Работал у него подпаском за хлеб и ночлег. Когда неурожайный год поставил под удар всю семью, он пошел на заработки за границу, в Пакистан. Там познал, что такое быть батраком без подданства, испытал немало горя и унижений, но там же он узнал, что такое настоящая дружба, изведал горечь расставания с другом. В общем, из Пакистана Сахиб приехал уже другим человеком. Деньги, что он там заработал, помогли расплатиться с долгами, и семья зажила лучше. Но он уже не мог помогать отцу, как прежде, его тянуло в город, к людям, к знаниям. Отец не стал удерживать старшего сына на привязи, тем более, что подрос младший брат.
   Сахиб переехал в Кабул. Работал на хлопкоперерабатывающей фабрике. Там он стал профессиональным рабочим и встретил революцию всей душой. Ведь она открывала для братьев и сестер Сахиба более радостное будущее. Когда правительство начало формирование народной милиции, пошел туда добровольцем. Участвовал в нескольких операциях по ликвидации боевых групп оппозиции. В награду за преданность делу революции секретарь районного комитета НДПА рекомендовал его на командирскую должность. Потом его послали учиться к нам в Союз. Учился Сахиб в Ташкенте. Увидел, как мы живем, чем дышим. После учебы в Союзе Сахиба отпустили на несколько дней домой, в отпуск. Приехал он в родной кишлак в форме и до сих пор кается в этом. После его отъезда к месту службы душманы, под предводительством сыночка кишлачного старейшины, у которого Сахиб когда-то был батраком, загнали всю его семью в дом, подперли дверь колом, обложили соломой и подожгли. В живых никого не осталось. В первые дни, после того, как ему сообщили о страшной смерти отца, матери, братьев и сестер, он преднамеренно под пули лез, был ранен. После госпиталя пришел совсем другим человеком. Стал спокойным, уравновешенным, в меру осторожным. Иногда с отрядом в десяток бойцов обращал в бегство банды раз в пять-десять больше. Часто ходил в разведку один, несколько раз приводил пленных.
   Одно время за ним даже охотилась террористическая группа моджахедов, которые предложили за голову Сахиба не одну сотню тысяч афганей.
   Однажды до нас дошли слухи, что Сахиб погиб. Горькая весть не оставила равнодушным никого из нас. Наутро он пришел к нам в гости. Оказалось, что и в самом деле погиб офицер Сахиб, только другой.
   Хочется верить, что он жив и сегодня.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА V

  
  
   Из дневника Александра Николаевича Куликова, в 1981-83 г.г. подполковника, старшего советника царандоя провинции Фарьяб.

Эпиграф к главе:

Пускай и за границей я,

Но всей душей с тобой.

   Советская милиция -
   Наш дом родной!
   Осенью 1981 года, приказом министра внутренних дел СССР, группа советников была направлена в Афганистан. После непродолжительной остановки в Кабуле, наш путь лежал дальше, в приграничную провинцию Фарьяб, центром которой был город Меймене.
   Я прибыл в Меймене на гражданском самолете. Так получилось, что в аэропорту меня никто не встретил. Попытка связаться с царандоем ни к чему не привела. Пришлось добираться до центра самостоятельно. Вышел на дорогу, ведущую в город, остановил машину, и знаками показал водителю, что мне нужно в царандой. Тогда мало кто из афганцев знал, что это такое, народная милиция только-только начинала формироваться. И потому водитель, махнув в сердцах рукой, направил свой дребезжащий грузовик в сторону скопища бесконечных дувалов и малоэтажных домов.
   Когда машина проезжала по городу, я увидел несколько вооруженных автоматами афганцев с повязками на руках, явно это были малиши (бойцы из группы защиты революции). Остановив грузовик, я подошел к патрулю и представился: "мушавер" (советник). Сказал, что прибыл из Кабула к начальнику царандоя. Афганцы меня поняли и быстро доставили по назначению. Только в управлении царандоя выяснилось, что телеграмма прибыла своевременно, но шифровальщик вовремя не сообщил о ней начальству. Чтя законы гостеприимства меня, с подобающим торжеством, встретили на следующий день. После представления руководству провинции - губернатору Пайкору и секретарю парткома Альборсу, началась нелегкая и кропотливая служба старшего советника.
   Под началом у меня было 12 сотрудников почти по всем направлениям деятельности МВД, от оперативной работы до организации противопожарной безопасности. Так получилось, что перед тем, как ехать в Афганистан, каждому из нас выдали список обязательных вещей, которые мы должны были с собой захватить. В этом списке значились: костюм повседневный, костюм выходной, несколько сорочек, галстуков, кастрюля-скороварка, утюг, молоток, плоскогубцы и еще с десяток необходимых вещей. Так, что когда мы выложили все из своих чемоданов в наличии оказалось, кроме одежды, тринадцать молотков, тринадцать плоскогубцев, кастрюль, и, наконец, тринадцать утюгов, и это в то время, когда в городе вообще не было электричества, а обеды себе мы готовили на костре, в огромном казане. Так, что большая часть предметов цивилизации нам так и не пригодилась. Да и переодеваться нам приходилось нечасто. Как с первых дней пребывания в Меймене переоделись в форму царандоя, так, почти никогда, ее и не снимали.
   Основной нашей задачей, в первые несколько месяцев пребывания в Маймене, было создание в провинции народной милиции - царандоя, то есть формирование не только провинциального (областного) управления внутренних дел, но и создание структур и органов подобных районным отделам и поселковым отделениям милиции. Из всего руководящего состава, на этот момент, был только начальник - полковник Катра, накануне прибывший из Кабула.
   Управление начали формировать с уголовного розыска, следственного подразделения и дежурной части. Параллельно шло формирование городских и районных органов.
   Согласно советско-афганского договора все обеспечение царандоя шло из Советского Союза. Начиная от оружия и боеприпасов и кончая питанием, техникой, снаряжением и обмундированием. Десятки самолетов бесперебойно доставляли этот важный груз из СССР в Афганистан. Так, что вновь создаваемые структуры народной милиции были в основном обеспечены всем необходимым, за исключением, может быть, боевых машин. Для созданных в провинции оперативных батальонов, которые большую часть времени и сил тратили на поиск и уничтожение бандформирований, бронетранспортры были просто необходимы.
   Всего было сформировано три оперативных батальона царандой.
   Первый батальон использовался для охраны тюрем и заключенных.
   Второй батальон, для оперативно-тактических целей, его подразделения участвовали в борьбе с уголовными бандами.
   Третий батальон, для сопровождения грузов и транспортных колонн, а также для обеспечения деятельности подразделений ОКСВА и советских пограничников.
   Для выполнения особо ответственных заданий в самых экстремальных условиях, на базе второго оперативного батальона царандой была создана рота "командос". Отбор туда осуществлялся самым тщательным образом. Критериев отбора было несколько. Во - первых туда отбирали афганцев, которые по разным причинам ненавидели бандитов. У кого-то боевики уничтожили семью, расстреляли родственников, кто-то успел побывать у них в плену и бежал. Во-вторых - физически развитых, выносливых и грамотных ребят, которые уже имели навыки ведения боя.
   Это подразделение полностью вооружили автоматами, и, кроме того, обеспечили станковыми и ручными пулеметами, а также гранатометами. На 120 человек было 25 пулеметов. В роте был взвод саперов и взвод гранатометчиков. По тем временам это была сила!
   Использовалась рота в основном для реализации точечных, хорошо проверенных оперативных данных. После того, как поступали данные о месте расположении той или иной бандгруппы. В этот район на вертолетах десантировалась рота "командос", блокировала его и в дальнейшем, в зависимости от обстоятельств, пленила или уничтожала бандитов на месте. За полтора года ротой было проведено 59 таких операций, в результате которых ликвидировано более 50 различных бандформирований. Кроме этого периодически, по инициативе командира роты "командос" выставляли на тропах контрабандистов и наркокурьеров ночные засады. Только на моей памяти таких засад было более тридцати. И каждый раз на засаду наткнувшись на засаду несли потери не только контрабандисты и разбойники, но и моджахеды. Опыт боевого использования "командос" в провинции Фарьяб позже распространился по всей системе МВД Афганистана.
   Царандой, как структура афганского МВД была выстроена по советской модели. Все было воссоздано вплоть до дежурной части, с ее, десятками лет отработанными, приемами анализа и распространения информации, установившимися средствами связи и оповещения, подробной документацией всего процесса.
   В течение первого полугодия, до прибытия в провинцию Фарьяб частей и подразделений ОКСВА, советники царандоя могли свободно, без охраны передвигаться почти по всей территории области. Боевики не трогали их, потому, что несколько наиболее авторитетных полевых командиров, контролировавших большую часть провинции, издали совместную директиву: "...под страхом смерти не причинять вреда "мушаверам", так, как они готовят так необходимых в Афганистане, специалистов (унтер офицеров и офицеров) внутренних дел, которые делают и будут впредь делать нужное для всех афганцев дело - уничтожать разбойников с большой дороги и грабителей"... Необходимо отметить, что в Афганистане существовали незаконные вооруженные формирования двух типов, одни воевали против новой власти и подразделениями ОКСВА идейно, другие, прикрываясь этой идеей, грабили кишлаки, купеческие караваны, дуканы, то есть, были обычными уголовниками. Таких бандгрупп в провинции насчитывалось более 170 и были они немногочисленными, в пределах от пяти до пятнадцати человек.
   Для подготовки специалистов внутренних дел, нашей страной делалось очень многое. Большая часть афганских сержантов и офицеров царандоя проходила подготовку и переподготовку на базе советских средних и высших школ милиции. Только в течение первого года пребывания советников в Маймене, по их рекомендации, в Советском Союзе получили подготовку и повысили квалификацию около 400 сержантов и офицеров царандоя. Люди учились не только языку и специальности, но и впитывали все самое прогрессивное, что существовало в Советском Союзе. В большинстве своем из таких людей вырастали идейные борцы, которые несли в народ идеологию СССР, страны, которая дала им очень многое. К таким людям, например, я бы отнес лейтенанта Басира, командира специального подразделения оперативного батальона царандоя, который в плотном кольце врагов, в самый критический момент, когда бандиты во всеуслышание призывали афганцев выдать им советников, крикнул в лицо врагам "... Мы внуки Ленина! Мы не сдаемся!". Раненный, стоя на коленях, он непрерывно строчил по врагу из пулемета. Воодушевленные поступком командира, бойцы пошли в контратаку, чем повергли в панику превосходящие силы боевиков, и по сути дела, обеспечили успешное выполнение боевой задачи.
   Советники, обучая афганцев навыкам, так необходимым в работе сотрудников царандоя, никогда не забывали о соблюдении их обычаев и верований, всячески заботились о повышении их образовательного и культурного уровня. В частности, по их настоянию, в оперативных батальонах местным муллам было позволено проводить молитвы, что положительно влияло на укрепление морального духа солдат и офицеров - как истинных защитников народного достояния, данного Аллахом.
   В первое время, после формирования оперативных батальонов царандоя, солдаты, как это было испокон веков, спали прямо на глиняном полу казармы, подстелив под себя шинели и рваные халаты. Советники научили афганских милиционеров пользоваться кроватью, матрасом, простыней. В расположении батальонов появились столовые, где солдаты и офицеры научились пользоваться тарелками, кружками, ложками. А ведь еще недавно они, также, как и их предки, обедая, обходились пятерней. Постоянными стали в органах и подразделениях народной милиции и уроки грамотности. Необходимо отметить, что в 1982 году, из разрозненных отрядов "малишей" и групп защиты революции, нам удалось сформировать вполне боеспособные органы и подразделения царандоя общей численностью более 5000 человек. Так вот, из них только 326 человек были грамотными. Усилиями советников и руководства провинции был осуществлена массовая ликвидация безграмотности, в результате чего в 1983 году уже половина личного состава могли читать и писать. Все это, конечно же, не могло не сказаться на том уважении и авторитете, которое заслужили советники царандоя среди афганцев. Но еще больше возрос их авторитет и значение, когда только, что сформированные органы и подразделения народной милиции начали наводить в провинции правопорядок.
   До прибытия подразделений ОКСВА и пограничников, по ночам в Меймене и окрестностях частенько хозяйничали уголовные банды. Нападали на прохожих, грабили дуканы. Чтобы как-то остановить нашествие грабителей, вокруг города были установлены 29 глиняных ДЗОТа. На ночь там размещалось несколько милиционеров с пулеметами. Наткнувшись несколько раз на засады, бандиты поумерили свой пыл и количество грабежей в городе резко уменьшилось.
   Для борьбы с постоянными обстрелами, мы, используя имеющиеся в царандое минометы, создали "кочующую" батарею. Насыпали в ГАЗ-66 песок и устанавливали там по миномету. Когда бандиты начинали обстрел, эта батарея выезжала на место и давала огневой отпор.
   При активном участии советников царандоем за два года было возбуждено и доведено до суда более 500 уголовных дел. А каждое дело - это бандит или даже бандгруппа. Силами царандоя, в ходе оперативных разработок и операций было изъято более 700 стволов огнестрельного оружия, сотни цинков с патронами, сотни гранат. Весь этот арсенал приходовался и в дальнейшем использовался народной милицией для вооружения отрядов самообороны в дальних кишлаках и для непосредственного ведения боевых действий. Необходимо отметить, что на момент прибытия советнического аппарата в Меймене, всего лишь около одной трети провинции Фарьяб контролировалось народной властью, в 1983 году свободной от засилия боевиков было уже две трети провинции. Конечно же этому предшествовала большая и опасная работа. Мне неоднократно приходилось встречаться с полевыми командирами моджахедов, руководителями исламских комитетов, которые считали себя политическими борцами за независимость Афганистана. В шести улусвали (районах) мы подписали договор о том, что их вооруженные формирования будут вместе с нами бороться против уголовных банд, которых к тому времени расплодилось в провинции больше чем достаточно. Причина этому одна, после того, как власть шаха Дауда была свергнута, в тюрьмы перестали поступать средства на питание заключенных, большинство из которых были уголовниками. Выйдя из мест заключения, зэки сгруппировались в банды, и стали путем грабежа и разбоя добывать себе пропитание. Особый размах все это приняло в период безвластия. Только из тюрьмы Меймене бежало более 700 уголовников, которые, собравшись в десятки банд, контролировали территорию провинции вплоть до Герата. Они, как правило, брали одну десятую часть урожая со всех дехкан, десятую часть товара с купцов. Даже занимались шантажом. Например, перекрывали в верховьях речку Мейменинку и требовали от города денег за воду. Царандой совместно с пограничниками проводили несколько довольно успешных операций по уничтожению бандитов, овладевших плотиной, тем самым бесплатно возвращая воду дехканам.
   Вся та огромная работа, которая была проделана в провинции Фарьяб советническим аппаратом и пограничниками за время пребывания там ОКСВА, конечно же, не была проделана даром. Кроме десятков тысяч подготовленных в Советском Союзе военных и гражданских специалистов, на местах, особенно в северных провинциях Афганистана была заложена новая правоохранительная система, которая уже многие годы не дает сбоев. Ведь ни для кого не секрет, что впоследствии именно в провинции Фарьяб и других северных областях талибы получили самый решительный отпор. А организовали этот отпор офицеры и младшие командиры царандоя. Северные провинции в числе первых очистились от скверны талибана и теперь с полным основанием диктуют свою волю Кабулу. Здесь, как и прежде сильны пророссийские настроения, люди искренне верят, что их северный сосед им всегда поможет...
   С тех боевых будней в дневнике старшего советника царандоя, подполковника Александра Куликова сохранилось небольшое стихотворение:
   Колонна ревела сталью,
   И сквозь расползающийся дым,
   Упрямо губы шептали,
   - Надо остаться живым!
   Эти слова не значат,
   Что за чужой спиной
   Наши русские парни,
   Шли за афганцев в бой!...
   Эти, написанные между боями строки, говорят сами за себя!
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА VI

  
  
   Из дневника Феликса Абдуловича Ганиева, в 1981-83 г.г. подполковника, советника провинциального отдела ХАД
   В 1981 году, обстановка в провинции Фарьяб характеризовалась дальнейшей активизацией деятельности вооруженных формирований боевиков. Нападения из-за угла, грабежи местного населения, минирование дорог, все эти диверсии, порождали в Меймене и окрестностях страх, неверие в возможность властей что-то изменить в лучшую сторону. Только с прибытием в провинцию батальона десантников, под командованием майора Керимбаева и пограничников, под командованием подполковника Николая Николаевича Нестерова и майора Александра Калинина, диверсионная активность моджахедов начала стихать. Перед местным руководством, аппаратом советников и военными стала задача скоординировать свою деятельность, и в дальнейшем, для большей эффективности проводить операции по блокированию и уничтожению боевиков, действовать совместными силами. Но все это не так-то просто было осуществить.
   20 января 1982 года. Провинциальный отдел ХАД. В кабинете начальника ХАД Абдула Кави - я и руководитель подразделения по борьбе с бандитизмом Худжаин.
   - За последнее время резко активизировалась деятельность неприятельской агентуры, - с ходу начал Абдул Кави, - уже в нынешнем году мы потеряли троих своих лучших агентов. Каковы же причины этих провалов? Я вижу две. Или в нашей среде появился предатель, или наши люди пострадали из-за недостаточного опыта оперативной работы. Третьего не дано...
   - Среди наших сотрудников предателей быть не может, - уверенно сказал Худжаин. Они же все на виду. И, кроме того, потери понесли разные подразделения, никак не связанные друг с другом. Больше того, среди пропавших, как вы знаете, и мой агент, которого я вербовал самолично. Он в течение года поставлял достоверную, неоднократно проверенную информацию из самых, что ни на есть нашпигованных душманскими отрядами мест. Я считаю, что мой агент, человек опытный, и раскрыть его могли только случайно...
   - Не верю я в случайности, - хоть режь меня на куски, не верю! - прервал подчиненного начальник ХАД. - Ведь проверка фактов прошлогодних провалов, еще раз показала нам, что большую часть своих людей мы теряем из-за слабой подготовки и неопытности в оперативной работе. А противник этим пользуется. С чем, по-вашему, связана активизация деятельности душманских разведчиков, в последнее время?
   - Прежде всего, с появлением в провинции резидента партии "Исламское движение Афганистана" Абдусалома, которому удалось за пол года несколько скоординировать деятельность нескольких крупных формирований моджахедов. За этот небольшой промежуток времени он смог сделать то, чего мы не можем осуществить вот уже почти год - координации работы всех силовых и правоохранительных структур в провинции. И вот результат! - озабоченный создавшейся обстановкой, включился в разговор я.
   - Вы же знаете, уважаемый Феликс Абдуллович, что мы уже неоднократно обращались в Кабул с просьбой о помощи в решении этого, давно наболевшего, вопроса...
   - И что?
   - Обещали прислать кого-нибудь из ЦК НДПА. Надо подождать.
   - Нет ничего хуже, чем ждать, да догонять, - сказал я. Но, поняв, что до собеседников мои слова не дошли, добавил:
   - Это поговорка у нас такая есть, - и начал на примерах объяснять ее суть.
   Еще минуту назад, застывшие, несколько недовольные критикой, лица афганцев потеплели, в глазах появился дружеский, добрый огонек. Видя, что напряжение несколько снято, я продолжал гнуть свою линию.
   - А, что если, не дожидаясь указки сверху, мы соберемся, и обсудим вопросы координации нашей деятельности уже в ближайшее время?
   - Хорошо бы, конечно, но мне кажется ни начальник царандоя, ни командир полка на это без команды сверху не согласятся, - с сомнением в голосе сказал Абдул Кави.
   - Без разрешения начальства, также как и без благословения Аллаха, важные дела начинать нельзя, - поддержал начальника ХАД Худжаин.
   - Значит будем ждать пока моджахеды объединятся? - упорствовал я, - ведь только своими силами мы не сможем этому помешать. Ни для кого не секрет, что даже Мавлави Кара, поддался на уговоры Абдусалома, и готов стать под его руку. Что уж говорить о более мелких формированиях моджахедов. Не пройдет и полгода, как вся наша многолетняя работа по разобщению полевых командиров пойдет собаке под хвост.
   Выслушав мою продолжительную тираду до конца, афганцы согласно закивали головами.
   - Вы правы Феликс Абдуллович! В ваших словах не только правота, но боль за наше общее дело, - подытожил сказанное начальник ХАД. - Поэтому мы должны приложить все усилия, для того, чтобы договориться между собой, не ожидая команды сверху ...
   - Хотя бы сделать какую-то попытку в этом направлении, - согласился я.
   - Я сегодня же переговорю об этом с руководством провинции, - сказал Абдул Кави.
   С нашими советниками, а также с командованием пограничников и военных предложил переговорить я.
   - Спасибо, Феликс Абдуллович! Я знал, что мы всегда можем найти общий язык, даже в самой сложной ситуации, - сказал начальник ХАД. - А теперь перейдем к текущим вопросам, - сразу же, без всякой паузы продолжил он:
   - Я бы хотел обсудить с вами подготовленную оперативным отделом сводку, перед тем, как отправлять ее в Кабул.
   "За последнее время в провинции Фарьяб резко активизировали свои действия боевики "Исламского движение Афганистана". Отрабатывая деньги своих заграничных покровителей, полевые командиры участили нападения на военные колонны Афганской народной армии и подразделений Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ) в ДРА. По заявлению Киркинского погранкомиссара, на участке пограничного отряда, продолжались обстрелы пограничных нарядов, попытки проникновения вооруженных банд и контрабандистов не территорию Советского Союза.
   В целях ослабления и дальнейшего предотвращения боевых действий со стороны боевиков "Исламского движения Афганистана" необходимо усилить подразделение царандоя и ХАД, дислоцирующие в Меймене и Андхое, за счет армейских формирований и групп защиты революции. Необходимо активизировать оперативно-розыскную деятельность по выявлению баз и ярых сторонников "Исламского движения Афганистана" (ИДА) и во взаимодействии с частями и подразделениями ОКСВ в ДРА, дислоцирующихся на территории провинции Фарьяб, подавить и уничтожить вражеские шайки и формирования бандитов"...
   Я предложил добавить в сводку пункт о необходимости скорейшей координации деятельности афганских силовых и правоохранительных органов с подразделениями ОКСВ и пограничников, дислоцирующихся в провинции...
   Абдул Кави согласился, добавив при этом:
   - Пока руководство будет знакомиться с этой сводкой, и принимать необходимые меры, мы, дай бог, сами обо всем договоримся. И если случится, что ни будь непредвиденное, всегда сможем этой нашей сводкой прикрыться, - глаза начальника ХАД хитро блеснули.
   Солнце, медленно забравшись на вершину небосклона, явно с разведывательными целями, забросило в сумрачный и промозглый кабинет Абдула Кави свой яркий, игривый луч. Сначала он не торопясь прошелся по не зашторенной карте, изучая оперативную обстановку, нанесенную накануне совещания начопером, потом, соскочив на пол, задержался у всегда готового к походу, чемоданчика хозяина кабинета. Отразившись хромированного замка чемоданчика, он чуть было не ослепил задумавшегося о чем-то Худжаина. Тот встрепенулся, схватил со стола лежащую на краю тетрадь и быстро ею прикрылся. Но луч, быстро перебравшись за стол, уже штудировал срочную телеграмму, которую только, что помощник положил перед начальником ХАД.
   Не обращая никакого внимания на заигрывание солнечного зайчика, Абдул Кави озабоченно вчитывался в текст. Лицо его, только, что спокойное и умиротворенное, вдруг резко преобразилось, потемнело, резко обозначились скулы и тонкий нос. Закончив читать он тяжело встал и ни на кого не глядя, глухо произнес:
   - Аналитики из Кабула, утверждают, что в аппаратах губернатора и секретаря провинциального комитета НДПА, завелись предатели. Есть подозрение, что работают они на Мавлави Кара. Во всяком случае, информация о деятельности губернатора Пайкора и секретаря Альборса, а также об операциях, планируемых нами совместно с силовиками, периодически поступает в Пакистан через людей Мавлави. Одного из них наши пограничники задержали накануне. И что самое интересное, в записке, которую хотел тайно переправить за границу один из верных нукеров Мавлави, содержался наш, согласованный со всеми заинтересованными структурами, план очередной операции по блокированию и уничтожению боевиков в районе Кайсара.
   - Но об этом же, кроме нас, провинциального руководства, командира полка и начальника царандоя никто больше знать не мог, - многозначительно покачал головой Худжаин.
   - Это лишний раз доказывает то, что мы еще недостаточно хорошо работаем, - сделал я нелицеприятный для присутствующих вывод.
   - И вновь вы, уважаемый Феликс Абдуллович, правы, - неожиданно быстро согласился Абдул Кави. - Деятельность контрразведывательного аппарата необходимо подтянуть! - добавил он твердо. - Вот только где людей для этой, достаточно тонкой и в то же время, неброской, кропотливой работы, взять? Все хотят с оружием в руках отстаивать завоевание революции. И никому не охота с риском для жизни, в полной безвестности копаться в грязи, по крупицам выуживая необходимую информацию...
   - А что будем делать с намеченной операцией? - спросил я. - Конечно, ее можно отменить, но я бы не стал торопиться.
   - А вас есть другое предложение? - заинтересованно спросил Абдул Кави.
   - Да! Я предлагаю операцию не отменять, а лишь немножко изменить ее по времени. Подкорректировать в соответствии с тем, что собираются предпринять против нас душманы. Для этого необходимо задействовать наших агентов, работающих в стане Мавлави Кара...
   - Лучше одного, - неожиданно предложил Худжаин. - Я поставлю эту нелегкую задачу своему человеку. Он простой дехканин, но его младший брат в свите самого Мавлави. Я старался раньше времени не использовать возможности этого агента, держал на самый ответственный случай. Видно сегодня такой случай наступил.
   - Я согласен, - удовлетворенно произнес Абдул Кави, - Заодно пусть, по возможности, разузнает об агентах Мавлави, орудующих в Меймене. Давно пора с ними покончить!
   Прошла напряженная, богатая на события неделя. Первые, совместно с афганскими подразделениями операции провели армейцы и пограничники. Конечно, результаты рейдов могли быть и получше, но, произошла утечка информации, и боевиков в блокированном кишлаке не оказалось.
   После разбора полетов, по инициативе советников и руководителей отдельных подразделений и оперативных групп, было проведено координационное совещание всех правоохранительных и силовых структур дислоцированных в городе Меймене и его окрестностях. Договорились организовать постоянное войсковое и оперативное взаимодействие, как при проведении операций, так и в повседневной жизни. Это было особенно важно в связи с тем, что боевики нападали не только на военные колонны, но и на места компактного проживания советников, одна часть которых жила в одноэтажном здании, прозванном для хохмы "Отелем - пять звездочек", другая - в так называемом "Банке". Хоть и охранялись эти "гостиницы" советскими бойцами и подразделением царандоя, а на подоконниках лежали мешки с песком, все эти сооружения не годились для продолжительной обороны. Для того, чтобы обеспечить безопасность советников от внезапных нападений душманов, был разработан план взаимодействия и связи. В зависимости от места нападения, по условному сигналу, на помощь советникам выезжало подразделение пограничников, или армейцев.
   Добытая к этому времени информация из стана Мавлави Кара, обнадеживала. На совещании, которое проводил лично Абдусалом, и на котором, кроме Мавлави, присутствовало с десяток полевых командиров, ставших под знамя "Исламского движения Афганистана". По сути дела, все эти люди, ранее воевавшие против новой власти поодиночке, впервые собрались вместе. Они полностью поддержали предложение Мавлави совместными силами зажать колонну афганских и советских войск в районе так называемой "Долины смерти", и там, не дав им выскользнуть в сторону Кайсара, полностью уничтожить.
   О "Долине смерти" мне уже приходилось слышать от Худжаина, которому, было поручено разобраться в разыгравшейся там несколько лет назад трагедии. В этой ограниченной горами подковообразной долине группа повстанцев огнем в упор разогнала целый полк правительственных войск. А дело было так. После свержения Амина, когда к власти пришел Бабрак Кармаль, в партком провинциального центра пришло известие о том, что жители горного кишлака Кайсар отказываются подчиняться новой власти, не платят налогов и не посылают новобранцев для службы в армии. Все попытки подчинить смутьянов мирным путем ни к чему не привели. Партийцев, направленных на переговоры селяне по шариатскому обычаю забили до смерти камнями, как вероотступников. Тогда было решено направить в Кайсар на усмирение регулярную часть. Командир полка, получив приказ, передоверил его решение своим заместителям, между которыми никогда согласия не было. Те, не предприняв даже самых элементарных мер предосторожности, повели батальоны в горы.
   Заранее узнав об этом, боевики хорошенько приготовились к встрече незваных гостей. Когда полк полностью втянулся в узкую, подковообразную долину, из пулеметов, автоматов и винтовок был открыт кинжальный огонь. Предварительно из гранатометов были подбиты передняя и замыкающая машины. Движение застопорилось. Сарбозы выпрыгивали из машин и в беспорядке, бросая снаряжение и оружие, метались между сопок, натыкаясь на плотный огонь. Сотни солдат были убиты и ранены в этой неравной схватке. В бою была уничтожена почти вся техника. Так, по беспечности своих командиров полк был наполовину уничтожен, оставшиеся в живых разбежались.
   Помня об этом, мы долго обдумывали с Абдул Кави, план предстоящей операции. Операция состояла из двух частей. О ее первой части знали все командиры афганских подразделений, задействованные в рейде на Кайсар. В этой части все оставалось так, как было запланировано. О второй части операции знал только ограниченный круг лиц, которым мы доверяли полностью. Согласно этому плану, ночью, накануне предстоящей операции, которая должна была начаться ранним утром, подразделение афганской армии, усиленное отрядом "защиты революции" и ХАДовцами, должно было к полуночи добраться до "Долины смерти" и закрепиться на господствующей над долиной сопке. По прибытию к месту предстоящей засады душманов (по плану Мавлави они должны были подойти туда с рассветом), во взаимодействии с вертолетами и десантом, которые в готовности должны были ожидать сигнал Худжаина, афганцы должны были блокировать и уничтожить совместные силы боевиков, раз и навсегда заказав им объединяться. В случае упорного сопротивления моджахедов, разгром должны были завершить силы, которые шли колонной в Кайсар.
   Казалось бы, все в этой операции было учтено, но, несмотря на это, меня точил червь сомнения. Полностью ли достоверны сведения, представленные агентом Худжаина? Прибудут ли своевременно и скрытно на место афганцы? Не произойдет ли утечки информации? Ведь тогда на карту будут поставлены сотни человеческих жизней. Я сказал об этом Абдулу Кави. Тот, на минутку задумавшись, уверенно сказал:
   - Я уверен в своих людях. Они готовы ради победы революции на смерть и меня никогда не подведут. Ну а если что-то пойдет не по плану, то, ничего уже не поделаешь. Решение принято. Теперь все в руках Аллаха. Ты не беспокойся о воинах, афганские женщины нарожают еще больше солдат...
   Это были последние слова, которые я услышал от начальника провинциального отдела ХАД Абдула Кави. Попрощавшись с ним, я ушел, чтобы подготовиться к предстоящей операции. Далеко за полночь меня разбудил посыльный, офицер ХАДа, который глухим, дрожащим голосом, сказал:
   - Рафик Абдул Кави убит!
   Через несколько минут я уже был на месте разыгравшейся ночью трагедии. УАЗик начальника ХАД был буквально изрешечен пулями. Абдул Кави и его верный водитель даже не успели вытащить для защиты оружие.
   Подошел Худжаин, отвел меня в сторону.
   - Пропал командир комендантского взвода, - растерянно сказал офицер.
   - А он знал о второй части плана операции?
   - Слава богу, нет! Что будем дальше делать? Может быть отменим операцию?
   - Нет! Пусть все остается в силе.
   - Мы ответим на это бандитское нападение - полным уничтожением банды! - уверенно сказал Худжаин и, отдав последние распоряжения своему заместителю, пошел проверять готовность колонны к выходу.
   Много позже операции, задуманной начальником провинциального отдела ХАД и с блеском осуществленной его товарищами, я узнал, что Абдула Кави предал и расстрелял из-за угла офицер, который руководил охраной здания провинциального отдела ХАД. Оказалось, что он был младшим братом одного из подручных полевого командира, перед которым Абдусалом поставил задачу обезглавить провинциальную службу безопасности. Несмотря на то, что предатель, безоговорочно выполнивший волю старшего брата, подвергался всесторонней проверке, о его контактах с душманами никто не догадывался. За исключением, может быть самого Абдула Кави, который на доведение решения предстоящей операции пригласил к себе в кабинет всех руководителей подразделений ХАД, за исключением коменданта. Вполне возможно, что это подозрение и стоило ему жизни.
   Как это не удивительно, но здесь, в обоих случаях сработал, так называемый феномен старшего брата, согласно которому младшие братья в семье, по адату должны беспрекословно повиноваться старшему. Конечно, если иметь в виду ведение хозяйства, то тут заповеди афганского домостроя полностью выполняют свою главную миссию, дать крестьянской семье выжить в самых неблагоприятных условиях. Ведь старший сын, наследуя землю, не позволяет ее дробить между остальными братьями и тем самым препятствует полному обнищанию семьи. Как тут не вспомнишь классиков о том, что война - это продолжение экономики иными средствами. Правда, особенно на гражданской войне, все межсемейные и межклановые проблемы обостряются до предела, за которым, только горе и смерть.
   Потом еще было много больших и маленьких операций, где проливалась кровь не только афганцев, но и советских солдат и офицеров, но эта, нежданная трагедия запомнилась мне на всю жизнь...

Г Л А В А VII

  
   28 января 1982 года. Провинция Фарьяб. Пригород Меймене. Прошло две недели, с тех пор, как мы прибыли в Афганистан. За это время произошло много изменений. Полностью закончены оборонительные сооружения - окопы полного профиля и капониры для боевых машин. Для большей безопасности по периметру оборонительных сооружений возведен проволочный забор и расставлены мины.
   Мы приступили к новому этапу инженерных работ - строительству землянок. В отличие от палаточного городка, который простреливался с гор, землянки могли защитить нас не только от оружейного огня, но и от артиллерийских налетов боевиков. Кроме того, землянки должны были стать для нас и надежным укрытием от летней жары. Работа шла медленно, мешали дожди. Суглинистая земля превращалась в болото, в котором мы утопили не одну пару сапог. В дождь, все в ММГ, кроме охраны лагеря, занимались обслуживанием техники и оружия, боевой и политической подготовкой.
   Сегодня день занятий, и замполит батальона майор Константин Жуков распорядился провести политзанятие на тему "Об интернациональном долге советских воинов в деле защиты завоеваний апрельской революции". Тематические разработки по этой и другим темам нам выдали еще в Союзе, там же мы получили готовые стенды для палаточной Ленинской комнаты. На следующий день после прибытия на "точку" мы развернули палатки, где проводили все массовые мероприятия - занятия, беседы, политинформации. Представляя значение этих первых на афганской земле политзанятий, я тщательно к ним подготовился. Еще и еще раз проштудировал материалы XXVI съезда партии, документы и по Афганистану и, конечно, начал занятие со слов:
   - Ввод ограниченного контингента советских войск в Афганистан - политическая и военная необходимость, обусловленная статьей 51-й Устава ООН и статей 4-й Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве между ДРА и СССР от 5 декабря 1978 года...
  
   Ввод в конце 1979 года Советским Союзом, на основе принципов интернациональной солидарности и существующих международно-правовых соглашений и норм по просьбе афганского правительства, причем с такой просьбой оно обращалось неоднократно, на территорию ДРА ограниченного контингента советских войск, имеет своей целью помочь афганскому народу защитить завоевания апрельской революции от внешней агрессии против ДРА, а также укрепить мир и безопасность в южно-азиатском регионе и во всем мире.
   Действия СССР по оказанию военной помощи ДРА основаны:
   а) на статье 51-й Устава ООН.
   Афганистан как член ООН имеет право на получение военной помощи для отражения агрессии и Советский Союз в качестве члена ООН имеет право оказать такую помощь.
   б) на статье 4-й Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве между СССР и ДРА от 5 декабря 1978 года, где четко сказано, что обе стороны "будут консультироваться и с согласия обеих сторон предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих сторон.
   Отказав в военной помощи правительству ДРА, которое просило о ней, Советский Союз нарушил бы принятые на себя обязательства, а это он никогда не допускал.
   в) на преамбуле Договора 1921 года, в которой прямо сказано, что он заключается в целях "ограждения действительной независимости Афганистана". Этот договор (1921 г) сохраняет свою силу и сегодня.
   СОВЕТСКИЙ ВОИН - помочь отразить агрессию, обеспечить безопасность наших южных границ - такова боевая задача, с которой Правительство направило тебя на территорию Демократической Республики Афганистан. Чтобы как можно лучше выполнить свой патриотический и интернациональный долг, ты должен не только постоянно совершенствовать свою боевую выучку и мастерство, но и хорошо знать страну, в которой ты находишься, уважать ее народ, его традиции и обычаи. Ты должен знать афганскую историю, культуру, экономику и политику.
   Будь же достоин великой исторической миссии, которую возложила на тебя наша Родина - Союз Советских Социалистических Республик. Помни, что по тому, как ты будешь вести себя в этой стране, афганский народ будет судить о всей советской армии, о нашей великой Советской Родине...
   (из памятки советскому воину-патриоту, интернационалисту)
  
   Солдаты слушали меня внимательно, веря каждому слову. Воспитанные патриотами и интернационалистами, они, да и я вместе с ними, просто не могли как-то по-своему переосмыслить все те причины, которые побудили Советское правительство решиться на эту, самую длительную в современной истории, военную авантюру. Мы все были тогда под гипнозом статей Устава ООН и различного рода Договоров, подслащенных самыми многообразными комментариями центральной прессы, с яростью отвергали те немногочисленные в "период застоя" голоса, которые были против ввода войск в Афганистан.
   После занятий я решил ответить на возникшие у бойцов вопросы. Ребята интересовались только одним - когда пойдем на операцию? Им не терпелось самовыразиться в первом бою. Их мальчишеский задор словно болезнь заразил и офицеров. В лагере только и разговоров было, скоро ли займемся настоящим делом...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А VIII

   Из дневника Пристегина Геннадия Ивановича, в 1981-83 г г. подполковника, советника провинциального отдела ХАД.
   Прибыв в конце 1981 года в Меймене, и ознакомившись с обстановкой, я был немало озадачен тем, что на деятельность провинциального отдела ХАД, царандоя и расквартированного в провинциальном центре афганского пехотного полка, сильно влияет фракционная борьба в НДПА. Разногласия, существующие в провинциальном парткоме НДПА и в партийных организациях на местах, конечно же, не могли не тормозить все те демократические преобразования, которые начали происходить в Афганистане после Апрельской (Саурской) революции.
   Да и как могло быть по другому, если некоторые высокопоставленные партийцы, сторонники группы "Парчам", продолжали всеми правдами и неправдами беззастенчиво рваться к власти в провинции. Они уже поделили портфели. Этим деятелям, конечно - же, некогда было заниматься партийной работой, нацеливать партийцев на решение главных задач, поставленных революцией.
   В результате непрекращающейся фракционной борьбы в НДПА, произошло расслоение в среде офицерского состава царандоя. Большая часть милиционеров, поддерживала "Хальк", меньшая - "Парчам". Все это, конечно же, не способствовало улучшению деятельности царандоя в борьбе с незаконными вооруженными формированиями.
   Неудивительно, что основной причиной разногласий среди членов НДПА была, конечно же, борьба за власть. Остальные, менее веские причины влияли на работу парткома лишь косвенно, но, тем не менее, позволяли завуалировать главное. Воочию было видно, что в парткоме недостаточно были представлены национальности, которые составляли большинство населения провинции. Так из 510 тысяч человек, которые населяли провинцию Фарьяб, узбеки составляли 48%, таджики - 22,6%, пуштуны - 13,2%, туркмены - 13%, арабы - 3%. В парткоме же основную часть составляли пуштуны и таджики. Кроме того, в партийных организациях неравномерно были представлены социальные слои и группы. Подавляющее большинство членов НДПА составляли крестьяне и сельхозрабочие, а интеллигенция и мелкая буржуазия лишь меньшинство.
   В связи с этим, много внимания я старался уделять подбору кадров. От сотрудников ХАД требовалось главное - преданность делу революции и высокая ответственность за порученный участок работы, независимо от симпатий к той или иной фракции НДПА. Нам удалось добиться главного, хадовцы, независимо от своих партийных взглядов, все, как один, сплоченно и мужественно выполняли свой служебный долг.
   Для того, чтобы стабилизировать обстановку в провинции, кроме проведения войсковых мероприятий и оперативной работы среди боевиков, мы частенько практиковали непосредственные встречи с полевыми командирами. Напомню, что в этот период в провинции насчитывалось более 120 незаконных вооруженных формирований, или в просторечии - вооруженных банд. Направляемые и финансируемые из-за границы самыми различными партиями, например, такими, как "Исламская партия Афганистана" (ИПА), "Исламское общество Афганистана" (ИОА), "Движение исламской революции Афганистана" (ДИРА), боевики, зачастую, только, чтобы оправдать вложенные в них деньги, организовывали нападения на транспортные колонны, которые везли из Союза все самое необходимое для жизнедеятельности провинциального центра. Вдоль дороги, ведущей от советско-афганской границы, через Андхой в Меймене, как напоминание о непрекращающейся бойне, навечно замерли десятки обгорелых бензовозов и иссеченных пулеметными очередями грузовых КАМАЗов. И за каждой из этих подбитых боевиками машин - человеческие жизни.
   Так вот, для того, чтобы колонны и впредь могли беспрепятственно проходить, так называемую, "зеленку", необходимо было периодически встречаться с полевыми командирами, старейшинами и местными авторитетами и лично договариваться с ними о пропуске транспортных колонн. Что-то в этом непростом деле удавалось, что-то нет. Но главное было в том, что мы учились доверять друг другу. Именно на доверии строились мои дальнейшие взаимоотношения с большинством полевых командиров, с которыми мне приходилось иметь дело.
   За два года, в результате успешного проведения ряда локальных операций по уничтожению баз моджахедов подразделениями десантников и пограничников, а также благодаря совместной, плодотворной деятельности советнического аппарата, нам удалось стабилизировать обстановку в провинции Фарьяб. С 52 полевыми командирами была достигнута договоренность о полном прекращении вооруженного сопротивления. Большинство из этих вооруженных формирований стали, потом, защищать свои селения от нападения душманов, помогать становлению народной власти на местах.
   Наиболее характерным примером такого тесного взаимодействия сотрудников ХАД, царандоя, пограничников и советнического аппарата провинции можно назвать установление народной власти в Даулатабаде, группе наиболее богатых кишлаков улусвали Андхой. Именно на этом направлении, на протяжении нескольких последних весенних месяцев 1982 года, участились вооруженные нападения на правительственные войска и подразделения ОКСВА, не прекращались засады и минирование дорог. После предварительной, довольно продолжительной и обстоятельной оперативной работы сотрудников ХАД, царандоя, армейских и пограничных разведчиков с вождями, старейшинами, родовыми авторитетами и полевыми командирами, было принято совместное решение о встрече руководства провинции Фарьяб с представителями Даулатабада.
   Два дня и две ночи шли переговоры в которых принимал участие секретарь ЦК НДПА, губернатор Пайкор, другие руководители провинции, а также местные племенные вожди, родовые авторитеты и полевые командиры. Было принято решение: не препятствовать прохождению, как транспортных, так и боевых колонн правительственных войск и подразделений ОКСВА, проходящих транзитом. Представители Даулатабада согласились с руководством провинции о необходимости создания органов народной власти и вооруженных формирований, необходимых для охраны кишлаков от душманов. Все эти договоренности необходимо было утвердить на сходе селян.
   Накануне этого собрания в Даулатобад прибыла колонна с гуманитарным грузом. Жителям раздавали самые необходимые в быту вещи, продукты питания, а также тетради, учебники, карандаши и ручки.
   Многотысячный сход утвердил достигнутые договоренности и превратился вскоре в стихийный митинг.
   Я впервые был в президиуме такого многочисленного собрания, и, видя множество дружественных улыбок простых афганцев, искренне думал, о том, что все, что мы здесь делаем - во благо народа. Что после таких митингов у нас не может быть здесь врагов. Но это было заблуждением. Когда я спустился вниз, чтобы поближе пообщаться с народом, то заметил, что за мной, словно тень ходит рослый детина с автоматом на изготовку. Куда бы я не шел, он неотступно следовал за мной. Перед тем, как уезжать в Меймене я, спросил у одного из хадовцев, кто это? Тот, взглянув в сторону, где стоял детина, ни сколько не удивившись, сказал, что это телохранитель одного из влиятельных полевых командиров, который наказал своему нукеру охранять советника, как зеницу ока.
   - А что, кто-то мог на меня сегодня, в такой торжественный для всех день, покушаться?
   - А как же, - не задумываясь, ответил офицер, - после сегодняшнего митинга у нас появилось еще больше недоброжелателей, которые готовы на все!
   Вспоминая годы, проведенные в Афганистане, хочу отметить, что здесь у меня появилось очень много новых друзей. Особенно среди афганцев. Наверное поэтому, когда в 1988 году, в провинции Фарьяб активизировали свою деятельность антиправительственные силы, меня вновь направили в Меймене. Опираясь на помощь афганских друзей, совместно с ХАДом, царандоем, подразделениями ОКСВА и пограничников нам удалось стабилизировать обстановку, которая продержалась здесь почти до самого вывода наших войск из Афганистана.
   То, что меня и многих наших советников афганцы помнили и доверяли, для меня самая дорогая награда. Значит, многое из того, что мы успели здесь сделать пошло на благо афганскому народу. Значит, не зря мы были здесь!
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА IX

   21 февраля 1982 года. Узбекская ССР. Город Ташкент.
   Меня и еще четырех офицеров ММГ вызвал к себе в землянку майор Калинин и тоном, не терпящим возражение, приказал:
   - Завтра едете в отпуск. Утром будут вертолеты, так, что собирайтесь.
   А что здесь собираться? Нехитрая "афганская" форма была на нас, парадные мундиры здесь просто не были предусмотрены.
   Ташкентский аэропорт встретил меня многоязычной разноголосицей и длинными очередями у касс. До Алма-Аты, где тогда жила моя семья, рукой подать, а билетов нет, и в ближайшую неделю они не предвиделись. Так, во всяком случае, мне заявили в справочной.
   На удивление весь аэропортовский персонал почему-то составляли одни мужчины. Я замечал на себе их внимательные, оценивающие взгляды. Без труда определив по моей форме и раннему загару откуда я прибыл, один из них прямо предложил:
   - Слушай старлей! Гони двадцать чеков и я тебе сделаю билет в любую точку Союза.
   Узнав, что чеков у меня нет, делец с сожалением зацокал языком. В конце концов, мы остановились на "красной брони", то бишь, пяти дополнительных червонцах.
   Пока шла эта наша торговля, в зале послышался шум, крики. Выхватив из рук дельца заветный билет на ближайший самолет, я решил посмотреть, что же там происходит. Когда протиснулся сквозь многочисленную толпу, то увидел картину, которая потрясла меня больше, чем, наверное, первый мой бой.
   Несколько седовласых ветеранов с полным набором серебра и золота на груди держали за плечи молоденького лейтенанта десантника. Самый видный из них, по стати не ниже генерала, тянул свою дрожащую руку к алеющему на кителе офицера ордену Боевого Красного Знамени. Лейтенант тщетно пытался вырваться из цепких рук раскрасневшихся старичков, видя это, толпа подзадоривала "генерала" к более активным действиям. Только когда десантник, поняв, что из плотного окружения ему никак не ему не выбраться, отчаянно прокричал:
   - Я свой орден кровью заслужил и никому не позволю за него хвататься! - я, наконец-то, понял, в чем дело.
   - Молокосос! Ты лучше честно скажи, где этот орден взял, - рычал "генерал", А может быть ты его украл? Только не рассказывай нам сказки, что в Афганистане заслужил. Я знаю, вы все там на солнце загораете, афганок щупаете, да апельсины жрете. А мы за свои награды в окопах гнили, да кровь проливали!
   Эти слова, признаться, меня взбесили и, нисколько не задумываясь о возможных последствиях, я кинулся на "генерала". Тот от неожиданности сразу же выпустил орден, который уже успел обхватить своими толстыми потными пальцами. В это время подоспела милиция, и нас развели в разные стороны. Я так и не успел сказать возмущенным ветеранам о том, как мы там афганок щупаем, да загораем. А хотелось, ох как хотелось! Хотя они бы меня все равно не поняли, ведь все центральные газеты из номера в номер печатали самые горячие репортажи, обычно заканчивающиеся фразами типа: "афганские части освободили...", "подразделения Афганской народной милиции захватили и уничтожили..." и т.д. и т.п. Только вот о нас ни одной строчки, словно советские солдаты там не воевали и не погибали.
   В переходе аэропорта неожиданно встретил своего однокурсника по пограничному училищу старшего лейтенанта Александра Кравцова. Шесть лет не виделись, так что было о чем вспомнить и рассказать. Оказалось, что Кравцов возвращался из одного небольшого уральского городка, куда ему было поручено доставить "груз-300" - цинковый гроб с останками солдата - пограничника, погибшего в Афганистане.
   - Чуть не убили меня там! - грустно улыбаясь, признался мне он.
   А случилось вот что. Когда гроб экскортируемый почетным караулом, который для этой цели выделил военкомат, подвозили к дому погибшего, из дверей выскочили уже кем-то предупрежденные родители. Отец сразу же бросился к гробу, начал стучать по железу кулаками, кричать что-то нечленораздельное. Потребовал вскрыть домовину. Ему не разрешили. Тогда он кинулся к дому и вскоре выбежал оттуда с топором в руках, кинулся на солдат, стоящих в почетном карауле и едва не зарубил Кравцова, который попытался остановить несчастного отца. Только вмешательство стоящего наготове милицейского наряда не позволило разыграться новой трагедии.
   - Это был первый гроб, который ты сопровождал?
   - Да нет, не первый. Я думаю и не последний. Привык.
   Объявили посадку на Алма-Атинский рейс и я, обнявшись на прощание с Александром, поспешил к месту регистрации. Ему вскоре предстоял полет в часть, а оттуда вертолетами в афган. "Пусть минет тебя душманская пуля!" - пожелал я, глядя Сашке вслед.
   Отпуск пролетел незаметно. Первые несколько дней после прилета не мог спокойно спать, одолевали афганские кошмарные сны. Даже всуе чувствовал себя напряженно, словно каждую минуту ожидал, что мирные пейзажи Алма-Аты, малышка - дочь, истосковавшаяся жена, все это улетучится как чудный сон, оставив после себя горькое разочарование и голые афганские сопки, с зияющими дырами пещер, из которых в тебя постоянно целится враг.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А X

  
   24 апреля 1982 года. Провинция Фарьяб. Районный центр Кайсар.
   Кайсар один из самых отдаленных районов провинции Фарьяб. На глазах у любопытствующей афганской публики строим колонну. Через час с небольшим двинемся домой, в свой лагерь. Несколько дней проведенных в Кайсаре, позволили мне понять некоторые особенности жизненного уклада афганских горцев. Впрочем все по порядку.
   20 апреля возвратившись из отпуска на базу, я никого, кроме заставы охранения, там не застал. Оказалось, что основные силы ММГ задействованы в кайсарской операции. Узнав, что через несколько часов туда, с боеприпасами и продуктами, уходят вертолеты, я напросился с ними. В Кайсар прибыли только к обеду. Прежде чем зайти на посадку, вертолетчики сделали круг над кишлаком. Когда пролетали над неглубокой балкой, прорезающей селение почти на две части, штурман показал на чернеющие останки сбитого вертолета и со злостью сказал:
   - Недавно сбили. Сволочи! Вы их там как следует прижмите, чтобы неповадно было с нами воевать.
   - Постараемся, - еще не совсем понимая о чем идет речь, обещал я.
   Завершив круг, вертолеты словно хищные коршуны начали пикировать на стоящую в центре кишлака мечеть. Не долетая нескольких сот метров до нее, выровнялись и плавно сели на площади. Разгрузились быстро, и вскоре, облегченно взвыв двигателями, они резво ушли в поднебесье. Набрав безопасную высоту, винтокрылые машины скрылись за горизонтом.
   Подразделения, участвующие в операции расположились на территории полуразрушенной больницы, построенной, судя по новейшему оборудованию, уже при народной власти. Высокий каменный дувал прекрасно защищал людей и боевую технику от ночных обстрелов душманов.
   Больницу наполовину разрушили наши вертолеты во время недавней бомбежки близлежащей базы боевиков. Подоспевшие вслед за этим налетом силы двух ММГ разогнали оставшихся боевиков по горам и теперь помогали, вернее сказать обеспечивали безопасность работающих в кишлаке работников провинциального комитета НДПА. Афганцы, прибывшие с пограничниками из Меймене, создавали в Кайсаре органы народного управления. Их деятельность постоянно натыкалась на сопротивление горцев. Никто из авторитетов не хотел становиться во главе кишлачного совета, прекрасно понимая, что как только войска уйдут, власть в улусволи 14* вновь будет в руках богатея, скрывающегося с остатками своих людей в горах. И тогда им не поздоровается. В конце - концов, сошлись на том, что руководство останется прежнее, в лице кишлачного старейшины.
   Когда партийцы начали призывать крестьян к дележу земли , те наученные горьким опытом прежних разделов, на пустующие пашни больше не зарились. Они боялись мести богатеев.
   Представителей провинциальной власти в кишлаке откровенно ненавидели. Все это переносилось и на нас. Мне частенько приходилось слышать, как с кафедры мечети, возвышающейся в нескольких десятках метров от дувала больницы, частенько раздавались грозные слова: "О пророк! Побуждай верующих к сражению. Если будет среди вас двадцать терпеливых то они победят две сотни."- эти слова из восьмой суры карана, переводил мне молоденький хадовец - сотрудник провинциального отдела госбезопасности.
   После таких проповедей, естественно, у истинного мусульманина, а каждый афганец этим званием дорожит больше жизни, руки сами тянутся к оружию, вот почему, несмотря на все наши усилия, обстрелы позиций не прекращались.
   После намаза афганцы были особенно возбуждены и, проходя мимо занятой нами больницы, обжигали всех ненавидящими взглядами. Такое поведение кайсарцев вызывало во мне все большее и большее любопытство, и хотя всем в приказном порядке было запрещено даже смотреть в сторону молящихся, интерес перевесил все запреты. В углу дувала, напротив входа в мечеть, возвышалось сооружение, чем-то напоминающее сторожевую вышку, со всех сторон обложенную мешками с песком. Туда-то я незаметно и забрался. Навел мощный двенадцатикратный бинокль во внутрь мечети и замер в ожидании.
   После призыва муэдзина к молитве, селяне начали спешно заполнять священное место. Оставив обувь у входа, они направлялись поближе к кафедре и, расстелив коврики, по знаку муллы начали молитву.
   Стоя, подняв руки до уровня плеч, хором повторяют:
   - Аллах акбар!
   Вложив левую руку в правую, шепотом произносят молитву, после этого склоняются так, чтобы ладони коснулись колен. Выпрямляются и поднимают вверх руки, произнося заклинание, опускаются на коврик, сначала став на колени, затем приложив к полу ладони, и, наконец склоняются так, что касаются носом коврика. Поднимаются, не вставая с колен, затем простираются вновь. Так продолжается несколько раз. Во время молитвы мулла, читая нужные суры карана, экзальтирует молящихся до того, что в конце намаза многие не могут сразу встать на ноги. Очнувшись, вскакивают и, глядя в нашу сторону горящими от ненависти глазами, торопливо расходятся по домам.
  
   Демократическая Республика Афганистан - страна мусульманская. Господствующая религия - ислам суннитского толка, 80 процентов населения - мусульмане-сунниты, 18 процентов - шииты, остальные два процента - последователи других верований.
   В Афганистане насчитывается 15 тысяч мечетей, в том числе в Кабуле их около 650. Имеется 250 тысяч мулл и других служителей культа.
   Количество святых мест - мазаров святых, более 8 тысяч. Наиболее известные мазары и мечети: гробница "Мазар святого Али" в Мазари-Шарифе, мечеть в городе Кандагаре "Место хранения одежды пророка Мухаммеда", мечеть Сахи в Кабуле и т.п.
   НДПА, соблюдая уважение к религии, мусульманским обычаям и традициям, делает все для восстановления мечетей и других святых мест, пострадавших от рук мятежников. За последние четыре года на эти цели правительство ДРА выделило 1250 миллионов афганей, на них построено 114 новых мечетей и восстановлено более тысячи. За двухлетний период государство субсидировало 822 миллиона афганей в виде помощи верующим, совершающим паломничество в Мекку.
   Из памятки советскому воину-патриоту, интернационалисту.
  
   Ночью опять была стрельба. С гор, из-за дувалов, отовсюду. И невозможно определить, кто же это по нам стреляет. Может быть боевики, а может быть фанатики-мусульмане из Кайсара, для которых мы самые настоящие кафиры - неверные. Для большинства афганцев мы есть и будем всегда врагами, независимо от того православные мы или мусульмане. Ведь недаром слуги аллаха кличут кафирами и партийцев, истинных служителей Саурской (Апрельской) революции.
   Проведя ряд совместных с ХАДовцами операций, которые немного стабилизировали обстановку в этом "медвежьем" уголке, мы начали собираться в обратную дорогу.
   Когда покидали Кайсар, в душе каждого из нас было больше радости, чем грусти по этому богом забытому месту.
   Путь нам предстоял длинный, и потому колонна вышла чуть свет, как только подоспели вертолеты сопровождения.
   Еще собираясь в дорогу я услышал от хадовцев холодящие кровь рассказы о какой-то "долине смерти", через которую предстояло нам вскоре пройти. Там небольшая группа повстанцев, огнем в упор уничтожила и рассеяла целый полк правительственных войск. От своего давнего знакомого Сахиба я узнал некоторые подробности. Оказывается после свержения Амина, когда к власти пришел Бабрак Кармаль 15*, в партком провинциального центра пришло известие о том, что жители горного кишлака Кайсар отказываются подчиняться новой власти, не платят налогов и не посылают новобранцев для службы в армии. Все попытки подчинить смутьянов мирным путем ни к чему не привели. Партийцев, направленных на переговоры селяне по шариатскому обычаю забили до смерти камнями, как вероотступников. Тогда было решено направить в Кайсар на усмирение регулярную часть. Командир полка, получив приказ, передоверил его решение своим заместителям, между которыми никогда согласия не было. Те, не предприняв даже самых элементарных мер предосторожности, повели батальоны в горы.
   Заранее узнав об этом, повстанцы заранее приготовились к встрече незваных гостей. Когда полк полностью втянулся в узкую, подковообразную долину, был открыт кинжальный огонь из пулеметов, автоматов и винтовок. Предварительно из гранатометов были подбиты передняя и замыкающая машины. Движение застопорилось. Сарбозы выпрыгивали из машин и в беспорядке, бросая снаряжение и оружие, метались между сопок, натыкаясь на плотный огонь. Сотни солдат были убиты и ранены в этой неравной схватке. В бою была уничтожена почти вся техника. Так, по беспечности своих командиров полк был наполовину уничтожен, оставшиеся в живых разбежались. И я сомневаюсь, что кто-то из них, когда - либо еще, возьмется за оружие.
   "Долина смерти" открылась внезапно, как только бронетранспортер поднялся на перевал. Оттуда дорога шла круто вниз, огибая подножие высокой сопки, дальше она поднималась на следующий перевал. Не надо быть крупным стратегом, чтобы, взглянув на эту долину сверху, с перевала, понять - здесь идеальное место для засады.
   Спустившись вниз мы сразу же увидели опрокинутые короба прошитых снарядами и кумулятивными гранатами бронетранспортеров.
   - Один, два, три, четыре, - считал я изуродованные, прокопченные боевые машины.
   - Товарищ старший лейтенант, - обратился ко мне наводчик, ефрейтор Ермаков, - вон еще три подбитых БТРа.
   Колонна остановилась. Командир решил сделать здесь небольшой привал.
   Подошел к одному из ближайших бронетранспортеров. В броне зияли две пробоины большого диаметра и множество пробоин помельче. Понятно, что душманы имели на вооружении не только крупнокалиберные пулеметы, но и легкие полевые пушки.
   На возвышенностях, опоясывающих долину, видны еще не тронутые временем, прекрасно оборудованные позиции для пулеметчиков и гранатометчиков. Что и говорить, видно неплохие советники были у повстанцев.
   Долина стала для многих из нас незабываемым уроком беспечности одних и профессионализма других афганцев. Ведь и тогда еще многие из нас не лестно отзывались о боевых способностях боевиков, и потому беспечности хватало и в наших рядах.
   Уже мысленно попрощавшись с "долиной смерти", на выезде из этой природной западни я увидел целое кладбище остовов транспортных машин и легковушек. Зрелище, я вам скажу, не из приятных. От мысли, что под остовами машин покоятся и множество человеческих останков, по коже побежали омерзительно-холодные мурашки. И только вид барражирующих над нами вертолетов прикрытия согревает душу. "Прощай "долина смерти" - сегодня мы тебе явно не по зубам. Ну и слава Богу!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XI

  
   11 июня 1982 года. Провинция Фарьяб. Долина Ширинтагаб.
   Огонь "духов" резанул по колонне внезапно. Сначала по левому борту боевой машины, словно градом шибануло, и только потом донеслась пальба.
   Я инстинктивно нагнул голову, хоть и за броней, а страшно. В следующее мгновение навел командирский перископический прибор в сторону неприятельского огня.
   Частые вспышки выстрелов были видны в районе белокаменного мазара, расположенного на самой высокой точке хребта. Отдав команду наводчику вести огонь из всех пулеметов по залегшему противнику, я внимательно наблюдал за садами и виноградниками, простирающимися вдоль дороги.
   К тому времени мы уже на себе испытали военную хитрость боевиков. Организуя засаду в горах, они основные силы кидали именно в поселки, чтобы оттуда, маскируясь за деревьями, используя траншеи виноградников, подбираться вплотную к боевым машинам и с близкого расстояния наносить по колонне удары из гранатометов. Прекрасной защитой для афганских охотников были дувалы, на многие километры тянущиеся вдоль трассы. Используя каждую промоину, арык или пролом моджахеды с криками "Алла" кидались чуть ли не под самую машину и если десант вовремя не отстреливал такого "камикадзе" 16*, были ощутимые потери.
   Трудно сказать, что двигало этими самоубийцами, ведь они наверняка знали, что погибнут. Может быть религиозный фанатизм, который постоянно поддерживали у повстанцев муллы, а может быть алчность, поощряемая исламскими комитетами. Ведь довольно большие деньги платили душманам их хозяева из-за границы.
   Бой нарастал. Запылали несколько армейских транспортных машин из колонны, которую мы встречали, и, которую потом нам предстояло сопровождать до Меймене. Видя это, боевики усилили огонь. Было слышно, как где-то в глубине сада, заработали несколько крупнокалиберных пулеметов, и тут же смолкли. "Слава Богу, - истово перекрестившись, подумал я, - вертушки видно накрыли, а то они из наших боевых машин быстро решето бы сделали". Но бой не прекратился и после массированного налета боевых вертолетов. Моджахеды словно озверели. Огонь велся ими, как будто со всех сторон. Казалось, на их стороне было все. И густые сады, и сплошные виноградники и глинобитные хижины с их высокими дувалами, и узкими дворами. Даже солнце сияло ярче обычного, словно желая на радость душманам ослепить нас и испепелить своим неимоверным жаром.
   Оторвавшись ненадолго от командирского оптического прибора наблюдения, я мельком взглянул внутрь машины. У бойниц, в башне, на полу БТРа каждый из бойцов занимался своим делом. В движениях ребят не чувствовалось страха и суеты. Перемазанные пылью смешанной с потом, закопченные лица выражали сосредоточенность и злость.
   А обстановка вокруг с течением времени не улучшалась, а напротив еще больше усложнялась тем, что мы до сих пор не знали точно где находились основные силы боевиков.
   В который раз выручили вертолеты. В наушниках послышался далекий треск и вскоре незнакомый глуховатый голос произнес:
   - "Земля", "Земля", я "Протон"! Слева от дороги в саду напротив мазара вижу скопление противника. Боеприпасы на исходе. Обозначаю район сосредоточения "духов" и ухожу на базу. "Земля", как поняли? Прием!
   Потянуло гарью. Недалеко от БТРа, чуть впереди пылал армейский грузовик, мешая движению, проходящей на большой скорости, колонне. Внезапно из неиссякаемого шлейфа пыли появилась боевая машина десанта (БМД), и резко затормозив, осела у подбитой машины, прикрыв ее собой. Из люка черной молнией выскочил боец и, пригнувшись, побежал к уже охваченной огнем кабине, открыл дверцу и, схватив обмякшее тело водителя, прежним путем вернулся обратно. Люк захлопнулся. Боевая машина резко крутанулась на месте и, выпустив облако черной гари, протаранила мешавший движению грузовик. Тот, перевернувшись, медленно осел в глубокий кювет. Сделав свое дело, десантники пристроились в середину колонны, и вскоре исчезли из виду. Продолжалась вся эта скоротечная операция не больше двух-трех минут.
   В это время стало слышно, как зашли на боевой курс вертолеты, и все внимание я сосредоточил на них. Прогрохотал залп и, оставляя за собой белый след десятки громыхающих стрел, прошили безоблачное небо. В глубине сада и на сопке появились черные всполохи разрывов. Меж деревьев суетливо забегали люди с оружием в руках. Было видно, как один из них, по всей видимости главарь, окруженный редкой свитой телохранителей, пытался угрозами и оружием заставить своих людей выполнять поставленную задачу, продолжать начатый бой. Но не все повиновались ему. Несколько афганцев побросав автоматы и винтовки, драпали без оглядки прочь. Курбаши навскидку полоснул по ослушникам из автомата. Оставшиеся в живых повернули обратно, но было уже поздно. Мы ударили по ним из всех орудий и пулеметов.
   В общей какофонии пулеметно-артиллерийской перестрелки я уловил стук коротких очередей из автомата, раздавшихся рядом. Опережая вопрос, прозвучал короткий доклад:
   - Товарищ старший лейтенант, обнаружил и уничтожил гранатометчика! Хотел из-за дувала пальнуть, гад.
   Доложив, сержант Чигерев отстегнул от автомата опустевший магазин и присоединил полный.
   - Товарищ майор, - проинформировал я старшего головной походной заставы майора Снегиря, - "духи" пытаются обстреливать нас из гранатометов, с короткой дистанции.
   Мимо нас проходили уже последние машины боевого охранения десантной колонны, когда одна из вражеских гранат достигла цели. Сначала неведомой силой, с проходившей мимо зенитной установки "шилка", слизнуло наводчика, потом раздался глухой и мощный взрыв и на дорогу, броню нашей машины посыпались окровавленные ошметки тел и одежды.
   Зенитка не сбавляя скорости, скрылась в пыли, оставив после себя лишь гарь выхлопных газов, да стоящую перед глазами страшную картину - обезглавленное туловище наводчика, торчащее из люка.
   Армейская колонна ушла, оставив нас один на один с душманами.
   Тщательно осматривая тянущийся вдоль дороги дувал, я приметил в нем небольшую промоину, которая расширялась к дороге, превращаясь в неглубокий овражек. Каким-то неведомым, внутренним чутьем ощутил исходящую оттуда опасность. Только хотел скомандовать водителю, чтобы тот отвел машину немного назад, как БТР сам, дернувшись, дал задний ход. И вовремя. Из овражка полыхнуло пламя, и прямо под передними колесами разорвалась граната.
   - На месте не стоять, барражировать! - запоздало распорядился майор Снегирь.
   Заговорил крупнокалиберный пулемет. Пули, подняв пыль у промоины, сделали свое дело. В воздух взлетела чалма, и на дорогу рухнул обезглавленный труп афганца. Рядом валялась искореженная труба гранатомета.
   По опыту зная, что гранатометчика обычно прикрывает несколько боевиков, дал команду подъехать к промоине и закидать оставшееся за дувалом охранение гранатами. Грохнуло несколько взрывов, и в воздух вновь взлетела окровавленная чалма.
   - Теперь уже точно все на небо вознеслись, - сказал кто-то из солдат, но никто шутки той не рассмеялся. Не до шуток было. Выжить бы в этом огненном аду.
   Замершее над головой солнце пекло невыносимо. Броня накалилась так, что, казалось, попади на нее вода - зашипит.
   Наводчик, ефрейтор Ермаков, среднего роста крепыш, казалось сросся с окуляром прицела, то и дело нажимая на кнопки автоспусков. Пот крупными грязными каплями стекал по его обнаженной спине.
   Когда духота стала невыносимой, водитель, ефрейтор Останин включил нагнетатели. Глухо заработали вентиляторы, прогоняя сухой, знойный воздух от кормы к носу машины. Стало легче дышать, собравшаяся на коже влага испарялась, приятно охлаждая тело.
   А БТР в это время всячески маневрировал, не давая моджахедам вести прицельный огонь из гранатометов. Если от пуль и осколков броня защищала нас полностью, то прямого попадания кумулятивной гранаты было достаточно, чтобы уничтожить весь экипаж. Поэтому все внимание мы сосредоточили на дороге и ее окрестностях. Теперь все зависело от сноровки водителя, глазомера наводчика пулеметов и внимания десанта. А в чреве машины шла напряженная работа. Одни из бойцов вели огонь по появляющимся меж дувалов "боевикам", другие лихо вскрыв цинки ловко и споро набивали патронами пулеметные ленты и магазины автоматов, третьи подавали снаряженные ленты и магазины по назначению.
   Прошло не более десяти-пятнадцати минут, а казалось, что бой длится уже не один час, до того все эти минуты были насыщены многообразием увиденного и прочувствованного.
   Внезапно захлебнулся пулемет. В машине стало тревожно - тихо.
   - Что случилось? - повернулся я к наводчику.
   - Задержка! - виновато доложил ефрейтор и, не дожидаясь моей негативной реакции, начал копаться в башне.
   В это время начальник штаба приказал приготовиться к прорыву. Нашему небольшому отряду предстояло на максимально возможной скорости выйти ко второй Киркинской ММГ, сопровождавшей колонну десантников от границы, и под ее прикрытием развернуться, чтобы потом так же быстро возвратиться к основным силам. Для этого заключительного маневра так не хватало главного калибра.
   Небольшую передышку перед этим броском предоставили нам возвратившиеся с базы вертолеты. Летчики занялись обработкой сопок и близлежащих садов ракетами, внося в ряды душманов панику. Огонь с сопок несколько ослаб.
   Понимая, что отсрочка эта недолгая мы с надеждой смотрели на копошащегося в чреве пулемета Ермакова.
   Бронзовое от загара тело ефрейтора лоснилось от пота, но он не обращая ни на что внимания, обжигаясь о перегревшиеся части пулемета, сбивая в кровь руки, продолжал свое дело.
   Прошли считанные минуты, и вскоре главный калибр заговорил, как не в чем не бывало, извещая боевиков, что он еще не раз попортит им шкуры.
   Душманы, не выдержав ракетного налета, начали, где поодиночке, а где группами пробираться в горы. С сопок огонь почти прекратился, в то время как гранатометчики свой натиск усилили. Некоторые из "охотников" выбегали чуть ли не к самой машине и только быстрая реакция бойцов не позволяла им вести прицельную стрельбу.
   Вскоре прозвучала команда " Вперед" и боевые машины, набирая скорость помчались к заветному прикрытию. Дорога была основательно разбита прошедшей колонной и потому, чтобы на скорости вести бортовой огонь, автоматчикам приходилось всячески изощряться. В общем, несколько километров ухабистой дороги пройденных с боем, закончились для нас без неожиданностей. Под прикрытием соседей мы быстро развернулись и, не останавливаясь, ринулись обратно, под стены крепости Ширинтагаб. Боевики, заметив наш маневр, усилили обстрел колонны, но бойцы были начеку.
   Одну гранату мы чуть было не получили в корму. Она разорвалась в пыльном шлейфе.
   Уже были видны передовые машины наших основных сил, когда вдруг резко сбавил ход бронетранспортер старшего лейтенанта Сергея Царевского.
   В наушниках прозвучал его встревоженный голос:
   - Дым в машине!
   - Доедешь? - спросил я.
   - Не смогу. Работает только один двигатель, да и то с перебоями.
   - Будем толкать!
   Механик-водитель сбавил скорость, подъехал впритык к вышедшей из строя машине. Поднатужившись, бронетранспортер начал понемногу толкать своего занедужившего собрата. Вскоре под прикрытием основных сил и вертолетов мы притащились к стенам глинобитной крепости, чуть было не угодив напоследок в огромную воронку, зиявшую посреди дороги.
   - И здесь был бой, - подумал я тогда, осматривая еще дымящуюся рану на земле. Но, узнав истинную правду, ужаснулся. Оказывается, когда начался бой, командование запросило дополнительную поддержку с воздуха. Вертушки прибыли явно издалека, и не разобравшись в обстановке, чуть было не разбомбили нас. На месте воронки, за несколько минут до разрыва бомбы стояла БМП технического замыкания, под началом зампотеха, капитана Рукосуева. Что-то начальнику ММГ майору Калинину не понравилось в излишне растянувшейся колонне и он приказал сократить дистанцию. И вовремя. Вот и не верь после этого в предначертание судьбы.
   Не успели улечься страсти вокруг неожиданного "бомбового удара" со стороны армейских вертолетов поддержки, как поступило сообщение о том, что подбита боевая машина пехоты соседей. Одна из тех машин, что прикрывала наш маневр. Только к вечеру мы узнали, что погибли два человека. Офицер и сержант.
   Офицер - старший лейтенант Аркадий Волков, мой боевой друг и однокурсник по Алма-Атинскому пограничному училищу.
   Никогда не сотрется из моей памяти образ худенького, чернявого парня с глубоким задумчивым взглядом добрых голубых глаз. Накануне боя мы вместе с ним сидели за нехитрым полевым столом, пили за встречу, вспоминали курсантские годы, общих друзей и знакомых. Удивляло то спокойствие, с каким Аркадий рассказывал о боях и походах, в которых уже не один десяток раз побывала их ММГ. А ведь еще и года не прошло, после того как он приехал из ФРГ, где служил в охране советского торгового представительства. Помню, что в тот вечер нашей последней встречи он не улыбался, был сосредоточен и не в меру задумчив. Ему было о чем грустить, ведь он только-только начал обустраиваться на новом месте, получил хоть и не хоромы, но достаточно уютную квартирку. Лена, его жена навела там уют. Жить бы им да жить, но уже был отдан приказ, посылавший его, как и многие сотни тысяч других в Афганистан. И вот Аркашки не стало. Кто теперь даст жене горячо любимого мужа, а сыну Сашке - отца?
   Приблизила ли его смерть победу Апрельской революции? Нет и еще раз нет! Потому, что и вчера и сегодня и через месяц и через год, на том месте, где погиб Аркадий Волков, душманы продолжают обстреливать наши колонны, уничтожают наших солдат и нашу технику. Почему? Да потому, что это их земля и сколько бы мы не истребляли формирования боевиков, они снова и снова, из года в год, будут пополняться их сыновьями, а если бойня будет продолжаться и дальше, то они будут пополняться и их внуками.
   А пока я, пряча глаза от вопрошающего взгляда уже подросшего сына Аркадия - Сашки, говорю - твой отец погиб за правое дело, как герой. Сашка, вытащив из своего тайника отцовский орден Боевого Красного Знамени и ласково поглаживая его алую, как Аркашкина кровь, эмаль, пока что мне верит.
   И я просто не представляю, что буду говорить ему лет через десять.
  
   Кровавые расценки. Для поддержки постоянного боевого духа афганских повстанцев, воюющих с правительственными войсками и частями Ограниченного контингента советских войск в ДРА, главари исламских комитетов установили следующие расценки:
   - за уничтоженный вертолет, транспортный самолет - от 500 тысяч до миллиона афгани;
   - за уничтоженный танк, зенитную установку- до 500 тысяч афгани;
   - за уничтоженный бронетранспортер, боевую машину пехоты, боевую машину десанта - до 300 тысяч афгани;
   - за каждого убитого советского солдата или офицера - до 100 тысяч афгани.
   Кроме того, каждому истинному мусульманину, который совершит любое из этих аллаху угодных дел, отпускаются все имеющиеся и будущие грехи.
   Для предотвращения приписок и ошибок, слова "ратника веры" должны быть подтверждены на Коране еще одним участником событий.
   Из информации советских военных советников в ДРА.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XII

  
   25 августа 1982 года. Провинция Фарьяб. Районный центр Альмар.
   Из провинциального отдела ХАД к нам поступило сообщение о том, что в долине Альмар, в кишлаке оружейников сконцентрировано большое количество оружия боевиков, требующее ремонта. Для охраны кишлака и окрестностей там расположилась вооруженная группа в триста человек...
   Обстановка в провинции Фарьяб.
   За последнее время обстановка в провинции заметно осложнилась. Резко активизировали боевые действия бандформирования, прошедшие подготовку в Пакистане. Не прекращается поставка оружия, как легкого (стрелкового) так и тяжелого (гранатометы, безоткатные орудия, минометы).
   По оперативным данным Царандоя, СГИ 17*, "Кобальта" 18* и ГРУ 19* в провинции действует 46 исламских комитетов, общей численностью бандформирований 5252 человека. На боевиков имеются 7 безоткатных орудий, 10 минометов, 60 ручных гранатометов, 50 ДШК 20*, около 5000 автоматов.
   Наиболее многочисленной группировкой обладает Исламская партия Афганистана. В ее составе около 3000 душманов. Деятельность около полутора тысяч боевиков направляет Исламское общество Афганистана. Общий руководитель - Рауф Саури.
   Тактика действий душманов весьма разнообразна, начиная от блокады уездных и уездных и волостных центров, кончая засадами и установкой мин. Банды Рауфа Саури и Базарбая пытаются искусственно перевести базары в кишлаки, контролируемые ими. Делается это с целью прекращения торговли в населенных пунктах, находящихся под контролем народной власти. Убито около десяти главарей банд, подписавших договоры с народной властью. Участились случаи нападения на уездные и волостные центры, на посты Царандоя, армии, СГИ. Особенно жестокие бои шли в улусвали Андхой, Тагобширин, Кайсар, Пуштункут, валикадари Альмар.
   Отмечаются повторные случаи прихода из Пакистана иностранных корреспондентов (французских) и инструкторов из числа афганцев с целью документирования "освободительной" деятельности моджахедов.
   В последнее время исламскими комитетами усилена пропаганда, целью которой является срыв мобилизации в вооруженные силы.
   Подразделения 35 пехотного полка, Царандоя, из-за низкой боеспособности эффективных боевых действий, без поддержки советских войск вести не могут.
   Из информации военных советников.
   Начальник Оперативной группы подполковник Нестеров, посовещавшись с советниками, и руководством ХАДа, принял решение выступать немедленно. Наученные горьким опытом, когда информация, предварительно доведенная до афганских подразделений, очень быстро достигала ушей боевиков и те успевали вовремя скрыться, мы построили колонну в направлении, противоположном пути. Афганский батальон царандоя поставили перед фактом буквально за час до выдвижения.
   Кроме царандоя с нами на операцию направлялась и большая группа защитников революции, возглавляемая офицерами ХАД.
   Дождавшись, пока колонна афганцев займет свое место в хвосте, командир дал команду на движение. Головная машина, вместо того, чтобы идти в направлении Меймене, вдруг резко повернула и пошла в противоположную сторону. В колонне афганцев произошла заминка, послышались крики, только поняв, в чем дело, царандоевцы успокоились и отряд ускоренным маршем направился в долину Альмар.
   По горным серпантинам и ущельям прошли без задержек, видно, душманы нашего появления здесь явно не ожидали.
   Как только вышли в долину, сразу же рассредоточились, с целью охватить кишлак оружейников со всех сторон.
   Вскоре подошли еще две соседние ММГ и селение было окружено со всех сторон. Чтобы избежать кровопролития и разрушения кишлака, предложили боевикам сдаться. Те ответили огнем.
   Мы вызвали вертолеты. После нескольких бомбовых ударов в центре кишлака началось какое-то непонятное движение. Разведчики, находящиеся в укрытии поближе к кишлаку, доложили, что душманы сгоняют на центральную площадь всех жителей кишлака. Мужчин отгоняют в сторону и вооружают. Стариков, женщин и детей закрыли в караван-сарае 21*.
   Об этом мы сразу же сообщили летчикам, и те стали сбрасывать бомбы вдали от караван-сарая.
   После очередной усиленной бомбежки в кишлак вошла большая группа царандоевцев и хадовцев. Через несколько минут мы услышали частую стрельбу. Вскоре наши "союзники", не выдержав огня моджахедов, под прикрытием наших пулеметов и минометов, в панике ринулись из кишлака.
   Бомбежка кишлака продолжалась. Один из вертолетов, чуть было не нарвавшись на огненную трассу из вражеского крупнокалиберного пулемета, резко взял в сторону и выпустил бомбу раньше времени. "Пятисотка" разорвалась в нескольких десятках метров от караван-сарая. Высокая стена разрушилась. Послышались человеческие вопли.
   Через некоторое время разведчики доложили, что, пользуясь проломом в стене, жители потихоньку выбираются из кишлака. Все люди, участвующие в операции, были оповещены о том, что необходимо беспрепятственно пропустить местных жителей за наши кордоны. Вскоре старики, женщины и дети, а с ними и несколько раненых афганцев, ушли в соседнее селение.
   Вести огонь по кишлаку, в котором, ты заранее знаешь, что кроме боевиков есть и мирные жители, занятие не из приятных. Теперь же, после того, как вышли из кишлака мирные жители, наши руки оказались развязанными. Всеми имеющимися минометами, гранатометами и другими средствами мы начали массированный обстрел селения. Правда, эффекта от стрельбы было мало. Лабиринты дувалов, словно ненасытные чудовища, сжирали массу мин, гранат, пуль, но каких-либо особых разрушений в кишлаке даже к концу дня не было. После массированных налетов вертолетов мы пытались прочесывать кишлак, но всякий раз натыкались на внезапный огонь засевших за дувалами моджахедов. Потери в первый же день были несоизмеримо большими. На вертолетах вывезли несколько убитых и с десяток раненых афганцев.
   Приближалась ночь. Мы прекрасно понимали, что душманы сделают все, чтобы вырваться из кольца окружения.
   С наступлением темноты за дело принялись саперы. По всему периметру кишлака были натянуты струны растяжек сигнальных ракет, на основных направлениях, где возможны попытки прорыва, саперы ставили мины. Все остальные начали окапываться. В кишлаке стояла мертвая тишина. Боевики готовились к прорыву.
   Первыми сработали "сигналки" против нашей ММГ, кое-кто из слабонервных открыл огонь по мечущимся в зареве осветительных ракет теням. Душманы, чтобы отвлечь наше внимание, пустили впереди себя отару овец. Утром мы насчитали у своих позиций штук двадцать овечьих тушек.
   Через несколько минут, после первой иллюминации, чернильно-черное небо осветилось сполохами "сигналок" уже почти по всему периметру кольца.
   И только когда начали гулко разрываться мины, заложенные в широком овраге, уходящем в горы, мы поняли, что боевики пошли на прорыв. Наши соседи встретили душманов дружным огнем и попытка прорыва, оказалась безуспешной. Потеряв больше десяти человек, они отошли.
   Буквально через несколько минут загрохотала канонада на противоположном конце кишлака. Часть окруженных боевиков решила прорываться по равнине, используя для этой цели арыки. Под прикрытием темноты они по руслу высохшего арыка подползли почти, что к позициям третьей ММГ, но тут сработала мина направленного действия и смела почти всех, кто находился в радиусе пятнадцати-двадцати метров. Немногие унесли ноги. Этот арык стал могилой для десятка душманов.
   В первую ночь попыток прорыва больше не было.
   С раннего утра бомбежка возобновилась. К обеду центр кишлака уже почти полностью был разрушен, но как только кто-то пытался войти в селение, то сразу же натыкался на кинжальный огонь моджахедов.
   Причину стойкости обороны боевиков объяснил мне офицер ХАД. Оказывается, во дворе каждого дома афганцев есть глубокий подвал, достигающий порой десяти метров глубины. Хорошие соседи и родственники роют между такими подвалами переходы, иногда подземные галереи выходят далеко за пределы кишлака, в горы. В этом селении или такого хода нет, или его завалило после бомбежки, а то бы душманы давно воспользовались им.
   После ночного бдения майор Калинин решил часть людей отправить на отдых, ведь предстояла еще одна бессонная ночь. Никто не допускал и мысли, что моджахеды станут сдаваться.
   Мне поручили держать под постоянным наблюдением глубокий овраг, который, беря начало высоко в горах, терялся в садах кишлака.
   Мы заканчивали свой консервированный обед, когда наблюдатель доложил, что со стороны кишлака по оврагу движется небольшой табун лошадей. Животных, видимо сильно напугали и они неслись не разбирая дороги.
   Вскоре кони уже поравнялись с участком минирования. Один за другим раздались два взрыва. В воздух полетели ошметки мяса, обломки камней, образовалось облако пыли.
   - Что-то душманы здесь явно затевают, - подумал я, и сел на место наводчика. Навел прицел на начало оврага и застопорил башню. Ждать пришлось недолго. Сначала из сада показалась голова в грязно-коричневой чалме. Оглядевшись по сторонам, боевик подал какой-то знак в сторону кишлака. Вскоре он скрылся в глубокой рытвине, видимо, пополз по-пластунски. Я решил подождать, пока в овраге соберутся все желающие прорваться в горы. Вскоре показалось еще человек восемь, они под прикрытием кустарника скользнули вглубь оврага и скрылись. За ними в овраг проскочила еще одна группа уже человек пятнадцать-двадцать.
   Впереди, где-то метрах в трехстах от кишлака, овраг пересекала дорога. Там участок в сотню метров был передо мной как на ладони. Там я и рассчитывал накрыть душманов. Предупредил об этом соседние посты охранения. Кроме крупнокалиберного пулемета я приказал развернуть автоматический гранатомет. В готовности к бою все замерли с оружием в руках.
   Первая группа боевиков подошла к дороге буквально через считанные минуты после того, как выскользнула из сада, видно, боевики бежали во всю прыть.
   Как только они перешли дорогу, со всех направлений по ним был открыт кинжальный огонь. Девять человек остались лежать в пыли на дороге. Вторая группа замерла. Мы не видели ее, но было понятно, что остальные под пули не пойдут.
   Я навел оружие в направлении оврага и замер в ожидании новой атаки. Никогда в общем - то охотником не был, а тут почувствовал какой-то азарт, именуемый в народе охотничьим. Такое впечатление словно сидишь в засаде и ждешь, когда перед стволом покажутся горные козлы иль другая какая живность. Жду, а руки аж чешутся, сердце заходится в желании добыть зверя.
   Моджахеды повалили толпой. Заговорили пулеметы и автоматы. Я расстрелял коробку с обычными патронами и принялся перезаряжать свой основной калибр. На глаза попалась коробка с бронебойно-зажигательными патронами. Зарядил ее. Дал короткую очередь. На дне оврага один за другим раздались несколько глухих хлопков. Внезапно один из боевиков рванул по горе вверх. Видимо, еще в овраге бросил винтовку и теперь бежал налегке. Спокойно, как на учениях, навел прицел немного выше человека, нажал на кнопку электроспуска. Прозвучала длинная очередь. Трасса разрывов легла немного впереди афганца. Тот словно в ослеплении продолжал бежать по открытому склону. Навел прицел в голову и выстрелил снова. Теперь трасса легла на уровне человека, переломив его пополам. Несколько раз дернувшись, беглец затих. Пока я охотился на него, наводчик начал обстреливать овраг из автоматического гранатомета. Здесь пригодились прекрасная возможности оружия осуществлять огонь по навесной траектории. Для стрельбы прямой наводкой мешала невысокая сопка, которая закрывала обзор и давала возможность душманам прийти в себя.
   Вскоре под сопкой загрохотали разрывы гранат, и к саду бросились недобитые остатки. Сквозь наш плотный огонь прорвалось немного, большая часть боевиков полегла в овраге.
   После того, как все успокоилось, я на бронетранспортере проехал по оврагу, там застыли в самых неимоверных позах бездыханные тела, возле некоторых из них лежали ненужные винтовки. Больше всего притягивал меня тот из них, который решил бежать в гору. Он лежал на боку, в груди у него зияла сквозная дыра, рука была оторвана. Судя по безусому лицу, ему было не больше двадцати. Столько же, сколько моим ребятам.
   После этого я думал, что буду видеть это лицо всю жизнь. Но нет, до того устали за день, что спал без всяких сновидений, не до кошмаров было. А на следующий день были другие боевики.
   На войне, как на войне. Или ты его, или он тебя и альтернативы нет и быть не может.
   Вторая ночь прошла относительно спокойно, правда, была одна попытка прорваться, но проведена она была разрозненными силами, вяло. Видно, боевики выдыхались. Да и за день на кишлак было сброшено не меньше двадцати-тридцати бомб. Все наиболее массивные сооружения селения были частично или полностью разрушены. Под развалинами погребены не один десяток боевиков. По нашим скромным подсчетам за два дня их уничтожены не менее половины.
   Наутро бомбовые удары возобновились. Для оказания помощи к нам подошла армейская танковая рота. Выпустив по кишлаку весь свой боезапас, танки ушли на базу.
   К обеду решили уже в который раз прочесать кишлак. Пошли хадовцы и добровольцы из группы защиты революции. Цепь афганцев достигла разрушенного полностью караван-сарая, когда была обстреляна уцелевшими в этом кромешном хаосе боевиками.
   Только после еще одного массированного налета авиации душманы были подавлены до такой степени, что уже не смогли вести огонь по прочесывающим развалины войскам.
   В пылающем стогу сена мы обнаружили сложенное штабелями, как дрова, оружие. Деревянные детали все обгорели, остались одни стволы, не пригодные к стрельбе.
   Хотя мы были уверены, что живых и раненых должно остаться не менее сотни человек, находили кругом только трупы.
   Кто-то из ребят, проходя у полуразрушенного колодца, услышал всплеск и, не разбираясь, бросил туда ручную гранату. Эффект взрыва ошеломил всех. Из воды всплыло около десяти трупов. Стали проверять все оставшиеся целыми колодцы.
   Осматривая одни из них, я увидел торчащие из воды соломинки. Насчитал в полумраке штук пять или шесть и сбился со счета. Подозвал хадовца и показал ему соломинки. Тот, ухмыльнувшись про себя, вытащил пистолет и выстрелил в колодец. Из воды показалась сначала одна голова, потом вторая. Всего из колодца выудили восьмерых боевиков. Они все, конечно, утверждали, что местные жители, которых моджахеды насильно оставили с собой. Но офицер ХАД, не обращая внимания на объяснения пленников, внимательно их осмотрел.
   Особое внимание обращал на место между большим и указательным пальцем правой руки. От частого соприкосновения с винтовкой в этом месте ладони оставались следы масла, перемешанного с пылью. Таких хадовцы сразу же отделяли от остальных пленных и под охраной отправляли к машинам. Остальные должны были пройти опознание. С этой целью в УАЗике привезли одного из старейшин кишлака, который смог уйти в первый же день. Не выходя, в целях безопасности, из машины он указывал офицеру ХАД на тех из пленников, кого душманы насильно заставили взять оружие. Их сразу же отпустили домой.
   Вскоре начали возвращаться на пепелище оставшиеся в живых жители.
   Многие из них не скрывали к нам своей ненависти. Что им скажешь? Ведь это мы пришли и разрушили их жилища. Ведь это мы убили их мужей, отцов и детей.
   В этой войне, по моим подсчетам, в среднем на одного убитого с оружием в руках приходилось не менее одного-двух мирных жителей. Ведь не во всех кишлаках удавалось жителям выйти перед боем. В большинстве случаев вместе с боевиками под бомбами и реактивными снарядами, пулями и гранатометами гибли мирные жители, старики, женщины и дети.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А ХIII

  
   19 сентября 1982 года. Провинция Фарьяб. Город Меймене. "Банк" - гостиница советников. Раннее утро.
   В номер старшего советника царандоя, подполковника Куликова стучит дежурный:
  -- Александр Николаевич! Срочная телефонограмма из Кабула!
   Спустившись через несколько минут в просторную комнату на первом этаже, он застал там уже всех сотрудников. Они перечитывали телефонограмму и возбужденно ее обсуждали.
  -- Ну, что там еще? - как можно спокойнее спросил старший советник.
  -- Из Кабула пришло распоряжение в составе роты царандоя выдвинуться в район кишлака Торзоб, - отозвался дежурный офицер протягивая Куликову листок с приказом, - там накануне был сбит боевиками армейский вертолет. Так вот, до прибытия душманов необходимо успеть забрать тела погибших, а вместе с ними оружие, документы и "черные ящики".
   Внимательно прочитав телефонограмму, Куликов подошел к столу, на котором кем-то заблаговременно уже была расстелена карта и, найдя место расположения кишлака Торзоб, начал внимательно изучать его окрестности.
   - Ну, какие будут предложения? - задумчиво спросил он, разглядывая взволнованные лица сотрудников.
   - Я полагаю, что для проведения этой операции необходимо задействовать лучшее подразделение царандоя - роту "командос". На господствующих высотках у кишлака Торзоб высадим с вертолетов десант. Через час, полтора - все соберем и обратно, - предложил майор Александр Федяков.
   - Вы правильно полагаете, - согласился с офицером Куликов. За сколько времени вы думаете завершить операцию?
   - Думаю, что часа за четыре!
   - Давайте считать вместе:
   - подъем роты по тревоге, выдвижение в аэропорт, подготовка вертолетов к вылету, посадка на вертолеты - на все это потребуется не менее двух часов;
   - еще час потребуется на полет и высадку десанта;
   - час-полтора потребуется на поиск тел, документов и "черных ящиков";
   - и, наконец, час-полтора на эвакуацию и возвращение на базу. Значит, в лучшем случае, нам понадобится шесть часов. Сейчас семь тридцать. Если поднимем роту в 8-00, то в лучшем случае операцию можно завершить в 14-00. Мое решение будет таким:
   В 8-00 поднимаю по тревоге роту "командос". Афганцам взять с собой личное и групповое оружие, три боекомплекта боеприпасов, и на пол дня сухой паек. С командиром эскадрильи я переговорю лично. К 9-00 рота должна быть на взлетно-посадочной полосе, в готовности к посадке на вертолеты. Не позже 11-00 все три взвода должны десантироваться на господствующие высоты, - Куликов указал на карте места высадки десанта.
   Дальше будем действовать по обстановке. Связь по радиостанции, через каждые полчаса, в случае обстановки. По необходимости. Вместо меня остается боевой заместитель. С собой я беру двух человек. Добровольцы есть?
   Двенадцать рук взметнулись вверх. В глазах сотрудников решимость и надежда, что на операцию попадет именно он.
   - Со мной пойдут майор Федяков и капитан Куров. Готовность к выезду, через пятнадцать минут. Сигнал тревоги передать через посыльного. Остальные работают по плану. Вопросы?
   - Вопросов нет, - твердо сказал заместитель и повторил команду Куликова:
   - Оставшиеся, работают по плану...
  
   9-30. Пригород Меймене. Взлетно-посадочная полоса. Место расположения мото-маневренной группы погранвойск. После ночного дежурства половина личного состава отдыхает, другая половина готовит боевые машины и оружие к очередному выходу на операцию. Офицеры застав, не задействованные на дежурстве обсуждают очередную новость. Из информации разведчиков стало известно, что накануне душманами был подбит армейский вертолет.
   - Говорят, что в живых никого не осталось, - делился только, что услышанной в штабной землянке информацией начальник 1 заставы майор Хорьков.
   - А что это был за полет? - спросил его боевой заместитель старший лейтенант Васенькин.
   - Говорят, что разведывательный.
   - Значит за тем, что от вертолета осталось будут обязательно охотиться "духи"! - уверенно сказал начальник 2 заставы майор Сотников.
   - Если они уже не там! - со знанием дела подтвердил Хорьков.
   - Был бы здесь батальон спецназа, они бы уже с утра начали операцию возмездия. А теперь некому даже летчиков похоронить по-человечески, - с искренним сочувствием в голосе сказал заместитель начальника 3 заставы капитан Царевский.
   - Дали бы нам команду, уже бы давно вытащили погибших, - посетовал Васенькин.
   - Нам здесь и своих задачи хватает! - осадил старшего лейтенанта майор Сотников. А летчикам без вести пропасть не дадут, - уверенно добавил он.
   И словно в подтверждение его слов, из-за дувала огораживающего сад, раскинувшийся невдалеке от взлетно-посадочной полосы, выехала транспортная колонна. Из машин, остановившихся напротив расположения авиационной эскадрильи, словно горох посыпались афганские солдаты в мышиного цвета шинелях и куртках. Пока шла разгрузка, один за другим заработали двигатели вертолетов, набирая обороты, засвистели лопасти винтов. Не прошло и тридцати минут, как винтокрылые машины поднялись над землей, и лихо развернувшись, взяли курс на Торзоб.
   - Царандой направили, - удовлетворенно произнес Хорьков. Ну теперь дай Бог, чтобы они пришли туда раньше "духов".
   - Может быть и повезет царандою. Насколько я знаю, ближайшая база боевиков находится километрах в пятидесяти. Так, что боевиков нужно ждать не раньше полудня, - с надеждой в голосе сказал Царевский.
   - А если "духи" уже в пути. Ведь всем известно, как хорошо у них разведка работает. Тогда милиционерам не сдобровать, - скептически произнес Сотников.
   - Ну, если зажмут их душманы, я думаю, мы поможем! - уверенно сказал Харьков.
   - Конечно, поможем, - поддержали офицеры, и словно предвидя дальнейший ход операции, разошлись по заставам. В предверии предстоящих событий надо было быть готовым ко всему.
   И здесь предчувствие не обмануло пограничников, где-то через час после вылета вертолетов, окрестности кишлака Торзоб огласились грохотом беспорядочной стрельбы.
  
   11-00. Окрестности кишлака Торзоб. Все шло по намеченному плану до тех пор, пока десант не высадился на господствующих сопках. Оставив на высотах охранение, подполковник Куликов с взводом лейтенанта Басира спустился в лощину, где были видны раскиданные на десятки метров вокруг детали вертолета и трупы.
   Как только милиционеры начали собирать в одно место трупы, оружие, искать "черные ящики", со стороны кишлака по ним резанула очередь. Потом другая.
   Заметив противника, по ним открыли огонь бойцы охранения. Завязался бой. Но условия для "командос" были не равными. По душманам, засевшим за дувалами они могли вести только прицельный огонь, чтобы не перебить местных жителей, в то время, как боевики поливали сопки и лощину шквальным огнем, не давая милиционерам даже головы поднять. В первые несколько минут боя были убиты пять и ранены десять "командос". В рядах царандоевцев произошло замешательство. Подполковник Куликов, быстро оценив обстановку, передал приказ всем милиционерам подтягиваться в лощину. Только здесь они могли организовать круговую оборону и дать существенный отпор душманам.
   Из-за спешки, "командос" не взяли с собой саперные лопаты и теперь им приходилось нелегко. Для создания круговой обороны им приходилось использовать каждую канаву, рытвину, овражек. Вскоре противник, в открытую атаковавший, казалось, неорганизованных, метающихся в поисках укрытия милиционеров, получив организованный отпор и, потеряв с десяток человек убитыми, откатился назад. Однако от цели уничтожить подразделение царандоя и советников, не отказался.
   Пользуясь численным превосходством душманы начали окружать милиционеров.
   Устроившись в неглубоком овражке, старший советник пытался связаться по радиостанции с армейским командованием, чтобы те поддержали его огнем с вертолетов, но безрезультатно. С трудом удалось связаться лишь с пограничниками.
  
   12-00. Пригород Меймене. Расположение ММГ погранвойск. В штабной землянке собралось командование ММГ и ОГ. Докладывает майор Калинин:
   - Товарищи офицеры, до нас дозвонился старший советник царандоя подполковник Куликов. Он, вместе с ротой "командос" ведет бой в окружении боевиков. Есть убитые и раненые. Боеприпасы на исходе. Просит помочь...
   В землянке на мгновение воцарила тишина.
   Каждый из офицеров с искренней болью и заботой встретил эту горькую весть. Каждый, готов был выступить на помощь братьям по оружию. Но...
   Последнее слово оставалось за Москвой. Как это не удивительно звучит, но в отличие от частей и подразделений ОКСВА, командование, которых находилось в Кабуле, все операции и даже незначительные передвижения пограничников по афганской территории утверждались в Москве.
   Вот и теперь, начальник оперативной группы подполковник Николай Николаевич Нестеров, выйдя по оперативной связи на Лубянку, доложил дежурному офицеру обстановку и свое решение по оказанию помощи окруженной врагом роты царандоя. Прошло несколько минут, прежде чем дежурный нашел ответственного генерала. Нестеров еще раз озвучил накаляющуюся с каждым часом обстановку, попросил реализовать ее поскорее, ведь речь идет не только об афганцах, но и о трех наших советниках, которых душманы не оставят в живых.
   Прошел томительный час, прежде чем поступила команда:
   - выход боевой колонны и вертолетов на помощь афганцам - отставить. Единственно, что смог пообещать генерал, то это то, что он доведет информацию до руководства МВД и МО.
   Майор Калинин, выйдя из землянки и увидев экипированных, готовых к бою офицеров, удрученно махнул рукой.
   - Москва не разрешила, - мрачно сказал он.
   - Как же мы теперь в глаза советникам будем смотреть? - спросил кто-то из офицеров...
   - Мы должны выполнить и этот приказ! - никого не слушая, сказал майор и, опустив голову, зашагал в сторону капониров.
  
   13-00. Окрестности кишлака Торзоб.
   Бой то вновь нарастал, то затихал. В ответ на длинные автоматные и пулеметные очереди боевиков, милиционеры отвечали лишь одиночными выстрелами. Боеприпасы, нерационально израсходованные в первые минуты боя, заканчивались. Со стороны душманов, то и дело доносились крики и призывы к царандоевцам, сдаться.
   - ..."Сдайте нам советников, бросайте оружие и расходитесь, мы вас не тронем"...- кричали одни.
   - ..."Нам нужны только "мушаверы", всех остальных мы отпустим, не причинив вреда"... - кричали другие.
   Среди царандоевцев началось брожение. Кто-то из солдат начал говорить о том, что лучше лишиться трех советников, чем погибнуть всем. Кто-то с ним соглашался, кто-то нет, но среди "командос" уже не было той объединяющей силы, которая могла противостоять душманам. Боевики заметив замешательство в рядах милиционеров, вновь пошли в атаку. Наступил критический момент, когда солдаты стали неуправляемыми. В этой ситуации советники начали понимать, что переломить обстоятельства может только какой-то очень решительный поступок. Но что могли сделать три советских офицера, вооруженные пистолетами среди обезумевшей от страха толпы афганцев? Лишь только застрелиться. Наверное, кто-то из них в этот момент об этом и думал. Но...
   Но произошло невероятное. Весь израненный командир взвода лейтенант Басир выхватил у солдата пулемет и с криком "Мы внуки Ленина! Мы не сдаемся!" - начал поливать врагов каленым свинцом. Душманы, явно не ожидавшие такого опора, без оглядки побежали обратно. Воодушевленные героизмом командира, его бойцы стали вокруг советников, в готовности расстрелять любого, кто посмеет подойти к советским офицерам. Это обстоятельство отрезвило остальных милиционеров и они вновь поверили, что устоят до прихода подкрепления.
   И подкрепление подоспело. Сначала над головами царандоевцев пронеслось звено Ми-24. Разведав обстановку они ударили по врагу НУРСами. Но душманы, еще заслышав гул вертолетов врассыпную кинулись в горы. Сделав несколько боевых заходов, винтокрылые машины поднялись повыше и, кружа над полем боя, спокойно обеспечивали посадку десанта в Ми-8.
   Тогда, последним запрыгнув в вертолет, старший советник Александр Куликов окончательно для себя понял, что советских людей и афганцев связывает не только братство по оружию, но нечто большее - стремление к одним и тем же идеалам, ради которых и жизнь отдать не жалко. Пропыленные, пропахшие пороховой гарью солдаты и офицеры радовались своей хоть и небольшой, но победе.
   Несмотря ни на что, приказ был выполнен с минимальными для такого случая потерями. Этот бой стал и для советников и офицеров "командос" еще одним уроком, требующим более тщательной подготовки к операциям. А у офицеров-пограничников после этого боя, в котором они так и не смогли принять участие, на долгое время остался неизгладимой осадок вины и неудовлетворенности...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА XIV

  
   23 сентября 1982 года. Провинция Фарьяб. В долинах полным ходом идет сбор урожая.
   Из кишлаков, соседствующих с Джума-Базаром, начали поступать сообщения о том, что в долине участились грабежи караванов с хлебом. Активизировалась и деятельность боевиков, отряды которых сплотил вокруг себя пакистанский ставленник Мавлави Гапур, или Мавлави Кара - так его прозвали окрестные дехкане.
  
   Мавлави Кара - старейшина группы кишлаков. Богач, имеющий в собственности около ста джарибов земли (около 50 гектаров) несколько десятков батраков. В период правления Амина, недовольный гонением на религию и земельной реформой, собрал несколько десятков своих родственников и многих недовольных политикой нового правительства и ушел с ними в горы. Установил связь со сбежавшими в Пакистан лидерами исламской партии. Его главным хозяином и вдохновителем стал лидер партии "Исламское движение Афганистана - Гульбеддин Хекматиатр. Ярый сторонник "священной войны против неверных", он не гнушался толкать свои формирования на прямой разбой.
   Мавлави Кара - пуштун по национальности, ему 47 лет. Он фанатически предан своему хозяину и идеям исламской партии. Общая численность его формирований достигает от 500 до 800 человек. Костяк - 80 наиболее преданных Мавлави боевиков, большая часть из которых прошла специальную подготовку в пакистанских военных лагерях. Они обучены различным методам диверсий, владеют всеми видами оружия.
   Мавлави Кара - неординарная личность. Образован. Обладает ораторскими данными. Способен влиять на умы людей. При проведении митингов в высокогорных районах, наряду с угрозами в адрес правительственных сил, демонстрирует во время своих выступлениях и элементы произошедшим с ним чудес. Например, постоянно показывает простреленный в нескольких местах халат, говоря при этом, что в него стреляли кафиры, но Аллах защитил его от смерти, как избранного богом защитника Ислама. Темные, забитые дехкане верят ему и идут в его вооруженные формирования.
   Формирования Мавлави имеют достаточные запасы материальных средств. В горных тайниках у них сосредоточено большое количество продовольствия, оружия и боеприпасов. В каждом из 16 кишлаков долины он имеет 20-25 пособников, которые при необходимости по его команде могут в течение одного дня влиться в отряд, тем самым увеличив его численность в полтора-два раза.
   Имеются сведения, что люди Мавлави Кара есть в армейском полку, в оперативном батальоне царандоя, в аппарате генерал-губернатора и даже в канцелярии провинциального комитета НДПА и ХАДе (органы безопасности).
   Координирует деятельность боевиков в провинции резидент партии "Исламское движение Афганистана" Абдусалом, постоянное место пребывания которого - кишлак Торзоб, что в 40 километрах от Меймене. Он имеет задачу из отдельных формирований полевых командиров создать вполне боеспособную воинскую часть.
   Мавлави Кара сначала выступал против такого объединения, но узнав, что если он создаст в провинции Фарьяб крупное формирование, равное по численности хотя бы полку, то получит от своих пакистанских хозяев генеральское звание и, естественно, генеральское жалование, начал активную деятельность.
   С теми же курбаши, кто не хотел подчиняться, Мавлави жестоко расправлялся.
   Тактика действий формирований, возглавляемых им: нападение на транспортные колонны из засад, минная война, террористические акты в отношении советских солдат и офицеров, специалистов, афганских активистов, ночные налеты на расположение советских войск. Все эти акции планировались только после тщательной разведки, перепроверки информации, которую боевики получали путем подкупа и запугивания.
   Курбаши обычно живут у зажиточных афганцев - старейшин кишлаков, духанщиков и других авторитетов.
   После ночных боевых акций душманы уходят подальше от места боя в кишлак, переодеваются там, прячут оружие и хоронятся сами, обычно в подвалах домов, в месте, где хранится в кувшинах пшеница, в помещениях для скота, под соломой или под вязанками хвороста.
   Из информации советских военных советников в ДРА.
  
   Однажды в провинциальный отдел ХАД поступила информация, что пакистанские хозяева поставили перед Мавлави Гапуром задачу - большую часть хлеба нового урожая у дехкан забрать и переправить в Пакистан. В обмен на хлеб банды получат более современное оружие и много денег.
   На экстренном совместном совещании руководства провинции, советников и командиров афганских и советских частей и подразделений, было принято решение - всеми имеющимися в провинции силами воспрепятствовать вывозу моджахедами собранного дехканами зерна.
   В этой операции вместе с афганским пехотным батальоном, оперативным батальоном царандоя, приняли участие и мы. Когда наша общая колонна построилась на взлетно-посадочной полосе, с головы еле-еле различался хвост.
   Несмотря на то, что стояла осень, дневная жара не спадала ниже сорока градусов.
   Мы были, благодаря нашим доблестным тыловикам, экипированы, кто во что горазд. На мне были шаровары, сшитые из нижней части маскхалата и курточка, скроенная нашими умельцами из камуфлированной ткани. На ногах видавшие виды кроссовки. На ремне автоматный подсумок с тремя магазинами. На плече автомат. Голову от палящих лучей солнца закрывает выгоревшая панама. Рядом стоит БТР царандоя. Переговариваюсь, пока время есть, с афганским офицером. Так, ни о чем. Он экипирован более солидно. Грубошерстный темно-синий костюм, голову венчает кепи. На груди бронежилет, явно из тех, что успели купить у наших бывших соседей-десантников. На ремне два подсумка с магазинами для автомата, пистолет, болтается каска.
   Еще более солидно выглядит афганская колонна, в которой через каждые два-три грузовика с людьми стоят грузовики с кухнями. В них, кроме груды одеял и палаток, с десяток живых баранов, фляги с водой и дрова. Возле прицепных кухонь уже копошатся повара. Заливают в объемистые котлы воду, разжигают топки.
   Сколько с афганцами не воюю, никак не могу привыкнуть к их армейскому базару. К их дымящим в дороге кухням. К их тяжеловесной экипировке. К их беспечности.
   Наученные горьким опытом предыдущих операций, когда после первого же обстрела афганцы, бросая где попало машины и другую технику, разбегались по арыкам и оврагам, тем самым сковывали и наши силы на дороге, - попробуй минировать, когда на дороге разбросаны как попало машины, а в кювете люди, - мы ставили афганский обоз сзади.
   Сформировав колонну, двинулись в зеленую долину. До самого Джума-Базара прошли беспрепятственно. Правда, наблюдатели неоднократно докладывали, что параллельно нашему курсу по хребту на расстоянии больше двух километров движутся конники. Конная разведка была только у Мавлави Кара.
   - Значит, он принял наш вызов. Что ж, - думаю, - придется в бою с ним нам красным потом попотеть...
   Для временного лагеря выбрали место за Джума-Базаром, посреди обширного поля.
   До темноты прочесали несколько близлежащих кишлаков. Вперед пустили роту царандоя. Сначала солдаты шли через один из кишлаков во всю ширину улиц, заходили в дома, спрашивая дехкан о наличии мятежников. Но как только перешли в следующее селение, сбились в кучу и шли теперь только вдоль дувалов. Нам сразу стало ясно, что в кишлаке боевики.
   По опыту прежних совместных операций мы знали, что как только афганские солдаты в кишлаке теряются, осторожно бредут вдоль дувалов, значит, возможна засада или обстрел засевшими в селении душманами.
   Вскоре царандоевцы остановились. Никакие приказы их командира не сдвинули солдат с места. Повернув назад, они, минуя нас, побежали к лагерю. Командир впереди всех.
   Нам ничего не оставалось, как повернуть назад, тем более, что уже начинало вечереть.
   Часов в одиннадцать ночи нас обстреляли из того же кишлака, куда отказались идти афганские милиционеры.
   Моджахеды хотели вызвать огонь на кишлак, в котором жили хлеборобы. Цель их была нам понятна. Ответным огнем мы могли попасть и в селян, поджечь высушенные на солнце снопы сжатой пшеницы. Тем самым из защитников стать врагами дехкан. Поэтому наши пулеметы молчали.
   Укрывшись, мы ждали, что же боевики предпримут еще. Через полчаса, видя, что на пушку нас не взять, душманы начали обстрел лагеря с сопок, господствующих над лагерем.
   Кроме пулеметов и автоматов, обстрел по нашим позициям вел и миномет. Правда, мины ложились далеко от нас. Либо минометчик у них никудышный был, либо прицела на оружии не было. По вспышкам было видно, откуда ведут стрельбу моджахеды, и тогда, уже больше не заботясь о престиже, мы открыли огонь из всех видов оружия. У меня на башне бронетранспортера был закреплен автоматический гранатомет АГС-17. Присоединив коробку с гранатами, навел гранатомет на цель, нажал гашетку. Зарево от разрыва гранат полыхнуло чуть дальше вспышек вражеских минометов. Взял немного поближе и длинной очередью накрыл сопку. Ухнули наши минометы. В чернильно-черном небе появилось несколько ярко светящихся точек. Осветительные ракеты залили долину молочным светом. Стало видно, как душманы кто пешком, а кто и на конях, пытаются уйти в горы. Минометы заговорили снова, разметав по горам и долам остатки тех, кто еще недавно нас обстреливал.
   Больше до утра никто не беспокоил.
   Наутро батальон царандоя пошел прочесывать окрестности Джума-Базара.
   Сразу же на окраине кишлака боевики встретили милиционеров массированным огнем. Подбили транспортную машину. Оставив раненых возле машины, подразделение царандоя в панике отступило.
   Командир батальона примчался к нам за помощью. Майор Калинин, видя, что афганцы попали в переделку, направил к ним группу поддержки на пяти боевых машинах. Не доходя до Джума-Базара метров восемьсот, мы свернули с дороги и вывели машины на господствующие сопки.
   Боевики были словно на ладони. Они уже подобрались к горевшей машине, добили раненых милиционеров, забрали их автоматы, и теперь вытаскивали из кузова ящики с боеприпасами.
   Три БМП и два БТРа открыли огонь из пулеметов и пушек. Потеряв около десятка своих людей, душманы скрылись за дувалами.
   Залегшие в овраге афганские солдаты осмелели и тоже начали стрелять, кто куда. Несколько человек их них подбежали к машине, пытаясь затушить огонь, но тщетно. Тогда они, схватив погибших, потащили их в укрытие. Два солдата остались на дороге. Они решили поживиться одеждой и оружием у неподвижно лежащих врагов.
   Но засевшие в саду боевики им этого не позволили. Они, пользуясь дувалом, как укрытием, незаметно подобрались к милиционерам и почти в упор их расстреляли. Правда лезть за новыми трофеями они не решились.
   В это время прилетели вызванные с базы вертолеты. Они с большой высоты обстреляли окраину Джума-Базара ракетами, правда, немного не рассчитали и накрыли несколькими НУРСами афганских солдат, укрывшихся в овраге. Многие из нас в душе перекрестились, хоть не в нас. Но тут же что-то стукнуло по земле так, что она затряслась. Ни взрыва, ни грохота не было слышно.
   Оказалось, что чуть выше, по склону, у крайней БМП упала бомба, но, к счастью, не взорвалась. Иссушенная зноем земля выдержала удар, и бомба, чуть подскочив, покатилась вниз, задев стабилизатором за притихшую в ужасе боевую машину пехоты. Чуть задержалась и покатилась дальше. Упала она в овраг, где еще полностью не очухались от обстрела царандоевцы. Одного солдата придавила насмерть, двух сильно поранила.
   Вертолеты вышли на второй боевой заход. Все, и мы, и афганцы, замерли в ожидании. Не дай Бог, обстреляют снова.
   Но нет, в этот раз и ракеты, и бомбы полетели в цель. Сделав еще пару заходов, вертушки направились на базу, но по просьбе начальника ММГ майора Калинина, сели у лагеря, забрав афганцев, раненых и убитых на окраине Джума-Базара, и только после этого направились к Меймене.
   Видя, что боевики убежали в горы, афганские солдаты осмелели. Растянувшись цепью, пошли прочесывать самый богатый кишлак долины - Джума-Базар.
   Мы отправились в лагерь.
   Через несколько часов к афганскому военному табору потянулись пешие и на ослах караваны. Радостно переговариваясь, сарбозы и милиционеры тащили из кишлака, кто, что мог унести: ковры ручной работы, женскую и мужскую одежду, тянули за собой и упирающихся баранов.
   Вслед за мародерами вскоре потянулись к нашему лагерю и ограбленные афганскими солдатами дехкане. Сначала они что-то доказывали афганским офицерам, но те их грубо оборвали и приказали выгнать из своего табора.
   Тогда наиболее почтенные старики обратились к нам.
   Заместитель начальника оперативно-войсковой группы, координирующий взаимодействие наших сил с афганскими, майор Лысенко вызвал к себе обоих командиров афганских подразделений и приказал отдать все награбленное дехканам. Те, в свою очередь, начали доказывать, что награбленные вещи нужны солдатам в походе и предложили нашему майору пару наиболее ценных ковров. Но тот все-таки настоял на своем, и афганцы подчинились.
   Такую картину мне приходилось наблюдать неоднократно. Афганские солдаты не любили и не хотели воевать, они предоставляли это право нам. Зато после боя они были на высоте. Собирали трофеи и заодно обирали крестьян. Офицеры на это обычно смотрели сквозь пальцы. Вот почему последней инстанцией, которая могла защитить дехкан, были мы. Не всегда, конечно, командиру удавалось добиться того, чтобы афганские солдаты все отдавали обратно, но даже та малость, что возвращалась после нашего заступничества, играла какую-то положительную роль в отношении к нам селян. Бывало, что некоторые из них, рискуя жизнью, предупреждали нас о минировании.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XV

  
   11 октября 1982 года. Провинция Фарьяб. Пригород Меймене. Ночью, во время моего дежурства, в палатке раздался телефонный звонок. Докладывал старший поста стоящего на стыке между позициями роты аэродромной охраны и нашей ММГ:
   - Товарищ капитан (к этому времени мне уже было присвоено очередное воинское звание), при попытке уйти в сторону кишлака задержан солдат соседней роты. На наши вопросы не отвечает. Весь ободран, лицо в крови. Что с ним делать?
   - Отправь с кем-нибудь ко мне, - распорядился я. Пока вели задержанного, решил позвонить соседям, но сколько ни крутил ручку полевого телефона, ответа из расположения роты не поступило. Там, как всегда, некому было подойти к аппарату.
   Вскоре передо мной предстал виновник ночной тревоги. Им оказался среднего роста худенький солдат в выгоревшей от солнца "хэбушке". Штаны на коленях белобрысого, веснушчатого парня были продраны, сквозь рваные дыры выглядывали в кровоточащих ссадинах колени. На угрюмом лице паренька, подправленном кем-то крупным фиолетовым синяком, и несколькими свежими еще царапинами на щеке и ссадиной на лбу, застыла боль, глаза глядели затравленно и равнодушно. Мальчишеская фигурка солдата, его понуро опущенная голова, пустой взгляд словно говорили - делайте со мной что хотите, хуже чем там, откуда я сбежал, не будет.
   Отправив обратно на пост бойца, который доставил ко мне в палатку нарушители спокойствия, я предложил беглецу присесть. Тот, видимо, сразу не понял или не расслышал моих слов. Недоверчиво, исподлобья взглянул на меня. Я повторил предложение. На столе стоял поздний ужин в котелке. Макароны по-флотски еще парились, распространяя по палатке будоражащий желудок запах. Заметив вожделенный взгляд, брошенный солдатом в сторону котелка, я пододвинул к нему котелок, отрезал кусок хлеба.
   Парень не заставил себя долго упрашивать, и вскоре уже с жадностью уплетал макароны. Уплетал так, словно по крайней мере неделю сидел на голодном пайке.
   Насытившись, солдат откинулся на спинку скамейки. Заметив, что я за ним внимательно наблюдаю, тот неожиданно вскочил.
   Стоял, втянув голову в плечи, чего-то ожидая.
   - Как тебя звать? - спрашиваю.
   - Рыжик.
   - Я не кличку у тебя спрашиваю, а имя.
   - Петр, - неуверенно произнес беглец.
   - Откуда родом?
   - Из-под Воронежа, в деревне жил.
   - Сколько служишь?
   - "Молодой" я, если протяну еще, месяцев через шесть в "черпаки" переведут.
   - Почему сбежал?
   - Невмоготу в роте стало. Немногословного, еще недавно, парня словно прорвало. Он поведал мне о своем горе. Единственное светлое воспоминание осталось у Петра об армии - это проводы. Песни под гитару во дворе военкомата и в переполненном автобусе. Дальше для парня начались серые будни. Когда ехали к месту службы в воинском эшелоне, перепившиеся сержанты остановили стоп-краном состав и начали выгонять из первых вагонов новобранцев в ночь, в непогоду.
   Проснувшиеся офицеры с трудом утихомирили буянов. В это время Петр получил свой первый синяк от дышащего злобой и перегаром сержанта. Умудренные чужим опытом новобранцы посоветовали ему молчать. И он молчал. Молчал, когда по прибытии в часть у выхода из первой солдатской бани его встретили два моложавых "деда" и просто отобрали джинсы и куртку, которые он хотел отправить в посылке домой. Молчал, когда старшина срочной службы, чиркнув спичкой, с ухмылкой ждал, когда она потухнет и только потом разглядывал строй новобранцев - полуночников, которые после двадцати подъемов и отбоев стояли ни живы, ни мертвы. Кусая губу, терпел, когда шалун - "дед" прижигал окурком пятку спозаранку. Между такими шутками и издевательствами прошел карантин. Как избавление от постоянного страха перед старослужащими встретил Петр известие о том, что их подразделение будет передислоцировано в Афганистан для оказания интернациональной помощи.
   В Афганистане молодых солдат встретили, как подобает. Старослужащие заставили "пшено" - так называли солдат, недавно прибывших из карантина, по-пластунски выдвигаться к позициям. Тех, кто не соблюдал меры маскировки, "деды" взбадривали прикладами. Когда на пути солдат оказалась ложбина, заполненная водой, старослужащие учителя пинками начали загонять "молодых" в воду, чтобы те с ходу форсировали это препятствие. Измученные, мокрые, по уши вымазанные в глине, солдаты под смех и улюлюканье старослужащих, в изнеможении свалились в тесный окоп и замерли в ожидании худшего. Но в тот день больше ничего особого не произошло, если не считать того, что они заменили на постах охранения всех старослужащих, которые пошли продолжить пиршество. Когда ночью уставших, голодных солдат проверял замполит роты, Петр, улучив момент, рассказал ему о происшедшем, на что лейтенант пожал плечами и мудро изрек:
   - Крепись, казак, - атаманом будешь!
   Кто-то из "дедов" узнал об этом разговоре и с того времени не было дня, чтобы кто-то из них не "подшутил", над молодым солдатом. Казалось, что старослужащие только и занимались тем, чтобы как можно глубже изощриться в издевательствах друг перед другом. То в сапоги г... наложат, или угольков подкинут и ржут на всю палатку потом. А однажды решили на строптивого солдата навлечь гнев ротного. Замкомвзвода спланировал Петру службу так, чтобы у того не было за двое суток ни одного часа сна. Солдат не выдержал на вторые сутки и под утро заснул на посту. В это время, после вечерней попойки, с трескающейся от похмелья головой, пошел проверять посты сам ротный. Петра тут же сняли с боевого дежурства и направили на гауптвахту. Гауптвахта в роте аэродромной охраны была не такая, как обычно. Она представляла собой метров в пять-шесть глубиной круглую яму с отвесными стенами, в которую провинившегося солдата садили на хлеб и на воду. Эта азиатская тюрьма-зандан была предметом особой гордости ротного.
   Петр просидел в ней больше пяти суток, Иногда парню казалось, что про него забыли. Он кричал, но его словно никто не слышал. В первые сутки его даже не покормили. Только глубокой ночью он услышал у края ямы шорох и приглушенный говор своего земляка и одногодка Федора:
   - Держись, земеля, я тут тебе немного мяса и хлеба принес, да воды.
   Вскоре вниз полетел небольшой сверток с едой и питьем.
   -Только ты не вздумай кому сказать об этом, - предостерегающе прошептал он и скрылся.
   После гауптвахты Петр старался реже попадаться на глаза офицерам, потому что прекрасно знал, что помощи от них мало. После этой отсидки "деды" стали относиться к нему несколько терпимее. В их глазах он был уже ближе к ним, чем к "пшенарям". Однажды ефрейтор с его отделения, широкоплечий детина с лицом громилы, предложил ему покурить "травку"- сигарету с анашей. Петр наотрез отказался. Где брали его сослуживцы наркотики, ни для кого не было тайной. Деды, не отставая от офицеров, понемногу приторговывали горючим. Благодарные дуканщики вместе с товаром обычно презентовали солдат сигаретами с "травкой". Конечно, сигареты с начинкой употребляли не все, чаще меняли их на бутылку-две ядовито-зеленой кишмишовки (виноградный афганский самогон). Солдаты пили тайно, офицеры в открытую. Если кто-то из офицеров заставал кого-то из сержантов или солдат пьяными, в дело шли кулаки. Нередко в роте были синяки и ссадины. Обычно после расправ офицеров сержанты и старослужащие старались выместить свою злобу на молодых. Отказ Петра курить "травку" и бражничать в компании "дедов" привел к тому, что те снова начали издеваться над парнем.
   Однажды в роту из далекого Кундуза прибыли две медсестры. Ротный ради такого дела распорядился хорошенько истопить баньку. Замкомвзвода поручил это ответственное дело Петру. Тот старался как мог, лишь бы гнев начальства не испытать повторно. Натопил на славу, так, что в парной уши в трубочку заворачивались. Офицеры мылись по-русски, вместе с гостьями. Медсестры, видимо, проводили профилактический осмотр прямо в бане, не откладывая это важное мероприятие на следующий день. Из раздевалки слышался громкий смех и приглушенное воркование. Прапорщик только успевал бегать в свой склад за бутылками и закуской. Внезапно на пороге появился ротный, красный как рак. Увидев солдата, зло крикнул ему:
   -Ты что, выб...к, хочешь нас заживо сжечь. Передай старшине, что я приказал посадить тебя на губу. Одних суток я думаю хватит!
   Дверь с шумом захлопнулась. Солдат понурив голову, поплелся к палатке старшины.
   Прапорщик, услышав приказ ротного, со вздохом сказал:
   - Опять с этими "чекистками" ротный озверел.
   - С какими "чекистками", - удивленно переспросил Петр.
   - Да с теми, что из Кундуза прибыли
   Увидев недоумение на лице солдата, он добавил:
   - Эти девочки, проще говоря, торгуют собой. За сеанс берут 25 чеков.
   В это время в палатку старшины забежал сержант.
   - Товарищ прапорщик, ротный спрашивает, исполнена его команда или нет.
   - Передай, что исполнена.
   - Пойдем, - обратившись к Петру, сказал старшина, и они зашагали к пустующей яме.
   - И так мне тошно в этой яме стало, - продолжал солдат, - что решил я, чего бы мне не стоило, уйти подальше из расположения роты. А там что будь, то будет. Готов умереть о руки "духов", но обратно возвращаться не собирался.
   Было уже темно и старшина не заметил валявшийся в яме деревянный хлыст. Он молча вытащил лестницу и направился по своим делам.
   Подождав, пока все в лагере утихомирятся, солдат с помощью толстой ветки попытался вылезти наверх. Несколько раз сорвавшись, разорвал брюки, сучком поранил лицо. Все тело ныло от боли, но парень, срывая ногти, карабкался все выше и выше. Наконец, после многочисленных попыток ему удалось выкарабкаться из западни. Он обошел стороной свои посты и, не разбирая дороги, направился куда глаза глядят.
   Ему просто посчастливилось, что наткнулся на наш пост. Возьми солдат с полкилометра левее, им бы уже занялись боевики.
   Выслушав горькую исповедь солдата, я обещал, что поговорю с ротным и отправил беглеца в землянку, чтобы он отоспался.
   На следующий день вместе с солдатом направился в расположение роты аэродромной охраны. Посты встретили нас сонным безразличием. Офицеров в лагере не было видно. Я направился к офицерской палатке. Там, кроме разбросанных по полу бутылок и банок с остатками тушенки, ничего и никого не было. В палатке, где находилась радиостанция, слышалось сонное бормотание, и я направился туда. Откинул штору и остановился ошарашенный.
   На топчане, распластавшись в самом непотребном виде, спала одна из медсестер.
   Выматерившись про себя, направился дальше. Ротного нашел недалеко от хауса - небольшого водоема. Капитан долго не мог понять, чего от него хотят. Смотрел на меня осоловевшими глазами и щупал голову. В конце концов, дал мне слово, что первыми же бортами отправит солдата в другую роту.
   Забегая вперед, скажу, что капитан свое слово сдержал, да только, по-моему, в другой роте Петру лучше не стало, там дедовщина такая же. Офицеров такое положение дел устраивало, проблем меньше, да и видимость порядка поддерживается.
   Когда шел обратно, сделал круг, чтобы взглянуть на гордость ротного - зиндан. Он пустовал, но надолго ли.
   Перед Октябрьскими праздниками из расположения роты сбежал прибывший из учебки сержант. Ротный сообщил об этом нам только на третьи сутки.
   Взяв отделение бойцов со служебными собаками, я обшарил все ближайшие сады и виноградники, но сержанта так и не нашел.
   Ротный отписал родителям, что тот пропал без вести.
   Сегодня многие, даже некоторые "афганцы" в отношении ребят, попавших в Афганистане в плен, говорят что те трусы и предатели. Я хочу предостеречь таких от ошибки, за которую уже заплатили наши отцы и деды в годы Великой Отечественной Войны. Не надо обобщать, заранее клеить ярлык предателя на всех пленных. Ведь даже оказавшись в руках душманов, они ведут себя по-разному. Даже из того минимума информации, что мы имеем о ребятах, находящихся в неволе, видна человеческая позиция легендарного Владимира Каширова и совсем не легендарного Николая Рыжкова.
   Вот почему, прежде чем судить о солдате, попавшем в плен, надо глубоко разобраться в обстановке, в которой он находился, четко определить, что же это за человек, и только тогда выносить общественный приговор.
   Ведь на войне и так слишком много делается трагических ошибок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XVI

   Из дневника Вячеслава Михайловича Некрасова, в 1982-84 годах, советника провинциального комитета молодежной организации Афганистана (ДОМА).
   9 ноября 1982 года я прибыл в провинцию Фарьяб в качестве советника. Это была моя первая зарубежная командировка. Так получилось, что я буквально с трапа самолета попал на прием в губернаторстве по случаю годовщины Октябрьской революции. Губернатор провинции Фарьяб, Хашим Пайкор, по закону восточного гостеприимства лично обходил гостей и оказывал им знаки внимания. При его приближении я представился, а он предложил что-нибудь выпить. В ту пору я активно поддерживал спортивную форму и потому указал на бутылку с наклейкой "Боржоми". Несмотря на позднюю осень, на дворе стояла жара. Я взмок, пока добирался до губернаторского дворца, и хотел только одного, вдосталь напиться воды.
   Губернатор заинтересованно посмотрел на меня, и ничего не говоря налил полстакана. Спросил:
   - Еще.
   Я кивнул. Он добавил почти еще столько же, протянул стакан, но отходить, почему-то не спешил. Вскоре, к своему удивлению, я заметил, что многие гости стали проявлять ко мне искренний, явно не соответствующий моей персоне интерес. С чем это было связано, я догадался, как только поднес стакан к губам. В нос ударил густой, необычный запах спиртного. И тогда я понял, что влип как кур во щи. В стакане оказалась не желанная минеральная вода, а афганская "кишмишевка" (крепчайший самогон из винограда).
   Выбора не было, я осушил стакан, постаравшись не подать вида, что чем-то обескуражен. Вокруг раздались аплодисменты. Пайкор принял стакан, обнял меня, а потом громко заявил: "Это наш человек". С тех пор я не слышал ни одного отказа в моих самых различных просьбах от провинциальных властей.
   Так началась моя беспокойная, зачастую опасная, но очень интересная работа в качестве советника афганской молодежной организации.
   Несколько слов о том, как я оказался в Меймене. В 1982 году мне стало известно о формировании в ЦК ВЛКСМ группы советников для работы в Демократической Республике Афганистан. Зная, что в Афганистане происходят коренные преобразования, и там нужны увлеченные и смелые люди, я написал заявление с просьбой о включении меня в состав этой группы. После соответствующей подготовки двенадцать молодежных советников в октябре 1982 были направлены в Кабул, а оттуда - по различным провинциям.
   Более года продолжалась моя заграничная командировка в провинцию Фарьяб. За это время мне неоднократно приходилось попадал в тяжелые ситуации, участвовать в боевых действиях. В меру своих возможностей старался самыми различными способами влиять на стабилизации обстановки в провинции, и прежде всего для того, чтобы избежать ненужных жертв как с советской, так и с афганской стороны.
   Помню эпизод, когда наша войсковая группировка окружила несколько враждебных афганских формирований в районе улусвали Даулатабад. Командование планировало произвести "зачистку" территории с привлечением артиллерии, вертолетов, бронетехники. В таких случаях больше всего страдает мирное население. Боевики же не понесли значительных потерь, поскольку укрывались в горных пещерах, и глубоких ямах, не доступных для тяжелой техники и авиации. Это грозило большими потерями и среди наших бойцов.
   В сложившейся ситуации советниками, участвующими в операции и командованием советских подразделений было принято решение напрямую обратиться к населению, созвать совет старейшин и добиться желаемой цели мирным путем. Согласовав с одним из уважаемых в кишлаке афганцами текст обращения и указав место сбора селян, все подразделения настороженно замерли на месте, в ожидании результата переговоров. Вскоре в указанном месте начали собираться люди. С помощью мощной громкоговорящей установки им было разъяснено, что их может ожидать в случае сопротивления. Этот миротворческий шаг дал эффект даже больший, чем предполагалось. С полевыми командирами был заключен мирный договор, и продолжительное время в этом районе не велось боевых действий. Так удалось избежать немалого количества жертв. Позднее эта тактика использовалась в провинции многократно.
   Большим событием для афганцев стало возобновление деятельности в Меймене городского кинотеатра. С помощью пограничников была восстановлена киноустановка, налажен регулярный обмен фильмов, местное население и советские солдаты стали готовить и давать совместные концерты.
   Общаясь с афганской молодежью, видя их замкнутость и разобщенность, я решил как-то восполнить этот пробел в работе провинциального комитета ДОМА и организовать для них летний оздоровительный лагерь. Посоветовался с нашими военными, те поддержали эту идею, и тогда работа закипела. Пограничники выделили несколько огромных, человек на двадцать палаток, кое-какое оборудование. Радости и счастью детворы не было конца. Многие из них, наверное, до сих пор вспоминают об этом счастливом месяце, организованным для них "шурави".
   В период организации лагеря, зная, как бедна казна губернатора, я обратился письмом в Свердловский обком комсомола, с просьбой помочь. Ответ не заставил себя долго ждать. С этого времени в Меймене стала периодически поступать гуманитарная помощь с Урала. Сотни местных жителей постигали грамоту, используя тетради и книжки, собранные российскими школьниками.
   Говоря об афганской молодежи, я бы хотел отметить, что юноши и девушки, несмотря на все существующие запреты, тянулись ко всему новому, и как могли, зачастую и ценой своей жизни помогали победе Саурской революции.
   Вот только некоторые данные из отчета провинциального комитета ДОМА:
   "Стабильно увеличивается количество членов бригад общественного порядка (БОП). Сегодня численность БОП достигла 207 человек, из них 45 девушек сформированы в медицинский отряд. 280 членов ДОМА являются членами отрядов защитников революции.
   За отчетный период молодежь приняла участие в 72 различных воинских операциях. Некоторые из них проведены самостоятельно. Особенно эффективна работа БОП во время прочесываний и на фильтрационных пунктах. Много ценной информации поступает в органы СГИ, вооруженные силы, Царандой, от молодежных подпольных комитетов.
   Кроме участия в операциях, сбора и передачи оперативной информации члены БОП несут постоянную караульную службу на 25 постах, из них 7 находятся в городе Меймене. Причем посты, доверенные молодежи отличаются большей стойкостью и бдительностью, чем посты вооруженных сил и отрядов защиты революции. Следует отметить и гораздо меньший расход боеприпасов молодежными постами.
   Участие молодежи в непосредственных боевых действиях сочетается с агитационно-пропагандистской деятельностью, с разъяснением юношам необходимости укрепления вооруженных сил ДРА, направлением их на службу. В результате этой работы за шесть месяцев 1562 года (1983 г.) на службу в Царандой направлено 90 членов ДОМА, в армию 15. 30 рекомендовано для работы в СГИ. 20 членов БОП оказывают практическую помощь в работе военного комиссариата.
   Активная помощь провинциального комитета вооруженным силам, Царандою, СГИ укрепила его деловые контакты с ними. Командование частей и подразделений оказывают практическую помощь обмундированием, продуктами питания, оружием. Сейчас на вооружении БОП находится 98 стволов стрелкового оружия.
   Постоянными стали встречи молодежи учебных заведений, гражданских организаций с воинами афганской армии. Особенно развились спортивные связи. Плановый характер приняли постановка концертов, демонстрация фильмов в подразделениях Царандоя и 55 пехотного полка.
   Хорошей организацией отличались экскурсии детей пионерского лагеря в воинские части, знакомство с боевой техникой.
   Крепкое сотрудничество установилось у ДОМА с комсомольской
   организацией советской воинской части, представители которой регулярно приезжают для участия в семинарах, проведения различных мероприятий в комнатах афгано-советской дружбы.
   Во II квартале 1562 года (1983 г.) 100 членов прошли военную подготовку
   на базе оперативного батальона Царандоя. Занятия проводились наиболее грамотными офицерами, опытными сержантами и солдатами и предусматривали, как теоретические темы, так и практические занятия для закрепления необходимых навыков.
   Немаловажное значение имеет физическая подготовка членов БОП в частности и всей молодежи в целом. Эти вопросы были подняты для обсуждения на III Пленуме ПК ДОМА. В выполнении постановления пленума предприняты конкретные шаги. 21 бизона ( 15 октября ) в торжественной обстановке был открыт городской спортивный праздник, в котором приняло участие 9 команд учебных заведений (в т.ч. духовного медресе Абумуслим), Царандоя, 55 пехотного полка.
   Практикуется весеннее и осеннее проведение первенства г.Меймене по футболу. В целом комитетами ДОМА контролируется проведение занятий в 22 секциях по футболу, волейболу, баскетболу, настольному теннису, атлетизму. Принято совместное постановление с отделом народного образования об установлении строго контроля за проведением уроков физкультуры в учебных заведениях".
  
   Говоря о повседневной жизни и деятельности советнического аппарата на афганской земле, нельзя не сказать о наших нечастых, но, тем не менее, запоминающихся походах по дуканам. По сути дела именно там мы знакомились с истинными нравами и обычаями обыкновенных афганцев, их характерами и причудами.
   Однажды мой старый друг Паша Пакутный, теперь Павел Григорьевич, заслуженный работник культуры Украины, орденоносец, проработавший в Чернобыльской зоне более десятка лет. Однажды он, человеком высокого роста, широчайшей души и неистощимого юмора, зашел в дукан (лавка, магазин) купить кожаный пиджачишко. Естественно, его размера там не оказалось. Афганцы народ поджарый, и не все, как Паша, выросли на украинских харчах. Видя, что "шурави" покидает его заведение неудовлетворенным, хозяин дукана поклялся на каране, что через два дня найдет подходящий для Павла Григорьевича пиджак, даже если везти его придется из Пешевара. Сказано - сделано. Не прошло и двух дней, а Паша уже примерял заветный, пиджак, который, как и обещал дуканщик, оказался ему впору. Довольный советник попросит назвать цену. Хозяин объявил. Будущий заслуженный работник культуры схватился за сердце и замертво упал на кипу дубленок.
   Хозяин страшно перепугался, спрашивает, что случилось с дорогим гостем. Ему отвечают, что от столь высокой цены покупателя хватил удар. Тогда хозяин спрашивает, а какая цена поможет излечить сердечную рану уважаемому человеку. Павел Григорьевич, приоткрыл один глаз и назвал сумму вчетверо меньшую от предложенной дукандором. Настала очередь хвататься за сердце хозяину, и он, как сноп валится рядом с покупателем. Через секунду оба ржут как жеребцы. Лежа на полу, договариваются о срединной цене и вскоре довольные друг другом расстаются самыми большими друзьями.
   На этой доброжелательной ноте я бы и хотел закончить свой рассказ о моей романтичной, интересной, и потому незабываемой работе в Афганистане. Добавлю только, что после возвращения из Афганистана я был приглашен на работу в ЦК ВЛКСМ.
   До сих пор очень многие афганцы, в том числе и оставшиеся у себя на родине, поддерживают тесную связь с советскими людьми, отправлявшими свои подарки в далекую северную провинцию Афганистана. Обращаются с различными просьбами ко мне, приглашают к себе.
   Откликаясь на их приглашения, я вновь побывал в Афганистане в конце 1997 года, где нашел самый дружественный прием со стороны лидеров северного альянса, организовавших поездку по всем провинциям северного Афганистана. Несколькими годами позже, уже после свержения талибов, по приглашению моих афганских друзей я побывал в Кабуле. В это время в столице проходила Лойя Джирга, на заседания которой я стремился с тайной надеждой встретить там своих давних знакомых. И не ошибся. Только переступил порог огромного кондиционированного тента, где проходило заседание, и двинулся вдоль рядов, как услышал:
   - Рафиг Слава?! (Рафиг в переводе с дари значит товарищ). Навстречу мне поднялся с распростертыми объятиями человек-гора, в цивильном костюме. Возглас его был столь громок, что спикер прервал речь, сотни глаз обратились в нашу сторону, а камеры тут же нацелили на нас свои объективы.
   Это был Мохаммад Хашим Пайкор, бывший губернатор провинции Фарьяб, лидер Трудовой партии. В тот знаменательный день воспоминаниям нашим не было предела.
   Публикации по результатам моих поездок в Афганистан оказали успокаивающее воздействие на многочисленную диаспору афганцев в России и вызвали большой интерес у специалистов Института востоковедения.
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XVII

  
   22 ноября 1982 года. Провинция Фарьяб. Районный центр Андхой.
   Сразу же после Октябрьских праздников мы начали готовиться к поездке в Андхой. Застава, усиленная минометным взводом и отделением станковых противотанковых гранатометов, должна была сопровождать секретаря провинциального комитета НДПА Альборса в его поездке по наиболее удаленному району провинции Фарьяб. Я ехал замполитом этого подразделения, и потому дел было невпроворот. Надо было подготовить походную ленинскую комнату, глубже познакомиться с нравами и обычаями туркмен, которые составляют основную часть Андхойского улусвали. Большую помощь в подготовке к поездке оказали наши советники. И вот после непродолжительного полета на вертушках мы приземлились на берегу небольшой речушки рядом со средневековой глинобитной крепостью. Стены ее поднимались над землей метров на восемь-десять, по углам возвышались небольшие башенки. Вход в крепость запирали массивные деревянные ворота, которые при нашем приближении широко распахнулись, выпуская навстречу нам малочисленный свой гарнизон - человек десять солдат, с прапорщиком во главе.
   До обеда мы познакомились с довольно-таки обширной территорией, окруженной глухой стеной крепости. Посоветовавшись со старожилами, сразу же решили укрепить наиболее уязвимые участки обороны дополнительными постами, развернули минометный взвод. Меры оказались своевременными, потому что нас в первую же ночь обстреляли из соседнего кишлака. Но после первых же минометных залпов стрельба прекратилась. К моменту нашего прибытия в Андхой, который раскинулся в пятистах метрах от крепости, обстановка здесь была особенно напряженной.
  
   Андхой - один из старейших городов провинции Фарьяб. По имеющимся архивным документам, в пределах нынешнего Андхоя в 17 веке афганский правитель Надир-шах поселил крупное туркменское племя. В 19 веке туркменский вождь Даулет-хан стал во главе всего Андхойского ханства и в 1883 году вместе с 3 тысячами старшин просил у Русского царя подданства.
   Современный Андхой является центром улусвали (района), насчитывает около 30 тысяч жителей. Большую часть населения приграничного района составляют туркмены, которые занимаются в основном земледелием и скотоводством. Встречаются также пуштуны и арабы. Район славится своими скакунами и коврами. В Андхое создан комитет НДПА, который частично оказывает влияние на политическую жизнь в городе. Органы народной власти еще не пользуются достаточной силой и доверием населения, и потому на жизненный уклад в улусвали особого влияния не оказывает.
   Город со всех сторон обложен бандами непримиримых, главари которых оказывают влияние на дела в городе через своих людей в партийных органах и органах народной власти. Внутри руководства улусвали, сторонники фракций "хальк" и "парчям" все упущения и промахи в работе валят друг на друга. Реальной силой, на которую можно опереться в Андхое, является районный отдел ХАД.
   Из информации советских военных советников.
  
   Используя рекомендации советников, мы в первые же дни пребывания в крепости, установили негласный контакт с начальником районного отдела ХАД. Им оказался худощавый, спортивного вида человек лет тридцати. Тонкие, правильные черты его лица, голубые глаза, пронизывающий и в то же время доброжелательный взгляд из-под тонких, как у девушки, бровей, резкие оценки существовавшей в улусвали обстановки, с первых же минут знакомства вызвали у нас чувство доверия и приязни. Молодой человек походил чем-то на Сахиба, моего афганского друга, оставшегося в Меймене. Чем-то похожи были и их биографии. Правда, хадовец был из семьи обеспеченной, к началу Саурской (Апрельской) революции он учился в Кабульском университете, сотрудничая с НДПА, а когда настала пора защищать революцию, с оружием в руках пошел добровольцем в рабочую дружину. Учился в Харькове. За время учебы у него появилось много советских друзей, с которыми он переписывается до сих пор. Он показал нам фотографию своей невесты. С цветного фото глядела на нас чернобровая и черноглазая украинская красавица, взгляд которой так и просился в строчки: жду, надеюсь, верю.
   Хадовец немного говорил по-русски, но считал, что его знаний мало и попросил, по возможности, помочь в изучении нашего языка. Это был человек фанатично преданный революции, который поставил перед собой жизненную цель - победа или смерть.
   Это знало не только руководство улусвали, но и провинциальное. Некоторые послания хадовца с принципиальными характеристиками деятельности партийных и народных лидеров как района, так и провинции прорывались через провинциальный отдел ХАД в Кабул, правда, оттуда по бюрократической лестнице спускались обратно. А принципиальность ни в Меймене, ни в Андхое не была в почете, и потому на голову хадовца со всех сторон метались громы и молнии. Дошло до того, что за голову начальника ХАД главари оппозиции назначили немалую цену от 500 тысяч до миллиона афгани. Листовки с перечислением всех грехов хадовца и ценой за его голову мне приходилось видеть не раз.
   То, что он был еще жив, во многом зависело от его хитрости, знания обстановки и людей. У него был небольшой отряд защиты революции из преданных ему людей, которые имели свои, подчас и кровные, счеты с боевиками.
   Немало было у него и добровольных помощников из числа дехкан и торговцев. Они вовремя предупреждали хадовца о грозящей беде. Чем завоевал он такое доверие у селян, сказать трудно. Может быть, своей молодой бесшабашностью, готовностью пожертвовать своей жизнью за своих соплеменников. Ведь еще с незапамятных времен воспевали туркмены в своих песнях героев, которые готовы на все ради своего народа. А может быть, потому, что жители приграничного с нашей страной района глубже воспринимают изменения, происходящие в Афганистане.
  
   Обстановка в окрестностях Андхоя
   В пригороде Андхоя созданы и действуют несколько кооперативов по обработке земли, которым нашей страной переданы в безвозмездное пользование десять тракторов "Беларусь" и несколько комбайнов. В период подготовки земель к предстоящей посевной участились нападения душманов на кооперативы. В результате этих акций уничтожено почти половина парка сельскохозяйстсвенной техники кооперативов, есть убитые и раненые. В целях самообороны там созданы отряды защиты революции. Видя, что кооперативы имеют оружие и готовы защищать свои земли самостоятельно, главари повстанцев изменили тактику своих действий, перешли к блокированию кооперативов. К нашему прибытию у дехкан уже неделя как кончилось продовольствие. Отряды защиты голодали, но не сдавались, прекрасно зная, что если они сложат оружие, бандиты уничтожат их всех до одного. В этой обстановке особенно неприглядно выглядела позиция так называемой народной власти. Имея в своем распоряжении подразделения царандоя, отряды защиты революции, другие силы, улусволи (председатель райисполкома) до сих пор не обеспечил продовольствием и боеприпасами осажденные гарнизоны. Недели две назад была предпринята попытка пробиться к одному из кооперативов. Улусволи, зная, что должен прибыть секретарь провинциального комитета НДПА, опасаясь, что его обвинят в преступной бездеятельности, возглавил отряд защиты революции, состоящий из вооруженных людей города. Загрузив в машины продовольствие и боеприпасы, отряд направился к ближайшему осажденному гарнизону. В пригороде, недалеко от подразделения пограничной охраны, отряд был окружен боевиками и взят в полном составе в плен. Неделю о нем не было ни слуху, ни духу, пока не пришел улусволи, который и сообщил о приключившимся с ним конфузе. Он в красках расписал то, как оборонялся отряд, не давая душманам захватить продовольствие и боеприпасы, но перевес был на стороне противника. Как они не оборонялись, но перевес был на стороне противника. Как они не оборонялись, но попали в плен, где над ними вдосталь покуражились моджахеды. На самом деле все было намного проще. Курбаши, который захватил караван с продовольствием и боеприпасами был родным дядей улусволи. Никто в отряде защиты революции и не помышлял о сопротивлении. Из достоверных источников известно, что об этом было уже заранее договорено. Душманы за здорово живешь получили продовольствие, боеприпасы, и даже часть людей из отряда защиты революции. Как говориться, и нашим, и вашим.
   Из информации начальника районного отдела ХАД.
  
   Вот в таких условиях нам и предстояло действовать. На своем внутреннем военном совете мы решили согласовывать просьбы и предложения афганского руководства с начальником Андхойского отдела ХАД. Ему можно было доверять.
   Однажды в крепость в спешке примчался хадовец и с ходу заявил, что километрах в трех отсюда в родовом кишлаке одного из богатеев собрались главари всех окрестных бандформирований для координации своей деятельности против новой власти, захвата Андхоя и объявления Даулатабада местностью, свободной от неверных. На этом совещании боевики разрабатывали план нападения на крепость и уничтожения нашего гарнизона. Услышав это, начальник оперативной группы, который координировал наши действия с афганскими властями, сразу же распорядился вызвать вертушки, чтобы те как можно быстрее разбомбили повстанческое гнездо.
   Буквально через тридцать-сорок минут звено вертолетов с полной бомбовой и ракетной нагрузкой прошла над нашей крепостью и направилась к кишлаку. Вскоре мы услышали далекие разрывы бомб и ракет. Над кишлаком поднялась черная туча, которая погребальным занавесом накрыла бандитское сборище. Не прошло и часа, как наблюдатели в крепости доложили, что со стороны Андхоя к нам мчатся два УАЗика.
   Мы с любопытством вышли навстречу. Оставив машины за воротами, к нам торопливо двинулась группа афганцев во главе с секретарем провинциального комитета НДПА Альборсом. Лицо его было искажено гневом, глаза метали молнии. Размахивая руками, он сходу выразил недовольство нашим вмешательством в их дела. Заявил, что это он попросил главарей собраться, чтобы решить с ними вопрос о снятии осады с кооперативов. Он говорил много и зло, но нашей уверенности в правоте действий не поколебал.
   Прошло несколько дней и Альборс, как обычно со своей свитой, нанес нам очередной визит вежливости. Во время небольшого, но традиционного застолья я, как просил накануне начальник районного отделения ХАД, в разговоре, как бы между прочим, проболтался, что о сборище главарей боевиков нам стало известно от духанщика Исмаила (по словам хадовца, Исмаил был ярым противником всего нового и всячески помогал душманам), который торгует невдалеке от дома улусволи. Казалось что на эту информацию никто не обратил ни малейшего внимания. Альборс был занят другими разговорами и, вспоминать о своем недавнем конфузе явно не собирался. Вскоре он перевел разговор на более мирную тему, о партийной жизни в провинции.
   Дня через два, ближе к вечеру к нам заехал обескураженный хадовец, который с горечью в голосе сообщил, что дукан Исмаила сожжен, а торговец и его семья преданы самой зверской казни... Из этого явствовало, что в окружении Альборса возможно были предатели, которые и передали содержание нашего разговора местным душманам.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XVIII

  
   2 декабря 1982 года. Провинция Фарьяб. Районный центр Андхой.
   С первого дня нашего пребывания в Андхое, улусвольское руководство неустанно просило начальника нашей Оперативной группы подполковника Нестерова оказать помощь окруженному душманами сельхозкооперативу, который защищает лишь небольшой отряд защиты революции. Нестеров, по установившейся у него привычке без тщательной разведки и подготовки операции не проводить, решил пока подождать. Все прекрасно понимали, чем чреваты поспешность и слабая подготовка операции, тем более в районе, нам не знакомом.
   Афганцам рекомендовали осуществить рейд силами царандоя и добровольцев из группы защиты революции.
   Вторая попытка доставить продукты и боеприпасы в осажденный боевиками кооперативов закончилась так же бесславно, как и первая. Душманы разогнали сарбозов, а продукты и боеприпасы забрали себе.
   И тогда ранним декабрьским утром из ворот крепости вышли пять наших бронетранспортеров. Для усиления мы взяли с собой один миномет, два безотказных орудия и два автоматических гранатомета. Моя боевая машина шла впереди колонны, и поэтому ее усилили основательно. На башне БТРа закрепили АГС-17, сзади на корме укрепили СПГ-9. В общем, все наши машины с торчащими в разные стороны разнокалиберными стволами, выглядели необычно и довольно внушительно.
   В заранее условленном месте, на окраине Андхоя нас ждали транспортные машины, груженные продовольствием, боеприпасами и оружием. Вместе с нами в операции участвовали бойцы группы защиты революции районного отдела ХАД, во главе с начальником. Расставив грузовики внутри колонны, под прикрытием боевых машин мы без задержки двинулись к блокированному душманами кишлаку.
   Несмотря на ранее утро, город уже жил своей крикливой, трудовой жизнью. Особое оживление было на центральной лице, превращенной сотней скучившихся дуканов в громкоголосый базар. Протиснувшись сквозь базар, колонна завернула в узенькую улочку, загроможденную с обоих сторон небольшими кустарными мастерскими, и набирая скорость пошла на север. Из мастерских, перекрывая шум двигателей, доносился звон молотов о наковальни, жестянщики мастерили металлические печки и трубы, зимой этот товар не залеживается, серебристым звоном пели в руках афганских умельцев молотки, выделывающие из меди настоящие произведения искусства сосуды, ножи, металлические части сохи, другие товары. Базар, кустарные мастерские, высокие кирпичные и глинобитные дома Андхоя промелькнули как какое-то удивительное наваждение, словно кадры исторического фильма. Сколько нахожусь в Афганистане, а никак не могу привыкнуть к его средневековью и потому глазами, ушами, всем своим сознанием впитываю экзотику так, словно вижу в последний раз. Мне почему-то не наскучивает разглядывать дома, кишлаки, снующих по своим делам людей. Все, что попадает на глаза вызывает живой, постоянный интерес. Иногда приходится прямо сдерживать свое любопытство, делать все, чтобы оно было не во вред выполнению основной задачи, не во вред своей жизни.
   В таких случаях я постоянно думал о том, с каким бы удовольствием прошел по этим афганским дорогам не с автоматом за плечом, а с рюкзаком путешественника. Ведь мы еще так мало знаем о жизни своих соседей, их обычаях и нравах.
   За городом расстилалась широкая равнина, изрезанная зигзагами арыков. Вдали виднелись глинобитные крепости селений. Из одного из кишлаков нас обстреляли. Огонь был редкий, нас явно брали на испуг. Не останавливаясь, мы шли дальше. В нескольких километрах от города нас обстреляли снова, теперь уже частым ружейным огнем, но вреда не причинили. Внимательно осматривая в командирский оптический прибор наблюдения место, откуда велся огонь, я обнаружил небольшую группу вооруженных людей, которые, используя арык как укрытие, приближались к нам. Наводчик пулемета длинной очередью из крупнокалиберного пулемета заставил боевиков залечь. Вскоре в дело включился расчет автоматического гранатомета. Когда гранаты начали рваться в самом арыке, душманы кинулись врассыпную. Через несколько минут всякое передвижение на поле прекратилось. Для многих из нападающих, я думаю, навечно. Больше до осажденного кооператива, никто из моджахедов попыток померяться с нами силами не предпринимал. Правда, при подходе к месту расположения кооператива проводник перепутал дорогу, и наша колонна чуть было не сбилась с пути. Подчиняясь указаниям проводника, я направил машину в узенькую улочку. Между глинобитными стенами, возвышающимися по обе стороны улочки, было не больше трех метров. Чем дальше продвигалась машина вглубь кишлака, тем проезд становился уже и уже. На повороте БТР уже цеплял носом и кормой за глинобитные стены. Вглядываясь вперед, я подсознательно чувствовал, что мы попали в западню. Это же чувствовалось в поведении хадовца, который ехал со мной. Услышав бряцанье металла за четырехметровой стеной, он, ни слова не говоря, вытащил ручную гранату, и выдернув чеку, бросил ее за дувал. Глухо хлопнул взрыв, и бряцанье прекратилось. После этого офицер вытащил пистолет и, приставив ствол к виску проводника, что-то грозно ему сказал. Проводник сразу же засуетился. Соскочил с машины и бегом кинулся по улочке вперед. Через несколько минут он возвратился, и что-то начал сбивчиво объяснять. Выслушав его, хадовец со всей злостью обрушил на голову провинившегося афганца рукоятку пистолета. Тот, вскрикнув, без сознания растянулся на броне.
   Наблюдая за этой непродолжительной сценой, я вдруг запоздало понял, чем могла грозить нам эта западня, если бы она и впрямь была устроена боевиками. В такой тесноте они без особых усилий могли бы не только сжечь все машины, но и перестрелять нас как цыплят.
   БТР начал медленно пятится назад. Минут через десять мы все с облегчением вздохнули. К этому времени проводник очнулся, и соображал лучше. По пути к осажденному гарнизону сотрудники ХАД взяли в плен одного из полевых командиров, вместе со всеми его телохранителями. После очередного набега ночные труженики отдыхали и афганцам удалось взять их без единого выстрела еще тепленькими и сонными.
   Наше появление в осажденном кишлаке было так неожиданно, что никто из душманов не успел пустить в дело оружие. Боевики, ошеломленные нашим внезапным появлением, беспрепятственно пропустили колонну к обороняющимся кооператорам.
   Выгрузив продовольствие и боеприпасы, мы начали готовиться в обратную дорогу. Всем было ясно, что свободно пройти обратно, боевики нам не позволят.
   Прорывались, поставив грузовики между бронетранспортерами. Попав под массированный автоматный и пулеметный огонь, душманы смешались, и, оставив свои позиции, разбежались кто куда.
   Помня недавний конфуз с проводником, кишлаки решили обходить стороной, не стоило второй раз испытывать свое счастье. На равнине боевики не решились нападать на нас, так что к городу мы подходили победителями, забыв о всякой осторожности.
   Связавшись по радиостанции с крепостью, я заказал старшине нашей группы, прапорщику Жене Сабирову шашлыки, и в предвкушении сытного обеда, поторопил водителя, чтобы тот увеличил скорость. Дважды повторять не пришлось, машина, выпустив клуб бензиновой гари, пошла ходче.
   В это время послышалось завывание кого-то из пленных афганцев, находящихся на броне. Высунувшись из люка, я обернулся назад и увидел жуткую картину. Афганец из отряда самообороны, который участвовал в нашей совместной операции, бил автоматным магазином плененного накануне главаря по голове. Хадовец объяснил мне, что летом этот курбаши, таким же образом пытал попавшего к ним бойца. Так этот боец чудом сумел сбежать и теперь мстил своему обидчику.
   Афганец, избивая главаря, приходил все в большую и большую ярость. Глаза его сузились в щелочки, рука с магазином совершала все большую и большую амплитуду, удары были все сильнее и сильнее. Все лицо курбаши было залито кровью, и вскоре он перестал стонать.
   Я крикнул, чтобы боец прекратил избиение и в это время услышал близкий разрыв гранаты. В следующее мгновение какая-то неведомая сила буквально впихнула меня в люк. После этого я отчетливо услышал очереди из автоматов и одиночные выстрелы. Пули, чиркая по броне, визжа, рикошетом уносились в разные стороны. Я, оглянувшись назад, пересчитал солдат. В машине не было лишь наводчика АГС-17. Вместе с афганцами он сидел на броне. Мелькнула страшная мысль, что боец, застигнутый врасплох, поймал пулю.
   Крикнув:
   - К бою! Противник с правого борта! Огонь! - я схватил автомат и вместе со всеми открыл огонь по противнику.
   Наводчик крпнокалиберного пулемета, ефрейтор Ермаков, экономя патроны короткими очередями долбил по дувалу, за которым сидели боевики. Вскоре заработал миномет, расчет которого находился на следующей за мной машине. Первая мина ухнула далеко позади засады, вторая впереди, третья угодила в цель. Огонь душманов ослабел. Выбрав момент, когда огонь боевиков утихнет совсем, я пытался осмотреться. Мучила одна мысль, куда же исчез наводчик гранатомета? Вопрос, где были в это время афганцы, меня беспокоил меньше всего. Я уже привык к тому, что уже после первого выстрела они как горох ссыпались с брони в канавы и воронки и ждали, пока мы покончим с боевиками. Каково же было удивление, когда я увидел, что бойцы группы защиты революции вместе с офицером вели прицельный огонь по засевшим в лабиринте глинобитных стен душманам, и даже пытались атаковать противника. Часть людей хадовец послал для обхода засады с тыла. За год пребывания в Афганистане это был, наверное, единственный бой, когда афганцы так яростно дрались вместе с нами.
   Вскоре бой был закончен. Пролетавшие недалеко от нас вертушки довершили дело. На месте засады не осталось даже ни одного целого автомата, не то, что боевика.
   В общем, в этот счастливый для всех нас день, нам повезло дважды.
   Первый залп душманов был явно поспешным и потому безрезультатным. Сидевшие на броне бойцы вскоре спрыгнули на землю. Целым и невредимым был и наводчик, правда, перепугался заметно, с кем не бывает.
   На память о том бое у меня осталась прожженная раскаленным стволом автомата, шапка и фотоаппарат, словивший две пули. После того, как взрывной волной меня закинуло в люк, фотоаппарат, зацепившись, остался на броне, снаружи. Видно, второй залп боевиков был точнее.
   Этот урок нашей беспечности, который дали нам боевики, ни я, ни кто из моих боевых товарищей, я думаю, не забудет до конца жизни.
  

Г Л А В А XIX

  
   20 декабря 1982 года. Провинция Фарьяб. Районный центр Андхой.
   Благодаря ряду операций, проведенных нами совместно с афганскими отрядами самообороны, обстановка в окрестностях Андхоя стабилизировалась. Этому способствовало и то обстоятельство, что зимой большая часть боевиков хоронится в кишлаках, ожидая потепления.
   Секретарь парткома НДПА провинции Фарьяб Альборс, используя временное затишье, объезжал со своей свитой самые дальние уголки района, встречаясь со старейшинами кишлаков, родовыми авторитетами, племенными вождями. Во время этих поездок он рассказывал селянам об Апрельской революции, ее целях и задачах. О последнем Пленуме ЦК НДПА и провинциального комитета партии.
   Разъезжая по провинции, я не раз сталкивался с тем, что ни кочевники, ни земледельцы из глубинки имели смутное представление о происшедших в стране изменениях. Обычно на вопрос, кто сейчас является главным правителем Афганистана, люди в большинстве случаев говорили, называли Дауда, тем более, что его портрет до сих пор украшает государственные денежные знаки, реже называли имя Тараки. Ни Амина, ни Кармаля многие просто не знали. О революции слышали очень мало. Бывало, что дехкане и кочевники главным человеком в стране называли кого-то из полевых командиров, которые терроризировал их кишлаки и кочевья.
   Обычно наше появление в глубинке афганцы встречали настороженно. Не зная о событиях, происходящих в стране, они тем более не знали о том, что наши войска находятся на их земле по просьбе Афганского правительства. Нередко приходилось наблюдать, когда наша колонна проходила какой-то удаленный от центра кишлак, как поодиночке и целыми группами в горы убегали вооруженные мужчины. По-видимому, тут срабатывал исторический стереотип. Афганцы за многовековую историю своего существования привыкли к тому, что европейцы приносили им только лишения и страдания и что единственный язык, на котором с ними можно говорить, это язык оружия. Последний пример этому - только с оружием в руках отстоял свою независимость афганский народ от английских завоевателей. Вот почему для многих в Афганистане мы были и остаемся опасными инородцами.
   Там же, где мы постоянно бываем во время операций или оказываем посильную помощь, афганцы во многом меняют свое отношение к нам, но, по-моему, просто внешне. В глубине души, я думаю, они продолжают считать нас помехой в урегулировании своих внутренних межнациональных и территориальных конфликтов. Слишком долго у нас это не хотели понимать.
   Кто-то из читателей спросит меня - на чем основываются мои доводы?
   Отвечу - из многочисленных контактов с дехканами, кочевниками, старейшинами кишлаков, родовыми авторитетами и даже муллами. Не раз мне приходилось разговаривать и с пленными душманами, с теми, кто раскаивался в содеянном, и с теми, кто не скрывал своего злобного отношения, и к нам, и к Саурской (Апрельской) революции. Очень много об афганцах я узнал и в Андхое, сопровождая секретаря провинциального парткома Альборса. Однажды мы побывали в одном из пригородных кишлаков. Как я уже говорил, основное население района - туркмены из племени Алиили. Жилища туркмен во многом отличаются от жилищ узбеков. Крыши у них не плоские, а куполообразные. Селятся и живут они обычно по родам, которые в свою очередь подразделяются на родовые кланы. Каждый клан проживает в своем квартале, имеет одну-две небольшие мечети, где молятся не реже пяти раз в день. Обычно имама, человека, который руководит молитвой, дехкане выбирают из своего квартала.
   Мы побывали в доме одного из родовых авторитетов кишлака. Крепкий 60 - летний старик был бодр и деятелен, и сразу начал показывать свое хозяйство. За высоким глинобитным дувалом, кроме большого дома, разделенного на женскую и мужскую половины, было много хозяйских построек. В коровнике было 30 коров, по двору гуляло несколько чистокровных текинцев, об этом немногословный хозяин похвастался сам. Всего у него было десять лошадей. Всю работу в хозяйстве выполняли шесть сыновей. На период посевной и уборочной компании богач нанимал пять-шесть батраков, платил им от 80 до 120 афгани в месяц. С особым удовольствием показал старик свой сельскохозяйственный инвентарь. Год назад у одного из кооперативов он купил уже далеко не новый трактор, "Беларусь", года семидесятого выпуска, были у него и плуги, но хозяин тут же добавил, что он не всегда в состоянии использовать технику, потому что уж очень дорого горючее. Поэтому большую часть посевных площадей он обрабатывает по старинке с помощью деревянного плуга омача, снабженного железным лемехом. Борону заменяла широкая доска, утыканная длинными гвоздями. Внутренние покои мужской половины богача обставлены довольно современно. Стены устланы богатейшими коврами ручной работы. На низеньком столике, меж кувшинов старинной работы, блистал серебристой поверхностью стереомагнитофон. В углу гостевой комнаты пристроился японский телевизор. Старик частенько смотрит передачи советского телевидения. Он много знает о нашей жизни, жизни советской Туркмении, но многие существующие в СССР порядки не разделяет. Откровенно признался, что выключает телевизор, как только по телевизору показывают туркменок без накидок. Не нравится ему и то, что в советской Туркмении очень мало мечетей. Что ж, я непосредственно столкнулся с реальностью афоризма: "В Афганистане шариат не религия, а образ жизни". С этим сталкиваешься на каждом шагу, и с этим здесь нельзя не считаться.
   Старик посетовал на то, что увеличиваются налоги, а заниматься сельским хозяйством все труднее и труднее. Ведь не для кого не секрет, что полевые командиры облагают налогом все ввозимые в Андхой товары и потому духанщики торгуют товарами по более высоким ценам, расходы увеличиваются. Старик начал перечислять налоги, которые ему приходится платить.
   Прежде всего подати государству и духовным лицам - салгыт, за пользование земельным участком до 50 афгани или 20 килограммов пшеницы, столько же ячменя, особенно высоки подати духовенству:
   -"хушур" - 1/10 часть урожая
   -"зекат" - 1/40 часть скота.
   Кроме того, духовенство, ссылаясь на шариат и трудные времена, требует 1/40 часть серебряных украшений.
   Старик, покряхтывал, с сожалением перечисляя свои податные убытки, частенько повторяя, что уже на грани разорения. Признаться, я был уверен, что он, как и все богачи, уж больно прибедняется, старается выглядеть чуть ли не нищим. Позже я узнал, что старик женил своего среднего сына на ковровщице, заплатив за нее калым в 150 тысяч афгани, и что уже в этом году невестка соткала два ковров 2 на 3 метра, которые стоят до 40 тысяч афгани. Так что еще два ковра и калым окупится полностью и невестка начнет приносить скупому богатею чистую прибыль.
   Перед тем как попрощаться, хозяин пригласил нас за стол. Правда, в обычном смысле этого слова стола не было. В комнате прямо на полу был разостлан пестрый ковер очень тонкой работы. Прямо на ковре стояли дымящие ароматным духом блюда с пловом, с шашлыками, тонко нарезанными ломтиками мяса. В середине этого тола возвышались горки винограда, персиков, гранатов и других фруктов. Роль хозяйки, в нашем понимании, выполнял, по всей видимости, один из батраков. Он ловко, с подносом в руках лавировал меж гостей, расхаживая по столу как по земле.
   Разговор за столом, на правах хозяина и старшего, начал старик. Говорил он о видах на урожай, о ценах на рынке, молодежи, которая думает больше о развлечениях, чем о вере. Мы молча слушали, не перебивая гостеприимного хозяина. Пусть выговорится.
   Найдя в нас внимательных слушателей, старик не стал злоупотреблять нашим терпением и, выставив из гостевой комнаты старших сыновей и батрака, он достал из заветного местечка бутылку с прозрачной жидкостью, торжественно водрузил ее на середину импровизированного стола.
   К нашему немалому удивлению, это была самая обыкновенная "Столичная".
   Сам он пить отказался, ссылаясь на запрет шариата.
   После первых же тостов разговор за столом принял более оживленный характер. На наши вопросы хозяин старался отвечать логично и полно.
   Чувствовалась мудрость лет и отличное знание обстановки не только в Афганистане, но и далеко за ее пределами.
   Я еле успевал записывать суть кратковременных диалогов, возникающих за столом.
   - Что вы знаете о Саурской (Апрельской) революции, ваше к ней отношение?
   Старик задумался. Говор за столом прекратился, все ждали, что он ответит.
   - Я считаю, что путь, по которому пошел Тараки, был предначертан аллахом. Его программа нашла отклик у всего афганского народа в большей степени потому, что была истинно афганской. Все последующие перемены, происходившие в Кабуле, стали нам во вред. Мне и моим соплеменникам чужды как европейский, так и русский путь развития страны. Мы хотим жить по-своему. Развивать промышленность, чтобы у нас были машины и орудия сельского хозяйства, торговать, чтобы в лавках духанщиков было изобилие всевозможных товаров, развивать науку и в то же время помнить, что страна наша мусульманская и основной закон в ней - шариат.
   Я считаю, что Саурская революция, после смерти Тараки, пошла не по тому пути. Рано или поздно это поймут все!
   - Как относитесь вы и ваши родичи к нашему военному присутствию? - спросил я.
   - Отрицательно! - не задумываясь, откровенно ответил старик.
   Честно говоря, такого категоричного ответа мы не ожидали. Не ожидали этого и афганские партийные функционеры. Хозяин, не обращая внимания на гостей, продолжал:
   - Каждая страна должна свои внутренние проблемы решать самостоятельно. Что требовала оппозиция, поднявшая оружие против правительства Бабрака Кармаля? Не социалистического, а другого пути развития страны. Мы все-таки ваши соседи и наслышаны о ваших колхозах, о ваших законах, которые не защищают простого человека, о ваших религиозных кощунствах. Все это не для нас.
   Когда вы с оружием в руках пришли в наши города и кишлаки, старейшины кишлака собрали джигитов и, передав в руки оружие, сказали: "Идите и защищайте нашу землю, наши жилища от неверных". Для нас, с оружием в руках, вы всегда будете чужими, будете врагами.
   - А что сделать, чтобы мы всегда были только добрыми соседями?
   - Вывести свои войска с нашей земли! Мы готовы решать свои политические вопросы самостоятельно. Ведь мусульманин с мусульманином быстрее найдут общий язык. А с вашей страной мы всегда готовы дружить и торговать. Ведь с Россией туркмены-алиили жили в дружбе с незапамятных времен. Еще мой дед более ста лет назад вместе с другими старшинами Андхойского ханства обращался к Русскому царю с просьбой о получении подданства, с назначением губернатором нашего глубокочтимого предка Даулет-хана. Не наша вина в том, что льется еще не только афганская, но и русская кровь. Видит аллах, мы этой войны не хотим...
   Распрощавшись с гостеприимным хозяином, мы направились к машинам, стоящим в переулке. Во дворе, кроме сыновей старика, было и с десяток других джигитов. По взглядам, которым они нас провожали, и по топорщащимся халатам, в полах которых угадывались очертания винтовок, мы без труда определили - люди вооружены.
   И только тогда мне стала понятна смелость и откровение старика, и недаром говорят туркмены: "У кого опора гора, у того железное сердце".
   До своей крепости мы доехали без происшествий. Может быть, и потому, что нас незаметно сопровождали джигиты мудрого старика.
   Эта и многие другие встречи с афганцами рождали в моей душе множество противоречий. Основное из них то, что я не видел какой-нибудь реальной цели в выполнении "интернационального долга" и в то же время обязан был выполнять приказы, воспитывать солдат так, чтобы и они выполняли эти приказы беспрекословно. Возможно потому, что я интересовался Афганистаном, событиями, происходящими в стране, нравами и обычаями немножко больше, чем просто наблюдатель, воевать мне было тяжелее, чем остальным офицерам.
   В Афганистане я не только стрелял туда, куда мне приказывали, но и старался уяснить для себя причины затянувшейся войны. Во многом эти причины вытекали из самого уклада жизни афганцев, исторических корней их жизни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА XX

   Из дневника Виталия Васильевича Глушкова, в 1982-83 г.г., советника ЦК КПСС в Афганистане.
  
   20 января 1983 года. Провинция Фарьяб. Город Меймене.
   По прибытию в Меймене я в течение месяца знакомился с партийными документами провинциального комитета НДПА, а также, работая непосредственно с секретарями партийных комитетов, изучал структуру провинциального и районных (улусволи) парткомов, органов государственной власти, профсоюзных и молодежных организаций.
   С обстановкой в провинции меня ознакомили старшие советники царандоя (милиции), ХАД (госбезопасности), ДОМА (демократической организации молодежи Афганистана). На момент моего приезда в провинцию советником царандоя работал Куликов А.Н., впоследствии его заменил Кузнецов А.И., советником ХАД был Пристёгин Г.И., а заменил его Амброладзе Р.Г., молодежным советником работали Некрасов В.М., а потом Серов Н.М.
   После неоднократных, продолжительных бесед с секретарем провинциального комитета Альборсом, губернатором провинции Пайкором и другими ответственными работниками провинции передо мной открылась объективная и реальная картина того, что провинция Фарьяб представляла собой довольно отсталый аграрный регион. Здесь испокон веков существовала и существует частная собственность на землю, которая поделена между многонациональными, постоянно враждующими между собой племенами, живущими патриархальным бытовым хозяйством. Более 90% населения было частично или полностью неграмотно.
   Для советников прибывших из СССР, такую степень неграмотности и отсталости довольно трудно было себе представить. Но это факт. Люди не только не умели читать и писать, но зачастую не знали года и месяца своего рождения. А на вопрос: - где находятся СССР, США, Германия? - делали неопределенный взмах рукой и все.
   Куда я попал? Ведь еще совсем недавно я мирно трудился в своем далеком Оршанске. Все было как обычно: осенние заботы плавно переходили в зимние и так, в трудах и заботах пролетал год за годом. Но однажды, где-то в конце сентября 1982 года, в Оршанский район, где я работал вторым секретарем райкома партии, неожиданно нагрянул заведующий организационно-партийным отделом Марийского обкома партии Опалев А.И. Разговор со мной он начал издалека. Поинтересовался сначала о делах в районе, о подготовке хозяйств к зиме. Потом отметил, что дела в районе идут нормально, что областное руководство довольно работой райкома и считает, что кое - кто из районного руководства засиделся на одном месте.
   Я насторожился.
   - В общем так, - сказал, словно обрубил Опалев, - бюро обкома партии рекомендовало тебя, как самого опытного и выдержанного партийного работника, в Афганистан на должность советника ЦК КПСС!
   - Но, я же не военный, какой из меня советник? Боюсь, что не справлюсь, - ответил я.
   - А ты там будешь работать советником партийным, - пояснил Опалев, - Работаешь здесь хорошо, отзывы о тебе самые лучшие, так, что лучшей кандидатуры от нашей областной партийной организации не найти. Постановление бюро обкома уже направлено в ЦК КПСС, так, что скоро тебя пригасят в Москву, на беседу. Бюро обкома надеется, что ты со своими новыми обязанностями в Афганистане справишься непременно.
   - А, что, и в самом деле, не боги же горшки обжигают, - подумал я, и согласился.
   Приехал домой, рассказал жене о решении обкома направить меня в Афганистан. Эта весть у нее, мягко говоря, никакой радости не вызвала, но, обсудив сложившуюся ситуацию со всех сторон, мы с супругой решили, раз направляют, надо ехать.
   В начале января 1983 года меня пригласили в Москву на Старую площадь, в ЦК КПСС (с вещами и пр.). Всего нас там собралось шесть человек: Абольяшин Е.И. - из Астрахани, Бочаров А.А, - из Куйбышева, я, Денисенко В.Ф. - из Кокчетава, Тимошенко А.И. - из Полтавы, Ромашенков Н.М. - из Орла. Неделю работали с нами работники ЦК КПСС. Знакомили с обстановкой в Афганистане, подробно рассказывали о структуре народно-демократической партии, знакомили с документами съездов и пленумов НДПА.
   18 января 1983 года ночью вылетели в Кабул. На второй день после прибытия в Кабул прибыли в советское посольство, где повстречались с послом Табеевым Ф.А., и нашим партийным руководителем в Афганистане Ломоносовым В.Г.
   Там же, в посольстве, нам представили советников, которых мы должны были заменить. Познакомили с переводчиком, с которым мне предстояло работать в провинции Фарьяб. Менял я там Беспамятных Юрия Ивановича. Юрий Иванович очень подробно охарактеризовал обстановку в провинции, рассказал о людях, с которыми мне предстояло жить бок о бок и выполнять поставленную задачу по становлению и укреплению государственной власти в провинции...
   Проработав год, 20 января 1984 года я отмечал в Меймене свое 45-летие. Пригласил на день рождения руководство провинции. После торжественного обеда спросил у секретаря провинциального комитета НДПА Альборса, когда у него день рождения. Тот откровенно признался, что не знает. Якобы мама его говорила так: "в тот год, когда ты родился, через кишлак приходил с войском король Афганистана для, усмирения восставших племен, что в день его рождения на левой горе сидел орел, а за другой горой полыхал пожар"... Вот и все, что знал о своем возрасте секретарь провинциального комитета партии, человек высоко образованный, занимающий довольно высокий пост в партийной иеархии НДПА.
   Прекрасно зная сложившуюся, как в Афганистане, так и в провинции Фарьяб обстановку, я не уставал поражаться тому, что постоянно нас здесь окружало: средневековому укладу жизни населения, страшной бедноте и неизлечимым болезням, процветающим в далеких кишлаках и горных селениях, полным бесправием женщин, которых, как домашний скот вывозили для продажи на базар, частной собственностью на все, в том числе и на землю. Тому, что в самом провинциальном центре нет, не только электрического освещения, но и электричество подается на несколько часов в день, да и то с перебоями. Тому, что вода в водопроводе появляется лишь на час в сутки, а водоснабжение осуществляется из паводковых водоемов. И особенно тому, что до сих пор не налажено надежной, бесперебойной транспортной связи с Кабулом. Ни наземной, ни воздушной. На взлетно-посадочной полосе, которую охраняли пограничники, самолеты из центра садились, но так редко, что каждое приземление воздушного судна, было в Меймене и окрестностях самым большим событием. Трасс с асфальтовым покрытием в провинции не было, поэтому, когда начинался сезон дождей, дороги развозило до такой степени, что и на бронетранспортере просто невозможно было проехать.
   Обеспечение Меймене ГСМ, продовольствием и другими жизненно важными товарами, в том числе оружием и боеприпасами, осуществлялось транспортными колоннами, которые, как правило, формировались всего лишь два раза в год, так что на всем приходилось экономить. Особенно это касалось бензина и боеприпасов.
   Анализируя все это, я невольно задавал себе вопрос: как же здесь можно строить социализм? Тем паче, что при решении этого наиглавнейшего вопроса не было единства в самом руководстве. Народно-демократическая партия состояла в основном из двух фракций - парчам и хальк (знамя и народ). Между ними постоянно шла бескомпромиссная, межфракционная борьба.
   После проведения XII Пленума ЦК НДПА, II Пленума провинциального комитета партии, а также собраний в первичных партийных организациях, стало ясно, что фракционная борьба в провинциальных партийных организациях несколько стихла.
   Один из руководителей группы " Кор" - секретарь парткома НДПА т. Альборс стремится сгладить разногласия между фракциями. Другая часть группы во главе с губернатором провинции т. Пайкором ведет активную работу по усилению влияния группы в массах.
   В провинции действуют малочисленные организации маоистского толка "Революционная организация трудящихся Афганистана" и "Молодые коммунисты Афганистана".
   От руководителей этих групп иногда слышны выпады в адрес Советского Союза, советских специалистов, руководства ЦК НДПА. Но большой опасности эти группировки не представляют, хотя имеют заметное влияние среди учащейся молодежи.
   На две группировки разделился офицерский состав Царандоя.
   Такая внутрипартийная разобщенность вызывает серьезные трудности при решении кадровых вопросов, укреплении партийной и
   трудовой дисциплины.
   Из годового отчета о работе комитета НДПА провинции Фарьяб.
   Вот в таких условиях и в такой обстановке приходилось работать советническому аппарату в провинции Фарьяб. Отмечу главные качества, которые характеризовали наших советников, это, прежде всего самоотверженность и личное мужество. Какие бы задачи они не получали, я был всегда уверен, что выполнят они их с честью. Сегодня я с полной ответственностью могу сказать, что каждый из советников, которые работали со мной, был примером в выполнении своего гражданского и партийного долга.
   К сожалению, по целому ряду исторических и национальных причин мы и не смогли построить афганский социализм, но одно то, что работая, участвуя в совместных боевых операциях, тысячи афганцев смогли изменить свою жизнь, получили более широкие познания мира, научились по новому трудиться, и с оружием в руках защищать все созданное своим трудом, уже говорит о том, что мы все таки смогли сделать очень многое.
   Отрадно осознавать, что в это большое и важное дело внесен и мой посильный вклад. Хотя тогда я этого особо не осознавал. Для меня, партийная работа с руководителями и членами НДПА была обычным делом.
   Помню, на одном из пленумов ЦК НДПА было принято постановление об обмене партийных билетов и наведении порядка в учете членов партии. Билеты членов НДПА были изготовлены по образцу членских билетов КПСС. После обмена билетов на 1 января 1984 года провинциальная партийная организация насчитывала 1050 членов и 1380 кандидатов в члены партии. Тогда в партии остались самые преданные Саурской революции люди.
   В ходе проведения семинаров, конференций и пленумов, с помощью советнического аппарата, была оптимизирована структура партийных организаций, увеличена их численность. В партии состояли в основном представители интеллигенции и торговцев, представители крестьянства и ремесленников были единицы.
   Партийные советники осуществляли руководство и молодежным движением в провинции. Советники Некрасов В.М. и Серов Н.М. вели активную работу среди молодежи, в результате чего были созданы: провинциальная организация демократической молодежи Афганистана (ДОМА), демократическая организация женщин Афганистана (ДОЖА) и пионерская организация.
   Для становления и дальнейшей деятельности этих организаций особенно много сил и энергии потратил молодежный советник, представитель Свердловского обкома ВЛКСМ Некрасов Вячеслав Михайлович. Им впервые в истории Афганистана был организован пионерский отряд с атрибутикой пионерской организации СССР. В пионерский лагерь собрали со всей провинции детей погибших защитников революции, приодели, организовали трехразовое питание. Около месяца работал этот небольшой афганский "Артек". После закрытия лагеря, дети плакали от восторга, вспоминая о прекрасных днях, проведенных там, и мечтали на другой год попасть туда снова.
   Для молодежных организаций ДОМА и ДОЖА проводились фестивали, семинары, показывались документальные и художественные фильмы производства киностудий СССР. Особенно тепло принимались фильмы киностудий республик Средней Азии.
   Очень хорошо принимались присутствующими выступления женских коллективов художественной самодеятельности, выставки рукоделий женщин.
   В провинции были организованы советы профсоюзов и кооперативов. Цель и задача их состояла - разъяснять политику НДПА и идеи Апрельской революции в массах.
   Говоря о той огромной работе, которую проводил провинциальный комитет НДПА необходимо особо отметить организацию отрядов самообороны. Практически каждые сутки происходили стычки царандоя и подразделений пехотного полка Афганской армии с контрреволюционными формированиями. Почти каждую ночь в самом городе Меймене и на окраинах слышалась оружейная пальба, гибли люди, уничтожались дома, имущество.
   Всего о пережитом там, в далекой провинции Фарьяб не перескажешь, это все нужно пропустить через себя и через 20 прошедших лет, и пока мы будем живы, все это навсегда останется в нашей памяти, в наших сердцах.
   После замены я, в 1985 - 1989 годах, работал в приграничном городе Термез, Узбекской ССР, первым заместителем председатели облисполкома. Являясь председателем комиссии облисполкома по организации встречи войск Советской Армии, выходивших из Афганистана, я прекрасно помню те радостные и незабываемые дни.
   Большинство людей старшего поколения помнят телевизионные репортажи с моста через Аму-Дарью, которые велись 15 февраля 1989 года. Помнят слова, сказанные тогда командующим ОКСВА генерал-полковником Борисом Всеволодовичем Громов сказал: "За рекой Амударьи нет больше войск Советской Армии!" Но я прекрасно знаю, что это было не так. Последними, глубокой ночью вышли мотоманевременные группы Пограничных войск КГБ СССР. Около 5 тысяч солдат и офицеров, с техникой и оружием.
   Выхода пограничных подразделений с нетерпением ожидали жители приграничных с Афганистаном Гагаринского и Учкизыльского районов. Для воинов пограничников от имени жителей и администраций этих двух районов были накрыты столы, приготовлены выступления художественной самодеятельности. Так что вывод пограничников из Афганистана был не менее торжественным и знаменательным, чем то событие, которое происходило на мосту и было широко представлено на телевидении. Пограничники выходили без шума и света юпитеров, так же, как когда-то входили в Афганистан.
   В это время неожиданно встретил Альборса. Чего, чего, а встретить меня здесь он, конечно, не ожидал, и потому радости нашей не было границ.
   Скоро исполняется 15 лет после вывода войск Советской Армии из Афганистана. Но, несмотря на это, война там продолжается и сегодня. Мне, как, наверное, и любому другому человеку, который познавал эту страну, и населяющую ее народ в самых экстремальных условиях, сегодня не безразлично, что там происходит. Хотелось бы знать, как сложилась судьба многих моих друзей-афганцев. Что стало с городом, в котором я жил и работал? Думаю, что и афганские друзья вспоминают нашу военно-полевую жизнь, наши заботы и чаяния.
   Через несколько лет, после нашей встречи на мосту дружбы, Альброс разыскал меня и приехал ко мне в Йошткар-Олу. При встрече пошутил: "Ты меня учил, как строить социализм, теперь я тебя буду учить жить при капитализме, где деньги все - власть, свобода, равенство!"
   В 1992 и 1993 годах я дважды побывал в Кабуле с делегациями работников торговли и строительства Республики Марий Эл. Оба раза был принят в правительстве, заключили контракты на поставки товаров с обоих сторон и строительству целого квартала жилых домов в Кабуле. Но война с талибами прервала все наши начинания.
   Сегодня, после освобождения от влияния талибана афганский народ вновь стоит перед выбором. Каким будет эта страна, станет ясно уже в ближайшее время. Очень хотелось бы, чтобы семена дружбы и взаимопомощи, которые мы, когда-то щедро разбросали в благодатную афганскую землю, взошли густыми и ровными всходами доверия и взаимопонимания.

ГЛАВА XXI

   21 марта 1983 года. Провинция Фарьяб. Пригород Меймене. Расположение мотоманевренной группы погранвойск.
   В штабной землянке экстренное совещание. Кроме командиров подразделений и командования ММГ, в землянке офицеры Оперативной группы, а также советники ХАД и царандоя.
   - По информации командования ОКСВА, в последнее время участились случаи самовольных отлучек военнослужащих из расположения частей и подразделений советских войск, выполняющих интернациональный долг в Афганистане, - начал свое выступление старший оперуполномоченный Особого отдела Киркинского пограничного отряда майор Буйнов, - и, что самое страшное, большинство из самовольщиков в свои подразделения и части не возвратились. Кого-то из них боевики зверски убили, а кто-то находится в плену. Есть факты добровольного участия некоторых из сбежавших военнослужащих Советской армии в незаконных вооруженных формированиях. Предателям принявшим Ислам, боевики дают жилье и большие деньги, обещают по окончанию войны отправить в любую из западных стран. Отрадно отметить, что пока, случаев самовольного оставления частей и подразделений пограничных войск еще не было. Но, тем не менее, на сегодняшний день, боевиками уже было предпринято несколько попыток, наладить с пограничниками доверительные отношения. К своей чести солдаты и сержанты, к которым обращались представители боевиков, оказались людьми честными и выдержанными. Своевременная информация с их стороны позволила не только предотвратить чрезвычайное происшествие, но и обезвредить душманского пособника. По имеющимся у меня данным, боевики не обошли своим вниманием и нашу ММГ. С целью обезвреживания противника нами готовится операция, в которой будет принимать участие и кто-то из вас. Поэтому хочу сразу напомнить, что о предстоящей операции никто кроме здесь присутствующих знать не должен. Доведите до личного состава только общую остановку по самовольщикам. Нацельте политработников на работу по укреплению воинской дисциплины, усилению ответственности каждого в период проведения операций. О всех попытках афганцев вступить в контакт с военнослужащими, сообщать мне немедленно...
   После совещания, начальники офицеры, собравшись в узком кругу, взволнованно обсуждали услышанное.
   - Да-а-а, задал задачку нам Виктор Иванович! - задумчиво произнес майор Хорьков, - ведь во время операции, сколько народу вокруг крутится, поди - ж ты, узнай, где враг.
   - А сколько афганцев вокруг позиций околачивается. Пашут прямо под самым забором, - поддержал его самый старый начальник заставы майор Сотников, - вот у армейцев все по другому, они и на пушечный выстрел к своим позициям никого не подпускают.
   - Подпускать-то не подпускают, да что толку, солдаты, как бегали в самоволку, так и продолжают бегать. Сам, будучи дежурным по ММГ, ловил неоднократно, - возразил я, - по-моему дело тут не в афганцах, а в нас самих, в солдатах наших. Я лично всех своих бойцов достаточно изучил и доверяю, как себе. И они мне платят тем же. Доверяют даже самое сокровенное. Вот, к примеру, после прошлой операции подходит ко мне боец, татарин, по национальности и говорит, что есть конфиденциальный разговор. Отошли мы в сторону. Солдат, пряча глаза, говорит мне, что один из афганцев, за большие деньги предлагал ему стать любовником.
  -- Ну и, что ты на это сказал? - удивленно спросил я.
  -- А что, ничего.
  -- Прямо - таки и ничего?
  -- Ну, дал ему в морду.
  -- А вот это ты зря, лучше бы привел ко мне. Мы бы на месте и разобрались...
   - Когда я рассказал об этом Буйнову, он нисколько этому не удивился. Видя мое недоумение, разъяснил, что это уже не первый случай. Причина этому одна. Из-за большого калыма (выкуп за невесту), мужчинам для создания семьи приходится многие годы зарабатывать деньги, и потому женятся они лет в 30-35. Женщин легкого поведения в Меймене, и тем паче, в кишлаках, нет, и быть не может, шариат запрещает. Так, что здесь, как нигде, развит гомосексуализм...
   - Наверное ты прав, - поддержал меня Хорьков, - солдаты у нас выдержанные...
   - Только за ними глаз, да глаз нужен, - вставил свое мудрое и веское слово майор Сотников.
   Каждый из нас остался при своем мнении. Немного помолчав, мы разошлись. У каждого было достаточно своих, незавершенных дел.
   Через несколько дней майор Буйнов пригласил меня в свою землянку. По плану операции мне предстояло сыграть довольно незначительную, но ответственную роль, и потому он посвятил меня в суть предстоящего дела.
   По данным провинциального отдела ХАД в городской тюрьме работал связистом житель Меймене, назовем его Саид, который поддерживал постоянную связь с бандой Мавлави Кара. В последнее время сотрудники царандоя, которые вели за ним наблюдение, заметили некоторые изменения в поведении своего подопечного. Все чаще и чаще тот стремился оказаться поближе к месту расположения пограничников, к боевым и транспортным колоннам проходящим через город. Если ему это удавалось, то он пытался заговорить с кем-то из солдат, предлагал сигареты, жвачку, а иногда и зажигалки. Все эти факты настораживали не только руководство царандоя и ХАД, но и командование ММГ. В связи с этим было принято решение совместно с советниками ХАД и царандоя провести операцию по обезвреживанию агента Мавлави Кара и проведению над ним открытого суда. Для того, чтобы все это осуществить, необходима была не только оперативная информация, но и оформленная по всем правовым нормам доказательная база. Основой доказательства в противоправной деятельности должна была послужить аудиозапись переговоров. Благо, что в афганском процессуальном кодексе, аудиозапись, оформленная должным образом, признавалась судом в качестве доказательства.
   На первом этапе необходимо было организовать контролируемый контакт Саида с кем-то из пограничников. Выбор пал на одного из переводчиков, таджика по национальности, назовем его Рустам, который пошел служить в Афганистан добровольно. Так, как солдат прекрасно владел пушту (официальный язык в Афганистане), а также знал узбекский и туркменский, его направили в Оперативную группу, к подполковнику Николаю Николаевичу Нестерову. Никто не сомневался в порядочности и патриотизме парня, и потому кандидатура его, как главного действующего лица операции, прошла без всяких нареканий. Чтобы все прошло естественно и без излишнего напряжения, было решено на первом этапе солдата в суть операции не посвящать.
   Связиста, по распоряжению командира оперативного батальона царандоя джиграна (майора) Аюбхана, в ведении которого находилась и тюрьма, направили, в гостиницу, где жили советники, якобы, для ремонта электропроводки. Туда же приехал и подполковник Нестеров со своим переводчиком. Так получилось, что Рустам, беззаботно гуляя по гостинице, случайно зашел в пустующую комнату, где работал связист. Там и состоялось знакомство, о котором через несколько часов, он, слово в слово доложил майору Буйнову.
   Саид, увидев пограничника, сначала предложил ему сигареты. Закурили. Поговорили о том, о сем. Познакомились. Потом Саид начал выведывать у Рустами, чем тот занимается. Услышав, что он работает переводчиком, и может в связи с этим довольно свободно перемещаться по городу, афганец заинтересовался им еще больше. Предложил дружбу и помощь при покупке спиртного и видеоаппаратуры. Протянул пачку сигарет с "чарсом" (наркотиком), но Рустам от них наотрез отказался. Видя, что солдат насторожился, Саид предложил встретиться еще раз. Афганец пообещал при следующей встрече своему новому знакомому богатый "бакшиш" (подарок).
   Только после этого, достаточно откровенного рассказа Рустама посвятили в суть проводимой операции. Довольно неожиданной была его реакция на это. Ни страха, ни волнения он не высказал. Только сказал спокойно: "Знал бы я, что он от меня хочет, там бы и прибил".
   - Вот только этого не надо, - строго сказал Буйнов, - теперь от тебя требуются только спокойствие и выдержка. Все делай так, чтобы не вызвать у врага никаких подозрений. На сегодня это твоя основная боевая задача.
   - Я постараюсь, - искренне пообещал солдат.
   Вскоре состоялись три скоротечные, ничем не примечательных встречи, суть которых сводилась к прощупыванию солдата на предмет возможной его вербовки.
   У руководителей операции постепенно крепла уверенность в том, что Саид, это именно тот человек, которому поставлена задача, перетащить на свою сторону советского солдата. На это указывало, прежде всего то, что после каждой встречи Саид спешил в горы, где, по всей видимости, отчитывался перед Мавлави Карой о своих успехах.
   Вот почему на следующую встречу Рустам направился уже во всеоружии. В боковом кармане куртки у него лежал портативный диктофон. Встреча, по взаимной договоренности, должна была произойти в парке, примыкающем к "отелю", где жили советники, под развесистым тутовником.
   Саид появился немного раньше времени. Было видно, что он несколько напуган. Часто оглядывался по сторонам. Заметив, вышедшего из-за дерева Рустама, он успокоился. Протянул ему блок сигарет "Мальборо", обещанный "бакшиш". Видя, что солдат доволен подарком, Саид, ненавязчиво, начал уговаривать его посетить дукан брата, где можно выбрать недорогой, но довольно дефицитный в Союзе, видеомагнитофон. Рустам, с сожалением в голосе сказал, что не может надолго отлучаться из "отеля". В любой момент он может понадобиться начальству. Поняв, что солдата отсюда не вытащить, Саид зашел с другой стороны. Он посулил Рустаму большой дом, двух жен, и два миллиона афгани (примерно 14 тысяч долларов США) за то, что тот с оружием в руках станет воевать на стороне моджахедов, борцов за веру. После окончания войны с неверными ему предоставят возможность выехать в любую западную страну. Сказав это, он, отступив на шаг, с любопытством смотрел на солдата, пытаясь по глазам угадать его реакцию на это, заманчивое и вместе с тем рискованное предложение. Рустам отнесся к необычному предложению спокойно, словно ожидал этого.
  -- Я подумаю, - сказал он.
   Как было обговорено заранее, следующую встречу, Рустам высказал пожелание провести в густом саду, примыкающему к позициям мотомангруппы. Саид с испугом от этого отказался, сославшись на то, что от неверных нужно держаться подальше. Прощаясь, пособник душманов заверил солдата, что вскоре непременно его найдет и тогда сообщит о следующей встрече.
   В "отеле" Рустама уже ждали. Специалист - хадовец, перемотал кассету. Зафиксировал на бумаге начало разговора, середину и заключительные слова беседы. Потом настал черед Рустама, который подробно изложил на бумаге все, чего добивался от него Саид. Начало доказательной базе было положено. В ходе обсуждения прошедшей встречи, участники операции пришли к выводу, что "вербовщик", говоря языком рыбака, глубоко заглотнул наживку, и теперь сделает все, чтобы, во что бы то ни стало, добиться своего. Второй вывод был менее оптимистичным. Саид боялся встреч вблизи расположения советских войск, и потому задержание с поличным было делом проблематичным.
   - А как хорошо было бы добавить к этим материалам вещественные доказательства. Если дом и жен, в виде вещдоков приложить просто не возможно, то деньги - в самый раз. Деньги - это серьезно, - мечтательно сказал начальник провинциального отдела ХАД джигран (майор) Хошими.
   - Все это правильно, но враг пока, что думает по другому. Поэтому я считаю этот вопрос преждевременным, - возразил Буйнов, - если и дальше все пойдет по нашему сценарию, то к этому мы возвратимся на конечном этапе операции. А пока, что, я повторяю, все должно идти по намеченному плану. Мы должны собрать как можно больше доказательств с помощью диктофона. От таких доказательств на суде тоже не просто отвертеться.
   - Что ж, вы правы, - согласился джигран, - а мы, вместе с наружкой царандоя, постараемся обеспечить постоянное наблюдение за каждым шагом этого сына шакала, пособника душманов.
   Следующей встреча состоялась в сосновом парке, который раскинулся в центре Меймене, перед дворцом губернатора. Саид был настойчив. Он требовал конкретного ответа на свое предложение. Рустам сказал, что согласен стать моджахедом, но хотел бы предварительно получить хотя бы половину обещанной суммы. Саид, обрадованный положительным ответом солдата, был готов на все. Он вновь начал расписывать все блага и деньги, которые обеспечат новоявленному моджахеду самые лучшие условия жизни. В заключении он предупредил, что в условное время Рустам должен явиться в назначенное место вместе с оружием и боеприпасами, что за это он получит еще миллион афгани.
   После прослушивания аудиокассеты, участники операции пришли к выводу, что в их руках сосредоточено достаточно фактов, для того, чтобы прилечь "вербовщика", пособника душманов Саида по статье 225 Уголовного кодекса ДРА: "Вовлечение в контрреволюционную деятельность одного лица другим лицом". Согласно этой статье, преступник наказывается лишением свободы на срок до 25 лет (в зависимости от того, сколько лиц вовлечено им в контрреволюционную деятельность).
   Заключительный этап операции прошел тихо и мирно, без перестрелок и погонь. Саиду передали распоряжение начальника оперативного батальона царандоя джиграна Аюбхана, чтобы тот отремонтировал связь в здании провинциального отдела ХАД. Тот ни о чем не подозревая подошел к зданию ХАД, показал начальнику караула письменное распоряжение. Начальник караула проводил связиста в подвальное помещение. Там Саида уже ждали два хадовца с наручниками в руках. Через несколько дней, припертый к стене неопровержимыми доказательствами, он уже давал правдивые показания. Открытый революционный суд, согласно статье 225 Уголовного кодекса ДРА: "Вовлечение в контрреволюционную деятельность одного лица другим лицом", приговорил его к 12 годам лишения свободы.
   После этого случая в приграничных провинциях Северного Афганистана, не было отмечено ни одной попытки "вовлечения в контрреволюционную деятельность" пограничников.
   Сегодня уже стал достоянием истории тот факт, что за весь период боевых действий подразделений Пограничных войск КГБ СССР в Демократической Республике Афганистан не было ни одного без вести пропавшего пограничника. В этом, конечно же, особенно большая заслуга сотрудников военной контрразведки. В том числе и старшего оперуполномоченного Особого отдела Киркинского пограничного отряда майора Виктора Ивановича Буйнова.
  
  
  
  

ГЛАВА XXII

   27 марта 1983 года. Провинция Фарьяб. Пригород Меймене.
   Командование Оперативной группы Среднеазиатского пограничного округа в Афганистане поставило задачу: из состава нашей ММГ выделить группу численностью до усиленной заставы, для участия в широкомасштабной операции возмездия. За неделю до этого боевики осуществили нападение на советскую пограничную заставу, в результате чего несколько человек погибло.
   Старшим группы начальник ММГ майор Калинин назначил майора Хорькова, меня его заместителем. За предстоящий день необходимо было подготовиться к вылету на боевое задание, осмотреть оружие, пополнить боеприпасы, запастись продовольствием и водой по принципу - направляют на неделю - запасайся на месяц!
   Впервые мы брали на операцию необстрелянное пополнение, которое прибыло на смену уже отслуживших свой афганский минимум солдат и офицеров. По уже давно заведенной традиции на серьезный боевой выход из новичков взяли только добровольцев, закрепили за каждым опытного бойца, проинструктировали.
   Накануне операции, командование мотоманевренной группы решило сделать для нас небольшой сюрприз. Из Меймене прибыла кинопередвижка с целым набором индийских и советских фильмов. Вместе с тремя афганцами, которые обслуживали кинопередвижку, в гости к нам приехал и советник провинциальной молодежной организации (ДОМА) Вячеслав Некрасов. Он уже не раз бывал у нас в гостях, и потому мы были особенно рады, что и на этот раз он прибыл не с пустыми руками. Что и говорить, ведь фильмы из Союза доставляли нам не часто. То операции, то погода не позволяет. Так, что порой приходилось смотреть одно и то же кино много раз. А тут сразу десять новых фильмов и среди них самые наши любимые: "Белое солнце пустыни" и "Отец солдата". И не важно было, что советские фильмы дублированные, и все герои там разговаривали, приказывали, клялись, произносили слова любви и дружбы на узбекском языке. Это делало просмотр картин ни с чем не сравнимым, непредсказуемым зрелищем.
   Солдаты и офицеры, которым назавтра предстоял многочасовой перелет над контролируемой душманами территорией, а в дальнейшем и непосредственное участие в операции возмездия, отрешившись от забот и треволнений, с упоением смотрели фильмы, смеялись, поддерживали героев, зачастую нелестными репликами. Больше всего было смеху в одном довольно коротком, но очень насыщенном эпизоде из фильма "Отец солдата". Там, уже почти в конце картины, бесноватый Геббельс, прибывший в подземный бункер на аудиенцию к Гитлеру, вытянув в фашистском приветствии руку, выкрикивает "Салям алейкюм!", на что Гитлер, без всякого берлинского акцента, спокойно, словно так и должно быть, отвечает "Салям!". После окончания фильма, по просьбе зрителей, киномеханик повторял этот эпизод еще несколько раз. И каждый раз окрестности лагеря оглашал безудержный смех...
   Еще, когда кинопередвижка только, только приноравливаясь к походным условиям жизни, медленно заползала в наш походный кинотеатр, расположенный, для большей безопасности, в неглубоком котловане, я заметил, что родное, лобовое стекло "таблетки" отсутствует, а вместо него прилажен, исчерканный ручкой, явно со стола какого-нибудь начальника, кусок плексигласа.
   - Наверное, лобовое попадание осколка или пули? - спросил я у Славы.
   - Да нет, - спокойно произнес он, - просто в стекло попал камешек с взлетающего самолета.
   - Где ты нашел самолет-то, ведь у нас здесь уже несколько месяцев ни один не приземлялся, и тем более не взлетал...
   И тогда Некрасов рассказал мне историю появления, в этой, расположенной в тысяче километров от центра, забытой богом провинции, кинопередвижки.
   Все началось с того, что однажды, во время проведения очередного мероприятия с молодежью Меймене, к секретарю провинциального комитета ДОМА обратились несколько активистов из бригады общественного порядка (прототип наших ДНД), которые откровенно признались, что вместо продолжительных речей о Советском Союзе, с удовольствием бы посмотрели фильмы об этой сказочной стране.
   Вячеслав сразу же загорелся этой идеей, и с комсомольским энтузиазмом начал ее раскручивать. Первым делом вместе с секретарем провинциального молодежного комитета он осмотрел единственный в городе кинотеатр. Казалось, все было там в целости и сохранности. Однако, как утверждал сторож, кино здесь не крутили уже больше года. Почему, никто, кроме киномеханика не знает. Через несколько дней киномеханика нашли. Тот искренне посочувствовал советнику Некрасову, уверив его в том, что без специальных углей, импортная аппаратура работать не будет. Но не таков был Некрасов, чтобы отступиться от своего. В конце - концов, он уговорил зампотеха нашей мотоманевренной группы капитана Рукосуева, поискать похожие по параметрам угли в Союзе. А пока суть, да дело, вызвали Некрасова в Кабул, по молодежным делам. Заслушали обстоятельный отчет. За что-то похвалили. За что-то пожурили. В чем-то обещали помочь. В общем обычная текучка. Он собрался, было уже улетать обратно, когда на одной из кабульских улочек, на глаза ему попалась большая, красочная вывеска: "Афганфильм". Некрасов, еще ничего и не помышляя, зашел в двухэтажное здание этой необычной организации. Зашел просто так, чтобы поинтересоваться, чем же там люди занимаются. Познакомился с хорошими людьми. Оказалось, что они занимались не съемками фильмов, а их распространением. Фильмы, имеющиеся в "Афганфильме" были двух категорий: недублированые индийские и дублированные на языки афганских народностей, советские. И тогда у Некрасова мелькнула мысль, а что если взять здесь с десяток фильмов и самостоятельно доставить их в Меймене. Но отдадут ли их ему? Узнав, что он советник провинциального комитета ДОМА, начальник, на удивление, сразу же согласился. Проходя в склад, чтобы выбрать нужные фильмы, Некрасов заприметил во дворе несколько новеньких кинопередвижек. И тогда у него мелькнула еще более шальная мысль. Сколько времени будут продолжаться поиски специальных углей для киноаппаратов, без дела стоящих в кинотеатре Меймене, неизвестно. А эти, передвижные кинотеатры стоят здесь без дела, завлекающе поблескивая своими полированными боками. Воодушевленный этой мыслью, он возвратился к начальнику "Афганфильма", и с ходу огорошил его своей новой просьбой. На удивление Некрасова тот лишь спросил:
   - А как вы будете переправлять машину в Меймене?
   Еще там, во дворе Некрасов вспомнил вдруг о недавнем разговоре с командиром роты аэродромной охраны из Меймене, о том, что в ближайшее время, за оставшимся имуществом роты, которая передислоцировалась в другое место, из Кундуза, будут направлены два большегрузных транспортных вертолета МИ-26.
   Он поведал об этом начальнику "Афганфильма", и тот, ни слова не говоря, тут же приказал своим сотрудникам оформить необходимые документы. Так Некрасов сам себе надел хомут, который потом долго не мог снять. Но это было потом. А пока, окрыленный своей легкой победой, он кинулся за поддержкой к военным советникам, с которыми уже успел познакомиться и, которые, на себе испытали его неудержимый комсомольский напор. Узнав, что молодежному советнику нужен всего-навсего транспортный самолет до Кундуза и разрешение на доставку кинопередвижки из Кундуза в Меймене, они искренне поддержали своего собрата, и чтобы он больше не задерживался в Кабуле, быстро договорившись обо всем с авиационным начальством.
   На следующий день Некрасов и три афганца, закрепленных за кинопередвижкой, стояли в ожидании АН-12 в Кабульском аэропорту. При погрузке в самолет, "таблетка" немного не вписалась в грузовой салон и оставила приметную вмятину, с которой тот летает, наверное, и по сей день.
   В Кундуз прибыли благополучно. Устроились на окраине аэропорта. Командир авиационного полка, которого Некрасов навестил по прибытию, откровенно признался, что полеты на север, из-за низкой облачности на перевале, временно прекращены. Когда перевал откроется, не знает никто.
   - Так, что просидеть здесь можно и неделю, и месяц, как повезет, - обнадежил он.
   - А пока могу предложить лишь офицерское общежитие. В городской гостинице жить не рекомендую, - предупредил в заключении командир полка.
   Некрасов, привыкший не отрываться от коллектива, искренне поблагодарил полковника за гостеприимство, но от общежития отказался.
   С этого дня началось, ни с чем не сравнимое сидение экипажа боевой идеологической машины в аэропорту. Перед ужином Некрасов неожиданно для себя узнал, что у афганцев нет никаких средств к существованию. Это его, конечно, удивило, но не очень. Как человек бывалый, он своевременно запасся провизией. Правда, на этот раз у него в рюкзаке не было такого разнообразия консерв, как на операциях. Военторговцы выделили ему на дорогу лишь коробку свиной тушенки, да несколько банок сгущенки.
   Видя, что афганцы с вожделением смотрят на его, доверху набитый рюкзак, Некрасов вдруг осознал, что и сам не ел с самого утра. От этой шальной мысли засосало под ложечкой. Он неторопливо развязал рюкзак, вытащил оттуда несколько банок тушенки, и только тогда заметил, что с этикеток на него смотрят розовопятачковые, упитанные создания, употреблять в пищу мясо которых правоверным запрещает Коран. Пользуясь полумраком, царящим в "таблетке" Некрасов, незаметно содрал этикетки и выставил банки на стол, предназначенный для перемотки кассет. Один из афганцев взял банку в руки, повертел ее, и неуверенно спросил:
   - Это шошка?
   - Нет, это баранина, - взял грех на душу Некрасов.
   Афганцы, посовещавшись на своем языке, категорически отказались от тушенки. Наверное что-то заподозрили, видя, что "шурави" почему-то замешкался, вынимая банки.
   Видя это, Некрасов наскреб по своим карманам оставшиеся от командировки афгани и отправил одного из афганцев в военторговский магазин, за продуктами. Но там ничего, кроме минеральной воды не было. Так, что ужинать пришлось минералкой и лепешками.
   Прошел день, настал второй, и оголодавшие афганцы, не обращая внимания на запреты, уже уминали тушенку, не обращая никакого внимания на этикетки.
   Через неделю, командир полка прислал посыльного с радостной вестью, что перевал открыт.
   На следующее утро кинопередвижка в ожидании к погрузке стояла недалеко от взлетно-посадочной полосы. Афганцы, плотно позавтракав, расположившись рядом с машиной мирно дремали. Прошел час. Другой, а вертолетов се не было и не было. Вместо них к взлетной полосе подрулили несколько МИГов, после короткого разбега они взмыли в небо и вскоре исчезли за горизонтом. Некрасов засмотрелся на полет этих грациозных и сильных машин, не заметив даже, когда одна из них успела атаковать кинопередвижку и нанести ей непоправимый урон. Летчики, прибежавшие на зов, увидев рассыпавшееся лобовое стекло машины, предположили, что возможно во время взлета от самолета отделился прилипший камешек. Они посоветовали отогнать кинопередвижку подальше, тем паче, что по их сведениям перевал вновь окутан тучами.
   И только на десятый день, загрузив кинопередвижку, вертолеты взяли курс на Меймене. Вот так эта знаменитая машина оказалась в провинциальном центре, а потом и у нас в мотоманевренной группе, доставив всем нам, накануне операции, истинную радость и блаженство от увиденного, и прочувствованного.
   Со своей кинопередвижкой Вячеслав Некрасов, порой без всякого сопровождения, неоднократно выезжал в самые отдаленные кишлаки, где демонстрировались советские, афганские, индийские, и другие фильмы, которые население воспринимало с большим интересом. И что самое интересное, ни советника, ни экипаж этой боевой идеологической машины никто не трогал. Мало того, когда в каком-то отдаленном кишлаке, контролируемом местными боевиками, заказывали кинопередвижку, полевым командирам выдвигалось встречное условие - прекращение всяких боевых действий и обеспечение безопасности населения. Многие, ради того, чтобы увидеть невиданное, на это соглашались.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Г Л А В А XXIII

  
   28 марта - 2 апреля 1983 года. Туркменская ССР. Город Чаршанга.
   Несмотря на раннее утро, весь личный состав мотоманевренной группы высыпал из землянок, чтобы проводить нас на операцию. Перед посадкой в вертолеты подполковник Нестеров выступил с небольшой, но пламенной речью, напомнив еще раз, что всех нас с нетерпением ждут дома.
   Сделав несколько кругов над Меймене, винтокрылые машины взяли курс на север. Под нами, куда не кинь взгляд, горы да крутобокие холмы, склоны которых пестрят сгорбившимися спинами дехкан из близлежащих полуразрушенных кишлаков. Весенняя полевая страда в отличие от страды военной, более привычна селянам и потому забыв все страхи люди, то и дело бросая взгляды на пролетающие мимо боевые машины, продолжают заниматься своим древним и самым почетным - хлеборобским ремеслом.
   До Чаршанги - места сосредоточения войск участвующих в операции возмездия долетели без приключений.
   Чаршанга это небольшой туркменский город, раскинувшийся на плоской как стол равнине недалеко от афганской границы.
   Наше подразделение расположились на территории пограничной комендатуры, в палатках. Пока бойцы наши обустраивались на новом месте, мы с майором Хорьковым направились в штаб погранкомендатуры, за указаниями.
   Полковник, один из руководителей операции, довел до нас обстановку, существующую на сопредельной афганской территории.
   В заключении он сказал, что операция идет уже полным ходом, и что нам отводится лишь роль резерва.
   - Быть в тридцатиминутной готовности к посадке на вертолеты, - заключил постановку задачи наш новый начальник.
   - А как скоро мы можем понадобиться? - спросил я.
   - Пока все идет по плану. А через два-три дня - видно будет. Так что ждите команды.
   Откровенно говоря, у нас с майором Хорьковым особого желания участвовать в операции не было, только тоскливая участь надолго засесть в этой провинциальной азиатской дыре понуждала к рвению, с которым мы взялись за подготовку личного состава к предстоящим, в этом мы нисколько не сомневались, боям.
   Небольшой, но уже неоднократно выручавший нас опыт подсказывал, что группу, скорее всего, будут использовать в качестве затычки в местах прорыва боевиков или в засаде. Поэтому необходимо было, в первую очередь, выбить у начальства побольше боеприпасов и найти пригодный для земляных работ, шанцевый инструмент. В поисках тыловиков мы обошли всю комендатуру, но безрезультатно. Как это уже давно повелось, за редким исключением, они чаще всего появлялись в около военной полосе только при "раздаче пирога", то бишь подарков и наград. Но как говорится, нет худа без добра. В одном из темных коридоров погранкомендатуры я встретил своего однокурсника по Алма-Атинскому пограничному училищу - капитана Сергея Юдина. За семь лет со дня выпуска он мало чем изменился, похудел, правда, загорел тем самым афганским загаром, по которому местные в Союзе всегда отличали нас от остальных военных. Выгоревший камуфляж и выдавшая виды кепи, дополняли его бравый вид. После первых объятий и приветствий мы разговорились, вспомнили однокурсников, друзей.
   Он только, что прибыл из очередной операции с той стороны и спешил на доклад к начальству. Договорившись встретиться вечером, мы разошлись.
   О десантно-штурмовой группе (ДШГ), которой командовал капитан Юдин я слышал уже не раз. На двух или трех совместных операциях его заставы перекрывали труднодоступные перевалы, отрезая боевикам путь в горы. Помню, что в конце одной из таких операций, вопреки утверждению синоптиков, над горами низко нависли тучи, окутав собой позиции ДШГ. Вертолеты, естественно, не смогли снять с перевала десант, и Сергею пришлось организовывать круговую оборону.
   В течение нескольких дней отбивалась группа от назойливых боевиков, огнем и гранатами, отбрасывая их на исходные рубежи. Израненные, изголодавшиеся бойцы, видя уверенность и стойкость командира, своих позиций не покидали. Уже когда почти полностью иссякли боеприпасы, немного распогодилось и ДШГ удалось с перевала снять.
   И это, я знаю, далеко не единственная неординарная ситуация в боевой биографии Сергея Юдина из которой он всегда выходил с честью.
   В сумерках, пробираясь через стан десантников к палатке капитана Юдина я, то и дело задерживался у огонька, беседовал с солдатами, и слышал о нем лишь слова искреннего уважения и любви.
   - Если бы не он, многих из нас бы уже давно не было в живых, - подытожил мнения сослуживцев среднего роста, крепенький боец с ярко-красным румянцем во все лицо.
   За разговорами, да воспоминаниями засиделись мы с Сергеем допоздна. Помянули Аркашу Волкова. В нашей памяти он навсегда останется прежним, худеньким, задумчивым подростком, прекрасной души человеком, с которым мы вместе хлебали соленые щи курсантской науки.
   Уже прощаясь, я поведал Сергею, о своих проблемах и он, не задумываясь, распорядился выдать на нашу группу весь, имеющийся у него резерв боеприпасов, лопат и спальников. И вовремя. На следующий день поступил приказ выбросить нас на направление вероятного движения отходящих из района операции боевиков, в засаду.
   И вот мы в воздухе. Сделав два круга над Чаршангой, вертолеты резко пошли вверх. На равнине только одна защита от ДШК - высота не менее трех-четырех тысяч метров. В иллюминаторе, на смену однообразному степному ландшафту, пришли скалистые, безжизненные предгорья "Крыши мира" - ПАМИРА. Нам предстояло преодолеть высокогорный перевал, самое опасное на нашем маршруте место. Эту новость нам весело сообщил молоденький штурман еще перед посадкой в вертолет. Хотел видно показать, что парень он бывалый и не такое в жизни видал, и что с кем, с кем, а с ним мы не пропадем. Я спокойно созерцал горные пики, когда вертолет, дребезжа всеми своими заклепками, накренился и резко пошел вниз. Ощущение такое, словно машина вот-вот развалится на части, и мы все окажемся в свободном полете. Но нет, вертушка вдруг замерла на месте, выровнялась и спокойно заскользила прежним курсом.
   Обстановку разъяснил уже знакомый штурман, который тяжело вывалившись из кабины, оттирая обильно льющийся на глаза пот, заикаясь сказал:
   - Т-т-так, ч-ч-то, р-р-ребята ... В-в-в р-р-рубашке р-родились! Ч-ч-чуть н-на Д-ДШК н-не н-н-нарвались...
   Запоздало взглянув вниз я успел заметить лишь дым от нурсов выпущенных вертолетом сопровождения по засаде боевиков. И это ведь только начало операции. Что же тогда ждет нас дальше?
   Вертушки начали снижаться за несколько десятков километров от места десантирования. Внизу вместо гор, насколько охватывал взгляд, простиралась равнина. Показались кишлаки, по куполообразными крышами которых можно было без труда определить, что селения эти туркменские. В какой-то мере этакое соседство особой тревоги не вызывало. С туркменскими старейшинами мы всегда находили общий язык и с их отрядами самообороны как правило в боевые стычки не вступали.
   - Идем на посадку, - выглянув из кабины, сказал штурман.
   Обработав НУРСами поляну пустынной, в это время, шоссейной дороги, несколько вертолетов приземлилась, а один продолжал кружить на небольшой высоте, обеспечивая высадку десанта.
   Вертолетов и след простыл, когда мы разобрались, что выбросили нас километрах в пятнадцати от намеченных командованием позиций.
   На всякий случай выслали во все стороны дозоры. Слава Богу, противника поблизости и по маршруту движения не было. Только к сумеркам добрались мы до места засады. С ходу, даже не передохнув, все принялись за рытье окопов. До темноты необходимо было хотя бы зачать круговую оборону и подготовить КП (командный пункт). БСЛ (большие саперные лопаты), которыми снабдил нас Сережа Юдин, очень помогли, ускорив работу почти вдвое. К ночи по периметру обороны были вырыты окопы, между ними ходы сообщения. В полном объеме был отрыт и оборудован командный пункт (КП). После импровизированного позднего ужина и короткого отдыха майор Хорьков поставили каждому бойцу конкретную задачу, определил сигналы связи и взаимодействия.
   С этого момента началось наше сидение в засаде.
   Первая половина ночи прошла спокойно, если не считать, что кто-то дважды пытался проверить нашу выдержку, обстреливая позиции с дальнего расстояния. Несмотря на все наши предосторожности боевики видимо что-то заподозрили. Командир еще раз напомнил всем, что без его команды огня не открывать.
   Постреляв в белый свет как в копеечку, и видя, что на обстрел никто не реагирует, душманы огонь прекратили, но идти по лощине, которую мы перекрыли, не решились.
   Безрезультатно прождав боевиков до двух часов ночи, майор Хорьков распорядился выставить необходимое количество дозорных, остальным разрешил отдыхать. С гор потянуло ледниковой прохладой и спальники как никогда оказались кстати. Оставив за старшего одного из молодых, еще необстрелянных офицеров мы с командиром решили немного вздремнуть, но не тут-то было. Не прошло и часа, как сквозь сон я услышал разрывы снарядов.
   - Ну, - думаю, - явно "духи" из минометов шпарят. А снаряды все ближе и ближе. Вот тогда-то я впервые и взмолился Богу. Шепчу "Боже спаси и сохрани", а сам майора за плечо трясу. Предпринимать что-то надо. Хорьков проснулся, ошарашено огляделся кругом и вдруг ни с того, ни с чего матом на кого-то. Глянул я на бруствер КП, а там старлей спокойно сидит, и сигаретку покуривает. Это командир его материт. Тот что-то испуганно бормочет в оправдание. Мол, ему показалось, что кто-то к позициям крадется, вот он и решил гранатой проверить. Дозорные то - ли спросонья, то - ли с испугу последовали его примеру и вот результат. После такого происшествия у нас всех сон как рукой сняло. До утра больше никто так и не заснул. На этом наша неудавшаяся операция и закончилась.
   Закончилось на этом и моя афганская эпопея.
  

Г Л А В А XXIV

  
   15 апреля 1983 года. Казахская ССР. Город Алма-Ата.
   Привыкаю к новой для себя жизни. Без ночных обстрелов и постоянного ожидания засад, без минных ловушек и грома бомбовых ударов. Не надо больше готовится к операциям по прочесыванию занятых боевиками кишлаков, карабкаться по изматывающим серпантинов в горное поднебесье, чтобы громить душманские базы и склады с оружием. И самое главное, постепенно исчезает страх погибели, который там постоянно витал над головой. На место этого страха все четче и четче приходило чувство огромной вины перед теми, кто там погиб.
   Первые мирные дни у меня из памяти не выходил образ Аркашки. С увеличенного портрета на меня словно с укором смотрели его по-мальчишески доверчивые глаза и словно спрашивали:
   - Ведь в том бою все могло быть и по-другому?
   Могло быть, Аркаша, если бы ты и твои ребята думали бы только о себе, к своей безопасности. Но ни ты, ни твои ребята, обеспечивая огневым прикрытием наш маневр меньше всего думали о своей личной безопасности. По другому и быть не могло, ведь ты прекрасно понимал, что без вашей огневой поддержки могли сгореть все наши шесть боевых машин. Ты сделал все, что мог и даже больше. Теперь я и десятки моих боевых друзей у тебя в неоплатном долгу. Дорого заплатили за твою гибель душманы. За десять месяцев после твоей гибели мы основательно потрепали банды нашего главного врага Мавлави Кара. Уже перед заменой я узнал, что сам Мавлави убит.
   Он убит, но тебя-то этим не вернешь, не вернешь ребят, погибших в тот трагический для всех нас день. Кто заплатит за гибель десятков тысяч наших ребят в Афганистане? Кто вернет матерям их сыновей, женам мужей, детям отцов?
   Знаю точно, только не смерть еще сотен и даже тысяч боевиков. Ведь смерть одних еще никогда не воскрешала других.
   Я, как мог, заглушал в себе это чувство вины перед погибшими. Помогал, чем мог, Аркашиной семье, пока его жена и сын Сашка столкнулись с первыми трудностями. Пока сын Аркадия Волкова был маленьким, я рассказывал ему об отце как о герое-интернационалисте.
   Но скоро Сашка повзрослеет и спросит меня, зачем мы были там? Что я ему отвечу, еще не знаю, но я готовлюсь заранее к этому вопросу. Ведь рано или поздно на него нужно ответить именно нам, "афганцам", не только Сашке, но и всему народу.
   Помогал семьям погибших, которых у нас в городе не меньше ста. В этом находил хоть и маленькую, но отраду. Ведь долги надо возвращать.
   Со временем, когда мне уже казалось, что Афганистан уже понемногу забывается, начали снится кошмары.
   Я почему-то один с автоматом на какой-то высотке. На меня движутся молчаливые моджахеды.
   Я стреляю в них. Вижу даже, как трассы пересекаются с их телами. А они почему-то не падают. Все идут и идут на меня, оскалившись в молчаливом крике.
   Я вставляю последний магазин, стараюсь стрелять одиночными, экономлю каждый патрон, а они идут и идут. Можно уже разглядеть их расширенные то ли от злости, то ли от ужаса глаза, слышу их шумное дыхание.
   От ужасной мысли о том, что нападающие и в самом деле бесплотные духи, которые вот сейчас начнут хватать меня своими огромными ручищами, у меня волосы стали дыбом.
   Мелькает мысль бежать. Но сзади пропасть, бездонная и мрачная. Через мгновение душманы будут надо мной, что делать? Вдруг я замечаю небольшую расселину, рассекающую скалу. Я ползу туда, осторожно и в то же время торопливо начинаю туда спускаться. Нащупываю ногой какую-то вмятину, опираюсь на нее. В этот момент чувствую, как враги занесли над моей головой приклады, я в страхе дергаюсь и срываюсь.
   С воплем "А-а-а..." просыпаюсь.
   Так повторялось довольно-таки часто.
   К кому я только не обращался.
   Не помню, кто посоветовал мне не держать в себе Афганский груз, больше рассказывать о том, что испытал там своим друзьям. Друзья мои рассказы встречали с недоверием. Ведь многое из того, о чем я говорил, они слышали впервые. Привычка обо всем судить с подачи средств массовой информации преодолевалась с трудом.
   Я, не обращая внимания на скептическую реакцию друзей, старался выговорится.
   Признаться, это помогло. Кошмары стали реже, и вскоре я перестал летать во сне.
   С трудом добившись более или менее духовного комфорта, я столкнулся с массой чисто служебных проблем. Раньше, после училища, я многих из них
   почему-то не замечал или считал, что так и должно быть. После Афганистана все они почему-то начали приобретать для меня принципиальное, даже какое-то жизненное значение.
   На войне все было достаточно просто. Вот враг, в него стреляй. Вот друг, его выручай. Да и все мы, наверное, были чище, честней, именно в экстремальных ситуациях каждый из нас, словно счищал с себя шелуху жизненных приобретений и становился самим собой. Если солдат или офицер стремился во время боя спрятаться за спину других, то ему не глядя на форму и количество звезд, говорили в глаза - ты трус.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА XXV

   Из воспоминаний Пайкора Мохаммад Хашима, в 1982 - 84 г.г. губернатора провинции Фарьяб.
   К моменту ввода советских войск в Афганистан и в провинцию Фарьяб, в частности, обстановка в Меймане, улусвольствах и валикадарствах была довольно сложной. Народная власть только-только становилась на ноги. Пехотный полк и недавно созданный оперативный батальон царандоя были слабо вооружены. Не хватало боеприпасов, обмундирования. Защитники революции ходили кто в чем. Все это, конечно - же, не способствовало успешным боевым действиям правительственных сил против моджахедов. В этот период в провинции насчитывалось около 40 вооруженных бандформирований. Душманы, грабили кишлаки, физически уничтожали партийцев (членов НДПА) и активистов народной власти. Мне часто приходилось выслушивать претензии старейшин ограбленных, а зачастую и сожженных душманами кишлаков, которые хотели одного - защиты от бандитов. Рейды войск, проводимые командованием правительственных сил в труднодоступных районах, где в основном и хозяйничали боевики, пользы приносили мало. Как только войска покидали охраняемый район, там вновь хозяйничали боевики. Были случаи, когда они захватывали или уничтожали целые подразделения правительственных войск. Так, под Кайсаром, было уничтожено крупное подразделение из состава пехотного полка, расквартированного в Меймене, которое было направлено для охраны органов народной власти.
   Усложняли обстановку в провинции и обостряющаяся фракционная борьба в НДПА. Одно время дошло до того, что местные "Парчамисты" решили совершить свой небольшой переворот, чтобы захватить всю власть в провинции. Конечно - же, мы им этого не позволили, но, тем не менее, на решение всех существующих партийных разногласий приходилось тратить слишком много времени и сил.
   Вот почему весть о прибытии в Афганистан большой группы советников, руководством провинции было встречено с большой надеждой и радостью.
   Мне приходилось сталкиваться с советскими военными советниками и раньше, насколько я знаю в 1972 году, в Афганистан было направлено около 100 советских военных консультанта. Отношение к ним было самое уважительное. В центральных газетах не редко цитировались слова, сказанные шахом М. Даудом: "Если хоть один волос упадет с головы советского офицера, виновный поплатится жизнью". Это и понятно, ведь и тогда и сейчас все, от ракет ПВО до шомполов, в армии Афганистана было советского производства. До момента ввода войск в Афганистан в 1979 году, советские военные консультанты и специалисты передвигались по Афганистану без охраны, и всюду встречали самый радушный прием.
   Одними из первых в Меймене прибыли партийные и военные советники, а также представители КГБ и МВД СССР. Чаще всего в работе мне приходилось встречаться и решать многие насущные для провинции вопросы со старшим советником царандоя Александром Николаевичем Куликовым, советниками ХАД Геннадием Ивановичем Пристёгиным и Феликсом Абдуловичем Ганиевым. По партийным вопросам я частенько обращался к Виталию Васильевичу Глушкову и советнику по молодежным вопросам Вячеславу Михайловичу Некрасову.
   Нелегко им пришлось на афганской земле. Работать приходилось в самых сложных условиях, зачастую во враждебном окружении, под обстрелами душманов.
   Особенно доставалось офицерам, тем более, что в правительственных войсках довольно частыми были предательства. В порядке вещей было то, что советский офицер с одним переводчиком (а иногда и без него) месяцами жил среди афганских военнослужащих, ведущих боевые действия где-нибудь в районе Ширинтагабской крепости или в Кайсаре, где угроза его жизни, зачастую, исходила не только от душманов, но, нередко, и от личного состава правительственных войск. Слава Аллаху, что все советники, которые несли свою нелегкую службу в провинции Фарьяб, возвратились домой живыми и невредимыми.
   Хочу особо отметить, что представители Советского Союза были для всех нас не только старшими товарищами, прибывшими обучить нас трудиться и воевать по - новому, но и поистине самыми верными и добрыми друзьями, которые постоянно рисковали, ради полной победы идеалов Апрельской революции в Афганистане, своими жизнями.
   Несмотря на сложную обстановку в провинции, необходимость своевременного и жесткого ответа на каждый разбой или вооруженную провокацию со стороны бандитов, Виталий Васильевич Глушков, постоянно рекомендовали нам терпимо относиться к врагам, ни в коем случае не преследовать их родственников. "Иначе мы уподобимся им самим",- частенько повторял он. Такого отношения к родственникам боевиков, мы старались придерживаться, даже в самые трудные для революции времена, и вскоре все это принесло первые плоды. Обстановка в регионе начала постепенно стабилизироваться. Хочу особо отметить, что за время моего руководства провинцией не был безвинно наказан ни один родственник тех, кто воевал против правительства.
   Много для стабилизации обстановки в районах провинции Фарьяб, граничащих с СССР, сделали советские пограничники. В частности подразделение, которое дислоцировалось в пригороде Меймене, которым командовал Александр Леонтьевич Калинин. Оперативное взаимодействие с другими советскими и афганскими силовыми структурами осуществлял, тактичный, мудрый и грамотный офицер, и просто прекрасный человек Нестеров. Нам неоднократно приходилось обсуждать совместные действия, и всегда я искренне удивлялся его тактическому предвидению. Казалось, что он наперед знал, где ожидать от душманов нападения, а где, минирования, через какие кишлаки можно пройти беспрепятственно, а где надо согласовать движение колонны со старейшинами. Наверное поэтому большая часть наших совместных рейдов в районы, контролируемые боевиками всегда заканчивались более или менее удачно. Я бы хотел особо выделить отношение пограничников к местным жителям. Бесчисленное количество раз защищали они простых афганцев от нападения душманов, от голода и холода, вывозили их на вертолетах в более безопасные места, спасали от смерти. И, как результат этого, местные жители, со своей стороны, неоднократно помогали пограничникам выйти из - под удара боевиков, зачастую спасая их от неминуемой гибели.
   Вот только один эпизод совместной операции пограничников и царандоя в Даулатабаде, которая проходила в начале марта 1983 года. После того, как подразделения оперативного батальона царандой, под прикрытием пограничников прочесали окрестности, к центральной площади начали стекаться местные жители. Привлекала их сюда не только зажигательная восточная музыка, льющаяся из громкоговорителей, установленных на боевой агитационной машине, но и весть о том, что русский доктор осуществляет бесплатный прием всех больных. К санитарной машине, где в поте лица трудился среднего роста, русоволосый офицер-медик, выстроилась самая большая очередь. Мне трудно сказать скольких пациентов принял советский доктор за день, но то, что не один десяток - это точно. В это же время из машин осуществлялась раздача муки, соли, сахара, других необходимых продуктов и, как это не удивительно в военное время - учебников, ручек, карандашей и тетрадей. Все это накануне было доставлено транспортной колонной пограничников из дружественного Советского Союза. Кстати колонну эту душманы обстреляли именно в районе Даулатабада. Узнав о том, что на транспортных машинах были в основном продукты питания и горючее, старейшины пообещали, что впредь, все советские военные колонны, которые будут проходить через их селения, больше никто не тронет. И слово они свое сдержали.
   Говоря о значении советского военного присутствия в Афганистане, я хочу особо отметить, что в основе этого было все-таки больше благих намерений, чем плохих. Но многое в жизни зависит от того, кто осуществляет эти намерения. Наверное в этом плане нам несравненно повезло. Ведь что ни говори, но именно в период присутствия в провинции Фарьяб советских военных и советников, в Меймене вновь заработала дизельная электростанция, появился свет. Засветились окна и в городском кинотеатре, где горожане без оглядки на прошлое могли познавать такой непохожий на их житие, но, тем не менее, такой интересный и загадочный мир их окружающий. Сотни юношей и девушек смогли учиться в школах и лицеях. Некоторое время существовал даже молодежный лагерь отдыха для детей трудящихся. Впервые за многие годы горожане и жители селений не голодали, не умирали от неизвестных болезней, потому, что транспортные колонны, которые периодически курсировали из Туркменского города Кирки в Меймене, доставляли в город все необходимое, от продуктов и горючего, до лекарств и учебников. А сколько было проведено совместных боевых операций по уничтожению банд, то и дело перекрывающих в верховьях ущелья воду, нападающих на караваны с хлебом и грабящих кишлаки? ...
   Все это, конечно же, забыть нельзя. Доброе отношение и помощь в самые трудные для страны дни, конечно же, останутся в памяти наших современников, и заветное "шурави" всегда будет тем ключевым словом, которое откроет сердце каждого афганца, вместе с советскими братьями защищавшего завоевание народной революции.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА XXVI

   Из воспоминаний Анатолия Нестеровича Мартовицкого, в 1987-89 г. г. генерал-майора, начальнико Оперативной группы САПО КГБ СССР в г. Душанбе.
   Прибыв в Душанбе я встретил сплоченный, опытный, готовый к выполнению любых боевых задач коллектив в составе начальника штаба полковника Коченова В.В., начальника разведки подполковника Минакова С.Н., общего заместителя полковника Тулупова В.Г., начальника политотдела полковника Кудрявцева В.К., начальника тыла полковника Скворцова В.И., заместителя по техчасти полковника Архангельского А.К., главного артиллериста полковника Келембет И.Ф. и других. С этими офицерами мне доводилось вести боевые действия как на границе, так и на территории Афганистана вплоть до вывода войск. Для описания всех действий пограничных войск на территории Афганистана потребуется многотомник, но я остановлюсь только на одной, так называемой "многоэтапной" операции, проведенной в провинции Фарьяб в декабре 1987 года.
   Большую угрозу нашей южной границе представляло формирование под общим руководством полевого командира Ермамада, отдельные группы которого выходили на границу, обстреливали наши погранотряды, грабили местное население, похищали скот. Но главное - это формирование имело вблизи нашей границы большие склады с оружием и боеприпасами, средствами подрыва и диверсий.
   В связи с этим генерал армии Матросов В.А. дал команду тщательно изучить обстановку на Керкинском направлении и внести предложения по ее стабилизации.
   В результате вывод был один - провести многоэтапную операцию по ликвидации формирования Ермамада, а также складов с оружием и боеприпасами.
   В Москву был представлен замысел операции, который с небольшими поправками был утвержден. Суть его заключалась в следующем: спецподразделениями со средствами усиления под прикрытием с воздуха, с ходу разгромить противника в районе Джума-Базар и Морчегаль, соединиться в районе Меймене с нашей мотоманевренной группой и в дальнейшем уничтожить горную базу противника Дарбанд и опорный пункт Атаханходжа.
   Операция началась неудачно. Из-за сложного горного рельефа техника могла пройти только через кишлаки. Прекрасно понимая это, боевики посадили детей вдоль узкой дороги, под дувалы.
   В таких условиях просто невозможно было вести огонь. Пользуясь нашим замешательством, в центре первого кишлака, внезапно из-за дувала была подбита автомашина с минами. Колонна была перерезана пополам: первая ее часть пошла вперед, а вторая с боем начала отступать.
   Появились потери, но паники не было. Заработали вертолеты, артиллерия, вооружение бронетехники. Колонна вышла из кишлака, и подразделения перешли к обороне.
   В последующем попытка преодолеть кишлак удалась, и обе части колонны соединились.
   Не сладко пришлось и при преодолении Морчегальской зоны. Пока не были уничтожены огневые средства душманов, колонна не двинулась с места. Неделя времени понадобилась нам для соединения с гарнизоном Меймене.
   Горная база Дарбанд считалась, по мнению душманов, неприступной. Находилась она в ущелье, имела склады пещерного типа, местность по периметру заминирована, на господствующих высотах в скалах оборудованы огневые точки со средствами ПВО, пулеметами и другим оружием.
   Планирование третьего этапа операции по уничтожению базы Дарбанд проводилось в строжайшей тайне. Получилось так, что вечером, перед началом операции, к нам в гарнизон прибыл представитель ЦК НДПА генерал-лейтенант Олюми, курирующий вооруженные силы страны, но даже он не был посвящен в наши планы.
   Замысел операции состоял в том, чтобы с позиций гарнизона нанести огневой удар по базе, подавить огневые средства противника боевыми вертолетами, высадить десант и совместно с подошедшими наземными силами и средствами завершить уничтожение группировки душманов и ликвидировать базу.
   Расстояние от гарнизона до базы - восемнадцать километров, а у нас реактивные снаряды с дальностью стрельбы лишь до пятнадцати километров. Принимаем решение ночью доставить в гарнизон Меймене большими вертолетами МИ-26 нужные нам реактивные снаряды и дополнительно две установки "Град" с транспортно-заряжающими машинами. С рассветом в гарнизон прибыли группа вертолетов, взяла на борт десант и поднялась в воздух. Одновременно с ними поднялся вертолет с артиллерийским наводчиком. С каждой БМ-21 было произведено по одному прицельному пуску, и после получения результатов попадания все установки произвели по базе полные пуски. Не успели рассеяться в районе базы дым и пыль, как начала действия боевая группа вертолетов, а затем высадился десант. Операция была столь неожиданна для душманов, что они не смогли оказать достойного сопротивления. За несколько часов база перестала существовать. Настала очередь для работы саперов. Мины были установлены везде, причем - на неизвлекаемость.
   В каждом вертолете в составе десантников обязательно был сапер, и здесь они отличились, обнаружив растяжки, фугасы. Большое количество взрывчатого вещества было в пластиковых пакетах, бычьих пузырях. К ним были прикреплены мины, выстрелы от гранатомета и даже просто камни. Стоило только задеть растяжку, которая, кстати, держалась на бельевой прищепке, и соединенные детонирующим шнуром фугасы, взорвавшись, покрыли бы осколками большую площадь. Приведу свидетельство из записной книжки начальника инженерной службы группы подполковника Полунина В.О., руководившего саперами в данной операции: "1987 г. Декабрь. 7 схронов, 3 опорных пункта. Реактивных снарядов - 1054, противотанковых мин - 60, противопехотных - 30, снарядов различного калибра - 310 шт., взрывчатого вещества - 500 кг, 16 фугасов. Захвачено большое количество минометов, пулеметов и другого оружия".
   Операция для нас завершилась успешно.
   В провинциальном центре Меймене никто из афганцев не верил, что база более не существует. И только после того, как мы выстроили на городской площади освобожденных из Дарбандской тюрьмы двадцать девять человек, выставили захваченные нами трофеи, ликованию горожан не было предела. Кроме того, за эту уникальную операцию многие военнослужащие были награждены правительственными наградами, а капитану Лукашову Н.Н. было присвоено звание Героя Советского Союза, старший сержант Красильников С.А. награжден орденом Красного Знамени (посмертно). Шестьдесят четыре воина награждены афганскими орденами и медалями. Руководство провинции наградило наших воинов медалями, различными знаками, памятными подарками, грамотами.
   На следующий день был совершен рейд на опорный пункт Атаханходжа, который практически был взят без боя. Узнав об участи защитников базы Дарбанд, душманы ночью ушли в горы. Захвачены были только одноствольная пусковая установка и несколько десятков реактивных снарядов.
   Следующим, довольно ответственным этапом деятельности ОГ, стала подготовка подразделений ОКСВА и ПВ к выводу из Афганистана. Это была ответственная задача, так как душманы планировали превратить вывод советских войск в бегство, а нам не хотелось терять людей в последние дни афганской войны. Начали подготовку личного состава, учитывая, что к концу 1989 года, мы должны были уволить солдат и сержантов второго года службы, а это - половина всей численности группировки, людей опытных, обстрелянных, способных выполнять любые задачи. На смену им пришла молодежь, которая могла в быстро меняющейся обстановке растеряться.
   Мы обратились к старослужащим воинам с просьбой в добровольном порядке остаться на службе, обеспечить вывод, а затем с честью и достоинством уволиться. Пограничники приняли наше предложение, и это явилось одним из залогов успеха. Активизировалась работа с местным населением приграничных районов, договорными группами. Разведчики оперативным путем добывали сведения о намерениях душманов при выводе наших подразделений, возможных местах засад, минирований, нападений.
   Каждый гарнизон, покидая свое место расположения, прикрывался с воздуха, другими силами и средствами.
   Успешно зарекомендовал себя способ переброски личного состава и техники по воздуху. Подразделения гарнизона Айханым были полностью переброшены большими вертолетами МИ-26, так как Даштикалинская кишлачная зона, по данным разведки, была тщательно подготовлена душманами для разгрома нашей колонны при совершении марша.
   Также, по данным разведки, командир формирования инженер Башир дал приказ своим группам не выпустить из гарнизона Чахи-Аб ни одного советского солдата, ни одной единицы техники. Гарнизон располагался на небольшом пятачке, окруженном горами. Мы подтянули к этому гарнизону на дальность стрельбы артиллерию и минометы, на площадках подскока в готовности находились вертолеты и подошедшие с Рустакской зоны спецподразделения.
   Было создано явное превосходство над противником в средствах, но опять-таки не хотелось даже малейших потерь в последний день пребывания на афганской земле.
   Учитывая сложившуюся обстановку, мы решили попробовать мирным путем договориться с афганцами о беспрепятственном выводе наших подразделений и техники. В гарнизон были приглашены старейшины кишлака Чахи-Аб, где с ними проводилась разъяснительная работа о необходимости вывода советских войск, налаживании дружеских отношений между народами на государственной границе, уважении суверенитета и т.д. В заключение беседы мы "подсластили" разговор тем, что, если старейшины обеспечат беспрепятственный проход через горную часть дороги, то мы отдаем в дар местному населению наш гарнизон со всеми постройками: пекарней с запасами муки, дизельную с дизелями, склад ГСМ с остатками горючего, продукты, медикаменты, дрова, скважину. Аксакалы сели на броню нашей техники и без единого выстрела провели колонну через все засады Башира.
   Так, за один день по воздуху, вброд через речки, понтонно-мостовые переправы все наши подразделения без единой потери были выведены из Афганистана и закрепились в заранее подготовленных опорных пунктах на нашей территории.
  

ГЛАВА XXVII

  
   Из воспоминаний Ивана Михайловича Коробейникова, генерал-лейтенанта, с 1983 по1990 г.г. выполнявшего интернациональный долг на территории Афганистана, с 1987 по 1990 г. г. в качестве начальника войск Среднеазиатского пограничного округа КГБ СССР.
   Подготовка к выводу Пограничных войск с территории Афганистана началась примерно с мая 1988 года, сразу после первого этапа вывода некоторых частей и соединений 40 Армии. В обеспечении вывода войск непосредственно на границе принимала активное участие оперативная группа пограничных войск во главе с первым заместителем Начальника пограничных войск генерал-полковником И. П. Вертелко.
   Ориентируясь на середину февраля 1989 года, командование округа разработало развернутый план вывода подразделений погранвойск, выполняющих боевые задачи на территории ДРА, который после доработки был утвержден командованием Пограничных войск.
   Существо подготовки состояло в необходимости развернутого строительства жилья для офицеров, прапорщиков и членов их семей, жилых, служебных и хозяйственных помещений для размещения выводимого контингента войск, восстановлении учебных центров и создании фактически заново учебно-материальной базы. За годы пребывания на сопредельной территории в гарнизонах были сосредоточены значительные запасы материальных средств, необходимые для жизни, быта и ведения боевых действий в условиях войны. Их необходимо было вывезти на базу пограничных отрядов на территории СССР. Особое место в планах вывода войск занимало создание условий для беспрепятственного движения войск на маршрутах вывода и минимизации возможного огневого воздействия бандформирований. Также необходимо было подготовить к маршу личный состав и боевую технику, организовать работу всех служб тыла по приему мотоманевренных групп, согласовать участие местных советских и партийных органов во встрече наших военнослужащих.
   Со всеми этими задачами в основном справились успешно. В короткие сроки были мобилизованы все ресурсы Главного управления пограничных войск и округа. С пониманием отнеслись к решению наших проблем руководители Туркмении, Узбекистана и Таджикистана, которые выделили силы и средства для строительства многоквартирных жилых домов в поселке "Керки", городе Термезе, поселке "Московский". Силами Военно-строительного отряда (ВСО) округа были возведены дома в городах Серахс, Тахта-Базар, Мары, Термез, Хорог. Прямым назначением со всего Союза в части округа шли строительные материалы. Контроль и помощь в строительстве осуществлял заместитель начальника Пограничных войск КГБ СССР генерал-лейтенант В. С. Донсков. Непосредственное руководство на местах осуществляли начальник тыла округа полковник И. М. Наконечный и начальник ВСО округа полковник Ганичев. Высокие организаторские способности проявили начальники пограничных отрядов афганского направления в то время полковники Н.С. Резниченко (Тахта-Базар), В.В. Самохин (Керки), В. Дмитренко (Термез), И. А. Харковчук (Пяндж), М. М. Валиев (Московский), К. В. Тоцкий (Хорог). Не ослабляя внимания охране государственной границы, они создали временные строительные группы из числа военнослужащих имеющих строительные специальности, местных специалистов и по утвержденным проектам организовали строительство казарм для размещения личного состава подлежащих выводу подразделений. Решением командования Пограничных войск в распоряжение округа были приданы две бригады специалистов по бурению скважин с техникой, которые провели разведку и бурение скважин на воду в местах дислокации выводимых подразделений, а также обеспечили водой несколько пограничных застав, где ранее ее привозили за многие километры.
   Одновременно на их плечи легла задача вывоза излишков материальных средств из районов дислокации мотоманевренных групп на территории Афганистана.
   Я низко кланяюсь офицерам технических служб и солдатам-водителям автобатов, которые буквально "... вели машины, объезжая мины по путям-дорогам фронтовым", зачастую вступая в бой с летучими и кишлачными бандами, рискуя каждую минуту наехать на фугас или получить пулю снайпера. Разумеется, принимались все меры боевого охранения, авиационного прикрытия, но риск попасть в засаду присутствовал постоянно. Эти же колонны доставляли в гарнизоны все необходимое для ремонта и восстановления боевой техники и вооружения, потребный запас ГСМ для марша на советскую территорию.
   Многое было сделано для подготовки населения приграничных кишлаков в контролируемой нами зоне ответственности к выходу из Афганистана. Используя хоть и незначительные, но все же результаты, проводимой правительством Афганистана политики национального примирения и имея приличный запас знаний в области религиозных, межнациональных, родовых отношений среди населения, мы активно проводили агитационно - пропагандистскую работу не только в местах дислокации, но и в населенных пунктах, прилегающих к предполагаемым маршрутам вывода. Агитационно-пропагандистские отряды, как правило, комплектовались офицерами-политработниками, разведчиками, медицинским персоналом, офицерами тыла, представителями партийных органов наших приграничных районов, имели приличный запас продовольствия, аудио-видео технику, медикаменты. Под прикрытием боевого охранения такие отряды останавливались вблизи населенных пунктов, собирали практически всех жителей. Пропагандисты излагали существо политики национального примирения, демонстрировали тематические фильмы. Разведчики изучали приоритеты настроений населения. Медработники проводили приемы больных и оказывали им необходимую помощь. Офицеры тыловых служб раздавали нуждающимся зерно, муку, керосин и другие продукты. Все эти меры оказались не лишними. Мы сумели сформировать в сознании людей положительный образ воина- пограничника и в назначенное время вышли на свою территорию практически без противодействия оппозиции.
   В ноябре 1988 года мы должны были уволить в запас около трети численного состава мотоманевренных и десантно-штурмовых групп и подать им на смену молодое пополнение. Такая замена всегда была связана с некоторым периодом адаптации, т. к. для практического освоения техники и вооружения, отработки критериев слаженности в боевой обстановке требуются время и соответствующие условия.
   Подготовка к увольнению шла полным ходом, когда начальники Пянджского и Термезского пограничных отрядов доложили о поступивших на их имя письменных просьбах солдат и сержантов о продлении сроков их службы до полного вывода войск из Афганистана. Мотивировка этих просьб состояла в том, что молодое пополнение не обладает в полной мере необходимыми навыками и умениями, что может привести к потерям в случае боевых столкновений в ходе вывода войск. Сложившаяся ситуация была тщательно изучена офицерами Политуправления, желающим и по семейным обстоятельствам было предложено уволиться, но остались практически все.
   К концу января 1988 года готовность к выводу войск была проверена начальником пограничных войск КГБ СССР генералом армии В. А. Матросовым, были уточнены все детали предстоящей операции, сформированы оперативные группы на направлениях: Керкинском-Тахтабазарском- во главе с начальником Оперативной группы ГУПВ генерал-лейтенантом Г. А. Згерским; на Термезском - во главе с начальником войск округа; на Пянджско - Московском - во главе с начальником Оперативной группы округа генерал- майором А. Н. Мартовицким, на Хорогском - во главе с заместителем начальника войск Восточного пограничного округа генерал- майором Харичевым. Одна из мотоманевренных групп Тахта-Базарского пограничного отряда, после выхода из Афганистана предназначалась для усиления охраны Зульфагарского прохода на стыке границ СССР, Ирана и Афганистана, по которому контрабандисты белуджских племен Афганистана проносили наркотики в Иран и далее в Европу, зачастую используя территорию СССР. Этой операцией руководил заместитель начальника войск САПО генрал-майор А. С. Владимиров. Общее руководство выводом войск осуществляли из Москвы генерал армии В. А. Матросов и генерал- полковник И. П. Вертелко.
   Собственно операция была начата 20 января 1988 года с вывода из мест постоянной дислокации наших мотоманевренных групп, которые находились на значительном удалении от основных сил пограничных войск, под постоянным воздействием враждебно настроенных бандформирований, на тактически выгодные рубежи. Вывод прикрывался пограничной авиацией, силами и средствами частей 40 Армии. В период с 2 по 15 февраля авиацией округа на советскую территорию были сняты подразделения, дислоцированные в нашей зоне ответственности без боевой техники, и продолжен вывод в районы сосредоточения, исключающие огневое воздействие противника, некоторых других мотоманевренных групп (Кайсар, Мармоль, Нанабад, Рустак и др.)
   15 февраля 1989 года все подразделения пограничных войск под прикрытием авиации одновременно совершили марш протяженностью от 20 до 70 километров, пересекли государственную границу по пяти основным маршрутам, и к исходу дня сосредоточились в заранее подготовленных пунктах постоянной дислокации вдоль границы, но теперь уже с задачей не допустить вооруженного вторжения на советскую территорию. Переправа через р. Аму-Дарью на Фарьябско - Керкинском направлении осуществлялась с использованием паромной переправы; на Кундузско-Пянджском - понтонной переправы. Остальные подразделения переправились по мосту в районе города Термез и вброд на Даркаде.
   Население афганских кишлаков провожало нас в основном дружественно. В некоторых поселениях люди выходили с цветами и приветливо махали вслед. За время марша не было произведено ни единого выстрела. В местах возможных засад и в населенных пунктах по договоренности с родовыми авторитетами на борт наших боевых машин садились старейшины, которые служили своего рода гарантами безопасности наших военнослужащих. Мы не остались в долгу у населения. Им были переданы наши хорошо обжитые городки с налаженной инфраструктурой. Особую ценность представляли собой артезианские скважины, которые стали источниками водоснабжения многих кишлаков.
   Конечно же, для наших солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров возвращение на Родину стало настоящим праздником. В свежевыстиранном обмундировании, с подшитыми подворотничками, развернутыми полотнищами, на которых были написаны наименования подразделений, наши воины эффектно смотрелись при пересечении границы. На бортах боевых машин были надписи: "Я вернулся, мама!" На всех направлениях были развернуты пункты санитарной обработки, все с удовольствием помылись после дороги, продезинфицировали обмундирование, привели в порядок боевую технику и вооружение. Кухни не дымили. Почти по всей границе обоняние солдат дразнил запах вкуснейшего туркменского, узбекского и таджикского плова. И стар и мал приграничных населенных пунктов встречали наших воинов. На митингах, посвященных выходу из Афганистана, выступили руководители республик, приграничных районов, солдаты и офицеры-интернационалисты. Встречать своих сыновей из многих регионов СССР приехали родители. Они искренне благодарили офицеров за возвращение домой их возмужавших мальчишек. После обильных обеда и ужина мотоманевренные группы приняли походный порядок и совершили марш в заранее подготовленные районы базирования вдоль государственной границы с Афганистаном.
   Практически с 16 февраля 1989 года начался новый отсчет времени для воинов- интернационалистов. Начальник Пограничных войск генерал армии В. А. Матросов приказал подготовить представление на отличившихся солдат, сержантов и офицеров для награждения Правительственными наградами и достойно проводить в запас воинов, добровольно оставшихся в Афганистане до полного вывода войск с тем, чтобы сберечь жизни молодых солдат. Все подлежащие увольнению были сняты с границы, сведены в команды по направлениям следования и авиацией Пограничных войск развезены по местам жительства.
   К этому времени мы уже все нырнули в "перестройку", появились горячие точки уже внутри СССР, часть мотоманевренных и десантно-штурмовых групп срочно перебрасывались в другие регионы. Охранять и защищать афганскую границу оставалось все меньшее количество сил и средств, что крайне отрицательно сказалось в ходе последующих событий уже на территории Таджикистана. Средства массовой информации начали открытую диффамацию причин и следствия нашего пребывания в Афганистане, крайне негативно влияя на морально-психологическое состояние воинов-интернационалистов. Со многими из них я и до сих пор состою в переписке. Многие не находят свое место в нашем базарном рынке наживы и обмана, но абсолютное большинство уверено, что свой солдатский долг мы исполнили с честью и достоинством.
  
  

ГЛАВА XXVIII

  
  
  
   Из воспоминаний Геннадия Анатольевича Згерского, в 1980-84 г.г. генерал-лейтенанта, начальника войск воюющего Среднеазиатского пограничного округа КГБ СССР.
  
   Пребывание советских пограничников на территории Афганистана с начала 1980 до середины 1991 года является еще одной героической страницей в истории Пограничных войск.
   Не вдаваясь в подробности политического решения об оказании интернациональной помощи Афганистану, хочу сказать, что для того, чтобы оценивать правомерность тех или иных решений, нужно хорошо знать обстановку времени их принятия, поставить себя в те условия, а затем рассуждать о них, да и то, если являешься профессионалом, а не дилетантом. Пройдя определенный путь одного из руководителей в этой, теперь уже не "последней" войне, вправе причислить себя к категории разбирающихся людей, особенно в вопросах участия пограничных войск в Афганистане.
   Деятельность пограничных войск на территории Афганистана можно условно разделить на четыре периода, в течение которых войска действовали, исходя из обстановки, и каждый раз в интересах безопасности советско-афганской границы.
   Первым периодом можно считать промежуток времени с начала 1980 до января 1982 года. Он характеризовался следующими условиями обстановки: после апрельской революции 1979 года началось сопротивление народной власти, подстрекаемое Соединенными Штатами Америки, материально обеспечиваемое Пакистаном, Саудовской Аравией и другими странами через территорию Пакистана, граничащей, наряду с другими, с Бадахшанской провинцией, имеющей общую границу с СССР.
   Вследствие этого на территории афганского Бадахшана появились группы вооруженного противостояния народной власти, занимающиеся оголтелым бандитизмом, грабящие местное население, убивающие сочувствующих новому руководству страны.
   Против участков Московского и Хорогского отрядов вблизи границы действовали банды Башира и Вахоба, которые демонстративно убивали людей, а тела убитых и раненых сбрасывали в реку Пяндж. Все это делалось специально, с целью провокации, на глазах жителей приграничья и, естественно, пограничных нарядов. Таким образом, возникла явная, прямая угроза неприкосновенности нашей границы. С учетом всего этого, а также многочисленных просьб местного населения приграничных районов Афганистана о защите от бесчинств бандитов, правительством было принято решение о введении на территорию Афганистана в пункты, обеспечивающие безопасность границы и защиту местных жителей, нештатных подразделений из Среднеазиатского, а затем и Восточного пограничных округов. Эти подразделения назывались сводными боевыми отрядами (СБО) численностью 70 - 80 человек. Их формирование поручалось пограничным отрядам округа, а возглавлялись они в первое время начальником отряда или начальником штаба.
   Каждый СБО получал определенную зону ответственности и конкретную задачу не допустить в этой зоне провокаций на границе и защитить местное население от бандитов. Они несли службу путем выставления засад на путях миграции бандгрупп, организации рейдов вдоль границы обороны ключевых районов на подступах к населенным пунктам. В короткие сроки пограничным подразделениям, при активной поддержке пограничной авиации, проводящей воздушную разведку и наносящей ракетные и бомбовые удары по скоплениям мятежников, удавалось обезопасить границу и защитить местное население, чем заслужили уважение и благодарность жителей афганского приграничья.
   Например, в 1980 году было принято решение заменить батальон 40-й армии, оборонявший район вблизи крупного афганского селения Гюльхана (Северный Бадахшан) подразделением пограничных войск. Возглавлявший подразделение командир, обнаружив большую группу местных жителей, стоящих вдоль дороги и державших в руках подношения нашим солдатам, попросил старосту селения собрать жителей для беседы. Когда люди робко подошли к командиру, он через переводчика пояснил им, что советское подразделение пришло для оказания помощи местным жителям, поэтому, когда жители будут испытывать нужду в предметах первой необходимости (соль, мука, керосин), то пусть приходят, им будет обязательно оказана помощь.
   Этот случай в короткое время стал известен во всех северных провинциях Афганистана и, хотя мы и не афишировали свою принадлежность к погранвойскам, от местных жителей скрыть это не удалось. Они поняли, что там, где находятся пограничники, никто их обижать не станет, а наоборот выручат в трудную минуту.
   По инициативе местных властей и с нашей активной помощью была организована приграничная торговля между Таджикистаном и Афганистаном. В это же время активно завозилась и раздавалась нуждающимся гуманитарная помощь. Все это в будущем помогло пограничным органам разведки создать в короткое время надежные оперативные позиции, что во многих случаях помогло упреждать действия противника и избежать больших потерь.
   Вторым периодом деятельности наших пограничных войск на территории Афганистана можно назвать период с января 1982 года до момента объявления афганским руководством решения о национальном примирении 1986 года.
   Это было время самых активных боевых действий, так как в конце 1981 года руководство нашей страны приняло решение о введении пограничных войск в северные провинции Афганистана. Войскам была отведена полоса ответственности на глубину в среднем 100 - 120 километров, так называемая "зеленка", до рокадной дороги, соединяющей центры северных провинций. Было приказано ликвидировать организованный бандитизм в этой полосе и расположенные в ней и вблизи ее базы хранения оружия, боеприпасов и других материальных ценностей.
   Передача полосы ответственности погранвойскам диктовалась развитием обстановки к этому времени. Руководство основными политическими партиями, противоборствующими народному правительству ("Исламская партия Афганистана", руководитель Хекматиар и "Исламское общество Афганистана", руководитель Раббани), учитывая втянутость 40-й армии в военные действия в центре и на юге Афганистана и ее слабые позиции на севере, решил активизировать свои действия на территории северных провинций, тем более, что эти места имели наиболее плодородные земли, являлись основной житницей страны.
   Учитывая близость советской территории, эта активизация действий значительно обостряла обстановку как на границе, так и вблизи ее, что было совершенно недопустимо.
   8 января 1982 года в северные провинции были введены штатные пограничные подразделения, которые сходу начали выполнение поставленной задачи. Уже в феврале 1982 года началась планомерная очистка полосы ответственности погранвойск от бандформирований. Первая такая операция была проведена в провинции Кундуз, вблизи селения Калайдаль. Затем в апреле 1982 года был освобожден город Ташкурган (провинция Саманган), ликвидированы бандитские базы и укрепрайоны в провинции Балх, в городе Андхой, провинции Фарьяб.
   Операции возглавлялись командованием округа, самые ответственные из них - лично начальником погранвойск округа. Одной из сложных операций по вводу погранвойск в Тулукан (провинция Тахор) руководил лично начальник погранвойск генерал армии Матросов В.А.
   Операции планировались на квартал командованием округа, утверждались начальником Погранвойск Союза.
   В месяц проводилось две-три плановых операции, кроме того, почти ежедневно в различных местах зоны ответственности внезапно возникла боевая обстановка.
   В результате сложной и тяжелой работы боевых подразделений к концу 1983 года поставленная задача была в основном выполнена. В полосе ответственности погранвойск организованные банды были разгромлены. Это не значит, что боевые действия прекратились. Бандитам пришлось уйти в горы, но в приграничье осталась пособническая база. Главари бандформирований совершали рейдовые налеты на различные объекты в нашей зоне ответственности, но благодаря четко организованной разведке, нам зачастую удавалось упреждать их действия.
   Большой интерес для них представлял газопровод, проходивший от города Джаркудук к границе и далее на советскую территорию. До 1983 года он охранялся мелкими подразделениями 40-й армии и национальными войсковыми формированиями. Диверсанты часто взрывали этот газопровод в различных местах. Летом 1983 года взять
   трассу газопровода под охрану приказали нашим пограничникам. В районе селения Мардиан была введена наша специальная мотоманевренная группа.
   В ночное время газопровод стал патрулироваться вертолетом с периодическим использованием различной светотехники. С тех пор подрывы газопровода прекратились.
   К концу 1983 года, потерпев поражение в нашей зоне ответственности, бандформирования стали создавать базы снабжения и районы сосредоточения в горах за пределами этой зоны.
   Командованием было принято решение поручить войскам округа разгромить базы, непосредственно угрожающие северным провинциям. В январе 1984 года была проведена операция по ликвидации укрепрайона и базы в районе с. Мармоль (провинция Балх); в мае - июне - в районе Сары-Джуй (провинция Тахор). Это были сильно укрепленные в инженерном отношении базы с управляемыми минными полями. Обе операции завершились успешно, без потерь с нашей стороны. Главари группировок на этих базах (Забибулло в Мармоле и Наби в Сары-Джуе) были уничтожены, банды разгромлены. Позже было ликвидировано еще несколько крупных группировок и опорных пунктов за пределами зоны нашей ответственности, но уже без моего участия, так как я был переведен к другому месту службы.
   Третьим периодом действий советских погранвойск на территории Афганистана можно считать действия в период так называемого национального примирения.
   На мирную обстановка того времени даже отдаленно похожа не была. Разница заключалась в том, что советская сторона перестала планировать нанесение ударов по бандитам, а действовала в ответ на их активные боевые вылазки, которые не прекращались.
   В этот период еще большую роль стала играть разведка всех видов и к ее чести, наши войска были хорошо информированы и попадали в тяжелые внезапные ситуации крайне редко.
   Четвертым периодом можно считать подготовку к выводу войск на нашу территорию и сам вывод.
   С марта 1988 года я возглавил оперативную группу Главного управления погранвойск, которая занималась планированием и общим руководством действий войск в Афганистане.
   К концу 1988 года был составлен подробный план передислокации и вывода каждого подразделения войск, в котором предусматривалось все до мелочей.
   Погранвойскам была поставлена задача обеспечить вывод 40-й армии, затем выводить свои подразделения. Поэтому заявление генерала Громова на "мосту дружбы" в 11.00 15 февраля 1989 года о том, что он последний военнослужащий, покидающий территорию Афганистана, не верно. После вывода 40-й армии на территории Афганистана еще оставалась группировка погранвойск численностью около десяти тысяч человек. Последний БТР пересек границу на Баламургабском направлении в 16.25 того же дня. То есть вся группировка была выведена на советскую территорию за 5 часов без потерь как в 40-й армии при преодолении ею зоны ответственности погранвойск, так и у самих пограничников.
   После вывода все войска в прежней группировке были развернуты на границе и активно участвовали в ее охране и обороне.
   Нельзя не сказать о большой роли политорганов в период боевых действий. Большую роль играла контрпропаганда, что помогло разъяснить местному населению, кто его друг, а кто его враг. Это в значительной степени помогло наладить с местными жителями дружеские взаимоотношения.
   Работа командиров и политработников с личным составом обеспечила высокую дисциплину и порядок в боевых подразделениях. Там не было никакой "дедовщины". Ни один пограничник за весь период не попал в плен и не пропал без вести, ни один погибший не остался на чужой территории.
   За весь боевой период (а это десять с лишним лет) погибло 518 пограничника, ранено около 12,5 тысяч человек.
   К чести наших врачей и вертолетчиков 93% раненых вернулись в строй без ограничения категории годности.
   После вывода войск из Афганистана остались государственные обязательства по передаче афганской стороне большого количества материальных ценностей. Перевозка и передача их афганцам была поручена нашим пограничникам. Было сформировано шесть рот подвоза и с их помощью, а также вертолетами, эти ценности перевозились нашими подразделениями в Афганистан до середины 1991 года. Обстановка у границы тогда также была напряженной, но высокий уровень организации и обеспечения этих рейдов позволили выполнить задачу без потерь.
   Конечно, за эти одиннадцать с половиной лет были и неудачи, были срывы, были и бессмысленные потери, но результат говорит сам за себя. Деятельность погранвойск в Афганистане получила высокую оценку как советского, так и афганского руководства и народа.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

...ТОЛЬКО ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ

ИЗ БОЯ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Боец вовремя заметил, как из развалин к машине метнулся рослый, в серых шароварах афганец с гранатометом в руках. Палец привычно, чуть помедлив, опустился на спусковой крючок автомата. Прозвучала короткая очередь и гранатометчик, дернувшись вверх, осел в дорожную пыль. Из-за дувала осторожно выглянула запорошенная пылью, неопределенного цвета чалма, показался ствол винтовки, затем голова еще одного боевика. Боец в спешке повернул автомат и со злостью снова нажал на курок. Пули прошли по середине дувала. Моджахеды исчезли.
   - Федирко, кого ты опять там колошматишь? - спросил бойца старший лейтенант. Пересев с командирского места в кресло наводчика-оператора БМП он обстреливал из башенного пулемета засаду боевиков, окопавшихся у расположенного на гребне хребта белого мазара.
   Огонь боевиков ослабел, давая короткую передышку.
   - Да ничего особого, товарищ старший лейтенант, просто "дух" слишком наглым оказался, хотел в упор из гранатомета шарахнуть, пришлось успокоить, - отозвался загорелый до черноты, крепенький хлопец, ввернув при этом словечко позадиристее.
   Офицер пропустил соленую солдатскую шутку мимо ушей, он был занят тем, что внимательно наблюдал в оптический прицел за мазаром.
   В это время от начальника мотоманевренной группы поступила команда - по мере возможности подбирать оружие, которое моджахеды бросают на поле боя.
   Старший лейтенант, памятуя доклад Федирко, задумался.
   Несколько минут спустя он, еще ничего определенно не решив, как бы между прочим сообщил:
   - А гранатомет - то взять надобно, какой ни есть, а трофей.
   Бойцы замерли в ожидании, что же командир скажет дальше. Кого пошлет за этим чертовым трофеем? Откровенно говоря, никому из них не хотелось лезть под пули за этой, никому не нужной, простреленной трубой. Не смотря на временное затишье, пули нет - нет да и цокали по броне.
   - А черт с ним, с этим трофеем, - устало произнес офицер, чем быстро разрядил напряженную обстановку.
   - Поступил новый приказ! - тут же добавил он, - теперь все свое внимание необходимо сосредоточить на дувалах и садах. Будем прикрывать передовой отряд соседей, а то "духи" не дают спокойно развернуться.
   Далеко впереди, из-за поворота, где несколько минут назад скрылась последняя машина транспортной колонны, которую от границы сопровождала ММГ, показалось облако пыли. Движение это заметили и душманы. Временное затишье взорвалось нарастающим гулом боя. Старший лейтенант увидел в прицел, как к мазару торопится подкрепление. Зарядив орудие осколочной гранатой, он быстро нашел в перископ цель и нажал на спуск. Первая граната взорвалась перед позициями боевиков. Второй было достаточно, чтобы от подкрепления ничего не осталось. В это время сверху спикировали "горбатые", рассеяв в спешке, куда придется, свой смертоносный груз, они умчались вскоре подальше от боя, оставив ММГ без воздушного прикрытия. Почувствовав слабину русских, моджахеды усилили обстрел дороги.
   В непрерывном грохоте разрывав и пулеметных очередей, казалось, что приходит конец света. Все, и белое-белое солнце, неподвижно застывшее в зените, которое уже основательно раскалило броню, и дышащее жаром орудие с пулеметом, и пороховые газы, которые, не смотря на беспрерывную работу вентиляторов, уже почти под потолок залили десантное отделение - все это затмевало, затуманивало сознание. Люди действовали уже механически, без всяких чувств и ощущений. Кто-то палит из-за дувала - туда гранату, кто-то бежит с гранатометом наперевес - короткая очередь. Пустые пулеметные коробки, магазины - и пальцы механически пихают туда патроны. Эта механическая карусель, казалось захватил всех. Бойцы понимали друг друга с полуслова, объясняясь зачастую жестами, мимикой. Каждый понимал, что от него зависит жизнь многих.
   Центром этого небольшого коллектива, под пышащей жаром броней боевой машины, и был тот старший лейтенант - худощавый, загоревший до черноты, облаченный в легкую камуфлированную накидку. Рот крепко сжат, глаза горят боевым азартом, руки уверенно наводят оружие в цель. Между выстрелами из "Грома" он успевает осмотреть десант, подбодрить насмерть измученных солдат. Глядя на командира, угрюмы их лица светлели, натруженные руки действовали уверенней, пули ложились метче.
   Вскоре из облака пыли появился первый БТР. Из всех его бойниц, и башни велся непрерывный огонь, не давая душманам возможности даже выглянуть из-за укрытий. Опасней всего для боевых машин были не те боевики, что обстреливали дорогу с гор, а те, что каждую минуту могли выскочить с гранатометом наперевес из-за глинобитной стены. Поэтому командир все внимание сосредоточил на изломах ближайшего дувала.
   Передовой бронетранспортер соседей на полной скорости развернулся и тут же, не останавливаясь ни на минуту ринулся назад.
   Вслед за ним показался второй, третий БТР, лихо развернувшись вскоре и они исчезли в пыли. Четвертой шла боевая машина пехоты.
   Пока механик-водитель разворачивал неуклюжую машину из-за пролома в дувале, выскочил гранатометчик, и, уверенно вскинув трубу гранатомета прицелился.
   - Не успею, - со злостью подумал офицер, спешно разворачивая башню. Но его, к общей радости, опередил все тот же ловкач, Федирко. Командир еще продолжал по инерции смотреть на подкошенного расторопным бойцом боевика, когда боковым зрением вдруг почувствовал, что в его сторону смотрит зеленая головка гранаты. Смертельный холодок тронул виски.
   - Это конец, - подумал он, а руки подсознательно делали свое дело. Не дожидаясь, пока замрет башня, нажал на спуск. Выстрелы раздались почти одновременно. Его чуть раньше. Граната, чиркнув вскользь по башне, взорвалась где-то рядом и оглушила его...
   Офицер откинулся на спинку кресла, в изнеможении прикрыл глаза. Звенело в ушах, голова словно раскалывалась на части. В этот момент он услышал радостный возглас сержанта:
   -Товарищ старший лейтенант, "духи" бегут! Вертушки их добивают!
   Он еще пытался заставить себя руководить боем, через силу подбодрить своих ребят, словно ничего и не произошло, но, услышав, что душманы драпают, расслабился и впал в радужно-созерцательное состояние.
   Перед глазами, словно во сне, проносились наиболее запавшие в душу картины жизни. Вот он со своим закадычным другом Володькой, вылепив из пластилина солдат, пушки, танки и даже усатого генерала, ведут бой. Его войска то и дело меняют позиции, маневрируют, и потому постоянно побеждают. Володькины - же стоят на месте и лишь огрызаются. Наконец Володьке игра надоедает, и он принимается давить его солдат, пушки и танки руками. И такая злость его тогда взяла, что с кулаками кинулся на закадычного друга. Через день они помирились. В пластилиновых солдатиков они с Володькой больше не играли, но, тем не менее, тяга ко всему военному у него осталась навсегда. И когда перед ним предстала вечная послешкольная дилемма - куда поступать - в гражданский ВУЗ или военное училище, у него даже ни на минуту не возникло сомнения.
   Словно в замедленном кино пронеслись картины его поездки в Ейск, для поступления в авиационное училище. С какой надеждой и юной самоуверенностью ехал он туда, что когда услышал от майора медицинской службы:
   - В летчики по состоянию здоровья не подходишь, - ушам своим не поверил. Наивно стал что-то доказывать начмеду, председателю медицинской комиссии. Тот, бегло прочитав медицинское заключение, сказал:
   - Молодой человек, у вас еще все впереди. Послужите в армии, а там, если желание стать офицером останется, поступайте в любое пехотное училище.
   Позже он так и поступил.
   Но сначала была служба на пограничной заставе.
   В голове пронеслись картины его первого выхода на границу. Кругом горы, внизу речка, за речкой Иран. В тот первый свой наряд он услышал слова угрозы исходящие от иранских жандармов. И тогда понял, что не все люди на земле хотят добра ему и его стране.
   Подумал тогда:
   - Вот я, а вот они, мы сейчас больше враги, чем друзья, если они от слов перейдут к делу я сделаю все, чтобы никто из них своим поганым сапогом не коснулся моей, нашей земли.
   Ему почему-то показалось, что о том - же думают и его сослуживцы. Потом сквозь туманную пелену забытья доносится музыка. Он видит праздничный зал, разгоряченные лица своих друзей, их подруг. Видит, с какой торжественностью ложится рука, пригласившей его на белый танец девчонки, на зеленый с малиновой окантовкой курсантский погон. Танцуют молча. Он затылком чувствует оживление и улыбки друзей, которые посчитали его за пай-мальчика, краснеющего от одного взгляда девиц. Почему она выбрала именно меня, думал он, не смея открыть рот, чтобы спросить, как же эту смелую синеглазую девчушку зовут. Наконец познакомились, слово за словом и словно не было рядом с ним незнакомого человека. Что понравились они друг другу с первого взгляда и возможно навсегда, никто из них в тот вечер их первой встречи, ни на минуту не сомневался.
   Потом бывали и продолжительные разлуки, но после них были и незабываемые встречи. Вскоре Лена стала его женой. Потом родился Сашка, были радостнее хлопоты, бессонные ночи и гордое чувство отцовства. Он - глава семьи. Служба, конечно, не была сахаром, но он старался все свои тревоги и заботы оставлять за порогом дома. Иногда, когда Сашка спал, они читали его старые курсантские письма и хохотали до слез, до-упаду. Иногда, в минуты наивысшего откровения, краснея, читал стихи посвященные ее глазам, губам, их будущей безоблачной жизни...
   Потом он почему-то вспомнил свое очередное чудачество. В один из отпусков решили они всей семьей навестить его бабушку. В трудные житейские времена она заменила ему мать и отца. Женщина удивительной и трудной судьбы, все тепло своего сердца, всю свою нерастраченную ласку и любовь передала ему. И он старался навещать ее почаще, и этим хоть как-то отблагодарить ее за заботу. За время отпуска успел отпустить бородку и усы и в этом маскараде, оставив Лену и Сашку за дверью, зашел в комнату бабушки.
   - Бабушка, как вы живете, - говорит, - я корреспондент, пришел чтобы написать о вас.
   - Ой милый, да что, обо мне писать. Внучат я жду, так, что некогда мне.
   Аркадий широким жестом открывает дверь:
   - А вот и внуки твои бабушка...
   Они купались в лучах своей любви, но нет да и возникала у него тревожная мысль, что все это может скоро кончится. Лена не понимала отчего внезапно грустнели его глаза и он замолкал не желая тревожить ее своими черными мыслями.
   Он вдруг отчетливо вспомнил разговор с отцом, в один из отпускных, беззаботных дней.
   - Батя, что ты чувствовал и видел на фронте? Что такое война? Каково на войне солдату?
   Отец недоуменно посмотрел на сына.
   - Мне трудно ответить тебе на эти вопросы, сын, - задумчиво сказал он. Да и не к чему тебе это знать, дай - то бог, чтобы ни тебе, не твоему сыну воевать не пришлось. Ведь не даром я свою кровь проливал, да смерть у виска чувствовал...
   Сегодня он на себе почувствовал дыхание смерти и подумал:
   - Нет гады, меня голыми руками не возьмешь, я очень нужен своей жене и своему сыну. Не может такого быть, чтоб меня убили. Ведь жизнь так прекрасна.
   Боевую машину резко тряхнуло и, больно стукнувшись головой о резиновый налобник прицела, офицер вдруг очнулся из забытья. Стрельбы не было слышно. Всмотревшись в прицел, он узнал развалины кишлака перед въездом в их временный лагерь. Вскоре машина, изрыгнув клубы гари, замерла в капонире.
   Офицер медленно открыл башенный люк и не торопясь, выбрался на свежий воздух. Лег на охлажденную от быстрой езды броню, уткнувшись головой в брезентовую скатку.
   Солнце уже зашло, и долина стала быстро заполняться чернильно-черным, непроницаемым мраком. С гор подул прохладный живительный ветерок.
   - Как все-таки хороша жизнь, - вслух сказал он, всем телом ощущая еще отголоски боя и той непонятной и тем более страшной душевной боли, которую успел прочувствовать за неполные полчаса боя и небытия.
   - Товарищ старший лейтенант - ужин готов, - позвал его сержант к огоньку, разожженному в глубине оврага.
   Стоя на броне, он размял ноги, и легко спрыгнув на бруствер, подошел к костру. От подогретых на солярке банок с тушенкой и кашей шел аппетитный парок.
   Солдаты не дожидаясь его уже поужинали и теперь оживленно, то и дело прерывая друг друга, вспоминали о наиболее жарких эпизодах боя.
   Наклонившись к огню, командир взял оставленную ему банку, кусок зачерствевшего хлеба и с жадностью начал все это поглощать. Только опорожнив половину банки, он вдруг с удивлением отметил, что его бойцы почему-то молчат, что-то разглядывая у него на голове.
   - Товарищ старший лейтенант, а ведь у вас седина выступила, ей богу, - сержант порылся в своем вещмешке и вытащив оттуда на свет божий разрисованное цветами круглое зеркальце, явно принадлежавшее раньше афганской моднице, подал его офицеру.
   В ярких бликах костра, тот разглядел посеребренные пряди волос.
   В эту ночь он долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Тогда же у него родились первые "афганские" стихи, полные боли и жажды жизни.
   Да он очень сильно хотел выжить в этой до конца не понятной, массовой бойне, но никогда не прятался за чью-то спину, а наоборот лез туда, где было всего труднее и опаснее.
   После того боя начальник мотоманевренной группы решил оставить его руководить обороной лагеря, но Аркадий настоял на том, чтобы несмотря ни на что его взяли на очередную операцию.
   Предстояло штурмом взять высокогорную базу боевиков. Он со своими бойцами ушел в первом отряде. Все было спокойно, пока колонна шла по долине. Но лишь только передовой отряд начал подниматься по серпантину на перевал, горы ожили, гулкое эхо стрельбы покатилось по ущельям. В это время вздыбился передний бронетранспортер. Искореженное колесо вместе со ступицей, описав крутую дугу, грохнуло по корпусу боевой машины.
   Офицер в считанные секунды оказался на месте оператора-наводчика и уже внимательно осматривал подступы к перевалу.
   Засад было несколько, это было ясно по грохоту, который доносился и с перевала и от подножия. Тех, кто засел на перевале он разглядел сразу же. Из-за груды камней, возвышающихся в самой верхней точке перевала то и дело выглядывали боевики, ведя огонь по наскочившей на мину машине. Разметав засаду несколькими осколочными гранатами, он ринулся на помощь бойцам подбитого бронетранспортера, но тот внезапно дернувшись, пошел вперед без посторонней помощи. Выйдя на перевал он остановил машину и высунувшись под прикрытием люка, осмотрел место боя в бинокль. Где-то на середине серпантина шел упорный бой, горела наша транспортная машина. Душманы выбрали позицию для засады на господствующей высотке и почти беспрепятственно обстреливали большую часть колонны. Связавшись с первым бронетранспортером, командир поставил наводчику задачу главным калибром уничтожить засаду. Сам начал прицельно наводить в цель орудие. Ведь при малейшей ошибке граната могла разорваться среди своих. Первая граната перелетев через головы моджахедов, гулко разорвалась в глубине ущелья. Вторая и третья угодила в цель. По метавшимся в панике душманам ударил крупнокалиберный пулемет довершая разгром. Бросая оружие, оставшиеся в живых, боевики ушли в горы. Столкнув догорающий грузовик в пропасть, колонна продолжала движение. Если такие засады враги устраивают в предгорье, то что они затевают в горах? - родилась назойливая мысль.
   - Уж лучше бы в лагере остался, какого черта напрашивался ? нашептывал ему малодушный голосок.
   Чтобы взбодрить себя он оглядел своих сосредоточенных, готовых на все парней и твердо сказал себе:
   - Они доверили тебе свою жизнь, свое будущее и твоя задача сделать все возможное и даже невозможное, чтобы не только остались живы, но могли осуществить свое основное предназначение:
   - Посадишь дерево, воспитаешь сына и защитишь Родину.
   - Ребята, смотрите внимательнее, - вслух сказал он, хотя прекрасно знал, что каждый из его бойцов превратился в глаза и уши боевой машины.
   Дорога поднималась все круче и круче вверх, заставляя двигатели машин рычать все громче. Немилосердно жгло равнодушное и злое солнце. Казалось, что машины идут по раскаленным углям, так накалились скалы. И ни ветерка, ни малейшей прохлады, хотя кажется что до соблазнительно сверкающих высокогорных ледников - рукой подать. Чем выше в горы, тем безжизненный ландшафт, не видно ни чего живого, ни мха, ни былинки. Только иногда шальная птица поднебесья оттолкнувшись от скалы парит высоко над головой, да и то не долго. Сообразив, что железные громады, чадящие соляркой и бензином явно не по их зубам камнем несутся вниз, чтобы поскорее забиться в глубину прохладной пещеры.
   Офицер задумчиво разглядывал горную пустыню и поражался про себя тому, как человек здесь может жить? И словно в ответ на его немой вопрос за поворотом дороги показалось пуштунское стойбище. У шумного ручейка, тесно сбившись в кучу стояли черные кочевые шатры из которых, заслышав шум моторов, выскочили любопытные дети и женщины. Мужчин не было видно. Может быть они испугавшись, что их силком мобилизуют в армию или в банду какого-нибудь курбаши и спешно сбежали в горы, а может быть пасут вдалеке от стана свои стада. Полуголая детвора, загоревшая до черноты, смело лавировала между машинами, выпрашивая для себя хоть чего-нибудь съестного.
   Боевая машина притормозила и командир, наполовину высунувшись из люка, на пушту, с большим акцентом спросил у насторожившихся мальчишек, не видели ли те бандитов. Поняли или не поняли они его вопрос сказать трудно, потому что в последующее мгновение кинулись врассыпную к своим шатрам. Оставив на обочине дороги несколько банок с консервами и полбулки твердого как камень хлеба они двинулись дальше.
   Отъехав метров сто от кочевья, командир оглянулся. Из крайнего шатра выскочило несколько ребятишек, опасливо озираясь по сторонам они приблизились к оставленным продуктам и быстро похватав все что там было, в мгновении ока исчезли за черной кошмой, прикрывающей вход.
   - Видимо "духи" уже побывали здесь и под страхом смерти запретили кочевникам говорить, кому бы то ни было, об этом, подумал командир, уткнувшись в окуляры прицела.
   Отряд уже взобрались на очередной перевал, когда внизу грохнуло два взрыва и дорога, по которой они только что проехали, оказалось полностью заваленной камнепадом. Еще не затих шум падающих камней когда он понял, что боевики хотят захватить обе их машины. Снизу помощи ждать было просто неоткуда. Для разборки завалов надо было слишком много времени и сил.
   - Что - ж, будем держаться, - процедил офицер сквозь зубы.
   - Бейте "духов" на предельной дистанции, - предупредил он десант, - близко не подпускать.
   А бронетранспортер уже вел дуэль с пулеметным расчетом моджахедов, засевшими на господствующей над перевалом скале.
   Аркадий неторопливо прицелился и первой гранатой накрыл расчет. В это время по броне защелкали пули другого пулемета, из-за гребня редкой цепью показались боевики. Прячась за каждый камень, выступ скалы они подходили все ближе и ближе.
   Первым открыл огонь десант бронетранспортера, душманы заметались и в это время заговорили автоматы его ребят. Оставив с десяток убитых и раненых, они отхлынули за гребень скалы, и вскоре там затихли.
   - А что если, под прикрытием бронетранспортера, внезапно подойти к гребню и закидать противника гранатами, ведь черт знает, что еще они там замышляют, - подумал офицер и, попросив, чтобы пулеметчик соседней машины открыл непрерывный огонь по гребню, он вместе с сержантом и низкорослым, но очень подвижным бойцом Федирко быстро выскользнув из машины, кинулись к гребню. Пули с шуршанием проносились у них над головами, заставляя инстинктивно втягивать голову в плечи. Противник не заметил маневра и спокойно дожидался когда у пулеметчика кончатся патроны. Увидев, что смельчаки добежали уже до самой цели пулеметчик прекратил огонь и в это время одна за другой на головы боевиков посыпалось шесть "лимонок". Подождав пока взорвутся все гранаты, командир осторожно взглянул за гребень. В живых не осталось ни одного бандита. Он повернулся, чтобы сказать об этом своим товарищам, но в этот момент прозвучал выстрел. Офицер почувствовал как обожгло бедро и перед глазами поплыли красные круги.
   Очнулся он уже в вертолете. Увидев наклонившихся к нему знакомое лицо доктора, попытался улыбнуться, но губы не слушались его.
   - Крови много потерял, ну ничего, до свадьбы заживет, - словно сквозь вату услышал он его бодрые слова и снова впал в забытье.
   Второй раз он очнулся уже после операции. В нос резко ударил запах нашатыря и раненый почувствовал, что оживает.
   - В рубашке родился парень. Пуля только мякоть пробуравила, а кости целы. Долго жить будешь.
   - Да долго, целых сто лет, улыбаясь чему-то своему пролепетал он.
   Силы в молодом, здоровом теле восстанавливались быстро. Сначала он ходил с помощью костылей, но потом, окрепнув, скрипя зубами от неимоверной боли, пытался ходил сам. Ходил упорно, изо дня в день и вскоре хромота стала чуть заметной, а затем и вовсе исчезла.
   Домой он о ранении не писал - зачем тревожить жену, у нее своих забот полон рот. Ведь жив он остался назло всему душманскому отродью.
   Потянулись серые госпитальные будни, скрашенные всего лишь несколькими событиями. Однажды в палату зашел начальник госпиталя и попросив офицера переодеться, добавил, что скоро должен подъехать генерал, награды будет ему вручать. Орден Боевого Красного Знамени и медаль пристегнул генерал к больничной куртке. Потом были цветы, улыбки медсестер и крепкие мужские рукопожатия. Но самая большая радость ожидала его впереди.
   Через несколько дней после вручения наград к нему приехали жена и сын. Встреча была не такой какой он себе представлял.
   Красные от слез вопрошающие глаза жены недоверчиво ощупали всю его мальчишескую фигуру и только тогда с приглушенным воплем:
   - Родимый ты мой!, - она бросилась к нему. Залила все лицо своими уже не горькими, а счастливыми слезами. Сашка примостившись с боку теребил отцовскую руку, требуя внимания к себе.
   - Пап, а пап, ну что вы слезы распустили? А еще взрослые!
   Офицер освободившись от объятий жены схватил на руки сына и они втроем затопали в глубину аллеи, подальше от любопытствующих ушей и глаз.
   Тогда они и решили, что с таким ранением надо идти на гражданку.
   - Как говориться не было счастья, да несчастье помогло, - бодро сказал он. - Теперь скоро, очень скоро исполнится наша мечта. Помнишь последнюю, перед отлетом в Афганистан ночь. Я сказал тогда, что отслужу эту службу, уедем на Украину, купим домишко на берегу реки и будем жить свободно и счастливо, у нас будет много детей, может быть даже десять...
   Первым вопросом военного комиссара, когда Аркадий пришел в военкомат, чтобы встать на учет, был:
   - Есть ли у Вас пенсия, товарищ капитан запаса.
   - Нет, - просто ответил он.
   Подполковник удивленно посмотрел сначала на него, затем на листы личного дела, полистал их и задумчиво по-простецки добавил:
   - Ну, что же ты батенька не мог трех-четырех лет дослужить, ведь не уволили бы из войск с этим ранением.
   - Знаете, товарищ подполковник, не хочу быть кому-то обязанным, да и не хочу, чтобы, на меня как на дармоеда смотрели. Голова есть, руки тоже, на жизнь заработаю. Вы бы лучше порекомендовали мне куда лучше руки приложить.
   Военком задумчиво полистал свою записную книжку и вдруг радостно сообщил:
   - Есть капитан по тебе работа. Недавно в школе на Выселках освободилось место военрука. Пойдешь?
   - А что, пойду. Только от дома далековато.
   - А ты устраивайся. Вопрос с жильем я с директором совхоза решу.
   Дом, как и мечтали они - купили на берегу неширокой реки, притоке Днепра. Малиновка - называлось сельцо, где они поселились. Центральная усадьба совхоза находилась километрах в двух от Малиновки в добротном, с заасфальтированными улицами, селе Выселки. Школа находилась почти в центре. Аркадий уже приметил ее, когда ожидал автобус, направляясь в райцентр.
   Что же будем начинать новую жизнь, - думал он, возвращаясь домой. Сельцо Малиновка, раскинулось на берегу реки, и насчитывало хат пятьдесят. Жили здесь в основном старики, из тех, кто не захотел переезжать на центральную усадьбу, в многоэтажные коттеджи. Эта особенность, в отличие от Выселок, вносила в жизнь селения чисто сельский колорит. Сельцо состояло, в основном, из еще крепких хат - пятистенок, выбеленных до ослепительной белизны и разукрашенных по дверям и окнам самыми вычурными цветами и узорами. Конечно, от Гоголевских хуторов и сел здесь осталось очень мало, но все же Малиновка была по-своему привлекательной, милой украинской деревенькой.
   - И никуда я отсюда переезжать не буду, подумал Аркадий, шагая по узенькой улочке к уже обжитому его небольшой семьей, дому. Старушки коротающие время у своих завалинок чопорно отвечали на его приветствие приглашая в гости на кружку молока.
   Заскрипев отворилась калитка и навстречу ему во все лопатки вылетел сын.
   - Пап, а мы пойдем сегодня на рыбалку, ты же мне обещал, - еще издалека закричал он и с разгону сиганув ему на грудь.
   - Давай завтра, спозаранку, предложил отец ставя сына на землю, - Сегодня уже поздно, утренний клев прозевали.
   - Только ты пораньше меня разбуди, чтобы я успел червей накопать.
   - Ладно, ладно. Друзей себе нашел?
   - Да к соседям внуки из города приехали, так мы договорились в лес за орехами идти. Скажи маме, а то она меня не отпустит.
   - Ладно, беги, - хлопнул его по мягкому месту отец, и сын стремглав помчался к соседской хате.
   Неплохой дом достался им. Видно прежние хозяева бережливыми людьми были. Комнаты чисто выбелены, печь отремонтирована, даже поленница дров осталась.
   Лена сидела за рукоделием. Под стрекот машинки он неслышно подошел к ней и в мгновение запечатал поцелуем рот. Она сначала перепугалась, но поняв, что это муж, начала шутливо отбивается.
   - Почти, что пенсионер, а туда же, - сказала она, сквозь смех, освободившись от его крепких объятий.
   - А это что такое, - показал он на крохотные одежки, разбросанные по столу. Ты что в детство вдарилась, куклы играть собралась?
   - Глупый ты муженек, сам говорил что полна горница детей будет, а теперь глупые вопросы задаешь.
   - Эх - ма жена моя, какие наши годы, раз сказал, значит все это сбудется, - от избытков чувств муж отбил несколько тактов чечетки, даже хотел сделать стойку на руках, но передумал, давно не тренировался.
   Отставной капитан шел на свой первый свой школьный урок, волнуясь как мальчишка. Сегодня впервые за много лет он надел свою офицерскую форму, затянулся в скрипучую портупею, до блеска надраил сапоги. Отвык от этого и потому чувствовал себя в форме неуютно. Когда вместе с директором школы подходил к двери десятого класса подумал, что уж чего-чего, а вопросов к нему у школьников будет больше чем достаточно. Но ошибся.
   Сообщение директора о новом военруке класс встретил внешне равнодушно.
   Вопрос был один - на долго ли в школу.
   - Хочу здесь жить долго и работать не меньше, - просто без пафоса сказал он. Ответ ребятам понравился. В глазах у многих он заметил интерес.
   Но что-то сдерживало школьников. Они молча ждали, когда он начнет урок. Директор вышел, и, словно по мановению волшебной палочки класс преобразился. Вопросы посыпались словно из рога изобилия, самые разные, но на каждый военрук находил свой единственный ответ.
   - Сработаемся, - просто но дружески сказал он ребятам в конце урока.
   Так началась его новая жизнь и хлопотливая работа.
   Через год отец и сын уже вместе ходили в школу, отец в старшие классы, сын в первый.
   Однажды Аркадий зашел за Сашкой в кабинет учителя рисования чудного старичка, которого и взрослые и дети называли почему-то Калинычем, может быть потому, что своим невысоким ростом, худощавой фигурой, за бородкой клинышком чем-то напоминая Всесоюзного старосту, а может быть и по другой причине, кто его знает. Там сын дожидался пока он закончит занятие со старшеклассниками. От нечего делать Сашка лепил что-то из пластилина, напевая себе под нос бравурную мелодию. Рядом с ним сидел Калиныч и тоже что-то лепил. Подойдя поближе Аркадий увидел, что те ваяют солдатиков.
   - Что опять войну затеваешь?, - шутливо начал отец, обращаясь к сыну.
   - А что, молодой человек, - отозвался Калиныч, - присоединяйтесь к нам.
   - Хорошо, если хотите я слеплю вам генерала с большими усами, он обмакнул руки в чашку с водой, размял комок пластилина и начал усердно лепить. Долго пришлось попотеть прежде чем из безобразного комка показались сначала треуголка, потом голова с длиннющими усами, которые пришлось подпереть спичками, затем крепкий и ладный торс, который опирался на широко расставленные ноги в ботфортах.
   Старичок мельком взглянув на пластилинового генерала продолжая свою работу. Из под его рук выходили разнокалиберные солдатики которых он ставил перед собой строго по ранжиру. Затем не закончив лепку он зачем-то полез в карман, вытащил оттуда очки и настольную лампу, начал внимательно осматривать фигурку созданную руками военрука. Осматривал он ее долго заходя то справа, то слева, зачем-то с помощью циркуля замерил высоту и ширину фигурки, отдельных частей тела. Потом отойдя от пластилинового генерала на несколько шагов он как-бы между прочим заметил.
   - Да-а-а, молодой человек, вы талантливы. Вам необходимо попробовать себя в скульптуре.
   - Поздно уже мне дерзать, если бы об этом лет двадцать назад сказали, то может быть и вышло что-нибудь.
   - Что вы, что вы, - замахал руками старый учитель, - Вот посмотрите он трясущейся рукой отдернул в сторону занавеску на одной из пристенных полок и перед глазами отца и сына предстали несколько довольно-таки искусно вылепленных бюстов. Детская головка, несколько человеческих фигурок. Калиныч доставал с полки свои сокровища и не замечая, что давит свое пластилиновое войско, ставил на стол.
   - Вот это все плод моей жизни. Когда-то давно меня считали неплохим скульптором, даже выставляли некоторые работы, но все это не стоит одного вашего пластилинового генерала.
   Пораженные таким поворотом дел отец и сын пялили удивленные глаза на творение старика и сравнивая их с генералом недоуменно пожимали плечами.
   - Вам не хватает только немного техники лепки, да материала скульптору более достойного. Я буду счастлив предложить вам в этом свою помощь.
   Первой его работой, о которой много потом писали и говорили в среде художников была скульптура "Мать", выполненная в полный рост. Хотя и лепил он скульптуру с жены, когда та укачивала недавно родившегося третьего сына, получилась вроде бы и Лена с ее мягким спокойными чертами лица, взбитыми лебедиными бровями и небольшим носиком и в то же время не она.
   - Наверное, когда ты ее лепил то смотрел на меня, а видел другую женщину, - ревнива выговорила Лена новоявленному скульптору. Потом мило улыбнулась и поцеловав в лоб как несмышленыша добавила. - Какой ты у нас все-таки искусник, честно говоря, я не верила в твою лепку до тех пор, пока в газете не прочитала да по телевизору твою работу не увидела.
   Так работали бы и жили они счастливо и без забот, если бы однажды селяне не выбрали Аркадия депутатом в районный совет. Обещал тогда он что, что заботы избирателей будут его заботами.
   А от своих слов он отказываться не привык.
   Решил однажды по собственной инициативе рейд провести. Собрал вокруг себя более или менее ответственных депутатов и пошли они по хатам инвалидов и ветеранов войны, "афганцев", по семьям погибших солдат. И что больше всего поразило его во время этих хождений в народ, то это полное безразличие различного рода руководителей к трудностям и проблемам ветеранов. На словах они горели желанием помочь всем нуждающимся, а на деле и пальца о палец не стукнули, чтобы кому-то помочь.
   Казалось бы, ничего из совхоза не убудет, если вдове-вековухе крышу совхозной соломой накрыть, ан, нет. На эту просьбу чиновник найдет сотню причин, но в реальной помощи откажет.
   В одном из сел, находящемся вдали от райцентра и шоссейных дорог им поведали историю, которая потрясла до глубины души даже самых стойких скептиков.
   Вернулся парень из афгана с культей вместо ноги. Калека - ни калека, а все-таки подмога матери. Где огород вскопать, да засадит, где сена накосит, где дров порубит, так они и жили - горя не знали. Да открыли грамотные соседи, матери глаза на то, что раз сын инвалид войны, значит ему легковая машина положена. Подумала, подумала старуха, представила сколько еще ей придется перетаскать в город молока да овощей, прежде чем сыну костюм новый справит, да и решила пойти похлопотать. Вскоре вызывают сына-инвалида на медицинскую комиссию в район. Проходит он там все кабинеты. Дают ему там нужное заключение вот уже радостно ковыляет он в райсобес, да не тут-то было. Начальник райсобеса, указывая своим крючковатым, жирным пальцем на параграфы еще пахнущей краской инструкции самодовольно известил:
   - На два сантиметра, солдатик, твоя культя длиннее чем определено, значит автомобильчик тебе не положен, ничем не могу помочь.
   Начали писать в область, а в ответ - не положено. Написали министру, ответа не получили. Разнервничался парень, выпил лишнего с горя, культю где-то разворотил. Загноилась она у него, положили в больницу, отрезали чуток. И только тогда получил он машину. Да только не к чему она ему, бередит только душу, не осталось у него ни во что веры.
   Отставник не мог остаться в стороне от людского горя. Написал в районную газету, там побоялись писать об этом. Поехал в область. Пол дня говорил с главным редактором, тот обещал напечатать. С этого времени он стал самым вредным для районного начальства человеком. Кем только его не называли и склочником и сутягой, но он не обращал на это внимания, просто делал свое дело так как ему подсказывала совесть.
   В школу зачастили комиссии, которые интересовались почему-то исключительно его работой.
   Директор не гнушался никакими средствами только бы опорочить неугодного властям человека.
   Разногласия у них были давние, с той поры, как военрук решил сделать жизнь школьников более интересной и разнообразной.
   На свой страх и риск создал туристический клуб, экипировкой которого занялись сами ребята. Мальчишки после уроков мастерили в мастерских колья, каркасы и другие приспособления для палаток, девочки шили палатки и рюкзаки. Сразу же после окончания занятий ребята под руководством военрука ходили в походы. А привыкший жить по принципу "абы чего не вышло", директор был принципиально против таких времяпровождений, тем более, что все это было чревато непредсказуемыми последствиями.
   Особенно обострились их отношения после выступления военрука на партийном собрании при обсуждении закрытого письма ЦК КПСС по Афганистану.
   Тогда, выслушав привычные речи штатных выступающих он высказал все, что накипело. И то, что это была самая большая внешнеполитическая авантюра за 70 лет Советской Власти и то, что в отличи от бравурных выступлений газет и телевидения по афганским проблемам там после нашего прихода ничего ни изменилось, во всяком случае в лучшую сторону. В худшую изменения были - стало больше бандитских формирований.
   Тогда он высказал многое другое, все, что за время этой непонятной, бестолковой войны накипело у него в душе.
   После этого собрания его вызвали в райком партии и пообещали, что если он не остепенится то будет привлечен к строжайшей партийной ответственности.
   - Но ведь я говорил правду и только правду.
   - Правда правде рознь. Нам твоя "бедняцкая правда" не нужна. Ты бывший политработник и должен понимать, что хочет услышать от нас народ.
   - Но перестройка говорим о безграничной гласности и демократии, - сопротивлялся военрук.
   Секретарь райкома устало потер виски и дружелюбно закончил:
   - Неужели ты и в самом деле думаешь, что гласность и демократия не будет рано или поздно ограничена. Если это так, то мне тебя жаль, но на вид ты человек не глупый.
   После таких слов секретаря ему стало не по себе. Он закрыл тяжелую дубовую дверь райкома партии и тяжело спустился по мраморным ступенькам на улицу. Асфальт был весь в рытвинах и колдобинах. И тогда у него родилась мысль, что он чем-то схож с этими колдобинами которые не позволяют свободно ездить тем кто решил всю свою жизнь прожить за этими массивными дубовыми дверьми. А чтобы эти колдобины не превращались в ямы их изредка реставрируют, хотя знают, что они снова появятся до новой реставрации. Эта аллегория его рассмешила. Нет я не колдобина и я не яма которая мешает движению, я просто человек, которому ничего человеческое не чуждо. И тем не менее я остаюсь при своем мнении.
   Вскоре в областной газете напечатали его, урезанную наполовину статью. Редакторская колонка призывавшая всех и вся борется с бюрократами и бюрократией и словом не обмолвилась - как же наказаны виновники волокиты и бесчеловечного отношения к нуждам старых и новых ветеранов.
   - Вот и пример урезанной гласности, - подумал про себя военрук. Всех удивляла его способность везде успевать, школа - мастерская, где он вот уже несколько месяцев лепил скульптуру "Мальчишки", туристический клуб и наконец дом. Лена уже махнула на него и его занятия рукой и лишь время от времени поругивала за то, что совсем от дома отбился.
   И все-таки самая большая радость для него была, когда младшенькая дочурка еще не спала. В комнате крику и шума бывало больше чем в то время когда он бесился с сыновьями. Сашка к тому времени уже настоящим хозяином в доме был. И воды принесет и дров наколет и печь растопит и подзатыльников младшим надает, если те ненароком набедокурят.
   Однажды лазая по чердаку в поисках старого радиоприемника, из деталей которого он хотел смастерить плату для сломавшегося транзистора, Сашка увидел ящик, который был закрыт на малюсенький замок. Ему стало любопытно, что же там лежит. Поковырявшись гвоздиком он легко открыл замок и в глубине ящика вперемешку с конспектами увидел две сшитые вместе общие тетради. На белой обложке первой четким отцовским почерком было выведено "стихи". Сашка прочитал несколько стихотворений в начале тетради и с гордостью подумал об отце.
   - Вот батя дает. Но почему он мне никогда об этом не говорил ? Может быть матери стихи показать ?
   Но он тут же отбросил эту мысль. Мать только отберет этот его тайный клад, да еще и отцу расскажет.
   Сын в нерешительности теребил тетрадь. В это время на улице послышался знакомый крик:
   - Сашка-а-а ! Выглянув в слуховое окно он с радостью узнал в стоящем у калитки широкоплечем, крепко сбитым пареньке, своего давнего приятеля - Кольку. Тот каждое лето приезжал вместе с родителями к старикам, своим деду и бабке. Сашка знал, что Колькин отец редактор одного из престижных литературных журналов и наверное знает что к чему.
   - Покажу Колькиному отцу, - решил он про себя и с этой мыслью спустился во двор. Взяв из почтового ящика свежую газету он завернул в нее тетради и поздоровавшись с другом направился в соседский дом. Колькин отец в это время резался с дедом в домино. Несколько последних партий он видимо проиграл и хмуро переставлял костяшки, дед же напротив с лукавинкой в глазах ложил костяшку так, словно хлыстом стрелял. Проиграв очередную партию Колькин отец встал и потянувшись направился к речке. Сашка сказав другу, чтобы тот подождал его на месте, помчался за его отцом.
   - Дядя Володя, дядя Володя, - у меня к вам большое дело.
   - Что случилось ?
   - Да вот, - парень развернул газету и извлек из нее сшитые тетради.
   Колькин отец взял их и полистав, хмыкнул,
   - А-а-а, новый графоман на мою голову выискался. И здесь в глуши люди от безделья чепухой занимаются. Но прочитав несколько строк спрятал свою скептическую улыбку.
   Читал он долго, сначала стоя, там где поймал его Сашка, а затем присев на подсохшую траву.
   - Ну что-ж стихи неплохие. Очень даже неплохие, - повторил он задумчиво глядя на подернутую мелкой рябью речку.
   - Берусь напечатать их в журнале, правда некоторые доработать надо, рифма немного слабовата, но образы сочные и живые.
   - Где ты эти тетради взял ?
   - Дома на чердаке
   - Отец написал ?
   - Да, отец !
   - Да он у вас мастер на все руки, и скульптор и жнец и на дуде игрец. Область всполошил своими письмами. Не пойму таких людей, все же что надо есть, к чему он еще стремится.
   - Папка говорит, что человек в любом деле должен быть первым, а если слабо, то лучше делом не заниматься.
   - А что же делать, тем у кого слабо, ведь не все такие как твой отец ?
   - Наверное в бюрократы идти, на бумажную работу, к этому талантов не надо.
   Колькин отец рассмеялся, похлопал его по плечу и весело произнес:
   - С тобой парень интересно поговорить, не то что с Колькой. У того в голове девчонки да гитара, больше ничего его не интересует. Ну да ладно завтра я еду в город, поговорю об этом с главным. Стихи неплохие, - снова повторил он.
   Подобрал газету завернул в нее тетради и не разбирая дороги, в задумчивости зашагал к дому.
   Несколько отцовских стихотворений журнал напечатал уже месяца через два. Узнав о самовольстве сына отец просто, но с нескрываемым недовольством сказал:
   - Это нескромно.
   - Почему нескромно, ведь ты эти стихи выстрадал в своем Афганистане.
   - А я и многие мои сверстники, которым скоро идти в армию хотят знать что такое война, что такое боевая дружба и наконец что для тебя гибель друга. Ты ведь знаешь, что об этом еще долго будут молчать, беспокоясь о моих, о наших чувствах. А я этого не хочу. Ты же сам учил меня мыслить, а не слизывать газетные статьи. И я мыслю нравится тебе или нет !
   Этот по мужски резкий разговор между отцом и сыном рано или поздно должен был состоятся, но так и не состоялся.
   И никогда не состоится.
   Потому, что на миг, всего лишь на миг опередил старшего лейтенанта Аркадия Волкова вражеский гранатометчик.
   И потому, что не было операции в горах, не было и госпиталя, не было своего домика на окраине села, не было и большой, как он мечтал семьи, не было и школы и дальних походов, не было славы художника и поэта, ничего этого не было.
   Хотя все это могло быть, если бы Аркадий Волков остался жить.
   Я лишь попытался спрогнозировать его несостоявшуюся в этом прекрасном мире жизнь, исходя из его характера и мировоззрения, на основе его дум и чаяний которыми он всегда делился со своей маленькой семьей.
   Кто виноват в том, что жизнь Аркадия была так коротка?
   Судьба?
   Случай?
   Или конкретные люди - политики или военные?
   История рано или поздно все расставит на свои места.
   Но пусть все знают главное - погиб не просто человек, а исчез с орбиты бытия целый мир, мир трудолюбивый и талантливый.
  
  
  
  
  

П О Б Е Д А Б Е З Б О Я

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Над долиной опустилась прохладная и темная, хоть глаза выколи, ночь. Даже богатая алмазами россыпь холодно сверкающих на небосводе звезд не делала мрак менее густым. О такой ночи на Руси говорят: "Ночь темна - лиха полна".
   Среди хребтов, да скалистых вершин опоясывающих долину хозяйничает только резкий горный ветер. Он, то, словно из последних сил тоскливо подвывает в расщелинах, то, вдруг окрепнув, настойчиво гонит перед собой, неведомо куда, колючие шары перекати-поля.
   Кажется, что это единственные, движущиеся среди застывших в ожидании предстоящей жары гор, тени.
   Но нет, внимательно присмотревшись можно заметить, как наперерез несущихся с гор в долину шаров перекати-поля, к перевалу, движется небольшой конный отряд. В своих темных одеждах конники чуть видны и потому больше напоминают призраков. Как неведомые тени скачут они, по еле заметной тропе, не таясь, уверенно и легко.
   Достигнув перевала, большинство таинственных призраков исчезает. В просторной седловине остаются двое. По тому, как нетерпеливо они поглядывали они на противоположную сторону перевала, можно было твердо сказать, что они кого-то ждут.
   Не прошло и десяти минут, как из-за поворота показалось с десяток новых теней. Вскоре, словно по сигналу эти призраки растворились среди гор, оставив среди седловины всего лишь одного своего собрата.
  -- Я приветствую тебя брат Худайкул. Да снизойдет на тебя и твоих воинов благодать и милосердие Аллаха!
  -- Я присоединяюсь к Вашим словам. Рад видеть Вас и Вашего помощника во здравии.
  -- Не откажись от приглашения. Мои джигиты разожгли костер, там и поговорим.
  -- Да будет так, таксыр 22*
   Отблески небольшого костра сразу же превратили чуть видимые во тьме тени в живых людей.
   Тот, что постарше был высокорослым в меру упитанным мужчиной. Он был одет в серый стеганый халат, небольшую его голову с крючковатым излишне длинным носом венчала искрящаяся в сполохах огне, богато расшитая бисером, тюбетейка.
   Молодой был одет попроще. Широкие, под цвет выжженной солнцем равнины, шаровары, сверху просторная рубаха. Гордо поднятую голову с большими выразительными глазами, орлиным носом и тонкими губами, венчала чалма. Судя по легкой походке человек, которого старший назвал Худайкулом, был по-юношески строен и крепок.
  -- Я искал Вас, чтобы еще раз напомнить о нашем договоре.
  -- Разве я и мои джигиты нарушили его.
  -- Да! И вы это хорошо знаете.
  -- Я еще раз напомню то, о чем мы клялись на Коране.
  -- Кишлак Торпакту по договору должен выставлять вооруженный отряд до ста человек. По письменному уведомлению главы исламского комитета. Приказов на этот счет не поступало. Кроме того, небольшой отряд борцов за веру, который возглавляю я, должен постоянно обстреливать транспортные колонны русских, мешать их продвижению через перевал. Вон там, - Худайкул показал рукой в сторону пропасти семь сожженных машин, можете пересчитать.
  
  
   - Наша община свою часть договора выполняет. Дальше в договоре ваши обязанности таксыр. Вы обязались обходить Торпакту стороной и никогда, ни под каким предлогом в наш кишлак не заходить. Вы обязались не причинять вреда нашим полям. Вы обязались не чинить препятствий дехканам и торговцам, которые в базарный день направляются в город. И что же в итоге?
   В нарушении договора Ваши нукеры напали на кишлак и увели с собой трех наших джигитов, сожгли школу, расправились с учителем.
   Когда мой отец - старшина кишлака - довел этот кощунственный факт до председателя исламского комитета, ваши воины, словно в отместку, начали нападать и грабить наши караваны. Один из ваших людей был убит при попытке поджечь готовую для уборки пшеницу...
   Худайкул говорил все это спокойно, но по его глазам, в которых бесились отблески костра, чувствовалась, что внутренне он кипит от бешенства к клятвопреступнику.
  -- Но я не давал распоряжений, которые бы противоречили нашему договору, - глухо, без тени волнения, ответил тот, кого Худайкул называл таксиром. Не торопись, дай мне разобраться во всем. Скажи, чем ты можешь доказать что на кишлак напали мои люди?
   - Пусть об этом расскажет Ваш подручный, Тульки 23*. Этого лиса и в кишлаке и на караванной тропе многие запомнили.
   - Тульки, - позвал своего помощника курбаши, но тот, растворившись в чернильно-черной ночи, молчал.
  -- Ах, этот родственник шакала, сын волчицы, как он посмел нарушать наш договор? - топал ногами таксыр, искренне изображая праведный гнев.
  -- Он не уйдет от возмездия, я его примерно накажу, - пообещал курбаши Худайкулу.
   Но тот уже не верил ни единому его слову, и нисколько не сдерживаясь, прямо заявил:
  -- Если еще раз Вы или Ваши люди посмеете потревожить кишлак, я клянусь Аллахом, поверну оружие против Вас. С разбойниками и клятвопреступниками у нас хватит силы разделаться самостоятельно, а остальное - в руках божьих.
   На этой высокой ноте и закончилась встреча главарей двух формирований моджахедов.
   Костер погас, и по разные стороны перевала снова двигались чуть приметные тени.
   Только когда они скрылись из виду совсем, одни в холодных и неприступных пещерах, другие в своих глинобитных домах-крепостях, над перевалом взошла луна. Тоненький ее серп бледным светом осветил горы и долины, представив взору Всевышнего дикую, неописуемую красоту и мирный покой гор. Словно и не было, только что, человеческих теней, костра, бескомпромиссного разговора двух, пока еще и не врагов, но уже и не друзей. Покрывало ночи бдительно хранит свои черные тайны, но только до тех пор, пока не взойдет ночное светило.
   Никто не должен знать, какие события происходят в одной очень маленькой стране, со всех сторон окруженной могучими горами. Никто кроме Аллаха.
   Только Аллах единственный и праведный вершитель судеб. Ибо говорится в суре девятой Корана: "Да не постигнет нас никогда ничто, кроме того, что начертил нам Аллах".
  

* * *

  
   Впервые за месяц день выдался свободным. Не надо было вставать чуть свет, чтобы снова и снова мчаться по пыльным и слякотным дорогам навстречу очередной колонне наливняков или грузовиков, обеспечивая их беспрепятственный проезд через перевал. Скинув последние наваждения сна, словно армейское одеяло, заместитель начальника заставы мотоманевренной группы капитан Царевский поежился в предчувствии утренней прохлады и, свернувшись клубочком, дал себе несколько минут понежиться. Такое выпадало не часто и всегда навевало чувство домашнего уюта. Словно и нет, этих отделанных не струганными досками от ящиков из-под "НУРСов" стен, скрипучей двери, да и самой землянки. В такие минуты он воспринимал окружающее, словно в полудреме и всегда ожидал всем своим существом теплого, ласкового прикосновения женских рук. Он так соскучился по нежной женской ласке. Но проходит минута, две, первые лучи восходящего солнца, отразившись о стекло приподнятой рамы, зияющей в потолке, слепят глаза и он, заслонившись от яркого света рукой, вдруг отчетливо понимает, что все это только радужное забытье.
   Тихонько скрипнула дверь, послышались легкие шаги, и у его койки кто-то остановился. Не открывая глаза, Сергей с шумом втянул воздух, пахло ваксой и земляничным мылом.
  -- Старшина, - уверенно подумал он, ожидая, когда тот заговорит.
  -- Товарищ капитан, Сергей Дементьевич, - тихо, стараясь не разбудить других, позвал старшина. Царевский открыл глаза.
  -- Что старшина, не спится, ведь сегодня у нас выходной.
  -- Непривычно что-то. Заставу поднимать? - Спросил прапорщик Фаниль Ахмеджанов, показывая на часы.
  -- Повремени. Сам видишь, устали, заморились наши мальчики. Пусть еще часок поспят. А тебе, если не спится задача особая. Организуй для ребят баньку. Согласуй все с доктором. А с капитаном Зубцовым поговори о значении питания солдата перед боем. Постарайся к обеду чего-нибудь вкусненького организовать, а то уже порядком надоела каша, да суп гороховый.
  -- Да нет же ничего на складе, я же вам давеча говорил об этом. Сами видите, погода какая - утром солнце, а к обеду тучи, будь они неладны. Вертолеты с продуктами не скоро по такой погоде прилетят.
   Капитан, выпростав руку из-под одеяла и сдавив прапорщику плечо, наклонил его к себе, и что-то сказал на ухо. Тот внезапно прыснул и, зажав рот рукой, чтобы не рассмеяться во все горло, выбежал из офицерской землянки.
   Тихо, чтобы не разбудить мирно посапывающего замполита, Сергей оделся и, нашарив в тумбочке пачку сигарет, направился наверх покурить. Проходя мимо входа в спальню, где на двух ярусных кроватях, умещалась почти вся застава, капитан вдруг переменил свое решение, и осторожно ступив через порог, зашел вовнутрь. Давно он не видел своих ребят в такой, по-домашнему мирной обстановке. Обычно он заходил сюда, чтобы объявить об очередной тревоге и видел, как метались бойцы, успевая за считанные минуты одеться, схватить из пирамиды оружие и боеприпасы, и еще окончательно не проснувшись, неслись сломя голову к боевым машинам. Бывало, что и досыпали там, если, конечно по дороге моджахеды не тревожили. И так почти каждый день, особенно, после того как в районе перевала участились засады боевиков. Моджахеды сверху, с гор, нападали на очередную колонну, медленно ползущую к перевалу и, подбив одну-две транспортные машины, а чаще, наделав много шуму, быстро исчезали в предгорьях. Найти боевиков после таких налетов было просто невозможно, словно они и в самом деле были бесплотными духами, которые исчезали среди оврагов и расщелин сразу же, как только слышали гул приближающихся вертолетов. Через некоторое время ни вертушки, ни розыскные собаки уже не могли найти даже следов душманов. Видно не пришлые люди в банде, а, скорее всего, местные. Но прямых доказательств этому не было. Правда после того, как колонны начали сопровождать вертолеты, нападения почти прекратились. Поэтому в солнечные, безоблачные дни моджахедов не видно, не слышно, но стоит лишь тучам закрыть перевал, моджахеды тут, как тут. Жалят там, где меньше всего ожидаешь. Подожгут машину, и нет их. Под обрывом уже с десяток сожженных транспортников и наливняков виднеется.
   Черные мысли о бесчинствах боевиков жгут капитану душу. Самое обидное то, что и он, и его парни несмотря ни на что бессильны против этих разбойников. Моджахеды, видя безнаказанность, жалили с каждой проходящей через перевал колонной все сильнее и сильнее. Как много значит уверенность в безнаказанности своих деяний особенно в деле черном, - с горечью думал офицер. Пока он ходил меж кроватей, очнулся дневальный, и, усердно топая сапогами, кинулся к нему с докладом.
  -- Товарищ... - начал было рапортовать он.
  -- Тише ты, тише, курица сонная, - остановил его Царевский.
   Солдата словно заклинило по стойке смирно, и не зная, что же предпринять в такой ситуации, он шумно засопел.
  -- Не мешай спать. Найди старшину, пусть заменит, - уже на ходу добавил он, направляясь на улицу.
   Весеннее солнце, затопив всю долину теплым, золотистым светом начинало припекать. После сырого, спертого воздуха землянки здесь дышалось особенно легко и привольно. Чтобы сразу же всем своим существом окунуться в ласковую, прогреваемую прохладу зародившегося дня Сергей одним взмахом крупных, жилистых рук скинул задубевшую от пота и пыли рубашку и направился к турнику. Только сделав на перекладине полный комплекс гимнастических упражнений, он подставил свою широкую загоревшую до черноты спину под ледяную струю, хлещущей из бочки воды. После душа насухо обтерся и только после этого занялся своими делами.
   А дел за время разъездов накопилась уйма.
   Письма нужно было написать, да и постирушку не мешало организовать. Закурив, Сергей задумался. Уж очень много всего накопилось, а времени один день. Да и мало верилось в то, что никто не потревожит их покой, даст спокойно помыться и отдохнуть. И словно в ответ на эти мысли, на дороге ведущей из кишлака он увидел толпу, которая уже подходила к передовому посту. Кто бы это мог быть? Вроде бы в такую рань гостей не ждали. Тут что-то не так, - подумал он и торопливо нырнул в полумрак землянки. Быстро натянул на плечи выгоревшую до белизны хлопчатобумажную гимнастерку, подпоясался ремнем, и на ходу выхватив из пирамиды автомат, приказал проснувшемуся от шума замполиту:
   - Заставу пока не поднимай, если надо будет, сообщу по радиостанции.
  -- А что там случилось? - недоуменно спросил старший лейтенант.
  -- Толпа какая-то у поста собралась, пойду, разберусь, а ты все организуй по распорядку, старшина в курсе. Постарайся, чтобы все в одном месте были. Обстановка сам знаешь какая.
   Выбравшись наверх, он торопливо зашагал к посту. Сзади не небольшом удалении, за капитаном, неотступно следовал боец - выше среднего роста крепыш с веснушчатым обветренным лицом и большими голубыми глазами, которые смотрели на мир доверчиво и простодушно. Солдат и ростом и атлетическим телосложением и даже веснушками чем-то напоминал капитана, наверное, поэтому, тот и выбрал именно его своим телохранителем.
   Вскоре Сергей уже отчетливо слышал гортанный галдеж дехкан, и крики часовых, которые старались перекричать толпу и беззлобно ругались. Увидев приближающегося командира, солдаты замахали на собравшихся у поста крестьян руками, требуя, чтобы те отошли подальше. Поняв, по испуганным лицам бойцов, что подходит начальство, толпа отхлынула от поста подальше. Сержант, возглавляющий наряд побежал навстречу офицеру.
   - Товарищ капитан, - прерывающимся от волнения и бега голосом начал докладывать он, - Мы не подпускали их ближе положенного, они сами подошли. Лопочут что-то по-своему, без переводчика не понять.
   - Хорошо! Разберусь сам. Передай дежурному, что все нормально. Да вот, что, пусть разбудит Усманходжаева - переводчика и направит сюда, да побыстрее. Отдав распоряжение Царевский начал внимательно разглядывать собравшихся дехкан. Те, увидев, что на них обратили внимание, притихли и в свою очередь начали присматриваться к офицеру.
   До этого случая Сергею ни разу не приходилось так вот непосредственно общаться с местными жителями. Все его впечатления о них слагались из того, что он видел, наблюдая в бинокль за окрестностями, да с командирского бронетранспортера на большой скорости пролетая мимо высоких дувалов, полностью скрывающих убогие жилища афганцев. Правда, частенько приходилось встречаться с сарбозами и командирами афганской воинской части. От них он и узнал о местных нравах и обычаях, и с десяток наиболее употребляемых в разговоре слов на пушту, основном языке общения афганцев.
  -- Хубасти, джурасти, бахарасти 24*, - приветствовал он дехкан. Те вразнобой ответили на приветствия. От толпы отделились два седобородых старика в больших белых тюрбанах и бодро зашагали ему навстречу. Сергей тоже сделал несколько шагов вперед. Встретившись вплотную с афганцами, он в первый момент растерялся. Как же без переводчика они будут говорить?
   Первым нарушил молчание старик со шрамом на лбу. Из потока его красноречивых слов он уловил только несколько знакомых слов. Но общего смысла так и не уловил. Видя, что его не понимают, старик заговорил на другом языке - узбекском. Офицер узнал только слово, "нон" 25* и снова ничегошеньки не понял. Тогда в разговор включился второй. Он показал на землю, потом на солнце и снова на поле, по которому еле-еле волочился в упряжке одинокий буйвол. После этого старик сделал опечаленное лицо и протянул капитану пачку зелененьких бумажек - афганей. Только тогда капитан окончательно догадался, чего от него хотели.
  -- Наверное, с пахотой управиться не могут. Сергей вспомнил, что зимой в кишлаке побывали бандиты, хотели мясом поживиться, но попали под обстрел батальона царандоя, и, видя, что животных им в горы не угнать все бросили, предварительно хладнокровно расстреляв всех животных, по большей части буйволов.
  -- Но чем я им помогу, ведь ни лошадей, ни тем более тракторов у нас нет, и крестьяне это прекрасно знают, - думал капитан, соображая, что же им ответить.
  -- Бакшиш 26* не надо, - он показал на деньги и для большей убедительности отрицательно завертел головой.
   Видя это, погрустнели глаза у стариков. В это время к ним подбежал запыхавшийся от быстрого бега сержант. Отдышавшись, он доложил:
  -- Товарищ капитан, сержант Усманходжаев, по вашему приказанию прибыл. Дежурный мне ничего толком не объяснил, говорит беги на КПП.
   Сергей облегченно вздохнул.
  -- Это по твоей части - разобраться, что они от нас хотят.
   Сержант Усманходжаев прибыл в роту недели две назад. После окончания педагогического института в Ташкенте он учительствовал в своем родном селе, и когда настало время идти в армию, написал военкому заявление с просьбой отправить его в состав ограниченного контингента Советских войск в Афганистане. Главный его козырь - то, что он знал не только свой родной язык, но и пушту, подействовал безотказно. После непродолжительной учебы в школе младших командиров его направили в мотоманевренную группу Пограничных войск, расквартированную на окраине города Маймене.
   Поклонившись старикам, переводчик начал беседу.
   Говорили в основном дехкане, он лишь слушал, изредка задавая вопросы.
  -- Товарищ капитан, здесь собрались жители кишлака Ислам-Кала тот, что со шрамом - старейшина кишлака, второй - сельский мулла. Они говорят, что после того, как сбежал отсюда землевладелец, пашни в долине вот уже второй год не засеваются. А здесь ведь самые урожайные, поливные угодья. Вот дехкане и хотят вспахать и засеять эту землю, да только сил у них не хватает. Просят помочь.
   - Ну, как же мы им поможем? Ведь не на тракторах же мы сюда приехали.
   Сержант перевел ответ командира. Услышав его, старики удрученно закивали головами и, попрощавшись, медленно поплелись прочь.
   -Товарищ капитан, а что если попробовать на "бронетранспортере", неожиданно предложил молчаливо стоящий доселе боец. Глаза его загорелись.
  -- Я сам могу пахать, дома не раз приходилось. Правда там, на одной лошадке пахал, а здесь больше сотни будет, но ничего, слажу.
   Услышав просительные нотки в голосе солдата, капитан вдруг понял: от его решения, может быть, зависит очень многое, не только в соседнем кишлаке, но и во всей долине. Наверное, не меньше, чем от решения дипломата в какой-нибудь дружественной стране.
   Сергей подошел к грибку, стоящему рядом с воротами, и, сняв трубку коммутатора, потребовал от неведомого связиста:
  -- Соедини меня с майором Калининым.
   - Товарищ майор, докладывает капитан Царевский. Здесь пришли старейшины соседнего кишлака Ислам-Кала. Они просят помощи. Просят вспахать им поле. Вы же знаете, душманы всех их буйволов порешили. Нужен всего один бронетранспортер. Пахарь у меня есть. Под мою личную ответственность.
   Получив от начальника мотомангруппы добро, Царевский повесил трубку, и удовлетворенным голосом сказал:
  -- Усманходжаев, верни стариков! Спроси у них, где пахать?
   Узнав, что "шурави" готовы им помочь, старики наперебой повторяя "ташакур" 27*, пытались целовать офицеру руки.
  -- Да объясни ты им, чтобы они без всякого "рукоприкладства" показывали, где пахать.
   Переводчик что-то им резко сказал, и старики тут же с опаской отскочили от капитана, испуганно переглянувшись, они начали что-то лепетать в свое оправдание.
  -- Что ты им такое сказал? - Сергей вопросительно взглянул на сержанта, - что они от меня как от чумы шарахнулись.
   Усманходжаев улыбнулся.
  -- Я сказал, что туран 28* изволил гневаться.
   Сергей улыбнулся.
  -- Ну ладно, ближе к делу, - видя, что с гор ползут тяжелые набухшие от влаги тучи, озабоченно сказал Царевский.
  -- Ермаков, - обратился он к своему молчаливому "двойнику", - давай в роту, поднимай экипаж "тридцать восьмого" и сюда. Если ребята не успели позавтракать, пусть возьмут у старшины сухой паек, скажи прапорщику, что я приказал.
  -- Есть, товарищ капитан, - на бегу выкрикнул солдат и стремглав помчался к землянке.
   Минут через десять все громче и громче, набирая обороты, взревели двигатели и вскоре из капонира показался сначала нос, а затем и весь бронетранспортер. Сделав несколько кругов, он ринулся к стоящей в ожидании толпе и, не доезжая до них метров десять, резко остановился. Дехкане, не привычные к таким маневрам, помчались в рассыпную, но, повинуясь гортанному крику старейшины кишлака, вскоре вернулись. Старик со шрамом что-то сказал, и человек десять молодых мужчин ходко направились к кишлаку, остальные, окружив машину, трогали руками шины, щелкали по броне и что-то, восторженно цокая, говорили друг другу.
  -- Переведи им, что в этой машине больше полутора сотен лошадей.
   Усманходжаев сказал что-то дехканам, и те, шарахнувшись от машины, прекратили щупать броню. Они смотрели на бронетранспортер с удивлением и в то же время с испугом.
   Вскоре показалась телега, которую лениво, несмотря на хлопанье плетки, тянул вол. В телеге навалом лежали какие-то деревяшки и небольшая связка толстого каната.
  -- Спроси, чем они собираются пахать?
  -- Говорит, что орудия в телеге.
   Сергей подошел ближе, внимательно осмотрел первую попавшуюся деревяшку и удивленно хмыкнул. Перед ним лежала самая настоящая деревянная соха, которую он видел несколько раз, правда, всего лишь на картинке из учебника по истории.
   Крестьяне осторожно, как самую большую ценность, взяли соху и понесли ее за корму бронетранспортера. С помощью веревок закрепили ее за крюк и в ожидании невиданного зрелища, застыли с обеих сторон машины. Сергей залез на броню.
  -- Давай потихоньку, - приказал он водителю. Чихнув бензиновой гарью, бронетранспортер медленно тронулся с места. Веревка натянулась, увлекая за машиной этот средневековый плуг. Проделав борозду, в сотню метров, Сергей остановил машину, и спрыгнул на землю. Взял встревоженные плугом комочки красноватой земли и вдохнул в себя ее аромат. Удивительно, но пахла она, так же как и на огороде в пригороде Алма-Аты, где Сергей родился и сызмальства был приучен к нелегкому земледельческому труду. Хоть уж скоро пятнадцать лет, как надел он сначала курсантские, а затем и офицерские погоны, его нет-нет, да и потянуло к земле.
   Если отпуск приходился на весну или лето, Сергей обязательно ехал домой, чтобы хоть на огороде покопаться. Прикосновение к земле афганской, а может быть дурманящий дух, который от нее шел, навеяли нестерпимое, какое-то пращурское желание пахать.
   Капитан подошел к дехканину, который, цепко держась за ручки сохи, широко расставив ноги, стоял в ожидании. Жестом показал, что хочет пройтись за сохой. Дехканин отрицательно замотал головой и что-то залопотал.
  -- Он говорит, что эта соха досталась ему от отца, что это самое дорогое, что у него есть. Он боится, что вы ненароком сломаете ее, и он умрет с голоду, - спрыгнув с брони, перевел Усманходжаев.
  -- Скажи, что я с детства научен этой работе.
   Сержант перевел.
   Дехканин недоверчиво посмотрел на капитана, видимо продумав, что тот шутит, и что-то быстро начал говорить.
  -- Он говорит, что у них в кишлаке только один дехканин стал выдающимся и уважаемым человеком - духанщиком, да и то потому, что нашел на своем поле клад.
  -- Скажи ему, что скоро и у них каждый дехканин сможет не только офицером стать, но и целым государством руководить.
   Ошарашенный словами переводчика, крестьянин отошел от сохи, с трудом "переваривая" услышанное. Капитан, засучив рукава, схватился мертвой хваткой за отполированные многими ладонями ручки и крикнул:
  -- Н-н-о-о-о-о! Поехали, - бронетранспортер грозно рявкнув, медленно покатил вперед.
   Первая борозда растянулась почти на километр и уперлась в изгиб глубокого арыка. Машина развернулась и поехала обратно.
   С непривычки ломило руки и поясницу, но Царевский был доволен собой. Он проложил свою самую длинную в жизни борозду здесь, на Афганской земле, и поэтому сегодня, сейчас она стала для него, советского офицера, родной.
   Дехкане шумно обсуждали его неимоверный в их глазах поступок. Он заметил, что теперь они смотрели на него без страха, недоуменно и в то же время почтительно.
  -- Товарищ капитан, - оторвал Сергея от нахлынувших мыслей Ермаков, - у них там еще две сохи есть. А что, если и их привязать. Получится трехлемешный плуг. Только укреплять их нужно уступом.
  -- Иди, иди новатор ты наш, - улыбнулся Сергей.
   Вместе с переводчиком солдат уговорил дехкан на эксперимент, и когда сохи были закреплены так, как он хотел, боец закинул автомат за спину, засучил по локоть рукава гимнастерки и, став в борозду, крикнул, улыбаясь во весь рот:
  -- Пошли, залетные, - машина, крякнув от натуги, не спеша, зашуршал по полю шинами.
   Сергей не заметил, как быстро пролетело время. Немного передохнув, он вновь стал за соху. Сделав полный круг, передал соху хозяину. А сам стоял в окружении крестьян и с помощью Усманходжаева пытался объяснить им, что такое его Родина. К обеду начал накрапывать дождь и Царевский, боясь, что скоро хлынет ливень и развезет все и вся, приказал поставить машину в капонир. К этому времени огромное поле между позициями ММГ и кишлаком было вспахано.
   К Сергею снова подошли два старика и тот, что со шрамом, снова протянул ему пачку денег. Но, как и в предыдущий раз, Сергей решительно от них отказался.
  -- Усманходжаев, скажи им, что мы помогали крестьянам бесплатно. Это им наш "бакшиш".
   Услышав слово "бакшиш" старики заулыбались. Мулла подозвал к себе одного из крестьян, показал на отару, пасущуюся невдалеке, и что-то властным голосом сказал. Тот стремглав бросился выполнять распоряжение, и вскоре уже волок упирающегося барана.
  -- Это подарок вам от всего кишлака, - перевел сержант.
  -- Ну и здоровенный, - уже от себя радостно добавил он.
  -- Это нам кстати. Давно без свежего мяса сидим, - удовлетворенно сказал офицер, мысленно взвешивая животину.
   - На ужин хватит и то ладно, подумал он.
  -- Ташакур, ташакур рафик, -сказал Сергей и в знак благодарности, так же как и белобородые, приложил правую руку к груди и наклонил голову.
   Восхищению стариков не было границ. Они долго прощались с ним, желая шурави самых больших благ.
   В лагере, несмотря на начинающийся дождь, все с нетерпением ждали прихода пахарей. И когда Царевский вместе с Ермаковым и переводчиком появился на площадке у землянок, говор стих. Первым к Сергею подошел замполит.
  -- Сергей Дементьевич, по-моему, полдня на отдых хватило. Ребята помылись, письма домой написали. Может быть, политзанятия проведем?
  -- Что же, дело хорошее. Только знаешь, что я тебе скажу - многое из того, чему наставляли тебя в училище, забудь. Жизнь требует другого подхода. Вот ты говоришь, в баньке помылись, письма написали, и все. А спроси у любого солдата, - капитан повернулся к Ермакову, и поманил его к себе, - скажи Иван, чего тебе больше всего хочется, после того, как отоспишься и в баньку сходишь?
  -- Чего? - солдат задумался. - Собраться всем вместе, да песню хорошую спеть! А еще лучше послушать.
  -- Слышал, замполит. Устами солдата глаголет истина!
  -- Ступай Иван, баня еще наверное не остыла, - добавил он обращаясь к солдату.
   Ермаков, словно этого и ждал, кинулся в землянку, и вскоре его коренастая фигура маячила возле палаточной бани.
  -- Вот так Иваныч. А политзанятия сегодня уже прошли. Или ты не видел, с каким интересом ребята наблюдали за нашей сегодняшней пахотой. Да не скажи я тебе, чтобы на поле никого не пускал, разве усидели бы они здесь. Вряд ли. Так что можешь без зазрения совести записать в журнал, что изучил тему "Долг и обязанности воина-интернационалиста" и всем без исключения поставить "отлично". Они зарабатывали эти оценки не словом, а делом.
   Выслушав капитана, замполит, о чем-то задумавшись, отошел в сторону.
  -- Ну что орлы приуныли, - весело начал Сергей, подходя к бойцам.
   Солдаты расступились, пропуская Царевского в середину.
  -- А что, товарищ капитан, не спеть ли нам нашу песню, - предложил заставской зубоскал Загидуллин и, не дожидаясь ответа командира, нырнул в проход землянки. Вскоре он вынырнул оттуда с видавшей виды гитарой и тотчас над долиной ласковая и грозная, щемящая солдатское сердце, песня:
   ... И я тоскую по родной земле,
   По ее рассветам и закатам,
   На Афганской выжженной земле,
   Спят спокойно русские солдаты...
   Внезапно с гор подул промозглый, сырой ветер, разгоняя сомкнувшиеся над долиной тучи. Дождь перестал назойливо ныть, прислушиваясь к незнакомой, будоражащей всех вокруг мелодии. Даже солнце, разорвав на мгновение небесные путы, ненадолго позолотило своим лучом струны гитары, и они запели еще красивее и звонче.
   К капитану подсел замполит.
  -- Сегодня вы провели здесь на Афганской земле самое показательное политзанятие, на котором я вместе со всеми был простым слушателем. И думаю, что рано или поздно заслужу свою пятерку, - тихо, так, чтобы услышал только Царевский, сказал он.
   Сергей молча, просто, с чувством стиснул его локоть. Они поняли друг друга без слов.
   Назавтра было новое, непохожее ни на одно другое, утро, предвещавшее теплый солнечный день и долгожданные вертолеты с письмами, продуктами, боеприпасами и другой всякой всячиной.
  -- Товарищ капитан, к лагерю подходит банда, - еще в полудреме услышал Сергей и в следующее мгновение он, наполовину одетый, был уже в сапогах, нырнув на ходу, в свежую, пахнущую земляничным мылом, рубашку, он, схватив автомат, и вскоре уже бежал к выходу. Солдаты, поднятые по тревоге, мчались следом, быстро, без суеты, занимая свои позиции.
   Сергей, впившись глазами в окуляры бинокля, внимательно осматривал местность.
   - Вот они, - процедил он сквозь зубы. Идут без опаски, словно к себе домой, - с ненавистью подумал он.
   Банда шла по направлению к их передовому посту, явно из кишлака Ислам-Кала.
  -- Вот отблагодарили нас, - зло подумал о дехканах Сергей.
   Присмотревшись внимательно, он вдруг увидел, что впереди душманов, вооруженных винтовками и автоматами, бодро шагают два старика, его вчерашние знакомые.
  -- Что-то здесь не то, - подумал он.
   За всю свою боевую жизнь он не помнит, чтобы боевики ходили перед позициями их мотоманевренной группы просто так, среди бела дня.
   Доложил об обстановке начальнику ММГ майору Калинину. Тот спокойно сказал:
   - Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай.
   Видя, что солдаты изготовились к стрельбе, Сергей передал команду, без его разрешения не стрелять. Сам вместе с Ермаковым и Усманходжаевым направился навстречу белобородым парламентерам. Увидев, как сотнями стволов ощетинилась мотомангруппа, старики, остановив отряд на месте, к позициям шагали вдвоем.
   Встретились на том же месте, где стояли накануне, решая земельный вопрос. Поприветствовав стариков, Сергей спросил о цели их визита.
   Ответил старейшина кишлака. Показав назад, где в сотне метрах стоял вооруженный отряд, он сказал:
  -- Это мой сын Худайкул не давал тебе жизни на перевале. Его с сотней джигитов заставили, под страхом уничтожения кишлака, воевать с вами, чтобы он освободил нашу землю от вас шурави. До вчерашнего дня я был полностью на его стороне. И в затею муллы, который посоветовал обратиться за помощью к вам, я, честно говоря, не верил. Рад, что ошибся. Это я сказал и своему сыну. У нас слово отца - святое слово. Сын со своими джигитами пришел, чтобы просить тебя о милости - разрешить им самим охранять кишлак, и перевал от душманов...
   Это была первая значительная победа, которой советские пограничники добились без единого выстрела.
  
  
  
  
  
  

ДОКТОР ЛЕША

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Первый "сюрприз" ждал нас на спуске с перевала. Двигающийся впереди колонны бронетранспортер вдруг вздыбился, из-под колес его столбом вырвалось пламя, громыхнул взрыв. Колонна замерла в ожидании обстрела из очередной засады. Боевые машины ощетинились стволами автоматов и пулеметов. Все замерло в тревожном ожидании.
   Через несколько минут звенящей тишины в наушниках раздался хрипловатый, взволнованный голос:
   - "Чайка", "Чайка", я "Тридцать девятый", поймал мину!
   - Как люди? - тревожно спросил начальник мотоманевренной группы майор Александр Калинин.
   - Все нормально, раненых нет, только водителю щеку немного рассекло осколком, перевязываем.
   - "Тридцать девятый", самостоятельно двигаться можешь?
   Ответа долго не было, но на подбитой машине заработал сначала один, а немного позже и второй двигатель. Осторожно, словно боясь споткнуться, бронетранспортер дернулся сначала назад, потом проехал несколько метров вперед.
   Остановился. Стало видно, что второго правого колеса нет, словно бритвой срезало вместе со ступицей и тягами. Но машина могла двигаться вперед, а это в бою самое главное.
   - "Чайка", я "Тридцать девятый",- раздался в напряженной тишине голос, - двигатели работают нормально, разрешите следовать с колонной дальше?
   - Давай, только пойдешь рядом с машиной технического замыкания.
   Пока шли эти переговоры, к подбитой машине направились два бойца с носилками и с ними невысокого роста коренастый офицер - доктор, капитан Алексей Пинчук. Стукнув прикладом автомата по крышке бокового люка и дождавшись, пока его откроют изнутри, он быстро юркнул внутрь. Санитары залегли на дороге, старательно осматривая каждую подозрительную кочку.
   А с перевала открывался сказочный вид на раскинувшуюся внизу цветущую долину. После многокилометровой серости горной дороги, взгляд наконец-то отдыхал на изумрудной зелени тополиных рощ, успевших только-только сбросить белоснежный наряд, садов и расстилающихся на земле виноградников, плотным кольцом опоясывающих кишлаки. Плоские крыши немудреных глинобитных жилищ, лишь небольшими островками выделялись на общем фоне буйствующего моря листвы. Не знаю почему, но всегда, когда машина устремлялась по крутой дороге в долину, мне казалось, что еще мгновение, и мы прикоснемся к чему-то необыкновенно волшебному, но всякий раз вместо этого то внезапной засадой, то коварной миной это чувство разрывалось в клочки. И на смену ему приходила бессильная злость к тем, кто мешает жить той или другой по-восточному сказочной долине, кто разрушает и грабит там полунищие кишлаки.
   Прошло не более пяти минут, как из бокового люка показался доктор. По сдержанно улыбающимся губам и довольному виду можно было без труда догадаться, что с экипажем все в порядке. Я наблюдаю за его работой давно и потому, мне есть, с чем сравнить.
   Однажды на такой же мине подорвалась боевая машина пехоты, и доктор в течение получаса вместе с фельдшером не вылезали из чрева машины. Наружу вынести раненых не представлялось возможным, колонна обстреливалась засевшими в горах бандитами. Закончив свое дело, доктор мешком вывалился наружу. Лицо его за время пребывания в машине осунулось, глаза ввалились.
   - Он переживает о каждой нашей ране больше, чем мы сами, и этим обезболивал их нам, - без всякого преувеличения говаривали раненые, отзываясь о врачевательном таланте доктора Леши. Многие из тех, кто прошел через его руки, как о чем-то удивительном вспоминали о том, что уже только одно прикосновение его тонких холодных пальцев, отцовский взгляд голубых как небо глаз вселяли в каждого из них спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. А ведь вера для раненого равноценна жизни.
   С момента взрыва не прошло и десяти минут, а колонна уже вытягивалась и, медленно набирая скорость, входила в "зеленку". Дорога, вынырнув из ущелья, вышла на простор зажатой с двух сторон хребтами равнины.
   Справа и слева от шоссе, насколько хватало взгляда, раскинулись поля, на которых только-только начинала колоситься пшеница - главное богатство этого горного края. Далеко впереди, залезая уступами в горы, приютился кишлак. Наш путь проходил через селение по кривой и узкой улочке, зажатой высокими глинобитными стенками. Несмотря на то, что утреннее солнце уже поднялось из-за гор и залило долину теплым, золотистым светом, над кишлаком не было видно обычной в это время дымной синевы. Все там словно вымерло, только глухие стены дувалов, окружающие селение по периметру, смотрели на нас выжидающе и угрюмо.
   - "Протоны", "Протоны"!.. - послышался в наушниках спокойный голос командира. - Как там обстановка в окрестностях кишлака? - вертолеты, курсирующие над нами, внезапно изменили направление полета и начали кружить над подозрительно замершим кишлаком.
   - "Чайка", я "Протон"! - послышался голос командира звена.- От перевала до перевала чисто.
   - Понял вас, спасибо. - И в эфире снова воцарилась звенящая тишина.
   Десант готовился к бою, кто его знает, что ждет каждого из нас в этом угрюмом, чужом селении. Бойцы открыли боковые лючки и, выставив стволы автоматов наружу, закрепили оружие ремнями, чтобы не дергалось во время движения и особенно при стрельбе. Наводчик главного калибра впился глазами в окуляры прицела и, неторопливо вращая башню, осматривал окрестности.
   Колонна двигалась с прежней скоростью, внешне там почти ничего не изменилось, только внутри каждой машины люди замерли в напряженном ожидании.
   - "Чайка", я - "Тридцать восьмой", - послышался доклад командира разведвзвода старшего лейтенанта Александра Сапегина, возглавляющего передовое охранение.
   - Прошел мазар, до кишлака около километра, ничего подозрительного не заметил.
   - Внимательней, Иваныч, не торопись!
   - Вас понял, продолжаю движение.
   Передняя машина сбавила ход. Солнце начало безжалостно припекать, и вскоре броня уже не холодила ладонь, как полчаса назад, а нестерпимо жгла. В машине становилось душно и, чтобы хоть ненадолго охладить тело, бойцы приоткрыли люк.
   Высоко над нами кружили два вертолета - наши глаза и основное прикрытие. Признаться, их ровный гул почему-то всегда вселял в нас уверенность в бою и надежду на скорую помощь, что бы ни случилось.
   - "Чайка"! Я - "Тридцать восьмой"! Подхожу к околице, - доложил офицер. - Дорога чистая. - Организуй круговое наблюдение и вышли вперед саперов с собакой, - приказал майор.
   Головная машина замерла на месте, остальные стали елочкой на обочине. На середину дороги выскочили несколько бойцов с миноискателями в руках, один из них держал на коротком поводке крупного пса, черного, с желтыми подпалинами по бокам. Звали его Аргус, на счету у него было больше десятка обнаруженных мин.
   Собака ластилась к плотному, невысокого роста, крепышу с широким круглым лицом и добродушным взглядом.
   Правда, сейчас лицо собаковода выражало нетерпение, желание скорее приступить к знакомому и опасному делу. Получив задачу, саперы, внимательно осматривая дорогу, двинулись вперед. Бронетранспортер за ними. Дувалы высотой в два человеческих роста медленно сходились, делая путь все уже и уже. Вскоре передняя машина уже с трудом вписывалась в повороты, задевая за стены то носом, то кормой. Казалось, что это была самая настоящая ловушка, в которую "духи" заманили нас, чтобы полегче разделаться.
   - "Чайка"! Я - "Тридцать восьмой"! Прошел середину кишлака, ничего подозрительного не заметил, - доложил Сапегин. - Дальше дорога расширяется.
   - Удвой внимание. Если и ждет нас где-то "сюрприз", то именно на этом участке, - предупредил Калинин.
   Прозвучала команда "Вперед", и колонна медленно потянулась в узкую горловину улочки, петляющей меж незатейливых глинобитных жилищ афганцев.
   - "Чайка"! Я - "Тридцать восьмой"! - высоко и тревожно зазвучал голос командира разведвзвода, - собака вышла из строя, воет и трясет головой. Явно "духи" что-то в пыль подсыпали.
   - Я "Чайка", бери саперов на борт, жди подкрепление. Прошло несколько томительных минут.
   - "Чайка"! Я - "Тридцать восьмой"! - снова прозвучал голос офицера. - Нахожусь на окраине, дорога свобо...
   Внезапно доклад Сергея прервался на полуслове.
   - "Тридцать восьмой"! "Тридцать восьмой"! Что там у вас, отвечайте?
   Эфир напряженно молчал.
   - Прибавить скорость, - приказал начальник ММГ. Но все уже без его приказа ускорили движение, насколько позволяла стиснутая глинобитной стеной дорога.
   - "Чайка", "Чайка"! Я - "Сорок первый"! - раздался в наушниках голос командира машины, следовавшей за головной. - Вышел из-за поворота, вижу "Тридцать восьмой". Сапегин разговаривает с кем-то из афганцев.
  -- Слава богу жив! - облегченно выдохнул Калинин.
   - Сорок первый, подойди ближе, узнай, в чем дело. Пусть Сапегин доложит сам.
   - "Чайка"! Я - "Тридцать восьмой"! - тут же послышался голос Сапегина. - Чуть не "поймали" мину. Спасибо - женщина выскочила из калитки, вовремя остановила нас.
   - Что за женщина, какие мины?
   Не дожидаясь ответа, командир вышел из машины и вместе с переводчиком направился к голове колонны.
   Машины замедлили движение, и он без труда их обгонял. Вскоре из-за поворота показался головной БТР.
   Впереди, под прикрытием пулеметов, в поте лица трудились саперы. На обочине небольшой стопкой возвышались несколько круглых мин в пластмассовой ребристой упаковке. Старший лейтенант Сапегин, пытаясь объясниться с крестьянкой, размахивал руками, что-то изображал ими, но, видно, разговора так и не получилось. Женщину командир увидел, лишь подойдя вплотную к машине. Она выглядывала из перекошенной дверцы, которая закрывала небольшой проход в дувале. По всему было видно, что на дорогу выходить она не собирается...
   - Товарищ майор, - увидев командира, торопливо, словно оправдываясь за задержку связи, начал Сапегин, - вот женщина, которая нас спасла.
   Из-за дверного проема на них из-под мелкой волосяной сетки паранджи смотрели перепуганные и в то же время решительно блестевшие глаза. Командир с трудом уловил красивые округлые черты лица женщины, очерченные тонкой тканью. Постаревшими от тяжелой повседневной работы, испещренными морщинами руками она пыталась что-то объяснить недогадливым офицерам, повторяя одну и ту же фразу.
   - Рафик Леша - ташакур. - После этого сложила руки лодочкой, раскачивая их из стороны в сторону, словно там был ребенок. Потом она крикнула о чем-то во двор, и к калитке опасливо подбежал почерневший на солнце малыш в обтрепанных шароварах и в резиновых, потертых шлепанцах на босу ногу. Женщина гладила мальца по голове и о чем-то ласково щебетала.
   Калинин ждал объяснения от разведчика.
   - Подобрав саперов, как вы сказали, - начал он, - хотел поставить машину на обочине, чтобы обзор был лучше. Едем тихонько, смотрим за отпечатками шин проехавшей раньше машины. Вроде все нормально, и вдруг, из калитки выбегает женщина, машет руками и снова прячется за забором. Честно говоря, я сразу не понял, что она хочет. Остановил машину, подошел к калитке. Стоит за дверцей женщина, что-то говорит на своем языке и руками на дорогу показывает. Вся дрожит, но упорно что-то повторяет. Я хотел уже рукой махнуть на нее, вдруг слышу среди ее лепетания "Рафик Леша". Конечно, с акцентом произнесла она эти слова, но я сразу понял, что она хочет нам помочь, если Леху вспомнила. Дал понять ей, что весь внимание. Она снова начала что-то говорить, показывая на дорогу. Я подозвал сапера, сказал, чтобы тот, прижимаясь к дувалу, шел вдоль дороги вперед и следил за моими сигналами. Когда боец прошел метров десять - пятнадцать и вступил в тень раскидистой урючины, афганка замахала из стороны в сторону рукой. "Надо остановить", - догадался я и подал знак - остановиться. Наладив миноискатель, тот стал медленно обследовать полотно дороги, и вот результат, товарищ майор: вынули ребята уже три мины, вытаскивают четвертую. И что самое интересное, отпечатки протекторов прошедшей перед нами машины не прерывались, видимо, взрыватель многоразовый, такой же, как и в минах найденных на перевале. Ведь вы помните, там мина взорвалась не под первой, а под третьей машиной.
   - Интересно, интересно, - довольный таким оборотом дела, сказал командир и, взглянув на упакованную в паранджу женщину, спросил: - Откуда доктора Лешу знаешь?
   Переводчик повторил вопрос на пушту. Женщина глухо, с дрожью в голосе, начала что-то торопливо объяснять.
   - Говорит, что доктор Леша спас жизнь двум ее малышам. Это было с полгода назад. От частого недоедания и изнурительной работы в поле ее два мальчика заболели. Она отдала последнюю овцу мулле, но тот, сколько ни взывал к аллаху, спасти их не смог, сказал, что на все воля аллаха. Тогда, взяв детей, она отправилась в город. Пришла только к вечеру. От добрых людей узнала, что русский врач принимает больных бесплатно, но тут же стали пугать, что аллаху противна помощь безбожника. Но она пошла, что ей оставалось делать. К больнице уже подъехали машины, которые сопровождали доктора в лагерь шурави. Так объяснил бедной женщине привратник и показал на доктора, который, сняв халат, направился к машине. Женщина упала перед ним в пыль и, обливаясь слезами, умоляла спасти ее крошек. Доктор поднял ее, сказал, что посмотрит детей. Первым делом распорядился накормить горемычную семью. Устроил детей в больницу и каждый день навещал их, пока те не выздоровели. А сегодня утром пришли с гор вооруженные люди, которые ругали русских, грозились им небесной карой, а потом начали рыть яму посреди дороги, напротив ее урючины, что-то туда положили и зарыли снова. Сделали они это так, что не осталось никаких следов. Пригрозили людям, что сожгут кишлак, если кто-нибудь из них окажет помощь русским.
   Они собрались уходить, когда из-за поворота, ничего не подозревая, вынырнула машина духанщика. Душманы словно этого и ждали. С дикими криками и воплем накинулись они на машину, начали ее грабить. В это время к машине подошел главарь с несколькими телохранителями и сказал, чтобы все положили на место. Подозвал шофера и приказал ему проехать до околицы и там ждать своей участи. Вскоре машина тихонько двинулась вперед.
   Боевики наблюдали за тем, как она проезжала мимо урючины. Когда проехала, довольные, загалдели, что уж сегодня они устроят русским хорошую ловушку. Догнав машину духанщика, они поехали дальше на перевал. Вот и все, товарищ майор.
   - Передай женщине большое спасибо и организуй продуктов, какие есть, пусть вспоминает о нас по-хорошему.
   Саперы извлекли еще две мины, и вскоре колонна уже поднималась по серпантину на перевал.
   Доктор Леша, откровенно признаться, был нашим живым талисманом, где бы ни были, в какие бы переделки ни попадали. Простой и в то же время удивительный человек, он всегда находил время пообщаться с людьми. Будь то привал, после утомительного марша, или затишье после боя, он был там, где в нем больше всего нуждались. Порой одного взгляда его голубых, как афганское небо, глаз, одного-двух слов, просто рукопожатия достаточно было, чтобы вновь обрести уверенность в себе, в свои силы. Он никогда не бравировал, но, если было необходимо, под пулями, под минометным обстрелом мог вместе со своими санитарами и раненых подобрать, и фланг своим огнем прикрыть. Не чурался он и черной работы.
   Вместе со всеми рыл укрытия для своей машины, готовил окоп на случай боя. Мягкий, простодушный человек, он становился непреклонным даже с командиром, когда дело касалось медицинских предписаний. Поэтому обычно все его требования выполнялись неукоснительно всеми, без особого с его стороны нажима.
   Очередной перевал мы прошли без всяких приключений, видимо, "духи" были настолько уверены в успехе своего "гостинца", что так быстро нас не ждали. Выйдя в следующую долину, мы увидели, что душманы начали сопровождать нас дымками сигнальных костров.
   Видя это майор провел экстренное совещание, на котором без обиняков заявил, что дальше дорога сужается настолько, что будет не шире караванной тропы.
   - Проводники утверждают, что в двух-трех местах дорога повреждена осыпями. А в том, что наиболее сложные участки будут заминированы, сомневаться не приходится. В дополнение ко всему, в районе кишлака Ислам-Кала "вертушки" нас поддержать не смогут, там низкая облачность. Вот такая, товарищи командиры, обстановка, - закончил он и, отстранившись от карты, оглядел собравшихся пытливым, пристальным взглядом. Наступила напряженная тишина. Не один десяток раз приходилось пограничной мото-маневренной группе участвовать в высокогорных операциях, и каждая из них была не похожа на другую. А нынешняя - особенно.
   Прошли немногим более половины пути, а в отряде подбита машина, есть раненые. Накануне вечером командир, доводя задачу предстоящей операции, показал на измученного дальней дорогой афганца, беспокойно вздыхающего во сне.
   Он сообщил, что завтра в селении Ислам-Кала состоится сборище главарей банд, которые намерены объединиться под единое знамя "священной войны". Если это произойдет, то бороться с ними станет намного труднее. Наша задача - не допустить этого, захватить или уничтожить наиболее ретивых курбаши. Молчание затянулось. Командир нетерпеливо посмотрел на часы, показывая всем своим видом, что время не терпит.
   - Я предлагаю разделить отряд на две части и идти к кишлаку по двум направлениям. Со стороны долины и через перевал, - предложил заместитель начальника заставы капитан Сергей Царевский, показывая на карте направление движения колонн.
   Ему сразу же возразили несколько человек. Зачем дробить силы, не зная численности и намерений "духов".
   - Какие еще будут предложения? - нетерпеливо постукивая карандашом, спросил командир. Офицеры подошли поближе к карте и, встав вокруг стола, начали тщательно изучать вторую половину пути. Было видно, что долина, с ее неширокой, но бурной по нраву речкой, меньше всего подходила для движения боевых машин, да и путь по ней был раза в два длиннее. Дорога же через перевал сулила не только быстрое продвижение к цели, но и возможность подорваться на минах "духов", или попасть в засаду. Были высказаны еще несколько малозначительных предложений, больше касающихся построения колонны.
   Выждав, пока все выскажутся, командир сделал несколько штрихов на карте и сообщил окончательное решение:
   - Основные силы оставляем здесь, на месте настоящей дислокации. Застава капитана Царевского, усиленное минометным взводом, идет через перевал. Его задача - выйти к кишлаку с севера, но это при условии, если "духи" не устроят засаду или минную ловушку, в противном случае в бой с ними не вступайте, а возвращайтесь обратно в долину. Остальные пока занимаются подготовкой лагеря для ночевки. Хочешь - не хочешь, ночевать, по всей видимости, придется здесь.
   Часа через два после того, как боевики поймут, что на перевал двинулась только часть сил, и снимут наблюдение с лагеря, основными силами ускоренно двинемся вверх по долине. При низкой облачности это может обеспечить нам необходимую внезапность. Душманы просто не в состоянии будут заранее ни дороги заминировать, ни засады выставить, в крайнем случае, наиболее подозрительные участки дороги можно будет обойти.
   Наша цель: внезапно выйти к кишлаку с юга и окружить его со всех сторон. В дальнейшем действовать по обстановке.
   Майор Калинин говорил коротко, резко, подчеркивая отдельные слова жестами рук. Получив задачу, офицеры начали расходиться. Доктор Леша попросил командира, чтобы тот разрешил ему идти с колонной Царевского, и вскоре восемь боевых машин, натужно урча, двинулись в далекий и нелегкий путь.
   Приближался полдень, и солнце начинало припекать, да так, что на броне сидеть было невозможно.
   Круто беря вверх, дорога врезалась в глинистый косогор и, разрезав его до скалы, терялась далеко вдали за множеством поворотов. Двигались осторожно, внимательно осматривая придорожную пыль и ощетинившуюся верблюжьей колючкой выжженную землю. На пути не попадалось ни одного каравана, ни одного наездника. Дорога словно вымерла, хотя была "джума" - большой базарный день, когда в провинциальный центр стекались не только торговцы и дехкане со всех самых удаленных кишлаков, но и паломники, дервиши и другой люд. Все это настораживало.
   Сверив по карте пройденный путь, капитан Царевский в хаосе топографических знаков обнаружил еле приметный красный кружок у перекрестка дорог, который обозначал место паломничества - святое место. "Там уж обязательно должен быть народ, может быть, удастся что-нибудь разузнать", - подумал он. Его тяготила неизвестность, которая в любую минуту могла внезапно прерваться взрывом мины или пальбой из засады. А он должен знать, должен предвидеть, где это может произойти, иначе какой после этого он командир.
   - Тридцать седьмой! Я - Тридцать пятый! - раздался голос командира передовой машины, когда колонна начала спуск с перевала вниз.
   - В сотне метрах впереди вижу каменную осыпь. С противоположной стороны завала стоит колонна афганских грузовиков, по всей видимости, это караван торговцев.
   - Так вот почему никто по пути не встретился, - удовлетворенно подумал Сергей. - Ну, что ж, надо помочь афганцам расчистить путь.
   - Фаниль, организуй прикрытие сверху и расчищай завал, подойдут остальные машины, помогут, - приказал он старшему головной походной заставы прапорщику Ахмеджанову.
   А сам, остановив машину метрах в двухстах от завала, наблюдал в бинокль, как афганцы, увидев советские боевые машины, бросили работу и кинулись к своим грузовикам, инстинктивно стремясь защитить свое добро. Это неудивительно, ведь торговцам порой приходится проходить до десятка контрольных пунктов, где душманы беззастенчиво облагали купцов своим священным налогом. Поэтому торговцы шли на хитрость.
   На своих машинах они усиливали рессоры, нашивали борта в два-три человеческих роста и забивали грузовик товарами до последнего предела. Принцип простой. Чем больше товаров перевезут за один раз, тем большую получат прибыль. В пути они стараются любые военные отряды объезжать подальше, ведь беззащитных купцов общипывают не только бандиты, а порой и изголодавшиеся правительственные войска.
   Увидев, что советские солдаты, став цепочкой, начали разбирать каменный завал, торгаши успокоились и тоже принялись за дело, расчищая осыпь с другой стороны. Работа закипела с новой силой, когда в помощь десанту передовой машины подоспело подкрепление. Пот заливал глаза, но бойцы, смахивая соленые капли выгоревшими до белизны рукавами, торопились. Ведь до наступления темноты надо было возвращаться на базу, а до конечной цели было еще не близко. Видя, что первая группа бойцов основательно устала, Царевский вместе с остальными офицерами и старшиной сменил их, отправив в тень, передохнуть.
   Доктор Леша как всегда был в ударе, осыпая всех своими колкими шутками. Доставалось всем, но никто на него не обижался. Зато работа стала спориться.
   Расчистили уже половину завала, когда кто-то из афганцев, неосмотрительно вынув камень из основания каменной пирамиды, вызвал новую осыпь, в которую попало два человека. Одного из них завалило камнепадом чуть ли не с головой. Подождав, пока осядет пыль, доктор кинулся на помощь пострадавшим.
   - Осторожно, ты, черт, - крикнул ему вдогонку Царевский, видя, как тот, не разбирая дороги, понесся вниз по осыпи. Афганцы тоже кинулись на помощь своим товарищам. С помощью доктора выкопали из камней окровавленное тело. Рана, нанесенная острым камнем в висок, была смертельной.
   Второй, до половины засыпанный камнями и припорошенный красноватой гранитной пылью афганец, широко раскрывая рот, пытался что-то сказать, но вместо слов раздавалось нечленораздельное мычание. У него голова почти не пострадала. Наполовину размотавшаяся при падении чалма, видимо, смягчила удары каменных осколков, защитив от смерти хозяина. Только плетью висела перебитая рука да сквозь просторную, серого цвета рубашку сочилась кровь.
   Леша, освободив афганца из завала с помощью подоспевших на помощь торговцев, осторожно поднял его на дорогу и, расстелив брезент, уложил в тени боевой машины. В это время санитары уже тащили его походную сумку и носилки. Сделав противовоспалительный укол и обработав рану на груди афганца, он принялся за руку.
   - Явный перелом, - сказал он своему помощнику, высокорослому санитару.
   Тот, сбегав в машину доктора, принес металлическую шину. Раненый то приходил в себя, то впадал в забытье, то и дело порываясь встать и уйти к своим, оставленным без присмотра, товарам. Доктор Леша силой удерживал его на брезенте. Когда с большим трудом он все-таки наложил шину, раненый, получив большую дозу успокоительного, шумно засопел.
   За время, пока доктор Леша занимался раненым афганцем, совместная работа была завершена и, встретившись в узком проходе, наши солдаты и афганцы радостно улыбались, похлопывая друг друга по плечу.
   К доктору подошел невысокого роста афганец, с черной, клинышком, бородой и крючковатым лицом. По одежде сразу можно было определить, что это не меньше, как глава каравана или самый богатый купец. В отличие от большинства своих земляков, он был одет наполовину по-европейски, наполовину по-афгански. Золотой массивный перстень на большом пальце дополнял портрет этого довольного жизнью торговца.
   - Торговец Назир, - перевел слова афганца сержант, таджик Сахиб. - Он спрашивает, сколько их торговая община должна русскому доктору за лечение.
   Торговец в доказательство своих благих намерений достал толстое портмоне и начал отсчитывать зеленые купюры. Отсчитав половину, он протянул толстую пачку доктору. Тот отшатнулся от них как от проказы.
   Торговец понял этот жест по-своему и, увеличив пачку вдвое, протянул деньги опять.
   - Здесь пятьдесят тысяч афганей, - с обидой в голосе сказал торговец. - Если надо, я возьму у купцов еще.
   - Переведи ему, что у нас медицинская помощь бесплатная, - включился в разговор капитан Царевский, видя, что доктор, то краснея, то бледнея, не знает, куда деть руки. - Да добавь им, что это наш долг - помогать афганцам, для этого мы здесь и находимся.
   Сержант долго говорил на пушту, видимо, что-то добавив и от себя. Теперь настала пора удивляться торговцу. К чему к чему, а к благотворительности здесь просто не привыкли. Купец удивленно и растерянно улыбался еще и еще, спрашивая о чем-то переводчика. Только после того, как окончательно понял, что над ним не шутят, торговец с радостью спрятал деньги в глубине своих обширных шаровар и принялся всем жать руки, заискивающе улыбаться, а доктора Лешу пытался поцеловать. После того, как купец немного успокоился и посерьезнел, он спросил у сержанта-таджика, кто из офицеров здесь старший. Сахиб указал на капитана Царевского. Тогда торговец зашел за машину, чтобы его не видели со стороны афганского каравана, и поманил его за собой вместе с Царевским.
   - За добро я обязан платить добром, так учил меня отец, этому учат нас горские обычаи, - издалека начал он. - Сегодня большой базар, и у гробницы святого, что в часе езды отсюда, собралось очень много паломников. Моджахеддины собираются напасть на вашу колонну у мазара, они надеются, что во время боя погибнет множество дервишей и дехкан, а оставшиеся в живых разнесут по всей окрестности весть, что вы, "шурави", - осквернители святых мест и враги мусульманской веры. Откровенно говоря, я против вашего пребывания здесь, - искренне признался торговец. - Не будь того, что случилось, мы бы просто разъехались, а там не наша забота, что будет. Моджахеддины предупредили всех торговцев, что тех, кто хоть намекнет русским о том, что готовится западня, ждет смерть.
   Афганец, еще раз крепко пожав руку Царевскому и торопливо направился к своим, распорядившись на ходу отнести раненого в одну из машин.
   Царевский, ошарашенный услышанным, полез в машину, вытащил из сумки карту и, развернув на броне, снова, в который уже раз, пошел по обозначенной на бумаге дороге. Грунтовка, петляя по склону горы, направлялась к неширокой, зажатой двумя скалистыми хребтами долине и разветвлялась лишь возле гробницы святого. "Что же делать? Как обойти это место стороной?" - билась напряженная мысль в голове. О том, чтобы взять слова торговала под сомнение, не могло быть и речи. Были, конечно, случаи, когда они обманывали, но это было лишь тогда, когда горские обычаи перечеркивала выгода, возможность за счет лжи набить карманы. Сегодняшний случай был неординарным, и капитан почему-то сразу поверил торгашу, который и от сегодняшней сделки имел немалую выгоду, ведь деньги остались у него в кармане.
   Километрах в пятнадцати от завала он по горизонталям на карте определил, что склон горы, прочерченный серпантином дороги, относительно пологий. Там можно попробовать с дороги свернуть и по лощине выйти в долину километрах в десяти от мазара.
   Вскоре дорога была полностью освобождена от камней.
   Торговцы, поставив свои пестреющие цветами и живописными панно машины впритык к скале, нетерпеливо ждали, когда пройдет колонна. Они еще надеялись засветло попасть на базар.
   - По машинам! - пронеслась команда от экипажа к экипажу, и вскоре боевые машины, ощетинившись оружейными стволами, пофыркивая бензиновым и дизельным чадом, пошли по расчищенной дороге в обход засады, к логову душманов.
   Вот так, только за один день дважды спасло нас от взрывов и погибели врачевательное искусство, добрая и мужественная душа доктора Леши.
   Потом были еще десятки походов и боев, за которые наш доктор получал правительственные награды, но на всю жизнь запомнилась операция, изложенная выше. Может, и потому, что похожа на небыль. Но, как говорится: на войне, как на войне...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

С А Х И Б

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Познакомился я с Сахибом несколько лет назад, во время проведения операции в одном из горных районов Афганистана. На привале, когда после утомительного перехода наконец-то наступила долгожданная минута отдыха. Но мне не долго пришлось наслаждаться наступившим покоем, начальник мотоманевренной группы майор Калинин поручил мне организовать охрану лагеря. С наступлением темноты боевики особенно активны и в любой момент могли обстрелять наше расположение с близлежащих сопок.
   Вскоре боевые машины заняли свои места по периметру стоянки, наводчики навели пулеметы в заданном направлении и застопорили башни. Выслушав бодрые доклады о готовности обороны к бою, облегченно вздохнул - успели до захода солнца. Вместе с резво нахлынувшими сумерками пришла долгожданная прохлада, и стан наш ожил. Послышались шутки, громкоголосый смех солдат. Кто-то уже настраивал гитару, и через минуту, над засыпающей долиной полилась щемящая душу песня:
   ...Здесь, в Афганистане,
   Нынче сильный зной.
   Ах, как иногда мне
   Снится дождь грибной,
   Голубые ходят ливни
   Где-то стороной,
   Ты, любимая, чаще пиши мне
   В адрес почты моей полевой...
   Песня вызывала грусть и чтобы как-то развеяться, я пошел проверять посты. В горах сумерки сгущаются очень быстро, и вскоре стало темно, как в подземелье... Бойцы, пересиливая усталость, сосредоточенно вслушивались в тревожную тишину ночи, прерываемую приглушенными возгласами:
   - Стой! Кто идет?
   Я заканчивал обход позиций, когда невдалеке увидел тревожно мерцающий огонек папиросы и одновременно услышал тягучую мелодию афганской песни. Что-то знакомое показалось мне в срывающемся голосе одинокого певца. Подошел ближе. На полуразрушенном дувале, за которым расположился оперативный батальон царандоя, сидел, покачиваясь в такт песне, афганец. Услышав шаги, он замолчал.
   - Хубасти, джурасти, бухарасти,- приветствовал я его на пушту.
   - Здрасти, здрасти,- тщательно выговаривая слова, проговорил он, вскакивая.
   - Офицера связи оперативного батальона капитан Сахиб, - представился он. Я назвал себя, и мы в знак доброго расположения друг к другу пожали руки.
   Я уже не раз слышал об этом смелом и мужественном человеке, но встретится с ним впервые. Однажды наша мотоманевренная группа столкнулись с крупной бандой душманов, перекрывшей перевал. Бой затягивался, без помощи вертолетов трудно было думать о продвижении вперед. "Чайка" - машина связи подорвалась на мине и потому, мы были лишены всякого сношения с базой. Необходимо было пробиться за перевал, чтобы вызвать на помощь вертолеты огневой поддержки. На экстренном совместном с афганцами совещании Сахиб предложил свой план прорыва и, взяв с собой десяток добровольцев, незаметно покинул колонну. Через несколько часов огонь боевиков стал ослабевать, а вскоре и совсем прекратился. В насупившей тишине стал отчетливо слышен гул приближавшихся вертолетов. После нескольких воздушных атак, гулкими разрывами, отдавшимися по ущелью, было получено сообщение, что перевал свободен. Лишь Сахиб и еще двое сарбозов из десяти смельчаков, измученные тяжелой дорогой, израненные, достигли расположения вертолетной эскадрильи и передали просьбу командования. Остальные при прорыве погибли...
   - О чем грустит твоя песня, друг?
   - В песне слышится то, что переполняет душу. Скоро два года как я лишился отца и матери, брата и сестер, - он говорил медленно тщательно подбирая слова. Глубоко затянувшись, бросил сигарету в сторону. Взошла сияющая белизной луна, залив ярким серебристым светом долину. В ее чарующем свете фантастическими очертаниями начали постепенно проявляться развалины ближайшего кишлака, оставленного жителями из-за частых нападений душманов.
   Взор Сахиба был прикован к этим развалинам, губы что-то беззвучно шептали.
   - Сахиб! - позвал я.
   Он резко обернулся. На лице его освещенном млечным светом луны резко выделялись морщины неприкрытой скорби. Несколько мгновений он отрешенно смотрел на меня, но вскоре лицо его начало постепенно преображаться, потеплел взгляд, резкие морщины, еще совсем недавно разрезавшие лицо на глыбы обветренного гранита, постепенно сгладились.
   - Я хочу рассказать тебе о том, что переполняет горечью мое сердце. Ты только слушай и молчи. Сахиб виновато и в то же время доверчиво улыбнулся, словно заранее просил прощение за половодье чувств и воспоминаний, которые, смыв плотину сдержанности, вот- вот захлестнет нас обоих.
   - Я часто представляю дни своего детства. Прилепившись одной стороной к скале, стоит глинобитный домишко с плоской крышей. Это мой родной дом. Он похож на уставшего путника, привалившего в поисках тени, к скале, и с горечью рассматривающего, через подслеповатые глазница окошечек, жестокий и неправедный мир. Кажется, вот-вот отворится, потрескавшаяся от старости, створка двери и на порог выйдет отец с серпом или кетменем в руках. Я не представляю его отдыхающим от тяжелого крестьянского труда. Он ходил чуть сгорбившись от постоянных поклонов земле-кормилице, и земля, время от времени, радовала отца обильными урожаями. Особенно часто я вспоминаю ту пору, когда, взобравшись на дремотно-добродушного вола, помогал отцу молотить зерно. Помню бессильный гнев и скупые мужские слезы на глазах отца, когда байские нукеры напрочь забрали весь отмолоченный хлеб, обрекая нас на голодную смерть. Тот, памятный год, был особенно трудным. Мы и раньше-то досыта не ели, а в ту пору, особенно зимой, думали, что аллах примет нас к себе раньше, чем взойдет весеннее солнце. Ели все, что можно было есть. Чем могли помогали соседи, которые и сами жили впроголодь. Весна выдалась ранняя. Отец, накинув на плечо дерюжный мешок, пошел к кишлачному старейшине просить зерно для посева. Пришел нескоро, весь в грязи, в разорванной одежде. Старейшина просто не стал с ним говорить, он выпустил на отца собак. На следующее утро, распрощавшись с семьей, отец направился пытать счастья к другому богатею. Вернулся лишь через несколько дней. В мешке оказалось немного зерна. За это зерно отец заплатил моим детством. Богатей брал меня к себе пастухом. Когда отец сказал мне об этом, я даже обрадовался, мне думалось, что раз мой будущий хозяин имеет много пшеницы и целые отары овец, то мне больше голодать не придется. Но радость эта была преждевременной.
   Свою мать я почти не помню. Изможденное лицо ее и потрескавшиеся от непосильной работы руки, которые, улучив минуту, ласкали меня, я вспоминаю как мимолетную сказку детства. Когда уходил из дома, отец был занят севом, не до проводов было. Из дома доносились причитания матери.
   Возле высокой глинобитной стены, меня встретил одноглазый пастух, который уже не первый год батрачил на богатея и быстро ввел меня в курс дела. Сунул в руки кусок твердой, как камень, лепешки и отвел к пасущейся невдалеке отаре. Незадолго до наступления теплоты, я пригонял овец в кошару и, получив от одноглазого свой кусок, легонько утоляющий голод, ложился между баранами спать, чтобы спозаранку снова гнать прожорливое стадо на выпас.
   Однажды одноглазый не досчитал одной овцы. Он схватил меня за шиворот и потащил к хозяину. Расправа была короткой, сначала меня избили плетками, а затем выгнали за ворота на ночь глядя, пообещав, что если не найду овцы, то в уплату пойдет весь наш будущий урожай. И я пошел, умоляя аллаха помочь найти мне злополучную животину. Чтобы не возвращаться с пустыми руками пред гневные очи богатея, пошел куда глаза глядят. В горах, да еще на голодный желудок, долго не проплутаешь, спасибо, пастухи помогли, кто чем мог.
   Мне казалось, что ушел я достаточно далеко от хозяйских владений и мог не опасаться встречи с его людьми, и когда меня схватили, да как мешок перекинули через луку седла, в моем мальчишеском воображении байские нукеры предстали как разбойники, которые схватили оборванного пастушонка, чтобы научить своему ремеслу. Но каково было мое удивление и отчаяние, когда передо мной появилось перекошенное от злобы лицо хозяина. Били меня усердно, до сих пор чувствую кровоточащие рубцы на спине. Очнулся дома от прикосновения материнской руки и снова впал в забытье. Провалялся я долго, а когда встал на ноги, отец снарядил меня молча к прежнему хозяину.
   Однажды одноглазый сунул мне в руки несколько лепешек, вытолкнул к моим ногам плешивую овечку и, криво улыбаясь, сказал, что хозяин отпускает меня на неделю домой, а все это плата за работу. Дома ждала меня нежданная и радостная новость: родился брат. Овца оказалась кстати, её отдали мулле, чтобы тот дал хорошее, благозвучное имя новорожденному. Несмотря на нищету, отец выставил угощение для соседей, пришедших поздравить его со счастливым событием, чтобы до нового урожая снова жить впроголодь. Задерживаться дома я не стал, к чему лишний рот.
   Мои сверстники между работой находили время для игры в кости. Я лишь с завистью наблюдал за ними, боясь хоть на минуту оставить отару.
   Проходили год за годом, ничем не отличаясь друг от друга. Родилась сестренка, но это событие прошло незамеченным, только заботы прибавилось. Богатей, время от времени, как божьей благодатью, одаривал меня объедками со своего стола, этого хватало, чтобы ей умереть с голоду и немного передавать домой. Но вскоре и этого не стало хватать. Заболел брат и отец отдал мулле последние сбережения. Снова надо было идти на поклон, чтобы занять хоть немного зерна. Хозяин пшеницы дал, но потребовал, чтобы за нее к концу года заплатили деньгами. А откуда деньги в нашей бедной семье, когда и продавать-то было нечего, мы с отцом не долго думали над этим предложение, жить-то надо, без зерна - голодная смерть. Глядя на беспечно сновавших по двору брата и сестренку, озабоченных единственным -- где бы найти хотя бы крошку съестного, я понял, что судьба малышей в моих руках, и, не задумываясь начал собираться в далекий путь. Дервиши и пришлые купцы, которые изредка заходили в кишлак, много рассказывали, о том, что большие толпы дехкан бродят в поисках работы в городах, но мало кто из них получает ее там. Что счастливчики, нашедшие хозяев, рады и тому, что те не дают умереть их с голоду, о деньгах за труд и речи нет. Единственное место, где можно накопить немного серебряных монет - это соседний Пакистан. В этой сравнительно богатой стране землевладельцы охотно нанимают афганских дехкан...
   Я слушай этот взволнованный, бесхитростный рассказ Сахиба и невольно сравнивал со своей судьбой. Родились мы с ним почти в одно и то же время, правда, по разные стороны эпохи. Просто не верилось, что где-то еще существуют эти средневековые нравы. Но я не мог не верить человеку, который все это пережил.
   - Выход был единственный, - продолжал Сахиб, - караванными тропами пробираться в Пакистан и...
   Не закончив свой рассказ, он вдруг резко подался вперед, увлекая за собой меня, и в то же мгновение над нами со свистом пронеслись огненные трассы.
   - К бою!, - что было мочи крикнул я, но дежурные расчеты уже открыли ответный огонь. Лагерь ожил в одно мгновение. Тревожную трель пулеметов поддержали басовитые минометы и сердито громыхающие орудия боевых машин пехоты. На развалины покинутого кишлака, откуда прозвучали провокационные выстрелы моджахедов, обрушился шквал огня. Ночной бой кончился так же внезапно, как и начался.
   Над долиной зарождался уже новый день. Со стороны походных кухонь, особняком расположенных в неглубоком котловане, доносился, щекочущий ноздри, запах подгорающей каши.
   - Вот черти, подумал я о поварах, - видно забыли о своих прямых обязанностях и снова вместе со всеми схватились за автоматы. И словно в подтверждение этому из-за укрытия выскочили две верткие фигурки и стремглав кинулись к осиротевшим котлам, видно повара тоже своевременно учуяли тревожные сигналы, расплывающиеся от котлов. Убедившись, что дежурные расчеты и охранение лагеря бодро продолжают свою службу, я снова продолжают свою службу, я снова взгромоздился на дувал, с интересом наблюдая за рождением нового дня. Наверное невозможно сосчитать всех рассветов, которые мне посчастливилось встречать за всю жизнь, но ни один из них не был похож на этот. В сумеречном воздухе еще не выветрился запах пороховой гари, не улеглось возбуждение вызванное ночным боем и, наверное, поэтому рассвет я ожидал как самое желанное событие, после бесстрастной ночной темени. Рассвет в горах - словно селевой поток - накапливается где-то за хребтами поднебесных гор, чтобы в следующее мгновение сокрушающей ночь лавиной выплеснуться в долину, заливая солнечным светом самые ее потаенные уголки. Наступил новый день. А каким он будет в моей жизни? Задумавшись я не заметил, как рядом со мной пристроился Сахиб.
   - Как дела? - задал он дежурный вопрос.
   - А, это ты, Сахиб! - обрадовался я, как видишь живем, хлеб жуем.
   -Получили гады! Теперь у них надолго отпадет охота обстреливать лагерь, - сказал афганец удовлетворенно. Обернувшись к Сахибу, чтобы полнее выразить свои чувства к ночным "духам", я в первую минуту опешил.
   На перевязи, перекинутой через шею окровавленного бинта, покоится рука, а Сахиб даже не заикнулся о своем ранении, заметив мой, удивленный взгляд он виновато сказал:
   - Вот зацепило немного, - и, стараясь отвести разговор в сторону, продолжал:
   - Хороший урожай будет. Достал из кармана колосок и осторожно начал шелушить его в руке. В ладони скопилось несколько зерен. Сахиб, словно священнодействуя, поднес ладонь к губам и резким движением опрокинул содержимое в рот.
   - Скоро дехкане жатву начнут, - он тоскливо окинул взором колосящееся поле, усеянное воронками от снарядов.
   -Вот покончим с душманами, сниму я свою форму, вместо автомата возьму свой старый серп. Буду жать от зари до зари, пока всем своим существом не почувствую радость свободного труда, - Сахиб мечтательно глядел вдаль на море золотых колосьев теряющихся у подножия гор.
   Прошло не более часа, с тех пор, как мы расстались, а кажется, что прошло несколько дней, так прессуется время в период боя. Совсем недавно он рассказывал мне о своей незавидной судьбе, горестно напевал унылую песню, а теперь, раненый вражеской пулей, мечтает о мирной жизни, о мирном труде. Его морщины на лице разглаживались в полете мечтаний, глаза светились негасимым задором. Кажется, что если бы не перебитое крыло, Сахиб орлом бы взлетел над родными горами и долинами, чтобы с высоты поднебесья окинуть взором копошащихся на земле дехкан и громогласно рассказать им, какая жизнь ожидает их впереди.
   Прозвучала команда приготовиться к маршу. Оперативный батальон царандоя оставался на месте, для охраны жителей долины от, алчных до чужого добра, и зерна, в частности, душманов.
   - Прощай друг, выздоравливай побыстрей и, до скорой встречи, - наскоро попрощался я, крепко пожав на прощание его твердую от мозолей руку.
   Встретились мы не скоро. Пришла осень с её дождями и туманами. Пролетела недолгая, слякотная зима. Дождавшись пока более или менее просохнут дороги, мы готовились к очередному боевому рейду.
   Раннее утро перед операцией было особенно тихим, безмятежным. Раскинувшийся по соседству, кишлак медленно просыпался ото сна. В голубоватой дымке мирно курились трубы глинобитных домов. Надрывно кричали ослы. Беззлобно лаяли псы. На склонах близлежащих гор уже вовсю кипела работа. Кто-то из дехкан только начинал пахоту, упираясь всем телом в держаки деревянной сохи, то и дело покрикивая на лениво бредущих, волов, а кто-то уже боронил суховатым бревном засеянное поле.
   Первые и потому особенно яркие лучи солнца проскользнули в долину, извещая всех и вся о приближении нового дня. И вдруг золотой солнечный поток, разрывая в клочья сонное покрывало уходящей ночи, стремительно наводнил низину, заполнив ее от края до края.
   Колона боевых и транспортных машин замерла перед прыжком в заоблачную высь гор, где по данным разведки были сосредоточены основные базы душманов. Медленно тянулись минуты ожидания. Отдавались последние распоряжения, отрабатывалось взаимодействия. Наконец прозвучала долгожданная команда:
   - По машинам! - и колона, как единый боевой организм, послушно двинулась по намеченному пути.
   В конце долины у въезда в узкую горловину горного ущелья я взял на борт машины группу афганских офицеров, проводников и связистов. Старшим группы был Сахиб.
   Откровенно говоря я несказанно обрадовался, когда услышал его голос.
   - Я рад, что мы будем сегодня вместе, - улыбаясь, сказал он.
   - Я тоже. Мы молча смотрели по сторонам, провожая взглядом зеленую, тенистую долину. Впереди горные дороги и угрюмые скалы, одинокие путники да палящее солнце над головой.
   Вскоре передовой отряд вышел на дорогу, ведущую к перевалу. Десант на всякий случай изготовился к бою. Передний бронетранспортер то и дело останавливался, из его боковых люков выскакивали саперы с миноискателями в руках и медленно прочесывали наиболее подозрительные участки дороги.
   Сахиб устроился за командирским сидением. Выставив в бойницу ствол автомата, он напряженно всматривался, вперед. От однообразия окружающее местности быстро устают глаза, напряжение первых минут движения сменяются усталым равнодушием. Поэтому наблюдатели по бортам и на броне часто меняются. Устав созерцать придорожный кусочек местности, который с трудом просматривался через боковую бойницу, Сахиб положил рядом с собой оружие, закрыл лючок и осмотрелся. Два проводника и связисты мирно дремали на заднем сидении, чувствуя себя в полной безопасности за броней машины. Внезапно бронетранспортер тряхнуло, разбудив мирно дремавших афганцев. Один из них о чем-то спросил у Сахиба.
   - Проводник интересуется, почему вы не плотно закрываете люки, - перевел он, указывая на кусочек голубого неба, застрявший между приоткрытым люком и броней боевой машины.
   Бойцы заулыбались, удивленные таким вопросом. Пока я раздумывал над тем, как же попонятнее растолковать афганцам нашу маленькую военную хитрость, раздался уверенный басок сержанта Швелева:
   - Это для того, чтобы при попадании кумулятивной гранаты в корпус бронетранспортера не возникало избыточного давления. Это, конечно, на крайний случай. А вообще-то мы с минами и гранатами стараемся не встречаться, уж больно неприятные знакомцы, - закончил он под смех ребят.
   Когда Сахиб перевел афганцам слова Володи Швелева, те удивленно зацокали языками и постарались сесть подальше от борта.
   - По-моему они поняли только часть из того, что я сказал, - произнес улыбаясь Сахиб и принялся объяснять им снова, резко жестикулируя руками. Проводники успокоились и прикорнули вновь, не обращая внимания на тряску.
   Привал решили сделать сразу же за перевалом. Из остановившихся на обочине дороги машин гуртом вывалили афганцы из отряда поддержки, спеша занять место на берегу полноводного канала. Мы остановились недалеко от дувала, за стенами которого во всю буйствовал сад. Близлежащий кишлак только в первый момент катался безлюдным. В проломе дувала, показалась белая чалма, затем с достоинством неся свое бренное тело, на дорогу вышел старик. Прикрыв ладонью глаза он с любопытством смотрел в нашу сторону, затем обернувшись, что-то прокричал. Тотчас из переулка, словно по команде, вышло несколько аксакалов. Посовещавшись со смельчаком, вышедшим первым, направились к нам.
   Сахиб радушно поздоровался с ними, внимательно выслушал стариков. Не дождавшись пока они, перебивая друг друга, закончат говорить, начал им что-то зло выговаривать. Аксакалы слушали его молча, не перебивая.
   Когда Сахиб обернулся ко мне, чтобы пересказать разговор, его не возможно было узнать. Всегда такие добрые, понимающие глаза излучали бешенство, черное, обветренное лицо перекосила глубокая морщина боли и бессилия.
   - Старики говорят, что вчера в кишлаке были посланцы Черного курбаши - Гапура. Они собрали старейшин и вручили им документ, который предписал снарядить для службы в воинство курбаши тридцать джигитов с конями, продовольствием и прочей амуницией за счет кишлака. А те, вместо того, чтобы силой взашей вытурить проходимцев, выполнили требование бандитов. Нынешним утром юноши вместе с бандитами выехали в горы, - Сахиб едва сдерживался, чтобы не наговорить запуганным старикам всего того, что накипело в душе. Аксакалы, растеряв свою солидность жались к дувалу, украдкой поглядывая на разгневанного офицера.
   Отправив седобородых к командиру батальона царандоя, Сахиб спрыгнул с машины и быстрым шагом, чуть не бегом направился к тополиной рощице, подальше от людских глаз.
   Организовав круговое наблюдение, я пошел искать Сахиба, чтобы предложить отобедать с нами. Топольки, аккуратно высаженные заботливыми руками дехкан, только-только покрылись клейкими листочками. В рощице стоял дурманящий аромат весны и птицы, ошалев от него, пищали, чирикали, как сумасшедшие.
   Сахиб сидел на крутой насыпи, обрамляющей канал, сосредоточенно строгая деревушку. Стружки золотистыми струйками вылетали из под ножа, и подхваченные теплым ветерком, неслись к воде, чтобы там, став сказочными парусниками, унестись по волнам в неведомую даль.
   - До сих пор это будет продолжаться? Душманы жгут дома, убивают дехкан, насилуют их жен и дочерей, а те вместо того, чтобы взять в руки оружие и защищаться, пополняют банды, снабжают их всем необходимым, даже своих детей им отдают. Если можешь, объясни мне, почему? - с болью в голосе спросил у меня афганец.
   - Мне трудно объяснить тебе причины побуждающие крестьян подчиняться бандитам. Ведь на протяжении многих веков они привыкли безропотно переносить насилие. Раз новая власть не может защитить их от душманов, значит главари банд для них власть на местах. Нужно время и реальные победы новой власти...
   - Да, ты прав. Но прав в общем, а не в частности. Да я терпел насилие, но в отличие от отца, с юности, всей душей ненавидел своих хозяев. И когда появилась возможность выплеснуть пожар ненависти на обидчиков, я его выпустил в самом буквальном смысле слова. Когда, там за границей мы поджигали усадьбу богатея, я понял, что выбрал опасный, но верный путь. Возвратившись на родину, снова гнуть спину на местных хозяев я уже не смог. Оставив отцу все, что смог за границей заработать, ушел в город.
   Работал на хлопкоперерабатывающей фабрике. Там познакомился с хорошими людьми, которые открыли мне глаза на существующее в странах разделение на богатых и бедных.
   Однажды, когда я в очередной раз приехал домой, чтобы навестить родителей, рассказал отцу о сути происходящей в мире борьбы между, богатыми и бедными. Отец только недоверчиво, с опаской посмотрел на меня и ничего не сказав, отвернулся. На другой день пришел мулла, чтобы изгнать из моего тела беса. После этого дехкане проходили мимо меня, будто не замечая. Ты прав, старшему поколению трудно понять наше стремление к лучшей жизни, - Сахиб замолчал. На лице его всегда добродушно-радостном снова угнездилась печаль.
   Внезапно послышалась зажигательная горская музыка. Мы, как по команде повернули головы в сторону колоны. Там, в тени огромной шелковицы, весело и беззаботно отплясывали замысловатые "па" два афганских бойца. Ноги танцоров в такт музыке с незаметной для глаз быстротой, семенили по земле. Притягивали взгляд руки, которые уподобясь огромным орлиным крыльям плавно опускались, то резко взмывали вверх, и казалось, что плясуны вот-вот оторваться от земли и взмоют в поднебесье к своим заоблачным сородичам.
   - Не удивляйся, Виктор. Вокруг слезы, кровь, война, в конце концов, а они танцуют. В этом весь характер афганца. Лишь только наступает затишье, будь то после посевной или жатвы, а то и после боя, афганец, танцуя, отходит душой от повседневных забот, чтобы потом с удвоенной силой делать свое дело - мирное или ратное.
   Я разглядываю своего афганского друга и не перестаю удивляться его эмоциональности. Еще совсем недавно его лицо было перекошено от гнева и боли, потом стало задумчиво-печальным, а сейчас выражало бурную радость. Казалось вот-вот и он сорвется с места и вместе с танцорами пустится в пляс. Все, что проходит через его сердце, тут же отражается на лице. Это тоже характерная черта простых афганцев.
   На солнце набежало небольшое, все в прорухах, облачко и тут же потянуло холодком. Сахиб, наблюдая за небом, прикрыл ладонью глаза, а когда отнял от лица руку, то тень озабоченности уже овладела его челом.
   - Сахиб, ты так и не рассказал мне о своих скитаниях в Пакистане, напомнил я ему о своем существовании.
   Он перевел взгляд на меня и утвердительно кивнул головой.
   - Если тебя это еще интересует - слушай. После того, как я покинул дом, судьба занесла меня в Кабул. Я долго скитался по окраинам города, таскал бурдюки с водой, подбирал навоз, месил глину - делал все, чтобы заработать хоть на кусок лепешки, чтобы не помереть с голоду. О том, чтобы отложить деньги для семьи, не могло быть и речи. Однажды добрые люди посоветовали мне найти караванщика, который смог бы взять меня в услужение, а там глядишь и в Пакистан с караваном можно добраться. Несколько дней шатался я по Майванду 29* - это главное торговое место столицы, пока не нашел одного караван-баши 30*, который взял меня носильщиком и обещал доставить за границу. Новый хозяин не обманул меня. После долгих и тяжелых странствий караван пересек границу и остановился на ночлег в одном из приграничных городков. Я решил, не откладывая в долгий ящик взять у караванщика расчет и идти искать другую работу. Хозяин принял меня радушно, но когда услышал о деньгах заработанных мной, принялся кричать и топать ногами. Подбежали его подручные и вышвырнули меня вон. Переночевав за дувалом караван-сарая, наутро пошел искать работу. Нанялся к богатею, у которого были обширные плантации виноградников сады и поливные пашни. На него, кроме меня, работало больше десятка батраков, в основном из соседних кишлаков. Жили вместе, в заброшенной кошаре у хозяйских хором, за ворота которых нас пускали только по большим правоверным праздникам. Хотя среди нас были и узбеки, и туркмены и хазорийцы - жили дружно. Работали от зари до зари так, что кости ломило в конце дня, но хозяин не скупился.
   Однажды меня вызвал управляющий и, надменно ответив на приветствие, заявил, что бай вдвое уменьшил мне плату. Я начал возмущаться, но хозяйский нукер пригрозил - если не подчинюсь, то окажусь в каталажке, у жандармов, которые ловят всех, кто переходит границу без документов. В бессилии, скрипя зубами, я ушел. Рассказал, все, как было, своим новым товарищам. Те выразили сочувствие, да и что другое они могли сделать.
   Все уже отдыхали, когда ко мне подошел Ислам - постарше меня джигит, с узенькими усиками на черном от загара лице и добрым, ясным взглядом крупных голубых глаз. Хотя среди батраков были люди постарше Ислама, но, несмотря на это, он пользовался большим уважением, чем кто-то другой. Он единственный из всех мог открыто сказать хозяйским нукерам все то, что о них думает, и потому пользовался у них дурной славой. Но они его почему-то не трогали. Видимо боялись гнева хозяина. Ведь у Ислама были золотые руки. Он мог заменить заболевшего кузнеца у наковальни, исправить электропроводку в хозяйском доме, короче, не было дела, которое бы Ислам не знал.
   - Я долго наблюдал за тобой. Вижу, что джигит ты стоящий, - откровенно признался Ислам, когда мы вышли во двор и по каменистой тропе направились к речушке, подальше от любопытных глаз и ушей.
   - Там никто нам не помешает, - многозначительно добавил он, показывая рукой в сторону пригорка, возвышающегося над полями.
   Внизу, в узком каменистом русле бесновалась горная речушка, но нам ее шум не мешал, напротив, он позволял говорить открыто, не боясь, что кто-то может подслушать и донести до ушей хозяина наши мысли и чаяния.
   Я не знаю, почему именно мне поведал Ислам свои перипетии судьбы. Прошло уже немало времени, но я помню его рассказ так, словно услышал его вчера. Наверное потому, что жизненные пути наши во многом схожи. Сахиб грустно улыбнулся и морщины на его обветренном лице лучами собрались вокруг глаз.
   Как я не отговаривал Ислама, он, не слушая меня, намеревался вместе с другими батраками поговорить обо мне с хозяином.
   - Пойду, пока еще не все заснули, может быть вместе придумаем, как тебе помочь. А ты погуляй пока, зайдешь в сарай по моему знаку, - и Ислам торопливо зашагал к кошаре.
   Прошло немного времени, и вот на пороге показалась знакомая фигура моего нового друга. Я поспешил ему навстречу.
   - Они как трусливые собаки шарахнулись от моего предложения потребовать от хозяина справедливости. Ну что же, попытаюсь переговорить с ним сам.
   На следующий день я узнал, что хозяйские нукеры избили Ислама и бросили его в зиндан - глубокую яму, в которую сажали провинившихся батраков. Когда мне удалось прорваться к хозяйской тюрьме, там уже было пусто. Охранник, получив несколько мелких монет, под большим секретом сказал, что приезжали жандармы, которые и забрали Ислама с собой. Прошел год, но об Исламе не было ни слуху, ни духу. Хозяин все больше и больше увеличивал время работы. Кормить стали хуже. Но я работал, ведь жаловаться на хозяина было некому. Оставалось туже подтягивать шаровары и снова идти на работу, к вечеру только и оставалось сил, чтобы добраться до лежанки.
   Иногда мне казалось, что не выдержу этого ада, но в такие минуты я вспоминал свой далекий дом, блестящие голодным блеском глаза малышей. И тогда я снова бросался в водоворот трудовых будней, превращая свой пот и мелкое серебро.
   Я часто вспоминал своего бесстрашного друга. Несколько раз пытался навести о нем справки, но все безрезультатно. Однажды байские нукеры дали мне понять, что если я не перестану, задавать свои вопросы, то меня постигнет участь Ислама.
   Заканчивался второй год моего пребывания на чужбине. Урожай у хозяина был особенно богат, взгляд батраков радовала тучная нива. Все ждали хозяйской щедрости в конце уборки и потому работали усердней, чем обычно. Но не тут-то было. Когда мы толпой ввалились на хозяйское подворье, чтобы еще раз усладить слух богатея поздравлениями в честь окончания жатвы и получить заработанные деньги, еще больше располневший хозяин обозвал нас драными попрошайками и заплатил меньше, чем обычно.
   Это переполнило чашу нашего терпения. Наступила зловещая тишина. Казалось, что еще мгновение и от богатея и его хором ничего не останется. Лицо хозяина медленно наливалось кровью, глаза от бешенства сошлись в линию. Но это продолжалось лишь мгновение. Внезапно он льстиво улыбнулся и, словно ничего и не было, сказал, что он пошутил и сейчас же прикажет управляющему выдать недостающие деньги.
   Батраки, еще минуту назад, готовые разодрать обидчика, удовлетворенно зацокали языками. Воздав руки к небу, они благодарили за помощь аллаха. Но лишь только тяжелые ворота захлопнулись за последним батраком, из-за дувала послышались проклятия и угрозы в адрес посмевших взбунтоваться дехкан.
   Среди ночи в барак, где мы размещались, ворвались хозяйские нукеры с тремя жандармами и пинками начали выталкивать всех на улицу. Отобрав несколько, по мнению богатея наиболее строптивых батраков, они поволокли их к машине, по пути избивая прикладами винтовок. Оставшимся, в том числе и мне, досталось несчетное количество ударов плетью.
   Утро нового дня встретил сквозь кровавую пелену, устилающую глаза. Удар озверевшего нукера плеткой со свинцовым вкраплением на конце, пришелся по щеке, да так навечно и остался, - Сахиб показал мне чуть заметный рубец, пересекающий правую сторону щеки, и сдерживая, закипающую в груди ярость, продолжал:
   - Спина от побоев горела адским огнем, так что не возможно было повернуться. Вокруг слышались стоны и проклятия. Кое как, помогая друг другу, мы добрались до речушки, обмылись там. Подкрепившись, чем бог послал, молча разошлись в разные стороны, даже не попрощавшись.
   Я много думал о том, что с нами произошло. Будь с нами Ислам, этой расправы бы не было.
   В межсезонье очень трудно найти работу, поэтому мне долго пришлось скитаться, прежде чем после продолжительных переговоров, нанялся грузчиком к одному достопочтенному духанщику. Несмотря на то, что лавка его ломилась от товаров, ходил он в засаленном пиджачке и потрепанных шароварах. Больше всего любил духанщик, после закрытия лавки, пересчитывать свою выручку. Казалось, что он колдует, перебирая столбики серебряных монет, о чем-то бормоча себе под нос. Если мне по надобности случалось зайти в этот момент к нему в каморку, то старик, недовольно косясь на меня, в одно мгновение сгребал деньги, после чего зло кричал, чтобы я убирался прочь.
   Ворочая мешки с товаром, или делая любую другую работу, я ни на минуту не забывал, что с наступлением весны надо отправляться домой.
   Через местечко, где торговал приютивший меня духанщик, частенько проходили дальние караваны, и я лелеял надежду уйти с одним из них...
   Внезапно послышался топот бегущего человека, и вскоре из-за тополиных зарослей показался связной.
   - Товарищ капитан, - обратился он ко мне, - через десять минут выступаем.
   Мы быстро встали и торопливо направились к ожившей вдруг колонне.
   Заняв место в машине, и нацепив шлемофон, я стал напряженно слушать эфир. В наушниках стояла мертвая тишина.
   - Сахиб. Чем же кончились твои скитания, - сняв бесполезный шлемофон, с любопытством спросил я.
   - Все, о чем я мечтал, свершилось намного быстрее, чем я ожидал. Очередной караван, который привез партию товаров для моего хозяина, расположился на ночлег рядом с духанами, прямо на базарной площади. Хозяин послал меня к караван-баши, чтобы я пригласил его к нему в гости. На улице уже смеркалось. Чтобы добраться до каравана, необходимо было преодолеть заграждение из сваленных, как попало, тюков. Перелезая через один из них, я обо что-то споткнулся, и растянулся во весь рост в пыли. Тут же услышал чертыханье разбуженного мной человека. Уж очень знакомым показался мне его голос. Когда я встал, отряхиваясь от пыли, глазам своим не поверил. Передо мной стоял, как ни в чем не бывало, Ислам. Позабыв обо всем на свете, мы проговорили с ним вою ночь. Особенно поразил его мой рассказ о лицемерии и жестокости богатея. Он долго возмущался, назвал нас безмозглыми баранами, кем-то еще, но мне не было обидно, я понимал, что в словах Ислама, правда. Потом друг сообщил мне, что его караван скоро должен идти в Кабул и, что путь его будет проходить через приграничный городок, ставшей колыбелью нашей искренней дружбы и печальной разлуки.
   Мы решили с этим караваном добраться до первого афганского селения, а там видно будет, что делать дальше.
   Как духанщик не упрашивали меня остаться, я был непреклонен. Не хотелось снова расставаться с человеком, ставшим мне родным. Да и до весны здесь много не заработаешь, больше проешь. А дома так ждут денег. От них зависела, может быть, жизнь всей семьи.
   В знакомый нам городишко караван пришел под вечер. Узнав, что караван-баши направился к жандармскому начальнику, чтобы побыстрее покончить с формальностями и договориться о переходе границы на раннее утро следующего дня, мы с Исламом решили навестить нашего бывшего хозяина.
   Злоба и ненависть клокотали в душе каждого из нас, когда мы подошли к высокому дувалу, ограждавшему байскую усадьбу. Молча перелезли через забор в месте хозяйских достроек и в нескольких местах подожгли скирду иссушенной летним зноем соломы. Огонь медленно набирал силу, казалось, что вот-вот он потухнет, но вдруг налетел воздушный шквал, и притаившееся пламя взметнулось огромным столбом ввысь, рассыпая по двору искры. Сразу же занялись деревянные постройки, окружающие роскошный дом богатея, и, наконец, лавина огня захлестнула все, что могло гореть.
   Мы были уже далеко от места пожарища, когда толпы напуганных заревом людей кинулись к усадьбе, стремясь, если и не тушить, то хотя бы не упустить этого страшного, но любопытного зрелища.
   В ту ночь я наконец-то выбрал свой путь в жизни и навсегда распрощался со своей истерзанной юностью... - он хотел добавить еще что-то, но прозвучала команда:
   - Вперед!
   Начался самый трудный участок рейда. Скалистые ущелья встретили нас напряженной тишиной. От этого создалось впечатление, что горы присматриваются к нам, прежде чем показать все свои тайны. Колонна, пыля и отфыркиваясь бензиновым чадом, неудержимым потоком шла вперед. И столько в ней было достоинства и грозной силы, что горы удовлетворенные видом ощетинившегося монстра, раздались вширь, открывая взору людей янтарную от бушующей зелени долину. Закрытая для всех ветров низина благоухала всеми ароматами весны. В отличие от пустынных каменистых склонов, дышащих зноем и безмолвием, здесь все жило и трепетало от избытка живительных соков. Стараясь перекричать шум колонны, высоко в небе бесновались жаворонки, в листве кустов испуганно затаились зелено-голубые райские птицы и над всем этим удивительным и сказочным миром среди скал величаво парили хозяева снежных вершин - орлы.
   Вскоре зеленый оазис, словно внезапное наваждение, исчез в шлейфе поднятой машинами пыли. Дорога начала постепенно сужаться и вскоре стесненная мрачными скалами превратилась в широкую караванную тропу.
   -Теперь начинается наша работа, - сказал Сахиб и вместе со своей группой спрыгнул с бронетранспортера. Вскоре небольшой отряд афганцев скрылся за выступом скалы.
   Сквозь сполохи и треск в эфире прозвучали слова с явным афганским акцентом:
   - Дорога хорошо, можно двигаться дальше.
   Я не сразу понял, что в эфире прозвучал голос Сахиба, уж очень сильно он был изменен.
   Колонна, пользуясь данными афганской разведки, уверенно двигалась к намеченной цели.
   Душманы, кем-то заранее предупрежденные о нашем рейде, устроили засаду в седловине перевала. Об этом по радио доложил Сахиб и пока мы торопливо карабкались к перевалу, спеша на помощь афганцам, над нашими головами уже разгорелся бой.
   Последние метры перед перевалом были особенно тяжелыми для машин. Узкая дорога, пробитая в каменной скале, позволяла двигаться с большой осторожностью. Чуть неверное движение водителя и бронетранспортер мог сорваться в пропасть. От напряжения у водителя бронетранспортера Сергея Останина вспухли на шее жилы, лицо заострилось, но руки лежали на баранке спокойно, уверенно управляя многотонной махиной. Спокойствие водители передалось и всему десанту. Бойцы без суеты, основательно готовились к неизбежному бою.
   Когда бронетранспортер наконец-то выполз на перевал, моему взору предстала кровавая картина неравного боя. На дороге и у придорожных камней неподвижно лежали распростертые тела афганских бойцов. Моджахеды, разделавшись с разведчиками, спешили захватить наиболее удобные для боя позиции, но не тут-то было - неожиданно, невдалеке от нас заговорил автомат, ему откликался другой.
   - Значит не все погибли. Может быть и мой афганский друг жив, - пронеслась радостная мысль.
   - По "духам", короткими, огонь, - выкрикнул я, и мощное горное эхо подхватило и понесло в даль дробный перестук пулеметной канонады. Душманы, видимо не ожидая нашего скорого прибытия, кинулись врассыпную. Высыпав из бронетранспортера, бойцы из автоматов добили оставшихся, после пулеметного обстрела, в живых бандитов. Сахиб был жив. Он был легко ранен в ногу, но ослабел от потери крови. Его и еще двух оставшихся в живых проводников быстро перевязали и осторожно уложили в десантное отделение боевой машины.
   Кровавое солнце медленно клонило к горизонту, освещая все вокруг зловещим светом. В расщелинах угрюмых скал жалостливо завывал ветер, словно скорбел по афганским солдатам, погибшим в неравной схватке с врагами.
   Командование приняло решение заночевать в седловине, чтобы на следующий день, рано утром начать последний этап операции, блокирование и уничтожение душманского гнезда.
   Отлежавшись, получив необходимую дозу лекарств, Сахиб почувствовал себя лучше. Об этом говорили его глаза, еще совсем недавно тоскливо-задумчивые, а сейчас искрящиеся каким-то внутренним светом.
   - Посиди со мной, - попросил Сахиб. Опершись на локоть он пристально посмотрел на меня и, увидев, что я готов его слушать, продолжал:
   - Ты знаешь, чего я больше всего боюсь?
   И не дожидаясь моего ответа, сказал:
   - Больше всего я боюсь погибнуть, так и не отомстив убийцам моей семьи. Понимаешь, мне сегодня стало страшно от того, что я мог умереть, так и не выполнив клятвы, которую дал на могиле отца, - он задумчиво смотрел в темноту мгновенно наступившей горной ночи, перебирая пальцами разноцветные зернышки четок...
   - Добравшись на родину, я устроился работать в городе, заработанных денег стало хватать не только для уплаты налогов и долгов, но и для учебы брата. Первые письма, написанные им, сам я прочесть не мог, в этом мне помогали друзья, такие же, как я рабочие.
   Позже они научили меня письму, и я сам стал переписываться с братом. Последнее письмо от него я получил незадолго до Апрельской революции. Он писал, что власти приняли новый закон, по которому детям крестьян и простых рабочих учиться в лицеях запрещено, что его ждет возвращение в кишлак и, в конце - концов, повторение пути, пройденного отцом. Я сразу же ему ответил, что направляется пока едет домой, а через некоторое время я приеду навестить родителей и заберу его с собой. От него вестей больше не было, да и не до этого было. Все вокруг закрутилось, завертелось. Всех словно обухом по голове ошарашило известие, что шах Дауд низвержен, и что вся власть перешла в руки новой партии, которая называлась народной. Я, как и большинство рабочих хлопкоперерабатывающей фабрики, имел лишь смутное представление о НДПА. Но помогать ей начал с первых дней революции. Сначала выполнял незначительные поручения нашего фабричного комитета, был связным, охранял один из первых партийных комитетов в Кабуле. С оружием в руках помогал становлению новой власти. По рекомендации своих фабричных товарищей вступил в НДПА. Вскоре партия направила меня в народную милицию. Командовал небольшим отрядом. Никогда не забуду тех дней, которые провел в вашей стране. Учился я в Харькове, - при воспоминаниях об учебе в Союзе, голос его теплеет.
   -После учебы меня направили в провинциальный центр, для укрепления аппарата создающегося царандоя. С волнением надел свою первую офицерскую форму, хотел обрадовать отца с матерью, - с горечью сказал Сахиб и замолчал. Стало слышно, как где-то далеко в долине плачут шакалы да завывает в скалах ветер.
   - И зачем, только тогда мне предоставили отпуск? - с нескрываемой горечью в голосе воскликнул он. - Если бы не показался тогда в форме и не рассказал отцу и остальным селянам о своей новой работе, то семья моя была бы жива, - Сахиб задумался.
   - Бандиты пришли на другой день после моего отъезда в город. Согнали жителей кишлака и на глазах у них подперли двери дома, в котором были все мои близкие. Обложили со всех сторон соломой и подожгли. Сын кишлачного богатея Темирбек, главарь банды, издеваясь над сельчанами, кричал, что так будет с каждым, кто посмеет помогать оборванцам, возомнившим себя властью. Эти слова, переданные мне кем-то из дехкан, присутствовавших на казни, я никогда не забуду, пока не забью их обратно в глотку байскому отпрыску, - Сахиб устало опустил голову, нашел в темноте мою руку и неожиданно крепко ее пожал. Я ответил на рукопожатие и он, опершись на мою руку, медленно встал, через люк бронетранспортера долго смотрел на мерцающие, в безоблачном небе, звезды. Дыхнув холодного горного воздуха, он лег на сиденье, и вскоре забылся тревожным сном.
   На следующее утро на перевале приземлился вертолет, из машины быстро выгрузили боеприпасы и продовольствие и загрузили раненых.
   Сахиб, поддерживаемый санитарами, с трудом забрался во внутрь вертушки и, оглянувшись, помахал мне рукой. На его лице вновь светилась добродушная улыбка.
   - Прощай Сахиб! - успел крикнуть я, прежде чем вертолет взлетел, оставив после себя тучу пыли и густой запах керосина.
   Проводив вертолеты, мы, сделав последний рывок, достигли района расположения базового лагеря моджахедов. На подступах к пещерам, нас встретил плотный огонь из стрелкового оружия. Начальник ММГ майор Калинин решил не штурмовать лагерь, а, дождавшись вертолетов атаковать душманов с трех сторон. А пока показывали свое искусство наводчики крупнокалиберных пулеметов, стараясь попасть в щели амбразур. Пули, высекая из камня искры, завывая летели в разные стороны. Видя такое дело, моджахеды ослабили огонь, но лишь только передняя боевая машина пыталась пройти вперед, на нее снова обрушивался град пуль и осколков. Дальше дороги не было, и машина медленно отошла назад. Пока шла перестрелка, Калинин, собрал за скалой офицеров, чтобы поставить боевую задачу. Замысел был прост. Разбить имеющиеся силы на три группы, с помощью проводников выйти в тыл и забросать душманов гранатами сверху.
   Проводникам сказали, что они должны делать. Те боязливо жались к скале, что-то лепеча.
   - Они говорят, что дальше не пойдут, не хотят умирать, что у них дети, семьи.
   А какого черта здесь делаем мы? - хотел я кинуть в лицо афганцам, которых приехал защитить издалека, но в последний момент сдержался.
   Командир, видя такой оборот, отменил свое решение. Решил ждать вертолётов.
   Вскоре на связь вышли "Протоны" - такой позывной был у вертолетчиков. Через несколько минут мы услышали гул и в следующий момент показалась пара вертушек. Дав целеуказание, мы отошли подальше за скалы.
   Сначала вертолеты обработали глубокий каньон, где засели душманы, реактивными снарядами, на второй заход бросили несколько бомб. Когда разошелся дым, мы увидели страшную картину - разрушенные схроны, вывороченные гранитные глыбы, из под которых торчали ноги и руки боевиков. Казалось, что живых там никого нет, да и быть не может. Но когда мы пошли прочесывать разоренный лагерь бандитов, то увидели как из глубокой пещеры выползло несколько израненных душманов, с недоумением глядевших на белый свет. Они, по-моему, уже увидели себя мертвецами. Увидев нас, обожгли ненавистным взглядом и начали выкрикивать проклятья.
   После вертолётной атаки большинство схронов обвалились погребя под камнями большинство бандитов, запасы продовольствия и оружия.
   Выполнив поставленную задачу, на другой день наш отряд возвратился на базу. Через город проходили вечером. Удивительно, но никто из горожан не встречал нас как победителей. Изредка попадавшиеся по пути прохожие, завидев наши машины, сворачивали в переулок и торопливо исчезали в темноте.
   После этого трудно было и предположить для кого больше пользы от уничтожения еще одного бандитского гнезда - нам или афганцам. Обидно было и за то, что не было рядом Сахиба, он бы разъяснил мне еще одну черту, характерную для афганцев.
   Последний раз мне пришлось встретиться с Сахибом незадолго до отлета домой. До прибытия звена вертолетов, которые обеспечивали отправку в Союз отслуживших свой срок в Афганистане офицеров и солдат, оставалось не более недели, когда однообразную жизнь нашего лагеря нарушили прибывшие из города афганские офицеры. Они шумно высыпали из подъехавшего к штабной землянки микроавтобуса и громко переговариваясь, зашли вовнутрь. Вскоре поступила команда:
   - Всем офицерам прибыть к начальнику ММГ.
   Мы долго не заставили себя ждать и вскоре собрались в просторной землянке. Привыкнув к прохладному полумраку, я, к своей радости, неожиданно увидел среди афганских офицеров Сахиба. Он был в центре внимания. За все время знакомства я впервые видел его в полной парадной форме, с медалями и новеньким золотистым орденом.
   За время, прошедшее после нашей последней встречи, он сильно изменился. Лицо немного вытянулось, стало суше, скуластей, испещренная глубокими морщинами кожа стала бледней, прежними остались только крупные карие глаза, да густые, будто сросшиеся на переносице, брови. И взгляд все тот же, с грустинкой.
   Наши глаза встретились. Сахиб шагнул навстречу, мы обнялись и потом долго, долго жали друг другу руки, не находя слов.
   Подошел майор Калинин и объявил, что собрал нас всех, чтобы поздравить Сахиба, нашего давнего друга со знаменательным событием - вручением высшего афганского ордена.
   Для меня же самой большей наградой было то, что Сахиб жив и снова с нами.
   Торжественная часть продолжалась недолго, и вскоре мы с Сахибом смогли поговорить наедине. Я пригласил его к себе в землянку. Когда мы вошли в комнату, то первое, что заметил он, был упакованный в дорогу чемодан.
   - Уезжаешь, - догадался он.
   -Да, Сахиб!
   - Значит это, возможно, последняя наша встреча, - грустно произнес он.
   - А я тебе так много хотел рассказать! - он взглянул на часы. - Часа через полтора нас ждет на прием губернатор Пайкор.
   - Тогда у нас есть еще немного времени, чтобы поговорить.
   Сахиб начал с того, что больше волновало и тревожило его последнее время.
   - Знаешь, Виктор, пока я валялся в госпитале, банду, которая издевалась над моими родными, полностью уничтожена. Как жаль, что мне не пришлось приложить к этому руки.
   - Не прибедняйся, друг, ведь если бы вы не обнаружили засаду на перевале, нам трудно бы пришлось. Ведь в числе трофеев там мы захватили несколько гранатометов и крупнокалиберных пулеметов, которые могли оказаться у твоего кровника, и тогда нам было бы труднее его уничтожить. Так что и ты, и твои товарищи приняли в разгроме банды самое непосредственное участие...
   Гость, соглашаясь со мной, кивнул головой, но в глазах его по-прежнему стояла ни чем не прикрытая горечь.
   - Сахиб, - после небольшой паузы, обратился я к афганцу, - я все хочу тебя спросить о твоем пакистанском друге.
   - Об Исламе? - Сахиб встрепенулся, в глазах его вновь появился задорный блеск.
   - С тех пор, как мы с ним трудились на одной из Кабульских фабрик, прошло много лет. После апрельской революции он вместе с нашей рабочей дружной участвовал в установлении народной власти в Кабульских пригородах. В одной из стычек с душманами был ранен. Пока он лежал в госпитале, наш отряд перебросили в провинцию, потом меня направили в Союз на учебу. Что стало с Исламом, я могу лишь догадываться. По всей видимости, он, узнав о военном перевороте в Пакистане, ушел туда. Он просто не смог бы жить здесь, зная, что Родина в опасности. Вернувшись в Кабул, я всячески старался навести о нем справки. Но напрасно встречал караваны, опрашивал кочевников об Исламе, о нем не было ни слуху, ни духу, - Сахиб замолчал, перебирая янтарные камешки четок.
   - Не мог же он так просто пропасть. А ты не пробовал писать в Пешавар, на родину твоего друга?
   - Пробовал и не раз, но никакого ответа оттуда так и не получил.
   - Неужели он бесследно исчез, а может быть его убили, ведь насколько я представляю, его по твоим рассказам., Ислам и такие, как он, явно не по душе существующему в Пакистане режиму.
   Сахиб неопределенно покачал головой и, вытащив из внутреннего кармана офицерского френча сложенный в несколько раз газетный лист, протянул его мне. Я осторожно, боясь разорвать протертые на сгибах листы, развернул газету. Строчки затейливой арабской вязи, группировавшиеся в столбцы, да нечеткие фотографии размещались на шероховатом листе пожелтевшей бумаги. Я недоуменно взглянул на Сахиба, не пытаясь разобраться в арабской азбуке.
   - Газету эту я нашел на Хайберском перевале, через который проходит дорога ведущая из Пешавара в Кабул. Газета пакистанская. Видишь, групповая фотография? - я утвердительно кивнул головой. Сахиб показал на стоящего в центре фотографии мужчину.
   - Он очень похож на Ислама.
   - А что написано под фотографией?
   - Написано, что пакистанской жандармерией разыскивается мятежник Ислам из племени Африди, который с группой сообщников ходит по кочевьям и мутит народ.
   - Это похоже на него, - продолжал Сахиб, бережно пряча в карман свою дорогую находку.
   - Ну, что ж, мне пора, - заключил он вставая.
   Крепко обнявшись, мы распрощались.
   Через несколько дней прибыли долгожданные вертушки.
   С грустью попрощавшись со своими боевыми друзьями, мы быстро заняли свои места и через несколько минут винтокрылые птицы, сделав последний прощальный круг над Маймене, начали набирать высоту. Из иллюминаторов виднелись коричневые соты глинобитных домишек, зеленые купола мечетей и высоких шпили минаретов. В последний раз, окинув взглядом эти афганские достопримечательности, я мысленно, уже навсегда попрощался с политой потом и кровью афганской землей, со своим афганским другом Сахибом.
   - Прощай, Сахиб! Я верю, что рано или поздно ты исполнишь свою давнюю мечту, сбросишь надоевшую форму и отведешь свою душу, продолжая дело отцов и дедов, станешь непревзойденным хлеборобом.
  
   ПЕРСОНАЛИИ
   Краткие биографические данные ветеранов афганской войны, поделившихся своими воспоминаниями и фотографиями, тем самым внесших неоценимый вклад в подготовку книги "Фарьябский дневник".
  
   Ганиев Феликс Абдулович родился 21 мая 1948 года в селе Пойсево Актанышского района Республики Татарстан. После окончания юридического факультета Пермского государственного университета и непродолжительной работы в Пермской области, проходил службу в органах госбезопасности в Чувашской Республике, Афганистане, Ташкенте, Москве. Закончил аспирантуру при Академии ФСБ России и Государственный университет - Высшую школу экономики, по специальности менеджмент в бизнесе.
   В настоящее время работает в структуре ОАО "Татнефть". Проживает в Москве. Женат. Имеет двух дочерей и внука.
   Награжден орденом "Красной Звезды", семью медалями.
  
   Глушков Виталий Васильевич
  
   Згерский Геннадий Анатольевич, генерал-лейтенант в отставке, родился в 1928 году. В 1953-м окончил Московское высшее пограничное училище. Прослужил в войсках более сорока лет из них более половины - в Закавказье, на Дальнем Востоке. С началом афганской войны, с 1980 года командовал войсками воюющего Среднеазиатского пограничного округа. С середины 1984 года - командующий Закавказским пограничным округом. Службу завершил в 1992 году. В настоящее время - Председатель Координационного совета Международного Союза общественных организаций (пенсионеров) пограничной службы.
  
   Коробейников Иван Михайлович, генерал-лейтенант в отставке, родился 19 апреля 1939 года в с. Бехтеевка, Корочанского района Белгородской обл. Отец Михаил Иванович 1902 года рождения, погиб на фронте в 1941 году, под Смоленском. Мать работала учительницей начальных классов.
   В 1956 году закончил среднюю школу. В этом же году поступил в Амвросиевский индустриальный техникум, по окончании которого, в 1958 году был призван в Пограничные войска. Служил в Хасанском пограничном отряде Тихоокеанского пограничного округа. В 1959 году поступил в Московское пограничное училище, которое закончил в 1962 году. Проходил службу в должностях командира взвода ОКПП "Рени", заместителя и начальника ПЗ в Октямбирянском пограничного отряда. В 1966 году поступил в Военную академию им. М.В. Фрунзе.
   После окончания академии, в 1969-1975 г.г. работал преподавателем в АВПККУ им. Ф.Э. Дзержинского. В 1975-78 г.г. проходил службу в должности начальника 1 отделения штаба Ленкаранского пограничного отряда, в 1978-80 г.г. - начальником штаба Гадрудского пограничного отряда. В 1980-83 г.г. проходил службу в должности начальника Кишиневского пограничного отряда. В 1983-90 г.г. - выполнял интернациональный долг в ДРА в должностях Заместителя начальника штаба САПО, начальника Оперативной группы, 1-го заместителя начальника войск САПО, Начальника войск САПО.
   1990-92 г.г. проходил службу в должности начальника Управления боевой подготовки Пограничных войск. В 1992 году назначен начальником штаба Комитета по охране госграницы Российской Федерации. В 1992-96 г.г. проходил службу в должности председателя Координационной службы Совета командующих Пограничных войск СНГ. С 1996 года на пенсии.
  
   Куликов Александр Николаевич, генерал-полковник милиции в отставке, профессор, родился 14 мая 1941 года в городе Бендеры Молдавской области. В 1970 году окончил Высшую школу МВД СССР. Служил в аппарате МВД СССР. В 1991 году был назначен заместителем министра Внутренних Дел СССР. В настоящее время - Управляющий делами Федерального Фонда обязательного медицинского страхования при правительстве Российской Федерации. Женат. Имеет двух дочерей.
   Награжден орденами "Красной звезды", "За личное мужество", "Почета", 24 медалями СССР, 2 медалями ДРА.
  
   Мартовицкий Анатолий Нестерович, генерал-лейтенант в отставке, родился 31 августа 1938 года. Окончил Калининградское пограничное училище. Занимаемая должность в период боевых действий в Афганистане - начальник оперативной группы, первый заместитель начальника войск КСАПО.
   Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР", афганскими орденами Красного Знамени, Звезды II, III степени, многими медалями.
  
   Некрасов Вячеслав Михайлович
  
   Пайкор Мохаммад Хашим, сын Мохаммада Хусейна, родился в селе Куе Хона первого округа города Маймене, провинции Фарьяб.
   После окончания лицея занялся партийной деятельностью.
   В 1965 году вступил в Народно-демократическую партию Афганистана. В 1968 году стал членом Трудовой партии Афганистана. В 1972 году создал партийную группу "Сатар Ахангар", отстаивающую интересы трудящихся Маймене. В 1978 и 1980 годах избирался мэром города Маймене. С марта 1982 года по июнь 1984 года был губернатором провинции Фарьяб. В 1986 году руководил крестьянским кооперативом и одновременно выполнял обязанности советника в Министерстве национальностей Афганистана. В 1986 году вновь был назначен губернатором провинции Фарьяб, где проработал до вступления в провинцию войск талибов. С мая 1991 года стал беженцем. До падения режима талибов в Афганистане проживал в Республике Узбекистан.
   В настоящее время Пайкор Мохамад Хошим - заместитель руководителя организации Исламского воссоединения Афганистана.
  
   Пристегин Геннадий Иванович
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПРИЛОЖЕНИЕ
  
   1* Дейдади - крупнейшая крепость на севере Афганистана, расположена в десяти километрах от Мазар-и-Шерифа. Дейдади - центр и живое знамя памятного солдатского восстания 1920 года, когда власть в Мазаре и Дейдади была в руках восставших солдат. Захватив крепость старого, толстого генерал-губернатора Мухамед-Осман-хана, повстанцы вели пешком по ровной дороге из Мазари в Дейдади. Мало того, генгуба тыкали головой в каждую навозную кучу и затем усаживали его на навоз как на генгубовский трон.
   2* Александр Великий - Александр Македонский.
   3* Столетов Н.Г. (1834-1912), русский генерал от инфантерии. Основал город Красноводск, руководил Аму-Дарьинской научной экспедицией. В русско-турецкую войну руководил обороной Шипки.
   4* Дувал - глинобитный забор.
   5* "Духи", моджахеды, душманы (враги) - афганские боевики.
   6* НУРСы - неуправляемые реактивные снаряды
   7* "Зеленка" - непрерывная полоса садов и виноградников в густозаселенных горных долинах.
   8* Шах Дауд - свергнутый народом, под руководством Тараки (Нур Мухаммед Тараки - основатель народно-демократической партии Афганистана (НДПА)), правитель Афганистана.
   9* муэдзин - священнослужитель, призывающий правоверных на молитву.
   10* джериб - единица измерения площади, равная ~ 2 га.
   11* сир - мера веса, равная ~ 2,5 кг.
   12* дукан - магазин, лавка.
   13* ХАД - органы безопасности ДРА
   14* улусвали - административная единица Афганистана, район.
   15* Бабрак Кармаль - руководитель Афганистана, после свержения Амина.
   16* камикадзе - название японского летчика-смертника, действовавшего против кораблей противника во время Второй мировой войны.
   17* СГИ -
   18* "Кобальт"
   19* ГРУ - главное разведывательное управление МО СССР.
   20* ДШК - станковый крупнокалиберный пулемет.
   21* караван-сарай - восточная гостинница.
   22* таксыр - обращение к уважаемым людям, богословам
   23* тульки - лиса.
   24* хубасти, джурасти, бахарасти - приветствие (фарси) с пожеланием добра и благополучия.
   25* нон - хлеб (узб.).
   26* бакшиш - подарок.
   27* ташакур - спасибо.
   28* туран - капитан.
   29* Майванд - центральная базарная площадь Кабула.
   30* караван-баши - начальник каравана.
  
  
  
  
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
  
   Слово к читателю
   Предисловие
   Фарьябский дневник (дни и ночи афгана) 39
   Глава I
   Глава II
   Глава III
   Глава IV
   Глава V
   Глава VI
   Глава VII
   Глава VIII
   Глава IX
   Глава X
   Глава XI
   Глава XII
   Глава XIII
   Глава XIV
   Глава XV
   Глава XVI
   Глава XVII
   Глава XVIII
   Глава XIX
   Глава XX
   Глава XXI
   Глава XXII
   Глава XXIII
   Глава XXIV
   Глава XXV
   Глава XXVI
   Глава XXVII
   Глава XXVIII
  
   Только он не вернулся из боя 260
   Победа без боя 288
   Доктор Леша 309
   Сахиб 328
  
   Персоналии 361
  
   Приложение 365
  
   Оглавление 367

Последняя страница

   Автор выражает искреннюю благодарность Генеральному директору издательства "Учительская газета" Вячеславу Михайловичу НЕКРАСОВУ за помощь в подготовке и издании книги "Фарьябский дневник".
  
   Границы России. 1997. N 38.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   67
  
  
  
  
Оценка: 7.72*5  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023