Расположившись за небольшим кухонным столиком, приткнутым в самый угол тесной комнатушки офицерского общежития, мы пили зеленый чай, который хозяин, подполковник Валерий Забуга, когда-то привез из солнечного Душанбе. Рядом, предано глядя в глаза, извивался в ожидании ласки белый пудель, явно таджикских кровей, по имени "Дух". Кок-чай своим ароматом и тонким вкусом навевал полусонные азиатские воспоминания. Размеренная беседа двух однокурсников, когда на свет из потайных уголков памяти выносятся самые сокровенные мысли и воспоминания была внезапно прервана радостным лаем пса.
- Кого там нелегкая принесла? - проворчал Валера и нехотя пошел отворять дверь. Наталья - супруга Забуги - с пацанами отдыхала где-то в подмосковном доме отдыха, так что мы никого не ждали.
- А вот и я! - сказал неожиданный гость, напряженно улыбаясь.
- Откуда? - спросил ошарашенный хозяин, хотя это было ясно и без слов.
- Из Душанбе, пролетом...
Вскоре, потеснившись, мы устроились за столом втроем. От гостя исходила какая-то тревожащая, будоражащая кровь аура. Даже здесь, в нескольких тысячах километров от стреляющей границы, обожженное солнцем лицо, сухие, плотно сжатые, губы и стального блеска глаза, как и все его существо не могли оттаять от смертельного холода война.
Только после второго стакана, который был осушен залпом он, скорее из вежливости, спросил о нашей столичной жизни. Не дожидаясь ответа, огорошил хозяина вопросом:
- Помнишь Абдуллу?
Встретив недоуменный взгляд Валерия, пояснил:
- Ну того, твоего любимчика из Варзоба?
- Кажется, припоминаю...
- Так вот, после окончания курсов младших лейтенантов его назначили начальником тыловой таджикской заставы.
- Ну и что? Я ведь всем говорил, что из Абдуллы толковый офицер получится, - вставил свое слово Забуга...
- А ты выслушай до конца, - недовольно пробурчал гость, - недавно он со своей заставой, взяв оружие и боеприпасы, перебежал на сторону непримиримых и теперь все то, чему ты его научил, применяет против нас. Такие вот дела...
Хозяин, явно пораженный неожиданной новостью, молчал.
Гость устало потянулся, намекая, что не прочь бы прилечь с дальней дороги.
- Прими душ сначала, - прервал затянувшееся молчание Забуга. "Таджик" нехотя поднялся и заковылял в ванну.
- Кто такой Абдулла и какое он имеет к тебе отношение? - заинтересовался я, предвидя необычную историю. Уж кто-кто, а Валерка еще с курсантских пор умел заинтриговать слушателей своими красноречивыми рассказами.
Вот, что я от него услышал:
"Стояли теплые солнечные дни бабьего лета, когда я получил команду прибыть к начальнику кафедры, и потому, не помня за собой никаких проступков и грешков, терялся в догадках о цели вызова, на всякий случай готовясь к худшему. И когда полковник с ходу объявил, что мне предлагается убыть в Таджикистан, спокойно сказал:
- Вопросов нет. Прошу уточнить время и место.
Начальник явно не ожидал такого быстрого согласия и даже немного опешил.
- Две недели на сборы хватит?
- Хватит! Разрешите идти?
Несмотря на показную браваду, на душе было неспокойно. В голову лезли всякие мрачные мысли. Это понятно, ведь не к теще на блины ехал. Всполохи боев на таджикской границе не сходят с экранов телевизоров, да и в газетах информация не больно-то радует. В республике - анархия, постоянные угрозы, убийства. Откровенно говоря, не так за себя страшно было, как за семью. Особенно угнетало отсутствие постоянной крыши над головой. Пять лет скитаний с квартиры на квартиру и перспектива получения жилья лишь в невообразимом будущем отнюдь не способствовали подъему боевого офицерского духа. Свербила мрачная мысль, не дай Бог, что случится, жена и дети без квартиры останутся, по миру пойдут. Пока до дома дошел, немного приободрился, положившись на судьбу и оптимистичное русское "авось".
Радовало то, что не один в Таджикистан ехал. Военный институт представляла многочисленная братия преподавателей и специалистов. Попались меж нас люди бывалые, из тех, кто успел побывать на юге раньше, транзитом из Афганистана. Наслушавшись их советов, собирались в Таджикистан, как на необитаемый остров: запаслись одеждой, обувью, продуктов кое-каких прихватили.
Две недели, представленные на сборы, прошли в заботах и суете. Наказав старшему сыну - Максиму быть за хозяина в доме, то бишь в очередной снимаемой комнатушке, потрепав за вихры младшего Алешку, расцеловавшись с удрученной новой напастью женой, направился к автобусу. Не люблю прощания. Прошу водителя побыстрее трогать. Прощай суетливая и беззаботная Москва!
На летном поле аэропорта нас уже ждали. Загрузили в автобус и повезли в неизвестность. "Риссовхоз", - успел кто-то прочитать вслух название, красующееся на ржавой покосившейся арке. Две недели адаптировались мы к местной обстановке с помощью то и дело наезжающих из Душанбе, офицеров и генералов российских погранвойск. Всякого насмотрелись. Одни пугали, другие увещевали, третьи обещали золотые горы. В конце концов мы поняли, что здесь мы в общем-то не особо-то и нужны. Высококвалифицированных военных педагогов использовали, где придется. Мне достался особо боевой пост - БИП 8*. Однажды информационный поток, хлынувший на мою грешную голову с границы, чуть было не смыл меня из списков штаба пограничной группы, но это уже другая история.
Не знаю, отходчивостью генерала или божьим проведением, но я все-таки остался на плаву. Кто знает, сколько бы мне еще пришлось болтаться по воле ветра и начальства в ожидании очередного информационного паводка, если бы не распоряжение командующего о формировании курсов младших лейтенантов для пополнения офицерскими кадрами, как российской группы погранвойск, так и погранвойск Таджикистана.
Халдеи с воодушевлением взялись за эту трудную, но хорошо знакомую каждому преподавательскую работу.
Курсы были созданы на базе некогда знаменитого санатория КГБ "Варзоб". Нас расселили в небольшие коттеджи, курсантов - в основном корпусе. Завхозом и по совместительству поваром курсов приставили сторожа Сулеймана, по мошеннической роже которого без особого труда можно было догадаться, что разграбление и опустошение санатория происходило, и будет происходить впредь, не без его посильного участия. Вскоре у офицеров его имя стало нарицательным. Если кто-то хотел сказать, что отвратительно пообедал, то обычно мрачно бурчал: "Как у Сулеймана". Бывалые, конечно сразу же отказались от услуг прижимистого и хитрого повара и, восстановив некогда потерянные связи с "народом", во всеобщих обличениях Сулеймана участие не принимали. Глядя на них вскоре и остальные, поняв всю тщетность увещевания пройдохи, занялись поварским искусством вплотную. О чем до сих пор нисколько не жалеют.
Через месяц начали прибывать наши курсанты - таджики.
Признаюсь откровенно, первое впечатление от встречи с ними было самым отвратительным. Стоит строй разношерстный и разномастный. Перед строем мокро от плевков - все употребляют "нас"- легкое наркотическое вещество. Командир, с трудом построив и выровняв их, докладывает мне, курсанты же продолжают курить и плевать себе под ноги. С трудом сдержался. Пригрозил, что если еще раз увижу подобное - отчислю виновных. Никто, конечно, мне таких прав не давал, но угроза подействовала.
Я вел курс административно-служебной деятельности погранвойск на четырех учебных заставах. Контингент подобрался самый разнообразный. Основная масса курсантов - это полуграмотные, забитые крестьяне, оторванные от земли, от дома, ничего в своей жизни не видевшие кроме насилия и разрухи. Но среди них попадались солдаты с солидным боевым опытом и относительно высоким интеллектом. Это в основном, горожане, в свое время не сумевшие поступить в ВУЗы и поставленные перед необходимостью идти на службу в Российскую группу погранвойск. Для многих, в сегодняшнем Таджикистане, это порой единственная возможность хорошо заработать и прокормить семью. В национальных войсках зарплату почти не платят, бывает, что даже на продукты денег не хватает.
Об их уровне образования говорит такой, довольно характерный случай, произошедший на занятиях:
Растолковываю понятие "граница". Вижу, один из курсантов усердно тянет руку:
- В чем дело? - спрашиваю.
- Командир, очень прошу, медленно!
- Как медленно?
- Как урюк поспевает.
Склоняюсь над его тетрадью и вижу печатные каракули.
- Ты в школе учился?
- Да, командир.
- Сколько лет? - Два...
И это говорит человек, который через несколько месяцев станет офицером.
На перерывах, замечаю, курсанты кучкуются на две разные группы. Позже узнал, что все здесь делятся не на роды и кланы, а на "вовчиков" 9* и "юльчиков" 10*.
Ревностно относятся к тому, к какой группе я подхожу. Как врожденный дипломат дозирую. Если сначала общаюсь с "вовчиками", то в следующий раз иду к "юльчикам", и наоборот. Конфликтов на этой почве не было, все в рамках принятых здесь правил игры.
Меня поражала неимоверная, прямо фанатическая тяга таджиков к знаниям, вполне возможно, это просто врожденное крестьянское, ломовое трудолюбие. За что бы они не брались, все хотели познать до основ. Не раз, будучи дежурным по курсам, я неоднократно замечал, как курсанты переписывали конспекты ночами. Учебников для них не было, так же как и у нас не было необходимых пособий, поэтому все то, что мы вспоминали, курсантам приходилось скрупулезно переписывать в тетради.
Конечно, знания, которые они получали, были до предела упрощены, иначе они их просто бы не усвоили. Это не удивительно, потому что уровень восприятия большинством окружающего мира был, порой, самым дикарским.
Предлагаю вводную: к вам на заставу пришел директор совхоза, чтобы исправить в списке членов бригады, работающей вблизи границы одну фамилию, секретарша ошиблась. Ваши действия?
Тянет руку великовозрастный курсант, который за боевые заслуги награжден медалью.
- Говори!
- Убью!
- Кого? Зачем? - спрашиваю удивленно.
- Секретаршу! Чтобы другие не ошибались!
Логика дикаря, но логика!
Спрашиваю, какие стихийные бедствия более опасны для людей в пустыне.
Одни вполне серьезно отвечают:
- Наводнение!
Другие:
- Камнепады, сели!
Из ответов можно понять, что в первом случае отвечали жители долин, во втором случае - горцы. Каждый из них по-своему прав, потому что о пустыне у многих самое смутное представление.
В общем, всем нам было взаимно интересно общаться и друг от друга интеллектуально обогащаться.
Таджикские наши познания, естественно, не ограничивались общением с подопечными, ведь между учебными днями, хоть и изредка, но вкрадывались и выходные, и тогда мы дружными, сплоченными группками разбредались по Душанбе. Всякое бывало за полгода, но не припомню случая, чтобы кто-то из местных оскорбил или угрожал чем-то мне. Если кому-то из нас когда-то и достававлось, то только потому, как позже выяснялось, что потерпевший действием или словом оскорбил таджика.
Позже приходилось ходить по городу и в одиночку. Если на пути попадались таджики и дорогу не уступали, я командирским голосом говорил:
- Дорогу! - и они молча расступались.
С первых дней пребывания в Таджикистане, я уяснил, что здесь уверенность и силу не только признают, но и уважают!
А, в общем, Восток - дело тонкое!
Однажды на занятии я предложил своим курсантам вводную, которую обычно предлагал третьекурсникам военного института. Значилась она у меня под названием "Пробежка". Коротко содержание:
Через две-три недели после прибытия молодого лейтенанта на границу, начальник заставы назначает его старшим дозора вдоль линии границы. И вот он, вчерашний выпускник, во главе пяти самых опытных солдат и сержантов шествует буквально в нескольких шагах от линии, за которой простирается сопредельная территория.
Лейтенант чувствует ответственность, гордость и легкое головокружение от радужных мыслей, но на десятом километре в голове у него бьется лишь одна мысль - скорее бы выйти на стык. В училище он был неплохим спортсменом, иногда и на марш-броске таскал на себе других. Но это было там, далеко и давно, а сейчас ноги становились ватными, пот заливал лицо. Изменилось поведение подчиненных. Улыбаются, перемигиваются меж собой, предлагают помощь. И тогда он начинает понимать, что его "тащат", то есть незаметно делают все, чтобы он с непревычки в конце-концов "отключился". Впереди идущие то ускоряли, то замедляли шаг, сержант - замыкающий то и дело "наступал на пятки". Такое движение кому хочешь дыхание собьет. Солдаты делают вид, что с готовностью выполняют все его команды, на деле - продолжают волынку.
И перед глазами измученного лейтенанта встают картины одна позорнее другой, как его, выбившегося из сил, тащат к машине, ожидающий на стыке, как об этом, смеясь ему в глаза, говорят на заставе. Что делать, как избежать позора? Ответы будущих офицеров поразили меня так, что я долго не мог прийти в себя:
- Отдать все свое снаряжение солдатам и идти налегке, - предложил один.
- Избить непослушных палкой, - предложил другой.
- А если вокруг степь? - усложнил я задачу.
- Тогда отобрать автомат и прикладом...
Кто - предлагал пристрелить виновников, забить их камнями...
- А я бы создал обстановку и к каждой подозрительной кочке, кусту, сопке гонял бы их, а сам оставался на месте наблюдать за местностью, - этот довольно - таки оригинальный ответ наконец вывел меня из транса. Выше среднего роста, худощавый таджик с клоком седины в густых черных волосах и вызывающей полуулыбкой - полуоскалом и запомнился мне тогда. Звали его Абдуллой.
Силой духа, упорством и высокомерным отношением к однокурсникам он отличился и раньше, а этот внезапный блеск интеллекта сразу же выделил его из пестрой, но однородной в своем большинстве, массы курсантов.
Опять же, в отличие от большинства, он не приставал ни к "юльчикам", ни к "вовчикам", сторонился толпы, льнул больше к офицерам - преподавателям. Незадолго до окончания курсов, я пригласил Абдуллу к себе, и мы далеко за полночь беседовали с ним про жизнь.
Абдулла воевал уже несколько лет. Сначала в рядах оппозиции, потом перешел на сторону правительственных войск. Отличился в боевых действиях на границе и по рекомендации командования перешел служить к Таджикским пограничникам.
В одном из многочисленных боев был ранен, награжден медалью. Кровью и потом заслужил звание сержанта. И вот сбывается его давнишняя мечта, скоро он станет офицером. Я чувствовал неприкрытую, искреннюю радость человека, неимоверными усилиями достигающего своей высокой цели.
Абдулла трезво оценивал обстановку, сложившуюся в Таджикистане и на границе, раскрыл мне глаза на истинное положение вещей, обрисовал близкие и дальние перспективы. Сегодня, вспоминая его прогнозы, я неожиданно ловлю себя на мысли, что еще тогда, в учебке, Абдулла предсказал многое из того, что свершилось в Таджикистане сегодня, и в общих чертах, наверное, намекал мне на безысходность своей будущей карьеры и возможность своей дальнейшей переориентации, то бишь предательства.
Прощаясь, перед нашим отъездом в Москву, он твердо сказал, я слово в слово запомнил:
- Скоро, очень скоро обо мне заговорят, командир!
- Что-ж, он свое слово сдержал, - заключил Забуга, - вот такая брат история!"
Смыв пыль, гость из чувства такта не стал беспокоить нас и, расположившись на пустующем диване, отдавал должное сну. Валера заботливо укрыл его одеялом.
- "Духи, духи", обходят, гады! - хрипел сквозь сон офицер, тяжело переворачиваясь на бок. Ему тревожно и сочувственно подвывал дворовый пес "Дух".
- Не навоюются никак, - грустно сказал хозяин и тихонько, чтобы не потревожить друзей, вышел из спальной.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023