ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Носатов Виктор Иванович
Судьбы избранник

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.51*4  Ваша оценка:

СУДЬБЫ ИЗБРАННИК

  
   Он невысок ростом, суховат и сед как лунь. Лицом прост, глазами ярок. Только они выдают его не по годам раннюю жизненную умудренность. Немногословен, даже сух, но так и притягивает к себе певучестью и теплотой средне - русского говора. В общении, иногда, бывает резок, но тут же настигает тебя его извиняющийся, успокаивающий взгляд. Деятелен, но не суетлив. Подтянут. Аккуратен до мелочей. Пыль, припудрившую лицо, то и дело смахивает белым, расшитым петухами рушником. Зеленую фуражку хранит от пыли под чехлом. С селянами предупредительно вежлив. Кому-то кивает или машет рукой по ходу движения УАЗика, при виде других останавливается, здоровается за руку, беседует. Не про житье- бытье, а службы для. Не было встречных, кто бы не остановился, не махнул приветливо рукой, при появлении видавшей виды пограничной машины... Кто же он, этот человек с двумя зелеными просветами на погонах? Почему он преждевременно сед? Отчего его светящиеся остротой ума и живинкой глаза - нет, нет, да затягиваются непроницаемой пеленой несказанной печали?
   До семнадцати лет он воспитывался семьей и школой, зачитывался произведениями Валентина Пикуля. До призыва успел поработать. Купил свой первый в жизни костюм, да поносить не успел. В армии свои наряды. Служба на пограничной заставе медом не казалась. Было все, и тоскливые ночные "ЧГ" 11* и дремотные предутренние "ЧЗ" 12* и бодрящие офицерские проверки. Были и бессонные чернотропы и круглосуточные тревожные. Все это со временем забылось, ушло в небытие, осталось только ничем не заменимое чувство гордости - смог-таки преодолеть все тяготы и лишения пограничной службы, чувство локтя и мужской, проверенной временем дружбы. Когда настало время прощаться с заставой, товарищами по оружию, он не сдержал скупых мужских слез.
   Среди абитуриентов, поступающих в Алма-Атинское пограничное училище, он держался особняком. Сбитые за время дороги кирзачи сменил на почти новые юфтевые, в магазине приобрел новую зеленую фуражку и немного, самую малость франтил перед серой, еще безликой массой гражданских.
   Знался только с пограничниками, да армейцами, прибывшими для поступления в училище из самого далека. На экзаменах особыми достоинствами в науках не блистал, но в училище поступил. Помогло пролетарское, то бишь, "пограничное" происхождение. За четыре года познания пограничных и военных истин в училище он заработал свою первую седину.
   Шли обычные плановые стрельбы. На пистолетном городке, перед выездом в город на выходные, царило излишнее оживление. Курсовой краснея от натуги призывал разошедшихся курсантов к порядку, но и сам украдкой посматривал на часы, то и дело поглядывая на изготовившиеся в дорогу "шишиги".
   Он стрелял в предпоследней смене. Стрелял неплохо. По команде курсового неторопливо, вразвалочку двинулся к мишени, вытаскивая на ходу из ушей гильзы - затычки. В двух шагах от мишеней, когда перед глазами уже отчетливо замаячили пулевые отверстия кучно собравшиеся вокруг "десятки", он почувствовал резкий толчок в спину и чуть было не упал. Первой мыслью было - чья-то глупая шутка. От удара звенело в голове. Он оглянулся. Кто-то из курсантов бежал к нему, кто-то замер на месте. У всех на лицах ужас. Все еще недоумевая о том, что же произошло, он начал медленно, словно механически снимать с плеч скатку "ОЗК". Зачем-то развернул ее, удивляясь, откуда в плотной прорезиненной материи дырки. Только подняв выкатившуюся откуда-то из складок еще горячую пулю он понял все. Когда ребята подбежали к нему в глаза всем сразу бросилась прядь седых волос. О том, что произошел случайный выстрел никто в училище так и не узнал. Но после этого случая его стали уважительно звать "седой".
   Сразу после училища он попал на Камчатку, в край таежный и непредсказуемый. Служил на контрольно-пропускном пункте. По сравнению с пограничной заставой житье спокойное, без особых тревог и бессонных ночей. А молодому лейтенанту хотелось чего-то большего, героического, чтобы заслужить сразу все награды и звание. Уж так нетерпелива человеческая натура. Занимаясь проверкой документов приезжающих и уезжающих, другими обыденными на КПП делами он лишь во сне отдавался будоражащим кровь мечтам.
   Ему снились погони за шпионами, кровавые перестрелки, победы и майорские погоны на плечах. Но наступал день и мечты улетучивались словно радужный туман. Оставались похожие один на другой, как две капли воды, будни. Такие одинаковые, такие тягучие, что иногда хотелось взвыть от безысходной тоски. В такие минуты куда молодому, и симпатичному офицеру податься? Дорожка известная любому военному, затерявшемуся в провинциальной глуши: женщины - вино - карты, вино - карты - женщины, карты - вино - женщины. Другого не дано. Ему повезло, может быть больше чем другим, потому, что встретил красавицу - селянку и полюбил. Полюбил безоглядно. Ему даже перестали видеться воинственные сны, день и ночь перед взором была она...
   Однажды случилась в приграничном районе беда. Нужна была экстренная помощь. Жажда самоутверждения и молодая бравада толкнули его в чрево вертолета. Поглядывая с высоты птичьего полета на густые таежные дебри, изрезанные морщинами лощин и оврагов он представлял себя этаким американским траппером, одиноким и грозным скитальцем для которого лес - дом родной, которому знакома каждая тропка, каждая прогалина в этом горно - лесистом хаосе. Он даже ощутил легкость с которой будет покорять острые гребни гор, и очнувшись от волшебного забытья вдруг с ужасом почувствовал, что и в самом деле летит куда-то вниз с бешеной скоростью. Пассажиры тупо уставившись на дверь кабины летчиков, ждали самого худшего.
   Тогда он подумал - долетался. Видно не суждено больше землицу топтать, да детей малых нянчить. Отлетался! Отходился! Отлюбился! Он вдруг понял, что через несколько мгновений его не будет, неумело и незаметно перекрестился, приготовившись к смерти.
   Хоть глянуть напоследок на землю, - подумал и с силой повернув застывшую в столбняке шею, мельком бросил взгляд в
   иллюминатор, и тут же резко от него отшатнулся. Волосы стали дыбом от вида открывшегося внизу. Вертолет медленно, но неуклонно падал в самое жерло вулкана. Прямо в ад. Худшего не увидишь в самом кошмарном сне.
   Когда машина усилием воли летчиков и божьим провидением с грохотом опустилась на землю, в сотне метров от гремучей сопки, голова его уже наполовину покрылась инеем седины.
   Прошли годы. Семья, невзгоды и лишения службы сделали свое дело. Появились первые морщины, а с ними пришли опыт и прагматизм. Он уже не витал, как прежде, в облаках, обласканный любовью и славой, а брал от жизни то, что она ему скупо выдавала. Он никогда не выпячивал свои успехи, не лез на глаза начальству и потому награды и очередные звания сторонились его. От брюзжания супруги, корившей его в бесхребетности, он отмахивался, как от назойливой мухи, потому, что твердо знал главное, в своем деле он профессионал. За это его уважали сослуживцы. А что может быть лучшей наградой? На смену щенячьей лейтенантской восторженности и героики пришло зрелое честолюбие, не показное, а сугубо личное, задвинутое глубоко, глубоко в самый сокровенный уголок души. И потому, когда поступила команда - ехать в долгосрочную командировку в Афганистан, просто и без всякой рисовки сказал "есть", и под всхлипы супруги начал собираться в дальнюю, неведомую и опасную дорогу. Он понимал, что должен пройти Афганистан, хотя бы потому, что война это то, чему его долго и упорно учили и что стыдно прятаться за спины скороспелых лейтенантов неиссякаемым потоком хлынувшим через границу за призрачной славой. Первое время и он поддался и существовавшей в начале войны всеобщей эйфории.
   Он с нетерпением ждал операций, а когда мото-маневренная группа вела бой - кидался в самую его гущу. Пули, свистящие у виска будоражили кровь. Мысль захватить в плен хоть одного "духа" не давала покоя. Снова по ночам, во сне он, за кем-то гнался, стрелял, что-то взрывал, куда-то падал и ... просыпался в холодном поту. Эйфория прошла быстро, после нескольких серьезных стычек с "духами", когда он увидел, как гибли его боевые товарищи и друзья, как пылали подбитые бронетранспортеры и траспортники, а крик "алла" леденил кровь. На смену горячей, неудержимой браваде пришла холодная расчетливость.
   Он уже не напрашивается на операции, но если было необходимо, не отлынивает от них. В бою был рассудителен, собран, всегда на высоте положения, но на рожон не лез. Зная это командир поручал ему самостоятельные, ответственные задачи - заблокировать ущелье или возглавить передовой дозор, да мало ли в боевой обстановке дел, которые надо вершить умело и трезво. Получая, потом и кровью заработанные награды, он больше всего радовался за друзей, чем за себя, потому, что для него, самым большим успехом было то, что за время боев бойцы его заставы, оставались живыми и невредимыми. Было время, не хотели они его понимать - форсили на броне, соревнуясь друг с другом в показной храбрости, во весь рост бегали под пулями, да мало ли еще как щекотали себе и другим нервы, на войне это запросто. От увещевания офицера в душе отмахивались. Тогда он показал свою командирскую твердость. Одного отправил в пограничный отряд, на линейку, двух других по-отцовски приласкал. Бойцы утихомирились, а когда уезжали в Союз, многие, прощаясь с ним, не могли сдержать слов искренней благодарности.
   Прошел год, начался другой. Он вдруг стал чувствовать, что к войне привыкает. Смерть, кровь, гарь пожаров, пороховой, дым уже не вызывали у него почти никаких эмоций, кроме какой-то щемящей сердце тоски. А это притупляло бдительность, боевую готовность, вносило в ратный труд разлад. Лишь одно желание правило сознанием. Скорей бы замена, да домой. Но судьба-злодейка, словно смеясь над ним, правдами и неправдами оттягивала долгожданную замену, готовя ему новое испытание.
   Однажды он получил серьезное ранение в грудь. Пришел в сознание лишь только тогда когда санитарный вертолет, медленно, но неуклонно начал набирать высоту. И тогда, сквозь боль и обиду за то, что "духи" все-таки попортили ему шкуру, он вдруг с радостью осознал, что, наконец - то, вырвался из пышущего ада войны. Но не тут-то было. Винтокрылая машина, вдруг, словно обо что-то споткнувшись, резко завалилась набок. Открылась дверь пилотской кабины и оттуда с перекошенным от крика лицом вывалился залитый кровью пилот и прохрипев:
   -Ребята, нам хана, - рухнул на пол. Вертолет все быстрее и быстрее вращаясь вокруг своей оси, начал медленно, но неуклонно падать вниз.
   Кто-то из раненых кинулся к хвосту, началась паника, тогда он, с трудом пересиливая боль крикнул:
   - Всем оставаться на своих местах. Раненые замерли. То ли окрик подействовал, то - ли ужас безысходности вызвал столбняк. Машина выровнялась, но падать продолжала.
   - О Боже понимаю, что дважды совершать чудо не в твоих правилах, но сотвори и, сделай исключение, яви чудо в последний раз. Спаси если не меня, то хоть ребят этих, они же и пожить - то всласть не успели, - в отчаянии умолял он всевышнего. Вертолет с силой врезался в землю. Тела раненых перемешались с какими-то тюками, коробками в кровавое месиво. Он потерял сознание с мыслью, что на этот раз Бог от него отступился. Очнулся в госпитале. Вокруг все белым - бело: потолок, простыня, подушки и о боже - волосы! Сколько он в зеркало не всматривался, ни одного черного волоска на своей буйной головушке так и не нашел.
   Раны зажили быстро, как на собаке, уж больно огромно желание было поскорее попасть домой.
   Не успел закончиться его первый, после ранения, отпуск, а ему уже санаторная, праздная тоска глаза все повыела. Не дав супруге всех нарядов примерить, потащил к новому месту службы. Казалось бы заслуженному пограничнику, боевому ветерану приткнуться бы туда где полегче работалось, да покрепче спалось, ан нет. Не по нутру ему такое.
   Поехал на российско - украинскую границу создавать на новом месте отделение пограничного контроля. Хлопотливая, ох хлопотливая эта граница. Сколько воды утекло, прежде чем люди и с той и с другой стороны начали понимать, что пограничники здесь не временные люди, что пришли они надолго. А сколько нервов и бессонных ночей стоило это понимание начальнику отделения КПП - никто кроме бога, да семьи не знает...
   В Кантемировке, где расположено его воинское хозяйство он человек известный. И своей решительностью, с которой пресекал любые попытки нарушения границы, и своим добродушием, человечностью - всегда поможет, даст дельный совет, вовремя подскажет ошибку или просчет. Наверное потому и подчиненные, меж собой кличут его чаще всего "дедом". В нынешние смутные времена, когда безденежье и неопределенность существующая в армии гонит из ее состава, зачастую, лучших офицеров на пенсию он уходить и не помышляет. До того сжился с границей, с людьми, которые постоянно его окружают и без служения которым он и не мыслит своего дальнейшего будущего. За всю свою беспокойную службу он привык недосыпать, недоедать, быть в постоянной готовности к любым неожиданностям, ну и конечно - ждать. Вот и сейчас он с нетерпением и страхом ждет вестей от сына, который служит срочную, в составе Федеральных сил в Чечне.
   О ком же все-таки идет речь, спросит меня нетерпеливый читатель.
   Ну, конечно же, о человеке, чья жизнь, как и судьба сотен других моих сослуживцев схожи как две капли воды, и потому каждый из них мог бы примерить эти строки на себе. Хотя, быть может, моему однокурснику, майору Евгению Орлову, начальнику отделения КПП "Кантемировка" пришлось хлебнуть лиха больше, чем другим. Наверное только поэтому я о нем вам и поведал.
  
Оценка: 8.51*4  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023