ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Бажанов Олег Иванович
Возвращение

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.75*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Солдат после ранения возвращается домой.
  Олег Бажанов
   Возвращение
  
  
   Это рассказ о том, как непредсказуемо рождается любовь. И как прекрасна эта любовь.
   Что заставляет нас желать и любить? Сила нежная и страшная, более могучая, чем красота. Никто не сможет объяснить словами, почему любит: за красоту линий тела, за красоту глаз или линий лица, или за вечное, неуловимо-ускользающее движение этих линий? Когда мы любим, нас поражает всё. Но сильнее красоты тела нас поражает красота души! Двигаясь в бесконечности мироздания среди случайностей и хаоса, среди тысяч женщин, тысячи неповторимых образов и ощущений мы встречаем одну... И наша планета - космический скиталец обретает свою орбиту. Одну единственную, которую нельзя ни покинуть, ни обмануть...
  
  
   На свет маленький Олежка появился в благополучной семье ещё в доживающем своё последнее десятилетие Советском Союзе. В три годика пошёл в ближайший к дому детский садик. Потом в школу. И тут началось твориться что-то непонятное для семилетней кудрявой головки. Папа с мамой перестали ходить на работу, куда-то подевались деньги, которые Олегу всегда давали на мороженное. На лицах родителей всё реже появлялись улыбки, они теперь почти всегда выглядели озабоченными. В семейных разговорах между взрослыми стали часто слышаться новые непонятные слова "Перестройка", "Горбачёв", "Ельцин", "Предатели", "Развал", "Дефолт", "Безработица". Порог школы выпускник восьмого класса Григорьев переступал уже в другом государстве - независимой России. Независимой от своего народа - часто повторял отец.
   У них была счастливая семья. Но всё когда-нибудь заканчивается. А хорошее - быстрее, чем хотелось бы. Наступили другие времена. Мать и отец работали инженерами, и "перестройка" очень чувствительно ударила по их семейному бюджету. Пришли несытые дни, а за ними и месяцы. Торговать или заниматься бизнесом в семье не умел никто. Иногда, чтобы утолить голод, растущему угловатому четырнадцатилетнему парнишке приходилось подворовывать булки с прилавка хлебного магазина. Понимая, что поступает не хорошо, он воровал не только для себя. Была у Олега младшая сестрёнка Татьяна. Разница в возрасте между ними составляла пять лет. Родители старались любить детей одинаково, но Олег часто замечал, что к младшенькой и мама, и отец относились с большей теплотой и всё самое лучшее доставалось в первую очередь ей. Но Олег и сам любил сестру и, принося очередную утащенную из магазина булку хлеба, отдавал ей половину.
   После окончания восьми классов средней школы, чтобы начать зарабатывать деньги, которых так не хватало в семье, Олег поступил в техникум при заводе, на котором раньше трудились мать и отец. Производство на этом предприятии ещё как-то теплилось, хотя многих специалистов, особенно инженерно-технический персонал, подвергли безжалостному сокращению.
   В техникуме Олег встретил свою первую любовь. Её звали как сестру Олега - Татьяной. Они учились в одной группе. Девушка не ответила взаимностью на ухаживания юного долговязого студента. Ему же было не просто прятать свои чувства, но приходилось это делать из опасения быть высмеянным товарищами. Вечерами, оставаясь в одиночестве, Олег с непонятным тревожным трепетом в груди смотрел на чёрно-белую фотографию девушки, срезанную с доски почёта, и мечтал о том, как станет зарабатывать много денег, и тогда она - эта девушка - обязательно обратит на него внимание, и они поженятся.
   После окончания техникума потрудиться Олег, как следует, не успел - пришла пора, и по повестке из военкомата он был призван на срочную службу. При росте сто восемьдесят пять сантиметров и физическим данным попал в ВДВ - Воздушно-Десантные войска.
   Грозно и близко прозвучало слово "Война". Для него она началась с повестки в военкомат и в дальнейшем уже всегда ассоциировалась со словом "демократия", потому что очень скоро Олег стал понимать, что то и другое приносит кое-кому большие деньги.
   Уже второй год шла чеченская компания. Там на войне, глядя на потускневший чёрно-белый снимок молоденькой школьницы, хранимый в кармане у самой груди, он поклялся, что если вернётся живым, то никогда эта самая лучшая на свете девушка Татьяна, ни его родители не будут ни в чём нуждаться.
   Но самая лучшая на свете девушка его не дождалась - вышла замуж за газовика и уехала куда-то в Сибирь.
   Об этом Олегу в письме сообщила сестра.
   В тот день Олегу жизнь показалась ненужной. Захотелось побыстрее оказаться в настоящем бою, чтобы его убили, а недождавшаяся Татьяна узнала, что Олег погиб как герой - смертью храбрых.
  
   Первый бой остался в памяти вперемежку с короткими провалами сознания.
   Голые каменистые вершины, местами густо покрытые зеленью - это Кавказ. В горах туман. Ущелье - с бьющейся о камни неширокой быстрой речкой. Избитый просёлок, ведущий к перевалу. Здесь и принял отряд, в который двумя днями ранее назначили Олега, свой последний бой.
   В отряде - с два десятка автоматов, пару ручных гранатомётов, один автоматический АПГ- 40 и одна снайперская винтовка. Они шли к перевалу.
   В глухом месте, недалеко от горного аула, в котором числилось отделение милиции, напоролись на засаду. Для Олега всё перемешалось после первого взрыва гранаты. Взрыв оглушил и поцарапал каменной сечкой лицо, но зарыться в скалу или спрятаться среди камней от начавшегося огненного ада было невозможно. Отряд залёг прямо на дороге, а вокруг хозяйничала смерть. Под грохот выстрелов и разрывов Олег вжимался животом в острые камни, куда-то полз, что-то кричал, забыв про свой автомат. После близко ухнувшего взрыва подствольной гранаты, буквально разметавшего невысокую кучку породы, у необстрелянного солдата первого года службы Григорьева наступил провал в сознании...
   Когда он открыл глаза, то услышал, как рядом, чуть впереди, кто-то отвечает короткими очередями на густо сыплющиеся с возвышенной стороны за просёлком и с ближайшей к нему вершины автоматные и пулемётные очереди. Рядом ложились пули, высекая из твёрдой горной породы искры, дробя камень, с характерным воем рикошетя и уходя веером в стороны. Хотелось провалиться под землю, спрятаться, укрыться, очень хотелось жить, но страх остаться одному заставил Олега пошевелиться. Коротким броском, как обучали в учебке, он рванулся туда, откуда строчил одинокий автомат. Приладившийся за невысоким бруствером из пары булыжников, сержант-контрактник, с которым Олег ещё не успел толком познакомиться, лишь на долю секунды оторвался от приклада, взглянув на упавшего рядом новичка, и продолжил вести прицельный огонь очередями в два-три патрона.
   - Патроны давай! - коротко приказал сержант.
   Только сейчас Олег сообразил, что остался без оружия. Он полез в свой подсумок на бронежилете и непослушными пальцами вытащил два снаряжённых магазина. Сержант, почти не глядя, выхватил один магазин и в две секунды перезарядил свой горячий "Калашников".
   - Где автомат? - успел он бросить прежде, чем снова начать стрелять.
   - Что? - не сразу понял Олег.
   - Автомат твой где, пацан? - зло взглянул на него контрактник.
   - Не знаю...
   - За тобой метрах в десяти лежит гранатомёт. Тащи быстро! - приказал сержант и снова приник к прикладу.
   Уверенность в голосе, в его взгляде заставили Олега подчиниться. Он уже почти не думал о жужжащих вокруг пулях - надо было выполнить приказание сержанта. Надо выполнить приказание... Олег видел зелёную трубу ручного гранатомёта, валявшуюся всего в нескольких метрах на дороге, но эти метры казались непреодолимыми километрами...
   Как ему удалось достать гранатомёт, Олег не помнит. Сознание снова включилось в тот момент, когда сержант отрывочно бросил:
   - Молодец, пацан! Держи мой "Калаш"... Бей по вершине сопки, не давай им высовываться. "Трубу" сюда давай.
   После разрыва гранаты, выпущенной сержантом, огонь с той стороны начал ослабевать. Потом совсем стих, а Олег, плохо различая прицел от слепящего глаза пота, продолжал выпускать из раскалившегося до бела автоматного ствола пули в сторону сопки, пока не закончились все патроны. Сержант, перевернувшись на спину, спокойно смотрел на "зелёного" новичка, ведущего свой первый в жизни бой.
   Когда "Калашников" в руках Олега выплюнул последнюю гильзу и замолчал, сержант, сжав губы, произнёс:
   - Похоже, ушли.
   В подтверждение его слов заслышался приближающийся звук работающего двигателя, и из-за поворота со стороны перевала по просёлку выскочила БМП с солдатами на броне.
   - Наши! - сказал сержант, поднимаясь.
   А Олег не смог встать - его била нервная дрожь. Он плакал. Плакал, потому что на уши давила наступившая вдруг гнетущая тишина. Плакал, потому что струсил в своём первом бою. Плакал, потому что погибли все, кроме него и сержанта.
   Потом были ещё боестолкновения, но этот первый в жизни бой врезался в память навсегда...
  
   Где-то далеко в безбрежных просторах Ставропольских степей рождается ветер. Он несётся по равнинам, набирая силу в предгорьях, и грозно, порывисто и шумно бьётся о кручи Кавказских гор. Каменные исполины встают непреодолимым препятствием на его пути, заполняя собой всё видимое пространство. Затянутые дымкой, они привораживают ветер своим застывшим первозданным хаосом. Дремлющие вековые вершины, касающиеся неба, кажутся мёртвыми, и сердитый ветер, поднимая к этим вершинам из глубоких расщелин прятавшийся там туман, разбивается об острые холодные хребты. По другую сторону перевала лишь лёгкое дыхание вновь нарождённого ветерка ласково играет со случайным путником или редкой травинкой, растущей возле горной тропы. Так дышат горы.
   Чечня - это горы. Местами голые каменистые вершины, местами густо покрытые зеленью. Горные дороги - рытвины да ухабы, мелкие речушки, миновать которые можно только в сухую погоду. Дожди превращают их в стремительные мутные потоки.
   После одного из дождей, вышедшая из берегов горная речушка заставила войсковую колонну задержаться у переправы.
   По колонне били, не жалея патронов из двух десятков автоматов и пары пулемётов, установленных на соседних вершинах. Пули крошили камень, прошивали кабины и кузова автомобилей, звонко щёлкали о броню боевых машин. От колонны в небо непрерывно взлетали ракеты, взывая о помощи. Опытные бойцы, лёжа за колёсами и придорожными камнями, вели редкую перестрелку с противником, ориентируясь по вспышкам выстрелов, молодые солдаты беспорядочно выпускали в небо бестолковые длинные очереди.
   Олег лежал под бронетранспортёром и через винтовочную оптику выцеливал пулемётные гнёзда на вершинах. С его позиции не просматривались пулемётчики, и Олег под не стихающим обстрелом пополз к небольшой высотке за дорогой, крикнув лежащему у колеса автоматчику:
   - Прикрой!
   Но модой боец в зелёной каске слышал только свой автомат, расстреливая магазин за магазином.
   Олег дополз до высотки, но там его настигла пулемётная очередь. Обожгло левую ногу выше колена. Вжимаясь в небольшое углубление за каменистым краем вершины, Олег, стиснув зубы, достал индивидуальный медицинский пакет, наложил тугую стягивающую повязку, чтобы остановить кровь из двух сквозных ран, и поставил себе обезболивающий укол. На это ушло несколько минут. А бой продолжался с той же силой. Стараясь не думать о жгучей боли в отяжелевшей немеющей ноге, Олег выглянул из-за камней. Огонь по нему уже не вели, видимо решив, что со снайпером покончено. Олег определил место, откуда работал доставший его чеченский пулемётчик, не торопясь пристроил винтовку, прицелился и нажал на спуск. Пулемётная очередь захлебнулась. Снова прицелившись, Олег снял второго номера пулемётного расчёта. Ещё один пулемёт продолжал строчить с удаления трёхсот метров выше и южнее. Олег прикинул в уме расстояние и сделал короткий расчёт на ветер. Он видел появляющейся из-за края серых камней тёмный контур головы пулемётчика. Конечно, неплохо было бы сменить позицию, но сделать это мешала раненная нога. Олег тщательно прицелился и нажал на спуск. Привычная отдача в плечо и пулемёт смолк. Но через несколько секунд заработал снова.
   "Промазал!.." - в сердцах выругался Олег. Он сделал ещё одну поправку на ветер и стал снова ловить в прицел голову пулемётчика. И снова мимо.
   Теперь чеченский пулемёт перенёс огонь на снайпера, не давая поднять головы. Пули ложились кучно, расщепляя камни и осыпая острой крошкой укрывшегося за ними Григорьева. Олег понимал, что обнаружен и что первая же граната из подствольника накроет его ненадёжную позицию, но уйти не мог - нога не слушалась. Оставалось надеяться на удачу. Сделав несколько глубоких вздохов, Олег задержал дыхание, и приподнялся, вскинув винтовку на каменный бруствер. Он сделал подряд три выстрела - один за другим - не успев точно прицелиться, и снова упал под защиту камней.
   Пулемётные очереди не возобновлялись. "Попал!" - мелькнула мысль, позволившая немного расслабиться.
   Олег обождал минуту и поднял голову. Пулемёт не подавал признаков жизни.
   Почувствовав головокружение, Олег посмотрел на ставшую тёмной от крови штанину камуфляжа. Наложенная повязка не остановила кровотечение. Григорьев, для острастки, сделал ещё один выстрел по позициям чеченских автоматчиков и лёг на землю. Он слышал нарастающий гул самолётных двигателей идущий сверху, но уже не имел сил смотреть. Слышал звуки разрывов. Потом стрельба и взрывы стали стихать. Вдруг в уши ударил оглушающий грохот и качнулась земля. Какая-то беспощадная сила, забив каменной пылью рот, глаза и лёгкие, опалила лицо и обожгла тело. Последнее, что помнил Григорьев, - это боль...
   Тёмный провал медленно отпускал из небытия... Кто-то нёс его на себе... Потом вертолётная кабина и гул двигателей...
   Эти отрывочные воспоминания остались в сознании, но своих спасителей Олег не помнил, потому что тогда почти не приходил в сознание.
   В том бою полковая колонна не досчиталась живыми двадцать пять бойцов. Сотню раненных вывезли войсковыми "Уралами" в ближайшие медсанбаты. "Тяжёлых" отправили вертолётом. Так сержант Воздушно-Десантных войск Олег Григорьев в первый раз в своей жизни попал в военный госпиталь.
  
   Он открыл глаза. День. Белый потолок. Запах лекарств. Значит, живой... Мозг усиленно заработал, возвращая картины недавнего прошлого: мощный взрыв, крики, огонь, ударившее в уши и в грудь удушье, падение в пустоту... Ничего не вспомнилось больше...
   Но мозг работал, значит, уже не плохо. Григорьев огляделся. Несколько белых коек, капельницы, попискивающий прибор у окна - всё содержимое палаты. Госпиталь.
   Он приподнял руку, потом другую - пальцы на месте, слушаются. Правая нога тоже. Левая на месте, но бесчувственная. Боли почти нет, лишь немного ломит спина.
   Он посмотрел на вставленную в вену толстую иглу капельницы. Значит, проблемы только с левой ногой. Григорьев представил себя на костылях и в инвалидной коляске. Появилось неприятное чувство неуверенности и беспокойства. Будущее показалось зыбким. Где-то очень далеко, кажется, по другую сторону горизонта осталось хрупкое прозрачное прошлое, здесь - беспощадное настоящее. А будущее без ноги - какое оно? В свои двадцать он ощутил себя состарившимся на пятьдесят лет. Стараясь прогнать болезненные видения, Григорьев стал смотреть по сторонам.
   Приоткрылась белая дверь, и Олег опустил веки, продолжая из-под ресниц краем глаза наблюдать за происходящим.
   Порог палаты переступили двое мужчин - один постарше, другой помоложе - в серо-голубых медицинских костюмах и в головных уборах такого же цвета. Вслед за ними вошла невысокая тоненькая девчушка, в таких же куртке и брюках, как у врачей.
   Вся троица остановилась у первой к двери кровати.
   - Симаков, - донесся до слуха Олега красивый баритон, - этот у нас по обстрелу автоколонны, Михаил Иванович. Привезли десятерых... Другие легко отделались. А этот Симаков на броне сидел... Большая кровопотеря. Сомнительно, что выкарабкается - травма черепа, ушиб мозга, перелом грудины.
   Троица в серо-голубых костюмах двинулась дальше, и задержалась у следующей койки.
   - Ковальчук, - снова прозвучал баритон, - в реанимации пятый день. Сапёр. Разминирование. Множественные осколочные ранения, переломы. Приходил в сознание. Жить будет. Только теперь инвалид... Позвоночник задет.
   Баритон звучал уже очень близко.
   - Олег Григорьев. Снайпер. Та же автоколонна. Три дня не приходит в сознание. Контузия и сложное ранение левой ноги - задета кость. Надежда сохранить ногу есть. Хотя...
   - Интересная фамилия,.. - задумчиво прозвучал более высокий и глухой мужской голос. - Каково состояние больного сейчас?
   - Стабильно тяжёлое, - прозвучал молодой женский голос. - Хотя удивительно, что он вообще остался жив! Столько наших солдат положили!..
   - Я читаю сводки, - недовольно проворчал глухой голос, принадлежавший самому старшему. - И в курсе того, какие потери. А каковы ваши прогнозы, Сергей Павлович?
   - Думаю, что на днях переведём Григорьева в общую палату под особое наблюдение. Два пулевых ранения ноги, но организм крепкий. Слава богу, обошлось без заражения. Переломов нет. Контузия, сотрясение мозга. Проведём рентгеновские исследования, возьмём анализы. А там видно будет.
   - Почему до сих пор не обследовали?
   - Честно? Думали, Михаил Иванович, что пациент умрёт. Но, похоже, что этой ночью кризис миновал. Организм всё-таки молодой, сильный. Вообще-то, я тоже считаю, что ему сказочно повезло.
   - Да уж, повезло,.. - вклинился в разговор женский голос.
   - Идёмте дальше, - скомандовал глухой мужской голос.
  
   Ночь. Мысли Олега далеко. Непрерывным потоком они блуждают по воспоминаниям, давно прошедших и совсем недавних событий, рассыпаясь, натыкаясь на камни-сомнения, собираясь вновь и болью отзываясь в груди: кому и зачем нужна эта война?
   Стаќраясь не шуметь, Олег, молча пересилив боль, осторожно перебрался с кровати на подоконник и открыл форточку, через которую приятной прохладой в палату вошла августовская ночь, а с ней - бодрящие запахи гор и хвойного леса. С высоты четвёртого этажа Олег смотрел на дремлющий под рассеянным светом редких фонарей длинный госпитальный забор, на пустую, прямую как школьная линейка, улицу за ним, на чернеющее бездонной глубиной вечности небо с миллиардами звёзд. Вселенский покой и порядок. Спал даже ветер. Олег подумал, что там, за забором в ночном мареве, где дремлют сейчас тёмные коробки домов, существует уже по другим правилам другая, кажущаяся спокойной, но чужая и теперь уже совсем непонятная жизнь, с вечной человеческой алчностью, с безмерной тягой к деньгам, к власти над подобными себе. Внутривидовая борьба - самая жестокая борьба. Неужели он - Григорьев стал её частью? За показной красотой и внешним блеском той отполированной жизни спрятана оборотная очень грязная её сторона - страшная и жестокая с ненавистью к тем, кто рядом, кто чуть успешнее, чуть лучше, с фальшивыми чувствами, улыбками, дружбой... Там всё решают деньги. Чья-то яркая удачливая судьба рядом с беспощадной расплатой большинства за привилегии меньшинства и жестокость - вот путь к вершинам успеха в том глянцевом блистающем мире. И везде ложь: в рекламе, в телевизоре, в газетах, в фильмах, в политических дисуссиях - везде! Это называется "креативным мышлением". Мыслить нормально уже разучились. А, значит, и жить. Так и живут по своим неписанным законам - по законам мафии. В политике - кланы, в шоу-бизнесе - кланы, в литературе, в науке, в искусстве - кланы. И даже в силовых структурах. И везде нужно угождать, лицемерить, лгать, менять ориентацию и давать взятки. Иначе это порочное сообщество не признает тебя своим, и для него ты станешь, если не врагом, то изгоем - мальчиком для битья. А народ - это не люди, это лишь инструмент для наживы. Разве он - Олег Григорьев - сможет так жить? Нет!.. Нужно вернуться в свою часть. В армии всё ясно: будь честен перед собой и перед товарищами. Ведь служить Родине - это честно, защищать слабых - это честно, и даже погибнуть в бою с врагом - честно... Хотя, за что погибать?..
   Олег лёг на кровать, укрывшись до самого подбородка простынёй. Белый больничный потолок помогал сосредоточиться, и мысли снова обрели тот же ход. "Ну как жить на "гражданке"? Ведь там остались родительский дом, мать, отец, сестрёнка, и всё то, во что верил, всё то, чему учили... Да, постижение жизни даётся не просто. А Татьяна, которую любил с пятнадцати лет... Она не дождалась. Как же жить теперь?"
   С такими мыслями Григорьев не сомкнул глаз до утра...
  
   Григорьев не вернулся обратно в часть - его комиссовали по ранению ещё до первого снега.
  Когда он, чуть прихрамывая, сошёл с поезда в родном городе, на улицах царствовала добрая осень, накрывая крыши домов жёлтыми листьями и ранними сумерками. Тёплый день октября заканчивался ярко-красным закатом. Ветер мёл по асфальту рано опустевших улиц опавшую листву, обнажая деревья с сиротќливо торчащими ветками. Ковёр из жёлто-бардовых листьев мягко шелестел под ногами, озвучивая и тут же заглушая каждый шаг.
  Олег глубоко вздохнул и вдруг почувствовал, что вернулся домой. Воздух пах детством. Но Григорьева никто не встречал, потому что он никому не сообщил о своём приезде. Хотелось побродить по улицам одному. Хотелось о многом подумать. Но странно устроена жизнь, часто она преподносит сюрпризы и сама решает за людей то, что на первый взгляд кажется не подлежащим решению.
  Григорьев почти дошёл до родительского дома, так и не решив для себя, чем он займётся завтра. И тут в его планы вмешалась судьба.
  - Олег! Григорьев! - услышал он окрик за спиной и обернулся. Его догонял крепко скроенный парень в спортивном костюме - Михаил Коваленко. С его сестрой Полиной Олег учился в школе в одном классе. Кажется, очень давно - в другой жизни. Михаил был постарше Григорьева на два года, но сейчас этой разницы в возрасте уже не было заметно - рослый Олег ни в чём не уступал Михаилу.
  - А я смотрю: ты это или не ты в форме? - Михаил подошёл и радостно пожал Олегу руку. - Сколько лет?.. Ты где пропадал? Служил?
  - И служил и воевал... - неопределённо ответил Олег, но руку пожал крепко по-дружески. Он тоже был рад видеть Михаила, хотя раньше они не водили общих компаний и были знакомы через лишь сестру.
  - Ты сейчас куда - к родителям?
  - Да. Прямо с поезда.
  - Твои старики будут рады. А давай полчасика посидим в кафе по такому случаю! Обмоем твоё возвращение. Соглашайся!- Было видно, что Михаил искренне радуется встрече.
  - Ну, давай посидим...- согласился Григорьев.
  Они вошли в ближайшие стеклянные двери, над которыми красовалось название заведения. Олег не видел его здесь раньше. Кафе показалось уютным.
  Выбрав столик в глубине зала, Михаил сам сделал заказ.
  - Я угощаю! - великодушно развёл он в стороны руки и улыбнулся также широко.
  - А не разорю? - полушутя поинтересовался Григорьев.
  - Ты? - рассмеялся Михаил - Не разоришь. Я теперь, брат, полноправный хозяин автомойки и вот этого заведения. Так-то! Ну, рассказывай...
  Удивившись услышанному, Олег поведал о службе, о ранении. Михаил пил водку и его лицо наливалось багровой тяжестью с каждой рюмкой.
  - А мне тогда удалось "откосить" от армии, - угрюмо признался он, когда Олег закончил свой рассказ. - Правда, думаю, что зря. Лучше бы я как ты...
  - Зачем? Ты же теперь капиталист, - улыбнулся Григорьев, окинув взглядом уютное убранство зала.
  - Капиталист! - нехорошо усмехнулся Михаил, потом перевёл помутневший взгляд на Олега. - Сволочь я. Сволочь последняя!
  - За что ты так себя? - Григорьев стал серьёзным.- Давай, лучше, выпьем!
  - Есть за что! - Михаил, поставив опустошённую рюмку, двинул кулаком по столу. Потом снова посмотрел на Григорьева. - Ну, а ты что думаешь делать?
  - Да, наверное, осмотрюсь вначале, а потом женюсь на какой-нибудь богатой дочке. Тоже автомойку куплю. Или кафе открою... - Олег и сам не понимал, шутит он сейчас или говорит серьёзно.
  - Верно! - подхватил его мысль Михаил. - Бедным быть не правильно.
  - Вот и я говорю: бедности - бой! Стану таким, как ты...
  Михаил изменился в лице.
  - Таким, как я становиться не нужно.
  - Почему?
  - Тебе лучше не знать. Не нужно - и всё...
  - Ну, не хочешь - не говори.
  Но Михаил решил сказать:
  - Пойми ты!.. В моей жизни осталось лишь одно светлое пятнышко - Полина - сеструха моя. Мамка наша в прошлый год померла, так я теперь в семье за старшего. Полинка умница, в институте учится на инженера. А я деньги, будь они неладны, добываю! И не маленькие. Квартиру вон купил большую. А Полинка - в нашей старой осталась. По матери скучает. Кстати, ты, Олег, ей в школе очень нравился. Сохла по тебе...
  - Прямо и сохла? - не поверил Григорьев. - Мы просто дружили.
  - Не... Первая любовь ты у неё. Я-то знаю. - Михаил говорил о сестре с доброй улыбкой. - Ты зайди завтра к ней, покажись. Она будет рада.
  - Зайду, - пообещал Олег и наполнил рюмки. - Давай, за Полину, что ли! И домой идти пора...
  Мать уже отправилась спать после бурной и радостќной встречи, а Олег с отцом всё ещё сидели на кухне.
  - Батя, тебе же завтра на работу, отдыхать нужно, - проявил заботу Олег. - Иди. Я всё тут уберу.
  - Уже сегодня,.. - уточнил отец. - Вставать уже скоро. Лучше уж совсем не ложиться. Да и радость-то у нас какая! Я уж тут с тобой посижу.
  Он смотрел на сына и приходил к выводу, что тот сильно изменился за два года, что они не виделись: возмужавшее загорелое лицо человека, познавшего цену жизни, возле глаз Олега легли первые морщины, у бровей появились складки, которых раньше не было.
  - Знаешь, сынок, - произнёс отец, изќмерив сына открытым взглядом, - неќлегко тебе пришлось в последнее время. Вижу.
  - Так сложились обстоятельства, отец.
  - Ты имей ввиду, что у нас с твоей мамой кроме тебя и Танюшки на свете и нет никого.
  - Папа, - Григорьев редко называл отца так, только в порыве самых тёплых чувств, - и у меня кроме вас с маќмой нет людей ближе!
   - Вот и расскажи мне сейчас, сын, всё, что с тобой произошло там в Чечне. Я матери - ни словом...
   - Ладно, отец, расскажу...
  
   Дверь отворилась, и на пороге появилась Полина. Олег не узнал её сразу - перед ним стояла сформировавшаяся взрослая девушка. Только глаза были всё те же - по-детски озорные и синие. От неожиданного приступа волнения Григорьева бросило в жар. От Полины не ускользнула перемена в лице гостя, улыбка озарила её черты и живые искорки запрыгали в тёмно-синих глазах девушки.
   - Привет, Поля! - наконец, нашёлся Григорьев и протянул скромный букетик ромашек.
   Она приняла цветы. Казалось, девушка не узнаёт его. Вдруг Полина с восклицанием "Олежка!.." обвила своими цепкими руками шею Григорьева и, приподнявшись на носки, поцеловала его в щеку. И это был какой-то особенный поцелуй. В нём одновременно сочетались порыв радости от встречи и огонь необузданной женской страсти. От поцелуя Олег оторопел ещё больше. Когда пришёл в себя, Полина уже выпустила его из своих объятий.
   - Ну, заходи, пропащая душа! Брат говорил, что ты вчера приехал.
   - А ты повзрослела. Выросла. Стала такая!.. - Пройдя в знакомую квартиру Григорьев всё ещё чувствовал невероятное стеснение.
   - Какая? - Девушка продолжала задорно улыбаться, глядя на стоявшего посереди комнаты растерявшегося Олега.- Хорошо, что ты зашёл! Правда, мне сейчас на учёбу... Зато завтра вечером ко мне придёт подруга - Лена Воронкова. Помнишь её? Из параллельного класса.
   - Не помню. - Пожал плечами Григорьев.
   - Я тебя с ней познакомлю.
   - Зачем? - выдавил ничего не понимающий Олег.
   - Она у нас девушка свободная. Красивая. Богатая. Замуж хочет. И ты ей всегда нравился.
   - И что?
   - Ты у нас ведь хочешь на богатой жениться? Всё, я в институт. Проводишь?
   - Провожу... - Григорьев мысленно ругал Михаила последними словами. Он представил, что мог наговорить вчера пьяный брат Полине.
  
   Всю дорогу до института Григорьев молчал, не находя подходящих слов. Нет, конечно, когда шёл сегодня в гости к Полине, он проигрывал в голове монолог, представляя угловатого длинноногого подростка с большими тёмно-синими глазами. Но, увидев перед собой настоящую красавицу, уже полностью сформировавшуюся по-женски, растерялся и забыл свою речь, понимая, что теперь нужны совсем другие слова. Но именно их-то он и не находил.
   Полина тоже молчала, не решаясь или не желая заговорить первой. Она чего-то ждала. Наверное, ждала инициативы от мужчины.
   Так они дошли до самого институтского корпуса.
   - Твой брат сказал, что ты в школе "сохла" по мне. Это правда? - неожиданно для себя Григорьев задал этот глупый вопрос. Он понял, что сказал не то, и нужно срочно хоть как-то разрядить возникшую искусственную натянутость между ними, но молчал, как истукан.
   Полина подняла голову, посмотрев куда-то мимо Григорьева вдаль на горизонт:
   - Было. Но давно всё прошло. Так ты завтра вечером придёшь?
   - Приду, - упавшим голосом произнёс Олег.
  
  Вечер удался. Ужин был в самом разгаре: стол ломился от блюд, из колонок лилась ритмичная музыка. Сквозь всё это веселье и идущую от Елены красоту Олег видел лишь сидевшую напротив Полину. Ему не хотелось ухаживать за Леной, и вообще он бы предпочёл сейчас остаться с Полиной наедине. Но девушка с тёмно-синими глазами упорно старалась не замечать его взглядов. "Ну, а что ты на это скажешь?..", - промелькнула в голове Олега дерзкая мысль.
   - Давайте выпьем за хорошее настроение! - Олег обнял Лену, взял её грудь в свою большую ладонь и несильно сжал, бросив взгляд на сидящую напротив Полину. Лена сделала слабую попытку вырваться, но Олег не пустил.
   Полина в одной руке держала бокал, другая спокойно лежала на подлокотнике кресла. Посмотрев на эту руку, Олег почувствовал, как от неё распространяются притягательные лучи тепла и девичьей нежности. Нет, сегодня он хотел быть только с Полиной. Олег убрал руку с груди Полининой подруги.
   - Ну, давайте выпьем, - серьёзно сказала Полина, не отводя взгляда от Олега.
   И вот только теперь он уловил какое-то движение в глазах этой черноволосой красавицы, стремление к нему. Но это были секунды. Они промелькнули очень быстро, оставив в мыслях Олега лишь слабый проблеск надежды: "А, может быть, не всё прошло?.."
   Они выпили прохладное вино и поставили бокалы на стол.
   - Я рада, что вам хорошо. - Полина улыбнулась гостям, а Олег увидел в её ярко-синих глазах грусть.
   - Давайте танцевать! - Он вдруг решительно поднялся с дивана. Бросив взгляд на Елену, и озорно подмигнув ей, протянул руку сидящей в кресле Полине:
   - Разрешите?..
   Замешательство выдало внутреннюю борьбу девушки. Но через секунду и она поднялась.
   Они медленно кружились под музыку. Его руки лежали на её талии, а грудь ощущала каждый вдох девичьей груди. Ему было хорошо. Более того, льющаяся из колонок приятная музыка позволила как-то по-особому воспринимать присутствие рядом с собой этого милого нежного существа. Полина казалась ему ребёнком, которого он так грубо огорчил своей выходкой, и которому теперь необходимы его утешение и ласка. Он взял девушку за руку и почувствовал теплоту и притяжение упругой девичьей ладони. Пальцы Полины легли на его широкую ладонь. Он не видел глаз девушки, но теперь это ему было и не важно - рука девушки сказала всё.
   - Я вспоминал о тебе, - прервал молчание Олег.
   - Вспоминал? А зачем? - Она не смотрела на него, чуть отвернув лицо.
   - Не знаю. Вспоминал и всё... Там была война.
   Олег почувствовал, как Полина подалась навстречу всем телом, будто пытаясь защитить от всех опасностей, закрыть собой, и он тоже подался ей навстречу. Их глаза встретились...
   - А я не забывала тебя... Никогда...
   Они остановились. Олег смотрел на Полину, на её лицо, которое в полумраке комнаты, освещённой одиноким бра на стене, казалось очень бледным и от того ещё более красивым. Тени, ложащиеся вокруг губ, подбородка, у самых щёк делали его загадочным и очень близким и милым. Олег вдруг привлёк девушку к себе и поцеловал в губы. Полина прижалась к его широкой груди и ответила на поцелуй...
   Тихо хлопнула прикрытая за Леной дверь. Слившись в поцелуе, они медленно кружились под музыку, не испытывая потребности в словах, заново открывая каждый другому себя...
  
  
  
  Волгоград 2011 год
  
  
  
Оценка: 6.75*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023