ArtOfWar. Олейник Станислав Александрович. Поиски прошлого-4

"ПОИСКИ ПРОШЛОГО -4"

-Хорошо, товарищ Ежов, - кивнул Сталин, прикуривая трубку.

Он видел, где говорится про Блюхера, но специально спросил об этом Ежова, чтобы держать того в нервном напряжении...

На открывшейся странице был показан анализ всей преступной деятельности маршала...

"...В июле 1938 года, - начал читать Сталин, - во время боевых действий у озера Хасан, Блюхер возглавлял Дальневосточный фронт. В результате допущенных ошибок советские войска понесли большие потери и смогли добиться успеха лишь к 10 августа.

Главный военный совет ( К.Е Ворошилов, С.М.Буденный, В.М.Молотов, И.В.Сталин и другие) отметил, что у озера Хасан выявились "огромные недостатки в состоянии Дальневосточного фронта".

Сталин не пропуская ни одной не прочитанной строчки, дошел до вывода Главного военного совета о событиях на озере Хасан и мероприятиях по оборонной подготовке Дальневосточного театра военных действий, на основании которого был издан соответствующий приказ. К подготовке этих выводов и этому приказу Сталин имел непосредственное отношение, и прекрасно знал их содержание, но все же решился еще раз ознакомиться с ними, как сторонний наблюдатель...

...-События этих немногих дней, - пропустив ненужную преамбулу, он продолжил читать документ - обнаружили огромные недочеты в состоянии Дальневосточного фронта. Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказались на недопустимо низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны, снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен. Хранение, сбережение и учет мобилизационных и неприкосновенных запасов, как фронтовых складов, так и войсковых частей, оказались в хаотическом состоянии.

Ко всему обнаружено, что важнейшие директивы Главного военного совета и Народного комиссара обороны, командованием фронта на протяжении долгого времени преступно не выполнялись. В результате такого недопустимого состояния войск фронта, в этом сравнительно небольшом столкновении, советские войска понесли значительные потери. Эти потери не могут быть оправданы ни чрезвычайной трудностью местности, на которой пришлось оперировать советским войскам, ни втрое большими потерями японцев...

...Таким образом, основная задача, поставленная Правительством и Главным военным советом войскам Дальневосточного Краснознаменного фронта - обеспечить на Дальнем Востоке полную и постоянную мобилизационную и боевую готовность войск фронта, - оказалась не выполненной.

Основными недочетами в подготовке и устройстве войск, выявленными боевыми действиями у озера Хасан, являются:

Недопустимо преступное растаскивание из боевых подразделений бойцов на посторонние хозяйственные работы.

1.Главный военный совет, зная об этих фактах, еще в мае с.г. своим постановление (протокол N 8) категорически запретил разбазаривать красноармейцев на разного рода хозяйственные работы и потребовал возвращение в части к 1 июля с.г. всех бойцов, находящихся в таких командировках. Не смотря на это, командование фронта ничего не сделало для возвращения в свои части бойцов и командиров, и в частях продолжал существовать громадный некомплект в личном составе. Воинские части были дезорганизованы. В таком состоянии они и выступили по боевой тревоге к границе.

2.Войска выступили к границе по боевой тревоге совершенно неподготовленными Неприкосновенный запас оружия и прочего боевого имущества не был заранее расписан и подготовлен для выдачи на руки частям, что вызвало ряд вопиющих безобразий в течение всего периода боевых действий.

3.Все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности, что в данной обстановке, как и вообще в условиях ДВ, изобилующего горами и сопками, является азбукой боевой и тактической выучки войск. Танковые части были использованы неумело, вследствие чего понесли большие потери материальные части.

4.Виновным в этих крупнейших недочетах и понесенными нами в сравнительно небольшом боевом столкновении чрезмерных потерях являются командиры и начальники всех степеней Дальневосточного Краснознаменного Фронта, и в первую очередь его командующий маршал Блюхер.

Вместо того, чтобы честно отдать все силы делу ликвидации последствий вредительства и боевой подготовки фронта и правдиво информировать Наркома и Главный военный совет о недочетах в жизни войск фронта, товарищ Блюхер систематически, из года в год, прикрывая свою заведомо плохую работу и бездеятельность донесениями об успехах, росте боевой подготовки фронта и общем благополучном его состоянии. В таком же духе им был сделан многочасовой доклад на заседании Главного военного совета 28-31 мая 1938 года, в котором он скрыл истинное состояние войск Дальневосточного Краснознаменного фронта и утверждал, что войска фронта хорошо подготовлены и во всех отношениях боеспособны. Под флагом особой бдительности командующий фронтом Блюхер, оставлял вопреки указаниям Главного военного совета и Наркома незамещенными сотни должностей командиров и начальников частей и соединений., лишая, таким образом, войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач. Такое положение т.Блюхер объяснял отсутствием людей, что не отвечает правде, и тем самым, культивировал огульное недоверие ко всем командно-начальствующим кадрам фронта...

Даже после получения указания от Правительства точного выполнения решений Советского правительства и приказов Наркома, товарищ Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г., при разговоре по прямому проводу с товарища Сталина и т. Блюхера, в присутствии т.т. Молотова и Ворошилова, т. Сталин вынужден был задать ему вопрос: "Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля".

Вместо прямого ответа на этот вопрос, немедленно, Блюхер шлет телеграмму Наркому обороны о мнимом нарушении советской стороной маньчжурской границы и требует немедленного ареста начальника погранучастка и других "виновников в провоцировании конфликта" с японцами. Он направляет на спорный участок, свою, независимую комиссию, не поставив об этом в известность находившегося в штабе фронта заместителя наркома обороны т. Мехлиса и других товарищей. И даже эта телеграмма, адресованная Наркому обороны, была отправлена в тайне от вышеназванных товарищей.

Исходя из изложенного, Главный военный совет пришел к выводу, что от всякого руководства боевыми действиями товарищ Блюхер самоустранился.

Лишь после неоднократных указаний Правительства и Народного комиссара обороны о прекращении преступной неразберихи и устранении дезорганизации в управлении войсками, и после того, как нарком назначил т. Штерна командиром корпуса, действующего у озера Хасан, и специального многократного требования применения авиации, от введения в бой которой т. Блюхер отказывался под предлогом опасения поражения корейского населения. И только после приказа т. Блюхеру выехать на место событий, он берется за оперативное руководство. Но и при этом, более чем странном руководстве, он не ставит войскам ясных задач на уничтожение противника, мешает работе подчиненных ему командиров. В результате чего, командование 1-й армии фактически устраняется от руководства своими войсками без всяких к тому оснований. Блюхер дезорганизует работу фронтового управления и тормозит разгром находящихся на нашей территории японских войск. По прибытии на место событий, т. Блюхер, всячески уклоняется от установления непрерывной связи с Москвой, даже не смотря на бесконечные вызовы его по прямому проводу Народным комиссаром обороны. Целых трое суток, при наличии нормально работающей телеграфной связи, нельзя было добиться разговора с т. Блюхером.

Вся эта оперативная "деятельность" маршала Блюхера была завершена отдачей им 10 августа приказа о призыве в 1-ю армию 12-ти возрастов. Этот незаконный акт явился тем непонятней, что Главный военный совет в мае с.г. с участием т. Блюхера и по его же предложению решил призвать в военное время на Дальний Восток всего лишь шесть возрастов. Но первый приказ т. Блюхера явно провоцировал японцев на объявление ими своей отмобилизации и мог втянуть нас в большую войну с Японией. Приказ был немедля отменен Наркомом...".

Кроме того, было установлено, что в период боевых операций у озера Хасан, командование 1-й Приморской армии в лице командующего комдива Подласа, члена военного совета бригадного комиссара Шуликова и начальника штаба полковника Помощникова, проявило преступное бездействие, которое выражалось как в неприятии необходимых мер к воспрепятствованию вторжению японских интервентов на советскую территорию, так и в плохом обеспечении боевых операций отдельных частей и подразделений армии.

Комдив Подлас, бригадный комиссар Шуликов и полковник Помощников, располагая данными, как от наших разведывательных органов и сообщений пограничников, так и из официальных сообщений о наглых угрозах японского посла Сигемицу о подготовке вторжения японских войск на советскую землю, с целью захвата высот западнее озера Хасан, в частности высоты Заозерной, и зная о крупном стратегическом значении высоты Заозерной, господствовавшей на всем угрожаемом районе, не приняли должных мер к немедленно укреплению высоты Заозерной и занятию ее достаточными по своей численности частями Красной Армии...".

Сталин закрыл дело, поднялся из-за стола, и, пройдя мимо вскочившего со стула наркома Ежова, бросил, как бы мимо ходом,

-Ты знаком с выводами Главного военного совета, Ежов?

-Да, товарищ Сталин, - четко ответил тот.

-И какие бы приняли меры, вы, товарищ Ежов,- спросил Сталин возвращаясь к столу.

-Судить, товарищ Сталин!..

...Приговор по тем временам был мягким. Но маршал Блюхер не дождался приговора суда. 9 ноября 1938 года он умер на следствии в Лефортовской тюрьме. После смерти Сталина был реабилитирован.

Комдива Кузьму Подласа лишили воинского звания и приговорили к 5 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях, но уже через месяц амнистировали и в августе 1940 года восстановили в РККА и назначили в звании комдива заместителем командующего войсками Киевского особого военного округа. В ходе войны командовал - с августа 1941 года 40 й армией, а февраля по май 1942 года, 57 армией. Погиб в бою 25 мая 1942 года во время Харьковской наступательной операции, на Барвенковском плацдарме. Но это не помешало Никите Хрущеву, и многим "историкам", объявить Подласа жертвой политических репрессий. Бригадный комиссар Михаил Шуликов и начальник штаба полковник Александр Помощников, получили по приговору суда, первый 3, а второй 2 года лагерей условно...

Прошла неделя...

Ежов снова в Кремле. Он поднялся по хорошо знакомой лестнице на второй этаж и направился по давно знакомому безлюдному коридору, устланному красным ковром, мимо кабинетов с высокими дверями. Его пропустил офицер охраны, который, приняв стойку смирно, отдал ему честь. И только тут до Ежова дошло, что на этот раз офицер, который всегда говорил ему: "Здравия желаю, товарищ Ежов!", на этот раз лишь поприветствовал его только по уставу, - отдав честь.

Ежов открыл дверь и оказался в приемной. И только в это посещение, он неожиданно обратил внимание, какая она огромная, что стоявшие там три письменных стола выглядели совсем крошечными. Ежова приветствовал невысокий, казавшийся с виду коренастым, человек в зеленом кителе, давно знакомый ему, начальник секретариата Сталина, Поскребышев. Ежов хорошо знал, каков был неписанный, раз и навсегда утвержденный Сталиным и Молотовым порядок в этом здании, и в частности, в приемной, - полное отсутствие внешних проявлений, каких бы то ни было эмоций, но сдержать себя не мог. Он подспудно чувствовал, что вокруг него собираются тучи, и поэтому, прежде чем идти к вождю, еще раз тщательно, будучи в своем служебном кабинете, просмотрел все дела на маршалов... Он сидел в приемной, и, не находя себе места, то вскакивал со стула и начинал быстрыми шагами мерить приемную, то снова падал на стул. Он даже не подумал, почему Сталин не приказал ему принести с собой какие-нибудь дела. Хотя папочка, с какими-то там докладными, была у него всегда с собой.

Неожиданное появление в открывшейся двери секретаря Александра Николаевича Поскребышева, и его сухой бесстрастный тихий голос, заставили замереть Ежова. Он ничего, не слыша, продолжал сидеть, словно парализованный...

-Вы слышите меня, товарищ Ежов? Товарищ Сталин вас ждет, - словно издалека донесся до него голос Поскребышева.

-Да, да, я готов, - вскочил со стула Ежов, и на дрожащих ногах направился в сторону раскрытых дверей...

Поскребышев ввел его в кабинет Сталина и затем бесшумно закрыл за ним дверь.

Ежов всегда при встрече со Сталиным испытывал волнение, смешанное с напряженным ожиданием, но в этот день, волнение его, казалось, было как никогда сильным.

-Здравия желаю, товарищ Сталин, - произнес он хриплым голосом.

Сталин, сидел за своим рабочим столом. Он окинул внимательным взглядом Ежова, и жестом пригласил его сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Рабочий стол Сталина находился рядом, в углу кабинета. Ежов опустился на стул, у самого края стола, и посмотрел в сторону стола, за которым находился вождь. Краем глаза он успел заметить, что все папки на его столе разложены, как всегда, в идеальном порядке, над письменным столом - портрет Ленина, на другой стене - портреты Маркса и Энгельса. Все в кабинете выглядело так же, как и в прошлые разы, пребывания в этом кабине Ежова. Но его изощренный ум, заметил, что Сталин был каким-то другим, - спокойным и сосредоточенным.

-Ты догадываешься, товарищ Ежов, по какому очень важному вопросу я тебя пригласил? - донесся до него глуховатый голос вождя.

-Да, товарищ Сталин! - вскочил на ноги Ежов.

Сталин внимательно посмотрел на растерянное лицо наркома, и безнадежно махнул рукой.

-Садись, Ежов. Ничего ты не знаешь...

Он открыл лежащую перед ним одну из папок.

-Так вот Ежов, ты, как преемник, изменника Родины Генриха Ягоды, должен был знать, что еще в начале 1937 года, сразу после начала Японской агрессии в Китае, перед ним была поставлена задача, активизировать разведывательную и контрразведывательную деятельность там, наших органов.... Однако, осенью 1937 года, начальник Управления НКВД по Дальневосточному Краю Генрих Самойлович Люшков приказал ликвидировать все шесть оперативных пунктов на границе, а работу с агентами передать в погранотряды...

-Ты разобрался с этим вопросом?

И не дождавшись ответной реакции Ежова, сам же ответил, - Нет. Иначе как бы тогда, 14 июня 1938 года комиссар государственной безопасности 3 ранга Г.С.Люшков у города Хуньчунь в Маньчжоу-го сдался бы японским пограничникам? Он попросил, товарищ Ежов, политического убежища и сейчас активно сотрудничает с японской разведкой.... Как вы объясните, товарищ Ежов все, что я сказал? А ведь он сбежал уже в твою бытность Наркомом. Я помню, как 28 июня 1937 года он лично от меня получал в этом кабинете инструктаж по поводу его дальнейших обязанностей на Дальнем Востоке. Ты, что, и об этом не знаешь?..

У Ежова все похолодело внутри. Как он мог забыть про Люшкова? А ведь все материалы в отношении расследования у него в сейфе. И он даже забыл, что в сейфе находится копия этого дела, а подлинник его он давно передал товарищу Сталину...

Он помнил каждый абзац, каждую строчку этого дела. Люшков являлся выдвиженцем Ягоды, который долгое время сохранял позиции после его опалы. Более того, всесильный нарком НКВД, всячески защищал его имя от компромата...

После расстрела Ягоды, подследственные чекисты называли вместе с фамилией бывшего наркома, фамилию Люшкова. О его принадлежности к контрреволюционной организации сообщал и бывший глава НКВД Закавказья Лолдкипанидзе. Однако Ежов, не стал доводить эти сведения до Сталина, а потребовал от Фриновского допросить Ягоду и доказать непричастность Люшкова к преступной деятельности. А показания заместителя Ягоды Г. Прокофьева были по его указанию исправлены с исключением фрагмента о Люшкове. Фриновский тогда выразил сомнение в необходимости оберегать Люшкова, однако, он, Ежов переубедил своего заместителя.

Ежов, скрыл тогда поступивший на Люшкова компрометирующие материалы от Л.Миронова, начальника контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД СССР и Н.Быстрых, брата начальника рабоче-крестьянской милиции. Первого Ежов передопросил и заставил отказаться от прежних показаний, второй был "квалифицирован" в уголовники, что позволило отдать его дело милицейской "тройке" и убрать политическую составляющую.

Но, когда вопрос о политическом недоверии Люшкову был высказан маршалом Блюхером, а в конце апреля был арестован один из ближайших соратников Люшкова И.Леплевский, а позже заместитель Люшкова М.Каган, это было уже серьезным сигналом. И Ежов принял тогда собственноручное решение, отозвать Люшкова в Москву. 26 мая 1938 года Люшков был освобожден от обязанностей начальника Дальневосточного УНКВД, якобы с предстоящим назначением в центральный аппарат. В телеграмме, где Люшкову сообщалось об изложенном, Ежов попросил того высказать свое отношение к переводу в Москву. Был ли этот вопрос предупреждением Люшкову о предстоящем его аресте, знают только он, и отправитель телеграммы Ежов... Но то, что текст телеграммы выдавал, что в действительности Люшкова вызывали для ареста (конкретная должность не предлагалась, выяснялось только желание работать в центре вообще), это не вызывало никакого сомнения...

Опытный чекист, знавший методы НКВД, сразу понял, что "это" значит и решил бежать из страны.

По имеющимся в настоящее время архивным данным, можно с определенной уверенностью утверждать, что Люшков заранее готовил свой побег. 28 мая телеграфировал, что благодарит за оказанное доверие и считает новую работу за честь. Но еще за две недели до этого он приказал своей жене взять дочь и следовать в одну из клиник Западной Европы (все необходимые документы были уже готовы).

При благополучном прибытии, жена должна была прислать Люшкову телеграмму, содержащую текст: "Шлю свои поцелуи". Однако, разработка Люшкова, о которой не знал даже всесильный нарком НКВД Ежов, шла уже давно, - жена была арестована и впоследствии расстреляна. Судьба дочери Люшкова неизвестна. Вероятнее всего она была направлена в детский дом под другой фамилией.

9 июня 1938 года, Люшков сообщает заместителю Оминину-Винницкому о своем выезде в приграничный Посьет, для встречи с особо важным агентом. В ночь на 13 июня он прибыл в расположение 59-го погранотряда, якобы для инспекции постов и пограничной полосы. Он был одет в полевую форму при наградах. По прибытии в отряд Люшков объявил сопровождающему офицеру, что у него встреча на "той стороне" с особо важным маньчжурским агентом, и, поскольку того никто не должен знать в лицо, дальше он пойдет один, а начальник заставы должен углубиться в сторону советской территории на полкилометра и ждать условного сигнала...

Люшков ушел, а начальник заставы сделал все, как ему было приказано. Но, прождав Люшкова более двух часов, поднял тревогу. Застава была поднята в ружье, и более 100 пограничников до утра прочесывали всю местность...

... Более недели до того, как пришли вести из Японии, Люшков считался пропавшим без вести, а именно, - его похитили, а потом убили японцы. Но, как было установлено позднее, Люшков к тому времени пересек границу и 14 июня, примерно в 5.30 у города Хуньчунь сдался маньчжурским пограничникам и попросил политического убежища...

Вернувшись от Сталина, Ежов закрылся в своем кабинете, и, достав из стола бутылку водки, прямо из горла выпил почти половину. Затем сел за рабочий стол, раскрыл личное дело Люшкова, и невидяще уставился на его фотографию. Опустил глаза на печатный текст анкеты. Он бессмысленно читал все данные на сбежавшего высокопоставленного чекиста в Японию, и уже не думал, что ждет его, Ежова, в ближайшее время.

...В анкете значилось, что Люшков родился в Одессе, в еврейской семье портного.

Строчки неожиданно стали уходить куда-то в сторону. Ежов, взял ополовиненную бутылку с водкой, налил в граненый стакан, и залпом выпил. Строчки в анкете все стали выравниваться, но почему-то раздваивались. Он прикрыл один глаз рукой, и снова приступил к чтению анкеты Люшкова, которые уже перечитывал десятки раз...

...Учился в казенном начальном училище, на вечерних общеобразовательных курсах. Работал помощником в конторе автомобильных принадлежностей. Под влиянием старшего брата принимает участие в революционной деятельности. В июле 1917 вступил в РСДРП (б). В 1917 году вступил рядовым в Красную гвардию в Одессе. С 1918 в органах ЧК. В 1918 - 1919 на подпольной работе под руководством члена Одесского ревкома. Был арестован, бежал. Служил в РККА красноармейцем, политкурсантом, руководителем политотдела. Политрук Ударной отдельной бригады 14-й армии. В 1920 - заместитель Тираспольской ЧК, Каменец-Подольском отделении ГПУ. В 1924 - начальник Проскуровского окружного отдела ОГПУ, затем переведен в ГПУ УССР в Харьков. К началу 1930-х годов занимался промышленным шпионажем в Германии. 1931 - глава секретно-политического отдела ГПУ Украины. В 1931 году был переведен в центральный аппарат ОГПУ. Вел допросы и утвердил обвинительное заключение по делу "Российской национальной партии". В декабре 1934 года участвовал в расследовании убийства С.М.Кирова...

... В последствии, перебежав к японцам, заявит, что убийца Кирова Л.В.Николаев был психически больным человеком, а не участником террористической зиновьевской организации, на которую "выводило" следствие... Но об этом заявлении Люшкова, Ежов не успеет узнать...

...Люшков тогда пользовался расположением наркома внутренних дел Генриха Ягоды, и, после возвращения из Ленинграда, где руководил следствием по убийству Кирова, готовил важнейшие приказы по НКВД и наиболее значимые докладные записки в ЦК партии (естественно, за подписью Ягоды). Занимался контролем за обстановкой в Секретно-Политическом отделе...

В 1935-1936 годах участвует в расследовании таких громких дел, как "Кремлевское дело" и дело "троцкистско-зиновьевского центра". По завершении последнего, назначается начальником УНКВД по Азовско-Черноморскому краю. Руководил развертыванием большого террора в Черноморье. Именно с его санкции был арестован А.Г.Белобородов...

В начале 1937 года награжден Орденом Ленина.

С 1937 года, - полпред по Дальнему Востоку, о деятельности которого, нарком Ежов уже знал очень хорошо. Перед убытием получает краткий инструктаж своих будущих обязанностей лично от Сталина в ходе 15-минутной аудиенции...

Вытерев выступивший пот со лба, Ежов посмотрел на пустую бутылку, вытащил из пачки "Беломорканала" папиросу, закурил.

Он вспомнил, как докладывал Сталину о проведении Люшковым, согласно приказа N 00447, массовой операции НКВД против "бывших уголовников, кулаков и так называемых антисоветских элементов, как в деревне, так и в городе. Докладывал о том, как Люшков провел чистку местного УНКВД. Под его руководством были арестованы около 40 сотрудников местного УНКВД, включая прежнего руководителя Т.Д. Дерибаса, главу лагерного треста "Дальстрой" Э.П. Берзина. Им было инкриминировано создание правоцентристской организации в органах внутренних дел Дальнего Востока...

Ежов откинулся в глубоком кресле, закрыл глаза. Затем, будто, что - то, вспомнив, вскочил на ноги, и бросился к сейфу. Пошарив в карманах, достал ключи, открыл сейф, и с облегчением вздохнул, - бутылка водки была на месте. На месте был и сверток с бутербродом с колбасой...

Выпив еще полстакана водки, Ежов, смотря на фотографию Люшкова, вспомнив все про того, неожиданно заплакал.

-Теперь я пропал, - шептал он про себя. И взяв стандартный лист бумаги начал было писать письмо Сталину...

-Товарищ Сталин, писал он, - мы с моим заместителем Фриновским давно подозревали Люшкова в изменнических намерениях. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать к вам и все доложить. Но он сказал, спешить не нужно. А когда же Люшков сбежал, я сказал Фриновскому, что теперь нас крепко накажут. Нам обоим стало ясно, что случился очевидный и большой провал разведки, и что за такие дела, естественно по головке не гладят...

Утром очнулся за столом. Он спал, уткнувшись лицом в недописанное письмо Сталину...

На место Люшкова был назначен Г.Ф. Горбач, который провел чистку всех ставленников своего предшественника. Побег Люшкова был использован, как главный козырь в отстранении и Ежова с должности наркома внутренних дел.

Снятый с поста наркома внутренних дел Ежов пребывал в полной неопределенности. Правда, за ним оставался пост наркома водного транспорта. Но он в наркомате появляется очень редко. А когда приходит, никого не принимает. Закрывается и пьет водку.

10 января 1939 года Николай Иванович получает выговор за свою бездеятельность (по причине запоя) от председателя Совнаркома Молотова, а в марте 1939 года, перед завершением 18-го съезда партии, в одном из залов Кремля собрался совет старейшин, представителей делегаций. Ежов тогда все еще был членом ЦК и присутствовал на этом заседании. За столом президиума сидели Андреев, Молотов и Маленков. В глубине за их спинами сидел с трубкой во рту Сталин.

Слово взял Андреев. Он сказал, что съезд заканчивает работу, и поэтому следует обсудить кандидатуры в состав ЦК. В первую очередь в список включили тех немногих, кто входил в состав прежнего ЦК. Дошла очередь до Ежова.

-Какие мнения будут, товарищи? - спросил Андреев, обводя присутствовавших взглядом.

После минутного молчания раздался чей-то возглас:

-Сталинский нарком, все его знают, надо оставить...

-Возражений нет? - снова спросил Андреев.

В зале повисла гнетущая тишина...

Тогда встал Сталин. ( Диалог между ним и Ежовым воспроизвел в своем двухтомном произведении " Гитлер и Сталин. Жизнь и власть", известный историк Алан Булок).

Вот как он описывает его:

-Ежов! Где ты там? А ну, подойди.

Из задних рядов вышел и подошел к столу Ежов.

-Ну, как ты о себе думаешь? - спросил Сталин. - Ты можешь быть членом ЦК?

Ежов побледнел и срывающимся голосом ответил, что вся его жизнь отдана партии, Сталину, что он любит Сталина больше своей жизни и не знает за собой ничего, что могло быть причиной такого вопроса.

-Да? - иронически спросил Сталин. - А кто такой Фриновский? Ты Фриновского знал?

-Да, конечно, Фриновский был моим заместителем. Он...

Сталин прервал Ежова и начал спрашивать, кем был Шапиро, кем была Рыжова, кто такой Федоров? К этому времени все эти люди были уже арестованы.

Иосиф Виссарионович! Да ведь это я - я сам! Вскрыл их заговор, я пришел к вам и доложил...

Сталин не дал ему продолжить.

-Да, да! Когда ты почувствовал, что тебя схватили за руку, так ты пришел, поспешил. А что до того? Заговор составлял? Сталина хотел убить? Руководящие работники НКВД готовили заговор, а ты как будто в стороне! Ты думаешь, я ничего не вижу. А ну-ка вспомни, кого ты такого-то числа посылал к Сталину дежурить? Кого? С револьверами. Зачем возле Сталина револьверы? Сталина убить? А если бы я не заметил? А?

Затем Сталин обвинил Ежова в том, что тот развил слишком кипучую деятельность и арестовал много невиновных, а виновных скрывал.

- Не знаю, товарищи, можно ли его оставить членом ЦК? Я сомневаюсь. Подумайте. Но я сомневаюсь.

Ежова, конечно, единогласно из списка вычеркнули, а он после перерыва в зал не вернулся и не был больше на съезде.

10 апреля 1939 года Ежова вызвали в ЦК к Маленкову. Разговор был недолгий. О чем - неизвестно. На выходе из кабинета Маленкова его ждали три чекиста. Капитан госбезопасности Шепилов предъявил ему ордер на арест, подписанный Берией. Его провели по зданию ЦК, посадили в ожидавшую машину. Есть и другие версии ареста.

Никита Хрущев в своих мемуарах рассказывал: "Ежова арестовали. Я случайно в это время находился в Москве. Сталин пригласил меня на ужин в Кремль, на свою квартиру. Я пошел. Там были Молотов и еще кто-то. Сели за стол. Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасного человека. И это должны сделать как раз сейчас. Сталин явно нервничал, что случалось с ним редко. Прошло какое-то время. Зазвонил телефон. Ежова арестовали и сейчас начнут допрос" ( Н. С. Хрущев. Воспоминания. М., 1997).

Ежова привезли в Сухановскую тюрьму под Москвой, в которой содержались особо опасные враги режима. Здесь еще недавно Ежов сам пытал заключенных. Его привели в комнату, где из мебели были только стол и стул, а в стене несколько железных дверей. Это были боксы. Ежова заперли в один из них размером с небольшой шкаф. Когда его выпустили оттуда, приказали раздеться. Заставили снять все, включая нижнее белье.

Сидевший за столом чекист внимательно рассматривал одежду, сапоги, буквально обнюхивал каждый шов. Совершенно голого Ежова поставили к стене, велели широко расставить ноги. Шарили в волосах, раздвигали ягодицы, заставили широко открыть рот и осветили полость фонариком. Потом бросили ему кирзовые сапоги и поношенное обмундирование. Все большого размера. Гимнастерка сидела на нем как платье, а брюки были такие большие, что он вынужден был держать руки на поясе и постоянно их поддерживать ( Алексей Полянский. Ежов. История "железного" сталинского наркома. М., "Вече", 2001).

На первом же допросе, который провел старший следователь следственной части НКВД СССР Сергиенко, бывший шеф Лубянки услышал:

-Вы арестованы как изменник партии и враг народа, как агент иностранных разведок. Предлагаем вам, не ожидая изобличения, приступить к показаниям о черной предательской работе против партии и Советской власти.

Ежов лучше, чем кто-либо, знал, что его ждет. Ведь он сам отлаживал машину репрессий. И начинает сразу же сознаваться во всех обвинениях, которые ему предъявляют. Он признает, что поддерживал "рабочую оппозицию", потом стал на сторону троцкистов, затем начал сотрудничать с иностранными разведками - немецкой, польской, японской и другими. Ежов прекрасно знал, что если не подпишет - будут пытать, а потом все равно подпишет.

Ежова допрашивали несколько следователей. Особенно активным был Борис Родос, опытный "специалист". Начальник следственной части НКВД Кобулов даже как-то его предупредил: "Ты осторожней лупи его, видишь, он уже на ладан дышит".

Когда Ежов все же пробовал с чем-то не согласиться, следователи били бывшего наркома. При этом били с удовольствием. Ведь не каждый день попадает к ним на допрос такая фигура, как бывший грозный шеф Лубянки. Еще недавно этих чекистов бросало в дрожь, когда они только видели даже издали "железного наркома".

На суде Николай Иванович говорил: - По своей натуре я никогда не мог выносить над собой насилия. Поэтому писал всякую ерунду. Ко мне применяли самое сильнейшее избиение.

Дело N 510 по обвинению Ежова в контрреволюционной деятельности и шпионаже хранилось в архиве КГБ. Оно состоит из 12 томов. В них отражена судьба жестокого палача, человека, который символизировал страшное время, получившее название "ежовщины".

Конечно, имеются в 12 томах дела Ежова обвинения в незаконных арестах, но они занимают там скромное место. Судили Ежова не за то, в чем он действительно был виноват. В основном его обвиняли в том, что бывший нарком якобы возглавлял заговор в НКВД, был шпионом разведок Польши, Германии, Англии, Франции и Японии. Готовил государственный переворот. С этой целью намеревался использовать террористов и собирался пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов, Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который по замыслу его вдохновителей должен был выразиться в террористических акциях против руководителей партии и государства во время демонстрации на Красной площади в Москве.

Внедрив заговорщиков в аппарат Наркомата иностранных дел и в посольства за границей, Ежов и его сообщники стремились обострить отношения СССР с окружающими странами в надежде вызвать военный конфликт. Среди обвинений было и много оригинальных. Например, Ежов якобы умышленно размещал лагеря с заключенными вблизи границ, чтобы подкрепить интервенцию Японии восстанием узников ГУЛАГа.

Некоторые обвинения, возможно, соответствовали действительности. Гомосексуализм Ежова. Тогда это считалось уголовным преступлением. Ежов не чурался интимных связей с женщинами, но предпочитал все же мужчин ( Борис Соколов. Указ. соч.).

Любовный треугольник Ежов - Хаютина - Бабель фигурировал в обвинительном заключении как террористический заговор с целью убийства Сталина. Николай Иванович на следствии заявил: "Особая дружба у Ежовой была с Бабелем. Я подозреваю, что дело не обошлось без шпионских связей моей жены". Ежову не хотелось выглядеть рогоносцем, поэтому он с готовностью представил связь Бабеля и Евгении Соломоновны не интимной, а заговорщицкой. Заодно можно было погубить любовника жены, к которому Ежов сильно ревновал.

Первым следователем по делу Ежова был Сергиенко. Его сменил Родос, затем следствие поручили вести старшему лейтенанту госбезопасности А. Эсаулову. Он вел себя пристойнее Родоса. Не только не бил, но даже не кричал на Ежова. К тому же бывший хозяин Лубянки уже признал все обвинения.

Ежова обнадежил спокойный тон допросов, которые вел Эсаулов. Ранее под нажимом обоих следователей он признавал все, что от него требовали.

- Послушайте, - вдруг сказал он, - ну какой же я шпион? Никто меня не вербовал. Наврал я, все наврал.

- Не надо было врать, - сухо сказал Эсаулов, презрительно посмотрев на маленького человечка, у которого тряслись руки и который готов был разрыдаться в истерике.

"Добрый" следователь, оставив без последствий неожиданный отказ Ежова от прежних показаний, продолжал вести допросы. Не бил, но вел их более жестко, чем прежде.

Он уличил бывшего наркома в том, что тот приукрасил свою биографию. Писал, что отец был рабочим. Эсаулов уличил его во лжи. Ежов признал, что отец владел чайной.

- У нас есть сведения, что эта чайная служила еще и притоном, - сказал следователь. - Это так?

- Да. Она фактически была домом свиданий

- Домом терпимости.

- Это был дом терпимости, и отец на этом зарабатывал. Когда чайную закрыли, он малярничал. (Как раз подходящее социальное происхождение для врага народа Ежова - сын хозяина публичного дома.)

Затем следователь заинтересовался национальностью Николая Ивановича. Он сказал ему: ведь ваша мать из Литвы. На это последовал ответ Ежова: - Моя мать родилась в Литве и по национальности является литовкой. Но я всегда считал себя русским и так значусь по официальным документам.

Эсаулов продолжал задавать вопросы, касающиеся биографии Ежова.

- Следствие располагает данными, что вы знаете еврейский язык. Почему вы это скрываете

- Я не знаю еврейского языка, если не считать несколько слов и выражений, которые я узнал от своих знакомых из числа евреев.

- А вот у нас есть сведения, что со своей женой вы часто говорили по-еврейски.

- Это какая-то ошибка. Я не могу говорить по-еврейски. Да и жена знала еврейский язык плохо и никогда ни с кем из евреев на нем не говорила.

1 февраля 1940 года старший лейтенант госбезопасности Эсаулов подписал протокол об окончании следствия. Первый следователь по делу Ежова Сергиенко теперь был заместителем начальника Следственной части НКВД СССР. Именно он своей подписью утвердил обвинительное заключение по делу Ежова.

Эсаулов стал зачитывать текст этого заключения бывшему наркому. Ежову были предъявлены такие основные обвинения:

1. Являлся руководителем антисоветской заговорщической организации в войсках и органах НКВД.

2. Изменил Родине. Был шпионом польской, германской, японской и английской разведок.

3. Стремился к захвату власти в СССР, готовил вооруженное восстание и террористические акты против руководителей партии и правительства.

4. Занимался подрывной, вредительской работой в советском и партийном аппарате.

5. Организовал убийство целого ряда неугодных ему лиц, могущих разоблачить его предательскую работу, и имел половые отношения с мужчинами (мужеложство).

Эсаулов закончил зачитывать текст заключения. Только теперь Ежов осознал, что он на себя наговорил и подписал. Ему предъявляются обвинения еще почище, чем Зиновьеву и Каменеву.

- Вы признаете свою вину?

- Нет, - ответил Ежов. - Я требую, чтобы со мной встретился кто-то из членов Политбюро.

От неожиданности следователь чуть не упал со стула.

- Что? - переспросил он.

- Я отрицаю все, что сообщил на следствии о моей заговорщицкой и шпионской работе. Этого не было.

-Но вы подписали все протоколы допросов. Все! - закричал Эсаулов.

- Я сделал это, чтобы меня не били. Все можно проверить. Если мне не дадут встретиться с членом Политбюро, я все расскажу на суде.

Следователь вскочил, лицо его стало красным, и от волнения он начал задыхаться. Заявление Ежова, который давно уже выглядел сломленным и послушным, грозило неприятностями. Он отправил его в камеру и стал думать, как лучше доложить начальству о том, что случилось.

На следующий день в Сухановскую тюрьму приехал Берия. Он уже докладывал Сталину, что следствие закончено, и дело Ежова передается в суд. А этот жалкий коротышка начнет все отрицать, наговорит лишнего. Конечно, суд свое дело знает, ему это не поможет. Но все это ни к чему.

Берия начал с того, что поставил перед Ежовым графин с водкой и вазу с фруктами.

- Выпей, успокойся. Дай, я сам налью, а то у тебя руки трясутся. Даже такие махровые троцкисты, как Радек и Раковский, все признали, разоружились перед партией. У них хватило на это мужества. Им сохранили жизнь. А ты ведешь себя как трус. Если ты все признаешь, тебе тоже сохранят жизнь.

- Можете обещать, что мои родственники не будут репрессированы? Они ни в чем не виноваты.

- В этом можешь не сомневаться. Выпей еще и иди. Если сознаешься и все честно расскажешь, тебе будет сохранена жизнь.

Ежов не поверил ни одному слову Берии. Но в отношении его родственников Берия выполнил свои обещания - ни один из них не был арестован.

На следующий день 2 февраля 1940 года дело Ежова рассмотрела Военная коллегия Верховного суда СССР в составе председателя В. Ульриха и членов суда Ф. Клипина и А. Суслина. Ни прокурора, ни адвоката, ни публики в зале не было. Только конвойные и секретарь суда. Еще недавно Ульриху передавал распоряжения Сталина или давал свои личные указания Ежов, кого и как осудить. Сейчас он получил указания насчет самого Ежова. На суде Николай Иванович заявил:

- В тех преступлениях, которые в обвинительном заключении, я признать себя виновным не могу. От данных на предварительном следствии показаний я отказываюсь. Они мной вымышлены и не соответствуют действительности. На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, что я не террорист, но мне не верили и применяли ко мне избиения.

Никакого заговора против партии и правительства я не организовывал, а наоборот, все зависящее я принимал к раскрытию заговора. Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я их мало почистил. Кругом меня были враги народа, мои враги. А я их не разглядел.

Ежов особенно остановился на своем первом заместителе Фриновском, которому очень доверял и считал даже своим другом.

Николай Ежов так ничего и не понял. Он оставался зомбированным фанатиком, которого Сталин втравил в охоту на врагов народа. Он считал, что это враги, вредители и диверсанты бросили его в тюрьму, они, а не Сталин, отдали его под суд. Он не способен был мыслить самостоятельно. На суде он заявил: передайте товарищу Сталину, что умирать буду с его именем на устах.

Суд совещался недолго. Ульрих зачитал приговор - расстрел с конфискацией всего ему лично принадлежащего имущества.

Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года, приводится в исполнение немедленно.

В деле N 510 по обвинению Ежова имеется справка, подписанная начальником 12-го отделения 1-го спецотдела НКВД СССР лейтенантом госбезопасности Кривицким: "Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в Москве 4.02.1940 г. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в архиве 1-го спецотдела НКВД СССР".

Советские люди не могли поверить, что кровавый карлик вот так просто исчез. Появилось множество мифов. Говорили, что он сумел убежать и живет в Германии, стал советником у Гитлера. Что он сидит в Сухановской тюрьме в одиночной камере и его не выводят даже на прогулки, что он заведует баней на Колыме, и еще много чего говорили в том же духе.

Пуля поставила последнюю точку в деле N 510 и в биографии генерального комиссара государственной безопасности, наркома Николая Ежова. Около двух лет он возглавлял НКВД, был организатором "большого террора", пролил море крови...

Но вернемся в прошлое того времени...

Япония. Осень 1938 год...

...Изменивший Родине, бывший комиссар III ранга госбезопасности (приравнивается к армейскому званию генерал-лейтенант) Люшков начинает активно сотрудничать с японцами. Он раскрывает всю известную ему информацию о сталинском терроре и методах работы НКВД вообще, и делает сенсационное заявление через японскую газету "Емиури симбун":

" Я до последнего времени совершал большие преступления перед народом, так как я активно сотрудничал со Сталиным в проведении его политики обмана и терроризма. Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину.... Таковы непосредственные причины моего побега из СССР, Но этим дело не исчерпывается. Имеются и более важные и фундаментальные причины, которые побудили меня так действовать. Это то, что я убежден в том, что ленинские принципы перестали быть основой политики партии. Я впервые почувствовал колебания со времен убийства Кирова Николаевым в конце 1934 года. Этот случай был фатальным для страны так же, как и для партии. Я был тогда в Ленинграде. Я не только непосредственно занимался расследованием убийства Кирова, но и активно принимал участие в публичных процессах и казнях, проводившихся после кировского дела под руководством Ежова. Я имел отношение к следующим делам:

-- Дело так называемого ленинградского террористического центра в начале 1035 года.

-- Дело террористического центра о заговоре против Сталина в Кремле в 1935 года.

-- Деле так называемого троцкистско-зиновьевского объединенного центра в августе 1936 года.

Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали и все они были преднамеренно сфабрикованы.

Николаев, безусловно, не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы обвинения в том, что троцкисты через Ольберга были связаны с германским гестапо, дошли до руководства страны. Он знал, что погибнет, но решил стать героем. Это явствует из его дневника.

На процессе, проходившем в августе 1936 года против Зиновьева и Каменева, обвинения в том, что они были связаны с так называемым "правым центром" через Томского, Рыкова и Бухарина, - полностью сфабрикованы. Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина...".

По словам Люшкова, сенсационные признания выбивались из осужденных под жестокими пытками и с угрозой новых истязаний. В подтверждение своих слов он опубликовал захваченное с собой предсмертное письмо в адрес ЦК ВКП (б) бывшего помощника командующего Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армией по ВВС А.Я. Лапина, который покончил с собой в хабаровской тюрьме. Раскрывая перед японцами тайны сталинского террора, Люшков не скрывал своего активного участия в нём.

Люшков по тем временам, был наиболее высокопоставленным перебежчиком из НКВД

Работая в Токио и Дайрэне в разведорганах японского генштаба и советником 2-го отдела штаба Квантунской армии, Люшков передал японцам исключительно важные сведения о советских вооруженных силах на Дальнем Востоке.

Японцы получили подробную информацию о планах развертывания советских войск не только на Дальнем Востоке, но и в Сибири, на Украине, раскрыл военные радиокоды. Он сдал японцам важнейших агентов органов НКВД на Дальнем Востоке.

Вот что пишет японский премьер-министр Коидзуми Коитиро по поводу информации, которую Люшков передал Японской разведке:

"Сведения, которые сообщил Люшков, были для нас исключительно ценными. В наши руки попала информация о Вооруженных Силах Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях и укреплениях. В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог сконцентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством.

В тот период, то есть на конец июня 1938 года, наши силы в Корее и Маньчжурии, которые мы могли использовать против Советского Союза, насчитывали всего 9 дивизий...

Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу о том, что Советский Союз может использовать против Японии до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости, - от 31 до 58 дивизий...

Тревожным выглядело и соотношение в танках и самолетах. Против 2000 советских самолетов Япония могла выставить лишь 340. Против 1900 советских танков - только 170...

До этого мы полагали, что советские и японские вооруженные силы на Дальнем Востоке соотносились между собой как три к одному. Однако фактическое соотношение оказалось равным примерно пяти и даже более, к одному. Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР...

Но они решили все-таки рискнуть. Именно там, где показал им на карте участок границы, как наиболее уязвимый, бывший комиссар госбезопасности третьего ранга, Генрих Люшков...

И эта, рискованная попытка проникнуть на территорию СССР, как им тогда казалось, была удачной.

Вот тогда-то к Люшкову и пришла в голову бредовая идея предложить японцам план убийства Сталина...

Дело Люшкова, сразу же после его перехода на сторону Японии, вела жандармерия. Эта элитная японская спецслужба, сотрудники которой помимо разведки, занимались политическим сыском и контрразведкой в армии, полиции и ЯВМ ( японских военных миссиях). В конце тридцатых годов прошлого столетия аналитики разведывательного отдела Читинского управления НКГБ, пришли к выводу, что японская жандармерия выполняет роль органа ведущего негласное наблюдение за ЯВМ и полицией. Жандармские управления и отряды жандармерии также вели контрразведывательную работу по выявлению иностранных разведчиков, китайских подпольщиков и партизан. Вот этот японский контрразведывательный орган и взялся за осуществление плана предложе

Оставить комментарий © Copyright Олейник Станислав Александрович Размещен: 13/12/2013, изменен: 13/12/2013. 52k. Статистика. Глава: Вторая Мировая	Ваша оценка:

Олейник Станислав Александрович Поиски прошлого-4

Олейник Станислав Александрович
Поиски прошлого-4