ОТРЫВОК ИЗ ХУДОЖЕСТВЕННОГО РОМАНА "В ПОИСКАХ ПРОШЛОГО" .2
...Они так и могли заснуть.... Павел возился на брошенном, на полу дачного домика матрасе, укрывшись старым солдатским одеялом. Кряхтение Анатолия доносилось из сада, где он разместился на растянутом между деревьями, гамаке.
Первым не выдержал Павел. Он поднялся с постели, натянул на ноги красовки, и, сунув в рот сигарету, прикурил, и вышел из домика. Стояла тихая, теплая ночь. Посмотрел на чистое, усеянное звездами небо, на луну, пылавшую холодным пламенем, и повернулся в сторону гамака, на котором возился Анатолий.
-Слышь, Толя, иди сюда. Все равно не спишь, - негромко позвал своего друга Павел. - Знаешь, неожиданно вспомнил про одного человека, с которым пришлось разбираться еще в Чернигове.... Даже не знаю, почему вдруг вспомнился этот случай.... Но вспомнился, и не могу заснуть.
-Иду, - прохрипел Анатолий, только затуши свою цигарку.
-Затушил, - ответил Павел, втыкая недокуренную сигарету в землю.
Сели на лавочку.
-Было это в начале семидесятых. Я тогда еще зеленым опером обслуживал авиационный ремонтный завод, - тихо начал свое повествование Павел.
-Завод-то был военным? - блеснул своим взглядом на Павла Анатолий.
-Да. Туда пригоняли истребители с ближайших военных округов. Благо аэродром был рядом. На окраине города в паре километров от летного училища. Да, кстати, это училище заканчивал летчик-космонавт Петя Климук. Но это так, впорядке отступления, что ли. Так вот, территории завода и училища делились высоченным забором. Пропал тогда с завода технолог. Пропал и все тут. Поехал на рыбалку и не вернулся. Вот и пришлось мне со следователем военной прокуратуры искать его.
Помню, сидели мы с этим Николаем у него в кабинете, в прокуратуре. Такое было имя этого следователя, такого же молодого шелкопера, как и я. Был уже конец рабочего дня, а потому в прокуратуре было уже пусто. Сидим, молчим. Курим и пускаем дым в потолок. Чего сидим? Сами не знаем. Зацепок никаких. И вдруг звонок из прокуратуры села Репки. На лесном болоте обнаружен труп мужчины. Возраст 50-60 лет. При нем документы. Паспорт на имя Макарова, заводской пропуск на эту же фамилию. Фотографии на документах, и оригинал, одни и те же. Экспертиза показала, что умер от разрыва сердца. Как он оказался на болоте, там, где по всем данным, никогда не был, - это был один из многих вопросов, которые нам предстояло с Николаем выяснить.
Стали выяснять. Да, был такой. Жил три дня у бабки Федосеевны. Зачем приезжал, - сказала, не знает, но только интересовался Гольцем Игнатом Андреевичем. Гольц - то давно живет в Чернигове, и работает на ремонтном заводе механиком. Так вот, этот Макаров спрашивал у бабки, есть ли у того родственники в деревне, часто ли бывает здесь, с кем встречается. Короче говоря, расспрашивал о жизни его. А зачем? Не говорил...
Подняли оба личных дела. Ну, конечно не такие личные дела, как офицеров, а поменьше, - поправился Павел, увидев вопросительный взгляд Анатолия. - Автобиография, анкета, фото, и все.... Так вот, открыли их, и изучаем. Первый Гольц Игнат Андреевич. Из Чижовки, Черниговской области. Родился в крестьянской семье в 1929 году. Русский, несмотря на фамилию. Просто еще до революции его дед был в работниках у помещика немца Гольца. Вот так и стал и он Гольцем.
А Макаров, воевал с первого дня войны. Офицер - разведчик. Был дважды ранен. Имеет боевые награды. Сам - то он приехал откуда-то из Сибири. Да, из Нижнего Тагила. И родом оттуда. Был женат. Жена умерла, детей не было, вот и переехал жить на Украину. Приехал и устроился на завод технологом. Благо имел высшее авиационное образование.
Почему взяли в изучение личное дело Гольца? А потому, что Макаров приехал в Чижовку на поиски этого Гольца. И сразу возникла куча вопросов:
-Почему он едет искать именно Гольца, с которым не мог нигде встречаться? И именно в деревушку, в которой никогда не был? И почему полез в болото, о котором тоже ничего не мог знать?
-Подожди, подожди, - остановил Павла Анатолий, - а Гольц-то где в это время был?
-А на море. Вместе с семьей. С женой и двумя детками. Ну ладно не перебивай, попозже все поймешь...
-Так вот, Гольц этот в период оккупации, когда деревушку его спалили, остался жив. Немцы нашли его в подполье полуразрушенного дома. Пожалели, не расстреляли. Что можно было взять с двенадцатилетнего пацана? Забрали к себе в бывший пионерлагерь, где за колючей проволокой была разведшкола Абвера. Там он и пребывал все время существования этой школы в подсобных рабочих столовой. Немцы тогда отступали в спешке. И чтобы документы не были захвачены наступавшими частями советской армии, поместили в специально приготовленные алюминиевые емкости с закручивающимися герметично крышками и утопили в близлежащем болоте. При отступлении Гольц сбежал. Вернулся в деревушку, в которой на тот период осталось только пять семей. Да и то, почти все старики.
Когда пришли наши, и стали опрашивать оставшееся население в отношении немецкой части бывшей в лесу за колючей проволокой, вышли на Гольца. Сразу же увезли его в город Чернигов. Поместили в казарме с солдатами охраны. Как потом узнал Гольц, это было подразделение охраны Смерша. И начались его ежедневные допросы офицерами Смерша, то одним, то другим. Показывали фотографии советских солдат и офицеров, которые могли быть в той школе. Опознал он тогда человек пять. Потом подразделение Смерша, ушло дальше с войсками на Запад, а Гольца вернули в его деревушку.
Закончил десятилетку, техникум. Потом служба в армии в Красноярском крае. После демобилизации остался там. Работал механиком на лесоповале, женился. Затем снова вернулся на родину и устроился работать механиком на авиационно-ремонтный завод. Имеет патенты на изобретения. О нем даже в газете "Известия" писали.
Стали изучать их следы соприкосновения. Гольц - с началом войны был двенадцатилетним пацаном. Макаров - командиром разведвзвода на фронте...
-Тут и вопрос-то сам напрашивается, - хмыкнул Анатолий, - а не встречались ли они оба в этой разведшколе? А?
-Правильно мыслишь, но подожди, не перебивай. Если не хочешь слушать, так и скажи. - Отмахнулся Павел, и потянулся к карману за сигаретой. - Разрешишь закурить, скажу побыстрее...
-Кури, хрен с тобой, только выдыхай от меня в сторону.
-Так вот, стали изучать следы их возможного соприкосновения, и снова тупик. Гольц с Макаровым нигде не могли встречаться. Стали ждать, когда тот вернется с моря. Хотели с Николаем схитрить, да на шару прокатиться в Крым, - хохотнул Павел, - но начальство наше быстро нас раскусило, и сказало - ждать!
-Мой доклад шефу, о том, что получено при расследовании выглядел, - Павел затянулся сигаретой, выдохнул в сторону дым, и, ткнув ее в землю под ноги, закончил, - да никак не выглядел. Был сплошной тупик. Ни одной версии более или менее правдоподобной у меня и близко не было.... А то, что было. Так. Один бред. Шеф предложил пройтись по последнему месту жизни Макарова. Теперь уже я находился в своем кабинете, а Николай в своем, в прокуратуре. У него были свои вопросы, у меня свои. Выехал на завод, установил круг лиц и приступил к их опросу. А к этому времени тело погибшего привезли в город и поместили в морг. Выбрал несколько человек, которые при посещении морга опознали тело, как тело недавнего заводского технолога.
-Итак, Толя, - Павел посмотрел на товарища, - я установил, что Макаров последний месяц жизни был ничем особенно не примечателен. Разве, что в начале месяца с группой товарищей получил очередную похвальную грамоту, да денежную премию, за успехи в работе. Вообщем, опять ничего такого, чтобы указывало на какой-то след. Мною были направлены соответствующие запросы по месту рождения Макарова, по последним местам его жительства и работы, с просьбой, выслать фотографии, если конечно они там есть. По всем этим адресам были направлены фотографии и почившего Макарова. Оставалось ждать только ответа. А тут появился и Гольц с семьей, но появился не в Чернигове, а в Чижовке, у своих родственников. Об этом сообщили в областную прокуратуру из прокуратуры села Репки, в районе которого и была эта Чижовка. Чтобы не терять времени, шеф дал команду немедленно выезжать туда. Поехал я один, без Николая. Встретил меня в Репках местный участковый Маркелыч, и сразу поехали в Чижовку. Направились к дому родителей Гольца. Он колол дрова. Увидев знакомого участкового, а рядом в авиационной форме старшего лейтенанта, несколько смешался.
-Игнаша, Игнат Андреевич, - поправился Маркелыч, это к тебе, товарищ из органов...
-военной контрразведки, - добавил я, увидев, что участковый запутывается, как представить меня. - Вы извините, Игнат Андреевич, - понимая, что нужно брать сразу быка за рога, - я к вам, в отношении вашего технолога Макарова, который не давно умер у вас на болоте. Хотелось бы узнать, почему он разыскивал именно вас?
Гольц, хмуро смерил нас с участковым взглядом, воткнул топор в чурбан, и, извинившись, попросил подождать минут пять, пока он приведет себя в порядок.
К нам он вышел минут через десять, уже переодетый, умывшийся. Представился, смущенно и виновато улыбаясь:
-Гольц Игнат Андреевич, механик авиаремонтного завода, а сейчас, по случаю отпуска, нахожусь у своих родителей. Слушаю вас.
Я сообщил, кто я и почему здесь. Ты знаешь, Толя, я тогда стал уже учиться у старших товарищей, как вести себя при беседах, вот поэтому и стал пристально следить за его лицом. Не скажу, что взгляд мой был пронзительным. И насквозь увидеть, что за человек передо мной, конечно же, не удалось. Хотя заметил, что лицо его вроде бы построжало.
-По поводу Макарова? - спросил он в лоб. И сразу же пояснил. Как появился на селе, мне тут же рассказали, что он приехал сюда и расспрашивал про меня.
Но превращать наш доверительный разговор в официальную беседу, явно не спешу. Тут же на крылечке в присутствии Маркелыча, показываю Гольцу фотографию покойного и спрашиваю, -
- Знакомы?
-А как же, это наш технолог. Как появился у нас на заводе три года назад, так и работаем вместе.
-А раньше никогда не виделись?
-Раньше-то? - Гольц снова взял фотографию и пристально посмотрел на нее.
-А вы не спешите. Посмотрите повнимательнее. - Я остановил его руку пытающуюся вернуть мне фото.
-Так это же наш технолог! Правда, мне всегда почему-то казалось, что я видел его где-то раньше. Да и он ко мне в последнее время стал почему - то присматриваться.
-Ну, а подробней можно? - говорю я.
-Подробней можно. Только не пойму, к чему это? Как человек, прошедший всю войну.... Нет, я не уверен, тот ли это человек, о котором я думаю. Этот - то, чуть ли не герой войны. Видел его как-то на празднике, - вся грудь в орденах. А о том, которого он мне сейчас напомнил, лучше не вспоминать... Да и нос его мне кажется совсем не тот...
Гольц смотрит на меня пристально и прямо. Глаза у него серые и глубокие. И как мне показалось, усталые. Нет, скорее мягкие, добрые.
-А вы все-таки попробуйте, не отставал я от него.
-У меня тогда наверняка был вид гончей собаки, - усмехнулся я, бросив взгляд на Анатолия. - Не поверишь, я тогда почувствовал, что напал на верный след...
Так вот, Гольц, тогда пригласил меня в дом, - продолжил я свой рассказ, - Так и сказал, - пойдемте в хату, да за самовар. Разговор-то долгим будет.
-Маркелыч, виновато заулыбался, и, сославшись на работу, извинился и быстрым шагом засеменил к калитке.
И вот мы начали наш долгий разговор. Один на один. Гольц предварительно переговорил с женой о чем - то шепотом, после чего она согласно кивнула, и, прихватив с собой мальчика и девочку, вышли из комнаты. Отец и мать Гольца ушли со двора сразу, как только мы появились с Маркелычем.
И вот, Гольц приступил к повествованию трагического периода своей нелегкой жизни...
...Кончался 1941 год. Черниговская область уже почти два месяца, как была придавлена оккупацией. В каждом селении жила настороженность, в каждом селении можно было ждать смерти. Но в Чижовке немцев не было. В сорок первом они даже не заглянули в нее. Она осталась в тылу немцев, не замеченная, не тронутая войной. Мужики - душ тридцать ушли по мобилизации в армию. Если бы не эти мужики, ушедшие на фронт, так никто и не знал бы, что идет война. Бабы и старики остались с детьми дожидаться их - и продолжать свое крестьянское дело. Радио на селе никогда не было, и что творится вокруг круг них, никто не знал. Старики, бабы и помогавшие им детишки, продолжали работать на полях, жали хлеб, копали картошку, заготовляли продукты на зиму...
И вдруг, как будто кто-то село сглазил. Как сейчас помню. Стояла середина декабря 1941 года. Мороз был трескучий. Даже воробьи на лету замерзали. Из леса донесся гул моторов, похожих на тракторные. Мы тогда танки-то только на картинках видели, а тут на единственной улице из полутора десятка домов, вдруг появились невиданные ранее две железные коробки, с торчащими из железных кабин короткими трубами, рычащие и выдыхающие вонючие облака гари. За ними шла колонна из трех грузовиков. Остановились. Из грузовиков высыпали солдаты и стали выгонять жителей домов на улицу. Площади-то никакой не было, так вот один из танков, сгреб собою в сторону какую-то избушку, а на освободившееся место собрали в кучу все оставшееся население Чижовки. Бабка моя, с которой я остался в оккупации, сунула меня в подпол, и сказала, чтобы я там сидел и не показывал носа. Отец-то мой ушел с мужиками на фронт. А мать перед самой войной выехала к своей сестре на Урал. Вот и жили мы вдвоем с бабкой.
Сижу, не шелохнусь. Вдруг слышу, крики, стрельба, женский, детский плач. Потом потянуло дымом, гарью. Раздался треск горящих и рушащихся домов. Потом тишина...
Вот так и шел наш разговор в горнице фронтовика Андрея Гольца, с его сыном - Игнатом. Рассказывал Игнат подробно. Словно прочитывал книгу собственной жизни. Наверное, он не раз и не два все это вспоминал. И жило все это в нем. Вот он и выплескивал эту свою жизнь постороннему человеку впервые. Видимо воспоминания прожитого и побудили Игната вспомнить все, что таил в себе десятилетиями.
Голос у Игната был глуховатый. Привычка смотреть в глаза собеседнику вначале как-то смущала меня. Но уж больно живые они были у него глаза. И они говорили о себе больше, чем голос. В них была боль.... Вот тогда-то я и решился вести записи. Диктофоны тогда у нас, ты знаешь, были большой редкостью, да и считались секретным оборудованием. Приходилось, записывать важные моменты на бумаге, и перебивать его своими вопросами...
Вдруг слышу, какие-то сверху голоса, - Игнат продолжил свой рассказ. - Неожиданно открывается крышка голбца. Я испуганно шарахнулся в сторону. В люке показалась голова в пилотке натянутой на уши - "Ауфштейн!" - донеслось до меня. Я поднял кверху свое лицо, и приподнялся на ноги. Надо мной, раскачиваясь на носках, стоял здоровенный солдат в пилотке натянутой на уши. Он, что-то громко крикнул кому-то на непонятном мне языке, и, не дожидаясь пока я поднимусь, одной рукой схватил за воротник моего полушубка, в котором я был, и легко вытащил из погреба. Забросив автомат за плечо, обыскал меня. Ничего не найдя, встряхнул, как мешок с картошкой, и поставил на ноги.
Я стоял и не понимал, где я нахожусь. Одной стены дома не было. Там чернел от дыма пожарища снег. Между лежащих на снегу тел, ходили немецкие солдаты. То тут, то там, раздавались одиночные выстрелы. Это я потом догадался, - пристреливали раненных односельчан. Поверите, сколько лет прошло, а я и сейчас, порой закрою глаза, и вижу лежащие тела односельчан, полуразрушенные и чадящие пожаром дома...
Я сидел в ногах солдата, и, сжавшись от страха, плакал. Подошел какой-то немец в высокой фуражке, на ушах черные меховые наушники, посмотрел на меня и вдруг произнес,
-О-о! Кляйне киндер! - И сказал что - то стоявшему тут же солдату.
-Ну, вставайт, вставайт, киндер, - почти добродушно сказал мне на ломанном русском языке этот солдат, и, не дожидаясь, пока я встану, схватил меня под мышку, подошел к грузовику и под хохот окруживших нас солдат, как мешок забросил в кузов грузовика.
Я, сжавшись, лежал в углу кузова, и старался не думать, что меня ждет. Сколько ехали, не знаю, но, судя потому, что остановились во дворе хорошо знакомого мне пионерского лагеря, ехали около получаса. Пионерский лагерь, где мы остановились, находился километрах в десяти от нашего маленького села. И назывался "Октябренок". А почему, к нам в деревню не заглядывали, так оттуда была прямая дорого а райцентр Репки. Про деревушку-то нашу, они видимо ничего не знали. А как узнали, так решили, и уничтожить ее. В здании пионерлагеря до революции было усадьба помещика фон Гольца. А все, кто работал в его усадьбе, и были Гольцами.
Тогда из всех оставшихся на селе жителей, в живых остались только несколько человек. В их числе моя тетка Наталья. Она и сейчас здесь, в Чижовке. После войны вышла замуж за вернувшегося живым здоровым старшину Гольцева, да вы его знаете. Это наш участковый, старшина Маркелыч. Село постепенно возрождается. Рождаются дети, растут...
Когда приехали в пионерлагерь, из усадьбы вышли какие-то офицеры. Один из них переговорил о чем-то с офицером, которым был старшим колонны, нашел меня глазами, и поманил пальцем,
- Комм хир!
Я, не понимая, продолжал стоять.
-Иди туда, - подтолкнул меня в сторону этого офицера стоявший рядом солдат.
-Ты кто такой? - спросил меня на чистом русском языке офицер. - Как твоя фамилия?
-Гольц...
-Как? - удивленно посмотрел на меня офицер, - ты родственник фон Гольца, хозяина этой усадьбы? Ты немец?
-Нет, - затряс я отрицательно годовой, - я русский. У нас все на селе Гольцы.
Услышав мой ответ, офицер заулыбался, захохотали и стоявшие рядом с ним офицеры и солдаты.
Офицер оглянулся по сторонам. Хохот и разговоры затихли. Он посмотрел на меня и, почему-то тихо сказал, - вот, что русский Гольц. Ты мне нравишься. Будешь работать на кухне. Мыть посуду, колоть дрова, Топить печи. Не воровать, не разговаривать. Не совать нос туда, куда не следует. Иначе расстрел...
Вот так я и оказался на службе у немцев.
Беда села Чижовки была в том, что оно оказалось рядом, всего в десяти километрах от разведшколы Абвера, вот ее и уничтожили. Об этом я узнал уже после войны.
-Больше нет села Чижовки и русских Гольцев, сказал несколько дней спустя после моего появления в усадьбе этот офицер, которого все называли полковник Шульц. Он мне так и сказал, - пора тебе Игнат привыкать, что ты начинаешь жить при новом порядке. И не забывай, у тебя немецкая фамилия.
Этот полковник Шульц и был начальником разведшколы Абвера.
Я постепенно пригляделся к усадьбе, а теперь уже к разведшколе Абвера. Вся территория ее была огорожена тремя рядами колючей проволоки. Через каждые пятьдесят метров стояла смотровая вышка с прожектором и пулеметом. Где когда-то был хозяйственный двор пионерлагеря, стояли гаражи для автомобилей, двух бронетранспортеров, и трех легких танков, два из которых принимали участие в уничтожении моего села Чижовки. Сбежать оттуда, не было никакой возможности.
Метрах в двадцати от административного здания были построены два барака. Один, как казарма и столовая для курсантов, другой, для проведения с ними занятий. Немецкие солдаты и офицеры, проживали в главном здании.
Начальник школы относился ко мне не плохо. Не плохо, это значит никогда не бил. Снисходительно относились ко мне и другие офицеры, основная масса которых были преподаватели. Они просто не замечали меня. После освобождения я подробно о них рассказывал офицерам Смерша.... Попадало мне всегда от солдат. Били за всякую провинность, стремились использовать меня на побегушках. Особенно попадало мне, когда я неправильно называл предметы на немецком языке. За каждую ошибку полагалось по три удара солдатским ремнем по моему оголенному мягкому месту.
На кухне мне часто приходилось встречаться с курсантами, которые были там в наряде. Они ничем не отличались от немецких солдат. Были все одеты в немецкую солдатскую форму, но говорили между собой, как правило, по русски. С ними чистили картошку, варили в огромных котлах супы, каши, в чайниках эрзац кофе. Были дни, когда меня запирали на гауптвахту. В эти дни я не должен был видеть отправляемых в наш тыл немецких агентов.
Наступил 1942 год. По поведению немцев, их озлобленности, я понял, что у них что-то не так. И по обрывкам фраз, а я уже неплохо понимал и разговаривал на немецком языке, понял, что они были разбиты под Москвой.
Вот в тот период, я и встретился, хотя не могу утверждать, что это был именно Макаров,
с этим человеком. Он по всей вероятности тогда пришел из-за линии фронта. Левая рука у него была видимо раненная и висела на привязи. Он зашел тогда на кухню, набрал в чайник воды. Когда выходил, задержался около меня, посмотрел в лицо, и спросил, - как фамилия? Я хотел, было ответить ему грубостью, - все в школе уже знали мою фамилию, но что-то удержало меня, и я, как-то сам по себе, брякнул, - Гольц. Он подозрительно окинул меня своим взглядом, ничего не ответил и ушел.
-Вспомнил! Вспомнил! - воскликнул тогда Гольц, и хлопнул кулаком по столу. Именно этот взгляд мне и напоминал в Макарове того человека. Точно! Теперь я с уверенностью могу сказать, что Макаров и тот человек из разведшколы, - одно и то же лицо. Его взгляд нельзя перепутать ни с кем. А я то думал, чего это ко мне присматривается новый технолог? Видимо насторожила моя редкая фамилия Гольц, и он решил проверить, не тот ли я мальчишка, который видел его в разведшколе.
-Давайте, товарищ старший лейтенант, я опишу Макарова, каким он был в те годы. Лет, так 25-27. Лицо строгое, подбородок тяжелый, с ямочкой. Глаза с прищуром. Рост около 1.70, стройный, спортивного вида.
-Как это вы так хорошо его запомнили? - удивился я. Столько лет прошло.
-А я тогда специально их всех запоминал. Знал, что пригодится. И был прав. Когда со мной беседовали в Смерше, я им все тогда и рассказал. Рассказал и про Макарова. Правда, фамилий я их тогда не знал. Они друг к другу обращался по номерам. Каждому был присвоен особый номер.
Когда наши подходили, была создана специальная группа из кадровых сотрудников школы, куда вошли бывшие на тот период там и немецкие агенты. Был тогда там и Макаров. Они увозили на бронетранспортере куда-то в лес, напоминающие ящики, какие-то металлические емкости. Из отдельных обрывков разговоров я понял, что все это должны утопить в болоте. В каком? Не знаю. Но, судя по тому, что тело Макарова было обнаружено на болоте, значит, он был там не случайно. Он искал те емкости, в которых были на него все данные.
-Правильно мыслишь, Игнат, именно эти бумаги он и искал. Он хотел уничтожить их, чтобы скрыть свое прошлое. А заодно хотел прикончить и тебя, как единственного свидетеля его сотрудничества с немцами...
-Вот такая, Толя, случилась тогда история, - Павел посмотрел на начинающее светлеть небо. - А потом пришли все ответы на наши запросы.
Макаров, в действительности не Макаров, а находящийся в розыске военный преступник, бывший старший лейтенант Советской Армии Пашинский. Сын белого офицера, колчаковца. При отступлении армии Колчака, с матерью остался в Иркутске.
С Макаровым познакомился в поезде, который следовал в 1946 году с демобилизованными солдатами и офицерами на Восток. Сошли вместе на станции Свердловск. Вместе поехали в Нижний Тагил, где и проживали родственники Макарова. В близи пригорода, Пашинский убивает Макарова, закапывает тело в лесу, и, завладев его документами и боевыми наградами, превращается в демобилизованного майора Макарова. К родственникам Макарова, естественно не едет, а отправляется дальше, в Сибирь. Письма "родственникам" писал не регулярно. В первом же письме извинился, что почерк его, возможно, изменился, потому что был контужен и тяжело ранен. В военкомате, где Пашинский - Макаров становился на учет, подмены никто не обнаружил. Благо оба они были одного роста и одного года рождения. Да и лицами были несколько схожи. А кто тогда кроме НКВД, мог проверять бывших солдат и офицеров, да никто. Вот и вся, Толя, история с этим Гольцем...
На следующий день, с утра стали собираться домой. Павел, помня, что Анатолий сбирался что-то рассказать, не выдержал и спросил того об этом.
-Потом, Паша, потом, - отмахнулся Анатолий, - ты извини, но я пока к этому не готов. Затем, какое-то время подумал, неожиданно махнул рукой, и веселым тоном произнес, - тебе завтра на работу?
-Да нет, - Павел пожал плечами, - я отгул взял. Да и дома моих нет. Жена с младшим сыном в гостях у бабки, так что, я, как говорит кот матроскин, сам по себе.
-Согласен еще остаться до утра?
-А почему-бы нет? - Павел пожал плечами, и в шутливой форме продолжил, - знать, вы соизволили еще продлить свой отдых? А как же хозяин?
-А я ему через его опричников доведу, - кивнул Анатолий в сторону сада, где мелькали какие-то люди.
-Ну, раз так, - согласился Павел, - надо бы побеспокоиться о бутылке...
-Да перестань ты, ты думаешь, у меня ничего нет?
-Ну, раз так, то давай готовиться к вечернему клеву, - пробормотал Павел, вытаскивая рыболовные снасти из багажника "пятерки".
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
