Вот и Чернолуцкая за спиной. Скрытно покинув крепость, и не выходя на проезжий тракт, отряд Никифора нырнул в сразу же начинающуюся за крепостью низину, обогнул пресные пойменные озера, и между островами перемахнув по льду Иртыш, поднялся на пологий, левый берег реки. Через три дня пути вдоль Иртыша казаки впервые встретили киргизский аул. При впадении в Иртыш, малой речки Коксу, называемой русскими ,Голубинкой, стояли несколько юрт. Казаки привычно окружили кочевку, и через бешенный лай степных волкодавов, стали выкрикивать хозяев. Из юрты вышел немолодой, тучный, седобородый казах с неизгладимым выражением хитрости на круглой физиономии. Он настороженно принялся вглядываться в лица гостей, но завидя Гришку, расплылся в улыбке. Видимо, их связывали ,многие дела. Никифор заметил, что тот показал казаху кулак, и хозяин улыбку спрятал. Теперь, понятно было, кто перед ним. Соскочив с седла, он, по обычаю, прижав одну руку к сердцу, другую, с поклоном протянул хозяину
- Селемет сыз, Магомбет- ака! Казаху это явно польстило. Его в лицо уже знают русские начальники! И казах быстро заговорил:
- Что, царь обьявил войну хунтайджи? Казаков послали на разведку? Прошу в мою юрту. Если ты откажешься погостить у меня, то нанесешь мне оскорбление! Никифор отлично знал, что хотя бы чаю попить, было бы надо, но служба прежде всего, поэтому отойдя чуть в сторону, на ухо сказал хлебосольному хозяину:
- Я много слышал о твоем богатстве и праведной жизни, Магомбет-бек! Но мы сопровождаем джунгарского посла. Ветер в степи переменчив, если, вдруг, джунгары спросят тебя, для чего ты принимал казаков, не сложно ли, тебе будет ответить? А я не хочу, что бы тебя об этом спрашивали! Давай, перенесем той на лучшие времена, а пока, окажи мне любезность, скажи, далеко ли ойраты, и где сейчас кочует преславный хан Абулхаир? Магомбет понимающе покивал головой, и ответил:
- Мои люди встречали ойратов в одном дне пути отсюда, к югу. Идите вдоль реки, и вы их встретите. Хан же, находится при владетельном Тауке- хане, а его аул откочевал на летовку, в сопки Кокшетау. При этом, ойратские силы держатся Иртыша, западнее, в степи, их нет. Никифор еще раз пожал руку Магомбета, и вскочил в седло. Надо было торопиться. Весна неудержимо наступала, а вместе с ней истекал и срок, данный Немчиновым. Поднявшись в степь из поймы Иртыша, казаки по команде Никифора, дали пятками под бока лошадей, и кони пошли тряской рысью. К обеду, следующего дня, степь оживилась. На абсолютно безлесной плоскости появились группы деревьев, пейзаж оживляли, множество мелких, местами уже готовых вскрыться речек. Казалось, откуда в этой пустыне взяться оазису? Берников напрямую спросил об этом Никифора.
- Ты кудый-то нас завез , казаче ?
- Это есть урочище Болды, по кайсацки, сие означает- хватит, то исть, всего здесь много, а наши зовут - Булдырь, да и речку эту так величают. Вокруг степи соленые, а речка немалая, в Иртыш впадает, от нее здесь и дерева, есть лес строевой, и травы, в любую засуху хороши.
- А чего ты там с киргизцем шептался?
- Дорогу спрашивал .Где ойратов искать, где хан кочует.
- А он чего?
- В гости звал! Сам знаешь, свяжись с ним, потом неделю из-за стола не встанешь. Как начнут, есть- пить, да песни петь...
- Песни они сильно любят! Такой народ музыкальный, кто уж там петь умеет- не умеет, но поют все поголовно. И до чего договорились? Но Никифор не успел ответить, перед ними, как из под земли, выросли примерно с полсотни всадников, одетых в темно- синие монгольские халаты, и стальные кирасы. Предводитель отряда ехал на высоком текинском жеребце, что резко контрастировало с лохматыми, низкорослыми лошадями воинов. Один из всадников нес желтый бунчук, который означал, что отряд находится на страже границы. По команде командира, ойраты, а это были именно они, полукольцом охватили отряд Никифора, и перестроились в две шеренги. Первая шеренга, нацелилась копьями, прямо в грудь казакам, вторая, вскинула ружья, прицелилась. Предводитель поднял руку, собираясь говорить, но заметил Батсуха, слетел с коня, грохнулся на колени, и не поднимая головы,сбивчиво заговорил ,обращаясь к нему:
- Ом мани падме хум! Скажи, господин, эти нечестивые орысы взяли тебя в плен? Живо ли наше посольство? Что ты здесь делаешь?
Батсух ,на всякий случай, вытянул его камчой, и с достоинством ответил:
- Умный человек, сначала думает, прежде, чем сказать! Посол отправил меня с поручением к зайсану! Я был в гостях у русского Черед-саган нойона, и он , из уважения к нашему хунтайджи, да продлятся дни его, дал мне этих воинов для сопровождения! Так, что не болтай лишнего, и веди меня немедленно к своему начальнику! Командир ойратского отряда, поднявшись с колен, стал пятиться спиной вперед, отходя к коню, а Батсух, повернувшись к Никифору и Берникову, промолвил:
- Уважаемые! К сожалению, мой улус далеко, и я сейчас не могу, пригласить Вас ко мне в юрту, но все в руках неба, и если когда-то, у меня появится случай это сделать, Вы будете самыми дорогими гостями! Передайте от меня поклон Черед- саган нойону, и, да хранит вас всемогущий! После этого, церемонно поклонившись, сотник пустил коня вскачь, а за ним, и весь джунгарский отряд.
Никифор и Берников, поклонились ему в ответ, и дождавшись, пока, ойраты исчезнут из виду, медленно двинулись в обратном направлении. Однако, свернув в первую же балочку, Никифор построил конвой, и отдал распоряжения:
- А сейчас, казачки, разверни ухи в мою сторону! С энтого лога, мы уже не посольский конвой! Мы разведка! И наши головы, копейки не стоят. Как нас Абулхаир примет, одному господу известно, а для всех других- мы здесь враги. Поэтому, идем споро, ночью костров не разводить, спать в седлах по очереди. Отдых- только коням! Идем на запад, к Синим горам!
Барабинская степь, севернее озера Чаны.
Алей преодолел Иртыш, перескочил по последнему льду Омь, недалеко от села Каргат, лес кончился, и Алей, в сопровождении двух казаков, выбрался в голую степь. Места здесь были безлесные, черноземные, богатые пресными озерами, хотя, болотистая почва не позволяла заниматься земледелием, и любимым татарами садоводством. Но кони здесь, в степи, вырастали отменные, и рыбы в озерах, было огромное количество. Край был издревле населен сибирскими татарами, древним народом тюркского корня. Алей шел напрямую, к своей родовой деревне, где он полагал набрать людей и закупить коней. Однако, на всем пути он встретил только брошенные жилища. Ни купцов, ни пастухов, ни скота, никого они не встретили. Алеем, все более овладело овладевало беспокойство. Однако, и дома все было тревожно . Младший брат Алея, Шамсутдин, радушно приветствовал его, зарезал коня, накрыл дастархан, но Алей видел, что брат его, чем-то озабочен. Когда они остались вдвоем, Алей прямо спросил его:
- Брат мой, скажи, в чем твоя печаль? Почему обезлюдел наш край?
- Ты служишь русскому царю, Алей, и должен знать лучше.
- Меня послали набрать в войско наших людей, царь готовит большую войну. Мне также поручено закупить лошадей.
- А с кем война?
- С контайшой!
- Аллах услышал наши молитвы! Будь прокляты ойраты! Мало того, что ими разорены казахские аулы, и последние годы мы вынуждены воевать и с казахами, но недавно, к нам приехал чиновник контайши, с сотней воинов, который обьявил, что мы живем на джунгарской земле, и должны платить им дань! Когда мы заявили, что уже сто пятьдесят лет назад, присягнули русскому царю Ивану Грозному, и платим только налоги, джунгары, угнали у нас табун лошадей, а твоих племянников, Давлета и Наиля, которые пытались с оружием защитить наше имущество, просто убили. Мало того, накинув арканы, на шеи, увели наших женщин, кого сумели поймать!
- А вы где были? Процедил сквозь зубы Алей.
- В селе были только старики, все мужчины ушли на лед Чанов, ловить рыбу. Нападения казахов мы не опасались, так как от Чанов легко могли перехватить их, а джунгары пришли с востока, из-за Оби. Поэтому, я приказал всем отходить за Омь, под защиту казачьих караулов, и пушек крепостей. А я собрал всех мужчин, чтобы отомстить. Ведь они скоро опять явятся, за данью!
- Вовремя я приехал, злобным шепотом, проговорил Алей. Завтра же утром, собирай людей, я буду говорить с ними!
Утром у дома Шамсутдина собрался народ. Алей вышел на крыльцо и глядя в хмурые лица людей, основная масса которых, была его родственниками, бросил в толпу:
- Все готовы умереть?
- Да, выдохнули люди.
- А надо не умереть, а победить! И мы победим, иншалла! Только, во всем слушать меня! В открытом бою, нам не справиться с ойратской конницей. У Вас нет ружей, а сабли, только у тех, кто служил в царском войске. Единственное наше оружие- внезапность, а союзник- ночная тьма. Джунгары придут, пока наст держит коней. Это значит, не сегодня-завтра! И они уже в пути. Мы должны их встретить, далеко от нашей земли, там, где они не ждут нападения. Мимо реки Карасук им не пройти, южнее- незамерзшие болота,в которых бьют горячие родники, и поэтому, зимой непроходимые для коней, западнее- озеро Чаны, лед на котором уже слаб, нет им другой дороги! Сегодня же, пятеро верховых- на разведку. Остальным, коней не брать, едем на санях, лошадей вести в поводу отдельно. Мы должны успеть устроить им засаду. Если не успеем, надо отходить!
Собрались мгновенно, и уже к вечеру следующего дня Алеево воинство залегло на холмистых берегах малой степной речки Карасук. Все, как один, в белых полушубках, и даже валенки подобрали белые, костров не разжигали, жевали лепешки, с сушеным курутом, замешанном на меду. Нужду справлять ходили, за версту. Никакой, самый дотошный наблюдатель, не мог бы заметить полсотни человек в зимней степи. Спустя сутки, разведчики доложили, что, чуть более сотни ойратов, становятся на ночлег совсем рядом. Шамсутдин, встав на лыжи, добежал с одним из стариков, до табора калмыков, и уверился, что командир отряда, тот же самый, что был у них в деревне. Хотя, Алею было уже все равно, тот, этот ли. Жажда мести пламенем жгла его сердце. Однако же, все складывалось, как нельзя лучше. Наступил вечер, а за ним и ночь, в таборе ойратов загорелись костры. Алей, все это время ,затаясь, в зарослях прошлогодней полыни, на верхушке старого кургана, пристально наблюдал за лагерем. Кто же это был? Несомненно ойраты, но кто? Это была не пехота Аргишты, не кавалерия Черен- Дондука, и уж точно, не отборные войска наследника Голдан- Церена.Вооружены как попало, ружей не более десятка, а заводных коней всего по два. Не на войну собрались, а на рыбалку.Да и не войско это, а чьи-то слуги, мал- мал приоруженные. Получалось, что, кто-то из мелких пограничных нойонов, решил под шумок увеличить размеры своих владений, для чего посадил на коней свою чедядь. Но, подождите немного, свое получите, злобно усмехнулся Алей.
В таборе, между тем, было все спокойно. Расположились ойраты, как веками было принято у степных воинов. Кони- спутаны, нерасседланы, лишь ослаблены подпруги ,и вынуты удила, согнаны в табун, в центре табора, окружены походными кострами, караул у костров, воины спят в легких походных юртах. Ночь перевалила за половину, созвездие большой медведицы, развернулось ковшом к горизонту. Алеевы бойцы, ползком пробрались по снегу, прямо внутрь табуна, и сейчас , потихоньку резали конские путы. По времени, Алей решил, что пора. Другая группа его нукеров, достала из под шуб луки, сняла с поясов тетивы. Эта предосторожность , была необходимой, так как многочасовое пребывание на морозе, могло сказаться на гибкости, а значит, и на боевых свойствах оружия. Стрелы были приготовлены тяжелые, с острыми, игольчатыми наконечниками , которые, не свистят в полете, и перед которыми, на пятьдесят шагов, не устоит ни кольчуга, на кожаный панцирь, а бронников Алей не видел. Узрев, что все готово, Алей прокричал совой, и в ту же секунду, в табуне , диким, кровожадным воем, завыл волк. Время уже было не волчье, сейчас у волчиц уже вывелись щенки, и звери жили тихо, стараясь никак не обнаруживать себя. Но реакция лошадей была молниеносной, сработал вековой инстинкт, да еще и люди, каким- то образом, попавшие внутрь табуна, пребольно кололи копьями под бока. Лошади понесли, переворачивая остовы юрт, и через секунду, табун исчез, в морозной ночной степи. Мягко шепнули арканы, утягивая в темноту караульных, зазвенели тетивы луков, и послышались шлепки стрел, вонзающихся в живое тело. Воины, выбегающие из юрт, сразу попадали под бесшумно летящую смерть, раненые и умирающие метались между костров. Командир, в первые же секунды боя, получивший копье в горло, лежал в снегу, подплывая в собственной крови. Примерно полтора десятка, наиболее опытных в военном деле калмыков, пытались остановить панику, построились, и начали заряжать ружья, хотя и толком не видя, куда стрелять, прикрывались от стрел войлоками и конской сбруей, но стрелки, по команде Алея стали стрелять в зенит, и стрелы, пройдя наивысшую точку траектории, стали падать вертикально вниз, и не было от них спасения. Еще до того, как упала последняя стрела, Алей вместе с лучшими своими людьми ворвался в джунгарский лагерь, с ходу ударив в длинные пики, а саблями работать уже не пришлось. В лагере были только раненные и убитые. Отдав приказ обыскать все, Алей сидел верхом на коне, как дух мести. К нему подвели пятерых пленных ойратов. Все они были ранены, но могли держаться на ногах. Шамсутдин спросил:
- Что с ними делать? Глянув на пленных краем глаза, и почти не разжимая губ, ответил:
- На колы! Но потом, махнув головой, передумал,- Всех с собой! Обменяем потом, на наших пленных. Шамсутдин кивнул головой, и вновь спросил:
- А тех кто идти не может?
- Тех, в сани. Безнадежных добить!
Горный массив Ерейментау.
Четвертые сутки отряд Никифора метался по степи, как волки то нюхая воздух, то заметая следы. За это время Никифор крепко сдружился с Берниковым, в беседах с ним, узнавая много нового для себя, о том, что всегда было с ним рядом. Так и сегодня, держась рядом, они вели чинную, неспешную беседу. Берников рассказывал:
- Вся беда киргизцев, что нету у них царя. Тауке- хан, не напади на них калмыки, может быть царем -то, и стал, но на то время надо было. Он и закон для всего киргизского племени написал, на основе Ясы Чингизхановой. За мудрость они его и уважают, это пожалуй, последний общеказахский хан. Он хоть и не управляет, но случись с ним чего, такая смута у них начнется, и мы тож, горюшка наглотаемся.
- Ты подумай, удивился Никифор, а сколь у них султанов, и ведь есть среди них и весьма головастые.
- Не путай божий дар с яишней! Ханом может стать только человек Чингизхановой крови. Уж на что, Тамерлан, кровопийца был, а и тот ханом называться не стал. Звал себя катта-эмир, большой эмир. А таких людей- чингизидов, в степи , сейчас, немного осталось.
- Вот чего еще мне скажи! И я и ты, знаем, что киргизцы, народ не злой. Чего ж тогда выходит, что режемся мы с ними по всей границе, как скаженные?
- Тут причин две. Первая, как я тебе и говорил, царя у них нету, договариваться не с кем, с одним ханом дружбу сведешь, как его другой зарежет, и все дело насмарку. А другая причина- никто и никогда, и ними на равных говорить не пытался. Сам знаешь воевод Московских, а сейчас и Питерских. Им бы одно- наворовать, да сьехать отсель с деньгами. А подойди начальство наше, к делу сему с разумением, не было бы для Российской империи союзника вернее.
Помочь бы им товаром, да хлебом, да оружием, и сразу тихо бы стало по всей границе. Но наши-то помогут пожалуй! Они своих-то за людей не считают. Это у нас в Сибири, все вольные, а за Уралом, рабство, крепостники, баре да помещики зверствуют. А у киргизцев, хоть и говорят про них умники Петербурхские, что- де дикие они, крепостного-то права у них нет, и никогда не было!
- Дивно! Все дело- то простое! А с джунгарами чего не делим?
-Ханство Калмыцкое, есть дитя силы Чингисхановой. Нашлись там воители славных родов и больших способностей, что за сто лет сумели из простых пастухов создать самую большую армию в Азии. Но земли у них за Байкалом бедны, хлеб не родится, а народу много. Вот и пошли они, на киргизцев, да на Китай. Хотя, и у них смуты много. Иные зайсаны контайшу не признают, сами себе воюют. Наш царь- батюшка, много раз послов от цинов принимал, что предлагали джунгарам в спину ударить, да землю их поделить. Но не идут наши на то, памятен еще Албазин. Потому, пока с ойратами замирение, но что они сделают, если с Китаем воевать бросят- один Бог ведает. Уже сейчас, воеводы Томские и Красноярские доносят, что грабят джунгары подданных наших. Заставляют дань платить, уже и двоеданцы появились, платят и воеводам нашим, и контайше. Острог Бийский спалили. Этот контайша, хоть сам,нам не враг, а наследничек его, Голдан-Церен, силен вояка! Как власть получит, тут то все и начнется. Но дело все в том, что для пользы государственной, надо было бы, сделать все, чтоб помирились они с киргизцами, и поддержать их в Манчжурии, тогда, вся граница, От Астрахани до Амура, успокоилась бы. Ведь калмыки держат на себе Китайскую силищу. Кабы не они- оттяпал бы богдыхан все до самого Байкала, но никто сим делом, из начальства, не озабочен. Причину я уж сказывал .Вдруг, разговор был прерван отчаянным воплем Гришки, который в этот день был назначен в охранение , и ехал с левого фланга. Никифор сразу остановил отряд, и увидел, как из лога на бешенном аллюре выскочил Гришка и громко крича, несся в сторону своих . За ним, явно догоняя летела большая толпа всадников, на разномастных конях, и вооруженная кто- чем.
- Осташку порубили злыдни! А я утек! Спасай , полусотник! Казаков учить не надо. Не дожидаясь команды, станичники, вынули фузеи из чехлов, и защелкали кремнями. Никифор сорвал с плеча карабин, и скомандовал:
- Ряяды вздвой! Казаки мгновенно перестроились в две шеренги.
- Прикладывайся! И тут же фузеи для пущей устойчивости, были уперты на рукояти сабель.
- Цельсь! Каждый поймал своего врага на мушку.
- Первые, пли! Страшен залп с двадцати шагов, полетел в грязь десяток нападавших.
- Вторые, пли! И снова падают люди.
- Пики к бою! Опускаются горизонтально стальные жала пик, и по инерции налетают на них всадники, но нет уже времени, сейчас сшибутся в рукопашной, и тогда следует главная команда, для которой рожден и обучен казак, после которой, либо слава, либо рай.
- Сааблии вон! И заплескалась рубка ! Кони, мордой к морде, грызутся, почуяв кровь, люди осатанели, кромсают недругов своих. Кто сказал, что сабли звенят? Ничего подобного! Звук ударов глуховат, иногда высекает искры, и оттого становится особенно жутко. Но в этот раз, иное было угодно всевышнему. Где-то высоко в небе запел рожок, и с горного склона, разворачиваясь в лаву, на рысях спускался большой отряд воинов. Рядом с командиром ехал знаменосец, держа пику, с трехбунчужным значком. Никифор сразу же узнал значок, и перекрестившись, выдохнул:
- Слава тебе Господи, никак Абулхаиров бунчук! Казаки мгновенно разорвали дистанцию, и ощетинились пиками. Нападавшие, будучи окруженными со всех сторон, побросали оружие. Командир отряда, молодой, рослый, роскошно , одетый казах, привстав в стременах, и прижав руку к сердцу, уважительно поклонился Никифору:
- Салям, Никей-ага! Я вовремя?
- Ты никогда не опаздывал, Джумагул- серы! Так же важно ответил Никифор.
- Дай мне еще несколько мгновений, я должен разобраться, с этими мерзавцами! Улучив момент, Берников, быстро спросил у Никифора:
- Это что за витязь такой?
- Джумагул, ближний человек Абулхаировский, он, серы, рыцарь, по нашему, никому не служит, живет едино честью, да славой. Тот еще головорез. Джумагуловы нукеры уже спешили всех нападавших, и поставили их на колени. Сам Джумагул, подьехав к ним, безошибочно определил предводителя, и обратился к нему:
- Кто дал вам право разбойничать в землях хана моего , Абулхаира?
Какого вы рода, откуда вы?
- А твой хан накормит меня? Воскресит вырезанный калмыками аул? С вызовом, вопросом на вопрос ,ответил пленный. Так с Джумагулом говорить не следовало. Свистнула сабля, и разрубленный надвое разбойник, упал в бурую прошлогоднюю траву. Вытерев саблю, о грязный чапан убитого, Джумагул обратился к остальным:
-Вашу участь решить хан! Но от себя добавлю, вы умрете, или как воины, в бою с калмыками, или на колах, как преступники! После этого , обратился к Никифору:
- Никей-ага! Ты, и твои люди мои гости! Добро пожаловать в мой аул !
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023