Допрос диверсанта ещё не закончился, но в полку уже знали - охотились на Беса. Командование в лице командира, политрука и начальника штаба решало, что с ним делать.
- Перевести в Оренбург, пусть молодняк готовит, - первый высказался НШ.
- Учить взлёту-посадке не его уровень. Учить летать и учить сбивать - это не одно и то же. У нас полполка мечтают у него ведомыми слетать. На Гамлета посмотри. После "рамы" заматерел... А как он "мессера" позавчера приложил!
- Вижу, командир, не хочешь ты Беса отпускать
- Конечно, не хочу. Ты не представляешь, что значит услышать во время собачьей свары "Ахтунг! Ахтунг! В небе Бес!" и, имея численный перевес, фрицы растворяются в тумане... Его знают, уважают и боятся - это по-твоему ничего не стоит!?
- Назначь его тогда комэском...
- Ну, у тебя, комиссар, и повороты. Кто ж допустит вчерашнего вольнонаёмного комэском?
- А мы его за штатным. Пусть молодняк натаскивает. Сам говоришь у него здорово выходит.
- Слушай, завтра-послезавтра ждём пополнение, не брать же их в бой. Выбьют, как курей.
- Ты слышал, у немцев есть элитная эксадра "Зелёное сердце".
- Ну...
- А нашу назовём позаковыристей, например, "Зелёный хрен"!
Политрук схватился за живот и буквально покатился от хохота. Командир подождал пока истерика закончится и спросил:
- Ты чего?
- Просто представил, как ты "Зелёный хер" нарисуешь на фюзеляже...
- Не "хер", а "хрен"...
- Да какая разница. "Где служил, боец?" "Да в херовой эскадрилье!" представляешь, помполит опять схватился за живот.
- Да ну тебя... Хотя мысль дельная. Не комэском, конечно, а пилотом-инструктором, почему бы нет.
***
Через неделю, одетый в чёрную робу Бессонов вышагивал перед строем лейтенантов. Юных и бестолковых, красивых до невозможности в своей ещё не примятой новенькой форме.
- Забудьте, чему вас учили в авио школе, - начал свою вступительную речь Бессонов.
- Я это уже слышал на заводе после ремесленного училища, - прокомментировал один из лейтенантов и по строю покатился смешок.
- Самый умный? - Бессонов подошёл вплотную. - Ваша фамилия?
-Лейтенант Смыслов, товарищ рядовой, - очень вальяжно, делая ударение на последнем слове ответил лейтенант.
- Свободен, лейтенант Смыслов. Идите доложите командиру полка, что готовы валить желтоносых без всякой доподготовки.
Лейтенант такого оборота не ждал и, явно стушевавшись добавил:
- Я, конечно, извиняюсь, но забыть, чему учили, это, по-моему, слишком.
- Вас, лейтенант Смыслов, учили взлетать и садиться, и ещё мужественно умереть за Родину. Я буду учить летать, побеждать и жить за Родину. Разницу улавливаете. Кто не согласен, свободен.
Никто не тронулся с места.
- И ещё. Без протокола и лишних реверансов. Кто допустит вольности в небе, пойдёт на кухню чистить картошку. А кто не выполнит приказ, получит по рёбрам, - Бессонов достал из-за голенища сапога плётку, которая досталась ему на память от абверовцев, - А кто позволит ещё раз ткнуть мне своим офицерством, пойдёт чистить сортир. Уловили? Я доходчиво объяснил?
- Куда доходчивей... А ещё говорили "из графьёв"...
- Когда победим и вам понадобятся курсы, как вести себя в благородном обществе, подходите, научу. А теперь слушай мою команду: даю час, и эти пулемёты, - Бессонов показал на выложенные в ряд ШКАСы, - чтоб блестели как у мартовского кота яйца. Не забудьте надеть чёрные робы. Время пошло!
Командир полка с политруком наблюдали эту сцену издалека, но расслышали каждое слово.
- "Давай представим, давай представим"... Обошёлся без нашего представления. По-моему очень доходчиво объяснил.
- Да уж, - подтвердил душа солдата. - У Беса, похоже, не забалуешь...
И начались у новоиспечённых лейтенантов чёрные дни и ночи. Они перестали ходить, только бегали. Остальные лётчики, наблюдая со стороны, посмеивались - "Смотри, как Бес чертей гоняет"... К лейтенантам вернулись первобытные инстинкты и базовые желания - только спать и есть.
- Закончится это издевательство, я ему морду набью...
- А я на гауптвахте сгною... Офицера сортир чистить... Дорвался до власти, солдафон...
Такие разговоры шли в кубрике, где новоиспечённые сталинские соколы выплёскивали свои эмоции за день. Недолго... Минуты три... Потом храпели без задних ног, чтобы утром сорваться с постели и носиться целый день, как молодые солдаты в карантине.
Однако на третий день к ним заглянули "старики".
- Что, замучил вас Бес? - спросил Гамлет.
- Больно много на себя берёт, - тут же отозвался Смыслов.
- Придурок, ты даже не представляешь, как вам повезло.
- У нас в училище такой старшина был... После выпуска получил...
- Не мог твой старшина быть таким. Поверь, салага. Вас учит летяга от бога. Половина лётчиков полка хотела быть на вашем месте.
- Да, блин, что в нём особенного? Всё равно получит...
- Бэс в бою эскадрильи стоит. Он мнэ брат... жизнь спас... ты эта панимаэш, - взорвался Мухамиджанов.
- Три "мессера" за один бой... Да у каждого больше сотни сбитых, - это, по-твоему, ничего особенного? Запомните, желторотые, гавкните на Беса, не командир полка, а мы вам морды набьём, - подытожил Давлетшин и они с приятелем удалились из кубрика.
Лейтенанты вняли, но не сразу. Для начала Бес заставил вспомнить, что знали и чего не знали о своём самолёте и всех немцах, которых могли встретить в воздухе. Особенности вооружения ЯК-1Б. Расхождение трасс пушки и пулемётов, точка схождения, как беречь боезапас и когда его беречь не стоит. Потом пошли полёты "пеше по-самолётному". Полёт парой, этажерка, выход на атаку, уход от атаки, разбег, сбор...
Наконец, взлетели реально. Молодые лётчики безуспешно пытались удержаться в хвосте у Беса и вынуждены были потом бегать по аэродрому друг за другом, держась за талию одной рукой, а другой, изображая крыло. Потом выпускали "утку" по одному и парой ловили её в прицел. Когда "уткой" работал кто-то из обучаемых, и пару вёл Бес, получалось легко и непринуждённо. Когда ведущий был свой, через раз, но получалось. Когда же цель изображал сам инструктор, даже близко никто не мог прицелиться. И буквально через десяток секунд Бес уже был в хвосте атакующих.
Потом гуру разнёс вдребезги мишень, помещённую на земле, а отличники боевой и политической подготовки ни разу не смогли попасть даже в гораздо большую. Лейтенанты уже не уважали своего учителя, они реально его боготворили и допытывались - "как"? Тот был неутомим и взлетал по 12 раз на дню, а утром, выбритый и бодрый встречал их на подъёме. Неутомимо объяснял, показывал и тренировал . Раз за разом, две недели напролёт. Чего это стоит, знает тот, кто хоть раз пытался научить, чему бы то ни было, хотя бы пять человек. Поэтому Бессонов был буквально счастлив, когда Смыслов первым сумел удержаться за ним, а потом поймать в прицел.
- Молодец. Уважаю, - это были первые добрые слова, которые услышали молодые от своего наставника. И ничего удивительного, что, приняв строевую стойку лейтенант отчеканил:
- Служу трудовому народу!
Ещё через неделю Бессонов доложил командиру о готовности молодого пополнения к выполнению боевых задач. И договорился, что в первый вылет поведёт их лично. И сводил. Не всех, вначале троих. Его птенцы не только выполнили задачу, разнесли строй Юнкерсов, завалили три бомбовоза, но и вернулись без потерь. Надо было видеть, как они после приземления подбежали к нему и доложили о выполнении боевой задачи. Какой огонь горел в их глазах. Это уже были не щенки, но ещё и не волкодавы, скорее гончие, почуявшие страх волков и вкус их крови. Да и "старики" смотрели на них уже не с жалостью, как три недели назад, а с искренним уважением. Бес пожал руку и обнял каждого. Только после этого молодые лётчики заняли своё место в строю.
- Не понял, кто работал? - допытывался комдив.
- Молодые. Бес устроил что-то вроде выпускного экзамена. Сдали на отлично.
- Это, те, которые последнего выпуска? Молодцы, черти!
Командир положил трубку и повернулся к политруку:
- Черти! Вот так их назовём. Во главе с Бесом! А то "зелёный хрен - зелёный хрен"...
***
Не успел Бессонов слетать со всеми молодыми. Точнее только с тремя не успел. Последняя тройка стояла у КаПэ в надежде на задачу, но вышел расстроенный Бес и дал команду "Отбой!"
- Не только для вас, успокойтесь. Из дивизии ждут нарочного. До ознакомления с приказами никаких вылетов.
Отошли лейтенанты, к своим друзьям, закурили. К ним подсел Давлетшин.
- Ну что, салаги, есть желающие Бесу морду бить?
- Дурак, ты, Гамлет, если думаешь... Мы теперь сами за него любому кадык вырвем, - ответил лейтенант Попов.
- Ничего так не боялся, как опозориться с ним в боевом вылете, - заговорил уже слетавший Смыслов. - Вышли на восьмёрку мессеров, у меня холодный пот по спине, а он: "Ну что, мальчики потанцуем? Вон девочки худые стоят, приглашайте! Только чур я первый!" И такой вираж заложил! Еле удержались. Глазом не моргнули, а он уже вывел и атакует! От фрица только брызги полетели! Потом второй... третий... Остальные врассыпную, а он "Куда же вы, девочки!?" И ещё своё ПэКаБээСэНБэ! Что это, кстати?
- Хрен его знает. Так это он троих положил? - спросил Давлетшин.
- А то, кто же? Мы, правда тоже стреляли, но только, как Бес говорит, - "контрольный". Может, что и попали...
- А доложил и записал он всё на вас. По одному на каждого...
- Я этот аванс Беса отработаю, увидите! - Слыслов только в грудь себя не ударил.
Вдруг Попов поднялся, что-то рассматривая вдалеке:
- О, мужики, на мотоцикле это не наш нарочный?
***
Командир полка вскрыл пакет, в нём ещё три.
Первый пакет под грифом секретно был с приказом Ставки верховного главнокомандования. Очень честный и жестокий. "Ни шагу назад!" Там было и про дезертирство, и про предательство, и про бегство с передовой целых частей, и про оставление огромных территорий. В конце - "довести до всего личного состава в части касающейся." На экстренном построении командир полка довёл.
- И то, правда, прокомментировал приказ Хренов. Считай до Волги фашист дошёл...Пора бы упереться...
- Упрёмся, - ответил Бессонов. - Лично я так упрусь, что у них позвонки треснут!
Заодно командир довёл приказ комдива на передислокацию полка. Фашисты взяли Ростов-на-Дону, прорвали фронт и танковые клинья Паулюса и Гота устремились на Сталинград и Кавказ.
Смена района базирования задача не из простых. Перегнать самолёты на другой аэродром - дело одного дня. И то, если все борты исправны. Только что толку сидеть в чистом поле без топлива, боеприпасов, обслуги, прикрытия и ещё очень многого, что составляет большой армейский организм и называется полевой аэродром истребительного полка. Поэтому первыми ушли колонны с передовым отрядом. Приблизительно такой, какой встретил Бессонов два месяца назад. И вновь с ним ушла Шурка. Бессонову стало необъяснимо пусто. Когда она была здесь, они могли по несколько суток не видеться, но ему хватало услышать её голос или издали заметить её фигуру, как становилось тепло и спокойно. А сейчас он не находил себе места. "Дошли, не дошли... Как они там?"
Выручил, как всегда Хренов. Сходил к дежурному, узнал, что и как...
- Прибыли. Окапываются. Местные здорово помогают. Так что успокойся, через неделю увидитесь.
- А я и не волнуюсь, с чего вы взяли, Алексей Михайлович?
- Мне-то не темни. Как дети малые, что один, что вторая, - хмыкнул в усы старшина и пошёл укладывать пожитки. Потом вспомнил, - тебя командир к себе вызывал.
Тем временем канонада подступала всё ближе...
***
На столе перед командиром лежал пакет. Тот третий.
- Садись, Пал Григорьевич, - командир указал на стул рядом. - Извини, сразу не довёл, пытался отбрехаться, но получил по башке, мало не показалось. Читай, - и подвинул к Бессонову пакет.
Тот достал из него листок с приказом командующего авиацией фронта "Об откомандировании рядового Бессонова в распоряжение директора завода ?223"
- Ни на какой завод я не пойду.
Бессонов встал и принял строевую стойку. Мол, расстреливайте сразу.
- Сам не хочу, но говорю тебе, я уже огрёб. Вышел на командующего твоими словами "никуда не пойдёт"... Лучше тебе не знать, что я услышал. Самое мягкое - увезут под конвоем... И меня, кстати, тоже. Только в разные стороны - тебя на завод. А меня в штрафбат...
Бессонов сел, опустил голову. Командир продолжил:
- Как лётчик лётчику... Я перед тобой мальчишка. Про остальных молчу. Но... Есть лётчики, есть асы, а есть испытатели! Первое дано не каждому, второе - один на сотню, а испытатели - это мечта и доверие...
Бес не стал ждать развитие мысли Павлова. Глухо спросил:
- Когда?
- В приказе срок указан. Завтра. Ночью за тобой прилетит ПО-2.
- Разрешите идти?
- Нет, Павел Григорьевич, так не пойдёт. С этой минуты я тебе не командир и ты не мой подчинённый, приказать не могу, прошу, пойдём со мной.
После сумрака блиндажа, солнце невыносимо слепило глаза. Полк стоял в строю. На правом фланге знамённая группа. Начальник штаба подал команду и доложил командиру полка. Лётчики, технари и обслуга во все глаза смотрели не на командира, а на следовавшего за ним Бессонова. Он что делает в трёх шагах от КэПа?
Когда НШ довёл приказ, по строю прокатился ропот. У кого удивление, у кого нескрываемая горечь и досада.
Командир заговорил глухо, словно, ком в горле застрял.
- Мы сегодня провожаем не просто солдата или лётчика, ас от бога уходит на более ответственную и не менее опасную должность лётчика-испытателя. От него теперь будет зависеть, какие самолёты мы теперь будем получать с завода. Хочу выразить от имени полка благодарность за его служение, за искусство пилотирования, за науку побеждать. Пал Григорьевич, спасибо тебе дорогой.
Командир пожал руку, а потом неожиданно притянул и крепко обнял Бессонова.
Последовала команда "Знамя на средину! Полк, смирно!" Штабс-капитану не надо было объяснять, что делать в такой ситуации. Подошёл, отдал честь, снял пилотку, преклонил колено, свободной рукой взял полотнище и приложил к губам. Встал, одел пилотку, отдал честь, развернулся и вернулся к командиру.
Похоже его горло тоже душили спазмы.
- Для меня служба в нашем полку была большой честью. Невыносимо тяжело покидать вас в такой cложный час. Горжусь, буду помнить и, надеюсь, увидимся. Бейте фашиста и за меня, пожалуйста...
Команды разойдись никто не давал. Толпа лётчиков и технарей окружила Бессонова. Каждый хотел пожать руку, что-то сказать на прощание. Буквально расталкивая остальных Бес прорвался к Хренову. Тот обижено спросил:
- Сказать не мог?
- Сам узнал пять минут назад.
- Это всё - Струбцина. Я его давно знаю. Без мыла пролезет, куда угодно.
- Пролез до командующего авиацией фронта.
- Будь осторожен. Там за безопасность отвечает не чета Мыртову. Собственно, из-за него я на фронте оказался. А главному инженеру Мирошниченко Николаю Трофимычу от меня низкий поклон. Можешь верить. - Хренов запнулся, полез в карман за папиросами. - Такое ощущение, что кого-то близкого хороню. Не пропадай, Пал Григорьевич..., - и, словно, спохватившись, - А как же Шурка?
- Не рви мне сердце, Алексей Михайлович.
- Поговори с командиром, узнай место новой дислокации... Уговори лётчика...
У Бессонова загорелись глаза. Он обнял Хренова.
- Спасибо, Михалыч...
***
Ночью, когда притарахтел ПО-2 полполка вышли проводить Беса. Даже Любка, которая ни разу не упустила возможность подколоть Шурку, в отношение "деда", пришла с узелком и сунула ему - "на дорожку". Явился и Мыртов.
- Вы того, Пал Григорьевич, не держите зла...
- Я давно уже не держу, товарищ старший лейтенант госбезопасности, - искренне ответил Бессонов.
- Вот и ладно. Васильев по нашей линии уже переговорил с коллегами с завода. Так что будьте покойны.
- Спасибо. Николаю Ульяновичу - привет.
- Да, кстати, Пал Григорьевич, - Мыртов достал из кармана конверт и протянул Бессонову. - Вам от него тоже привет.
- Что это?
- Не знаю, но подполковник Васильев считает, вам может быть интересно.
Бес автоматически распечатал конверт и сердце остановилось... На аккуратном листке он увидел каллиграфический бисерный почерк матери. Кровь ударила в лицо. Милые мамины глупости. Она волновалась, хорошо ли он кушает, не беспокоит ли язва и головные боли... Странно, но о язве он забыл ещё в зиндане, когда кормили его хуже, чем скотину. Если вообще кормили.
Удивило, мама ни разу не обратилась к нему по имени. Только "дорогой", "любимый", "милый сын".
И ещё. Отсутствие адресов. О себе всего пару слов. Здоровы, скучаем, беспокоимся. Это она о себе с сестрой. Зная мамин характер с её трепетное отношение к деталям, Бес понял, писано быстро, ему, но с учётом того, что письмо могло попасть в чужие руки.
И, главное, писано с воли. Как ни странно, больше подчерка его убедил... запах. Неуловимый, родной мамин запах и её любимых духов "Може нуар". Чудо, как он мог сохраниться, ведь письмо наверняка прошло не одни руки. Бессонов с благодарностью подумал о всех тех людях, которые наверняка рисковали жизнью, но добыли и доставили ему эту дорогую весточку.
Что ещё понял Бессонов, что для НКВД он - Оболенский. Или нет? Ну, взял письмо, думал ему, а оказалось - нет. Не похоже, что этим письмом Васильев хотел его скомпрометировать. Зачем? Он и так со всеми потрохами их. И снова Бес поймал себя на мысли, что не мы, а я и они... При желании могли расстрелять за первую вылазку... Не расстреляли, не закрыли, более того, спасли...
Эти мысли вихрем пролетели в голове.
- Как?! - он повернулся к Мыртову.
- Извините, не уполномочен.
На этом и расстались.
- Что случилось, - Хренов оглянулся на Мыртова. - На тебе лица нет.
- Всё в порядке, Алексей Михайлович.
Бессонов спрятал письмо в карман и оглянулся на командира полка. Тот в это время о чём-то горячо спорил с пилотом. Работающий на холостых мотор доносил только обрывки: "приказ"... "трибунал"... "не могу"... и, наконец, "вали как на мёртвого, я приказал"...
Взлетели. Даже Бес в кромешной темноте ориентировался с трудом. По тому, как пилот нашёл новое место дислокации и посадил самолёт, чувствовалось, что работал настоящий профессионал. Он повернулся к пассажиру и спросил:
- Похоже, нас не ждали. Что дальше?
- Сейчас, - Бессонов сбросил лямки парашюта и спрыгнул на землю.
- Сейчас не получится... Пятнадцать минут, - крикнул пилот и провёл ребром ладони себе по горлу.
Должен же кто-то отреагировать, думал Бес, вглядываясь в кромешную темень. Кажется, огонёк...
Вдруг из темноты послышался сонный окрик:
- Стой, кто идёт! Пароль?
- Свои. Я - Бес.
- Здравия желаю, товарищ командир. Положим, это не пароль, но стрелять не буду. Что надо?
Как повезло, что на посту стоял кто-то из полковых, подумал Бессонов. Поэтому ответил без лукавства.
- Где можно увидеть Александру Васильевну?
- Шурку? Она спит давно... Вон видите огонёк, там их блиндаж. Вы за ней что ли?
- За ней... за ней, - повторил Бессонов и поспешил в указанном направлении. На ходу стал придумывать, что сказать...
Зашёл в блиндаж. На столе коптит лампадка из гильзы. Четверо нар... На них не очень одетых и по причине жары не очень укрытых четыре женщины. Он старался не смотреть и не узнал, а почувствовал, где она. Подошёл, взял осторожно за руку. Вздрогнула и открыла глаза.
- Тыыыы!?
- Я, Саша, я...
Она обвила руками за шею и усыпала его лицо горячими поцелуями.
- Как? От куда? - зашептала она.
- Я на минутку. Пролётом...
Женщины проснулись, прикрылись простынями и с нескрываемым любопытством уставились на Шурку и её гостя.
- Выйдем, - смущённо предложил Бессонов.
- Я сейчас, - ответила девушка, хватая юбку и гимнастёрку.
- Да мы и не слушаем... Больно надо, - вслед выходящему Бесу разочарованно проворковали соседки.
- Меня прикомандировали на завод. Лётчиком-испытателем. Полетели со мной...
Лицо Шурки застыло, улыбка погасла.
- Не гони лошадей, Пал Григорьевич, - вдруг очень официально ответила она. - Как ты себе это представляешь, если в темноте не видишь, у меня на лацканах петлицы, и, главное, в каком качестве?
- Жены, - неожиданно для себя самого выпалил Бессонов.
- ПэПэЖе? - уже холодно поинтересовалась она.
- Что это?
- Походно-полевая жена, - разъяснила для непонятливых Александра.
- Зачем вы... ты так? Я имею честь предложить вам... тебе руку и сердце.
Он замолчал. Молчала и она. Он всматривался в её лицо и пытался угадать мысли.
- Ты даже не сказал, любишь ли...
- Зачем слова? Для меня воздух пропал, солнце погасло, когда вы... ты уехала. Люблю больше жизни и прошу быть моей женой.
- Умеешь ты, Паша, выбирать время... Знай, люб ты мне. Пойду за тобой, куда скажешь, но только после победы. Не сердись, не могу я строить своё персональное счастье, когда столько горя вокруг. Слышу, мотор тарахтит, ждут тебя, пойдём, любимый, провожу.
У самолёта она ещё раз поцеловала Беса в губы и, как заклятье, проговорила:
- Только попробуй мне погибнуть!
- Оно стоило того? - прокричал лётчик, когда Бес мостился на своё место.
- Стоило, брат, стоило... И, знай, я - твой должник.
Утро Бес встречал на заводском аэродроме, где с небольшими перерывами провёл три месяца.
***
Первое, что поразило в Саратове - это масштабы завода. Огромные, просто циклопические цеха. Несмотря на следы недавних бомбардировок и раннее утро, жизнь кипела. Сновали люди, дымили трубы, где-то ухал молот, визжали металлорежущие станки, летели искры сварки и, о чудо, из огромных ворот группа рабочих выкатывала блестящий, свежевыкрашенный ЯК. Засмотревшись на самолёт, Бессонов обратил внимание на рабочих. Почему такие мелкие? Господи, это же дети. Точнее подростки. И даже из кабины торчала голова пацана лет шестнадцати. Звонким, но уже ломающимся голосом он командовал маленьким отрядом тяни-толкаев. И это была не игра, а работа.
Что ещё поразило Беса, так это обилие платков среди рабочих. Такое впечатление, что он попал на ткацкое предприятие. Независимо от пола и возраста у всех на плече противогазная сумка.
- Извини, товарищ Бессонов, но мне надо доложить о выполнении задания...
Только сейчас Бес вспомнил о пилоте, который тактично мялся у хвоста самолёта и ждал, пока тот обратит на него внимание. Наконец, рассмотрел. Русоволосый, коренастый крепыш лет тридцати, был одет в коричневую лётную куртку, синие бриджи и блестящие хромовые сапоги, голенища которых по особому шику смяты в гармошку.
- Простите. Меня зовут Павел Григорьевич, а вас, - Бес протянул руку.
- Я Фёдор. Позывной - Птаха, - рукопожатие у этого Птаха, как в тисках побывал.
- Хороший позывной. Я - Бес.
- Логично. А меня мужики пожалели.
- Почему?
- Потому, что фамилия - Курочкин.
Бес невольно представил производные от такой фамилии и не смог сдержать улыбку.
- Спасибо, тебе Фёдор, прости, отчество не запомнил...
- А я и не говорил. Просто Фёдор. Слушай Бес, мы с тобой никуда не залетали, а то мне шкуру снимут и на барабан натянут. Лады?
- Могила...
- Тихо, кажется, наш командир идёт...
В такой же как у Птаха куртке, только в брюках навыпуск и ботинках к ним подошёл молодой подтянутый парень на вид не больше двадцати семи. Из-под фуражки вился есенинский кудрявый чуб. Представился.
- Подполковник Вишневский Александр Александрович.
- Рядовой Бессонов Павел Григорьевич.
- Наслышан, рад видеть нашем дурдоме...
- Простите...
- Скоро поймёте. Соломонычу - это директор завода - сдохни, а дай план, а Струбцине - вроде знакомы - план побоку, не дай боже рекламации... Приёмке, чтоб в комплекте и прикручено... А как оно полетит в ответе - мы. Вот испытатели и крайние, то забраковали, тем недовольны, это не пустили на сборку.
- Так общее же дело.
- Дело-то общее, а ответственность персональная! Так, теперь о важном: завод прифронтовой, рабочие на казарменном положении, мы тоже. Где разместиться покажет Фёдор. Конечно, выход в город не закрыт, но нежелателен. Питание в столовой, вещевой и денежный аттестат в отделе кадров. Даю два часа. Потом в гнезде познакомлю с остальными.
- Каком "гнезде"?
- Фёдор покажет. Это бабы наш штаб так прозвали, типа "соколы в гнезде"...
***
Остальных оказалось трое. Два лётчика - капитана и инженер по испытаниям. Приняли радушно и очень уважительно. Кто напел про него Бес не знал, но судя по вопросам они были в курсе и "утюжка", и первых вылетов и даже "школы чертей" с его выпускными экзаменами. Во время рукопожатия при знакомстве каждый счёл своим долгом:
- Добро пожаловать...
- Рад знакомству...
- Горжусь, что довелось...
Ворвался возбуждённый Вишневский:
- Хлопцы, у меня радостная весть, - Сан Саныч сделал многозначительную паузу. - Завод награждён орденом Ленина!!! Левин в двенадцать часов собирает митинг и приказал нам пройти на бреющем.
- Ура!!! - запели дуэтом капитаны.
- Пал Григорьевич, а вы могли бы небольшой показ сделать - бочку, пару виражей...
- С удовольствием. Только хотел бы предварительно опробовать самолёт в воздухе.
- Да без проблем. Пошли. Заодно и с механиками познакомитесь.
Ангар с самолётами располагался в метрах двухстах. В нём четыре новеньких Яка, судя по следу от выхлопных газов, уже облётанных. Подошли механики, одного из которых можно было назвать дедом, а троих других внучатами. Ребятам было лет по пятнадцать-семнадцать.
Бесу достался Сашка Косых, конопатый брюнет с впалыми щеками и голубыми глазами, которыми он, не стесняясь снизу вверх рассматривал своего лётчика. Взгляд равнодушно скользнул по стоптанным сапогам, выцветшей гимнастёрке и лишь на мгновение задержался на "Отваге..." Ничего не сказал, но по глазам было видно - не впечатлён. У других - лётчики как лётчики, офицеры, в шикарной форме и наград втрое против этого... Бес всё прочёл, и решил сразу расставить все точки:
- Извини Александр, если не оправдал надежд... Пойдём знакомиться с Яшкой.
Через десять минут мнение Косых дало первую трещину. Его лётчик не выполнил ритуальное похлопывание по фюзеляжу и крылу. Он сделал полный круг вокруг самолёта и проверил всё, что можно проверить без разборки. Все лючки, защёлки, шины, зазоры, винт. Попросил стремянку и заглянул в двигатель, потрогал все детали и узлы именно в той последовательности как их учил Афанасий Петрович, их начальник и по совместительству наставник. В кабине самостоятельно подогнал сидение, потрогал рычаг управления, ручку подачи газа, аккуратно потрогал педали.
- Сан Саныч, я - человек новый, ваших правил не знаю, но без БК не полечу. Не вы ли мне про прифронтовой завод рассказывали? Не думаю, что для вас проблема организовать нужный приказ.
Пацаны переглянулись, так с их начальником ещё никто не разговаривал. Сашка набрался смелости и спросил подполковника:
- Нам на склад, за боеприпасами?
- Дуйте... А я пока сделаю приказ.
***
Первого взлёта Беса никто не видел. Он отошёл от города километров на пятьдесят на запад, там опробовал самолёт во всех режимах, прокрутил элементы высшего пилотажа. Это, конечно, не цирковой биплан, на котором он срывал аплодисменты на воздушных шоу во многих странах, но самолёт весьма послушный и маневренный. Во время репетиции Бессонов не терял из вида горизонта и не опасался, а жаждал увидеть в воздухе вражеский самолёт. А лучше несколько. Не срослось.
Сел. Позвал Сашку и стал поправлять некоторые регулировки. Подошёл Вишневский.
- Мы на взлёт. Наш проход строго в 12.16. Ты начинаешь работать через тридцать секунд. Покажи им, Бес...
И Бес показал. Что он творил в воздухе наблюдали многочисленные гости, двенадцать тысяч рабочих, и втрое больше жителей Саратова. Даже конструктора и инженеры были поражены, неужели это их Яшка!? Восторг, гордость и счастье было на лицах у всех зрителей. С той минуты завод поделился на тех, кто видел и на тех, кто, будучи на смене, не смог. Самым строгим, а потом и восторженным зрителем был, конечно, Сашка. Он тыкал рукой с зажатой папиросиной в небо и повторял:
- Это - мой! Что творит чертяка!!!
Бес сел. Зарулил в ангар. Улыбающийся на все тридцать четыре зуба Сашка помог снять парашют. К самолёту быстрым шагом подошёл Вишневский:
- Нас срочно директор вызывает.
- Что-то не так, - спросил Бессонов.
- Скорее наоборот. Всё здорово, ты - молодчага.
Бессонов замялся.
- А это обязательно. У меня вид не комильфо...
- Слушай, у нас директор - Соломоныч - два раза не повторяет. Пошли...
В небольшом конференцзале заводоуправления было не протолкнуться. Свои и многочисленные высокие гости только что выпили "за высокую оценку, которую дал заводу товарищ Сталин". К замешкавшимся у двери Вишневскому и Бессонову в форме генерал-майора подошёл директор завода Левин.
- Товарищи, позвольте представить: руководитель группы испытателей подполковник Вишневский и..., он перевёл взгляд на Беса...
-... рядовой Бессонов Павел Григорьевич, с сегодняшнего дня наш лётчик-испытатель, - помог Вишневский своему руководителю.
Тот приобнял за плечи Беса и объявил:
- Дорогие товарищи, позвольте от всего огромного коллектива завода выразить слова благодарности Павлу Григорьевичу за то чудо, которое мы наблюдали. Десятки тысяч рабочих каждый день совершают трудовой подвиг, выполняя одну и ту же тяжёлую и, иногда рутинную работу, не видя зачастую конечного результата своего труда. Вы многим сегодня открыли глаза, что может творить сделанных их руками самолёт, заставили гордиться, смеяться и плакать. Спасибо большое, - с этими словами он притянул и крепко обнял смутившегося Беса.
Тот, увидев в зале многочисленных генералов и полковников в чистой и выглаженной форме, одёрнул ХБ и сказал:
- Извините за вид... Разрешите идти...
- Нет уж дорогой, ваше место здесь. Проходите, не стесняйтесь, - тут же директор повернулся к Вишневскому. - Напомните, Сан Саныч, с каких пор у нас испытателями служат рядовые?
- Простите, Израэль Соломонович, но он только в четыре часа сел на наш аэродром...
- Через два часа представление на лейтенанта у меня на столе...
Этой небольшой паузы хватило, чтобы заводские и гости окружили Бессонова. Кто-то налил и подал рюмку, несколько полковников в лётной форме представились и трясли руку и только незнакомый генерал-лейтенант, на груди которого красовались Звезда Героя соц труда, два ордена Ленина и Красная звезда, не представившись, спросил:
- Для вас, я вижу, инструкции в ограничениях пилотирования ЯК-1 не известны - предельные крены, угроза сваливания в неуправляемый штопор - пустяки? Я два раза подумал, что уже не вытянет, ан нет!
- Извините, товарищ генерал-лейтенант, вы правы. Инструкции не изучал, а самолёт проверил в самых экстремальных ситуациях. Это у меня на уровне инстинктов, чувствую, что может. Вы не представляете, какой в нём потенциал...
- Это вы о потенциале генеральному конструктору говорите, Павел Григорьевич, - вынырнул из-за спины директор.
