Это было потом, а сегодня даже свои не приняли поступок командира... В полку и так знали, что Бес за каждого жизни не пожалеет, но, чтобы так выйти на встречу матёрым диверсантам... Почему один? Неужели они - дети малые?
Он в тот вечер впервые на глазах у полка после короткого "За Гвардию!" ахнул за раз дневную дозу наркомовской и повернувшись к рядом сидящему замполиту тихо сказал:
- Ни одна тварь безнаказанно не притронется к нашему полку...
- Вы думаете, они колонну бензовозов?
- Знаю...
Поднял глаза. За столом тишина. Взгляды устремлены на него.
Бессонов осмотрел себя:
- Что не так?
Подал голос Мелешко:
- Командир, что это было?
- Оперативники во главе с Мыртовым обезвредили группу диверсантов... Среди них - двое наших. Из тех что холостые в ленты снаряжали и нашу колонну уничтожили... Можно выдохнуть, но бдительность прошу не терять.
- Мы тут на глазах официанток, все такие боевые и орденоносные, сначала на полу под столом повалялись, потом поднялись и слышали, что у Мыртова "в голове не укладывается"... Если он рулил, то какие вопросы?
- Господа... Товарищи, давайте не будем выкручивать друг другу руки... У нас праздник, диверсанты обезврежены, что ещё нужно для счастья?
- Только одного - чтобы вы нам верили...
Опять словно воздух из столовой высосали. Но взгляды уже не на него, а куда-то вниз. Бессонову пришлось прокашляться, чтобы они обратились на него:
- Простите, но иногда обстановка диктует молниеносные решения, когда некогда советоваться. Я могу быть неправ во многом, но только не в том, что не верю вам. Это - правда. Горжусь, верю и надеюсь... Налил бы кто, с удовольствием бы выпил за вас.
Несколько рук с бутылками потянулись к стакану командира и в результате наполнили до краёв. Это вдвое превышало дневную дозу. Бес встал и выпил! До дна! Садиться не стал, взял с вешалки шапку и направился к выходу.
- Устал, пойду отдохну. Вас, Андрей Семёнович, прошу довести стол до конца.
- Я провожу, - встал Давлетшин.
- Спасибо, Гамлет. Пойдём...
Бессонова начало развозить на глазах. Пошатывало...
- Пал Григорьевич, не надо было ничего доказывать, - сказал молодой лётчик, поддерживая командира на поворотах.
- А я - ничего...
- Кто заставлял стакан до дна!? Что кому доказали? Мы знаем ваше отношение и к себе, и к водке... Ни желания, ни умения...
- Неправда... Я с удовольствием...
Удивительно, но в данный момент "Гамлет" проявлял мудрость и рассудительность совсем не свойственную его возрасту.
- Ладно. Пришли. Ложитесь. Ничего не надо? Завтра опять тяжёлый день.
***
...Завтра Бессонову было стыдно. Он давно столько не выпивал, а не развозило его так вообще никогда. После умывания на тумбочке обнаружил стакан с мутной жидкостью. Понюхал, попробовал... Рассол!!! Выпил, как живительный нектар! Голова прояснилась, ушёл жуткий дискомфорт во рту, появился аппетит и жажда жизни.
После перебранки с часовым в блиндаж ввалился запыхавшийся Хренов.
- Тебе Шура звонила поздно вечером... Я всё рассказал...
Бессонов напрягся. В голове пронёсся вихрь мыслей и, как звуковое наполнение голос Александры "Только попробуй мне погибнуть!"
- Спасибо, дорогой Алексей Михайлович. Стесняюсь спросить, что именно?
- А всё, - Хренов присел на табуретку и полез в карман за папиросами. С видимым удовольствием затянулся и только после этого продолжил, - всё, что просила, всё рассказал.
- Ну...
- Как ты полк задрал... Что Героя получил... Что мы стали Гвардейцами... Что не жрёшь ни хрена...
- Всё?
- Хотел ещё про вчерашнее, но пока не стал.
Бессонов выдохнул и сел напротив.
- Как она?
- Переживает... Не думаю, что у неё там сахар, но ни словечком про трудности. Всё о тебе допытывалась.
- Не сказала, что беременна?
Было видно, как у Хренова округлились глаза.
- Ну, слава Богу! Теперь только понял, почему ты не потащил её за собой. Друг называется...
- Я сам - неделя, как узнал.
- Ладно, прощу, если крёстным возьмёте.
- С удовольствием, дорогой Алексей Михайлович. Только...
Что "только" так Хренов и не узнал, ибо завыл зуммер телефона. Звонил дежурный. Прибыл начальник контрразведки фронта, ждёт на КП.
***
- Здравствуйте, дорогой Николай Ульянович, рад вас видеть, - с порога заявил Бессонов, увидев на своём КП Васильева и, рассмотрев ромбы на петлицах добавил, - искренне поздравляю со званием старшего майора госбезопасности.
- Всё взаимно, Павел Григорьевич. И радость от встречи, и поздравления с подполковником, и высоким званием Героя Советского Союза.
Обменялись крепким рукопожатием. Васильев оглянулся:
- Нам дадут здесь спокойно поговорить?
- Здесь? Нет! Пошли ко мне.
В его блиндаже ещё стоял запах от папиросы Хренова.
- Вы, действительно, закурили? Мне можно?
- Вам - безусловно, а я... Пока только для маскировки.
Сняли куртки, подсели к столу. Васильев закурил.
- Простите, Николай Ульянович, вы завтракали?
- Нет. Как, впрочем, и вы.
- Тогда давайте попросим чаю.
Бессонов поднял трубку и переговорил с дежурным. Не успел он положить трубку, как в дверь постучали. Зашёл Тормунов с чайником в руке и подносом.
- Как? - только и успел спросить командир полка.
- Простите, Пал Григорьевич, подумал, что вы закрутились, поэтому распорядился заранее. Если не возражаете, капитан Тормунов поприсутствует при разговоре.
- Умеете удивлять, Николай Ульянович.
- Это вы говорите, - вступил в разговор Тормунов, при этом успевая разливать чай, - я чуть заикой не стал, когда увидел вас перед столовой.
- Я же извинился...
- Хорошо, что хорошо кончается. Мы эту ситуацию с коллегами обсудили. Не помню говорил так товарищ Иисус, но победителей не судят. Не заслужили мы пока вашего доверия, бывает... Я о другом. Вы блестяще справляетесь с командованием полком. Не говорю, чего вы стоите, как лётчик. Десять, нет сто Ажбашевых против вас- мелкая картошка, поэтому - зря не рисковать!
- Я понял.
- Во-первых, не верю. Во-вторых, имею личный приказ от Наркома обеспечить безопасность командира полка Бессонова. Понимаете, что это значит для меня? Хотите, поставлю часового у вашего самолёта?
- Не хочу...
- И, в-третьих, Мыртов сейчас арестовывает зама роты охраны. Надеюсь, последний из предателей в вашем полку. Он - шестёрка у Ажбашева...
- Офицер у солдата?
- У Абвера своя табель о рангах.
- И что?
- Ажбашев ради спасения собственной шкуры поёт, как соловей. Даже то, о чём не спрашивали. Этот вопрос, надеюсь, закрыли. Остался один.
Бессонов напрягся. Даже перестал жевать.
- Какой?
- Кто вы, товарищ Бессонов? Не смотрите так на меня. Вы можете мне темнить, а капитану Тормунову завтра докладывать Лаврентию Павловичу, как сами догадываетесь не для удовлетворения праздного любопытства.
- Даже Сталин разрешил мне до победы побыть Бессоновым.
- Бог с вами, пусть Бессонов. Однако наша резидентура не подтверждает легенду графа Оболенского.
- Я вам про графа никогда не говорил. Вы это взяли со слов Хартинга. Так меня представили ему французы. Для них, что граф, что князь - одно и тоже.
- Вы князь? Из тех Оболенских? - Васильев с Тормуновым переглянулись.
- Имею такой грех. Моя фамилия - моя гордость и мой тяжкий крест. Даже не пытайтесь разобраться в родословной. Сам не знаю всей своей родни, но все мои многочисленные дядья считали своим долгом напомнить, чтобы не дай бог не опозорил наш род. Все служили. По мужской линии одни генерал-лейтенанты, предводители дворянства и тайные советники. Уважаю, но достали хуже горькой редьки. Я против установленных правил воевал, сколько себя помню. Не дай бог подойти на улице к кому-нибудь или сесть не по чину... Не говоря уже о выборе спутника жизни или профессии по душе. Наверное, с тех пор всё делаю наперекор.
- Не завидую вашим командирам.
- Почему же? Я когда-нибудь вспоминал свой титул? Служба у меня в крови. Приказ исполню. Глупость делать не буду и скажу прямо в глаза.
- Вы мне сразу не рассказали потому, что не верили и боялись за маму с сестрой?
- Совершенно верно... Отсюда я не мог их защитить и ещё, я хорошо знаю, что такое предательство.
- Спасибо, Павел Григорьевич. Нам было важно это услышать от вас, а то, знаете, маленькая ложь рождает большое недоверие.
- Вранья не было. Только - умолчание и недомолвки, но, вы правы, они вносили в наши отношения некую двусмысленность. Я вам многим обязан и меньше всего хотел, чтобы это было построено на лжи.
- Ваша родословная, если мне не изменяет память, от Рюриковичей...
- Это - верно. Поэтому изводили наш род под корень и Иван Грозный, и Николай Первый. Всё-то нелицеприятную правду-матку молодые князья Оболенские в глаза говорили. Говорить говорили, но Русь любили. Служили и защищали не за страх.
- Теперь понятно.
- Что?
- Мы нашли несколько Оболенских во французском сопротивлении, одного в американской воздушно-десантной дивизии. Все обеспеченные с положением в обществе, в симпатиях к нам не замечены, но рискуют всем, оказывая возможную помощь Советскому Союзу в борьбе с фашизмом. Теперь понимаю: не потому, что захотели, а потому, что не могут иначе.
- Сергей, мой двоюродный брат, в американском десанте?! Это на него похоже... Он в 14-ом ушёл геройствовать в кавалергарды, я в пилоты. Перед войной письма от него приходили из Америки.
- Он старше вас, но отбор и всю подготовку, включая прыжки с парашютом, прошёл наравне с молодыми.
- Сергей - он такой. Заводила в банде молодых Оболенских. Даст бог свидимся... Вы ничего не говорите о маме?
- С ней всё в порядке, не волнуйтесь. Она не знает, где вы, но привет и пожелания здоровья от вас получила
- Спасибо, дорогой Николай Ульянович.
- Простите, товарищи командиры, один вопрос остался и у меня, - вступил в разговор Тормунов. - Вы, Пал Григорьевич, отчитали Карпова за сбитый "Юнкерс". Даже приказали не засчитывать его. О вашем с ним разговоре комэск молчит, как партизан...
- Это был разговор между двумя офицерами, иногда он и должен остаться между ними, - ответил Бессонов.
Васильев с Тормуновым обменялись недоумёнными взглядами.
- Пал Григорьевич, без обид, - было видно, что Василий подбирал слова, - Царский офицер не одобрил, что его подчинённый сбил фашистский самолёт. Согласитесь, звучит двусмысленно. Даже мне, который думал, что изучил вас от и до, интересно почему. Что говорить о тех, кто вас не знает и кому положено подозревать всех и вся...
- Речь шла о точности исполнения приказа. Полк, соответственно и Карпов, получил задачу не допустить переброски по воздуху в котёл боеприпасов и горючего, а он сбил самолёт, летевший оттуда.
- Какая разница?
- Вроде бы никакой, но из котла вывозят раненых... Пехота доложила с места падения этого "Юнкерса"...
- Так никто их - фашистов - в Сталинград не звал, - недоумевал Тормунов.
- Всё понимаю, но не могу по-другому. Ни сам, ни своим подчинённым не дам добивать подранков. Они уже своё получили. Возьмут оружие вновь получат ещё раз. Меня с детства приучили - лежачих не бьют... Иначе в своём ожесточении, чем мы будем отличаться от них?
- Хотите воевать в белых перчатках? - не унимался Тормунов.
- Нет. С чистой совестью.
- Так Карпов же не знал, кто там.
- Вначале нет и вопросов к нему не было. Гордиться не стоило, когда узнал.
- Так - война, всякое бывает...
Бессонов неожиданно поднялся.
- Господа офицеры, вижу, мои доводы для вас несущественны. Готов сдать должность и нести ответственность, но свои взгляды менять не буду.
- Всё-таки обиделись... Зря. Очень прошу, оставайтесь таким же. Мне есть, с чем сравнить и вижу, как лётчики полка из штанов выпрыгивают, чтобы быть похожими на вас. - Васильев раскурил папиросу и добавил, - Почему мне всегда интересно, Пал Григорьевич, беседовать с вами? Заставляете думать! Что там товарищ Иисус в подобных случаях советовал - подставить вторую щёку или око за око? Впрочем, вы уже дважды посмотрели на часы. Извините, что задержали. У нас к вам вопросов больше нет.
- Спасибо, - сухо ответил Бес и стал одевать куртку.
- Пал Григорьевич, извините, - Тормунов подошёл вплотную, - деликатности во мне как у колхозного бугая. Не устаю удивляться и восхищаться вами и меньше всего хотел обидеть.
Он искренне улыбнулся и протянул руку. Бессонов пожал её и оглянулся на Васильева.
- Мы тоже идём. Что-то Мыртов подозрительно не торопится с докладом.
Однако оказалось, что часовой выполнил последний приказ Тормунова - "никого не пущать" - и своим коронным -"Стой! Кто идёт!!! Стой! Стрелять буду!!!" отогнал оперуполномоченного подальше от командирского блиндажа. Сейчас он подошёл к Васильеву и что-то доложил в полголоса. Тот приказал "грузить" и повернулся к Бессонову.
- Пал Григорьевич, спасибо за всё. Мы полетели. Передавайте привет Александре Васильевне и ...берегите себя.
- Это уж, как получится...
- Обязано получиться. Или всё-таки часового?
- Да хоть Василия ставьте! Неужели думаете я самолёт не найду?
- К сожалению, Тормунов не мой. С удовольствием оставил бы за вами присмотреть...
- Я бы и сам не отказался...
- Ну, слава богу, расстаёмся без кирпича за пазухой. Погнали наши городских!
- Счастливо долететь!
***
Две недели полк выполнял уже ставшие рутинными задачи - прикрывал штурмовиков-бомбёров и уничтожал транспортники. Ранним утром на КП, куда стекалась вся информация, забежал взопревший после разведывательного вылета Мелешко:
- Товарищ командир..., - начал он свой доклад, но Бессонов, склонившийся с НШ над картой, махнул рукой. Потом оба подняли головы и уставились на комэска. Тот продолжил, - вы представляете, наши прут на восток!!!
- Ну, и...
- Где восток, и где Германия!?
- А... Вот ты о чём. Когда уже взлетел пришёл пакет с замыслом командующего фронта. Секретничали до последнего. Начали дробить окружённую под Сталинградом группировку, в том числе и ударом с Карповки на Питомник, что ты и наблюдал. И вообще, - НШ сделал многозначительную паузу, - война - херня, главное маневры.
- Кроме этого, что наблюдали, - вступил в разговор командир полка.
- Там облачность обложная. Я пузом почти по вершинам деревьев покрутился со стороны немцев активность слабая. Огрызаются, подхода резервов не заметил. Да и шли бы, с воздуха не взять...
- Похоже задач на сегодня не будет. Михаил Юрьевич, давайте секретчика с остальными документами.
Бессонов потянулся и сел за стол и углубился в бумаги. Когда через полчаса оторвался, почувствовал какую-то перемену на КП. Не понравился ему взгляд замполита. Давно уж не ждал от него никакой подлости, но сегодня очень двузначно он улыбался.
- Что у нас не так?
- Всё в порядке, только погода - сами видите...
И опять эта улыбка. Ладно, может человеку сон приятный приснился. Однако, нечто похожее появилось и во взгляде начальника штаба. Бес как мог оглядел себя сверху вниз. Пригладил волосы, потрогал лицо. Рогов не обнаружил, ладонь чистая.
Заходят Карпов с Лопатиным и опять лыбятся...
Бес не выдержал:
- Господа, у меня ощущение, что я один чего-то не знаю. Колитесь, не доводите до греха...
- Товарищ командир, всё в порядке, просто настроение хорошее, - ответил Лопатин.
- Одновременно у всех?
- А что здесь удивительного?
- Ладно. НШ - план мероприятий на сегодня?
- До 12.00 - командирская.
- И всё!?
- Ладно, - вступил в разговор замполит, - сюрприз не получился. В 12.00 - концерт Утёсова!
- У нас!?
- В нашей столовой!
- Леонид Утёсов у нас в столовой? Он споёт "Одессита Мишку"? Превосходно! Считайте, что сюрприз получился. Как удалось, Андрей Семёнович?
К удивлению, замполит проигнорировал его вопрос. Не расслышал Бессонов, и как Карпов, что-то тихо сказал Лопатину. Когда он повернулся в их сторону, оба стояли и лучезарно улыбались.
- У нас всё готово? - спросил замполита.
- Праздничное меню, сцена и три стула в первом ряду... Всё в лучшем виде.
- А подарок?
- Делаем...
- Добро. Пойду пока пройдусь.
Выйдя с КП, Бессонов увидел, что все столы из столовой вынесены вон, бойцы заносят скамейки. Зашёл на кухню. Радостный галдёж, а хитрющие улыбки прямо до ушей. "Что-то не так", подумал про себя, но лезть с вопросами не стал. Ну радуются люди приезду знаменитости, бывает. Хренова нашёл в техзоне, и тоже, сука, улыбается.
- Я кого-то пристрелю и суд меня оправдает! Чего вы все лыбитесь? - подступил он к другу.
- Настроение хорошее, вот и радуемся, - оправдался за всех Хренов.
Он не прекратил улыбаться, даже тогда, когда к нему заглянул Охрименко! Тот увидел Бессонова.
- О! Товарыш командыр, пидэм до мэнэ, я щось покажу. Да и чаю наллю, вид цих злыднив хиба дождэсся... Ну, и тэбэ, Олэксий Мыхайловыч, запрошую.
В его складе на столе, действительно, стоял и дымил чайник. Оглянулся, порядок образцовый. Каждая деталь промыта, слегка смазана, на своём месте, стеллажные бирки заполнены. Добил огнетушитель в углу.
- А это где взял?
- Дэ взяв там уже нэма. Сидайтэ, гости.
Он достал кружки, налил чаю и поставил на стол аккуратную коробочку с колотым сахаром, а рядом с ней... Даже трудно одним словом определить, что это было. В сущности - пустяк: к лакированной подставке прикручен кусок дюраля. По его цвету сразу ясно - огрызок "Мессершмидта". Однако, этот кусок как бы олицетворял собой сам самолёт, который в крутом пике ввинчивался в землю. Поразительно, как выразительно и тонко исполнено. На полированной латунной шилде надпись: "С благодарностью и уважением от истребительного полка". Первый не выдержал Хренов:
- А чо, неплохо... Пожалуй, не стыдно такое Утёсову вручить...
- Сами, Иван Богданович, сделали? - спросил Бессонов.
- Ну не його ж крыворуки зробылы...
- Ладно, не цапайтесь. Его механики своё дело знают и исполняют на славу. А вы - молодец! Здорово. Спасибо.
- Чого вы чаю не пьетэ? - потом прислушался, - Здаеться "Иван" сив...
- Кажется гости. Ладно, замполит встретит...
- Нет, Паша... Извините, товарищ подполковник, этот борт должны встретить вы, - Хренов встал и протянул командиру шапку.
Бессонов посмотрел внимательно в глаза другу и всё понял. Сорвался с места и не застёгивая куртку бросился к стоянке. Сердце колотилось в висках. Борт мучительно долго останавливал винты, наконец открылась дверь и в проёме появился обвязанный пуховым платком до пояса Иван. Увидел Бессонова и с криком "Папка!" бросился ему в руки. Обвил руками шею, прижался и всё повторял: "Папка! Папка! Как зе я соскучился!"
Высунулся бортач и закрепил лесенку. Бессонов во все глаза смотрел на дверь. Сердце остановилось... Появились, сошли какие-то люди. Он их не знал и почти ненавидел... Наконец, появилась она, румяная, родная и безумно красивая... Он бросился, подал руку и буквально отодрал от шеи Ивана, чтобы обнять жену. Краем глаза заметил, что полк собрался не в полном составе, но ему было всё равно.
- Здравствуй, любимая. Как я рад!!!
Бес обнимал и гладил её одной рукой. Во вторую обеими ручонками вцепился Иван.
- Сюрприз, кажется, удался...
Бессоновы повернули головы, рядом стояли и улыбались Утёсов и замполит.
- Леонид Осипович, здравствуйте. Безумно рад приветствовать вас. Извините...
- Это мне честь побывать в легендарном полку. Вы не беспокойтесь, мы с Андреем Семёновичем всё решим, а вас ждём на концерте.
Лётчики похватали чемоданы и реквизиты артистов и повели их к столовой. У самолёта стояли Бессоновы и Хренов. Саша, наконец, отошла от Павла и обняла Михалыча. Тот, используя её как щит, тут же раскололся:
- Паша, извини, но я выполнял наказ Александры.
- Почему этот наказ касался только меня? Весь полк знал!!! Ну ужо погодите!
- Ладно, командир, потом расстреляешь, а сейчас можно я Ивану тут кое-что покажу? И, да. У них взлёт до темноты...
- Как!?
- Ты думал мы на неделю? Ванечка, всё внимательно смотри, что дядя Лёша покажет, потом расскажешь... Пойдём, любимый, нам есть о чём поговорить...
Не получилось разговора. Во всяком случае до концерта. Казалось они будут целоваться до бесконечности.
- А тебе разве можно, - неожиданно спросил Сашу Бессонов, когда она отдыхала у него на руке, глядя на брёвна перекрытия блиндажа.
- Можно. Мне, дурачок, всё можно... Только волноваться нельзя. Хорошо у тебя... В гости никто не заходит?
Вместо ответа он притянул её к себе и вновь поцеловал. Она вначале ответила, потом освободилась и спросила:
- Ты за временем следишь? А-а-а-а-а... Уже двенадцать! Быстро!!!
Они, действительно, быстро оделись, Саша даже успела навести на ходу красоту. Почти бегом в столовую. А там... Какому яблоку... Зёрнышко не проскочит! Бессонов раскланялся с Утёсовым и занял место прямо перед импровизированным занавесом. Саша села так, чтобы Иван оказался между ними. Рядом и за спиной лётчики, штабные, потом техники, бойцы БАО... Иван был полон впечатлений и был готов сразу ими делиться, но занавес сняли, и столовая взорвалась аплодисментами.
Когда запел Утёсов наступила такая тишина, что стало слышно, как кто-то на кухне нарезая салат, тихо стучит ножом по доске. Великий артист настолько овладел публикой, что никто этого не заметил. Этого да, но все заметили тепло южного солнца, зелень одесских бульваров и даже запах моря. Все почти наяву увидели свои мечты о мире, невольные улыбки появились на их лицах. Новые песни и новые картины перед глазами. Опять улыбки. И они не сходили, пока конферансье не объявил ...Ивана. Бессонов вздрогнул, а зал радостно загалдел. Ваня сам назвал произведение и композитора. Шум стих, и чистый, ясный голос поразил всех как гром средь ясного неба. Лица бойцов окаменели, у многих выступили слёзы. Кто смог поднялся и слушал стоя. Когда стихла последняя нота, никто не посмел нарушить тишину. Зааплодировал Утёсов, за ним все остальные. Долго и ожесточённо, словно клялись - сломаем, загоним, победим!
Не успели до конца улечься эмоции вновь заговорил конферансье. Он начал шутить, но подошёл Утёсов и что-то сказал ему на ухо. Тот кивнул и отошёл. Своим неповторимым сочным голосом заговорил Леонид Осипович.
- Вас всех, уверен, интересует как мы оказались здесь?
- Да! Конечно! Расскажите! - раздалось разноголосое от зрителей.
- Так вот. Я давно дружен с Левиным - директором Саратовского авиазавода. Мужик он настоящий и мы стараемся друг перед другом слово держать. И вот вчера у меня был концерт на заводе. Тёплый приём, замечательные слушатели, но поразились и они, и - больше - я, когда услышал Ивана. Однако это было не всё. Выступила от завода ещё одна замечательная артистка. Как рассказывать не буду, но за обедом с директором попросил отдать их в мою группу. И он согласился. Я кинулся благодарить и жать руку, но не был бы он Соломонычем, если бы не сказал:
- Только обещай, что выполнишь два условия.
- Слово.
- Тогда знай, что она жена лучшего лётчика, которого я когда-либо знал. У Вишневского спроси, он лучше расскажет. Отдаю тебе их на один день и день этот ты проведёшь в его полку. И вот мы здесь! - Столовая готова была рухнуть от оваций. Перекрикивая всех Утёсов всё же представил, - На сцену приглашается Александра Бессонова!!
Она вышла, зарделась, прокашлялась. Заиграл аккомпаниатор и она запела "Синий платочек". Не по-шульженковски, а по-своему, но, кажется, песня от этого только выиграла. Бессонов, как и вся столовая смотрел во все глаза и не верил ни им, ни ушам. Из кухни вышли поварихи, бочком, бочком отодвинули гостей и прямо в фартуках слушали свою подругу, неожиданно для многих стали подпевать. Бессонов думал, что знает о любимой всё... Впрочем многие в полку тоже так думали... Взорвались новые овации. "Катюшу" пели почти все. Теперь уже хлопали сами себе. Не успел конферансье объявить новую песню, как поварихи уволокли Александру на кухню. Пришлось "отдуваться" Утёсову. И делал он это мастерски с видимым удовольствием.
Под его песни Александра держала оборону. Её обступили со всех сторон, осмотрели, ощупали, обнюхали... Ахи, охи... И в лоб:
- Ты как?
- Замечательно, девочки, - заговорила она шёпотом.
- Откуда сын? Его?
- Наш...
Бабы переглянулись.
- А-а-а-а... живот?
- Два с половиной...
- Счастливая?
- Да.
- Ты, подруга, скажи как в деде-доходяге такого мужика рассмотрела!
- Не я. Почему машина встала? Кто меня в спину к нему толкнул? Почему заговорила? Столько раз сама себя спрашивала и не находила ответа. Даже страшно, что могла проехать мимо. Судьба, наверное.
- Не переживайте, товарищ комиссар. В грязь лицом не ударим, - ответила за всех Люба.
Когда он вышел вопросы стала задавать Шура:
- Как вы тут? Как мой?
- Мы, сама видишь, а твой - орёл! За глаза Батей кличут. Как будто всю жизнь полком командовал. Правда, сам и лётчики иногда поесть не успевают, столько вылетают. Но, тьфу-тьфу, возвращаются. Это - главное.
- Тут две недели тому твой орёл..., - заговорила молодая повариха, но получила локтем в бок и осеклась, - ...ты чего?
Александра вопросительно посмотрела на Любу.
- Мы две недели назад гвардейцами стали... знатно отметили. Правда, Настёна?
Молодая повариха кивнула и почесала бок.
- Простите, девочки. Пойду я...
- Иди-иди, а то извертелся командир, поди...
Когда Александра покинула кухню, все три королевы борща и гуляша повернули головы к молодой, но высказалась одна Люба:
- Ты, Настёна, язычок укороти. Если жаба придушила, постучись головой о стену, говорят, помогает.
***
Вернувшаяся в импровизированный зал Александра не застала на своих местах ни мужа, ни сына.
- Они пошли прогуляться ...до самолёта, - прошептал замполит.
С трудом протолкнувшись к выходу, Шура спросила у незнакомого лейтенанта:
- Где стоянка командирского самолёта?
Тот ткнул пальцем и продолжил протискиваться внутрь столовой. Выбирать не приходилось и почти бегом Шура рванула в указанном направлении. Бес, сын и самолёт как-то мирно не укладывался у неё в голове. Одного не отправит, но покатать - легко! Под маскировочной сеткой в одном из капониров заметила движение и сразу узнала Хренова. Тот стоял на крыле и, склонившись в кабину, что-то втолковывал лётчику. При ближайшем рассмотрении лётчиков оказалось двое - Иван сидел между колен Павла и сыпал вопросами:
- Сто это? А это? А это?
- Это магнето... Это шприц подачи бензина. Это рычаг хода винта. Это рычаг управления нормальным газом...
- Есть ещё ненормальный газ, папа? А как лететь?
- Всё просто и одновременно - сложно.
- Уплавлять как?
- Вот рычаг управления. На себя- летишь вверх. От себя - вниз. Вправо - назад, делаешь вираж вправо... Если просто вправо, то сделаешь бочку...
- Здолово! Давай полетаем!
- Скажешь ррррычаг, полетим!
- Я вам полетаю, - Александра тоже запрыгнула на крыло.
Иван сначала испугался, сильно. Он ослушался маму и ушёл из столовой. Больше всего на свете он боялся её огорчить. Но... Он же не один ушёл, а с папой!
- Мама, я знаю, как летать! - закричал Иван. - Смотри, вот рычаг...
Трое взрослых открыли рты от удивления.
- Иван, ты р-р-р-р говоришь? - выразил вслух удивление Хренов.
