На командном пункте, куда пришёл Бессонов, кроме дежурного был замполит. Мощно подшофе. И, оказывается, жаждущий поговорить по душам. Какого чёрта в таком состоянии? С другой стороны, он принял главный удар по приёму гостей. Со вчерашнего обеда практически до утра не вставал из-за стола. Музыканты Утёсова улетели счастливые, но такие же.
- Андрей Семёнович, шли бы вы лучше отдохнуть, - попытался сгладить обстановку командир полка.
- Не-а, командир... Давай поговорим...
Всё, было настроение и закончилось... Сиди слушай пьяный бред.
- С удовольствием, только, когда вы проспитесь, - сделал он ещё одну попытку.
- Потом? Не, потом я не смогу... Да у меня всего один вопрос: за что вы не любите коммунистов?
Такого вопроса Бессонов не ждал. Он помнил предостережение Васильева избегать таких тем. Но одно дело Сталин, а тут зам!
- С чего вы взяли?
- Не взял, я вижу... К вам парторг подходил на счёт приёма... Вы его послали...
- Не "послал", как вы изволили выразиться, а "попросил уволить". Разницу улавливаете?
Улавливать разницу в таком состоянии замполит был явно не готов. Но и остаться без ответа тоже.
- Вы, командир, не ответили на вопрос. За что?!
- Вас, действительно, это так волнует, что спать не можете?
- Очень...
-Прямой вопрос, требует прямого ответа. Отбросив личное, отвечаю: хотя бы за убийство Великих княжон.
Казалось, такой ответ моментально отрезвил замполита.
- Почему? Почему именно их убийство так вас задело?
- Я их знал. Лично. Они мне делали перевязки и ухаживали, когда я лежал в госпитале в Детском селе. И не мне одному... Дочери русского царя выносили утки и ковырялись в гнойных ранах простых солдат. Возможно, тех самых, которые расстреляли их через три года в подвале Ипатьевского дома. За что!? Теперь я вас спрашиваю. Ладно царя, детей за что?!
- Так их могли использовать монархисты...
Голос Бессонова словно налился свинцом:
- Нет такого определения в юриспруденции, как "хотели и могли"... Их убили без вины, без суда и без оправдания. Мне это претит. И быть в рядах тех, кто это сделал, увольте! Я удовлетворил ваше любопытство? Теперь не прошу, а приказываю: идите спать! Дежурный, проводите!!!
Когда дверь за ними закрылась, Бессонов устало сел за стол. Его накрыла лавина воспоминаний о той далёкой поре. "Компрессионный перелом позвоночника и двух рёбер, кровоизлияние внутренних органов" - таков был диагноз врачей после его падения на подбитом с земли "Фармане". Были ещё ушибы, ссадины и ожоги, хотя они угрозы жизни не представляли, но боли и неудобства от них было больше, чем от переломов. Спасаясь от огня, молодой пилот сбросил лётную куртку, и она сгорела вместе с документами и остатками самолёта. На широкой деревянной доске его - неизвестного лётчика - чужие солдаты принесли в полевой госпиталь, на ней же и отправили в тыл. Вместе с остальными раненными и увечными.
В один из первых дней, в невыносимой жаре и вони солдатской палаты, в полубреде, не в силах пошевелиться он впервые столкнулся лицом к лицу с Ней. Тогда-то он почувствовал удивительный аромат её духов "Coty Jasmin de Corse" и увидел её прекрасные миндалевидные глаза. От её прикосновения сердце остановилось, а слова "Потерпи, миленький" он помнит всю жизнь. Павел до сих пор корит себя, что не сумел представиться, взять её руку и поднести к губам, лишь еле слышно произнёс: "Благодарю вас, сударыня..."
Через два дня разобрались, привезли документы и его перевели в офицерскую палату. Просторную и светлую, всего с четырьмя кроватями. Расположили рядом с кроватью Дмитрия Маламы, практически ровесника, весёлого корнета Лейб-Гвардии. Он, не смотря на своё ранение, по праву палатного старожила, очень по-дружески принял Павла, опекал и первое время помогал. Много рассказывал, шутил, в общем старался поддержать. Они бы наверняка подружились, если бы не Она...
Как-то под вечер князь забылся беспокойным сном и, когда открыл глаза, сначала почувствовал знакомый запах духов и только потом узнал в даме, сидящей на кровати соседа Её. Они о чём-то мило ворковали и ему стало невыносимо стыдно, что он не может встать и выйти. Когда Она, наконец, покинула палату, Павел подал голос:
- Дмитрий, простите бога ради, что невольно стал свидетелем вашей встречи.
- Что вы, дорогой Павел! Это моя невеста - Великая княжна Татьяна. Правда она прелесть?
- Она прекрасна... Она восхитительна... Поздравляю вас, корнет... Будьте счастливы..., - Павел говорил с трудом, но вполне искренне. С этой секунды даже в мыслях не представлял Её иначе, как невесту боевого товарища. - Я попрошу, чтобы меня переложили, и я вам больше не мешал.
Он так и сделал, хотя корнет возражал. И в следующий вечер она подошла к нему, лежащему у стенки. Невесомо присела на кровати, поправила простыню, положила свою милую ручку на его запястье и проворковала:
- Благодарю вас, милый князь. Вы нам нисколько не мешали, но всё равно - спасибо. Выздоравливайте побыстрей, мой благородный рыцарь. Вам ничего не нужно?
- Нужно... Хочу, чтобы вы были счастливы, Ваше Высочество...
Она лучезарно улыбнулась, превратилась в озорного ребёнка и быстро проговорила:
- Надеюсь вы, бесстрашный ас, ещё покатаете меня на своём аэроплане.
Помахала ручкой Дмитрию и выпорхнула из палаты.
***
Воспоминания прервал зуммер телефона. Дежурный кому-то доложил об отсутствии происшествий и то, что командир на КП. Бессонов вздохнул и окунулся в реальность. Оказывается, комдив тоже ранняя птаха:
- Пал Григорьевич, не хорошо так с начальством поступать, - без предисловий раздалось в трубке.
- Что случилось, товарищ полковник?
- У тебя такие гости, а ты ни гу-гу! Всё только для себя?
Бессонов мысленно чертыхнул замполита с НШ за их союз молчания и ехидные улыбочки!
- Александр Захарович, слово чести, сам узнал, когда самолёт встретил. Мои орлы типа сюрприз устроили. Простите.
- Ладно, будешь должен. Хотя ты и Героя зажал. Сухой закон у него видите ли!
- Я готов, назовите место и время!
- Готов он! Ладно, подумаю... Кстати меня комдив штурмовиков задрал, чтобы познакомил. Ты у них в авторитете. Вот соберусь и завалим к тебе. Только вопрос куда? - комдив сделал паузу, - Я чего звонил-то, готовься к передислокации. Приказ пришлю на днях.
- Я готов. Передовой отряд сформирован, загружен и ждёт только координат и команды. Сверки и расчёты произведены, взаимодействие организовано...
- Ты что завёл шпиона у меня в штабе?
- Нет. Просто смотрю, как наша пехота рванула. Скоро только до линии фронта отсюда и дотянем. Пора за ними...
- Ну, да... Ко всему он готов! Забыл я, с кем имею дело, - как бы про себя проворчал комдив. - Может ты знаешь куда?
- Точно не скажу. Приблизительно квадрат представляю.
- Ну...
- Весёлый - Зимовники -Камышовка - Сальск.
- Твою мать! Не верю, что мои не слили! Найду, голову отгрызу!!!
- Не найдёте, Александр Захарович, нет никого, правда.
- Тогда как?
- Плох тот командир, который не может просчитать действия противника. Ещё хуже тот, который не способен просчитать ходы начальства.
- Ты точно Уникум! Пал Григорьевич не обижайся. Я с восхищением... Думаю у тебя уже и просьбы заготовлены.
- Только две: люди и машины!
- Конкретно.
- Хорошо бы автобат, на край роту "Студеров".
- Это можно, но людей я тебе не рожу.
- Зачем рожать? По радио передают о десятках тысяч пленных. Будут сидеть и хлеб жевать? Пусть две-три сотни у меня под присмотром НКВД блиндажи разберут и в машины загрузят. Ну, право слово, не лётчикам же брёвна из мёрзлой земли выковыривать.
- Зачем тебе брёвна?
- Вы же меня в деревню или станицу не поставите, а с лесами там не густо...
- Догадливый и хозяйственный, ты наш... Утёсов хоть доволен улетел?
- Мне показалось, да. Благодарил и грозил не остаться в долгу.
- И то - хлеб! Давай, Пал Григорьевич, не расслабляйся. Чую предстоят горячие деньки.
- Я сколько в полку, холодненьких не помню. Даже когда на термометре было минус тридцать...
- Тогда и бояться нечего. Удачи!
Не успел Бессонов положить трубку, появился начальник штаба, как всегда, подтянут и чисто выбрит. А ведь тоже с гостями почти до утра! Поздоровались, подошли к карте.
- Михаил Юрьевич, хорошо, что вы здесь. Если бы в ходе передислокации вам предложили выбор, где встать вот в этом квадрате. Куда бы вы попросились?
- В этом квадрате захвачены три немецких аэродрома с твёрдым покрытием, но нам на них рассчитывать не приходится.
- Почему?
- Во-первых, фрицы за собой оставляют выжженную землю. Во-вторых, начальство не очень любит землянки, поэтому оборудованные аэродромы уйдут под высокие штабы и придворные полки. Туда же бросят главные инженерные силы.
- А нас?
- У каждого полка своя, так сказать, тыловая специализация. Нам ни разу за полтора года не дали аэродром. Только поле. Помогали разве что местные.
- Я обратился к комдиву с просьбой, но обещаний твёрдых не получил. Придётся рассчитывать только на себя.
- Сделаем, командир, не переживайте, наш боец не на такое способен. Тем более, что, наконец, на Запад идём, это не на Восток пятимся!
- Вы правы, Михаил Юрьевич, наш солдат уникален. Дурак думает, что на войне побеждает тот, кто другого перестреляет. Дудки! Победит тот, кто перепашет и перетерпит врага. И ещё передумает... Кстати, в штабе дивизии о нас никто сильно думать не будут. Сейчас нарисуют яйцо на карте, чтобы уставу соответствовало и попробуй там не встань... Ищите место с полем, лесом-рощей, водой и постройками. Лучше два. Я сам схожу на рекогносцировку и выберу. А потом уже к комдиву, чтобы утвердил.
- Так не пойдёт, - набычился НШ.
- Что не пойдёт, - удивился Бессонов.
- В смысле вы никуда не полетите.
- Это ещё почему?
- У меня есть десяток доводов, но приведу только два: у меня приказ без личного разрешения комдива вас не выпускать. Это, во-первых. А, во-вторых, вы в столовой хорошо сказали про доверие. А на деле, что? Опять сам? Больше никто не в состоянии? Гвардейский полк отсыпается, а командир на рекогносцировку? - НШ откашлялся и тоном, не допускающим возражений, закончил, - Пойдёт Мелешко, тем более сегодня его эскадрилья дежурит.
- Бунт на корабле!? Васильев всё-таки выставил часового?
НШ проигнорировал вопросы командира и гнул своё.
- Вам, Павел Григорьевич, самому не помешало бы пару часиков отдохнуть. А с рутиной я разгребусь. Тем более, имею право отдавать команды от вашего лица. И, последнее, если поторопитесь, ещё можете успеть на завтрак.
Бессонов ещё хотел возразить... да и вообще последнее слово должно оставаться за командиром, но вдруг отчётливо понял: а ведь он прав, зараза. Его начальник штаба, серая незаметная штабная мышка, оказывается офицер! Нет - Офицер! Набросил куртку, шапку и всё-таки не удержался:
- Когда вернутся, разбудите.
- Так точно, товарищ командир!
... и, главное, улыбается, как в день прилёта гостей! Распустил полк... Скоро тобой солдаты начнут командовать.
Бес хлопнул дверью и направился в столовую, где его не только накормили, но и сообщили последние новости - борт в Саратове сел благополучно.
***
Когда Бессонов проснулся в своей землянке, на стуле за столом сидел и нагло смолил Хренов. "Не землянка командира, а проходной двор. Это не часовые, а огородные пугала", - подумал он. Не успел подняться, как получил по голове.
- Паша, ты что творишь?
- Алексей Михайлович, дорогой, ты о чём?
- О том, что сам подписываешь себе приговор. У нас за гораздо меньшее ставили к стенке и даже, как звать, не спрашивали.
- Да, что случилось, - Бессонов искренне не понимал, о чем говорил Хренов.
- Он, мля, коммунистов не любит, рассказывает каждому встречному и ждёт, что ему за это орден выпишут...
- Меня спросили, я ответил...
- Я тебя с первого дня просил - забудь про "ваш благородь". Просил?
- Да.
- Не можешь в себе сдержать или гордыня не позволяет?
- Что я должен был ответить, что кушать не могу, так люблю?
- Ни-че-го!!! Пшёл на хрен!!! В лоб дам!!! Да что угодно, кроме прямого ответа. Ну как тебе ещё объяснить? Случись малейшее что в полку, не надо искать виноватых. Ты сам себя уже назначил. Семёныч - мужик нормальный, но он отвечает за по-ли-ти-ку! За мою, Мелешко, этого часового, что на посту спит, но в первую очередь за тебя! Доложит, приедут разбираться. Мехлис уже неоднократно разобрался. Генерала перед строем расстрелял, а сколько отстранил от должности и отдал под трибунал не сосчитать!
- А кто такой Мехлис?
- Здрасте! Это был главный комиссар в Красной Армии, начальник Семёныча. Сегодня понизили, но суть это не меняет. Сначала пришьют "политическую близорукость", "потакание врагам" и следом, обязательно - "предательство и работу на вражескую разведку". Ты же оправдываться не будешь, да и не дадут!
- Ладно, Алексеич, не кипятись... Одного не пойму, мы с ним два часа назад поговорили, а ты уже в курсе.
- Молодец, ещё загни про разговор между офицерами...
- Неужели сам понёс?
- Ты дежурного на КП не заметил? И тех, кто ему в это время приходил и докладывал? Не, я тебе поражаюсь... Где гений или как некоторые говорят, уникум. А где наивный, как дитё...
- Ну, и что мне теперь, по-твоему?
- Ни-че-го! Не возвращаться, не вспоминать, не ссылаться. Не было разговора!
- А если замполит напомнит?
- Не напомнит. Протрезвеет, поймёт и не напомнит... Он этим разговором и тебя, и себя подставил. Не напомнит...
Пока говорили, Бес умывался, брился и приводил себя в порядок. Хренов сидел за столом и курил. Они уже давно понимали друг друга и не требовали: "В глаза смотри!" Оба услышали, как сели два своих истребителя. Своих-чужих различали на раз. Некоторые механики по звуку, говорят, могли сказать, конкретно кто сел.
- Мелешко вернулся, - сказал Бессонов. - Пойду, узнаю, что он там нашёл. А ты, хрен старый, заходи не только нотации читать, но и чаю рюмку с другом выпить...
- Ага... Тебя застанешь... И пусть комендант команду даст, чтобы меня часовой пропускал. А то, как за линию фронта каждый раз...
***
Мелешко с начальником штаба на командном пункте что-то рисовали на карте. Бессонов тихо подошёл.
- Подвиньтесь..., - посмотрел, куда простым карандашом был обозначен аэродром. - Сальск?
- Севернее... Там конезавод был... Здание заводоуправления, конюшни, выпас, водонапорная башня, дороги... Про дома не говорю. Всё практически целое. Курорт, а не аэродром!
- Уверен, Игорь Семёнович?
- Отвечаю, - ответил командир первой эскадрильи.
- Сколько до фронта? - теперь уже Бессонов обращался к НШ.
- Сегодня 80 км... Для работы самое то, но и до нас недалече. Что будет завтра, не знает никто, но, думаю, наши ещё немного нажмут и встанут. В конце февраля раскиснет, техника завязнет наглухо. Не до наступлений...
- Нам бы успеть полосу оборудовать, да капониры подготовить... Теперь время работает против нас. Михаил Юрьевич, проси соединить со штабом дивизии.
В результате их разговора комдив обозвал Беса нахалом, спросил про какой-то ключ от квартиры, где деньги лежат, но обещал внести уточнение в приказ и сообщил, что "Студебекеры" и пленные будут через три дня.
- Я не понял про ключ, - Бессонов повернулся к начальнику штаба.
- Вы не читали Ильфа и Петрова?
- Я читал Толстого, Достоевского, Чехова, Рида, Драйзера... О многих слышал, но не читал. Автора с такой фамилией слышу впервые.
- Вы читали классиков русской и мировой литературы, - с жалостью продолжил начальник штаба, - а они наши современники. Пишут вдвоём. Соавторы. Их два! А пишут одно! Никто их отдельно не знает.
- Фраза от них?
- Помню, что их герой - прохиндей Бендер - сказал, но в "12 стульях" или в "Золотом телёнке" - хоть убей!
- В "12 стульях", - подал голос Мелешко. - Он беспризорника отшил, когда тот 10 копеек просил.
- Точно, в самом начале...
Они ещё там, о чём-то говорили, приводили цитаты и спорили, а Павел задумался о своём. "Вот ты командуешь людьми, а ничего о них не знаешь. Твой аршин, которым их мерял, давно устарел, твои представления покрыты архивной пылью. Вчерашние рабочие и колхозники в разговорах цитируют произведения, о которых ты даже не слышал! Не стыдно, ваша светлость?"
- Извиняюсь, что прерываю вашу дискуссию, господа... Но всё-таки странно сочинять вдвоём...
- Это, что!? Вы карикатуры в "Правде" видели?
- Ещё бы! В каждом номере. Там у автора фамилия странная - Ку-кры-никсы, - неуверенно вспомнил Бессонов.
По лицам собеседников Бес понял, что свей неосведомлённостью доставляет истинное удовольствие. Когда ещё им представится возможность так уесть командира.
- Ха два раза!!! - с чувством изрёк Мелешко. - За этим псевдонимом трудится целая бригада из четырёх человек. Писать-то на двух листах не так уж сложно, а как вчетвером на одном листе рисовать?
- Интересно было бы посмотреть...
Однако разговор о высоком всё-таки неожиданно прервал влетевший на КП бледный, как мел Руденко:
- Гамлет Тулу пристрелил!!!
- Твою мать! - первым отреагировал Мелешко.
- Едрид-Мадрид! Как?! - выдохнул Бессонов на ходу, хватая шапку.
- Не знаю... Вроде случайно...
Вокруг блиндажа первой эскадрильи уже толпился народ. Летчики, технари, медики. На земляном полу, неестественно подвернув ногу и раскинув руки лежал Нигматуллин. Давлетшин сидел за столом, обхватив голову руками, плечи вздрагивали от беззвучного рыдания. Врач, на которого посмотрел командир полка, молча мотнул головой.
- Прошу всем выйти, остаться только непосредственным свидетелям, - скомандовал Бессонов и положил руку на плечо Давлетшину. - Успокойся, Гамлет. Слезами не поможешь. Что случилось?
- Я пистолет чистил... Потом проверил... Не вставлял магазин... Точнее не передёргивал... Просто спустил крючок... Я не хотел! Как?! Не могу понять... Простите меня...
- Кто видел?
- Я, - подал голос Смыслов. - Остальные уже вышли...
Бессонов оглянулся. В землянке кроме него и Давлетшина был Мелешко, Смыслов и доктор. Через мгновение влетел заспанный замполит.
- Док, зови санитаров, забирайте тело. - Когда положили погибшего на носилки и вышли, повернулся к замполиту, - Андрей Семёнович, организуйте всё по-божески и по-людски. Обмойте, переоденьте. Завтра похороним.
- Сегодня, - тихо сказал замполит.
- Что сегодня? - переспросил Бессонов.
- Сегодня нужно хоронить. Он сын татарского народа, умер до полудня, хоронить по традиции надо до заката.
- Тогда поторопитесь. Будете докладывать, Гвардии лейтенант Нигматуллин геройски погиб при исполнении служебных обязанностей на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Подготовьте представление на орден Красной звезды. Я подпишу.
Когда остались вчетвером, Бессонов повернулся к Смыслову:
- Докладывайте. Вы видели, как и кто стрелял?
Смыслов внимательно посмотрел на командира полка, комэска, потом на товарища и произнёс:
- Я куртку надевал... Смотрел в другую сторону... Услышал выстрел, повернулся... Ренат лежит... Я не видел, кто стрелял...
- Точно? Больше ничего?
- Пистолет в руке Гамлета, но я не видел, что он стрелял... Может, поднял?
- Вы что думаете, Игорь Семёнович?
- Думаю, сам взял пистолет посмотреть... и случайно...
Давлетшин зарыдал в голос.
- Простите меня... Простите... Не надо, я отвечу...
Бессонов принял для себя непростое решение и заговорил жестко:
- Ещё как ответишь! А сейчас запомни: я потерял боевого товарища, замечательного лётчика и не хочу потерять другого. Ты оставил пистолет без присмотра. Получишь взыскание. Казнить себя будешь сам... А доверие товарищей лучше в бою оправдай. Воюй за себя и за него. Ты меня понял?!
- Так точно, я...
- Молчать! Всем молчать! Ни слова даже шепотом родной жене под одеялом..., - протянул руку, - дай пистолет. Умойся. От полётов отстраняю, поможешь технарям, пока мозги на место не встанут. Комэск, соберите объяснительные, приложите своё заключение и мне на утверждение. Даю час. - И словно что-то вспомнил, подошёл вплотную к Давлетшину. - Оставить техзону. Объявляю домашний арест на пять суток. Из землянки не выходить! Смыслов, вы ответственный.
Повернулся и вышел. Мелешко проводил его взглядом, вырвал из ученической тетради два листа и скомандовал:
- Садитесь! Пишите! Вы хоть представляете, придурки, как он рискует?! Не дай вам бог, ещё что-то вспомнить...
***
- Моя вина... Проведу занятие... Так точно, товарищ полковник...
Разговор с комдивом проходил на командном пункте. Начальник штаба и замполит стояли рядом. Бессонов положил трубку и повернулся к ним:
- Андрей Семёнович, у вас всё готово?
- Могилу выкопали в начале полосы, будет провожать наших на задания... Охрименко сколотил гроб и сделал надгробие со звездой. Офицеры соберутся в 15.30...
- Михаил Юрьевич, не видел похоронки.
- Я сам подписал. Не волнуйтесь, всё достойно. Семья будет гордиться.
- Спасибо. Нам, кажется, пора.
Нет гаже минут в судьбе командира, чем те, что предстояли Павлу. Пусть триста раз он лично никаким боком, но погиб его офицер! Не досмотрел, не предвидел, не предупредил... Пусть начальство смотрит сквозь пальцы и сильно не корит, но от себя куда деться?
Облака опустились ещё ниже, не сильный, но сырой ветер продувал до костей. Неестественная тишина на аэродроме. Пришли все кроме дежурных. Перед могилой на двух табуретках стоял открытый гроб. Ветер шевелил волосы Нигматуллина, одетого в парадную форму. Каменные лица мужчин, женщины с платками у красных глаз.
Бессонов подошёл вплотную, снял шапку, размашисто перекрестился и склонил голову. Только те, кто был рядом расслышали его слова:
- Прости, Тула. Я даже не знал, как тебя зовут, но мне было спокойно и надёжно, когда ты шёл за спиной. Ты честно и достойно исполнил свой долг. Спасибо. Не забуду. Спи спокойно. Спаси господь твою душу.
Ещё раз перекрестился и отошёл в сторону. Прошли все. В основном молча. Кто прикладывал руку к шапке, кто крестился. Если кто и говорил, то, казалось, обращался только к погибшему товарищу.
Прибили крышку, опустили гроб, подошли и бросили по горсти земли, четверо бойцов БАО заработали лопатами. Охрименко лично руководил установкой постамента. Офицеры первой эскадрильи построились в одну шеренгу и по команде Мелешко дали три залпа из пистолетов. Рядом с Бессоновым оказался Хренов, тихо сказал:
- Пошли, Паша, ко мне. Там и помянем. В столовой замполит без тебя справится. Почернел весь...
- Алексей Михайлович, отправь няньку к Гамлету... Как бы он чего не учудил...
- Уже. Не волнуйся.
- Спасибо. Я всё же зайду в столовую, надо пару слов офицерам сказать. Потом к тебе.
В столовой прошли три ритуальных тоста. Бессонов встал, откашлялся:
- Я был совсем мальчишкой. Вернулся домой с Кубани с подаренным дядей револьвером. Даже ночью не расставался, клал под подушку. В свободную минуту тренировался в своей комнате. Выхватывал и стрелял вхолостую в воображаемую цель. Как патрон оказался в барабане, убей не пойму. Выстрел пришёлся в дверь. Не успел испугаться, как она распахнулась. За ней стоял отец. Посмотрел на пулю, застрявшую как раз на уровне головы и сказал: "Павел, никогда не доставай оружие, если не видишь перед собой врага." Я запомнил. Прошу вас сделать тоже. Виноват, что не рассказал раньше. Прошу прощения у вас и у Рената. Светлая память...
***
На следующий день распогодилось. Пошли приказы на прикрытие штурмовиков и пикировщиков. Полк зажил привычной жизнью истребительного полка на войне. Одно плохо - далековато, пока долетишь, десять минут над полем боя и пора назад. Однако к вечеру подоспел приказ на передислокацию. Ушёл передовой отряд, в состав которого Бессонов включил Давлетшина. Инструктаж был короткий.
- Посмотри там всё глазами лётчика...
"Посмотри, - думал Гамлет. - Убирает с глаз долой... Да и поделом... Всё лучше, чем сутками на пролёт в землянке сидеть, когда хлопцы из кабин не вылазят"
Однако ещё в колонне, а, главное, на месте понял, что отнюдь не одни лётчики в его родном полку воюют. Да и война у всех разная. Сначала ходил за командиром батальона аэродромного обслуживания, слушал распоряжения, что принимал и соглашался, с чем-то спорил. Потом, когда принципиальные вопросы были согласованы, больше ходил сам, контролировал, поддерживал бойцов.
- Поднажмите, братцы, скоро наши прилетят.
Неожиданно услышал брошенное в спину:
- Языком молоть, не землю ворочать...
Оглянулся, четверо солдат сосредоточенно копали, глядя строго себе под ноги. Сказать в лицо подобное офицеру, видать, постеснялись. Подавил вспышку гнева, выдохнул и неожиданно для землекопов спросил:
- Лишняя лопата найдётся?
Нашлась... Через десять минут, несмотря на мороз, взопрел. Снял куртку и шапку. Не молодые, негодные к строевой дядьки, не скрывая восхищения посмотрели на два ордена и медаль "За отвагу". Через полчаса во время перекура один не выдержал:
- Мы из последнего пополнения, в полку не всех знаем... Вы лётчик?
- А вы что подумали?
- Думали, порученец у комбата... Ордена за сбитые?
- Нет, за то, что вам блиндаж копать помогаю!
- Извините, товарищ лейтенант...
- Проехали... Заодно попробовал, каков он солдатский хлебушек, - сказал Гамлет, рассматривая ладони.
- У лётчиков тоже не крем-брюле... Вы идите, товарищ лейтенант... Не волнуйтесь, до вечера справимся.
После этого случая Давлетшин заметил, как изменилось к нему отношение всех без исключения бойцов батальона. Солдатская молва приговорила - никакой не штабной, настоящий ас. Толковый, хоть и молодой, но мужик нормальный, не придирается, а по делу говорит.
Через неделю, когда Бес с первой группой самолётов приземлился на новом аэродроме и слушал его доклад, обратил внимание на кровавые мозоли на руках у Гамлета.
- Вижу не только смотрел. Уважаю. Комбат тебя хвалит. Спасибо.
- Рад, что хоть чем-то оказался полезен полку, - ответил пилот, не поднимая глаз.
- Гамлет, ночью уходит колонна на старый аэродром, езжай с ними. Твой конь тебя ждёт.
Давлетшин поднял глаза на командира. Неужели простил?! Голос дрогнул:
Так Бессонов впервые услышал своё новое прозвище. Только улыбнулся, всяко лучше, чем "Дед". Вслух ответил:
- Ну, иди, размещай первую эскадрилью. Завтра к исходу дня со второй быть здесь!
- Есть, товарищ командир!
Развернулся и почти бегом бросился к лётчикам, стоявшим в сторонке и делающим вид, что им неинтересно, о чём Бес беседует с Гамлетом. По тому, как они обнимали товарища, было видно, что сопереживали, соскучились и безмерно рады видеть.
Бессонов спустился в новый КП, пустой и пахнущий сырой землёй. На ящике из-под патронов стоял телефон. По потолку проброшены провода, подсоединены патроны, но пока без лампочек. Одинокая печь по центру ещё не успела отогреть углы и стены, обшитые грубыми досками, однако сгодится. Завтра прибудет начальник штаба, развесит карты, расставит походную мебель и жизнь забурлит.
Что-то не давало покоя. Приказ до 15 февраля перейти на новую форму. Завтра срок, а у начальника вещевой службы ни единой пары погон, не говоря о новой форме. Сидит в дивизии, ждёт. Обещают со дня на день. Куда повезёт? Ну это ладно, довезёт, а вот, что делать с настроениями? В Красной армии сейчас вместе бьют фашистов и те, кто когда-то носил эти погоны, и те, кто в гражданскую бил золотопогонников! Просто приказать "Пришить" не получится, надо менять отношение. Мне - офицеру императорской армии - не совсем с руки. Тогда кто? Замполит? Партия приказала? Партийному, ладно. Мне, допустим, нет, хотя полностью согласен. Что это? Возврат к корням? Выходит, не всё, что революция когда-то выбросила на помойку истории было бесполезным пережитком прошлого? Неужели Советская власть таким способом косвенно реабилитирует русский офицерский корпус? Об этом в приказе, естественно, ни слова, но выходит именно так...
Запыхавшись, на командный пункт буквально ввалился командир батальона аэродромного обслуживания с гражданским, одетым в шапку и пальто, из-под которого выглядывали солдатские кирзачи.
- Уполномоченный Понкратов, отвечаю за размещение войск в нашем районе, - представился тот, делая характерное ударение на о.
- Воевали? - спросил Бессонов, протягивая руку.
- Так точно... Под Тулой неудачно зацепило... Для строя не гожусь, назначили на восстановление разрушенного войной хозяйства.
- Тогда объяснять ничего не надо. Чем можете помочь?
- Комбат просил гравий и песок для укрепления полосы. Я предложил отходы с угледОбычи. Не так красиво, но держать будет не хуже.
- Спасибо. А как насчёт света и дров, - Бессонов посмотрел на протянутые провода.
- Подстанцию фашисты взорвали, но энергетики днём и ночью ремонтируют, восстанавливают и тянут. Думаю, за неделю решат. А дрова зачем?
- На улице не май месяц, мороз по ночам, да и готовить на чём-то надо.
- Лес и дрова здесь на вес золота, а с углём поможем, не всё фрицы успели вывезти.
- Мы уже договорились, - вступил в разговор комбат, - придёт колонна, разгрузим и сразу за угольком.
Не успел командир полка ответить, как на КП ввалились два милиционера и Охрименко, чем-то сильно возбуждённый. Он буквально отбивался от одного из сопровождающих, который не хотел отпускать его руку.
- Да видпусты ты вжэ! - увидел Бессонова, обрадовался, - Товарыш, командыр, ось прычэпылыся, як вшиви до мыла!
- Что случилось?
- Вот, товарищ Понкратов, задержали воров... Может, не воров, но мародёров точно, украли дизель генератор, - начал доклад сержант милиции, узнав в гражданском местное начальство.
Бессонов улыбнулся, а комбат заржал в голос... Нет он просто взорвался хохотом, смотрел на обиженного Охрименко, показывал на него пальцем и вытирал слёзы...
- Да вы шо!? Гвардии старшина Красной Армии - мародёр!? Ни-ког-да!!!
Постовые переглянулись, что такого сказали? Потом, смешливый майор заразил остальных и заржали все, кроме виновника торжества. Гамма чувств была написана на его простецком лице - от срочно дать этому смешливому майору по морде, до - пнуть сапогом надоедливого сопровождающего. Другого слова у этого, гниды, сержанта не нашлось! Вмешался Бессонов, которому вдруг стало жарко, и он расстегнул куртку. Его Звезда героя, очень кстати сверкнула и произвела на присутствующих блюстителей закона сильное впечатление, они помимо воли вытянули руки по швам и прекратили смех:
- Товарищи, повеселились и хватит. Это недоразумение. Как вы видите, - взгляд в сторону представителей славной милиции, - мы с руководством решаем вопрос размещения Гвардейского истребительного полка в вашем посёлке. Я правильно говорю? - Бес перевёл взгляд на Понкратова.
- Да... Конечно...
- В том числе вопросы энергоснабжения... Правильно?
- Так точно!
- Поскольку в посёлке света пока нет мы решили использовать местные резервы и временно, - Бессонов сделал ударение на этом слове, - временно задействовать простаивающий дизель генератор. Поэтому я и приказал старшине Охрименко переместить его на аэродром. Но, если у местных товарищей, есть более важные задачи, чем гнать фашистов с нашей земли, мы, конечно, вернём.
Сержант, наконец, отошёл от Охрименко.
- Нет, мы понимаем... Если на время, и по приказу, товарищ подполковник, то это - совсем другое дело.
- Жаль у меня с собой нет печати, но завтра прибудет штаб, и мы оформим все бумаги, как положено. Вам, товарищи, спасибо за бдительность, - Подошёл и пожал сержантам руки. Оказавшись рядом с Охрименко, тихо продолжил, - квалификацию теряете, Иван Богданович.
