Никогда Павел не видел Оболенское в такой разрухе. Дважды война прокатилась по нему. Разбитая до нельзя дорога, остовы сгоревших хат стояли через одну вдоль главной улицы, проломленные или покосившиеся ограды, кое-где просматривались основательно заросшие бурьяном воронки. Людей почти не видно, а те, кто попадались, в основном женщины и старики, с испугом оглядывались на автомобиль и старались побыстрее исчезнуть с глаз долой. Интерес они вызвали только у босого семилетки и, очевидно, его четырёхлетней сестры, которые вдоль дороги несли, связанный бечёвками валежник. Мальчишка нёс сухие ветки потолще, а девочка совсем хворостинки. Они остановились и интересом уставились на приезжих. Когда Александра вышла из машины и направилась к ним, дети поздоровались первыми:
- Здравствуйте вам...
- И вы будьте здоровы. Не скажите, как село называется?
- Оболенское, а то, как же, - основательно ответил мальчуган. Снял со спины связку и положил под ноги, всем своим видом показывая, что не прочь поговорить и заодно передохнуть.
- А, что - церковь в селе работает?
- Которая, у нас две: Николы и Успенская...
Шура повернулась к машине, как бы прося помощи у мужа. Потом вспомнила:
- Храм Успенья Пресвятой Богородицы.
- Какое?! Там склад...
- Давно?
- Всегда там был. Хотя при немцах пришёл какой-то поп. Бабка говорила, он был при этой церкви ещё до революции.
- Не знаешь, где он? - спросил подошедший вместе с Иваном Павел.
- Где-где... Там в пристройке и сидит...
- Спасибо! Зовут-то тебя как?
- Петровы мы... Я - Василий... А она Людка.
Александра повернулась к Ивану, что-то сунула в руку. Тот подошёл к ребятам и протянул старшему плитку шоколада.
- Я - Иван... А это от нас...
- Сто это? - неожиданно спросила девочка.
- Спасибочки за угощение, - ответил её брат Ивану, пряча подарок в карман. Потом повернулся к сестре, - Она - мала... Ещё шоколад не видела... А мне отец привозил из города... Хотите покажу дорогу?
- Спасибо, Вася. Дальше я сам знаю, - сказал Павел
Через несколько минут их машина остановилась перед милой сердцу Оболенского церковью. К немалому удивлению, ни следов снарядов и даже пуль на стенах видно не было. Была просто облезлая штукатурка, обшарпанные двери, местами выбитые стёкла и отсутствовал один купол из двух. Павел молча подошёл ближе, поклонился, перекрестился и встал на колени. Иван и Александра молча стояли за его спиной. Услышали только тихие, но проникновенные слова:
- Спасибо, господи, что услышал мои молитвы...
Решительно встал, вытер рукавом глаза и увидел, как дверь в придел отворилась. Из неё вышел сухой седовласый старик. Длинные вьющиеся волосы и окладистая борода. Одет в выцветший камзол, рубаху, бриджи с лампасами, заправленные в сапоги. Всё старое, потёртое, но не рваное и чистое. Только под камзолом сверху на рубахе наперстный крест. Сделал несколько шагов навстречу и замер. Какое-то время двое мужчин внимательно вглядывались друг в друга.
- Князь Павел?
- Отец Игнатий?
Обошлись без церемоний целования рук. Обнялись... У Павла и так глаза были красные, у старика слёзы просто лились ручьём. Он только повторял:
- Дожил... Спасибо, Господи... Дожил...
- Здравствуйте, мой милый батюшка. Безмерно рад видеть вас.
Наконец Павел успокоил его, отстранился, но одну руку оставил на плече.
- Позвольте представить, батюшка, мою избранницу - Александру и моего сына Ивана.
Старец склонился к руке, но дама испуганно отдёрнула и спрятала руку за спиной. Батюшка удивился, но перекрестил обоих, погладил по голове и вдруг спохватился:
- Князь, какие пути привели вас сюда?
- За помощью к вам, святой отец.
- Ко мне? Тогда милости прошу, гости дорогие, в мои хоромы... Не взыщите за убогость...
Зашли. Отчётливо чувствовался запах ладана. Помещение было скорее аскетично, чем убого. Справа на низкой скамеечке ведро с водой и кружка. Над ним небольшая полка с кое-какой утварью. В углу буржуйка, несколько чурбаков и топор. На треснувшей крышке закопчённый чайник. У одной стены кровать, у противоположной стол, рядом один грубо сколоченный табурет. На столе тарелка с краюхой хлеба под чистым рушником, чашка, в блюдце огарок свечи. Небольшая стопка книг. На стене икона Богоматери. Рядом на гвоздике ряса и скуфья. У изголовья кровати ещё одна маленькая дверь.
- Присесть могу предложить только на кровать, не взыщите. А из угощений сегодня только чай с хлебом.
- Простите, батюшка, я сейчас, - Александра вышла к машине. Пока её не было слово взял Павел:
- Святой отец, у нас к вам великая просьба.
- Чем могу служить, ваша светлость?
- Прошу вас обвенчать меня с женой и крестить наших детей.
- С дорогой душой, Павел Григорьевич. Однако вам приличествуют более торжественная и достойная обстановка. К сожалению, сами видите, каково у нас сегодня...
- Нам, святой отец, не певчие, не короны и блеск иконостаса нужны, поверьте. Долгие годы я тосковал о России и всегда видел одно и тоже, как встану на пороге этой церкви и о лучшем и большем тогда не мечтал и сейчас даже думать не хочу.
Вошла Александра с дочерью на руках. За ней водитель. Аккуратно положил на стол два узла и вышел. Батюшка глянул на спящую крошку, перекрестил её и вздохнул:
- Воля ваша. Бог ведь не в церкви, он в душе. Давайте готовиться.
С этими словами он снял с гвоздя рясу и скуфью, низко наклонил голову и исчез в маленькой двери.
Саша подошла к столу и стала развязывать узелки. В одном оказались свечи, платочки, рушник, нательные крестики и две коробочки с кольцами. Не зря она вчера съездила в Новодевичий монастырь и проконсультировалась у знающих людей. Там же в церковной лавке и купила, что сказали. В другом узле оказалась бутылки коньку и кагора. К ним разная снедь, захваченная для перекуса в дороге. Ванька крутился рядом и не столько помогал, сколько надеялся получить что-нибудь вкусненькое. Но мама была торжественно взволнована и не замечала его намёки. Её мучил вопрос:
- Паш, это кто?
- Отец Игнатий? Старинный друг отца, светлая память. Они в юности воевали вместе. Под Плевной, ведя разведку, корнет Шепилов - это мирская фамилия батюшки - угодил в плен, а корнет Оболенский с группой добровольцев его отбил. Смешная история...
- Что смешного?
- Это лучше у него самого спросить. Но отец, светлая память, всегда смеялся, когда рассказывал.
- Всё-таки?
- Когда его привезли к своим и начали развязывать, тот стал брыкаться и расквасил своему спасителю нос. Надо было сначала хоть слово сказать, с глаз повязку снять, а они руки развязали... До этого работали тихо, турок же полно кругом...
Павел не успел договорить. Послышался голос старца:
- Проходите сюда, рабы божьи Павел и Александра.
Когда прошли в маленькую дверь оказались в освещённом множеством свечей уголке церкви, отгороженном от остального помещения ящиками, поставленными друг на друга. Здесь уже доминировал совсем не ладан, а запах кирзы и гнилых овощей. В уголке сохранилась изумительная роспись стен, местами потрескавшаяся и заметно пострадавшая от сырости. Лики святых смотрели грустно, строго и торжественно. Несколько икон, храмовый подсвечник и импровизированный амвон из поддонов, на котором стоял отец Игнатий - вот и всё убранство.
- Подойдите и станьте здесь, - сказал святой отец, но, когда увидел, как Александра вначале постелила рушник, покрыла голову платком и разложила содержимое первого узелка, не удержался и похвалил, - какая вы умница, голубушка моя.
И началось таинство венчания. Не было свидетелей, не было гостей, даже некому было подержать короны над головами молодых, если бы эти короны вдруг оказались целы, но было нечто гораздо более важное - абсолютное духовное сосредоточение и удовлетворение Павла, и тихая светлая радость Александры от приобщения к чему-то новому, глубинному и настоящему. Она ради любимого была готова и на гораздо большее, но согласившись на венчание вчерашняя комсомолка с удивлением обнаружила, что не делает что-то постыдное через силу, а с чистым сердцем участвует в красивом и древнем ритуале. К тому же поп совсем не такой, каким она привыкла видеть в советских фильмах и карикатурах, не живёт он в хоромах и не жрёт с золота в три глотки. Скорее, в своём бескорыстном стремлении сохранить храм, отец Игнатий совершает настоящий подвиг, оставляя страждущим дорогу к Богу. Наконец, батюшка провозгласил "многие лета молодожёнам" и совсем по-светски попросил:
- Ну что, дорогие моему сердцу князь и княгинюшка, поздравляю вас. Благодарен вам за предоставленную мне честь соединить ваши сердца перед лицом Бога. А теперь ведите сюда своих деток, буду крестить.
Иван перенёс ритуал стоически, гордо подняв голову, как на концерте. Вера на руках матери спокойно во все глазки смотрела на происходящее, не проронив ни звука, ни слезинки. Батюшка надел на детей крестики, благословил и отпустил с Богом.
Все вернулись в коморку. Отец Игнатий тщательно погасил за собой свечи, последним зашёл в свою обитель уже без рясы и скуфьи, с удивлением глянул на богато накрытый стол:
- Давно я, Павел Григорьевич, не видел такого богатства. Теперь могу со спокойной душой и вас пригласить.
- Простите, святой отец, знал бы...
- Полно, князь. Надеюсь, не забыли, как меня в миру звали?
- Никогда не забуду, Игнатий Тимофеевич...
- Как святой отец я свой долг выполнил. Позвольте мне поздравить вас как другу семьи. И немножко похозяйничать.
Он наклонился и вынул из голенища нож, взял буханку хлеба, перекрестил и стал нарезать его удивительно ровными и тонкими ломтиками. Через нарезанные им кусочки сала, кажется, можно было смотреть на свет. Глядя на него, Саша почему-то вспомнила ленинградцев-блокадников. Несколько их семей вывезли на завод, и они жили в общежитии. Ленинградцы так же трепетно относились к хлебу. "Очевидно довелось нашему батюшке испытать голод", - подумала она. И ещё одна мысль не давала покоя - чем-то неуловимым отец Игнатий походил на Павла, когда она его встретила. Один в один, только борода, длинные волосы и гораздо старше... Попутно женщина пыталась помочь накрыть стол. Разложила угощение по тарелкам, заглянула на полку:
- Не ищите, голубушка. Рюмок и вилок не держу, - ласково сказал старец, заметив, что Александра что-то ищет. - Вон кружка у ведра. Для меня как хрустальный бокал, а вам с Павлом одна чашка на двоих. Присаживайтесь...
Молодая семья с детьми расположились на кровати, к которой пододвинули стол. Игнатий сел на единственный табурет напротив. Окинул взглядом гостей, благословил застолье. Встал:
- Буду краток: желаю вам счастья, мои дорогие!
Павел выпил из чашки, святой отец из кружки. Скривился как от отравы.
- Фу, какой горький коньяк.
Павел посмотрел сначала почему-то в свою чашку, потом на бутылку, на жену... Наконец догадался. Встал и жестом пригласил Александру, после чего поцеловал её в губы. Игнатий одобрил, взял миниатюрный бутерброд, положил в рот, потом бутылку Кагора и налил на донышко чашки и вопросительно взглянул на Сашу. Она поднялась, обвела всех взглядом и тихо сказала:
- Не знаю, что говорят в подобных случаях... Час назад я даже не подозревала, Игнатий Тимофеевич, что вы есть на белом свете. А сейчас, мне кажется, что я вас знала и любила всю жизнь. Спасибо от души. Знайте, чтобы не случилось, я клятву сохраню, потому что ближе и дороже сидящих на этой кровати у меня людей нет...
Старец положил руку на сердце и склонил голову:
- Милая моя, княгинюшка, и с первого взгляда полюбил вас... И вообще - эти Оболенские умеют выбирать женщин!
Саша вопросительно посмотрела на Павла. Тот улыбнулся и сказал:
- Игнатий Тимофеевич в молодости ухаживал за моей маман...
- Фу, князь, как вульгарно! За прекраснейшей и несравненной Ольгой Александровной.
- ...Но только до того мгновения, пока не узнал, что за ней ухаживает и мой отец.
- И...
- Не мог я встать на пути друга, которому обязан жизнью. Чтобы как-то притупить боль, бросил службу и ушёл в монастырь.
- Чем поразил Гвардейский гусарский полк, где слыл первым рубакой и неисправимым ловеласом.
- Не преувеличивайте, князь... Куда мне до вашего брата Сержа!
Александра вопросительно посмотрела на мужа.
- Сергей - мой двоюродный брат. Учился в Оксфорде, но по мнению Игнатия Тимофеевича, преуспел там только в вопросе науки ухаживания за дамами.
- ...что позволило ему жениться на дочери царя.
- Вы, дорогой Игнатий Тимофеевич, не справедливы к Сергею. Как только началась война, он проявил себя совсем с другой стороны. И я случайно узнал, что Сергей Оболенский не остался в стороне и после начала этой войны.
***
Нападение фашисткой Германии на Россию Сергей Оболенский, действительно, воспринял, как личную трагедию. Атака японцев на Пёрл-Харбор переполнила чашу терпения. Появление его на вербовочном пункте вызвало недоумение: что делает здесь богатый джентльмен?
- Хочу защищать мою вторую родину, - был ответ.
Уставший лейтенант, перед которым сегодня прошло три сотни искателей приключений на пятую точку, глянул в документы:
- Сэр, вам уже за 50 лет. Мы, конечно, можем вас взять, но отправим охранять водокачку в Бруклине.
- Спасибо за доверие, но я бы предпочёл служить в спецназе или десанте.
Что-то во внешнем виде и манере говорить не позволило лейтенанту сразу послать престарелого ковбоя куда подальше, но и объяснять этому перцу всю абсурдность его пожеланий тоже не очень хотелось. И тут он вспомнил, заходившего с утра генерала Донована, и его просьбу: "Будут интересные экземпляры, присылайте ко мне". Кажется, тот самый случай.
- А где мне найти генерала?
- Где контора, не знаю, но остановился он в "Шератоне" ...
Это была не просто удача, это был знак, ибо управляющим этой гостиницы был никто другой, а именно он - господин Оболенский. Вечером в номере Билла Донована состоялся непростой разговор:
- Ваш боевой опыт и пять орденов, сэр, заслуживают уважения, но не снисхождения. Выдержите курс и сдадите экзамен на общих основаниях, тогда поговорим более предметно.
- Благодарю за доверие, сэр. Когда и где прикажете приступить?
- Форт Беннинг, штат Джорджия. Очередной набор завершается через неделю. Командиру отдадите эту записку.
Набросав несколько фраз на гостиничном бланке, генерал размашисто расписался, положил опять же в гостиничный конверт. Запечатывать не стал, чтобы не обидеть русского князя. Отдал и ...забыл.
Напомнила через три месяца небольшая статья в армейской газете, где рассказывалось о 53-ёх летнем десантнике, русском князе, успешно совершившим... сдавшим... и показавшим... Донован сам поехал в Беннинг. Поговорил не только с командованием, но и с сержантами. Отзывы письменные и устные впечатлили. Вызвал к себе князя.
- Надеюсь, это была единственная ваша оплошность? - вместо приветствия спросил Сергея, когда тот зашёл в кабинет.
- Не понимаю, сэр, о чём речь?
- Если вы, господин лейтенант, по-прежнему хотите работать в моём управлении, забудьте об интервью, а желающих вас сфотографировать приказываю расстреливать на месте! - Донован засмеялся, подошёл и протянул руку. - Поздравляю. Вы назначены в штат управления сил специальных операций.
- Благодарю за честь, сэр!
- Следующий экзамен приму лично. Завтра. Вот небольшая брошюра на русском языке. Прошу посмотреть, перевести и доложить свои соображения.
Сергей взял в руки инструкцию НКВД по ведению диверсионной и подрывной работы в тылу немецко-фашистских войск.
- Вы не указали время и место, сэр.
- Здесь в 16.00
- Есть, сэр. Разрешите идти?
Донован неплохо разбирался в людях, но в данном варианте, что-то не складывалось. Этот русский аристократ был женат на дочери царя, куда круче?! Денег куры не клюют! Вокруг него порхают самые красивые женщины Нью-Йорка, в любом ресторане зарезервирован лучший столик... А сержанты докладывают, что ползал в грязи, таскал со всеми бревно, не только не отставал на марш-бросках, так ещё и помогал отстающим! Свободно говорит на пяти языках, а послушать - только "Есть" и "Никак нет"! Его и на первую мировую никто не звал! Более того, не брали! Использовал родственные связи и попал служить в Гвардию рядовым! И три "Георгия" получил именно, как рядовой. Потом уже корнетом был награждён орденом Святой Анны 4-й степени "За храбрость" и орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Что, интересно, завтра скажет?
А завтра Оболенский принёс брошюру, сшитые и пронумерованные страницы перевода и несколько от руки нарисованных схем. Его доклад слушали, буквально открыв рты, помимо Донована командир учебного центра, два его заместителя и пара сержантов, прибывших по каким-то своим вопросам, но заслушавшихся и забывших, зачем пришли. Посыпались вопросы. Обстоятельные ответы: чёткие, грамотные, понятные. Генерал прервал:
- Стоп. Мне нужно кое-что срочно решить, - сел в машину и укатил.
Уже на следующий день вернулся с приказом, где Оболенский был назначен на должность командира роты и ему было присвоено звание капитан. Его рота специализировалась на подготовке диверсантов для действий в Европе.
***
Конечно, всего этого Павел не знал, но воспоминания о брате вернули в безмятежное детство, увлекательную и богатую приключениями юность. Отвлёк вопрос Игнатия:
- Ладно Сергей. Как Ольга Александровна и ваша милая сестрица?
- Они в порядке, сейчас проживают в Швейцарии. Наши контакты сильно ограничены. - Павел остановился и внимательно посмотрел на собеседника. - Стоп! Игнатий Тимофеевич, вы ничего не спрашиваете, помянули отца и не отметили "светлую память"?
- С какой стати, по живому то?! Или я чего-то не знаю?
Павел был потрясён до глубины души. Даже голос осип:
- Так двадцать лет тому в Павловском отца на моих глазах...
- Плохо, Павел Григорьевич, вы своего батюшку знали. Чтобы ротмистра Лейбл Гвардии гусарского полка Оболенского свалила одна пуля, пусть даже в голову. Я с ним виделся два месяца тому...
- Где?!
- В Имберном в десяти верстах от Павловского... Евдокию, кухарку, помните? Она его выходила. Вначале увезла в свою деревню и прятала, а потом потихоньку стала выпускать из дома...
- Почему же он не дал знать о себе?
- Кому? Вы как сквозь землю провалились. Да и кто даст знать? Не помнит он себя... Что там пуля задела, но он как ребёнок, всему учился заново. Ходить, говорить, писать, рисовать... Сейчас творит прекрасные пейзажи акварелью. Однажды написал великолепный портрет Ольги Александровны. Спросили: "Кто?" Не помнит...
- Спасибо, господи. - Павел взволнованно перекрестился. Глаза его горели. - Я найду его. Если есть проблески и малейшая надежда, вылечим. Какое счастье, что я... мы вас, Игнатий Тимофеевич, встретили!
Неожиданно святой отец опустил глаза и тихо спросил:
- Может не стоит его лечить?
- Я вас не понимаю...
- Я сам думал об этом, но врачи сказали, что помочь может сильное эмоциональное потрясение, что в его возрасте и при его ранах смертельно опасно. Между тем, у вашего батюшки открылся необыкновенный дар. Вы сейчас всё поймёте... Эту акварель он подарил мне при последней встрече.
С этими словами старец достал из-за образа Святой Богородицы небольшой листок. На нём была мастерски изображена их церковь, на фоне кровавого заката. Удивительно было то, что она была так же, как сегодня, обшарпана, с одной разрушенной башенкой. И самое удивительное, что лицом к ней стояли три фигуры: женщина с младенцем на руках и мужчина, державший за руку мальчика. У Павла на лице было написано изумление. Он протянул акварель жене.
- Паш, у меня мурашки по коже.
Отец Игнатий проглотил маленький кусочек хлеба с салом и тихо заговорил:
- Это то, что касается вас. Как говорится без слов. Теперь слова. Князь Григорий говорит, но очень редко, особенно с чужими. Бывает сидят с мужем Евдокии, один рисует, другой рыбу ловит и в течение часа, если кто слово проронит, то уже хорошо. Однажды также писал пейзаж на берегу речки, туда молодая вдова пришла бельё сполоснуть. Он подошёл, поздоровался и неожиданно говорит: "Сними, голубушка, чёрный платок. Жив твой Сашка." И ушёл дальше рисовать. Она в слёзы - пришла, мол, старый дурак, - похоронка... Удивилась, конечно, что он знает имя мужа, но поревела и успокоилась. А через месяц её Сашка из госпиталя на побывку прибыл! Тут молодка и вспомнила слова Григория... Рассказала другим солдаткам. С тех пор к нему не просто уважение, а буквально поклонение. Приходят со своими бедами, надеждами и просто за советом. Не к нему, а типа к Евдокии. Та чай из побегов дикой малины, варенье на стол. Зовут... Григорий Константинович сядет рядом, слушает и отмалчивается... Иногда молча встаёт и уходит. Бабы знают - пустой разговор. Но, если вдруг заговорит, то принимается как аксиома. Что предскажет, всё сбывается.
- Удивительно... Он мне в детстве тоже не много говорил... Сейчас отлистываю назад и не могу вспомнить, чтобы он хоть раз ошибся. Игнатий Тимофеевич, я не могу усидеть, надо что-то делать. Не представляете, как хочу увидеть отца.
- Понимаю... Не сомневаюсь, что вы найдёте. Акварель возьмите на память.
- Спасибо. А что это за цифры на обороте?
- Не знаю. Однако, прошу прощение, князь, но вы ничего не сказали о себе. Хотя... Можете не отвечать, я не в праве задавать такие вопросы...
- Дорогой, Игнатий Тимофеевич, это вы простите, я должен был сам... Маму с сестрой вывез во Францию. Много летал, участвовал в воздушных шоу. На это и жили. Когда началась война, не смог терпеть и вернулся в Россию. Добрые люди, ласковый взгляд в сторону жены, помогли. Воюю, как могу...
Александра сочла своим долгом дополнить:
- Воюет, как и все Оболенские, святой отец, бесстрашно и беспощадно. Знаменитый ас, командир Гвардейского авиационного полка, кавалер высших военных наград Советского Союза, Англии и США!
- Мой папа - герой! - посчитал своим долгом вставить два слова Иван.
- Я не сомневался. Отец будет гордиться вами. Одно жалею, что сам не могу с вами...
- Вы своё, сударь, отвоевали честно. Теперь наша очередь...
- А к нам, как удалось вырваться?
- Ранили в крайнем вылете, зацепило кость, чуть руку не отняли. Если бы не попал в руки Бакулева - хирурга от бога - отлетался бы навсегда. За день до выписки выпросил у начальника госпиталя автомобиль, чтобы побывать у вас. Завтра в полк...
Старец тряхнул седой головой, вздохнул и встал:
- Ну что, мои дорогие, выпьем за вашу, князь, удачу, за скорейшее освобождение святой русской земли, за нашу победу!
Выпили стоя. Садиться не стали. Саша подхватила дочь на руки, направились к выходу. После сумрака кельи солнце ярко слепило глаза. Буквально на пороге столкнулись с двумя автоматчиками.
- Стой! Руки вверх!!!
Павла грубо ткнули в грудь ППШ и повернули лицом к стене. Ловко обшарили и вот в руках неизвестных оказались документы и наган. Саша в испуге прижала к груди дочь. Иван обхватил ноги матери, закрывая её своим маленьким тельцем. Игнатий, вышедший последним, мгновение наблюдал за происходящим и громко спросил:
- Господа! Извольте объяснить, что происходит?
Наконец от их машины, где водитель стоял, широко расставив ноги и упёршись руками в капот, подвергался обыску, подошёл старший лейтенант.
- Старший лейтенант Пономарёв. СМЕРШ! Предъявите документы!
- Они уже у вас..., - заметил Павел и вежливо попросил, - Можно спокойнее, вы пугаете детей.
Невысокий, чтобы не сказать совсем мелкий, старший лейтенант стал раздуваться на глазах. Не глядя, отложил наган в карман, стал перебирать документы.
- Так, что у нас тут? Полковник Бессонов... Так... Ого, командир полка... Герой Советского Союза... Мощно..., - величественно перевёл взгляд на испуганную Александру, - Эти с вами?
- Это - моя жена... Позвольте она пройдёт с ребятами в машину?
Оперативник кивнул сержанту:
- Проводи. Значит полковник Бессонов... Что делаете в прифронтовой зоне?
- Вот, к батюшке приехали...
- Откуда?
- Из Москвы.
- С попом позже разберёмся... Онищенко, проверь, что там внутри... Значит - Бессонов?
- Точно так.
Из открытой двери было слышно, как жалобно звенела посуда, сброшенная на пол, и гремела перевёрнутая кровать. Оперуполномоченный внимательно вглядывался в лицо Павла и неожиданно выдал:
- А нам сообщили, что бывший князь Оболенский пожаловал... Что скажите?
- Скажу, что князей бывших не бывает, товарищ старший лейтенант, - ответил Павел, лишь бы заполнить паузу.
"Значит не только дети нас видели на дороге... Кто-то ещё узнал, весьма недоброжелательный и шустрый. Как быстро приехали! Стоп! Значит есть телефон", - лихорадочно думал Бес.
- Хотите сказать, что вы - настоящий князь?
- Вам это не понять... Мои объяснения вы всё равно не примете... Давайте проще -позвоним по телефону...
Оперуполномоченный отметил, что не отпирается, гад, ... тепло. Надо дожимать! Поэтому сквозь зубы процедил:
- А давайте вы не будете мне указывать, что делать...
В этот момент, зацепив плечом косяк и вытирая рот рукавом, из коморки вывалился сержант.
- Чисто, - далеко за рамками устава доложил он. Его глаза и губы подозрительно блестели.
- Как коньяк? - спросил Бессонов.
Тот аж поперхнулся:
- Шо?!
Его возмущение было искренним, словно с ним человеческим голосом заговорила корова, перехваченный с плеча в руку автомат и движение в сторону задерживаемого не обещало тому ничего хорошего. Однако Павел демонстративно проигнорировал его и повернулся к Пономарёву:
- Товарищ старший лейтенант, два слова, как говорится, без протокола. У вас в руках мои документы, к подлинности которых у вас нет сомнений. Если не так, вам прямо сейчас достоверность подтвердят хоть в госпитале, хоть на Лубянке, хоть в Кремле.
- Предлагаете Сталину позвонить? - не без ехидства поинтересовался старшой.
- Думаю, этот звонок сразу бы всё разъяснил...
- Не, я видел хамов, но тут совсем берега потерял! - старший лейтенант, словно призывая свидетелей, посмотрел на подручного. Тот снисходительно качнул головой, мол, не таких видели. Решил поддержать шутку подозреваемого, - Может, для начала всё же позвоним Берии?
Сержант оценил юмор начальника и одобрительно гыгыкнул. Он только ждал команду паковать этого фраера. Быстро спесь слетит! Однако услышал неожиданное:
- Можно и Лаврентию Павловичу... Сталин наверняка будет занят..., - Бессонов говорил столь спокойно и убедительно, что нота сомнения закралась в сознание бесстрашного бойца с немецкими шпионами. Следующая фраза добила окончательно, - Но, если звонить на Лубянку, думаю, для вас будет достаточно и слова заместителя начальника управления СМЕРША товарища Тормунова.
- Вы знакомы с Тормуновым? - ехидная улыбка сползла с лица старшего лейтенанта.
- Не скажу, что близко, но достаточно, чтобы он помнил меня.
Теперь в лице уполномоченного грозного СМЕРШ можно было прочесть растерянность. От былой надменности не осталось и следа.
- Товарищ полковник... Я что? Звонок был...
- Анонимный?
- Почему? Председатель звонил...
- Если я задержан, поедем поблагодарим его за бдительность, заодно с Васей пообщаемся.
- Каким Васей?
- Тормуновым, каким ещё!!!
- Не стоит..., - сказал окончательно заскучавший оперативник, от которого в этот момент не только ускользнула награда, за пойманного вражеского лазутчика, но и замаячила перспектива получить по шее от начальства. Он протянул Бессонову документы. Затем достал из кармана наган. Внимательно рассмотрел, задержал взгляд на пластине с надписью и воскликнул, - Стоп! А вас случайно не Бес зовут?
- Меня зовут Павел Григорьевич. Бес - мой позывной. А вас, как зовут? - спросил Павел, пряча оружие в кобуру и документы в карманы.
- Захар Иванович... Ну, голова дырявая! У нас майор Тормунов Василий Иванович занятия на сборах по оперативной работе проводил, приводил примеры. Рассказал про Беса, который сначала чуть не сорвал операцию, а потом один, практически, и выполнил её с помощью именного нагана... Как я мог сразу всё не сопоставить?!
- Бывает... Рад, что всё разъяснилось. Так вот, Захар Иванович, чтобы мы расстались друзьями, скажите своему сержанту, чтобы вернулся в келью и расставил там всё, как было. И если он, не дай бог, что взял без спросу, чтобы извинился и вернул втройне. Это первое.
Сержант, который всё слышал, уже давно всё понял, застегнул верхнюю пуговицу и стоял по стойке смирно. Старший лейтенант только бровью повёл, как он сорвался с места.
- А что второе?
- А второе, вы сами заедете к председателю, скажете, что он ошибся и настоятельно попросите помочь батюшке содержать ту малость, что осталась от храма. Сделаете?
- Так точно, товарищ полковник! В лучшем виде!
- Спасибо.
После этого Бессонов подошёл к стоящему у двери отцу Игнатию, обнял его за плечи и повёл к своей машине.
- Простите, дорогой Игнатий Тимофеевич, за эту неприглядную сцену.
- Наоборот, князь, я вам искренне благодарен. Председатель уже несколько раз пытался выжить меня из уголка храма, спасибо, вдовы да солдатки не дали. Езжайте с богом.
Саша тоже вышла проститься. В батюшке вновь взыграл гусар, он грациозно склонил голову и всё же поцеловал руку княгине. Та засмущалась, обняла его и прошептала:
- Спасибо, большое... Век не забуду... Вот, возьмите от нашей семьи на содержание храма.
Быстро сунула пачку купюр тому в карман и юркнула в машину. Пока старец набирал воздуха, чтобы возразить, Павел тоже обнял его и сказал:
- Ничего не говорите. Никакими деньгами не измерить то, что вы нам дали. Дай бог, свидимся.
Машина тронулась, старец перекрестил её и долго-долго провожал взглядом, пока она не скрылась за поворотом.
Павел расслабился на переднем сидении, но неожиданно громко икнул.
- Кто-то тебя, Паша, вспомнил, - констатировала Александра, но, видя как засыпает на руках дочь, не стала развивать тему.
***
Павла вспомнил двоюродный брат Сергей Оболенский при весьма неординарных обстоятельствах.
Десантная операция союзников в Сицилии широко в советской печати не освещалась. Ничего удивительного - шла Курская битва, величайшая танковая битва в истории войн, где решалась судьба летней компании 1943 года на Восточном фронте. Позже стало понятно, что там решился исход всей войны. Но и десант был крупнейшим в своём роде: около полумиллиона человек высадилось из полутора тысяч кораблей под прикрытием около пяти тысяч самолётов. Историки долго будут разбираться, кто кому помог, и кто кого использовал, но факт остаётся фактом - союзники по антигитлеровской коалиции координированно провели блистательные операции, не позволившие Гитлеру сосредоточить все свои силы на одном из угрожающих направлений.
Бесу сухую справку об этой операции принесли в числе других документов под грифом "Секретно". Прочёл, впечатлился не очень. Ну высадились и высадились. Давно пора, но в ходе Курской битвы на пятый или шестой день операции он заметил, что фрица в воздухе стало резко меньше. Пропали "африканцы". Наши лётчики их отличали по характерной раскраске самолётов, цвета хаки. Ещё подумал: "Куда делись?" Теперь понятно: подгорело у фрицев. Если и до этого хозяйничать в небе люфтваффе уже было проблематично, то с этого момента инициатива стала неумолимо и безвозвратно переходить в руки советских ВВС.
Читая про американский десант, Павел почему-то вспомнил о брате Сергее. Без него там точно не обошлось... Знал бы Бес насколько!
Хуже нет, сидеть, согнувшись в три погибели, в бомболюке и ждать у моря погоды. Сергей Платонович Оболенский в форме полковника американских вооруженных сил с двумя радистами и переводчиком ждал выброски на Сардинию. Уже три раза отбили по погоде...
Хорошенькое дело - на сопоставимый по размерам остров Сицилия месяц назад высадилась полумиллионная группировка, а они идут вчетвером! Задачу ставил лично командующий управления стратегических сил генерал Донован. Кого другого Сергей Платонович послал бы лесом, но Билл Донован лично помог попасть в те самые стратегические силы и корнету русской лейб-гвардии Оболенскому легче было пустить пулю в лоб, чем отказаться. Согласился "Захватить Сардинию".
В первый день так и не взлетели. Как потом оказалось очень кстати. В тот день немцы оставили предполагаемый район высадки и отошли вглубь острова. После приземления, несмотря на темень, быстро нашли контейнер с радиостанциями, и Оболенский с переводчиком сбросили комбинезоны. Перед прибежавшими крестьянами предстал совершенно блестящий американский полковник в новой с иголочки форме, с оружием и боевыми наградами, который не попросил, а потребовал немедленно доставить их к первому итальянскому армейскому посту. Бедные ослы, запряжённые в тележки, давно не проявляли такой прыти. Щедро одарив крестьян деньгами, теперь "полковник" нагло потребовал у карабинеров доставить его к начальнику гарнизона генералу Бассо. Вскользь заметил, что его батальон находится рядом и в случае чего... Итальянцы уточнять не стали и даже не забрали у американцев оружие.
Бассо встретил визитёров очень настороженно, однако был буквально очарован американским "полковником", с которым они несколько часов вели светскую беседу о прекрасной Италии, её мужественных и талантливых людях. Как прекрасно было приезжать сюда, пить её бесподобное вино, бродить по её историческим достопримечательностям, которые и через тысячелетия не оставляют равнодушным ни одного цивилизованного человека. Не зря моя матушка выбрала для проживания именно Италию. И без перехода:
- А ваш король - воплощение мудрости и дальновидности. Вот, кстати для вас письмо от него..., - Бассо прочёл, задумался. - Как военный человек я вас прекрасно понимаю. Король обратился к вам, как подданному, а это письмо от вашего верховного командования - маршала Бадольо.
Теперь у командующего итальянским контингентом на Сардинии остался один вопрос:
- Какие гарантии?
- Вот письмо от генерала Эйзенхауэра...
- Господин полковник, допустим вы меня убедили, однако вы забыли про немцев.
- Это наша проблема. Но если мы будем вместе, во имя вашего будущего и будущего Италии, то никакой проблемы не будет вообще.
- К сожалению, фанатичных фашистов достаточно и среди итальянцев. У меня есть большие сомнения, что начальник военно-морской базы Кальяри адмирал Греппи согласится примкнуть к нам. Это старый аристократ, граф, поклонник Муссолини.
- Если граф Греппи тот, о котором я думаю, предоставьте это мне, - довольно самоуверенно заявил Оболенский.
Дорога к адмиралу была через несколько постов итальянской воздушно-десантной дивизии, недавно вернувшейся из-под Эль-Аламейна. Её ветераны очень недобро косились на американцев. Только присутствие командующего не позволило расстрелять их на месте. По свидетельству очевидцев, разговор с адмиралом "полковник" начал с вопроса:
- В давние времена я знавал графа Греппи в Санкт-Петербурге. Он был итальянским послом...
- Мой дядя! - воскликнул итальянец. - Вы его знали?
- Он был довольно стар, когда служил в Петербурге. И я встречал его в Риме после войны. Вот тогда он выглядел настоящим стариком.
- Он и был стариком! - воскликнул пораженный граф.
- Но я встретил его на бегах.
- Так он там и умер. Ему было больше ста лет, - и он умер на бегах!
- Настоящий знаток и любитель лошадей, мудрейший человек! - воскликнул Оболенский и начал сыпать именами римской аристократии, когда и при каких обстоятельствах им приходилось встречаться.
- Постойте, господин полковник, вы не американец?
- Если вы про происхождение, то я русский князь Оболенский, к вашим услугам.
- Рад познакомиться. Мне дядя рассказывал про семью русских принцев Оболенских. Чем могу служить русскому князю в американской форме?
Вечером того же дня гавань начали готовить для приёма американских и английских судов. Итальянские войска на Сардинии перешли на сторону союзников. Не все... Элитное подразделение спецназа недавно отличилось в бою с американцами, где бойцы потеряли немало друзей и жаждали отмщения. Для корсиканцев, которые составляли основу спецназа, это был вопрос чести.
"Договариваться" с ними опять вызвался Оболенский. Пошёл с прибывшим на следующий день генералом Теодором Рузвельтом, сыном бывшего и родственником нынешнего Президента США. Как потом признался один из офицеров спецназа, у них был план убить американцев, но полковник сумел завоевать их доверие и симпатию.
Таким образом усилиями русского князя был бескровно захвачен остров Сардиния с 270-ти тысячным гарнизоном, не считая почти 20 тысяч немцев. Это был самый впечатляющий успех Управления сил специальных операций во Второй мировой войне. Это поймут потом, а сейчас, переговорив с Президентом Соединённых Штатов, Донован был на седьмом небе. Кроме признания его выдающихся заслуг перед народом, получил карт-бланш на формирование на базе Сил Специальных операций Центрального разведывательного управления.
- Форму, Серж, можете не снимать. Теперь это ваше звание, - сказал новоиспечённый директор Оболенскому, подойдя к нему с двумя стаканами виски.
- Здесь для экстерьера несколько не моих наград нацепили...
- Они уже свою функцию выполнили, можно снять. А дырки не долго, думаю, будут пустыми. Хочу вас поздравить с блестяще выполненным заданием и выразить личное восхищение вашей смелостью.
- Благодарю, сэр. Что касается смелости... У меня скорее знание психологии и холодный расчёт. По-настоящему смелого я знал одного человека.
- Позвольте полюбопытствовать, кого?
- Моего младшего брата - Павла. Какие только испытания я ему не готовил, он выполнял, не моргнув глазом. Я боялся, а он делал. А что он творил на самолёте, не передать словами. Боялся только одного.
- Дайте угадаю. Неужели мышей?
- Хуже. Он боялся женщин. В то лето хотел преподать ему несколько уроков, но не успел. Началась первая мировая...
