ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Осипенко Владимир Васильевич
Уникум с позывным "Бес" 21

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

  - Твою мать! Опять!!! - воскликнул Тормунов, увидев, как перед воротами на въезде в советское посольство стоит и курит(!) Бессонов. И тут же гаркнул, - Кони в жите!!!
   Геворк утопил педаль акселератора в пол, пролетел разделявшую их сотню метров и буквально вылетел на тротуар и с визгом затормозил, но остановился, лишь ткнувшись бампером в исполинский платан. Тормунов с Ажбашевым кубарем вылетели из "Виллиса" и, ещё не видя цели, смотрели на Беса. В это время два оборванца, до этого мирно сидевшие под забором под надзором полицейского, синхронно взмахнули руками. Блеснули ножи, боец НКВД и полицейский, невольно оглянувшиеся на происшествие, схватились за горло и обмякли.
   Передовая машина из эскорта уже появилась из-за поворота... Мгновение и диверсанты - сомнений в этом уже не осталось - из двух вязанок хвороста, на которых сидели выхватили пулемёт и гранатомёт.
   До ворот эскорту оставалось метров двести... Как в замедленном кино один из диверсантов приложил "Фаустпатрон" на плечо и встал на колено, второй изготовился для стрельбы лёжа из пулемёта.
   Дистанция стремительно сокращалась... Истошный крик Тормунова: "Стоять! Стрелять буду!!!" совпал с выстрелами Бессонова, в результате которых один оборванец ткнулся лицом в мостовую, другой завалился на бок. С небольшой задержкой прозвучал ещё один выстрел и Павел сам повалился на забор. Полоснула очередь из автомата и на землю упал полицейский чин с пистолетом в руке. Это Тормунов стреножил стрелявшего по Бессонову полицейского. К лежащим на земле диверсантам бросились Ажбашев и стоявшие в оцеплении бойцы НКВД. На полицейском уже сидел тот самый хвост в штатском и вязал руки за спиной.
   В это время по дороге мимо них, не снижая скорости в ворота проскочили машины эскорта...
  - Живой? - Тормунов подхватил Павла. - Куда? Потерпи! Геворк, помоги!
  - Не надо, я сам, - удивительно спокойно ответил побледневший Бессонов. Он зажал рану рукой и неуверенно двинулся к "Виллису". - В спину, зараза! Меня Саша убьёт!!!
  - Геворк, срочно в больницу, - крикнул Тормунов.
  - В посольстве есть доктор и небольшая санчасть...
  - Правильно, давай туда! Мухой!!! Я скоро. - Повернулся к штатскому, - Наложи шины на ноги - кровью истечёт.
   Пошёл к диверсантам. Ажбашев доложил:
  - Один холодный, а Хольст только обезручен - по пуле в каждом предплечье. Как Бес?
  - Живой... Похоже поймал дружескую пулю...
  Из ворот выбежал Чернов в сопровождении нескольких офицеров и лиц в штатском. Посмотрел на агентов, потрогал "Фаустпатрон" и подошёл к Тормунову:
  - Прости, Василий Иванович, до последнего думал, что цену себе набиваешь... Молодец!
  - Это истребителю скажете... Надеюсь выкарабкается...
  - Так понимаю: без Бессонова не обошлось. Как на это посмотрит Нарком?
  - Во-первых, как на успешно выполненную задачу. А, во-вторых, наказать можно живого, что для Беса совсем не факт. Разрешите мне к нему?
  - Давай. Я тут приберу за вами и тоже подойду.
   Пришёл Чернов через час и не один. Точнее появился в сопровождении генерала Власика.
  Бессонов после перевязки лежал на боку под капельницей в небольшой, но светлой комнате амбулатории и тихо отвечал на вопросы Тормунова. Здесь же находился и доктор, внимательно наблюдавший за состоянием подопечного. Увидев гостей, он сделал шаг навстречу и доложил:
  - Жизненно важные органы не задеты. Пулю достали...
  Главный телохранитель Сталина подошёл к топчану, поздоровался:
  - Как чувствуете себя, Павел Григорьевич?
  - Бывало и лучше, спасибо...
   Власик оглянулся, словно хотел убедиться, что здесь только свои, и спросил:
  - В случайности не верю, поэтому один вопрос: как?
  - Узел, - с трудом ответил Павел.
  - Какой узел?
  - Парашютный. Быстро развязываемый, - пришёл на выручку Тормунов, - Говорит, дехкане так хворост не вяжут!
  - Он заметил, что хворост связан таким узлом?
  - Мне, как бы помягче, выразили недоверие и не взяли в экипаж. Гулять не запретили. Вот я, прохаживаясь у ворот, обратил внимание на двух дарвишей... Лица как-то слишком нарочито измазаны, - Павел перевёл дыхание, - а узлы на вязанках довершили сомнения.
  - Мне докладывали, Павел Григорьевич, о ваших уникальных качествах, - взгляд в сторону Тормунова, - теперь сам вижу... Хозяин, о вас спрашивал, очевидно планировал на ужин сегодня позвать... Вы как?
  - Боюсь, не смогу...
  - Не хотелось бы ему портить настроение. Охраняемым лицам не обязательно знать, сколько пота и крови было пролито для их безопасности. В машине толком ничего не заметили и стрельбы не слышали... Поэтому, если не удастся отмазать, вы, дорогой товарищ, потерпите...
  - Постараюсь...
  - Ну тогда, спасибо от души и знайте: я у вас в долгу. Выздоравливайте!
  Так же стремительно, как появился, генерал вышел из амбулатории. Доктор недвусмысленно посмотрел на Тормунова, и тому ничего не оставалось, как последовать за ними.
  - Отдыхать! - приказал Айболит больному, - Никаких посетителей и разговоров!
  Павел, действительно, забылся живительным сном и проспал до вечера. В окошко было видно, как солнце скрывается за холмами и последними лучиками играет на противоположной стене. Проснувшись, он почувствовал прилив сил и лёгкий голод - со вчерашнего дня как-то было не до еды.
   В дверь тактично постучали и, услышав "Входите!" появились радостный Геворк, прекрасная Гоар и ... озабоченный полицейский полковник. Молодые люди держали друг друга за руки. В свободной руке у девушки оказался узелок, а у Геворка красивый глиняный кувшин. Он подвинул табурет и поставил кувшин. Гоар разложила угощение, главным из которого была, конечно, свежевыпеченная лепёшка. Её запах не только дразнил ноздри Павлу, но и возбудил такие воспоминания, в результате которых у него невольно выступили слёзы. Он взял руку девушки, поднёс к губам, поцеловал и прошептал:
  - Милая моя спасительница... Опять кувшин и лепёшка... Благодарю...
  - А вы подарили мне счастье, - девушку прижала поцелованную руку к груди и посмотрела на своего жениха.
  - Гоар, вы прекрасно говорите на русском!
  - Мой отец повторял: армяне должны помнить, кто их спас от турецкой резни, уважать русских и знать их язык.
  - Восхищён вами. Жених, береги это сокровище!
   Геворк засмущался, но вперёд выступил полковник и заговорил на немецком:
  - Доктор предупредил, что вам тяжело говорить, поэтому слушайте. Мы с базара. Подбирали магриё. Геворк одобрил. Невеста счастлива. Я слово сдержал. Это я вам как старшему брату.
  - Данке шён...
  - Теперь несколько слов как русскому офицеру. Базар с восхищением одобрил поступок его превосходительства господина Сталина. Он, безусловно войдёт в учебники дипломатии. Ваш лидер проявил великую смелость, мудрость, такт и уважение к нашему шаху, которое иранский народ не забудет никогда. И я - Бахадур Низмени - горд, что лично знаком с человеком, который во исполнение этой высокой миссии пролил свою кровь. Скажите, как я могу загладить вину моего соотечественника и по несчастному совпадению подчинённого...
  - Полно, господин полковник... Всё мы делали одно дело, а представляться не было ни времени, ни возможности... Лучше скажите, когда свадьба?
  - Через неделю, - уже на русском вступил в разговор Геворк.
  - Я завтра улетаю. К сожалению, подарка не приготовил, но у меня есть советские деньги...
  - Не нужен никакой подарок...
  - Не перебивай старшего брата!
  - Правильно! Что за молодёжь пошла несдержанная, - пришёл на помощь Павлу Бахадур. - Про подарок, мы - старшие - потом поговорим... Правильно?
  - Обязательно, но пожелание молодым могу сейчас сказать?
  Полковник так важно кивнул и обвёл взглядом присутствующих, словно руководил огромным застольем в несколько сот гостей.
  - Берегите друг друга, мои дорогие, ибо вы лучшее, что есть для вас на целом белом свете...
  Словно подслушав у двери, в палату стремительно вошёл доктор.
  - Так... Тосты пошли... Сейчас в палате пить начнут... Мы это безобразие не допустим. Это что в кувшине? ПАпрАшу посторонних на выход!!!
  Словно выгоняя курей разбросил руки и решительно двинулся на посетителей. Тем оставалось только раскланяться и выйти из помещения. Доктор посадил Павла, пощупал пульс, послушал сердце и, напуская на себя особую важность, изрёк:
  - А полетите вы, товарищ полковник, когда я вам разрешу... Понятно?
  - Как не понять...
  - Тогда за это дело не грех и попробовать, что там в кувшине, сейчас найду второй стакан...
  Павел разломил лепёшку, развернул пергамент и разделил пополам челоу-кебаб, разложил овощи, фрукты, сладости... С трудом сдержался, чтобы не сунуть в рот что-нибудь из этой ароматной вкуснятины. Врач сам разлил вино по стаканам и сказал:
  - Здоров лишь тот, кто с доктором пьёт!
   Вино оказалось необыкновенно вкусным. Его аромат враз наполнил палату запахом лесной земляники. Док удовлетворённо кивнул и с видом знатока определил:
  - Настоящее вино из Шираза! Такое дарят очень близким людям или дорогим гостям. Они кто вам?
   Павел ответил не сразу, ибо откусил кебаб и большой кусок лепёшки и ещё не прожевал.
  - С одной стороны только вчера познакомились, с другой... Это долгая история.
  - Потом расскажете... Вам, пожалуй, достаточно, а я повторю.
   Доктор ещё раз с удовольствием выпил. Павел быстро понял, что вино не только вкусное, но ещё и хмельное. К чувству насыщения пришло лёгкое головокружение и желание непременно прямо сейчас придушить подушку. Что он с разрешения сотрапезника с удовольствием и сделал.
  ***
  Пробуждение было неожиданное, но лёгкое. Кто-то в палате включил свет. На стуле перед кроватью сидел Сталин. За спиной Молотов и Берия. Попытался вскочить, но резкая боль в спине не позволила. Верховный сделал жест рукой.
  - Лежите, товарищ Бессонов... Как сэбя чувствуете?
  - Хорошо, спасибо, товарищ Сталин.
  - Э-э-э-э-э... Это я пришёл вам, князь, спасибо сказать. Мнэ доложили, почему вас нэт на ужине... Не мог дождаться утра... Чем могу вам помочь?
  - У меня всё есть, товарищ Сталин. Здесь замечательный доктор...
  - Слышал, Лаврентий, всё у него есть и ничего от Сталина не надо... Хорошё... Скажите, как вам удалось просчитать матёрых диверсантов?
  - Это не я, товарищ Сталин. Это майор Тормунов и молодой человек по имени Геворк. Мы вышли на засаду одновременно, только с разных сторон.
  - Но узнали их ви?
  - Так получилось...
  - По узлам на вязанках хвороста?
  - И по ним тоже...
  - Харашё... Я сегодня встречался с шахом Ирана, очень умным молодым человеком. Ви знаете, что он сказал? Он сам лётчик, и третьего дня над аэродромом видел тренировочный воздушный бой истребителей. Он восхищён мастерством наших пилотов, особенно одного на Як-1Б. Это были ви?
  - Я, товарищ Сталин.
  - Ми ценим людей за смелость и мужество, но гораздо больше за светлые головы и профессионализм. - Сталин говорил тихо, словно сам с собой. Потом изменил интонацию, - Пачему, товарищ Бессонов, ми встречаемся с вами только после ваших ранений?
  - Я исправлюсь, товарищ Сталин.
  - Уж постарайтесь... Вам ничего от меня не надо... Поставим вопрос по-другому: о чём ви мечтаете, товарищ Бессонов?
  - О победе...
  - О победе мы все мечтаем и каждый день работаем над её приближением. О чём мечтаете ви лично?
   Бессонов невольно вздохнул и выговорил:
  - Недавно узнал, что мой отец жив. Мечтаю найти его и вернуть маме...
  - А что, товарищи? Очень достойная мечта. Думаю, Лаврентий Павлович поможет?
  - Есть, товарищ Сталин? - Берия блеснул своими очками-блюдечками, но недовольное выражение лица не поменял. Ему было неприятно, что Бес вместо парка всё-таки вышел к воротам и нарвался на пулю. - Мы с вами, товарищ Бессонов, позже поговорим...
  Сталин хорошо знал своего наркома внутренних дел. От него не ускользнуло ни выражение лица, ни тон Берии.
  - Лаврентий, и со мной на эту тему нэ забудь пагаварыть, - тяжёлый взгляд Хозяина не сулил Берии ничего хорошего. - А ви, товарищ Бессонов, не тарапытэсь, пусть рана заживёт. Знаю, в полк Павлов вернулся... Слышишь, Вячеслав Михайлович, - совсем другой взгляд в сторону Молотова, -командир полка после ранения попросился с понижением в свой полк. Это я понимаю! Как он, восстановился?
  - По мне, так да. Жаль врачи думают по-другому и летать не дают...
  - Вот пусть и командует полком с земли, пока ви выздоравливайте... И я знаю, под чьим присмотром, это получится лючше всэго... Для Голованова не будет трудно приземлиться в Саратове. - Даже при приглушенном свете палаты было видно, как вспыхнуло лицо Павла. Сталин заметил и подытожил, - Так и сделаем. А про авиацию мы с вам, товарищ Бессонов, поговорим в другой раз. У меня к вам очэнь интэрэсное прэдложение. Отдыхайте пока...
   "Отдохнёшь теперь", - подумал Бес. Удивительно тёплая волна заполнила сердце, и он мечтательно улыбнулся... Он уже представил себе уютную комнату в общежитии авиазавода, как в дверь опять постучали.
  - Войдите...
   В палату дружно ввалились орлы Рябченко во главе с Кучеровым. Те самые трое... Действовали тихо и слажено. Выдвинули табурет, поставили четыре стакана и бутылку коньяку. Моментально разлили, и бутылка исчезла. Кто-то развернул салфетку с бутербродами. Заговорил опять нахалёнок Куч:
  - Товарищ полковник, мы на секундочку проведать и сказать спасибо. Завтра улетим, можем и не увидеться... Вы как себя чувствуете?
  - Нормально. Вы как со Сталиным разминулись? - тоже шепотом спросил Павел.
  - Мы раньше пришли... Нас под автоматами охрана продержала, пока он не ушёл...
  - Понятно.
  - Так я о чём? Мы всё ваш урок вспоминаем. Он сравним с годом обучения в училище. Завидуем вашим подчинённым. Короче - не держите зла и будьте здоровы!
   Обхватив стаканы сверху, чокнулись кулаками, выпили до дна и тут же спрятали стаканы. "С конспирацией у них всё нормально", - подумал Бес, но сказал другое:
  - Спасибо, что навестили. Зла не держу. Желаю удачи!!!
  Так же, как пришли на цыпочках бравая троица покинула палату. Один задержался, потом вернулся и скороговоркой выпалил:
  - Хочу, чтобы вы знали. Мы трое подали рапорта о переводе на фронт... в ваш полк. Возьмёте?
  - Возьму, но драть буду...
  - Да на здоровье! Со всем нашим удовольствием!
  Лейтенант улыбнулся и счастливый шмыгнул в дверь. Больше до утра Бессонова не беспокоили.
  ***
  Через два дня в деревню Имберное на "Виллисе" приехал два "СМЕРШевца" Председатель в отказ: "Не видел никакого князя, не знаю!" Те вежливо, мол, не бойтесь, он ничего плохого не сделал... Председатель - калач тёртый, они всегда поначалу мягко стелют... А потом раз сказал, что не знаешь, стой до конца... Когда спросили про Евдокию, вспомнил про справку. Думал всё - пропал, но как-то обошлось. Поговорили приезжие с Евдокией и её мужем и уехали.
  - Что спрашивали, что спрашивали? Куда ушёл? А я откуда знаю!!! - рассказала Евдокия, когда председатель приковылял с расспросами. - В чём был, сказала. Что сказал, тоже. Фотографий нет. А больше им ничего и не надо было.
  - А про меня ничего?
  - Да нужен ты им больно, Петрович!
  - Они его рисунки взяли, - вступил в разговор муж Евдокии, - Вот даже расписку оставили.
  - А на них что?
  - Что, что... Речка наша, лес, поля, несколько портретов... Твоего точно нет.
  - Ну, слава Богу!
  - Папиросами меня угощали... Нужен он им очень... Чего, не сказали... Товарищи серьёзные. Такие найдут.
   Тяжело искать того, кто идёт сам не знает куда. Именно в этом направлении и двигался князь Григорий Константинович Оболенский, для окружающих, не помнящий себя дед Григорий. Время для такого похода он выбрал хуже нет - холод собачий, светлый день короток, в полях и лесах кроме снега разжиться нечем. Однако удивительным образом его поход неумолимо приближался только к ему известной цели. В посёлках, где собирался заночевать, он находил самую высокую дымящую трубу, стучался и приветствовал истопника-кочегара по имени, а дальше по обстановке. Заходил, помогал, чем мог, ел, если угощали, спал рядом с топкой, а утром двигался дальше. Если вызывал у кочегара недоверие, передавал ему привет от самого близкого тому человека. Остальное по схеме. Бывало, давали помыться горячей водой, простирнуть нательное, бывало, наливали, но ни разу не было, чтобы не пустили.
   Как ему это удавалось сам бы объяснить не смог. Просто видел человека и понимал, что это Николай, его отец и брат Фёдор на фронте, самого не взяли по здоровью...
  - Пусти, Коля, погреться...
  - Откуда меня знаешь, дед?
  - Фёдор сказал, что примешь, если что...
   И всё! Если кто приставал с расспросами, просто показывал пальцем на горло, мол, говорить не могу. С теми, кто подходил к нему на улице, вообще не разговаривал... Показывал жестом, что не понимает и, как правило, шёл дальше. Два раза патруль обыскал. Один раз, найдя записку, посмеялись и отпустили... Когда об этом узнал Пономарёв, чуть не прибил на месте:
  - Вам, сержанты, перед дежурством ориентировки не доводят? Где вы его видели?
  - На дороге на Волоколамск.
  - Он попутку ждал?
  - Нет, брёл просто...
  - Спросили, куда?
  - Спросить-то спросили, что толку? Он своими глазищами смотрит и улыбается... Мы сначала вообще подумали, что немой. А он: "Саша, у меня справка есть..." Я и обалдел, что он меня по имени назвал. Там, типа: не помнит себя, не обижайте. Мы и не стали обежать...
  - Я тоже не хочу обидеть. Его сын ищет, - невольно поделился секретом оперативник СМЕРШа.
  - Тогда и беды большой нет, не вражина какой замаскированный...
  - Кому как? Знал бы, кто дал команду найти! По-другому запел бы...
  Запрыгнул в "Виллис" и полетел в сторону Волоколамска. Сержант, достал папиросы, закурил, кивнул напарнику:
  - Кого волнует чужое горе? Мне этот дед ничего плохого не сделал...
  Пономарёв в СМЕРШ попал не по комсомольской путёвке. В управлении Западного фронта он был одним из лучших розыскников. На счету полдюжины вражеских агентов, два ранения и три ордена. Задание начальника управления воспринял, как лёгкую воскресную прогулку. Что проще - привезти деда из деревни! Ага! Сейчас. Да был такой, но ...вчера. Опытный оперативник, который раз пытался просчитать разыскиваемого. С гандикапом в сутки-двое он узнавал путь деда и поражался: сегодня пришёл, а завтра на попутке вернулся обратно, потом опять... Что путает следы, не похоже. Ищет. Тогда бы хоть кому-то вопрос задал! Кому показать его маршрут за последние несколько суток, повертят пальцем у виска. А старшему лейтенанту Пономарёву завтра докладывать результаты поиска Судоплатову. Ну не грузить же все силы контрразведки фронта поиском какого-то убогого...
   Дед Григорий не хитрил. Он, действительно, иногда вставал утром в котельной и не помнил, как сюда попал. Выходил и брёл наугад, пока вспышка в мозгу или озарение, не заставляли остановиться, развернуться и идти уже в нужном направлении. Кому "нужном" он тоже не знал. Эти вспышки сопровождались сильной головной болью и ему было проще пересидеть её где-нибудь на обочине или под деревом. Он сходил с дороги, садился, чтобы с дороги видно было не очень, и просто наблюдал, как по ней проезжали машины. Колоны с имуществом, вооружением и гогочущими солдатами сновали по большаку почти беспрерывно. В этом, наверное, была неумолимая логика войны. Однако один "Виллис" выпадал из общей картины. По водительскому борту была приторочена лопата с ярко красным древком. Дед видел его уже несколько раз. И запомнил. Стоит ему присесть, как тот на максимальной скорости пролетал мимо него. Он не чувствовал от этой машины угрозы, но и на помощь от таких джипов рассчитывать не приходилось.
  Медленно и неумолимо Оболенский с Пономарёвым независимо друг от друга приближались в Москве. Расстояние между ними то увеличивалось, то сокращалось до минимума, иногда даже пути пересекались, но со встречей не заладилось.
  ***
   На припорошенной снегом гостевой площадке заводского аэродрома стояла санитарная машина, рядом одинокая женская фигура. Подрулил "Дуглас".
  - Горе ты моё, - встретила Александра в очередной раз раненного мужа, которого на носилках спустили с трапа и загружали в неотложку, - Нога, голова, рука... Что на этот раз?
  - Здравствуй, Саша. Я тебя тоже рад видеть и очень сильно люблю.
  - Я на всякий случай, чтобы знать, за что тебя трогать нельзя...
  - Огнестрельное в правую нижнюю часть спины. Нужен покой и хороший уход. - На помощь Бессонову подошёл Голованов. - Товарищ Сталин сказал, что лучше вас никто не обеспечит.
  - Передайте, пусть не сомневается, - Саша всё ещё была настроена по-боевому.
  - Товарищ Сталин никогда не сомневается, но почти всегда проверяет. Я вот его приказ выполнил, прилечу в Москву, доложу. А вы ждите приглашения. Счастливо оставаться.
  Дверь закрылась, и "Дуглас" порулил на взлёт.
  - Это кто? - крикнула Саша.
  - Генерал Голованов Александр Евгеньевич - командующий дальней авиации.
  - Нормальные лётчики тебя подвозят!
  - Не важно кого, главное, к кому! А где...
  - Никого не будет. Я на всякий случай Вишневского попросила. Начнут сейчас руку трясти и кулачищами по спине долбить от радости.
  - Всех не удержал, - сказал Павел и улыбнулся. К ним со всех ног летела троица Иван, Вовка и Косых.
   Как же хотелось ему встать и подхватить сына на руки, но Саша сделала шаг вперёд и жестом остановила пацанов:
  - Стоять! Подходим по одному, несильно жмём руку и отходим! Понятно? Первый пошёл!
  Три неполных месяца не видел сына, но смотри как вымахал.
  - Здравствуй, папа.
  - Здравствуй, сын.
  Спрятаться в общежитии Левин не позволил:
  - Не хотите в гостевой блок, тогда в палату в санчасти! И не возражать мне! За всё, что творится на заводе отвечаю единолично. Теперь и за здоровье Павла Григорьевича.
   Что тут возразишь?
  Поэтому Вера Павловна приехала в гости к отцу на маме. Глазёнки на распашку, что-то своё гукает, руками тянется. У Павла сердце останавливается от счастья, а взять на руки боится. Вдруг что-то неправильно сделает. Иван же наоборот, хватает её, прижимает к груди и таскает как куклу по комнате. Александра только улыбается. Сын как-то сразу повзрослел, младшую обожает, что вкусное добудет, несёт сестре...
   Толи эта обстановка, толи грамотные досмотр врачей и своевременные перевязки, но Павел удивительно быстро пошёл на поправку. Через две недели легко выполнял упражнения, показанные когда-то Александрой. Теперь уже не к нему, а сам пошёл по заводу с ответными визитами. Левин что-то прознал про Тегеран. Проникся... На прощание сказал:
  - Вы удивительный человек, Павел Григорьевич. Вокруг вас словно зона безопасности очерчена. Кто внутри, как у Бога за пазухой. И я когда-то имел такое счастье. Теперь Верховный побывал... Не пропадайте, дорогой, и хватит ран...
  Обнялись.
  На следующий день Бессоновы в полном составе убыли в Москву. Прямо от трапа самолёта их отвезли куда-то за город и поселили в большом деревянном доме среди вековых деревьев за сплошным забором. Гостиная с просто огромным столом посредине, кабинет, кухня, столовая, ванна, два санузла и пять спален!
  - Зачем нам столько удивлялась Александра?
  Ещё больше удивилась, когда на кухне встретила молодую девушку, стоящую у плиты:
  - Я Варвара, буду для вас готовить и помогать по дому, - уж очень по-военному представилась она. Только звание своё не назвала. - Кроме меня здесь ещё Семён-истопник. Он же присматривает за двором и гостями.
  - Какими гостями?
  - Увидите...
  - Варя, давайте договоримся на берегу: готовить я и сама умею. Мы под надзором или арестом? Кто здесь старший вы или Павел Григорьевич? Чем ограничивается наша свобода?
  - Вас, Александра Васильевна, очень верно описали в досье, поэтому говорю, как есть. Да, имеем задачу вас охранять. Заметьте, не сторожить, а охранять. Это госдача. Она полностью в вашем распоряжении. Что нужно привезти, говорите мне. Хотите выйти, пожалуйста, выехать куда, машина будет через два часа.
  - Спасибо, Варя. Заодно может откроете, к чему готовиться?
  - Нет, не обижайтесь... Хотя, - "горничная" перешла на шёпот, - вас ждёт несколько очень приятных сюрпризов.
  - О чём шепчутся дамы? - спросил заглянувший на кухню Павел.
  - Познакомься, дорогой, это Варя. Она будет помогать мне по дому.
  - Прекрасно. Тут такой потрясающий воздух и вас так вкусно пахнет, что никаких сил терпеть уже нет. Иван вон шишки сосновые начал грызть...
  - Идите мойте руки, мы мигом!
   Первое застолье началось с небольшого препирательства. Когда Бессоновы пришли к столу, там оказалось три прибора для взрослых. Павел садиться не стал и удержал Ивана:
  - Где ещё два прибора?
  - Кому, - спросила Варя.
  - Вам и Семёну.
  - Мы кушаем отдельно, потом...
  - Вы кушали отдельно... Пока мы в этом доме хозяева, кушать будем вместе. Ваня, позови, пожалуйста дядю Семёна.
   Пользу от такого решения Бессонов почувствовал сразу: Семён заговорщически поманил и показал шикарный бар, где в полуподвале в специальных гнёздах хранились пыльные бутылки с вином. Павел взял одну наугад и восхитился:
  - Это же коллекционные вина. Абрау-Дюрсо, Империал Vintage, брют, 1926 года! Можно попробовать?
  - Павел Григорьевич, погреб в полном вашем распоряжении.
  - Такое вино пьют под свечи с любимой дамой.
  - Тогда может коньяк? Армянский? Вот стеллаж...
   Бессонов заговорщически оглянулся и распределил роли:
  - Так, я на стрёме. Семён, хватайте наугад и бегом за стол.
   Это застолье сняло все вопросы. Суп, великолепные котлеты с пюре и с маринованными огурчиками и сладкий кисель вызвали неподдельный восторг у Ивана. Взрослые выпили по несколько рюмок, пообщались на общие темы, чуть поближе познакомились, договорились о правилах. Исчез напряг, возникло понимание и взаимное уважение. Пока мама занималась сестрой Иван помог Варе убрать стол. Семён продолжить знакомить Павла с секретами остальных построек, где, к радости последнего, нашлись несколько пар лыж.
   Не прошло и часа и Бес с Иваном уже прокладывали первую лыжню. Они вдоволь наколесили по своему участку и решили поискать горку за воротами. Долго ехали, если про Ивана так можно сказать, вдоль сплошного забора, когда навстречу попалась легковая машина и что-то до боли родное мелькнуло в окошке на заднем сидении. Павла как гром поразил. Он резко развернулся и увидел, что машина остановилась у их ворот.
  - Иван, нам, кажется, пора домой. Разворачивай оглобли...
   Павлу хотелось бежать, что было сил, но бросить сына не мог. Сердце колотилось, на лбу испарина. Неужели ему не показалось... Ворота медленно отворились, и машина скрылась во дворе. Когда Павел добежал-добрёл до ворот, увидел, как Семён помогал выйти из машины двум дамам. Они, оглядываясь по сторонам, медленно поднимались по ступенькам.
  - Мама! - крикнул Павел и на ходу сбрасывая лыжи, бросился к старшей. Схватил её руку в перчатке, встал на колени и прижал к губам. Сбоку на колени упала сестра и, обхватив его двумя руками, зарыдала. Княгиня положила руки на плечи детей и голос её дрогнул:
  - Встаньте, мои дорогие. Пашенька, драгоценный мой сын, дай мне тебя обнять... Как ты... изменился!
  Они так и стояли обнявшись, когда к ним подошёл запыхавшийся розовощёкий Иван. Внимательно всех осмотрел и спросил:
  - Папа, это моя бабушка?
  - Да, Ваня! Бабушка. Ольга Александровна.
  - Баба Оля? - уточнил мальчуган.
  У княгини в глазах стояло удивление, радость и восторг. Она на удивление легко подхватила внука на руки.
  - Да, милый, баба Оля. А это - тётя Софья!
  - Тётя Соня?!
  - Можно и так, - легко согласилась княжна и поцеловала нежданного племянника в щёку. Тот выскользнул из рук бабушки и открыл перед гостями дверь.
  - Что же мы стоим? Пожалуйте в дом, - спохватился Павел.
   Зашли, в прихожей сняли верхнюю одежду. Павел остался в любимой гимнастёрке и бриджах, дамы в длинных кашемировых платьях одинакового нежно-голубого цвета. Женщины неуловимым движением рук перед зеркалом поправили причёски. Посреди гостиной стояла растерянная и потерянная Александра, теребящая в руках полотенце. Подошёл Павел, бросил полотенце на стол, взял за руку и подвёл к матери.
  - Вот, мама, моя супруга перед господом и людьми - Александра Васильевна. Моя неоднократная спасительница и мать детей.
   Княгиня просто протянула руки, обняла невестку и зашептала:
  - Здравствуй, милая. Добро пожаловать в нашу семью.
  Так же как на лестнице подошла сестра Павла. Обняла сбоку, поцеловала в щёку. Рухнула невидимая плотина и почему-то вместо радости все трое разревелись. Иван удивлённо переводил взгляд на отца и новых родственников. С двумя чемоданами в гостиную вошёл Семён. Павел показал, куда поставить, и заговорщически прошептал:
  - Тащи сюда ту бутылку, что мы смотрели и попроси Варю приготовить бокалы...
   С трудом расселись за столом. Даже выпили за встречу и знакомство, однако Павел не мог успокоиться:
  - Мама, дорогая, объяснишь в конце концов, как вы попали сюда?
  - Ты же видел, сын мой. На автомобиле...
  - А в автомобиль?
  - Из самолёта... В самолёт с поезда... В поезд с корабля... Последнюю неделю мы только и делали, что пересаживались. Нами руководил один милый молодой человек, который представился, как Василий.
  - Уж не Тормунов ли?
  - Не знаю, он больше с Софьей любезничал.
  При этих словах на щеках сестры Павел заметил совсем не морозный румянец. Неожиданно глухо зарокотал телефон. Трубку взяла Варвара, после чего объявила:
  - Павел Григорьевич, вас. Товарищ Поскрёбышев...
   Пока Павел внимательно слушал трубку, княгиня тихо спросила Александру:
  - Вы, голубушка, знаете, кто это?
  - Это - секретарь Сталина, - так же шёпотом ответила она.
   Ольга Александровна удовлетворённо кивнула головой. К столу Павел вернулся несколько растерянным:
  - Приказано завтра в 12.00 быть в Кремле. Форма одежды - парадная...
  - Что тебя расстроило? - спросила княгиня.
  - Не знаю, где возьму парадную форму.
   Александра, наоборот, не выглядела растерянной. Она улыбнулась и сказала:
  - Не переживай, дорогой, утро вечера мудренее...
  Павел аж подпрыгнул:
  - Ты что, Саша, захватила мою форму?! - поцеловал жену и повернулся к матери, - Вот так всегда, мама, когда безвыходная ситуация, надо спросить у жены!
  - Я, откровенно говоря, не поняла, в чём сложность, - удивилась княгиня.
  - Сложность в том, что в этот дом мы попали за три часа до вас. Вылетели из Саратова с двумя детьми и двумя чемоданами. Я даже помыслить не мог, что один чемодан будет отдан под мою парадную форму!
   Ольга Александровна перевела взгляд на Александру.
  - Павел - блестящий командир и постоянно заботится о сотнях подчинённых. Не дай Бог кто-то будет не накормлен вовремя или не одет, как положено. За это его зовут Батей. Поверьте на слово, на фронте это очень дорого стоит. А сам может сутками не есть и ходит в латаной-перелатанной гимнастёрке. Вот в этой, - Саша перевела укоризненный, но почему-то очень тёплый взгляд на мужа. - Дорогой, поднимись к нам в спальню и, пожалуйста, переоденься. Заодно убедись, что Иван не замучил окончательно сестру.
   Когда Павел послушно исчез, княгиня очень внимательно посмотрела на Александру.
  - Где вы, голубушка, встретили Павла? Почему-то мне кажется, что это не он вас нашёл.
  - Это не я... Бог, наверное, меня тогда в спину толкнул на фронтовой дороге...
  - Как интересно, - княжна Софья подвинула стул и приготовилась слушать. Она была почти ровесницей Александры и приблизительно одного роста. Чуть постройней, чуть побледней и с чуть более непосредственным взглядом.
  - Нет, это вы должны услышать от Павла или, по крайней мере, в его присутствии, извините, - после небольшой паузы сказала Александра.
  - Вы не только красивы, голубушка. Я думаю...
  Что думала княгиня, узнать не удалось, ибо в этот миг Павел предстал перед ними во всём великолепии офицера ВВС Советского Союза. Сама по себе военная форма мало чего стоит, если её не умеют носить. Гвардии полковник Бессонов умел, как никто. Хотя уже уместней было сказать - полковник Оболенский! Княжна Софья вскочила и в восторге захлопала в ладоши:
  - Павлуша, ты бесподобен! А какие у тебя красивые ордена, особенно эта звёздочка!
   Она подскочила к брату, стала трогать руками погоны, награды. Княгиня молча поднялась и обратилась подчёркнуто к дамам:
  - В присутствии такого блестящего кавалера нам тоже приличествует сменить дорожное платье. Не подскажете, голубушка, где это можно сделать?
  Александра на правах хозяйки встала:
  - В вашем распоряжении любая из четырёх спален. Пойдёмте, я покажу.
   При этом она подумала: "А дом не такой уж большой. Ещё пару сюрпризов и спален не хватит..."
  Пока дамы переодевались и приводили себя в торжественный вид, Павел с помощью Вари сервировал стол. Правда, его роль состояла лишь в том, чтобы убрать лишние ножи и вилки (почему-то вспомнил страхи жены) и разместил на столе несколько подсвечников. Сумерки быстро сгущались, но ему почему-то не хотелось включать электрическое освещение.
   И вот торжественный момент настал: словно по команде было устроено подобие дефиле. Сначала выпорхнула грациозная и воздушная княжна, за ней проплыла торжественная и прекрасная в своём достоинстве княгиня, вышла немного смущённая и оттого ещё более красивая Александра и - барабанная дробь - великолепная Вера Павловна. На ней было такое миниатюрное кружевное платьице, такие пухленькие ручки и щёчки, так мило, разместившись на руках у матери, она высоко и гордо держала кудрявую головку, что хотелось тут же её всю расцеловать. Павел каждую из дам встретил поклоном, поцеловал ручку и проводил к столу. Иван помогал отцу и подвигал женщинам стул. Если добавить к этому сумрак гостиной, освещаемой только свечами на столе, тихую музыку патефона, очень кстати принесенного Семёном, то лучшие дома Парижа и Лондона, должны были сгореть от зависти и стыда.
  - Павел, Александра, - открыла застолье княгиня, - мы с Софьей оценили ваше старание встретить нас как в былые времена. Спасибо. Однако мы давно уже привыкли к простоте в быту, еде, одежде и отношениях. Поэтому скажу без жеманства. Очень рада за тебя, Павел. Не уронил честь Оболенских. Отец бы тобой гордился, - Павел хотел что-то возразить, но княгиня жестом попросила не перебивать, - Второе, поздравляю тебя с выбором спутницы жизни. Я в людях разбираюсь, Саша - редкий бриллиант, береги её. Она тебя, вижу, бережёт. "Горько" кричать поздно, но счастья пожелать никогда не грех. Будьте счастливы мои дорогие.
   Встала, подошла и поцеловала каждого, включая детей. Остальной ужин прошёл под аккомпанемент тихого стука приборов и коротких комплиментов хозяйке. Варвара с Александрой и княжной быстро убрали лишнее и накрыли чай. Опять княгиня объявила:
  - А теперь, самое сладкое: рассказывайте...
   Легко сказать. Господи, начать-то с чего?
  Сославшись на дела, ушли Варвара и Семён. Иван начал клевать носом и тоже пошёл спать. Верочка заснула прямо на руках матери и была отнесена себе в постельку. Рассказывали Павел с Александрой по очереди. Иногда не перебивали, а просто дополняли друг друга. Два раза спросили, не устали ли гости, может пора отдыхать? Но получив категорическое "нет", продолжили рассказ. Были ахи, охи, слёзы и смех... Дошли до посещения Оболенского. Княгиня заметно напряглась...
  - Я знала... Он во сне ко мне много раз приходил. Несколько раз предупреждал, словно знал, где я и что угрожает.
  - Мне обещали найти отца. Люди, которые слов на ветер не бросают. Невыносимо долго молчат. Я уже боюсь, жив ли он... Саш, принеси, пожалуйста, акварель.
   Сам рисунок не произвёл на княгиню такого впечатления, как цифры на обороте.
  - Это что?
  - Не знаем, так было...
  - Боюсь ошибиться, но первые шесть цифр - это наш банковский счёт в Цюрихе. Он давно чист. Но меня несколько раз спрашивали код от ячейки Љ317. Это, похоже, он! Смотри: шесть цифр, потом 317, потом ещё шесть цифр.
  - Отец был слишком умён и предусмотрителен, чтобы не подстраховать семью на случай непредвиденных событий...
  - Я тоже так думала, но Павел, каким предвидением надо обладать, чтобы сделать такое послание и знать, что оно дойдёт!
   Павел встал, прошёлся вокруг стола.
  - Всё! Больше ждать невмоготу. Сам найду!!!
   Как будто кто-то всесильный только и ждал этих слов. В гостиную прямо в верхней припорошённой снегом одежде зашёл Семён. Вид у него был такой, словно только что видел лешего. Протянул Павлу бумагу:
  - Там старикан какой-то под воротами в калитку посохом ломится. Хотел отшить, а он говорит: "Семён, отдай документ Павлу"...
   Раскрыл полковник бумагу и прочёл: "Дед Григорий. Себя не помнит. Не обижайте".
  

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023