ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Паршиков Иван Юрьевич
И небо голубое, и Клин журавлей

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.88*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Они не говорили красивых фраз. Они просто выполнили свой долг - защищали Родину. Глава вошла в повесть "Именем Союза Советских.. Мехлис и не только"
  Глава
  
   Они не говорили красивых фраз. Они просто выполнили свой долг - защищали Родину
  
  
  "Сокол", "Сокол", я "Писец" танки справа, нам конец!
  Из фронтового фольклора
  
  
  Одиннадцатое сентября 1941 года. Южнее Пскова. Около 9.00. Передний край стрелкового полка, 257* стрелковой дивизии. Расположение третьей батареи 171* артиллерийского полка ПТО, приданной полку. Огневые позиции батареи размещены на околице большого села, под названием Подлески. Слева, в ста метрах, глубокий овраг, далее густой лес. Справа, на удалении трех километров, вплотную к селу, примыкает лес. Местность перед позициями представляла собой пшеничное поле, на котором стояла связанная в снопы пшеница, не успели колхозники убрать хлеб. Поле неровное, складками, есть низинки, несколько колков по пять, шесть березок. Далее темнеет лес, до которого чуть более километра. Там немцы. Из леса выходит хорошая рокадная дорога, идущая к деревне. Для танков раздолье, есть, где развернуться. Пушки, сорокапятки*, их две, стоят на удалении друг от друга, метрах в пятидесяти. Перед первой, неглубокая канава, а вторая пушка расположена между двух берёз, позиция у неё удобная, деревья помогают маскировке. Третья пушка, флангового огня, справа, на удалении в пятистах метрах, на фланговом стыке батальонов. Огневые позиции практически рядом с пехотными окопами третьего батальона. Пехотные окопы вырыты в пятидесяти метрах от окраины села, меж кустарника, его много растет на околице, в основном шиповник. Он помогает маскировке.
  
  Наводчик второго орудия, младшой Перекрест Аврам*, сидя в ровике для расчета, у своей сорокапятки, тоскливо смотрит в небо: "Прояснилось, сейчас прилетят стервятники". Да, небо начало проясняться, проблесками появляется осеннее солнце. Тучи ускорили своё движение, между ними появляются разрывы с голубизной неба. Дует порывистый ветер, прохладно. Сидящий рядом с Аврамом командир орудия, сержант Мишка Мазурин, земляк, вихрастый крепыш, лет двадцати пяти, достал кисет с табаком. Скрутил козью ножку и толкнул в бок, протягивая кисет:- Аврам, закуривай. Закурили и завязался разговор:- Когда немцы начнут? Что-то не похоже на них?- выдохнув горький дым Аврам. Обычная тактика немцев: на плечах отступающего противника врываться в населенные пункты. Но в этот раз, всё было не так. Батарея, еще позавчера, вместе с полком отступили к этому селу. Немцы же появились только вчера к вечеру. Их передовой дозор на мотоциклах сунулся к деревне, но был обстрелян и оттянулся в лес. О прибытии основных сил, противник оповестил русских шквальным артиллерийским налетом. Налет продолжался полчаса, больше никаких действий не было. Правда, весь вчерашний день прилетали "Юнкерсы*" и бомбили, как по расписанию, утром, перед обедом и вечером. Суки! Но это не помешало вырыть окопы пехоте, а артиллеристам оборудовать огневые.
   -Это точно не похоже,- сплюнул в бок Мишка.
   -Как сегодня будет?
   - Как будет сегодня, спрашиваешь? А х@й его знает как. Пехоты перед нами мало? - обычно Мишка не матерился: - И снарядов всего десять осталось.
   - Вот то-то, что нечем воевать,- затягиваясь дымком, ответил Аврам, а сам мыслями ушел домой: "Как там доченька Нина? Единственный ребенок, пять лет уже исполнилось. Жена Наталья, рыдавшая в голос на проводах: - Аврамушка, только выживи,- просила. Выживешь тут! И как за подводу хваталась, ревя "белугой", когда призывные тронулись под "Прощание Славянки", которую выводил дед Михей, деревенский гармонист. А как у самого сердце рвалось. Эх!",- в сердцах сплюнул и опять: "Как там родное сибирское село, вольготно раскинувшееся на обоих берегах реки Карасук? - от мыслей оторвал Мишкин толчок в бок.
   - Что замолчал?
   - Да так, о доме подумалось.
   - Мне тоже каждую ночь снится дом, жена, родители,- детей у Мишки не было:- Ладно, хватит. Ты видел, комбат от нас довольный ушёл,- прихвастнул Мишка, вообще любитель похвастать.
  
  Действительно, на рассвете комбат, капитан Лавров, проверял оборудование огневой позиции. На вопрос, как быть со снарядами, ответил:
   - Боеприпасы к вечеру должны привезти, а пока старшина принесет вместе с пищей на каждое орудие, дополнительно по две противотанковые гранаты,- и уже только к Мазурину: - Ты где пулемет взял?- увидев немецкий пулемет МГ-34*, прислоненный к стенке командирского окопа.
   - Нашли, товарищ капитан,- не будешь же рассказывать комбату, что выменял у разведчиков на золотые часы, снятые с немца. Вчера вечером проходили какие-то разведчики, обвешанные трофейным оружием, остановились перекурить. Слово за слово и обмен состоялся. "Часов, конечно, жалко, но пулемет иметь важнее, на пехоту надежды мало",- подумалось тогда Мишке.
   - Молодец, Мазурин, на пехоту надейся, а сам не плошай,- похвалил командира орудия, комбат: - Я пойду, проверю Бодрова и потом приду сюда. Скажите старшине, пусть оставит мне с Поповым еду. Попов, небольшого роста, но шустрый малый, был вестовым комбата.
  Комбат уходил от орудия Мазурина довольный: "Орудие окопано, сделали укрытие для него, окопчики для расчета с двух сторон для снарядов и ход сообщения к нему, пулемет достали. Хорошо замаскировали, бруствер задерновали. Молодец Мазурин, надо решать с назначением его командиром взвода, а Перекреста поставить командиром орудия". Идя к фланговому орудию сержанта Бодрова, комбат вздохнул: "В батарее осталось три орудия, из командиров он один и главное, снарядов почти нет. Да, на три с лишним километра обороны ослабленный полк, треть состава, батальона, наверное, полного не наберется? Две полковых пушки во втором батальоне, моя батарея и неполная миномётная рота, тоже почти без мин".
  
  А в ровике продолжался разговор: - Получил на той недели весточку из дома, брата тоже забрали в армию,- задумчиво проговорил Мишка: - Только восемнадцать ему исполнилось. Пишут, мужиков осталось мало, в колхозе работать некому.
   - Слышь Миш,- перебил командира Аврам: - Всё-таки не узнаю я немцев, уже рассвело, а они даже не обстреляли. Что гады затевают? Чувствую нехорошее...
   - Ладно, не каркай, а то...,- опять матерно Мишка и посуровел: - Давай лучше еще ленту набьем. Видно чувствовал что-то Мишка, чувствовал.
  К пулемету разведчики дали две ленты и патронов полвещмешка. Одну уже набили, осталось еще одну. Обиженный такой переменой настроения земляка, Аврам подтянул к себе цинк, в который им отсыпали патронов.
  
  
  Около 11.30. "Точно, накаркали!"- в небе появился "костыль*", самолет-разведчик. Самый ненавидимый солдатами самолет. Их, этих гадов, было два ненавистных - "костыль" и "рама*".
  "Значит скоро "юнкерсы" прилетят?",- подумалось Авраму: "Надо посмотреть, как прицел?". Прицел он хранил, как зеницу ока, сейчас он лежал в ящичке, в специальной нише окопа. Самолет начал кружить над деревней. Аврам, смотря вверх из окопчика, думал: "Выглядываешь, курва мать. Эх, сейчас бы наших ястребков сюда. Рассказывали, сколько их было, когда входили в Западную Украину. Сотнями летали. Где они теперь?",- а сам продолжал следить за кружащим самолетом.
  
  Движение в окопах замерло. Когда "костыль" удалился чуть в сторону моста через реку, который находился в восьми километрах от их позиций. Мазурин дал команду закатить орудие в укрытие, вырытое впереди. Правда, это укрытие от прямого попадания снаряда не спасет, накат всего-то в один слой бревен, из разобранной бани, но от осколков защитит. Гудя мотором, "костыль" вернулся назад. И тут же, со стороны немцев, шуршание, орудийный грохот и на наших позициях, заплясали разрывы снарядов, завыли мины. Первые снаряды легли сначала позади позиций, потом впереди. "Вилка",- мелькнуло в голове у Аврама и он вжался в стенку окопа. Рядом, скрючившись, сидел заряжающий Батобаев, что-то шепча, побелевшими от страха губами. Он, как и два правильных, пришли в расчет десять дней назад с пополнением, опыта у них еще мало, но в бою себя показали далеко не трусами. "Наверное, своему Аллаху молится?",- мелькнула и пропала мысль.
  А меж тем обстрел усиливался, разрывы грохотали не замолкая, земля дрожала. Пригнув голову в каске, как можно ниже, Аврам поймал себя на том, что он молится: - Господи Иисусе Христе, помоги мне! Господи помоги!- шепталось само, вопреки воле. Внутри все сжалось от страха, Аврам, уже не раз побывал под артобстрелом и всегда было страшно. Страх был парализующий, проникающий в каждую клетку тела. В бою такого страха не было, там каждый занят своим делом, не до страха было. Но еще страшнее, когда прилетали "Юнкерсы".
  Грохот разрывов слился в один беспрерывный гул, давящий на психику, закладывающий уши. "Господи, когда это прекратится?",- опять вспомнился Бог. Несколько раз снаряды, или мины, ложились рядом и тогда, комья земли, попадая в окоп, больно били по каске и телу. Судя по взрывам, немцы били и по тылу: "Наверное, бьют по деревне?". Налет продолжался уже более получаса, Аврам не знал сколько точно. У них в расчете часы были только у Мазурина. Внезапно грохот прекратился и наступила тишина. Правда, прерываемая треском разгоравшегося в деревне пожара. "Гады! Специально зажигательными били. Хорошо, что жителей в ней уже нет, ушли на восток",- мимоходом думалось. Ну и "костыль" продолжал кружить на недостигаемой стрелковому оружию высоте. "А нам и ответить нечем",- с горечью подумал Аврам: "Где наша бл@ская авиация? Перед войной пели песню - Красная армия всех сильней. Сильней сука! Так и до Сибири добежим". Часто во время затишья он думал о том, почему отступаем, где наши танки, самолеты?
  
  Из командирского окопчика раздался голос Мишки: - Аврам, вы целы?
   - Да целы, целы!- громко вскричал наводчик, уши-то не казенные, от разрывов заложило, поэтому кричал: - А вы как там? Мишка сидел в своем окопчике с правильным, Надыровым Насыром. Еще один номер расчета, правильный Лукьяненко, отпросившись у Мишки, ушел перед налетом в деревню, найти чего-нибудь поесть и пока не вернулся. "Как он там, живой?",- обеспокоено подумал Аврам и тут, чуть ли не на голову, свалился сам Лукьянов, запыхавшийся от быстрого бега. Спрыгивая, он прикладом карабина больно заехал Авраму под ребро. Было очень больно, и Аврам ткнул Кольку в бок: - Ты давай осторожнее!- растёр бок и встал.
   -О, блин, попал, так попал! Деревня горит, думал каюк мне,- радостно и в тоже время ещё испуганно, но уже отходя от пережитого страха, Колька. Аврам заметил, что люди становятся чересчур говорливыми после страха. "Деревня горит, кругом воронки",- начал осматриваться и тут же опять присел.
  
  С запада нарастал шум авиамоторов: "Лаптежники*! Это еще хуже". Точно, через минуту над головой появились "Юнкерсы" две восьмерки, и первая из них сразу же начала штурмовку. Казалось, он падает прямо на тебя. Рев мотора. Вой сирены ("лаптежники" всегда при пикировании включали сирены). Свист авиабомб. "Как "ерихонские" трубы",- неправильно вспомнил слово из детства, когда с матерью ходил в церковь. Но думать было некогда, вся Аврамовская сущность хотела скрыться, спрятаться, стать маленькой птичкой и улететь далеко-далеко от этой проклятой войны. В такие моменты возникало трудно контролируемое желание-выскочить из окопа и бежать, бежать, куда глаза глядят, приходилось усилием воли давить такие позывы. Грохот взрывов, вздрагивание при разрывах земли.
  Завертелась карусель. Натужный рев мотора самолета, выходящего из пике, совпадал с очередной "ерихонью", срывавшегося в пике. И эта катофония - взрывы, взлетающая земля, вой, рев, опять взрывы - продолжалась, пока вся восьмерка не отбомбилась и не направилась "домой". Но взрывы еще звучали и звучали в стороне моста. Туда улетела вторая восьмерка. "Мост бомбят",- думал Аврам, отряхиваясь от земли. Наконец взрывы в тылу стихли и чуть позднее, над головой, пролетела восьмерка немецких пикировщиков, возвращающихся c бомбежки. В окопах, отряхиваясь, показались люди, оглохшие, чумазые, "чумные", но живые. Как всегда возбужденные и говорливые, после пережитого страха: "Живы!". Начали сразу перекликаться и переговариваться. Потери были, но батарею они не затронули. Пострадала пехота и минометчики120-мм батареи. Из трех минометов были уничтожены два, прямыми попаданиями бомб, или снарядов. Тишина, и только треск горящих домов нарушал её. Вот рухнула очередная изба. Некоторые вылезли из окопов.
   - Всем вернуться в окопы,- окрик комбата. И точно, шуршание, грохот, разрывы, взлетающая комьями земля. Немцы возобновили артиллерийский огонь, недолгий, правда. Наконец, смолкли последние разрывы, и тут же из леса послышалось рычание танковых двигателей.
   - Батарея к бою! Танки с фронта,- раздалась команда комбата, его окоп находился между двумя орудиями, ближе к пушке Аврама.
   - Расчет к бою! Бронебойным заряжай!- продублировал команду Мазурин. Аврам вместе со своими выкатили орудие из укрытия и быстро развернули его. Лязгнул затвор. Снаряд в стволе.
  
  Аврам, установив прицел, проверил наводку: "Правильно, точно, ориентир. Теперь оглядеться". Поверх щитка глянул и увидел - на опушку выехало два танка: " Т -II, легкие,- он разбирался в немецких танках: "Говорят, их делают чехи. Вот это братья славяне!". Танки начали маневрировать, двигаясь вдоль опушки леса. "Вызывают огонь на себя, суки",- но расстояние около километра: "Далеко". Перекрест был не новичок, первый бой он принял двадцатого июля. А всего ему пришлось до этого, отражать две танковых атаки: "Пока живой". На счету у него числился подбитый танк, бронетранспортер и десятка два немцев. Комбат обещал представить к медали. "Только доживешь ли до неё?- мелькнула, не, кстати, пришедшая мысль. Откинув такую гнилую мысль, он трижды сплюнул через плечо и всё внимание полю, еще не начавшегося боя.
  Немцы, видя, что русские не реагируют, возобновили орудийный обстрел, завыли мины, разрывы. Все попрятались. Торчали только головы наблюдателей. Наконец, севернее дороги, из леса, показались танки, которые сразу же начали веерное движение, занимая боевые порядки. "Много танков, много",- мелькнул страх: - Один, ..., три, ...., пять ..., семь средних, или основных Т-III*, восемь, девять, десять. О! Другие, какие-то? Это же Т- IV*!- вспомнил: "Комбат рассказывал на занятиях". За ними двигались легкие танки, эти не так страшны, числом пятнадцать, вперемешку с бронетранспортерами. Когда Аврам смотрел на поле боя, поверх щитка, у него появлялся мандраж, танки какие-то здоровые, страшные, но стоило только прильнуть глазом к прицелу, мандраж исчезал.
   - Стрелять по моей команде!- голос комбата пробился сквозь разрывы. Немцы начали движение, построение клином: впереди средние танки, а за ними все остальные. "Тройки" и "четверки" двигались первым эшелоном. Короткая остановка - выстрел - движение - остановка - выстрел. Переваливаясь на ухабах, как "слоны", бронированные чудовища увеличили скорость. Огонь усилился, стреляли кроме танков, пулеметы с бронетранспортеров, навесом били минометы, артиллерия, но стреляли пока по пехотным окопам, разрывы ложились вразброс, по всему переднему краю. Слева был глубокий длинный овраг, там не пройдут, а вправо Аврам не смотрел, там не его "вотчина".
  А там, там атаковало еще три десятка танков. В атаку шёл танковый полк. Много для стрелкового полка, ослабленного предыдущими боями, людей треть от штата, батальонные пушки (45-мм) потеряны в боях. На позициях второго батальона было две семидесятишестимиллиметровки*, оставшиеся от полковой батареи. Вот и вся артиллерия против танкового полка. Наши пока не стреляли.
  
  Аврам приник к прицелу: - Вот он родной в перекрестье, сопровождаем,- вполголоса сам себе, он замечал за собой такую странность, разговаривать во время работы. А война, тоже работа, только кровавая и страшная! Страх, нет, конечно, вначале он появился, но потом был сразу же вытеснен зашкаливающей дозой адреналина и азарта. Азарт боя захлестнул Аврама. Он был настоявшим наводчиком. Говорят наводчика выучить легко, неделя и вроде бы готов к бою. Но это неправда, нет, неправда, наводчиком может быть только настоящий мужик. Ведь от него требовалась: во-первых, крепчайшие нервы, быстрота, аккуратность, и сверху все должно быть покрыто хладнокровием. А хладнокровие без смелости, храбрости не бывает. Рядом же рвутся снаряды, свистят пули и осколки, падают убитые и раненые друзья, а ты ведешь аккуратненько через прицел цель и стреляешь. Всеми этими качествами сполна обладал Перекрест.
   Открыла огонь пехота, справа уханье полковых пушек, прорезались резкие хлопки выстрелов противотанковых ружей. Тут же усилился навесной огонь немецкой артиллерии. Пехотные окопы скрылись в разрывах. Остановился один танк, заполыхал бронетранспортер, из остальных начали высыпаться немцы, сразу же прячась за броню танков.
  
   Медленно крутя маховичками, Аврам сопровождал "свой" танк: "Четыреста, триста пятьдесят. Пора!"
   - Батарея! Огонь!- сквозь стрельбу и грохот разрывов, донесся еле слышно, голос комбата и тут же команда Мишки: - Аврам! По танку, под срез башни, бронебойным. Огонь!
   - Выстрел!- орудие дернулось, откат, лязг полуавтомата затвора, вылетела гильза, но танк в это время полускрылся в низине. "Мимо!".
   -Так, так плавненько,- вполголоса себе.- Выстрел!- сноп искр от башни танка: "Не берет!". А танк заводил уже "хоботом", в поисках пушки. Кругом разрывы, но Аврам ничего не видел. Время остановилось. Он - Прицел - Пушка- Танк. Танк выплюнул сгусток огня, снаряд лег чуток дальше.
   - Выстрел!- рикошет от башни. - Мать твою!!!
  И крик Мазурина: - Аврам! Бей по гусеницам! Танк опять плюнул: - Слава Богу, мимо. Не видят нас.
   - Выстрел! Мимо.
   - Выстрел! - Есть!- танк дернулся, гусеница ящерицей, его крутануло на месте. "Да так хорошо! Борт! Но потом!",- радость. Сразу же откинулся люк, и танкисты посыпались из танка*: 'Гадов надо положить!'.
   - Осколочным! Огонь!- Мишка оторвался от пулемета, из которого стрелял по смотровым щелям танков и снова приник к эмгэшке.
  Сзади разрыв, ещё разрыв, взвизгнули осколки: "Чуть не попали?".
   - Выстрел!- нет выстрела. - Выстрел!- нет. Аврам оглянулся: заряжающий Махмуд Батобаев лежал навзничь, рядом валялся осколочно-фугасный снаряд, в метре от пушки. Чуть дальше, опрокинувшись на спину, Колька Лукьяненко. Второй, правильный Надыров сидел, привалившись к брустверу, пытаясь судорожно, окровавленными руками, засунуть обратно свои внутренности, вывалившиеся наружу, из разорванного осколком живота.
  "Ни хрена себе! Ребята! Всех!?",- горестная мысль, тут же откинутая: "Снаряды!". Аврам кинулся к снаряду, мельком заметив, что Мишка, бросив пулемет, выскочил из командирского окопа и бежит к последнему ящику со снарядами. Снаряд, канал, лязг затвора, разрыв сзади, визг осколков, жужжащие пули, краем глаза зацепил Мишку, с бронебойным снарядом, подбегающего к пушке.
   - Выстрел! Попал!- откат, накат, стук гильзы вылетевшей из канала ствола, разрыв осколочного, догнавший осколками троих, из убегающего экипажа танка. Из-за подбитого танка вынырнул корпус танка.
   - Бронебойный!- крик Мишки, убегающего за следующим снарядом.
   - Выстрел!- и какая-то неведомая сила приподняла, подкинула младшего сержанта Перекрест Аврама Гордеевича вверх: "Как? Что?". Б о л ь. И последнее, что он увидел и отложилось в меркнущей памяти, это странно летевшее вверх колесо от его пушки и небо, небо голубое, с кудряшками облаков и клин журавлей улетающих на юг.
  "Мама! - Боль!- Боль!". Мрак!
  
  Аврам так и не узнал, что от этого же разрыва, вместе с ним погиб Михаил Мазурин. Что батареей было подбито три танка и два бронетранспортера. Особенно отличилась пушка сержанта Бодрова, подбившая танк и оба транспортера, прежде чем их раздавит, смешав с землей, прорвавшийся на огневую позицию танк. Что расчет первой пушки сержанта Калмыкова подобьет танк, а потом было прямое попадание мины. Сам Калмыков, раненый в плечо, очнется ночью в полуразрушенном окопе. Он окажется единственным человеком, оставшимся в живых из батареи.
  Он никогда не узнает, что они выполнили свою задачу противотанкистов, "разменяв" одно орудие, на один танк. Счет три-три, равный. Всё, нет, еще не всё.
  Подпустив танк метров на двадцать, встанет в свой немаленький рост, на приступок в окопе, с противотанковой гранатой, капитан Лавров, или как его звали уважительно бойцы на батарее, Лавр. И до того как его "перережет" пулеметная очередь, он успеет метнуть гранату под танк. Дернувшись от взрыва, танк по инерции проедет еще пару метров и, свалившись боком в воронку, заглохнет, потом из него повалит дым. Это будет четвертый танк батареи.
  И он не видел, как бойцы пехотинцы дрались до конца и как их, некоторых еще живых, "закапывали" в землю танки. Как озверевшие от больших потерь немцы, будут достреливать раненых бойцов. И он не увидит главного.
  
   А главное было то, что потом была ПОБЕДА!
  
  Семья Аврама только в декабре сорок первого года получит стандартную похоронку: -... младший сержант, Перекрест Аврам Гордеевич, 1910 года рождения, погиб верный воинскому долгу в боях за социалистическую Родину, Союз Советских Социалистических Республик...
  
   Вечная память солдатам России, защитившим Родину!!!
  
   Примечание:
   257*-реальные соединения и части Красной Армии.
   АП ПТО*- Артиллерийский полк противотанковой обороны.
   Сорокапятка* - 45-мм противотанковая пушка образца 1937 года. Много кровушки она попила у немецких танкистов. Прототипом "сорокопятки" послужила закупленная у немецкой фирмы "Рейнметалл" пушка, принятая на вооружение под наименованием "37-мм противотанковая пушка образца 1930 года". Так что не правы хулители нашей истории, кричащие, что мы, мол, вооружали Германию. Всё было с точностью, да наоборот. Германия вооружала СССР!
   Младшой* - младший сержант.
   Перекрест Аврам Гордеевич* - Прадед моих детей (по матери). Погиб в 1941 году в тех местах, артиллерист, наводчик.
   Юнкерс Ю 87 ("лаптежник") - Пикирующий бомбардировщик люфтваффе. Прозвище получил, из-за неубирающихся стоек шасси. Еще кличка "свистун", это от сирены.
   МГ-34* -7.92 мм немецкий ручной пулемёт.
   Т-II* (Pz- II)-Немецкий легкий танк. На канун войны, около половины танкового парка вермахата.
   Т-III*(Pz- III) -Немецкий основной, средний танк.
   Т- IV*(Pz IV)- Немецкий основной, средний танк.
   Семидесятишестимиллиметровки*- 76-мм полковая пушка образца 1927 года.
   Из танка* - Второго удачного попадания по танку танкисты никогда не ждали, ни наши, ни немецкие. Сразу же покидали танк. Кстати, танкистов в плен наши, да и немцы не брали. Спросите почему? Для этого нужно было посмотреть на танки вышедшие из боя, заляпанные человеческой кровью и останками.
   "Костыль"* - Хеншель-126, самолет-разведчик, корректировщик.
   "Рама"* - Фоке-Вульф-189, самолет разведчик, корректировщик. Два самых ненавистных немецких самолета. Если он появился над позициями, значит жди артобстрела, или авианалета. Ходили слухи, что за сбитый разведчик, летчиков представляли к званию ГСС.
  
  
   Продолжение следует:
Оценка: 6.88*10  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023