ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Петров Виктор Евгеньевич
Четверо суток выживания

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.81*16  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть 3 из книги "Два Кавказа Виктора Петрова"

   Продолжение.
  
   Гроза усиливалась. Вокруг ничего нельзя было рассмотреть. Я корректировал курс во время вспышек молнии. Часто оглядывался назад, на огонёк в сакле Мусы.
   Дорога, которая сверху смотрелась, чуть ли не как шоссе, оказалась обычной разбитой грунтовкой с заметной колеёй. Слева остались два жилых дома. До них было не менее трёхсот метров. Впереди на пригорке стоял ещё один, и я вышел на дорогу, которая вела прямо к нему. Дом не жилой. Это было видно сразу, но близко подходить к нему не хотелось. Я уже шёл по дороге, значит, достаточно быстро. Не доходя пятидесяти метров до дома, наткнулся на ту дорогу, которую много раз видел из сакли. Она переваливала горку и уходила дальше на запад. Я двинул к ней. Теперь село скрылось за рощей. Из-за дождя идти было легко. Во вспышках молний видел, что дорога уходит далеко вправо, а затем опять появляется на пригорке. Чтобы срезать путь, пошёл прямо на этот пригорок. По траве. До него было никак не больше двухсот метров. Пройдя две трети этого расстояния, обнаружил, что нахожусь в болоте. Везде вода. Где по щиколотку, где по колено. Причём, я как-то быстро заблудился. Не мог идти не только вперёд, но и потерял путь назад. Поплутав, нашёл сухой островочек. Впрочем, какой он мог быть сухой, если шёл проливной дождь? Тем не менее, я присел на траву, а потом даже прилёг. Огонёк в сакле Мусы всё так же чётко виден и отсюда.
   Отдыхать на островке пришлось не долго. Дождь усилился, и я скоро почувствовал, что никакого островка уже нет. Снова стою в воде. Попросту, я попал в такое место склона, которое заливалось водой. Дорога не зря обходила его.
   Решил всё же идти напрямик. Как это было ни страшно в абсолютной темноте и иногда по пояс в воде, через пятнадцать минут я вышел на дорогу. Ещё через пять - перевалил горку. Дом Мусы пропал из виду. Дорога пошла чуть вниз. Слева замелькали огоньки. Пройдя по дороге около километра, я понял, что слева ещё одно село. Оно располагалось в глубокой долине перед горами Главного хребта.
   Пройдя еще с полчаса, увидел огоньки и справа, за небольшой рощей. Грозы уже не было, но дождь не прекращался. Отчётливо услышал лай собак. Им ответила собака из села в долине. "Перелай", - вспомнил я рассказы о детях Корнея Чуковского.
   Дорога обретала признаки цивилизации. Вдоль неё росли деревья относительно ровным рядом. По правой стороне перед деревьями - посадки кустарника.
   Около часу ночи я увидел огни прямо по курсу. Это значительно меняло дело. Нужно было тщательно осмотреться.
   Свернул с дороги под деревья. И только теперь заметил, как вымотался. Насквозь промокший, попытался достать хлеб и сыр из кармана куртки. То, что я достал, уже не было ни хлебом, ни сыром. Попытался жевать эту слизистую массу и тут же выплюнул. С тем же успехом можно было пожевать землю. Ничего не осталось и от моего календарика. Мундштук тоже потерял. Осталась только расчёска. Припасённые несколько спичек и коробок выкидывать не стал в надежде высушить и воспользоваться ими.
   Расчёска и ботинки - это всё, что у меня осталось от прежней жизни. И всё же я был на свободе. И обязан был дойти. С этими мыслями и уснул. Уснул, стоя. Под дождём. Мне ничего не снилось. Не уверен, можно ли такое дежурное состояние вообще называть сном. Окончательно проснулся или, скорее, очнулся, когда уже чуть светало. Во сне я даже не прислонился к дереву. Только держался за него. Не помню, закрывал ли я глаза. Скорее всего, не закрывал. Нужно было следить за дорогой. Каким-то образом организм сам нашёл способ отдохнуть.
   Снова вышел на дорогу. Впереди просматривались дома, но дорога уходила резко влево. И снова - по дороге. Она пошла по горке. Справа был лес, а слева открывался великолепный вид в долину, на село, которое оказалось большим. Одной улицей оно тянулось километра на два. Сейчас я шёл вдоль села, примерно в двух километрах от него и метрами тремястами выше.
   Когда раздавался собачий лай, а раздавался он значительно ближе, чем из села, я останавливался и прислушивался. Иногда слышал, как плакал ребёнок. И снова где-то близко! Тогда я решил, что это особенность горной местности. Гораздо позже узнал, что так кричат шакалы.
   Я хорошо представлял куда иду. Еще по наблюдениям от сакли Мусы знал, что должен преодолеть, по крайней мере, две горы на своём пути. Высоту, на которой находилась сакля, я оценивал в тысячу двести метров над уровнем моря. Сейчас я находился несколько выше. Сакля была скрыта невысокой горкой, которую я миновал ещё ночью. Впереди протяжённая вершина горы, высотой около двух тысяч трёхсот метров. За нею - такая же длинная вдоль вершины, но повыше. Что было дальше, я видеть уже не мог. В планах было одолеть эти горы напрямую, двигаясь точно на запад.
   Совсем рассвело. Село слева давно закончилось. Я двигался по дороге, которая хоть и вела на запад, но полого уходила вниз. Справа от дороги рельеф стал заметно подниматься, и я увидел, что вдоль неё тянется ровная каменная гряда. Эта гряда поднималось к левой части вершины первой горы в две тысячи триста метров. Я поднялся на гряду и пошёл по ней.
   Этот путь предпочёл не только я. Здесь тоже была едва заметная дорога. Угадывалась узкая колея. Около девяти часов утра третьего сентября я уже был на вершине горы.
   С той стороны, откуда я пришел, склон горы был слабо выражен. Зато спуск на запад - очень крут. С этой вершины вторая виднелась всего в двух с небольшим километрах. Вершина, на которой я сейчас находился, тянулась с юга на север примерно на пять километров. Вершина следующей горы - примерно такая же протяженная.
   Я нашёл ровную площадку, с которой просматривалась долина и Главный хребет. Когда затихал ветер, снизу был слышен шум горной реки. То село, которое я миновал ранним утром, не просматривалось. Но со стороны села, вдоль реки шла дорога, видная отдельными фрагментами. Судя по всему, дальше дорога должна была идти по ущелью между той горой, на которой я стоял, и той, которую ещё предстояло перевалить. Гора стояла слишком плотно к Главному хребту. Река там течь не могла, значит и дорога сворачивала к северу.
   У подножия Главного хребта в долине виднелись обработанные поля, но домов не было. Впрочем, они могли быть прямо подо мною, и видеть их я не мог. Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы можно было согреться и обсохнуть после ночи. Но чтобы обсохнуть, нужно было остановиться и не лезть в мокрую траву. Пока я не мог этого сделать.
   Обследовать склон и окрестности горы в сторону запада не удалось. Я продрался к склону через кустарник и упёрся в обрыв. Прямо из обрыва росли высокие деревья, кроны которых почти полностью закрывали обзор. Я решил выйти на дорогу и искать место для спуска в другом месте. И в этот момент обнаружил, что попал в большой малинник.
   Кусты малины доходили мне до груди. Пригибаясь, можно было найти немало спелых ягод. Очень многие ветки уже осыпались, но на земле малина была слишком грязной.
   Медленно продвигаясь назад к дороге, я поедал малину. Частично это утоляло жажду. Увлёкся так, что не сразу среагировал на шорохи рядом со мною. Выпрямился во весь рост и в трёх шагах увидел медведя. Он тоже смотрел на меня. Я не знал, что обычно делают беглые пленные при встрече с медведем, но был уверен в том, что бежать нельзя. С перепугу я страшно зарычал. Медведь, который, скорее, был медвежонком, помчался в сторону обрыва. А я очень быстро, если не ещё быстрей, выбрался к дороге.
   Всё же, людей я боялся больше. А для лесных обитателей был почти своим. Все запахи цивилизации из меня уже выветрились.
   Стал передвигаться по дороге вдоль вершины. Шел по лесу. Вспоминая вид этой горы из сакли, я знал, что скоро должно быть место, с которого будет видна сама сакля. Когда же вышел на это место, ещё раз порадовался: до сакли теперь было не менее пятнадцати километров.
   От южной части вершины я ушёл километра на два. Западный склон горы, по которому мне предстояло спускаться, выглядел уже не таким неприступным.
   Подойдя ближе к склону, снова вышел на обрыв. Он был настолько крут, что в просветы листьев просматривалась река и асфальтированная дорога. Попытался оценить шансы на спуск и оценил. Шансы нулевые.
   Внизу на дороге остановился автобус, подбирая кого-то. Людей с такой высоты почти невозможно было различить. По размерам автобуса можно было определить высоту. Она превышала четыреста метров.
   Автобус шёл на юг. Это могло означать только то, что прямо подо мною жили люди, дома которых разглядеть отсюда невозможно. Приглядевшись внимательнее, я рассмотрел мост через Аргун. Дорога в этом месте переходила на противоположную сторону ущелья. Я надеялся, что, спустившись, мне удастся вброд перейти реку. Мост казался ненужной роскошью. Тем более, что остановка автобуса у моста могла быть чревата встречей с людьми.
   Двинулся дальше по краю обрыва в сторону севера. Местами попадались участки, на которых можно было спуститься ниже, но несколько таких попыток закончились ничем. Я спускался метров на двадцать-тридцать и снова упирался в непреодолимый обрыв. При этом пути вдоль горы уже не было. Чтобы продвигаться дальше, нужно было снова лезть к вершине. К полудню я научился определять такие ложные спуски.
   Неожиданно вновь появилась дорога. Решил идти по ней. Дорога устойчиво пошла вниз, в сторону севера. Скорее, это даже была не дорога, а тропинка, по которой возили тележку, например, с молоком. Была видна узкая колея.
   Местами тропинка выходила прямо к обрыву. Менее чем за час я спустился до высоты пятидесяти метров от уровня воды. Здесь Аргун гремел уже так, что заглушал шум ветра в кронах деревьев. Когда тропинка подошла к обрыву в очередной раз, я увидел в ущелье на воде моторную лодку. Места оказались не столь необитаемыми, как бы хотелось. Остановился и стал наблюдать. Нашел укромное место у обрыва недалеко от тропинки. С самой тропинки меня невозможно было увидеть. Здесь открывался хороший вид на реку. Я видел обе стороны берега, дорогу на той стороне Аргуна, которая проходила по каменной террасе над рекой. Высоту террасы я оценивал в тридцать метров. Обрыв террасы уходил прямо в воду.
   Через некоторое время заметил троих людей, купающихся в речке. Опять появилась моторка. Она громко рычала, двигаясь против течения на юг. На той стороне реки в отвесной скале был огромный грот. Моторка повернула и скрылась в этом гроте.
   Я понял, что дожидаться ухода людей придётся долго. Солнышко уже пробивалось сквозь тучи и листья на эту часть склона. Был сильный ветер. Я решил ждать и сушиться. Развесил свои шмотки на кустах. Прилег. Хотел даже поспать, но ветер был холоднее, чем хотелось бы. Было просто холодно. Подыскал солнечное местечко за ветром. Продолжал наблюдать.
   Мальчишки, теперь я уже видел, что это мальчишки, и не собирались уходить. Мне удалось немного задремать. Когда я снова взглянул вниз, ребят там не было.
   Напрасно я надеялся, что куртка и штаны высохнут. Они были такие же мокрые. Но когда я их одел, стало теплее. Снова вышел на дорогу и пошёл к Аргуну. Предчувствие скорого утоления жажды гнало меня к воде. Спуск становился всё положе и вдруг за поворотом я заметил прямо на дороге шалаш. Тут же прыгнул в сторону, в кусты. Нашёл место для наблюдения и наблюдал не менее получаса. Никого. Осторожно приблизился к шалашу. Вошёл внутрь. Ничего, полезнее жестяной банки из-под кильки, найти не удалось. Но и это было приобретение. В банку можно собирать росу с травы и растений. Росы на них было много, но попытки напиться без применения технических средств были тщетны.
   От шалаша до реки рукой подать. Теперь стало понятно, что ни вброд, ни вплавь мне её не преодолеть. До противоположного берега было не менее пятидесяти метров. И каких метров! Речка неслась с огромной скоростью. В тех местах, где на пути потока попадались большие валуны, волна над ними поднималась на высоту более метра. Поход на моторке по такой стремнине выглядел просто сумасшедшим делом.
   Вода в Аргуне настолько грязная, что, даже найдя тихую заводь у берега и зачерпнув воду баночкой, убедился, что пить эту грязь нельзя. Попытался набрать воды, фильтруя её через носовой платок. Ничего не изменилось. Сантиметровый слой воды в банке не позволял рассмотреть её дна. Я стоял у реки, из которой нельзя было напиться.
   Стал искать место для переправы. В сторону севера, вниз по течению, Аргун просматривался достаточно далеко. Там не было ни одного места для переправы. Были, конечно, упавшие в русло деревья, но их стволы доходили едва ли до середины потока.
   Вдоль берега я стал возвращаться на юг, к мосту. По моим расчётам до него километра полтора. Продираться вдоль берега через чащобу и валежник - дело не царское. Но другого пути не было. Когда проходил мимо грота, мне удалось вполне оценить его размеры. Это был большой авиационный ангар. Внутрь можно было свободно загнать большой самолёт.
   Под ногами я заметил почти уничтоженные временем фундаменты домов. Их было несколько. Судя по всему, люди ушли отсюда лет пятьдесят назад. Может быть даже это было как-то связано со сталинским выселением чеченцев.
   Около трёх пополудни я добрался до моста. Поток под мостом ревел особенно мощно. Дамба значительно суживала речку. Рядом с мостом берег был пологий. В некоторых местах там сохранились лужи после дождя. Я подумал, что из них-то можно будет зачерпнуть воды и напиться. Потеряв бдительность, я пошёл к лужам. Зачерпнул из одной, из второй - результат один: вода в лужах ничем не отличалась от аргунской.
   Машину заметил случайно и слишком поздно. Грузовик ехал к мосту со стороны юга. То есть, по моей стороне. Я отвернулся, чтобы не было видно моей русской морды и сделал вид, что стираю в луже платочек. Грузовик проехал по мосту на ту сторону и стал подниматься на террасу. Дорога там круто поднималась вверх и дальше шла по ровному участку самой террасы. Боковым зрением я заметил, что в кузове машины, спиной к движению, сидят вооружённые люди. Два человека в камуфляже. Они уже заметили меня, но пока не проявляли интереса. Я упорно продолжал стирать платочек. Когда машина отъехала от меня метров на сто, позволил себе поднять голову и посмотреть на неё. Заметив, что я их заметил, боевики встали и приветственно замахали руками. Один что-то крикнул. В ответ я тоже помахал им. Слава богу, машина не остановилась.
   Чтобы не искушать судьбу, отошёл от воды и спрятался в кустах. Нужно было оценить обстановку. А обстановка оказалась не очень...
   Дело в том, что, перейдя на ту сторону моста, я не мог сразу скрыться в лесу. Дорога была пробита в скале, и у меня не было другого пути, кроме как двигаться дальше по дороге метров триста. Только там зелёнка леса подходила к ней. Значительно осложняло положение и то, что сразу за этим местом дорога подворачивала влево. Я даже отсюда не мог видеть приближающейся машины.
   Просидел около часа. Ни одной машины так и не прошло. Нужно было или переходить, или ждать ночи. Впрочем, и ночь мало меняла положение вещей. Машину со стороны севера я бы все равно заметил слишком поздно.
   Первая попытка перехода закончилась неудачей. Едва дошёл до моста, как заметил, что из-за поворота со стороны юга показалась машина. Чуть успел добежать до кустарника. Это была белая "шестёрка". В салоне два человека. Как только она скрылась за поворотом, что было сил, рванул на мост. На одном дыхании взлетел по дороге на террасу. Бежал и посматривал на обрыв: не удастся ли мне спрятаться там? Хотя бы повиснув на руках? Вряд ли. И тут я увидел такое, что побежал в два раза быстрее. С этого участка дороги был виден другой, в километре. Он выходил к берегу Аргуна на такой же террасе. По этому участку в мою сторону ехал мотоцикл с коляской. А до зелёнки было ещё не менее двухсот метров. Возвращаться тоже нельзя - это ещё дальше. Только вперёд!
   Когда я нырнул в зелёнку и буквально взлетел по тропинке на первую ровную площадку, метров на пять выше дороги, подо мною прострекотал мотоцикл.
   Я долго лежал на площадке. До тех пор, пока полностью не пришёл в себя после такого надрыва. Смертельно хотелось пить. Если не учитывать малину, я не пил почти сутки. Про сухие голодания, конечно, слышал, но они не предполагают таких физических нагрузок.
   Тропинка вверх по горе была довольно утоптанной. Она поднималась вверх не круто и уклонялась по горе в сторону юга. То есть, как раз в направлении, в котором мне и нужно было двигаться. Еще с вершины той горы я выбирал места, по которым, как мне казалось, можно было бы наиболее удобно и быстро взойти на вершину. По зелёнке, поросшей крупными деревьями, я не хотел подниматься. Уже знал, что это такое, когда от дерева к дереву приходится подтягиваться на руках. Мне показалось, что лучше подниматься по не заросшему лесом склону. Конечно, там меня видно, но ведь всегда можно, заметив опасность, скрыться в лесу. Силы у меня ещё были, но жажда...
   По эту сторону горы солнца уже не было. Но я не мёрз. Двигался. И думал, пожалуй, только об одном: где взять воды? Придумал только собирать утреннюю росу и дождевые капли в консервную банку. Похлопал себя по карману, в котором должна была быть баночка из под кильки. Пусто. Там лежал только платочек, постиранный в Аргуне. Он уже успел высохнуть и стал бесформенным кусочком грязи. Я был готов заплакать от отчаяния. Но удача улыбнулась.
   Сначала я просто прошёл мимо. Потом остановился, оглянулся и едва не заплясал от радости. Я проходил мимо бараньего водопоя на небольшой покатой полянке.
   Из камней бил родник, а чуть пониже - два самодельных, выдолбленных из брёвен, корыта. Вода заполняла одно и перетекала в другое.
   Не задумываясь о том, кто и когда пил из этих корыт, я прильнул к верхнему. Прильнул - это мягко. Погрузился мордой в воду до самых ушей и пил, пока хватило дыхания. Хватанул воздуха и повторил процедуру. Только третий подход несколько умерил мой пыл, и я стал пить, касаясь воды только губами.
   Около часа я не мог покинуть это благодатное баранье место. Боялся отойти от него, пока не почувствовал, что каждая клетка тела вдоволь напитана влагой. На всякий случай обследовал всю местность вокруг водопоя, но не смог найти ни одной ёмкости для воды.
   Около шести вечера начал подъём. Вначале решил идти прямо вверх. Тропинки от водопоя не было. Это было очень трудным делом - карабканье по крутому склону от дерева к дереву. Отдых у каждого дерева и снова карабканье. В какой-то момент мне показалось, что я увидел тропинку. Человек-то там не ходил, конечно, зато было много следов бараньих ног. Попробовал уподобиться баранам. Пойти их тропой. Оказалось, что из меня получился бы отличный баран. Скоро я понял, что более разумного пути в гору трудно отыскать.
   Баранья тропа иногда виляла самым невообразимым образом, но я шёл вверх, почти не задыхаясь. Остановок в пути не требовалось. Иногда я сбивался с тропы, но возвращался и вновь отыскивал её. Как правило, в таких местах она резко сворачивала почти в противоположную сторону. Иногда даже спускалась вниз, но потом удивительным образом оказывалось, что путь этот - единственно возможный.
   Так я обошёл обрывистое место, которое видел еще с предыдущей горы. Я знал, что в этом месте мне никак не пройти. Баранья тропа прошла в метре над верхней точкой обрыва. Единственное, что меня волновало, это вопрос о том, куда же шли бараны? Рассуждая логически, можно было предположить, что баранов гнали из деревни снизу на альпийские луга. Гнали утром. А вечером они возвращались обратно. Вот только я бы мог поспорить, что ни сегодня, ни вчера баранов на тропе и у водопоя не было. Но поспорить было не с кем.
   Предаваясь теоретическим рассуждениям, я вдруг услышал блеяние. Прислушался. Блеяние повторилось. Ему вторило блеяние несколько другой тональной окраски. Осторожно поднимаясь вверх, я почти вышел на относительно ровный пологий склон и увидел кошару. Потом ещё одну. А потом увидел человека с автоматом, который загонял овцу в третью небольшую кошару. Загнал её и закрыл дверь на вертушку.
   Быстро смеркалось. Я заметил и маленький домик пастуха.
   Осторожно передвигаясь, отошёл метров на пятьдесят вдоль склона. К этому времени стало совсем темно. Идти дальше я уже не мог. Во всяком случае, не мог идти, не издавая лишних звуков. Я не знал с какой стороны обходить кошары, нет ли и там вооружённых людей. Оставалось ждать утра.
   Склон, в том месте, где я стоял, был слишком покат. Пришлось, почти на ощупь, искать более пологое место. Такое место я нашёл между тремя деревьями. Сел. До рассвета придётся ждать несколько часов, а было уже холодно. Накрапывал дождик. Примерно через час я услышал, что из домика вышел человек. Он включил фонарик и прошёл к средней кошаре. Покопался там с дверью и ушёл обратно. Небо ещё было чуть подсвечено вечерней зарёй и я увидел, что на краю обрыва у домика стоит собака. В это время ветер поддувал от меня в сторону обрыва. Собака меня учуяла и зарычала. Я замер. Старался даже не дышать. Этого только мне не хватало! Сбежать из плена и быть пойманным за попытку кражи овец. Иначе, чем объяснить моё пребывание здесь? Собака снова зарычала. Из домика вышел пастух с ружьём. Он потрепал собаку по загривку, но та не унималась. Тогда пастух прикрикнул на неё и встал на обрыве, прислушиваясь. Собака опять зарычала, повернувшись в мою сторону. Я готов был провалиться сквозь землю. Ну, хоть бы ветер перестал дуть в ту сторону!
   Пастух попытался снова успокоить собаку, а потом поднял двустволку и пальнул из одного ствола чуть повыше моей головы. На меня посыпались листья. Слава богу, хватило выдержки оставаться на месте. Собака после выстрела успокоилась, завиляла хвостом и побежала к ближайшей кошаре. Только бы она не побежала ко мне!
   Пастух открыл дверь своей хижины и позвал собаку. Та, не добежав до кошары, развернулась и прямиком нырнула в дверь хижины. Видимо, такой чести она удостаивалась редко. Инцидент был исчерпан. Меня затрясло.
   Я даже не совсем понимал от испуга меня трясёт или от холода. Лежал на спине. Так теплее, когда согреешь землю спиной. К дождю я уже привык. Простудиться не боялся. В моём положении это, пожалуй, невозможно. Скорее всего, организм включил все свои силы для выживания...
   Я уснул.
   Когда проснулся, ничего не изменилось. Всё так же идёт дождь. Но левому боку, как будто, значительно теплее, чем правому. Под боком и под левой рукой у меня лежало что-то живое. Следовало бы испугаться. Но я не испугался. Подумал - пусть лежит. Так хотя бы теплее...
   Я часто просыпался и снова забывался, проверив, не опасно ли моё положение на склоне. Когда стало светать, проснулся окончательно. Пошевелился, чтобы встать. У меня из-под бока метнулся в сторону молодой кабанчик. Вот так мы помогли друг другу согреться ночью.
   Кошар было действительно больше, чем я увидел вечером. Их было шесть. Но остальные три были ещё дальше от меня. Я отошёл по склону ещё метров сто и полез вверх. Не смотря на мои титанические усилия по покорению склона, я никак не мог согреться. Это из-за того, что давно ничего не ел. И снова нестерпимо хотелось пить. Когда совсем рассвело, добрался до альпийских лугов. Именно по ним я собирался легко преодолеть подъём. Но плохо я знал альпийские луга.
   Трава, в которой пришлось продираться, была выше меня. Каждый шаг давался неимоверными усилиями. Это труднее, чем идти по глубокому снегу. Просто так переставить ногу с места на место невозможно. Нога намертво застревает в траве. Приходится выпутываться из травы, задирать ногу повыше и внедрять на новое место. Пробовал пригибать траву впереди и идти по ней. На равнине, может быть, это и возможно. А здесь не позволяет крутой склон. По той же траве я и соскальзывал обратно.
   Мои попытки собрать обильнейшую росу с травы и цветов, чтобы напиться, не привели ни к чему. Мириады росинок сверкали вокруг в лучах восходящего солнца, я был насквозь мокрый и при этом умирал от жажды. Видимо, влаги в организме было достаточно, и те немногие капли росы, что попадали в рот, восполняли запасы воды. Но жажды они не утоляли.
   Несколько раз я как будто уже приближался к вершине горы, но поднявшись повыше, видел очередной склон и вершина отодвигалась от меня метров на триста, а то и на пятьсот. Я упорно шёл к вершине, доходил, но и эта вершина оказывалась ложной. Склон уже не был таким крутым, как внизу, но и силы иссякали.
   В конце концов, я решил, что альпийских лугов с меня достаточно. Это случилось после того, как я решил полежать. Пригнувшись пониже к земле, увидел столько живой нечисти, что мне стало не по себе.
   Следующий рывок к очередной ложной вершине я совершал обычным способом - от дерева к дереву - по лесу. Но вот лес кончился и передо мною снова альпийские луга. Для того, чтобы продолжить подъём по лесу, нужно было уклониться вправо метров на пятьсот. И я пошёл вправо. И только тогда увидел, как высоко забрался. Я увидел и вершину первой горы, и саклю Мусы, и село у подножия горы, на которой я просидел полтора месяца. Это взбодрило меня.
   Я хорошо помнил очертания горы, на которой сейчас находился. Она была несколько ниже в северной своей части. Я шёл как раз туда.
   Альпийский луг уже не мешал подниматься вверх, я шел по лесу. Как-то тупо шёл, в надежде, что и не поднимаясь, выйду на вершину. Ведь в той стороне она ниже.
   А дальше начались странности. По всей вероятности было около пяти часов вечера, когда я обнаружил себя, лежащим на небольшой поляне. Как туда попал, не помнил. Вокруг относительно ровная местность. Я решил, что нахожусь уже на вершине. Подниматься не хотелось, и по-прежнему мучила жажда. И всё же я пошёл. Постепенно пришёл в себя. Решил, что просто уснул от усталости и проспал весь день. Идти по вершине было легко. Чуть вверх, чуть вниз. Не трудно. Вышел на баранью тропу и уже не раз обо что-то споткнулся. Когда же споткнулся так, что упал, посмотрел, наконец, под ноги. А под ногами у меня был целый выводок из огромных - в жизни таких не видел - белых грибов. Это были классические боровики. Я с трудом содрал шляпку с одного из них. Шляпку можно было одеть на голову и выдавать за сомбреро. В ней было никак не меньше полутора килограммов, а диаметр - полметра. Понюхал - натуральный съедобный запах. Но, к сожалению, у меня не было спичек, чтобы разжечь костёр и приготовить грибы. Есть их сырыми я не решился.
   Двигаясь дальше, увидел справа от себя громадное, похожее на неоновое, свечение. Я обходил большую одинокую скалу, словно нарочно с силой, вонзённую в тело горы. Так она была не от мира сего. Только приглядевшись повнимательнее, понял, что свечение исходит от скалы, насквозь просвеченной солнцем. Высотою скала была около десяти метров и толщиной около метра. Ровной, почти прямоугольной формы. Солнце как раз было за скалой и она вся светилась ровным и мягким таинственным светом.
   Скорее всего, это был мрамор. Помню в квартире деда семь слоников из мрамора. Тяжёленькие и на ощупь бархатистые. Одного, самого маленького, я потерял. Мне за это было. Вернее, не за потерю, а за то, что долго не признавался. А ещё была мраморная пепельница с голубем. Она так же просвечивала. Вот только скала эта была более ровного и даже более благородного цвета - из белого слегка в желтизну и слоновую кость. Вокруг скалы во множестве валялись такие же камни. Я, естественно, набрал их полные карманы, чтобы потом, уже дома, сделать из них мундштуки.
   К заходу солнца я почувствовал себя плохо, но не удивился этому. Не удивился и тому, что проснулся в траве у дерева, и что снова утро. Я был болен и понимал это. А нужно было идти. Уже не хотелось ни пить, ни есть. В голове шумело. Но когда я поднялся и пошёл, стало легче. По дороге попался куст шиповника. Плоды были красные, но мелкие. Пожевал кожуру нескольких плодов. Сок проглотил, а вот саму кожуру пришлось выплюнуть, настолько инородной она мне показалась.
   Я уже не чувствовал, как меня покачивало. Не мог сказать куда иду. Где-то глубоко в мозгах сидел некто разумный и требовал определиться хотя бы по сторонам света. Но сил хватало только на то, чтобы сосредоточиться на равновесии тела, помягче упасть и ровно встать на ноги, не допуская головокружения.
   В какой-то момент я заметил, что уже вечер. Старался слизывать воду с покрывшихся влагой растений, но не понимал, зачем это делаю. Пить не хотелось. Вот и все воспоминания этого больного дня.
   В полубреду просыпался ночью. Я не чувствовал тепло мне или холодно, но чувствовал боль. Она исходила из укушенной змеёй ягодицы и занимала уже пол спины и левую ногу.
   Окончательно пришёл в себя только утром, на четвёртый день странствий по горам. Боль локализовалась в левой ягодице. Вся она была твердая, будто замёрзшая. Но двигаться почти не мешала. Именно тогда я стал впервые думать о том, чтобы идти к людям.
   Рассуждения основывались на личном опыте посещений Чечни в прошлые годы. Я вспоминал поездки девяносто четвёртого и девяносто пятого годов. Благородство тогда выгодно отличало чеченцев. Шамиль Басаев отдал нам пленного солдата. Командир танкового взвода ночью довёз нас до Ачхой-Мартана и пригласил к себе переночевать. Когда на блокпосту узнали, что мы везём пленного без документов, аккуратно разобрались и ещё довезли до Назрани в объезд российских блокпостов! Короче говоря, у меня была основательная почва для надежды на то, что люди поймут меня и окажут помощь. Тогда же я выдумал себе легенду. Я - татарин. Приехал сюда на заработки. Пошёл в лес и заблудился. Легенда была плохая, но голова работала не в полную силу, и лучшей тогда не придумывалось.
   Кажется, было утро. Я постарался определиться на местности и не определился, как окажется потом. Спускался с горы, уверенный в том, что иду в сторону юга. На самом деле я спускался по тому же склону горы, по которому двумя днями назад с таким трудом поднимался.
   Спускался тяжело. От дерева к дереву. Склон был очень крутой. Вышел к обрыву. Невысокий обрыв. Здесь начинался овраг. В овраге услышал голоса людей и стук топоров. Соблазн идти к людям был велик, но тогда у меня хватило ума не делать этого в лесу. Чем больше людей одновременно увидят меня, тем больше шансов на успех. К тому же, я ещё надеялся на самостоятельное выживание. После двух суток беспамятства я мог двигаться, и голова как-то работала.
   Около часа я сидел и прислушивался, но так ничего и не услышал. За это время заметил, что спуск с горы по оврагу гораздо удобнее. Его каменистое дно, вымытое потоками воды, уходило вниз террасами. Длина каждой террасы два - три метра. Высота - метр - полтора. Террасы ровные. На некоторых в выемках сохранились чистые лужи. Наверняка и сам-то овраг изначально образован родником. Спускаясь по дну, я найду чистую воду.
   Для того, чтобы спуститься в овраг, большого ума не требовалось. Нужно было срубить дерево, поставить его на площадку тремя метрами ниже и спуститься туда по этому дереву. А дальше - перейти на другое дерево, которое росло уже из недр самого оврага.
   Имея топор, я рассчитывал проделать это за десять минут. Однако проковырялся более двух часов.
   На дне оврага я, во-первых, нашёл чистую лужу и напился. Пошёл вниз. Отлично! Такой спуск устраивал меня. Изредка приходилось спускаться с террасы на террасу, карабкаясь по камню. Это только тогда, когда высота превышала два метра. В остальных случаях просто прыгал вниз. Я даже слегка расслабился, а вот этого-то, наверное, и не следовало делать.
   Лужи на камнях попадались довольно часто. Я мог пить тогда, когда захочется. Возле одной из луж я обнаружил светящийся пушистый шарик. Взял его, покрутил в руках и сунул в карман. Снова стал спускаться. Когда решил напиться, то услышал голоса людей. Они были ниже по оврагу. По-моему, я тогда просто обрадовался и пошёл быстрее. Но голоса так и оставались впереди. Вот поворот - и, кажется, за ним люди! Но там никого не было. И снова я слышал голоса впереди.
   Я останавливался - голоса пропадали. И вот тогда, когда начал догадываться, что голоса могут быть слуховой галлюцинацией, впереди через террасу запрыгал мой белый пушистый шарик. Я ни сколько не сомневался, что он зовёт меня идти за собой. Я обрадовался и пошёл. Шарик, подпрыгивая, указывал мне путь. Я так приободрился, что уже бежал за ним по террасам. Уже видна была дорога в просветы перспективы оврага. В этот момент я поскользнулся на замшелом камне и больно упал.
   С болью пришло и осознание нереальности происходящего. Я попытался трезво оценить ситуацию, и, видимо, не смог, потому что пушистый шарик снова подпрыгивал на соседней террасе. И всё же, каким-то образом я понимал своё состояние. С досадой понимал, что вызвано оно и змеиным укусом, и общей слабостью. Почему-то подумал, что если это галлюцинация, то я сумею управлять движением шарика. Не смог. Провёл ещё один эксперимент: отвернулся в сторону. Шарик, по моим соображениям, должен был переместиться в зону обзора моего взгляда. Бахалай. Шарик упорно прыгал на том же месте. Тогда я встал и сказал ему:
   - Мне на тебя глубоко наплевать. Тебя нет.
   И пошёл дальше. Прошёл три или четыре террасы вниз. Оглянулся. Шарик так и остался в месте, где я его оскорбил.
   - Вот так, - сказал я, - в следующий раз будешь слушаться.
   Уже без помощи шарика я подходил к дороге. Овраг, к моему удивлению, вдруг закончился, и я снова оказался на склоне. Дорога была в каких-нибудь сорока метрах, но путь к ней преграждал обрыв. Обрыв невысокий. Метров семь. Из них только первые два метра - отвесные. Ниже обрыв плавно переходил в склон из осыпавшегося щебня. Прыгнуть на щебень было проще всего, но почему-то я выбрал другой путь. Склонил к себе вершину молодого дерева и решил, держась за неё, спуститься на щебёнку. В тот момент, когда я повис на дереве и упёрся ногами в стенку обрыва, верхушка обломилась. Я полетел спиной вниз на щебёнку. Скользя по ней головой вперёд, долетел почти до самой дороги. Когда очухался и поднял голову, оказалось, что остановился я в сантиметре от огромного камня. Можно было запросто раскроить череп.
   Подняться я не успел. По дороге ехала машина. Шарового цвета УАЗик. Насколько мог быстро, я спрятался за камнем. Когда она проезжала, так же быстро переползал вокруг камня, подобно стрелке часов, с таким расчётом, чтобы оставаться за камнем.
   Мне это удалось.
   Когда УАЗик проезжал мимо, по характерным звукам я понял, что везут ящики с пустыми бутылками. А когда машина скрылась из виду, вышел на дорогу и пошёл в ту сторону, откуда ехал УАЗ.
   Вдоль дороги текла река. Течение её не было таким бурным, как два дня назад. Вдруг, я услышал музыку. Она раздавалась с горы, из леса на той стороне Аргуна. Галлюцинацией это не было. Я окончательно пришёл в себя. Решил, что это база отдыха боевиков. Наверняка там есть медпункт. В крайнем случае, нужно идти туда. Хотя голосов людей в той стороне я не слышал, это можно было отнести на то, что до базы было относительно далеко. Всё остальное - и танцевальная музыка, и пустые бутылки - сходилось.
   Я шел по дороге, совершенно не задумываясь о том, что могу быть кем-то замечен. Долго ли шёл, не помню, но меня привёл в чувство тот же звук перевозимых бутылок. Только теперь бутылки были полные. Я оглянулся и увидел машину в пятидесяти метрах.
   Бежать было поздно. Я взял топор в правую руку, сделал свирепое лицо и зашагал таким твердым шагом, каким только мог.
   Проезжая мимо, машина чуть притормозила. Краем глаза я заметил, что на меня смотрят трое боевиков. По крайней мере, все были в камуфляже. По-моему, они приняли меня за сумасшедшего. Машина газанула и поехала дальше. Я продолжал так же твёрдо идти вперёд.
   Не проехав и километра, УАЗик свернул вправо и скрылся в лесу у подножия горы. Только теперь я заметил, что справа нет речки. Далеко впереди увидел некое подобие забора и обработанное поле на взгорочке.
   Стал искать место, куда бы укрыться. Попадать к боевикам не хотелось.
   Скрылся в одном из оврагов, который выходил прямо к дороге. Прошёл по нему метров двести, выполз на склон горы и пошёл вдоль дороги, но теперь выше неё. Было около шести часов вечера. Вдоль склона шёл не долго, и схоронился в следующем же овраге. Двигаться к людям решил только после того, как стемнеет. Устроившись так, чтобы была видна дорога, наблюдал за нею и прислушивался: не ищут ли меня те, кто недавно проехал мимо на машине. Но, похоже, им было не до меня. Гораздо позже я узнаю, что Муса в этот день проезжал здесь. Он искал меня, и ему сказали, что меня видели.
   В ожидании темноты сидел и играл пушистым шариком, снова обнаружив его в кармане куртки. Заснул. Проснулся в сумерках. Очень огорчился, что шарика нет. Уже можно было выходить на дорогу. Пока выбирался из оврага, стемнело. Вышел как раз в то месте, где сворачивала к лесу машина боевиков. Тут же, у развилки дорог стояла дикая груша. Плоды во множестве лежали на земле. Не меньше и на дереве. Тогда я, было, решил, что вот это и спасёт меня от голода. И не надо будет ни к кому обращаться за помощью. Начал жевать груши. На вкус - трава-травой, но я ел. Так нужно, чтобы выжить.
   Не прошло и десяти минут, как меня вырвало. И вот тогда я отчётливо понят, что умру, если прямо сейчас не пойду к людям. И пошёл.
   Забор, оказывается, начинался прямо за развилкой дороги. Местами это был обыкновенный штакетник, местами - невысокий классический забор из неотёсанного камня. Иногда - обыкновенный плетень. Мне казалось, что я иду в белой рубашке и меня сейчас всем видно. Но это стоит отнести на болезненное состояние. В остальном я хорошо соображал, куда и зачем иду. Я понимал, что мёртвый Петров никому не нужен. Главное - выжить. А дальше, пусть даже и помучиться, но жить и снова бежать, если надо...
   Дважды скрывался в небольшом кювете от проезжавших мимо машин. Дорога стала подворачивать влево. Гора закончилась, остался один пригорочек, который и обходила дорога. Метрах в двухстах впереди - дом. В доме свет. Я продолжал идти и уже слышал звуки реки. Она протекала у высоченной отвесной горы. Дом стоял на этой стороне реки. Сразу же за домом - мост. Основная дорога шла на мост, но я свернул на грунтовку, ведущую в село.
   Мне не хотелось идти в дом у моста. Место там было такое, что и ленивый поставил бы ларёк. Дом был большой, справный. Значит, живут торгаши. А мне были нужны простые люди.
   Пойдя по дороге метров сто, увидел за забором огонёк. Он горел над крыльцом дома, метрах в пятидесяти от забора. Подошёл к воротам и приоткрыл калитку.
   - Хозяин, - позвал я. - Хозяин!..
   Из дому вышел молодой чеченец. За ним - две женщины. Но все сразу же зашли в дом. Я вошёл во двор. Остановился и снова позвал хозяина.
   На этот раз чеченец вышел с ружьём. Подошёл ко мне шагов на десять и спросил:
   - В чём дело? Что случилось?
   - Понимаете, - отвечал я, - заблудился в лесу и вот уже двое суток плутаю. Помогите, пожалуйста!
   Чеченец жестом позвал в дом, но когда я подошёл к нему, первым делом забрал у меня из рук топор.
   - Что это в карманах? - спросил он.
   А в карманы у меня - я совсем об этом забыл - были забиты белым мрамором, что я ещё два дня назад собирал для мундштуков у прозрачной скалы. Камни я выкинул.
   Когда вошли в дом, я поразился его размерам. А может быть, это был крытый двор? Вдалеке, метрах в сорока, сидели за столом три женщины. Мне показалось, что я шёл до них целую вечность по этому длинному и низкому помещению, скорее напоминающему коровник.
   Женщинам и парню я рассказал свою легенду о татарине из Чебоксар, который заблудился в лесу. Они кивали головами, сочувствовали и предлагали поесть.
   Как оказалось, есть я не мог. Мог только пить. Медленно выпил три кружки горячего сладкого чая. Попросил проводить меня спать. Меня привели в пустую комнату, положили на пол матрац и дали некое подобие подушки. Накрыли одеялом. Заснул почти мгновенно, успев подумать только о том, что и в мокрой одежде под одеялом тепло.
   Разбудили пинками. Я вскочил на ноги. Вокруг стояли чеченцы. Двое из семерых вооружены автоматами.
   - Кто ты такой? - спросил старший из них. - Только не рассказывай свою ночную сказку.
   От того, что стоял рядом со мною, рыжего чеченца, я получил удар в ухо. Что-либо придумывать не имело никакого смысла. Тем более, что они могли знать о том, что меня разыскивают. Я рассказал всё так, как есть.
   После этого вопросов было мало. Откуда шёл? Как шёл? Они только покачивали головами. Меня проводили в другую комнату, окно которой выходило во двор. Принесли воды, и я вымылся. Все мои шмотки забрали, чтобы постирать. Пообещали во всём разобраться и отвезти на границу с Россией.
   Первые двое суток я так ничего и не ел. Только пил и спал. Начал понемногу есть только на третий день.
  
  
  
Оценка: 5.81*16  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023