Аннотация: Часть 6 из книги "Два Кавказа Виктора Петрова"
17 марта 2000 года, пятница. Сарай продувался насквозь. Но у меня к этому времени вся одежда высохла. Не было и намёка на простуду. Боевики укрылись одеялами от ветра. У нас с Кузьминой одеял не было. Кто-то из боевиков умудрился уснуть. Из углов курятника доносился храп. Я смотрел в окошко. Картина открывалась изумительная. Под чёрным звёздным небом лежал Главный кавказский хребет. Волнующееся море снежных вершин не кончалось до самого горизонта. На склонах гор то здесь, то там вспыхивали тусклые звёздочки взрывов снарядов. Иногда в небе над горами поблёскивали самолёты. Отсюда хорошо видно место, где мы начали свой путь. Оно особенно часто поблёскивало взрывами. И всё же, звёзды над горами были гораздо ярче.
Наконец нам с Кузьминой кто-то передал одеяло. Задумавшись, я не заметил, что к моим ногам прижалась скрюченная спина Хусейна. Он сидел ступенькой ниже и весь дрожал.
- Что с тобой, Хусейн, - спросил я его.
- По-моему, я заболеваю, - ответил он. - Очень холодно.
Света пощупала у него лоб и уверенно сказала:
- Высокая температура.
Мы с нею сели так, чтобы, укрывшись одним одеялом, прикрыть и Хусейна. Тот в полудрёме кивал головой, и всё теснее прижимался к нам. А мы старались согреть его.
Джохар поднял отряд за час до рассвета.
- Виктор, - обратился ко мне Абубакар, - будь всегда рядом со мной. Если завяжется бой, оставляй мне рюкзак и прячься.
- Где же мне прятаться? - спросил его я.
- Где сможешь...
Я понял, что мы пойдем как раз по той самой дороге, где были обстреляны.
Не издавая ни одного лишнего звука, отряд продвигался вдоль горы. Но теперь Луна была за горой и не освещала дорогу. Гора же напротив, наоборот была ярко освещена ею.
Всё обошлось. Мы вышли к перевалу с восходом солнца. Я смотрел вперёд и не мог понять, что же такое я вижу. Огромная одинокая скала, рисунок гор. Я уже видел всё это. Наверняка видел! Но где? Когда? Я никогда здесь не был. И всё же вспомнил. Лермонтов. Этот его рисунок был в учебнике литературы. Точно. Это тот самый перевал.
Он был весь в снегу. В глубоком снегу. Мы проваливались по грудь, но нужно было идти. Одна из лошадей сломала ногу. Груз с её спины распределили между всеми, кто проходил мимо. Мне досталось несколько пакетов с макаронами, которые я с трудом запихнул в рюкзак. Никто не осмелился пристрелить лошадь. Я оглянулся и увидел её глаза. Пока ещё не обречённые, а скорее недоумённые.
Спуск с перевала начали по такому же глубокому снегу. И сразу же отряд был обстрелян. Но видимо, стреляли не специально. Это был обыкновенный дежурный обстрел. После пяти-шести взрывов всё прекратилось.
Часа через два изнурительного спуска снег стал кончаться и, наконец, кончился совсем. Когда мы спустились в ущелье реки, снегу там практически не было. Так, между камнями ещё оставался ледок, но было уже заметно теплее. Может быть, отряд шёл в облаках, которые внезапно нагнало в ущелье, но солнце пропало.
Я заметил, что впереди боевики останавливаются ненадолго, а потом продолжают путь. Оказывается, это рыжий казах, невесть откуда взявшийся, поил всех из своей кружки родниковой водой. Я выпил две кружки.
Пока мы разбирались с поклажей лошади, я оказался в хвосте отряда. На одном из валунов стоял Джохар со снайперской винтовкой.
- Виктор, почему ты здесь? - спросил он сурово. - Где Кузьмина?
- Я не знаю, - ответил я. - Мы разгружали лошадь, мне велели помогать, и я задержался ещё там, наверху.
- Иди и помогай ей, - сказал Джохар. - Если вы не сможете идти, я вас расстреляю.
Я стал догонять Кузьмину. А когда догнал, увидел печальную картину. Свету буквально толкал сзади молодой парнишка-боевик. Кажется, его звали Салманом. Света была так измучена переходом, что не могла идти. Я забрал у неё рюкзак и пошёл впереди. Иногда мне приходилось тянуть её за собой и уговаривать двигаться.
- Света, - говорил я, - скоро уже привал. Надо идти.
- Я не могу, - отвечала она. - Меня всё равно расстреляют. Я слышала разговор Джохара с Ильманом. Он требует, чтобы Джохар меня расстрелял или бросил. Спасибо Салману - он спас меня.
- Она упала и не поднималась, - сказал Салман. - Её действительно могли расстрелять, как ту лошадь на перевале. Все на взводе - шуток не поймут.
- Лошадь не тронули, - сказал я.
- Я не шучу, - тихо шептала Кузьмина. - Я не могу идти. Я умираю.
- Вот пока умираешь, - бодро поддерживал её Салман, - мы знаешь, сколько с тобой пройдём?!
И снова он подталкивал Свету в спину, а я тащил за руку. Боевики постепенно обгоняли нас. Мимо прошёл Длинный. Он со своим громадным рюкзаком был ещё в хорошей физической форме. За ним следом шли Ильман и Анзор.
- Ты сдохнешь, сучка, - бросил Ильман Кузьминой.
- Виктор, брось её, сам едва живой, - крикнул Анзор.
- Не могу, - сказал я. - У меня приказ Джохара. "Только бы отвязаться от этой гнили", - подумал я. В адрес Салмана эти сволочи отпустили какую-то сальную шутку по-чеченски и заржали. Тот только уныло улыбнулся.
- Как же можно бросить женщину? - тихо сказал он. - Она мне в матери годится.
И мы пошли дальше. Иногда я оборачивался назад и смотрел, не обогнали ли нас уже все. Нет. Мы всё же держались в середине отряда.
После короткого привала пошли ровнее, но не прошло и получаса, Салману пришлось взвалить Кузьмину себе на спину. Мы снова шли в группе Абубакара. Ущелье сузилось. По бревну предстояло перейти на ту сторону речки. В этом месте скалы обжимали её. Бревно лежало на камнях в восьми-десяти метрах над ревущим потоком. Сразу же за скалами был водопад, тоже метров в десять высотой. Салман перешёл на ту сторону и велел Кузьминой идти. Она не решалась. Движение отряда застопорилось. Абубакар подталкивал её.
- Света, ничего не случится, - уговаривал он её. - Не смотри вниз. Смотри только на бревно и Салмана. Всё будет в порядке.
Так, держа за руку, он вытолкнул Кузьмину на бревно и медленно пошёл за нею. Для того чтобы сохранить равновесие, он отпустил её руку. Кузьмина шагнула два раза, поскользнулась и рухнула вниз. Каким-то чудом Абубакар зацепил её за рукав и сам свалился, но по другую сторону бревна. Потом смог лечь на бревно животом и подтащил Свету, висевшую у него на руке над стремниной, к стенке скалы на той стороне. Уже там её вытащили Салман, Хусейн и я. Как я оказался на той стороне, не помню. Наверное, перешагнул через Абубакара. Этот случай встряхнул Кузьмину. Она пошла ровнее. Через час мы остановились на поляне. Куда идти дальше, никто не знал.
Сырость. Склон. Дрова. Будь они прокляты, эти дрова! Первая небольшая охапка, которую я принёс, была забракована. Из таких дров костра не запалишь. Это я и сам знал, но где их взять, сухих? Пошёл искать.
- Смотри, что нужно собирать! - крикнул мне Абубакар. - Вот видишь, какие принёс Муслим? И ты такие собирай.
Я не мог понять, где Муслим мог набрать таких дров? Сам он только улыбался и молчал. Сделал вид, что ищу дрова, а сам наблюдал за Муслимом. Тот напрямую пошёл к кусту орешника, полез к основанию куста и выломал оттуда приличную сухую палку. Я слышал характерный сухой треск. Живая древесина так не ломается.
Я поискал куст орешника, нашёл. Примерно половина торчащих из основания стволов были сухими. Я не стал сразу же ломать и нести всё. Носил по две-три палки. Это давало мне возможность осмотреться.
Мы находились на склоне горы, метрах в двадцати над дном ущелья. Речка здесь разливалась широко. Можно было с камня на камень перебраться на ту сторону, не замочив ног.
Костёр группы Джандуллы долго не разгорался. Длинному не удавалось найти сухих дров и его за это жутко чморили. Каждой принесённой сырой палкой он получал по голове от Ильмана или Анзора. Сам Джандулла в экзекуциях не участвовал, но и не мешал им. Просто сидел в сторонке и делал вид, что ничего не замечает.
Очень быстро стемнело. В какой-то момент я нагнулся, и из внутреннего кармана куртки упала и покатилась вниз по склону баночка шпротного паштета. Я получил её для сохранения. Запомнил место, где её потерял и, когда пришёл с дровами, доложил об этом Абубакару. Мне не поверили. Это я понял сразу, но сейчас, ночью искать банку не имело никакого смысла. К этому времени продукты в отряде кончались. Даже такая микроскопическая баночка была на счету.
Ночь решили отдыхать на месте. Да и куда идти, если этого никто не знает? К тому же, все так вымотались за время перехода, что уже спали. Тем не менее, Джохар выставил посты вокруг лагеря. Мы с Кузьминой пытались спать, прижавшись спинами друг к другу. Так значительно теплее, однако, не могу сказать, что я засыпал. Когда утром отряд был поднят по тревоге, я переполз за куст и спрятался.
Тревога оказалась ложной. С направления, откуда пришли и мы, крикнули: "Ночхи!" И сразу же все расслабились. Это шли пять боевиков из Аргунского ущелья.
Меня сразу же послали за водой. Кузьмину - за дровами. За водой нужно было идти к роднику. Это метров двести ниже по течению. Два раза со мной ходил Муслим. Как охранник, конечно. Потом стали отпускать одного. Место у родника казалось безлюдным и очень хотелось убежать. Но по этому поводу мною уже было всё решено: бежать только вместе с Кузьминой. Но, даже если бы случилось чудо, и мы сейчас вместе оказались бы у родника, нам бы не убежать. Где-то в лесу затаился часовой. Кузьмина не смогла бы долго бежать. А бежать нужно было в буквальном смысле и очень быстро, потому что единственное направление побега - вниз по ущелью. В горы бежать нельзя - не осилить. Короче говоря, не было даже теоретической возможности побега.
Когда я в очередной раз пошёл за водой, то не удивился, что Ильман с Анзором кулаками и пинками гонят мне навстречу Терентьева. Я удивился другому: Терентьев попытался бежать, когда его послали за водой. Он смог удалиться от родника метров на сто, когда был замечен постовым. Тот и сообщил об этом группе Джандуллы. Терентьев успел пробежать ещё двести метров, и был схвачен. Этот побег напряг и наше положение. Нам попытались, было, надеть наручники, но тогда мы не смогли бы работать, а работа не кончалась.
Примерно через полчаса ко мне подошёл Ильман.
- Говорят, ты потерял шпроты? - спросил он насмешливо. - А может быть, сожрал?
- Можно пойти поискать, - сказал я.
- Вот именно этим мы сейчас с тобой и займемся, - Ильман блудливо заржал.
Мы пошли к тому месту. От тропинки пять метров вниз склон был голый. Искать там нечего - достаточно просто окинуть взглядом. Зато ниже, там, где начинала расти трава, скопилось очень много мусора. Вот там я и начал искать баночку, переворачивая этот бурелом вперемежку с листьями. Я не понимал, почему со мною пошёл Ильман? И с какой стати сюда же ходил Анзор минут пять назад? Краем глаза я посмотрел вдоль склона. Вон и Анзор, у нашего костра. Но интереснее всего, что все у костра смотрели на меня. Я выпрямился, как будто расправляя спину от усталости. Ильман с автоматом стоял спиной ко мне. Причём, он стоял демонстративно. Попробуйте постоять на крутом склоне лицом к горе, и вы поймёте, что это очень неудобно. Я продолжал переворачивать кучу валежника и вдруг заметил гранату Ф-1. Это была провокация. Ильману с Анзором захотелось поиграть. Ничего хорошего, кроме мордобоя, это не сулило.
- Нашёл? - спросил сверху Ильман.
- Нет, - я отрицательно покачал головой.
- Давай ищи, как следует! - потребовал Ильман. - Или сразу же скажи, что сожрал паштет. Получишь по башке как следует, зато будешь знать, как жрать общак.
Я отошёл от места, где лежала граната, влево на три метра и снова стал переворачивать валежник.
- Ты чего туда ушёл? - нетерпеливо закричал Ильман.
- По-моему, - сказал я, - она всё же сюда покатилась.
- Как она там могла оказаться?! - активно возражал Ильман. - Ты здесь её потерял? - он указал место, где стоял сам.
- Да, там, - подтвердил я.
- Ну, так и ищи вон там! - он указал на то место, где лежит граната.
Всё было понятно. Это подстроено, но чего ждёт от меня Ильман? Что я выдерну чеку и швырну в него? Нет, конечно! И тут я понял! Если я возьму гранату в руки, он может в меня пальнуть из автомата. Просто не найти гранату я уже не мог. Меня могли обвинить в том, что я намеренно ничего не сказал о её находке, чтобы использовать потом, когда пойду за дровами.
- Ильман! - сказал я так громко, чтобы слышали и у костра. - Здесь граната!
- Ты чего орёшь?! - встрепенулся он. - Покажи!
Я указал на гранату пальцем и попятился.
- Неси сюда! - приказал Ильман.
- Я боюсь, - сыграл я.
- Неси, тебе сказали!
- Я не вижу чеку, - соврал я. - Вдруг она взорвётся!
Я заметил, что Ильман в замешательстве.
- Сволочь! Тащи её сюда, тебе сказано.
Я стоял и не двигался. Ильман пошёл на меня. Я отодвигался вниз по склону. Не знаю, чем бы всё кончилось, не вмешайся в это представление Адам. Он уже подходил к нам и сказал:
- Не бойся, Виктор, - сказал он, - ты всё правильно сделал. Анзор! - он обернулся к костру. - Забирай свою гранату.
Ильман осклабился, замахнулся на меня и злобно прошипел:
- Я покажу тебе, как не выполнять мои приказы.
Ильман сам подобрал гранату. Уходя к костру, он ворчал:
- Умный какой! Чеку он не заметил! В следующий раз я покажу тебе чеку!
Он остановился, вытащил из кармана шпротный паштет и протянул мне.
- Забери свою пропажу и сожри.
Я взял баночку и стал засовывать её в карман.
- Я сказал, сожри! - заорал Ильман.
Он выхватил у меня банку, быстро вскрыл штык-ножом и протянул мне.
- Жри!
- Свете можно оставить?
- Жри!!! - неистово заорал Ильман.
Я пальцем залез в банку и отправил в рот едва ли не половину. Ильман так двинул мне в лоб кулаком, что я упал и покатился вниз по склону.
- Палочкой надо жрать, а не пальцем! - у него изо рта брызнула слюна.
Хорошо, что подошёл Адам и Абубакар.
- Всё, Ильман, хватит, - сказал Абубакар.
Я не знал, что мне делать. Снова искать банку, или уже не надо?
- Иди к костру, Виктор, - сказал Адам.
Я сделал всё буквально и пошёл к костру, но низом, так, чтобы не встретиться с Ильманом.
Минуту спустя Ильман проходил мимо. Я весь сжался, но он только засмеялся и сказал:
- Молодец! Никогда не хватайся за оружие!
Идиот.
Ещё утром Хусейн с двумя боевиками ушёл на разведку вниз по ущелью. К полудню выяснилось, что у тех людей, что пришли к нам утром, есть карта этих мест. Но что с нею делать, они не знают.
Боевики долго крутили карту. Потом позвали меня. Карта оказалась крупномасштабной. Двухсотметровка. Вернее, это был обрывок карты. Я стал определять, где север, чтобы правильно её сориентировать. Определил направление на солнце, спросил, который час. Расчертил на земле стороны света и разложил карту. Боевики смотрели на меня, как на шамана. Джандулла потребовал объяснять, что я делаю.
- Всё очень просто, - объяснял я. - Нужно только помнить, что за час солнце проходит по небу 15 градусов. И второе - ровно в час дня оно находится на юге. А дальше...
Дальше говорить не стоило. Всё равно никто ничего не понимал. И особенно моджахеды возмущались моими поисками севера. Юга - понятно, там Мекка. Но Джандулла прикрикнул на них, и все замолчали. Ждали, что я скажу дальше. А определиться было трудно. Не было достаточного количества ориентиров. Гора и поворот реки на севере могли быть во многих местах на этой карте. К тому же на ней было три ущелья с тремя реками. Задача становилась почти невыполнимой.
- Может быть, кто-нибудь знает, откуда мы пришли? - обратился я к владельцам карты.
- На перевале нам сказали, что мы находимся здесь, - сказал один из боевиков и ткнул пальцем в низ карты.
Я попытался вспомнить все повороты, которые мы прошли и сопоставил их с картой. Получалось, что всего в пяти километрах от нас, за горой находится село. Как раз по нему край карты был оборван.
- Откуда тут село?! - боевики не поверили мне.
Да я и сам не был уверен в том, что определился правильно. Стали ждать возвращения разведки Хусейна. Тот появился через час и подтвердил, что село в пяти километрах за горой. Но дойти туда можно только через гору. Нормальная дорога заминирована. Пути вдоль берега нет. Карта подтверждала это.
Дорога к селу начиналась прямо у родника и сразу же уходила полого вверх по горе. На карте дороги не было. Это я увидел, когда мы пошли вдоль берега. Уже виднелся тот крутой участок горы, по которому нам придётся взбираться на её вершину. Пять часов, до сумерек, отряд добирался до этого участка и, наконец, упёрся в практически вертикальный подъём. Предстояло подняться вверх метров на триста. Они были очень тяжёлыми, эти триста метров. С камня на камень, с площадки на площадку взбирался я и вытягивал Свету. Глаза наливались кровью. В глазах Кузьминой я видел пустоту и безразличие. Она просила остановиться и отдохнуть, но я знал, что этого делать нельзя. Силы могут оставить её. Снова рядом с нами появился Салман и стал помогать Кузьминой. Я уже был так вымотан, что едва передвигал ноги.
Два часа продолжался этот подъём. Завершения его отчётливо не помню. Помню только снег, в который упал. Я прислонился к нему щекой и запихивал в рот, потому что нестерпимо хотелось пить. Рядом лежала Кузьмина и делала то же самое. Салман, кажется, что-то возразил на то, что мы едим снег, но присел, потом лёг и тоже стал есть снег. Это было блаженством. Снег приятно холодил тело. Даже когда я стал чуть замерзать, вставать не хотелось. Так бы и лежать.
Каждый их боевиков, поднявшихся на вершину, делал то же самое. Повар Хусейн волок на плечах огромнейший пулемёт. Поднявшись, он бросил его, разделся до трусов и стал кататься по снегу. В свете Луны был виден пар, который клубами шёл от его разгорячённого тела. Последним на гору взошёл Джохар. Ему помогали, ведь правая его рука висела на перевязи. В отличие от многих, он был в отличной форме. Даже не вспотел. Мы двинулись дальше через пять минут.
Хусейн прокладывал дорогу. Мы с Кузьминой шли почти за ним. Вершина была голой и глубоко заснеженной. Шли след в след. Некоторые, в том числе и я, пробовали идти по снежной корке. Мне это удавалось лучше остальных. Как потом выяснится, из девяноста килограммов, которые были во мне до плена, к этому времени осталось пятьдесят. Брюки сорок второго размера не держались на поясе. Я подвязывал бретельки для ремня верёвочками.
Спуск оказался пологим. В долине реки виднелись огоньки большого села. В конце концов, отряд вышел на дорогу, которая привела к его окраине. Мы остановились у крайних домов.
В центр села ушла разведка. Остальные - ожидали. Было около полуночи и пасмурно. Холодно. Пронизывающий ветер. Хочется спать. Но в такую погоду на земле не поспишь. Я ходил от рюкзака до забора, чтобы согреться.
Прошёл час. Разведки всё не было. Некоторые боевики доставали спальные мешки и влезали в них по двое. Замерзающая Кузьмина в наглую влезла к кому-то в спальный мешок. Боевик был шокирован, но ничего не сказал. На меня просто не обращали внимания.
Салман снял ботинки, вытащил из своего рюкзака лишние вещи и влез туда с ногами. Потом сказал:
- Не обращайте внимания, сделаем, как учили.
Я с интересом глядел на него. Он снял куртку и укрылся ею, как одеялом. Не прошло и минуты, как он сладко захрапел, свернувшись калачиком.
Я ходил. Три раза засыпал на ходу. Падал, а потом не мог понять, что происходит. Вставал и снова ходил. Ветер стих, но начал моросить мелкий дождик. Прошло уже три часа с тех пор, как разведка ушла в село. Ко мне подошёл рыжий казах.
- Есть хочется, - сказал он. - Разведка, небось, сидит в каком-нибудь доме и жрёт пельмени.
- Любишь пельмени? - спросил я его.
- Как и всякий сибиряк, - ответил он.
- А что тут в селе разведывать? - снова спросил его я.
- Во-первых, надо запастись продуктами, - ответил казах. - А во-вторых, может, кто переночевать пустит...
Я даже представить себе не мог, что можно поспать в тепле. Сделал усилие, представил и мгновенно заснул. Очнулся от того, что рыжий хлопал меня по щекам.
- Может, дать тебе лепёшку? - спросил он. - У меня осталась.
Есть не хотелось. Только спать и согреться. Рыжий приложил ладонь к моему лбу.
- У тебя температура, - сказал он. - Сейчас...
Рыжий полез в свой рюкзак и достал аспирин.
- На, выпей сразу две таблетки.
Аспирин помог. Я перестал трястись от холода, но спать хотелось смертельно.
Вдруг, по направлению к центру села заметил нечто, вроде жёлто-зелёно-красного фейерверка. И сразу же послышались громкие хлопки, похожие на выстрелы. Весь отряд мгновенно встал на ноги. В руках боевиков появилось оружие.
Минут через десять прибежал Хусейн. Все стали быстро собираться. Из разговоров удалось понять, что разведка напоролась на сигнальную мину у здания администрации села, где размещалась комендатура. Но часовые посчитали, что мину задела собака. Тем не менее, надо было срочно уходить, потому что по селу начали ездить машины, и было слышно, как шумно заводится какая-то бронетехника.
Джохар велел отряду укрыться в неглубоком карьере, который был рядом. Едва это было сделано, к месту, где только что был отряд, подъехал БТР. Машина покрутилась на месте, пошарила прожектором и рванула в сторону дороги, по которой мы пришли. Отряд подготовился к бою. Рядом со мной появился Хусейн.
- Как себя чувствуешь, новорождённый, - спросил он.
- Нормально, - ответил я. - А почему новорождённый?
- Потому что мы прошли по минному полю, - ответил он. - Вся вершина горы и поле перед ней заминированы. Местный моджахед не поверил мне, когда я рассказал, откуда мы пришли.
- Что же теперь будет? - спросил я. - Нас ищут?
- Сейчас всё успокоится, и переночуем, - ответил Хусейн. - Я нашёл место. Вернее, нас проводят. А федералы утром отсюда уйдут.
Чёрт возьми! Рядом наши ребята и нет никакой возможности сообщить им о нас. БТР вернулся в село. Отряд двинулся прямо по карьеру в сторону моста через речку. Мост стационарный, бетонный. Мы прошли по берегу под ним. Остановились метров через двести. Чуть светало. Джохар дал команду отдыхать. Я не помню, где спал и как уснул.
- Не хочешь сбежать, Виктор? - он показал пальцем в сторону кустов. - Вон Длинный. Он хотел.
Под кустами лежал Терентьев со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Кажется, он так спал. Эти сволочи подошли к нему и стали пинать.
- Вставай, еврейская рожа! - кричал Ильман. - Сейчас ты нам расскажешь, куда вчера лыжи навострил!
Появился Джандулла. Осадил своих подчинённых и те отошли в сторону. Джандулла вытащил кляп и снял с Терентьева наручники. Но потом снова надел, правда, уже застегнув их спереди.
Кузьмина плохо выглядела. Она часто дышала и хваталась за сердце. Ещё до плена Света принимала рибоксин для укрепления сердечной мышцы. Тяжёлый переход медленно и мучительно убивал её. Утром к ней подходил Джохар и спросил, что ей нужно, кроме продуктов. Она сказала про это лекарство. Вот уже час, как Джохар с людьми ушёл в село за продуктами. Все с вожделением ожидали его прихода. Меня никто не гонял за водой и дровами. Костров не разжигали, а вода была в многочисленных родниках на берегу речки. По большому счёту и варить-то было нечего. Продукты закончились.
Вместо Джохара появился Хусейн. Он поднял весь отряд. Проходя мимо нас, сказал:
- Виктор, Света, срочно уходим. Не отставайте.
Как же нам хотелось отстать. Но мы не знали, в какую сторону отставать. Все побежали по открытому полю к красному зданию на опушке леса. И тут оказалось, что я очень плох и с трудом передвигаюсь. Да ещё за меня схватилась Кузьмина. Повисла на плече, и я вообще не мог сдвинуться с места. Пробегавшие мимо боевики кричали на нас, но ни один не остановился, чтобы помочь. Положение было серьёзным.
- Света, - сказал я, - я не могу тебе помочь. Иди сама, или мы просто не сдвинемся с места.
Кузьмина молчала и ещё крепче старалась уцепиться за меня.
- Света, я не могу тебя тащить!
- Можешь, - сказала она жутким грудным голосом, и я понял, что надо собрать последние силы. Собрал. Потащил и себя, и её. На поле уже никого не было. Когда мы добрались до леса, рядом тут же появился Ильман, и я получил по морде. Он ударил и Свету, но она бы и так упала. Ко мне подскочил Салман и повёл в глубь леса. Свету подхватил Хусейн и попытался вести, но она падала. Тогда он просто сунул её себе под мышку и побежал.
Потом у меня какая-то лакуна в памяти и медленное её возвращение. Я сидел на холмике. Меня тошнило. Вокруг боевики, лес, больше похожий на высокий кустарник. Солнце то появлялось, то вновь скрывалось за облаками. Всем раздавались сухие пайки. Джохар сказал, что точно такие же выдадут и нам.
- Смотрите мне, - наставлял он, - до самого окончания похода больше не будет ничего. Не ешьте всё сразу!
Но наших пайков всё не было. Захотелось есть, и это было хорошим признаком. Значит, выздоравливаю.
Пайки всё же выдали, но перед тем, как попасть к нам, они побывали в руках Ильмана, Анзора и Муслима. В пайках осталась только треть того, что должно было быть. Но для нас и это было радостью. Пайки состояли, в основном, из сладкого. Скорее всего, купить в селе больше было нечего. Я поел халвы и ещё какой-то восточной сладости. И мне стало плохо. В туалет ходил, не переставая: от своего холмика до укромного местечка за скалой. Это был просто изнуряющий понос. Мне становилось всё хуже и хуже.
Когда в очередной раз встал, чтобы идти за скалу, то вдруг почувствовал, что уже лежу, почти вверх ногами. Надо мной хлопочет Салман, суёт мне в рот кусочек лимона. Это помогло. Нашли левомицетин. Заставили пить крепкий чай. Но это с их точки зрения он был крепким. Дома в Самаре я пил исключительно заварку. Другого чая в семье не признавали. Попросил заварки и стал её жевать. Приступы поноса стали приходить реже.
Стемнело. Отряд собирался уходить. Джохар подошёл к нам со Светой, критически оглядел и привязал нам на руки белые ленточки. Видимо, чтобы в темноте нас ни с кем не перепутать. Мой рюкзак уже кто-то нёс. Светин тоже. В полной темноте мы подошли к большому дому. Под крытым двором стоял грузовик с открытым кузовом. Нас с Кузьминой в кузов забросили первыми. Потом туда же загрузился весь отряд. Стояли очень плотно. Мне в грудь упирался ствол автомата и приклад гранатомёта. Только тронулись, приступы тошноты и поноса снова одолели меня.
Ехали руслом горной речки. Прямо по валунам. Это была не тряска, адская машина. По лицу били ветки деревьев. За час или более, проехали не больше десяти километров. Дальше машина пройти не могла. Выгрузились. Машина ушла. Шёл дождь. Кажется, я опять получил по морде за сырые дрова, но уже не замечал этого. Так мне было плохо. Я стоял, пошатываясь, в стороне от костра. Холодно. Тошнит. Абубакар полез в рюкзак, достал левомицетин и дал мне. Я выпил. Стошнило. Кто-то велел мне наломать метровых палок. Я ломал и приносил. Ломал и приносил. И боролся. Я даже не понимал, с чем боролся.
Эти палки, штук пятьдесят, были уложены одна к другой, и на них улёгся спать тот боевик, что велел мне их наломать.
- Виктор, - сказал мне Абубакар, - ты совсем плохой. Можно, конечно, тебя пристрелить, но у меня есть спирт. Выпьешь?
Я только отрицательно покачал головой.
- Виктор, надо! - сказал Хусейн. - Ты отравился, да ещё и простыл. Хотя бы прочистишь организм. Даже если стошнит.
Это было разумно. Абубакар достал пузырёк, налил спирт в крышку от термоса и приготовил воды, чтобы разбавить и запить. Разбавлять не стал. Удивительно, но даже вкуса спирта я не почувствовал. И запивать не стал. Спирт разливался по телу теплом и стерильностью. Почти сразу же изменились и нормализовались ощущения в животе. Поносные схватки прекратились. Прошла тошнота. Я видел, что за мной с интересом наблюдают. Питьё спирта для мусульманина - диковинка, как для нас - глотатель шпаг.
Потом было приятное прожжение в желудке и шум в ушах. Никому ничего не говоря, я сломал шесть палок, положил их, обозначив лежанку, прямо в лужу - других мест не было - и лёг. В луже и уснул.
Светало. Я здоров и бодр. Дождь кончился. Я был мокрый с головы до ног, но чувствовал, что одежду смогу высушить на себе. Отряд пошёл дальше. Хотелось есть. В рюкзаке за спиной лежал мой паёк, но пока я опасался прикасаться к нему. Воспоминания о вчерашнем дне были ещё очень свежи. Русло пересохшего ручья вывело отряд в овраг и новое ущелье. Оно постепенно расширялось, а ручеёк в самой глубокой его части, то появлялся, то исчезал. Мы продирались через густые заросли высокой травы вперемежку с коноплёй. Боевики при этом стали часто поминать имена Ильмана и Муслима. Муслим смеялся. Ильман огрызался.
Появилось солнышко. Вышли на поляну и увидели обгорелые остатки вертолёта Ми-8. Из обрубка кабины торчал механизм перекоса винта и короткие обломки лопастей. Не было ни двигателя, ни хвостовой части. Рядом с пневматиком, который почему-то не сгорел, лежали обгоревшие остатки шлемофона. Истлевший подшлемник висел на ветке орешника. Что здесь происходило, понять было невозможно.
Минут через пять мы вышли на горку, с которой можно было увидеть достаточно большое село из четырёх улиц вдоль речки. Джохар отвёл отряд метров на двести назад, а Хусейн пошёл в разведку.
Через полтора часа по два-три человека отряд вошёл в село. В этом селе родился и вырос всемирно известный танцор Махмуд Эсамбаев. Оружие в открытую не переносили. Перевозили на тележке, прикрытой сверху одеждой. Дело в том, что на горе за речкой вот уже неделю сидел десант федеральных сил.
До слёз обидно ходить за водой через всё село под неусыпным контролем российского десанта. Два боевика, сопровождавшие нас с Терентьевым, внешне не вооружены. Во всяком случае, автоматов у них нет. С гремящей железной тележкой, на которой стояли два двадцатилитровых алюминиевых бидона, мы ходили за водой. Некогда в селе работал водопровод. Теперь вода ещё оставалась в огромном железном баке. На берег была выведена труба для слива, из которой мы и наполняли бидоны. Вытолкать потом тележку вверх на дорогу было почти невозможно. Только здесь нам и помогали боевики.
К вечеру Джандулла нашёл для своей команды отдельный дом. Терентьева они забрали с собой. Только к вечеру я впервые вошёл в дом. Очень богатый дом. Было заметно, что во время эвакуации хозяева пытались самое ценное взять с собой, но, в основном, жилище осталось нетронутым.
Зал, в котором и расположился отряд, был размером 20 на 20 метров. Почти по всему периметру - добротные кожаные диваны и кресла. На стенах и на полу - богатые ковры. В дальнем от входа углу комнаты - наше с Кузьминой место. Перед тем, как войти в дом, меня заставили вымыться и сменить одежду. Последнее для меня было, натурально, невозможно. После тщательной проверки швов на рубашке и брюках, следов вшей я не обнаружил. Те боевики, что не спали после изнурительного похода, ходили по домам села в поисках одежды, обуви, продуктов и всего, что попадётся на глаза. Иногда кто-нибудь приносил интересную или ценную находку и моджахеды собирались, чтобы оценить удачу.
Боевики старались соблюдать скрытность. Во дворе показывались не часто. Передвигались, в основном, под прикрытием надворных построек, за которыми их не было видно с горы.
На второй день пребывания в селе ко мне подошёл рыжий казах и велел собираться. Мы вышли со двора, прихватив с собой тележку, на которой обычно возили воду.
- Пойдём по домам за продуктами, - сказал казах.
- Хозяева не будут против? - наиграно наивно спросил я.
- Хозяев нет, - ответил казах.
- Тогда это весьма похоже на мародёрство, - сказал я.
- Это не мародёрство, - возразил казах. - Нет ничего предосудительного в том, что мусульманин возьмёт малую часть того, что ему бы и так отдали.
- Вроде, как закят? - спросил я.
- Вроде того.
- Похоже на то, что в селе вообще никого нет, - заметил я.
- Да, - подтвердил казах. - Это было очень богатое село. Вон, видишь, дом? Это дом Махмуда Эсамбаева.
- Это тот, что знаменитый танцор? - спросил я.
- Да. И предатель Чечни, - сказал казах. - Ты слышал, что он говорил по телевизору?
- Откуда!? Я уже стал забывать, что есть такая штука, как телевизор.
- Я тоже не видел, - сказал казах, - но мне рассказывали. Он призывал чеченцев сложить оружие, сволочь!
- Может, он предлагал договориться миром? - спросил я.
- Чего хорошего может предложить этот танцор моджахеду? - возмущался казах. - Он же не отличит утюг от автомата. Он никогда в жизни не держал в руках оружия.
- А помнишь, в прошлую войну был такой правозащитник Сергей Ковалёв? - спросил я казаха.
- Конечно, помню! - с уважением в голосе сказал казах. - Классный мужик. Он всё правильно понимал.
- Помнишь, как он обращался к российским солдатам остановить войну? - ещё раз спросил я.
- Да! Он молодец!
- Так вот, этот молодец предлагал русским то же самое, что и Эсамбаев чеченцам, - я ждал реакции казаха, но тот недоумённо молчал.
- Российские офицеры до сих пор называют его предателем, - добавил я.
Мы проходили мимо дома Эсамбаева.
- А можно зайти посмотреть? - спросил я.
- Можно, - ответил казах. - Сейчас там люди Джандуллы.
- Тогда не надо! - я вовсе не хотел встречаться с этими извергами, искренне жалея Терентьева, которому приходилось общаться только с ними.
- В доме никого нет, - сказал казах. - Пошли, ты же ни разу в жизни не видел столько книг!
Мы вошли в дом. Тот же огромный зал, но без мебели. На полу - ковры. Вдоль стен - сплошные стеллажи с книгами. Очень хотелось полистать их, хотя бы почитать названия на корешках. Но на лице казаха я увидел такое безразличие, что понял: надо уходить.
Между залом и кухней вместо стены была печка. Её можно было топить с обеих сторон. В зале печка была отделана под камин. В нём вместо дров лежали наполовину сгоревшие книги. Мне стало очень больно. Одна из них, с полуобгоревшей обложкой, была одной из самых моих любимых - братья Стругацкие, "За миллиард лет до конца света".
- Неужели ислам разрешает уничтожение книг? - спросил я казаха, когда мы уже вышли из дома.
- Истинный мусульманин должен читать Коран, - ответил казах. - Этого достаточно, чтобы достойно жить.
Я бы поспорил с ним на эту тему. С ним можно было говорить. Но его тон высказывания о книгах не позволял мне продолжать.
- Кроме продуктов, мы должны найти тебе одежду и обувь, - сказал казах.
- Спасибо, - поблагодарил я.
- Не мне спасибо, - сказал казах. - Скажешь это Хусейну, если, конечно, найдём что-нибудь.
- Мои ботинки уже никуда не годятся, - сказал я.
- Это ботинки? - удивился казах.
- Да, - сказал я печально.
Трудно было признать обувью то, что было обуто на мои ноги. Ботинок видно не было. Все это скорее напоминало капусту: тело, портянка, целлофановый мешок, газета, остатки ботинка, ещё одна портянка и многочисленные подвязки.
- Как тебе в этих валенках не жарко? - спросил казах.
- Других нет, - ответил я. - А жарко или холодно, я уже не разбираю. По-моему, я отморозил ноги.
- Между пальцев, как будто тряпка зажата? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс казах.
- Точно, - подтвердил я.
- Плохо дело, - сказал казах. - Но ничего, сейчас мы тебя обуем. В конце концов, это приказ Хусейна.
Спасибо тебе, Хусейн. Даже будучи в разведке, ты помогаешь мне.
Миновали несколько домов. Нашли муку, пшено, сахар, гречку. Наконец-то заменили мою изношенную куртку на другую, почти новую, большую и тёплую. А вот обувь попадалась исключительно малых размеров.
- До нас здесь уже побывали федеральные войска, - сказал казах. - После них ничего не остаётся.
Я не стал возражать. Но следов мародёрства не было ни в одном доме. На месте была радио и видеоаппаратура, красивые вазы и старинная посуда. В одном из домов на ковре висели два кривых ятагана и сабля.
- Боюсь, что придётся нам просидеть здесь до воскресенья, - сказал казах.
- Из-за десанта? - спросил я.
- Из-за выборов, - ответил казах. - Ты думаешь, десант не в курсе, что мы здесь сидим? Они всё знают! Но специально не пускают дальше. Вот пройдут выборы в воскресенье - и не будет никакого десанта. Вот увидишь.
- А сегодня, какой день? - спросил я.
- Сегодня среда. Двадцать второе марта.
23 марта 2000 года, четверг. Вечером появился Хусейн. Он подошёл и поставил передо мной хорошие яловые сапоги.
- Меряй, - сказал он.
В сапогах оказались новенькие портянки. Я привычными движениями наматывал их на ступню.
- Мастерски упаковываешься, - заметил Хусейн.
- Армия, - сказал я.
- Где служил?
- Связь ВВС, - тут пришлось врать, сохраняя легенду.
- А я в Афгане всю службу проходил в ботинках, - сказал Хусейн. - До сих пор не умею мотать портянки.
- Это не самый плохой из твоих недостатков, - пошутил я.
Хусейн искренне рассмеялся. Он понимал и ценил шутки.
- Смотри, не скажи так чеченцу! - сказал, смеясь, Хусейн. - Обязательно зарежет!
Сапоги были почти в пору. Разве, чуть свободнее, чем хотелось бы.
- Ты где их взял? - спросил я.
- Позаимствовал у десанта, - ответил Хусейн. - Они забыли их в своём старом блиндаже. Кто-то будет возвращаться на базу босиком.
- Подвезут новые, - сказал я.
- Не подвезут, - сказал Хусейн. - Десанта на горе уже нет.
- Разве выборы президента уже закончились?
- Здесь - да, - сказал Хусейн. - Завтра утром уходим. Здесь недалеко село. Километров десять. Там я договорился насчёт машин. Может быть, довезут прямо до дома.
24 марта 2000 года, пятница. Утро. Отряд вышел к мосту. На той стороне уже ожидала всех группа Хусейна. Он дал отмашку, и отряд двинулся через мост. От моста - по дороге к той самой горе, на которой сидел десант. К нам с Кузьминой подошёл Абубакар и заставил надеть разгрузки. По одной на каждого. А в каждой было килограммов по пятнадцать.
Оказалось, что Кузьмина просто не может идти с таким грузом. Я же, хотя и передвигался, но с большим трудом. С Кузьминой разгрузку всё же сняли, а мне оставили, забрав рюкзак с гранатами.
- Здесь начинается Шалинский танковый полигон, - сказал Абубакар. - Идти осторожно! Глядите под ноги. Десант наверняка оставил мины, но здесь их и без десанта хватает.
Когда мы, наконец, одолели крутой подъём, рядом с нами появился Хусейн.
- Виктор, - обратился он ко мне, - хочешь, покажу место, где стояли твои сапоги?
