ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Петров Виктор Евгеньевич
Первый самостоятельный полет

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.56*22  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как я стал летчиком

   Первый полет
  
   Ряжск. 12 апреля 1974 года. Сегодня состоится ознакомительный полет. Ждем его с нетерпением. Вовка Дорофеев - старшина нашего экипажа - уже полетел. Вторым полетит Колька Милимет. Потом - я. Бегаем по старту, заправляем самолеты, помогаем техникам, но пока толку от нас никакого. Больше мешаем.
   Пятый экипаж уже начал вывозные полеты по кругу. Оно и понятно: инструктор у них знатный - капитан Абрамов. С Гагариным вместе учился. А наш - Мельчаков - только в прошлом году выпустил первых курсантов.
   Дорофеев прилетел. Вот он наш 59 борт. Техник встречает, закатываем самолет на заправочную. Из дальнего конца заправочной выехал тяжелый ЗиЛ-цистерна. Милимет уже не бегает вместе со всеми. Стоит в готовности. Шлемофон на башке. Даже маску пристегнул на один крючок. Вот уже и Мельчаков вылетел пробкой из задней кабины. Дорофеев что-то не больно радостный. Спустился, подошел к инструктору.Это я после полета [Кузнецов]
   - Товарищ старший лейтенант, - начал он говорить и чуть покачнулся назад. У него всегда так получалось, когда он прикладывал ладонь к виску. - Разрешите получить замечания.
   - Какие замечания, Дорофеев? - Мельчаков улыбался. - Понял что-нибудь?
   Вовка неуверенно покачал головой.
   - Иди, Дорофеев, очухайся и помогай другим. У нас сегодня шесть заправок.
   Мельчаков отошел в сторону и закурил. Мы ринулись к нашему старшине экипажа.
   - Володя, ну как?
   - Вовк, ты чё такой кислый?
   Но Дорофеев так нам ничего и не сказал. А мы уже упихивали в кабину Цыгана - Кольку Милимета.
   - АПА!
   - Где АПА?!
   - О!
   - Крути!
   Запуск. Проверка: рули, закрылки, номинал. Порулили. А я уже следующий! Ох, как хочется взлететь! Где уже Дорофеев? Вау! Какой еще Дорофеев? Где ларинги?
   - Табачков, дай ларинги! Следующий не ты, следующий Гареев!
   Я оглянуться не успел, как меня уже затискивали в кабину, а Колька Милимет в это время подходил за замечаниями по полету. А ведь и Цыган какой-то грустный.
   Но крутится полетная машина аэродрома. Закрыт фонарь. Сижу в кабине гостем. АПА уже крутит - запуск двигателя.
   - Ноги на педали, держись за ручку, - слышу в СПУ голос Мельчакова. - Но плавно держись, как за бабью ляжку, мне не мешай.
   Все сделал, как было приказано. Начали выруливать. Теоретически я знал, как на земле управляется самолет. С помощью тормозов. Как танк, как бульдозер. Но Мельчаков как начал сучить ногами! Мне даже неудобно стало, что я ноги на педалях держу. Убрал. И тут же получил по СПУ:
   - Ноги на педали!!!
   Поставил ноги на педали. Но осторожненько так. Чтобы не мешать.
   И вот он - запрос на взлетную!
   - На взлетную, - командует руководитель полетов.
   Я только потом пойму, как это величественно, когда самолет выкатывается на взлетную - и весь мир у твоих ног! И горизонт такой широкий, аж дух захватывает. А тогда я был раздавлен сложностью происходящего.
   Взлетели на север. Справа под нами Ряжск. Мельчаков что-то говорит, но уши постоянно закладывает и шум. Ничего не понимаю. Надо прислушаться.
   - Вышли на петлю, - говорит инструктор. - Помнишь, что такое петля?
   - Помню, - говорю. - Пройдем вокруг города для набора высоты.
   - Правильно. Видишь начальника штаба на рынке?
   - Нет!..
   - Научишься все видеть.
   От дальнего привода мы пошли по пилотажным зонам. Первая - Подвислово.
   - Смотри, под нами ферма в виде буквы Н. Видишь?
   Я присматриваюсь. Мельчаков почти переворачивает самолет.
   - А теперь видишь?
   Ни хрена я ничего не вижу, но признаться боюсь. А вдруг должен видеть? Мельчаков с переворота уходит в глубокое пикирование и кричит мне:
   - Смотри прямо в прицел! Видишь ферму?
   - Вижу!!! - заорал я.
   - Вот это и есть центр первой зоны. Пошли в четвертую. Центр помнишь?
   - Е-е-еркино, - едва выговорил я.
   Это мы общались, когда инструктор вытаскивал самолет из пикирования в горку. У меня в глазах потемнело. А как свистит все по бортам! Класс!
   Ни черта я тогда не запомнил. Но на то он и ознакомительный полет. Оказывается, мы все его испугались. Испугались, что не сможем вот так же свободно, как инструктор, управлять машиной. Не испугался только Гречушкин, но его вскоре списали по нелетке. Самостоятельно он так и не вылетел.
  
   Вывозная программа
  
   Наверное, и правильно, что нам дали понять, как не просто быть летчиком. Это как-то настроило нас, что ли? К тренажному самолету выстраивалась очередь. А уж метод запоминания положения горизонта на посадке перед касанием был особенно весел. Один сидит в кабине, а остальные пять членов экипажа поднимают нос самолета так, чтобы между землей и передним пневматиком было ровно 20 сантиметров. Это нас сплачивало.
   К этому времени все уже сделали примерно по 20 посадок. Мы и не подозревали, что инструктор окажется таким матерщинником. Ярость его в воздухе трудно поддается описанию, но все же попробую передать. Полет по кругу.
   - Горизонт! - кричит Мельчаков в СПУ. - Крен! Хрен ты противный! Осмотрись, пес ушатый! Скольжение! Куда смотришь!
   А пока я ковыряюсь со скольжением, он снова:
   - Скорость! Упадем на хрен! Почему падаем!? Вариометр, скотина! Добавь оборотов!
   Настоящие междометия и вводные слова я здесь привести не в силах. Но очень обидные такие слова!
   Я постоянно чувствовал, как Мельчаков хватается за ручку. Бьет по рукам меня этой ручкой управления, сучит ногами на педалях. В общем, половину вывозной программы я пролетал и ничему не научился. Всерьез подумывал о том, что меня спишут по нелётке.
   Больше других летал Дорофеев. Оно и понятно - сержант, старшина экипажа. Ему в затылок дышал Колька Милимет - наш любимый Цыган. Настоящий, из табора. Так из табора и ходил в школу до 5 класса. А потом учителя сказали отцу, что мальчик очень способный, особенно к математике. Отец все правильно понял. Он осел кузнецом в селе на белгородщине. Колька очень хорошо окончил школу и без проблем поступил в лётное училище.
   Но трудно было и Милимету. Он, казалось, больше всех страдал от брани инструктора. Гордая нация. И все же, первым не выдержал Дорофеев. Что-то он там, в полете, сказал Мельчакову. Оба прилетели серые от злости. Дорофеев даже не подошел к нему с обязательным "Разрешите получить замечания". Мы все прямо обалдели, глядя на Вовку, но вопросов не задавали. Он сквозь зубы произнес: "Я его, козла, убью!"
   Вообще-то, они были ровесниками. Володя к моменту поступления в училище уже отслужил два года в армии. На разборе полетов стояла зловещая тишина. Мельчаков ушел уточнять плановую таблицу полетов на завтра, а когда вернулся, сухо сказал:
   - Петров, завтра летишь с командиром звена. Готовься.
   "Ну, вот и все, - подумал я. - Ничего не умею. Уж кто-кто, а капитан Хоменко это сразу заметит. И спишут..."
   А с Хоменко должен был лететь Вовка Дорофеев. Он от такого расклада дел стал еще серее. Вечером в курилке садил "Приму" одну за другой.
   В полет с Хоменко меня провожали, как на Голгофу. Я плохо спал ночью. Утром предстояло еще 4 матерных круга с Мельчаковым. Отлетал их, как обычно: с поминанием всех святых и их родственников. Зарулили на заправочную. Не успел я выскочить из самолета, Хома уже здесь.
   - Товарищ капитан, - говорю, - разрешите обратиться к старшему лейтенанту Мельчакову, чтобы получить замечания.
   - Валяй, - сказал Хома.
   - Ты, Петров, - начал Мельчаков, - все умеешь.
   О! Это было что-то! Но не мог же я сказать, что ни хрена не умею, а ты только бьешь меня ручкой управления, сучишь педалями и ругаешься, как толпа извозчиков.
   - Вот только на глиссаде повнимательнее, - продолжил он. - Ты упорно планируешь ниже точки начала выравнивания, а потом подтягиваешь.
   Как подмывало меня сказать инструктору, что это не я, а он планирует. Не умею я управлять самолетом.
   - А в остальном - нормально, - закончил Мельчаков.
   Но вместо того, чтобы обрадоваться такой оценке, я подумал о том, что Мельчаков меня хочет просто подставить и списать с лётной работы. Подумал даже, что они уже заранее договорились с Хоменко.
   - Готов к полету? - спросил меня Хома.
   - Так точно, товарищ капитан.
   - Тогда - в кабину!
   Техник засуетился вокруг меня, а потом, со словами "давай сам", начал помогать Хоме, который влез в заднюю кабину и подстраивал кресло катапульты под свой нехилый рост. Дальше все стандартно. Запрос, запуск, проверка. Но вот обычного сучения ножками на педалях и усилий на ручке я не заметил. Запрос, выруливание. Надо же! Это я сам так лихо и четко вырулил? Не лезет Хома в управление. И что самое главное - молчит. С Мельчаковым я бы уже не раз икнул и подавился.
   У поста перед взлетной Хома сказал мне:
   - Дай-ка я сам тут...
   Он раза три вывел двигатель на максимальные обороты, а потом махнул рукой солдатику убрать колодки.
   - Теперь ты. Запрашивай взлетную.
   - Два-тринадцать, на взлетную.
   - На взлетную, два-тринадцать, - подтвердил РП.
   Выкатился. Колесо по осевой.
   - Два-тринадцать, взлет-круг.
   - Взлетайте, два-тринадцать, - сразу же среагировал РП.
   Ну и поехали. 140. Приподнял колесо. Отрыв. Шасси. Закрылки. И вот уже первый разворот. А ручку-то никто не держит! Или держит? Шевельнул ручкой. Держит, собака! Значит, боится. Это хорошо или плохо?
   Еще в первом развороте я набрал 500 метров. Высота круга. Зевнул. Забыл прибрать обороты. Хома сам это сделал. Аккуратненько так. Чуть пошла расти скорость, но я прибрал еще. Траверз полосы. Сбросил обороты, дождался падения скорости и выпустил шасси. Сразу же добавил газ. Доложил.
   - Заходите, два-тринадцать, - ответил РП.
   Там такая бочка лежала на третьем развороте. Ржавая. Кручусь вокруг нее. А Хома все молчит. Дальше думать было некогда. Успевай поворачиваться: закрылки, доклад, заход на полосу, планирование в точку выравнивания, борьба с боковым ветром...
   Вот тут даже не помню, хватался Хома за ручку или нет, но я выровнял самолет на положенном метре, добрал ручку и четко сел. Даже не сомневался, когда перевел закрылки во взлетное положение.
   - Конвейер, два-тринадцать, - выпалил РП и я снова взлетел.
   Оказалось, что кое-чему я все же научился. Второй круг Хома так же упорно молчал. На третьем и четвертом начал мне подсказывать, брался за ручку, но очень деликатно. В общем, мне понравилось летать с командиром звена. И, вроде как, уверился в своих силах. Но ненадолго.
  
   Летать? А это возможно?
  
   Каждый, кто летал на самолете, знает, что после взлета земной пейзаж превращается в картинку макета. Игрушечные домики, маленькие машинки. Здорово! Летчик лишен этой радости. Всегда и всюду он видит землю такой, какая она есть. Без всякой романтики. Это жизненно необходимо.
   У меня было уже 35 посадок и около 8 часов налета. Всего-то, а романтика взлета ушла. А еще катастрофически уменьшалась вера в свои силы. Даже полеты с проверяющими не укрепляли ее, хотя серьезных замечаний от них я практически не получал. Полеты с Мельчаковым превратились в пытку. Я даже начал сомневаться в своей любви к небу.
   Однажды услышал от него похвалу в свой адрес. Я приведу ее дословно, хотя это и не в моих правилах. Мы возвращались из зоны, где отрабатывали простой пилотаж: виражи, пикирования, горки. Из кабины инструктора можно отключать приборы в кабине курсанта. Иногда это практикуется. Но отключают не все приборы сразу. Такого не бывает, чтобы все приборы сразу отказали. Мельчаков отключил мне все. Ну, кроме высотомера и вариометра. Их отключить невозможно.
   Я, конечно, догадывался, что так нельзя, но лучше без приборов, чем с матерщиной. Да и, в конце концов, инструктору виднее. Впрочем, инструктор все равно ругался.
   - Петров, куда летим?!
   - На привод, - говорю.
   - Ну, так поставь стрелку вертикально!
   Это он про желтую стрелку радиокомпаса. Прибор у меня застыл еще в зоне. Так значит, он просто забыл мне включить приборы! Но напомнить не смею. Лечу, нацеливаясь примерно влево от полосы. Благо, она хорошо видна. Довернул чуть левее. Видимо, попал.
   - Крен убери, сволочь! - снова ворчит Мельчаков.
   Слава богу, и горизонт хорошо просматривается. Скорость держу по оборотам двигателя. А еще на скорости 300 километров в час совершенно по-особенному посвистывает за бортом. Тоже, видимо, попадаю.
   Вот так и снизились к первому развороту, и прошли по кругу. А на глиссаде нас дернули на второй круг. Не знаю, как уж там получилось, но прямо нам в лоб взлетал АН-26. Разошлись правыми бортами. Дурдом. А потом еще круг без приборов. Я вспотел, как никогда. Сажал самолет исключительно по ощущениям. Колеса чиркнули точно у Т. Ну, и покатился практически по осевой бетонки.
   Вот только тогда Мельчаков заметил, что я летал без приборов. И знаете, что он сказал?
   - Петров, ты сел, как с ..зды на лыжах! Молодец, ..зды кусок!
   Уверяю, что лучших слов я от него не слышал никогда.
  
   Первый самостоятельный полет
  
   Седьмое июня 1974 года. Ряжск. Жара. Мы отлетали первую смену. Морды черные от аэродромной пыли. Но от пыли можно отмыться, а вот от мата... Было уже понятно всем, что инструктор больше других занимается и летает со мной. Ни Милимет, ни Дорофеев, ни Гареев не страдали от того, что я занял лидирующее положение в экипаже. Даже стали усиленно помогать. Только я и пребывал в прострации. К этому времени я напрочь разуверился в своих способностях к управлению самолетом.
   Ближе к вечеру потащились на предварительную подготовку. Мимо нас из штаба эскадрильи пробежал Босс - Толик Кузнецов.
   - Завтра лечу! - бросил он.
   Босс весь светился.
   - А еще кто? - спросил Дорофеев.
   - Там еще пока утрясают плановую таблицу. Чепуса видел точно.
   Чепус подскочил к Боссу.
   - Точно видел? - спросил Гешка.
   - Тебя - точно, - ответил Босс. - А! Рыжий еще летит! Этот, собака, раньше всех!
   Я похолодел. Рыжий - это я. Милимет меня толкал в спину.
   - Летишь завтра!
   Я молчал. А потому, что сказать было нечего. Радоваться - тем более. Авантюра какая-то. Ничего же не умею.
   Мы зашли в класс предварительной подготовки. Все были возбуждены. Кроме меня. Забежал Мельчаков. Встать-смирно. Вольно-садись.
   - Петров, завтра у тебя с разлета четыре круга со мной, - улыбаясь сказал он. - Душу выну!
   Вот в этом я давно уже не сомневался. Душу вынет.
   - Потом два круга с командиром звена, - продолжал Мельчаков. - И два с комэской.
   - А потом? - спрашиваю.
   - Потом - сам, - Мельчаков осклабился.
   Я свою рожу не видел, но, в лучшем случае, на ней могла появиться только глупая улыбка.
   - Садись и пиши себе четыре заправки. Сейчас скажу время.
   В тетради предварительной подготовки я тщательно разрисовывал плановую таблицу завтрашних полетов. Вот они - четыре круга с Мельчаковым. Вот два с Хомой. Вот два круга с комэской - капитаном Калинцевым. Но до них, наверное, не дойдет. Не дурак же Хома!
   Я потянулся нарисовать эфемерные круги самостоятельного полета.
   - Красным, - остановил меня Милимет.
   Я не понял. Посмотрел на него изумленно.
   - Красной ручкой рисуй! - улыбался Колька. - Самостоятельные же круги! Тормоз!
   Я взял красную ручку и нарисовал два круга. Это меня как-то подбодрило. Мельчаков опять убежал. Я расписывал полет по кругу в огромной тетради. Экипаж верещал о таком событии. В класс заглянул Здор.
   - Витек, держись!
   Юрка Здор вылетел самостоятельно позавчера. Потом заглянул Босс вместе с Валеркой Каснером.
   - Рыжий, - спросил Босс, - тебя Калинцев выпускать будет?
   - Ага, - ответил я.
   - И Кузя тоже с Калинцевым, - Каснер кивнул на Босса.
   - Остальных будет выпускать Саморуков, - сказал Ришат.
   - Саморуков - руководитель полетов, - возразил Каснер. - Кого он будет выпускать?
   Я подумал про то, что Калинцев все же лучше Саморукова. Про капитана Саморукова - замкомэска - ходили самые неверояные слухи, но я им не очень доверял. Просто однажды у летной столовой услышал разговор Калинцева с женой Саморукова.
   - Он же пишет себе по восемь полетов в день! - жаловалась женщина.
   - И что? - хитро улыбнулся Калинцев. - Спит, как убитый?
   - Да, я не в том смысле! - сказала Саморукова. - Он же может летать и не так рьяно.
   - Летчик! - гордо сказал Калинцев. - Но я его приторможу малость.
   - Спасибо, - поблагодарила она.
   - А вот вывозную программу закончим, - продолжил комэска, - и в отпуск пойдете.
   - Ой, ли!
   - На недельку...
   - Да, жив бы остался, и на том спасибо.
   Конечно, ни в какой отпуск после вывозной программы Саморуков не пошел.
   Вечером я сомнамбулически ходил по казарме. Спать не хотелось, да и какой сон! Подъем первой смены в полчетвертого утра. В шесть - начало полетов. Нас укладывали спать в 8 вечера. Ну, разве уснешь?
   В какой-то момент я вдруг успокоился. Чего волноваться? Ну, зарубит меня Хома - и все! В конце концов, на то она и система проверки. Не выпустят же в полет человека, который может разбиться. От меня уже ничего не зависело. Я заметил, что не один такой мотаюсь по казарме. Кузя улыбался. Наверное все умеет. Чепус в компании со Щербачком и Михалевым что-то обсуждали.
   Я заглянул в тумбочку и проверил наличие десяти пачек "Казбека". Сходил в каптерку посмотреть на месте ли коньяк для инструктора. Все было на месте. Понадобится ли? Лег. Не спится. Встал. Покурил. Кузя тоже пришел в курилку, хотя и некурящий. Значит, тоже волнуется.
   Незаметно подкралось утро. Чуть светало. По-моему, я так толком и не уснул ночью, но бодрый. Правильно нам советовал старейший инструктор - отец Свиридов: "Ложись и лежи. Ты не спишь, а тело все равно отдыхает".
   Завтракали, как всегда. Разве может нормальный человек с удовольствием позавтракать в четыре часа утра? К Милимету это не относится. Этот - всегда с удовольствием. Зато в 9 часов, когда на аэродром привезут стартовый завтрак, аппетит - будь здоров!
   Медосмотр. 120 на 80. А пока измеряли давление, я удивлялся своим мыслям о том, что больше всего меня сейчас волнуют четыре круга с инструктором. Проверка - ерунда! Как же не хочется мне лететь с Мельчаковым! Надо. У меня первая заправка на нашем экипажном борту номер 59.
   Не успел пристегнуться ремнями, засучил ножками инструктор в задней кабине. Все. Расторопнее, Петров. Запуск. Выруливание. Полетели. Мельчаков, конечно, выговаривает, но не орет. И за ручку не часто хватается. Вторую посадку я сделал с перелетом. Почему-то Мельчаков промолчал. Самолетов на кругу полно. Успевай поворачиваться. РП просит затянуть третий разворот. Да, ради бога! Последняя посадка. Пологая получилась глиссада, но мне так больше нравится. Всегда можно подтянуть двигателем. Нате вам, пожалуйста, у "Т"! Или перелетел? Сзади молчат, значит, все нормально.
   Что-то Мельчаков там говорил мне на рулении, но я не прислушивался.
   Мужики встретили самолет всем экипажем. Закатили нас на заправочную. Я был готов уже выскочить, но для порядка подождал, когда вылезет инструктор. Подхожу. Разрешите получить замечания.
   - Ты вот что, Петров, - Мельчаков задумался.
   Вот сейчас как скажет, что не годен! Впрочем, я же к этому готов.
   - Дорофеев! - крикнул Мельчаков Вовке. - Нашел командира звена?
   - Ага, - отозвался тот. - Вон он, стоит с Полябиным.
   - Иди, Петров, докладывай капитану Хоменко, что к полету готов, - спокойно сказал Мельчаков.
   Хоменко уже шел в нам.
   - Самолет готов? - спросил он.
   - Так точно, товарищ капитан! - говорю я. - И я готов.
   - Ты? - он улыбнулся. - Ты само собой готов. Давай в кабину.
   За два контрольных круга Хоменко только раз ухватился за ручку со словами:
   - Вот так оно ровней будет.
   В это время мы планировали по глиссаде. Был сильный боковой ветер. Стремно это, когда вроде летишь прямо, а смотреть вперед приходится едва ли не через боковое остекление фонаря.
   А еще на втором круге комзвена устроил мне стандартную проверку действий летчика при отказе двигателя. Убрал обороты на малый газ, а я ему рассказываю, как выбираю площадку для посадки, устанавливаю скорость...
   - Все! Хорош! - командует он. - Давай дальше. Выпускай шасси, пока скорость не набрали.
   Слетали нормально. Пока я вылезал из самолета, он уже успел расписаться в моей летной книжке и ускакал куда-то. Замечаний получить не удалось. Не удалось и покурить. Меня снова запихнули в кабину.
   - Мне же должить нужно Калинцеву, - говорю Дорофееву.
   - Мельчаков уже докладывает, - кивнул Вовка в сторону инструктора.
   Тот действительно с ладонью у виска стоял, но не перед комэской, а перед самим заместителем командира полка по летной подготовке майором Весниным. Меня прошиб холодный пот. Это неспроста. С какой стати летит Веснин? Не иначе, как меня все же решили списать по нелётке! Замкомполка выслушал инструктора. Поздоровался за руку. Потом подошел к самолету, стал на подножку и наклонился ко мне.
   - Все нормально?
   - Так точно, товарищ майор, - говорю.
   - Тогда, полетели, - и полез в заднюю кабину.
   Вот точно помню, что, усаживаясь, он ни разу не задел, ни педали, ни ручку. Только включил СПУ и сказал:
   - Запрашивай запуск. Учти, я летать не умею.
   - Ноль восемьдесят девять, запуск-круг, - говорю в эфир.
   - Ждать, - слышу жесткий и чуть скрипучий голос Саморукова.
   И тут же:
   - Ноль восемьдесят девять, кто в задней кабине?
   - Пятьсот первый, - отвечаю я.
   - Запускайте, ноль восемьдесят девять, - тут же среагировал РП Саморуков.
   Дальше - все, как учили. Из задней кабины - ни звука.
   - Ноль восемьдесят девять, закрыт-гермет-вырулить, запрашиваю я.
   - Рулите, ноль восемьдесят девять.
   Махнул технику руками - убрать колодки. Тот убирает и встает слева и чуть впереди. Левая рука выброшена в сторону, правая - у виска. Красиво, все-таки. Выруливаю, а сам все пытаюсь почувствовать давление на педалях или на ручке управления. Нет ничего.
   Взлетели. Шасси. Закрылки. Номинал. Чуть перебрал высоты на круге. Молчит задняя кабина. Исправил. Траверз, шасси, заход. Молчок. Закрылки, посадка. Конвейер. Взлет... Только раз и услышал:
   - Отказ двигателя.
   Замкомполка даже не убрал обороты на малый газ. Это сделал я сам, а только начал рассказывать, что делаю, он остановил:
   - Все. Летим дальше.
   На посадке я просто забыл, что у меня в задней кабине замкомполка. Рьяно, но вдумчиво боролся со сносом. Только перед самым касанием чуть дал педаль, чтобы совместить ось самолета с осевой линией полосы.
   - Вот это ты зря, - услышал спокойный голос Веснина. - Это можно мне, а ты пока э... не надо.
   Зарулили. Пока я все отключал и отстегивался, Веснин уже что-то писал в моей летной книжке. Когда я подбежал к нему, замкомполка уже передал книжку инструктору.
   - Разрешите получить замечания, товарищ майор? - я подошел по всей форме.
   Он ответил армейским приветствием, а я уже заметил, что из задней кабины техник вытаскивает парашют. О! Вот это да!
   - Летите, Петров, - сказал замкомполка, - а замечания э... помните мое единственное замечание?
   - Так точно, товарищ майор!
   - Ну, вот. Назовем это так: "Не лезь поперед батьки..." Понял?
   - Понял, товарищ майор!
   - Лети. Сейчас у нас одним летчиком больше станет, - и пошел.
   Ко мне подлетел Мельчаков.
   - Что? Что он тебе говорил? Какое замечание?
   Но замкомполка это услышал.
   - Отставить! - громко сказал он и подмигнул мне. - Это касается только проверяющего и курсанта.
   Мельчаков, дождавшись, когда замкомполка уйдет, сказал мне:
   - Ладно, потом расскажешь, а сейчас протяни руки вперед.
   - Зачем? - не понял я.
   - Протяни, говорю!
   Я протянул руки, а он с размаху хлопнул по ним своими ладонями.
   - Все! Лети с богом, - сказал он мне и подтолкнул к самолету.
   Тыльные стороны ладоней словно обожгло кипятком. Но больно не было. Все уже догадались, что так он выпускал в первый самостоятельный полет всех своих курсантов.
   И снова я в кабине. Дорофеев уже вызвал АПА и тащит кабели к самолету.
   - Смотри, не запроси конвейер после первого круга, - напутствует меня Мельчаков. - Сел, прорулил, запросил на взлетную. И пошел на второй круг.
   Я кивал и застегивал ремни.
   - Да, к каждому докладу не забывай добавлять "САМ".
   Ага. Я забыл про это в первом же запросе.
   - Ноль восемьдесят девять, запуск-круг.
   - Сам? - спрашивает Саморуков с КП.
   - Сам, - добавляю я.
   - Запускайте, ноль восемьдесят девять, - в голосе РП прозвучала легкая усмешка с укоризной.
   Как хорошо, что все наши вместе с Мельчаковым этого не слышали. Да и вообще, никто ни разу потом об этом не вспомнил. Повезло.
   - Ноль восемьдесят девять, закрыт-гермет-вырулить-САМ.
   - Рулите, ноль восемьдесят девять.
   А техник-то все в той же позе! Отдает мне честь! Но не до этого. Рулю. Педали ходят легко, сжатый воздух попшикивает в тормозах. Перед взлетной подождал - друг за другом сели два борта. Никогда я так ровно и четко не выруливал на взлетную.
   - Ноль восемьдесят девять, взлет-круг-сам.
   - По кругу взлетайте, ноль восемьдесят девять, - скомандовал РП.
   И понеслась душа в рай! Правда, что в задней кабине нет никого? И не повернешься ведь, чтобы взглянуть. Уже на кругу, от радости, что лечу сам, так дернул ручку на себя, что сорвал поток до тряски, и подбросило меня аж на 50 метров. Не надо так. Это ведь только для того, чтобы убедиться, что сам лечу.
   На кругу долго раздумывать не приходится. Шасси, закрылки, чуть тряхнуло организм - это он перестраивается перед посадкой.
   - Садитесь, ноль восемьдесят девять.
   Иду хорошо, прямо в точку начала выравнивания. Сносит? Нате вам упреждение. Запищал ближний привод. Скоро уже. Морду влево, вытаскиваем на метр, прибрал обороты и добрал ручку. Чирк колесами. Сели.
   И вправду, чуть не запросил конвейер. Срулил в ближнюю рулежку, а там уже стоит весь экипаж во главе с Мельчаковым, который показывает мне большой палец. Все отлично, мол! Сам знаю. Милимет и Гареев прыгают, машут мне руками. А я гордо проруливаю мимо заправочной к взлетке.
   Это очень правильно придумано, что тебе дают возможность сразу же, не останавливаясь, взлететь еще раз. Это укрепляет уверенность. Это нормально. Второй круг я летел значительно спокойнее, а вот на посадке припечатал самолет с недолетом. По-моему, РП даже крякнул в эфир. Но от инструктора я так ничего и не получил за эту посадку. Пока заруливал, он уже слинял. Два часа назад у Мельчакова родился сын.
  
Оценка: 8.56*22  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023