10.10.43 г. ...Глядя на фотографию, хочу мысленно представить себе, как выглядят сейчас детёныши, особенно маленький Боб, но ничего определённого не получается. Я его всё ещё представляю таким малышом, каким я его видел в последний раз, каким я его укачивал в коляске и ждал его пробуждения, зовущегося к папке на руки. И как мы с нетерпением ждали маму, долго не возвращающуюся из школы. И увидавши в окно идущую из подгорья маму, мы оба стучали ей в окно, обращая на себя её внимание. Да, младшему сыну скоро будет уже два года, а на фото ему было полгода с небольшим, разница порядочная.
Вечером, лежа в сене, закрывшись с головой в шинелку, хочу представить вас всех за столом при свете лампы.
(Электричество было тогда только в начальственных домах в центре города, а у нас до войны - керосиновая лампа, по праздникам же - висящая под потолком большая "семилинейная" лампа. Однако в войну и это изобилие прекратилось, еле горели фитильки в каких-то плошках.)
Семечек, наверное, нет, а то бы наша мама грызла их беспрестанно, держа пред собой книгу. Боб лазит около неё по стульям, толкает, не даёт заниматься старшим детёнышам. Евгений отмахивается и сердито ворчит на него, Галинка забавляется. Наша мама мельком взглядывает на эту картину... Недостаёт только папки, мирно лежащего на кровати и слушающего радио.
Да, папка вот сидит в маленьком, тесном блиндаже, полускорчив ноги, а наверху грохот разрывов, в стороне стрекочут пулемётные очереди. Как сурова действительность и какой она ещё будет дальше. Будем надеяться, что не хуже той, которая была и есть в настоящем.
Вчера принесли мне квитанцию на переведённые вам 100 рублей, а мне оставшиеся 23 р., так как два рубля ещё берут за перевод. У меня уже скопился капитал - 57 рублей, который может быть использован при первой возможности. Вот нет бумаги, карандашей (большая часть отцовских "весточек" писана карандашом) и "секреток" (это, видимо, такие конверты). При первом же появлении их я, конечно, постараюсь приобрести. Плохо дело с табаком, стали выдавать с перебоями - да ещё лёгкий, которого хватает на половину срока. Хорошо вот вчера подзапасли самосаду, наготовили сами из листа, извлечённого с чердака. Хоть слабоват, но ничего, дым есть и ладно.
Ну, кажется, наговорился, отвёл свою душу. Пиши, моя радость, чаще, я так жду твоих милых, дорогих сердцу весточек, они согревают меня в ненастную холодную осень...
13.10.43 г. ...Два дня папка, кажется, не говорил с вами, не было возможности, были на марше вдоль фронта. Весточки от тебя не было уже давно, хотя, кажется, и почты за это время не было, отстала где-то или сдаёт в роту, в которую мы не съездим.
Погода стоит хорошая, однако ночи ужасно холодные. Главное, они сказываются на ногах. Когда сидишь на одном месте, ноги коченеют, из носа бежит - спасенья нет. Сейчас вот скоро утро, руки плохо пишут, а хочется написать побольше.
Местность здесь открытая, лесов и даже кустиков нет, всё высоты да овраги, в низменностях такие болота, что не выедешь, песок. В общем, местность паршивая. Вчера целый день активничала авиация с обеих сторон, сильные воздушные бои, от бомбёжек содрогается земля. Мы, кажется, снова вступаем в бой, стоим около самой передовой. Опять начинаются горячие денечки, как то они будут выглядеть. В лесистой местности и воевать как-то сподручнее, нежели здесь, - всё как на ладони. Целую ночь идут бои, враг упорно сопротивляется, задержался на водном рубеже.
С Гудожниковым я, кажется, опять оказался рядом, но время такое, что не до встречи. Писем от него нет. (Это довоенный щучинский друг отца, муж Марии Трофимовны, учительницы, с которой была дружна моя мать. Мы с матерью однажды гостили у них летом 1952-го. Помню, как ломали с её дочками на спор куриную рогатую косточку ("Беру да помню"). Я перешёл в пятый класс, а они постарше. Было весело, они были внимательны и добры. Вспоминаю о них с благодарностью до сих пор, когда уж стариком стал. Живы ли? Они мне дали с собой в Златополье вальтерскоттовского "Квентина Дорварда" - новый для меня мир, жестокий и благородный, подлый и героический. Гудожников погиб на войне. - Б.П.)
Заканчиваю, нет времени, а днём невозможно писать. Даже и не знаю, когда сумею отправить это письмо, когда увижу почтальона.
Привет старикам и Ив. Мих. Пиши обо всём, как здоровье, как сенной и зерновой вопросы... 04 час. 58 мин.
4 декабря 1943 г. ...Вчера, ночь и день, был сильный буран, нас занесло. Для выхода из блиндажа по надобности приходилось каждый раз пробивать снег лопатой изнутри. Сегодня с утра ударил мороз, топлива нет, ноги в холоде дают себя чувствовать, нечего курить, не знаю, когда выдадут табак - без него "скучновато". Несмотря на всё это, чувствую себя хорошо, настроение бодрое, немного тревожит кашель, но эти все штуки, наверное, от ног, они день и ночь сырые и в холоде. Опять сравнительно тихо, если не считать обычных "дуэльных" операций артиллерии и минометов. С улучшением погоды, хоть и первый день, сразу появились самолёты. Зловещий гул и вой действуют неприятно.
5/Х11. Начался новый день, кажется воскресение и праздник, день конституции. Чем вы его отметите? У нас будет обычная боевая работа. Завтра, кажется, обещают немного табаку (пачку махорки на троих). Ну хоть понемногу будем дымить. Вот лучше бы не давали сахара, а отправляли в тыл для детей. Чай всё равно не пьём, а если и пьём, то очень редко, при наличии дров. Он уходит просто так, незаметно. Вместо чая напиваемся супом, вполне удовлетворяет качеством. Но это, конечно, временное явление, нет подвоза, бывают трудности (это, скорее всего, отец для военной цензуры приписал).
Скоро, может быть, выдадут валенки, если зима установится окончательно. Наступает утро, тихо, изредка протрещит пулемёт да слышатся отдалённые разрывы снарядов. Ложусь отдыхать на три часа, продолжу после, всё равно к отправке постараюсь закончить.
Перед утром подул сильный буран, замело-запечатало совершенно. Поле, высота, дует со всех сторон. Кое-как пробил отверстие кверху, весь снег в блиндаж. Сыро, холодно, весь мокрый, где подсушимся... Невольно вспомнишь тёплый дом, уют. Ласковый, милый, дорогой твой взгляд, встречающий меня с работы. Или мы с Бобом смотрим в окно, ждём не дождёмся, когда придёт из школы наша любимая мама. Мы стучим в окно, чтобы нас заметили, ты машешь нам рукой, счастливо улыбаясь.
Вот вбегает из школы Женя. Он замёрз, наскоро бросает как попало свою одежду, спешит согреться. Бабушка подбирает его разбросанную одежду... Приходит Галя, спокойная, раскрасневшаяся, рассказывает школьные новости. Собралась вся семья, накрывают на стол. После обеда папка ложится отдыхать с газетой - и засыпает.
Всё это вспомнишь - и только тяжелее на сердце. Кажется, уже никогда этого не будет. Кажется, вечно будет эта тяжёлая, суровая солдатская жизнь. Знаю, мы дождёмся того дня, когда всё это останется позади, как кошмар. Мы будем только вспоминать об этом. Хорошо, что у вас есть дрова на зиму, и вы можете жить в тепле, а то было бы ужасно. Как дети, старики, Ив. Мих.?
Вот только откопались, а вьюга опять заносит, света не видать. Скоро должны привезти завтрак, покушаем супу со снегом вперемешку, а главное - табак. Отправлю это письмо с поваром в тыл, а там оно вечером должно попасть на почту.
Остаюсь жив и здоров, чего и вам желаю, мои родные, дорогие, единственные.
7 февраля 1944 г. 00 ч. 15 м. ...Я жив, здоров и чувствую себя неплохо. Стоим пока на старом месте. Тихо, спокойно, с известными изредка "сюрпризами", но это уже нас почти не волнует, так как видали виды похлестче. Погода немного улучшилась, второй день как подмёрзло. Жилище наше начинает согреваться. В общем, жизнь становится сносной, а дальше видно будет. Отлично наши движутся на юге, почти выходят к границе. Появилась надежда на скорое окончание этой ужасной войны.
Весточки нет, хоть я теперь их часто не жду, зная твои "темпы". Отлично представляю дом, снежные сугробы у крыльца, всё тихо в доме, все спят, на большой кровати Боб, раскинув свои ручонки, свеженький, румяный. Старшие спят уже по-взрослому, утомившись за день. И только одна моя радость не спит в этот поздний час, сидит за столом одна и пишет мне письмо, изредка поглядывая на детёнышей. Вот настанет то время, когда ты, моя крошка, будешь прислушиваться к каждому стуку и скрипу на улице. И в один такой вечер появлюсь я в своём солдатском облачении - и сразу весь дом проснётся, сразу соберется в комнате вся наша семья. Вот тут-то наступит радостная минута, которую мы с тобой ждём сейчас. Крепись, мой друг, это минута не за горами, это будет рано или поздно.
Сердце сгорает нетерпением, а терпенья, сил и воли нужно еще очень и очень много. Впереди трудный и опасный путь. У нас есть ребята, которые с 1937 года в армии, пережили и перенесли первые этапы войны. Но они все холостые, им легче, нежели нашему брату - "старикам". На гражданке, кажется, не замечал своих годов, казалось - они стоят на месте, но здесь уже выглядишь стариком. У нас во взводе я занимаю третье место по возрасту (отцу было тогда 34 года).
Как то вы, мои дорогие, как сенной вопрос? У нас лошадь на полуголодном рационе. Как погляжу на неё, так невольно перед глазами картина вашего безкормия. Вот проклятая местность, как тут жили люди. Ни дров, ни сена, одни овраги и болота... В доброе время, говорят, топили торфом. Вокруг все посёлки совершенно выжжены, даже признаков жизни почти нет. Пожарище замело снегом, только изредка увидишь жителей, ютящихся в земле. Почему не уходят в уцелевшие посёлки - непонятно.
Наш брат солдат - обитатель в основном оврагов. Вот метрах в пятнадцати речушка - совсем на дне оврага, откуда черпаем воду. За речкой разбиты два больших колхозных яблоневых сада, ещё сравнительно молодых. А дальше за высотой наш враг.
Знает ли Ваня, что его семья прибавилась? Вот подлая женщина, каково ему, такому парню, ведь она его не стоит. У Даши Кирилловой не слышно ничего про Егора Ивановича? Где муж у Даши Калашниковой? (Муж нашей соседки - танкист Георгий Калашников погиб на войне.)
Крепко, крепко обнимаю и целую вас...
6 января 1945 г., 05 ч. 30 м. ...Возвратясь из "путешествия", на которое я потратил двое суток, две бессонных ночи, имею возможность поговорить с тобой, быть с тобой, моя родная. Ездил от своей части на фронтовую выставку, отражающую пройденный боевой путь 1-го Белорусского фронта - от Сталинграда до Варшавы. Впечатление осталось хорошее, хотя 16 часов, проведенных в машине в летней обуви и давали себя чувствительно знать. Но это позади, уже обогрелся и выспался. Сегодня или завтра окончательно перебираемся на новое место, о котором я уже тебе писал, а там... там то самое, чего мы ждём давно.
Чувствую себя хорошо, на здоровье не жалуюсь. Хочется одного: получить утешительную (конечно, не специально составленную) весточку, что со здоровьем нашего старшего сына всё благополучно. И я бы спокойно пошёл в бой.
Погода холодная, снега почти нет. Ночи тёмные, тревожные, напряжённые, настороженные - затишье перед грозой. Не волнуйся, если реже будешь получать мои письма. Это значит: "я спешу на запад, это значит - я к тебе спешу". А ты жди и надейся.
Как встретили новый год? Хоть отметили его чем-то? О себе я уже писал, что по сложившейся обстановке пришлось отметить его пораньше. Надеюсь, деньги, которые я перевёл раньше, ты получила. А те, которые перевёл днями, получишь к дню своего рождения - к третьему февраля. Хочу тебя поздравить, пожелать счастья и здоровья. Как чувствуют себя старики? Хоть они бы не болели и немного помогали тебе по хозяйству. Почему молчит Иван Михайлович? Я ему послал несколько писем. Хочется ещё говорить с тобой, мой друг, но времени нет, работы много. Будем надеяться, что наше счастье уже близко. Вы услышите о наших делах скорее, чем я смогу сообщить тебе. Пиши мне, Маша, при первой возможности...
12 февраля 1945 г. ...Тёмная дождливая ночь. Имею возможность поговорить с тобой, моя родная. Я жив и здоров, вот уже несколько дней стоим на месте. Ведем бои, расширяя плацдарм на западном берегу реки О... (Одер, вероятно). Дождливая погода, непролазная грязь очень мешают нам - ведь мы прошли с боями более четырехсот километров, а это что-то значит. Прошлой ночью с одним из товарищей ездили на лодке на противоположный берег в город Л. Возили аккумуляторы, а главное - вынесли и перевезли на тот берег нашего боевого товарища, который был тяжело ранен. Но сейчас он доставлен в санчасть, а нам отрадно, что мы спасли ему жизнь. Ездили ночью, дождь, под обстрелом, при ледоходе. Шагали, искали по городу, который ещё частично в руках немцев. Вернулись часов в пять утра - уставшие, измокшие, но счастливые.
Живём в дому, в соседней комнате командир. Четверо спят, а мы вот двое дежурим. Впереди предстоит самое трудное, ведь всего семьдесят километров отделяют нас от Берлина. Мы находимся на самом близком расстоянии от этого логова зверя. Думал ли я когда, что судьба забросит в эти края. Как то вы живёте, мои родные, мои хорошие. Ведь вам тоже много пришлось перенести... Но наше счастье не за горами, жди и верь в него твердо. Жди меня и верь твердо в моё возвращение. Дни врага сочтены, хотя зверь сам никогда не прыгнет в пропасть, его нужно столкнуть, и мы постараемся это сделать.
Вот у вас трескучие морозы, бураны, а здесь дождь и грязь. Как то вы перезимуете, как прокормите свою скотину. Хоть бы скорее вам дождаться молока - стало бы гораздо легче жить. Как обстоит дело с рукой у сына? Это меня сильно волнует. Хочу, чтоб всё это закончилось благополучно. Как себя чувствует старый дед, как его глаз? Трудно ему, наверное, переносить утрату. Представляю себе это. Как много несчастий выпало в том году на нашу семью... Будем надеяться, что этот год будет годом счастья, хотелось бы этого.
Мои боевые дела идут хорошо и, наверное, будут отмечены командованием. Война не кончена, и наши награды впереди. Главная награда - это ты, моя родная, мои дорогие дети. Привет старому деду, пусть ждёт возвращения своего зятя (дед Михаил очень ждал, да не дождался, помер 23 марта)...
29 марта 1945 г. 01 ч. 25 м. Мой нежный друг, здравствуй! Здравствуйте мои любимые дети Галя, Женя и мой маленький художник Боб! (У меня тогда был рисовальный "запой": испещрил батальными сценами даже и многочисленные тома "Малой энциклопедии".) Здравствуй мой старенький хороший дед! Давно собирался поговорить с тобой, моя милая, но обстановка не позволяла. Четыре дня подряд фриц свирепствовал, посылал тысячи снарядов. Кажется, не было свободного места на нашей "малой земле", но, как видишь, всё обошлось благополучно, солдат жив-здоров и чувствует себя неплохо. Сегодня пока первая спокойная ночь, не слышно разрывов, только трели пулемётов нарушают ночную тишину.
Стоят тёплые дни, ходим уже давно в гимнастёрках, деревья распускают листву. А у вас ещё мало признаков весны... Стоим на пороге больших событий. Когда получишь это письмо, мы уже будем под стенами Берлина, будем штурмовать... Наша стоянка кончается, нужно, видимо, заканчивать войну. Ну, Москва известит вас о наших походах. Пожелай мне удачи.
Жду ежедневно весточек, родная, но их нет. Утешаю себя, что у вас всё благополучно. Получил письмо от сестры Жени из Киймы. Она вышла замуж. Муж её Георгий Павлович Полыгалов, 1922 года рождения, из Перми-Молотова, мл. лейтенант, ранен на фронте, работает инструктором всеобуча в райвоенкомате, левая рука не разгибается. Прислали фото, парень, видимо, ничего. Она пишет: "невысок ростом, но хороший характер". Поздравил их и пожелал счастья. Евдокия (сестра) пишет из Кирова - учится и работает. Михаил (брат) после ранения пока всё в Горьком. Женя усиленно зовёт маму к себе, и я писал ей об этом. Геннадий (брат) на флоте во Владивостоке.
Много дум и много мечтаний - и все они связаны с окончанием войны. Придёт же наконец тот день, когда счастье улыбнётся нам...
10 мая 1945 г., 11 ч. 55 м., Эльба. ...С победой вас, родные! Вот и настал долгожданный день, к которому шли через ужасы войны. Всё позади. Как видишь, я сдержал свое слово. Для нас война закончилась, сейчас будем ждать приказа о демобилизации, дня возвращения на Родину. К вам, мои родные. Вчера отпраздновали радостный праздник, даже не верится, что смогли дождаться этого дня. А многим не удалось услышать этого слова - Победа!
Сейчас пойдут самые тягостные, длинные дни ожиданий. Сколько это продлится, трудно сказать, но день нашей встречи близок. Ждите своего папку, он скоро будет с вами. Мой маленький Боб наконец увидит своего отца.
Мы всё ещё движемся, с союзниками встретились неделю назад - американцы. Привет друзьям. До скорой встречи. Крепко-крепко вас обнимаю и целую. Ваш папка".
Их часть всё лето стояла в Потсдаме. Эти письма нашлись в бумагах матери весной 2003 года, и я прочитал их маме в последний раз за полгода до... до её встречи с отцом. Я надеюсь: они сейчас вместе.
Мать пишет: "Мой Иван Трофимович появился дома в августе сорок пятого. Я, конечно, не знала точной даты его приезда и как раз в этот день занялась побелкой стен в нашем доме. Вдруг дети кричат: папа идёт!
Выскакиваю из дома и вижу: из-под горки, от улицы Пролетарской к дому движется солдат с вещевым мешком, рядом с ним Евгений, а Галя бежит и виснет у него на шее. Я, конечно, тоже помчалась к ним. Встретили... Сразу застолье, прибежали соседки, их дети, шум, разговоры. Праздник!
С кормильцем жить, конечно, стало легче. Не стало у меня забот ни о
дровах, ни о сене для коровы. Грустно лишь было сознавать, что многие
из соседей и друзей не вернулись с войны, и семьи их по-прежнему
бедствуют. Не вернулся сосед Георгий Калашников, танкист. Осталась
вдова тётя Даша с четырьмя детьми. Старшие Витя и Лида были друзьями
наших Гали и Жени, Вова всё время играл с моим младшеньким... Погибли на
войне Фёдор Васильевич Напалков, Алексей Михайлович Гудожников, наши
самые близкие друзья. Вечная им память... Всех не перечислишь, кто не
пришёл с войны".
Отец привез мне с войны губную гармошку и цветные карандаши.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023