ArtOfWar. Плугов Алексей Равильевич. Последний рассвет

А. Плугов

ПОСЛЕДНИЙ РАССВЕТ

Всем служившим в СА посвящаю

(фамилии участников реальных событий не изменены)

Эй, дембеля! Смотрите! Ваш последний, боевой рассвет! Запомните! Кричал старший лейтенант Баташев - командир второй роты, 375-го мотострелкового полка, прикрытия Государственной границы. Кричал сидя на башне, проезжавшей мимо, боевой машины пехоты.

Техника шла с ревом, казалось, нескончаемым потоком. Танки, "Шилки", БМП, ЗИЛы, КАМАЗы с кунгами, МТ-ЛБ с пушками поднимали клубы мелкой, едкой пыли семипалатинского полигона. Лучи восходящего солнца, пробившись через пыль, были фиолетово-оранжевого цвета, а освещенный ими дым выхлопных труб, зеленым.

Стояла какая-то непонятная раскаленная прохлада. Наши спины как росой, покрылись испариной. Нарушая неписанный артиллерийский закон, мы впервые за всю службу, сидели на лафете "Василька". Сил хватило только, чтобы поднять голову и проводить взглядом Баташева. Все молчали. Было нас восемь. Восемь дембелей первой минометной батареи, весеннего призыва 1986 года. Ночной бой забрал всё. Опухшие и окровавленные руки держали автоматы, ноги не шевелились, а губы еле курили.

С двадцати трех часов и до четырех утра. Всего пять часов. Пять часов в непроглядной тьме мы прикрывали огнем три отступавших мотострелковых роты. Шесть стодвадцати миллиметровых минометов и три автоматических восьмидесяти двух миллиметровых "Василька" всю ночь, боевыми, через голову пехоты, накрывали оставляемые ими рубежи непрерывным заградительным огнем. Осветительными минами светили танкистам, себе и пехоте. Уничтожали дзоты и движущиеся силы противника. При этом сами тоже отступали. Отступали повзводно.

Ночью, какой-то, отступающий, слишком разогнавшийся механик, своей БМП чуть не снес одно наше орудие. Появившись из неоткуда, черной тенью с грохотом пронесся по позиции стрелявшей батареи и скрылся в ночь. Парни в последний момент успели выдернуть миномет, буквально из-под гусениц. Один ящик с минами был разбит гусеницами вдребезги. Сабир Махкамов скрутил взрыватели. Мины закинули в кузов нашего шестьдесят шестого газона, а взрыватели пришлось тут же зарыть в землю. Стрелять ими было теперь опасно. Так с боем отступали километров пятнадцать, перетаскивая минометы то вручную, то на буксире. Опять врывались в землю и стреляли.

Командир батареи капитан Тараненко не мог нарадоваться, глядя на своих дембелей. А мы, так уж получилось, всю тяжесть боя взяли на себя, потому что более трудного и сложного за всю службу испытывать не приходилось, а в батарее сплошь желторотики с выпученными испуганными глазами, которые было видно даже в темноте. Грохот от выстрелов различных орудий, разрывов, автоматных и пулеметных очередей стоял такой, что приходилось передвигаться только с открытым ртом, чтоб ненароком не контузило.

Короче, дембель был в опасности. Молодежь старалась от нас не отставать ни в скорости, ни в сноровке. Я думал, что они сломаются, не выдержат напряжения. Но когда случайно, в свете фонаря, у одного из своих наводчиков на лице я увидел слезы, пот и кровь, то понял, что все работают на износ, из последних сил, а скорее, уже на усилии воли.

159-я радиостанция скрипела голосом командира батальона майора Красного. "Стекло!", "стекло!" я "лиса!". Ориентир "четыре". Правее десять. Ниже пять. Дзот. Уничтожить!

Сабир! Ориентир "четыре". Свет!

Третий! Направление стрельбы "двадцать два ноль"! Ориентир "четыре". Осветительным. Заряд "три". Трубка "шестнадцать". Две мины белым! Огонь! Выстрел! Выстрел!

Третий взвод! Ориентир "четыре"! Прицел "два восемь пять"! Правее "десять"! Ниже " ноль пять"! Заряжай! Ждем свет! Свет! "Основной"! Одиночным! Огонь! Выстрел!

Три расчета "Васильков" третьего взвода застыли в ожидании разрыва мины, выпущенной вторым минометом.

Разрыв вижу! Поправка! Прицел "два восемь ноль"! Ниже "ноль пять"! Сужение "ноль, ноль один"! Автомат! Залпом! Огонь! Выстрел! И три "Василька" за две секунды выплюнули одиннадцать мин, превратив дзот противника в кучу пыли и пепла. Заряжай! Восстановить наводку!

"Стекло" я "лиса"! "На связи"! Ориентир "три"! Дальность "тысяча восемьсот"! Четыре коробки противника, пехота. Уничтожить!

Первый второй взвод! Направление "восемнадцать ноль"! Ориентир "три"! НЗО "Акация"! Осколочно-фугасным! Заряжай! Командирам проверить наводку! Пять мин беглым! Огонь! Тридцать сто двадцати миллиметровых мин улетели в черное семское небо за десять секунд. А через сорок стерли с лица земли все, что под них попало...

Первого мая 1988 года в Георгиевском гарнизоне, дислоцированном в Жарминском районе Семипалатинской области, объявили тревогу. Правда, подняли только первый мотострелковый батальон. Вместе с техникой мы погрузились на эшелон и поехали. Поезд по дороге часто останавливался, и на перронах станций мы не раз видели ребят нашего призыва в дембельской форме с чемоданчиками, которые ехали по домам. Они в нас тоже без труда узнавали свой дембельский призыв по стареньким хэбэшкам и стволикам в петлицах, перевернутым на сто восемьдесят градусов. Вы куда? Кричали они. Хватит служить, давай домой! А меня ломало не по-детски. Так мне больше не хотелось ни бегать, ни строиться, не стрелять. Но долго настраивать себя не пришлось. Все-таки служить давно привык. Тоску по дому переносить научился. И с мыслью, что все это скоро кончится, я спокойно ложился спать.

Учебный центр 55-й мотострелковой армии, в состав которой входила наша дивизия и, естественно, наш полк, находился на семипалатинском ядерном полигоне. Прибыв туда, мы за считанные часы разбили лагерь. Все устроили, как говориться, по уставу. Потекли обычные солдатские будни. Напротив своей палатки я вкопал перекладину, которую всегда возил с собой и продолжил наводить дембельский мышечный лоск, представляя, как, вернувшись на гражданку, всех удивлю своей мускулатурой. Отменное питание и весеннее тепло хорошо влияли на настроение. Мы дембеля жили в отдельной палатке, и было даже уютно. Вели разговоры только о предстоящей гражданской жизни. Каждому из нас прибыла смена. Моим третьим взводом уже успешно командовал командир первого отделения, младший сержант, разменявший год службы.

Через недельку, на очередном построении командир майор Красный объявил, что наш батальон будет сдавать весеннее летнюю проверку и выполнять задачу "мотострелковый батальон в наступлении днем". Еще через неделю мы были на огневых позициях готовыми к бою. Позиции не оборудовали, а просто стояли на старте. Каждый пехотинец, помимо автомата с боекомплектом и гранат, был вооружен двухсот миллиметровым гвоздем. Гвоздь предполагалось использовать для производства "контрольного выстрела" по мишени. Всего было задействовано три мотострелковые роты, взвод связи, взвод АГС, и минометная батарея. Тридцать боевых машин пехоты и девять минометов были основной и единственной ударной силой.

Учения начались в десять утра. Пехота на своих боевых машинах, как ошпаренная, сорвалась с места, потом спешилась и на ходу давай поражать силы противника из всего, что было, включая припасенные гвозди. Мы, минометчики, двигались позади, примерно в километре. Тут последовала команда комбата уничтожить пулеметное гнездо, которое якобы не давало продвигаться пехоте. Мы развернули два полковых миномета и ухнули прямо через их головы. Пехота залегла и лежала, пока мины не закончили свой свист. Красный пришел в ярость. Мат в эфире стоял неимоверный. Кое-как командиры рот и взводов подняли бойцов. Потом Красный приказал нам еще шмальнуть раз десять, чтобы доблестные мотострелки привыкли, что над головой что-то летает.

Не бойтесь! Кричал комбат. Ну что за солдаты? Они не в вас стреляют! Мина, которая в тебя летит, не свистит! Вперед! В атаку!

Так с боем не спеша, наступали километров десять. Солнышко. Свежий воздух. Кузнечики. Специально чуть отставали от пехоты, чтоб ветерком полностью развеивалась пыль. Проезжая мимо позиций противника, я видел, что все мишени уничтожены и каждая имеет минимум десять пробоин. Иногда отставали настолько, что приходилось ускоряться и догонять. Наша молодежь стреляла отменно. А мы, дембеля, старались к минометам близко не подходить. Мирно покуривали в сторонке. Капитан Тараненко из кабины машины не выходил. Огнем руководил старший сержант Махкамов, который исполнял обязанности старшего офицера батареи. Так как он тоже был дембель, он иногда просил, чтоб разок поуправлял я. Так мы и доехали до победы.

Потом весь личный состав перевезли на место начала учений, построили цепью и раздали каждому красные флажки с буквой "М". Началась "чистка" полигона. Мы шли, и все непонятные предметы обозначали флажком. А за нами саперы. Дембель был вообще в конкретной опасности. Я сам лично нашел неразорвавшуюся мину, которая торчала носом в земле. Судя по внешнему виду, торчала еще с прошлых учений. В метре от нее воткнул флажок и пошлепал дальше.

Недели полторы после учений мы бездельничали и не могли дождаться, когда объявят, что мы получили пятерку и уже, наконец, отправят в часть, а затем домой. Но что-то дембель откладывался. Никто ничего не знал, а судя по поведению командиров, те никуда не собирались. И вот в один прекрасный вечер, после ужина майор Красный построил батальон. Он стоял в красных лучах заходящего солнца и, сложив губы трубочкой, что-то беззвучно насвистывал. Привычка осталась, наверное, с Афгана. В это время он всегда о чем-то думал. Потом торжественно объявил, что весеннее летнюю проверку мы с честью завалили и нам поставлена заслуженная двойка. После чего приказал всем разойтись.

Утром батальон был поднят по тревоге. Красный собрал офицеров. "Посвистел". Потом о чем-то побеседовал с ними. Мы думали, да и хрен с ней с двойкой, поедем домой. Дембель стал заметно приближаться. Потом комбат приказал офицерам встать в строй и сообщил убийственную новость. Орлы, говорит. Наше советское правительство изменило военную доктрину из наступательной в оборонительную. Поэтому нам предстоит сдавать проверку заново. Задача - "усиленный мотострелковый батальон в обороне ночью". Строительство всех инженерных сооружений в полный профиль на основных и отсечных позициях. Вобщем, как говориться, лопат не жалеть. Для выполнения поставленной задачи батальону придаются: разведрота, батальон разведки, танковый батальон, артиллерийский дивизион, зенитно-ракетный дивизион, два взвода АГС, ремрота и рота обеспечения. Наша демобилизация, таким образом, была отложена на неопределенное время. Попали по полной.

Полученная тридцатого мая 1988 года задача, отменила окончание нашей службы. Мечты не сбылись. На день рождения сестренки не успел. Вода в родном Урале, наверное, станет холодная. Предъявить накачанный торс уже не представится возможным. Как выйти из положения? Да очень просто. Мы перестали думать о дембеле. Ладно. Раз вы так. Служить будем Родине до тех пор, пока не выгонят, и разлили по стаканчику припасенного портвейна.

Пацаны! Нас восемь. Русский, узбек, киргиз, таджик, русский, азербайджанец, таджик, казах, перечислил Серов Серега, сидевших в палатке. Мы живем одной семьей. Мы ссорились и спорили. Мы побеждали и радовались. Я не оратор, я разведчик. Заставить никого из вас, братья, я не могу. Но я думаю, что мы должны пахать. И так пахать, как никогда не пахали. Потому что это наша батарея! Мы сержанты! Духов никто не вспомнит! Нас вспомнят! И будет обидно, если нас вспомнят хреновым словом.

Выпитая полная солдатская кружка портвейна сделала свое дело. Бобомурод Султанов, закусив большим куском тушеной свинины, сказал. Мы одного призыва, пацаны. Я стал старшиной батареи благодаря вам. На моей родине в Кулябе никто не дослужился до старшены гвардейской части. Когда я был в отпуске, меня встречал весь кишлак. Мама плакала, отец молчал. Когда гости разошлись, отец сказал. Сын. Ты наша гордость. У тебя большая должность. Не оставайся один. Помогай всем. И тебя будут уважать. Как мы бросим духов? Надо пахать!

Сабир Махкамов старший сержант, студент второго курса физико-математического факультета самаркандского государственного университета был из нас самым авторитетным. Полгода назад он получил десять суток отпуска на родину от командира дивизии генерал майора Агафонова за то, что, выполняя приказ генерала, с расстояния полтора километра, из полкового миномета первой миной попал в мишень - железную бочку. А второй миной, попал в нее второй раз. Может случайность. Но все офигели, включая генерала. Сабир написал рапорт о замене десяти суток отпуска, тремя сутками увольнения и никуда не поехал, мотивируя тем, что стрёмно как-то, так как через пять месяцев домой. Сабира уважал весь полк.

Первый раз что ли, пацаны? Повоюем, постреляем. Вино есть еще? Леха пусть скажет.

Леха это я. К тому времени я уже был полностью настроен на войну. Пацаны. Я вас всех люблю и никогда не забуду. Таран там сейчас один в палатке. Надо ему помочь. Пошли.

Пара бутылок вина, девять кружек и нехитрая закуска уместились в вещевом мешке. Палатка командира батареи капитана Тараненко находилась в пятидесяти метрах.

Разрешите!

А, Сабир. Давай.

Мы вошли. В большой армейской палатке прямо на голой земле стояла железная кровать. В углу нетопленная буржуйка. Капитан сидел в полной темноте. Наверное, собирался спать или идти.

Олег Анатольевич, вы куда-то уходите?

Раз вы пришли, то никуда не пойду. А вообще к вам собирался. Чо там принесли?

Ну, здесь, тушенка, хлеб, лук. И вино.

Давай насыпай. Я вот что скажу, продолжил командир уже в свете керосинки. Все это для меня такая же неожиданность, как и для вас. Мне, конечно, нужна помощь. И я надеюсь, что вы, пацаны, примите верное решение...

Уже приняли, товарищ капитан. Не переживайте, выпейте. Вот мы перед вами. Нас восемь. И мы стена. Никто не пробьет. Выпили.

На следующий день армейские будни несколько изменились. Во-первых, вошли в жесткий казарменный режим. Пробежка, зарядка, боевая подготовка. Но старались палку не перегибать. Оставляли место для отдыха.

Батарея к бою! Тик, тик, тик, тик, тик.

Батарея отбой!

И так до полного автоматизма. Молодые солдаты прекрасно понимали, что произошло нечто экстроординарное, и без лишних вопросов четко выполняли приказы, иными словами, несли ратную службу.

Через неделю, примерно седьмого июня наш батальон и приданные силы выдвинулись на боевые позиции и начали их оборудование. Полный профиль инженерных сооружений задача не из простых. А в нашем распоряжении были только большие саперные лопаты БСЛ-110. Хорошая вещь, надо сказать. Надежная и практически неубиваемая. Дембеля, конечно, не капали. Сидели полулежа в кузове одного из наших газонов и курили.

Эй, дембеля! Не хотите облегчить труд бойцов? Произнес Тараненко, кимаривший в кабине этого же газона, вытянувшись во весь рост и высунув обутые в хром ноги в окошко открытой правой дверцы.

Хотим, товарищ капитан. Надо в Репенку съездить.

Так езжайте!

Поселок Репенка расположен на семипалатинском ядерном полегоне, и по-моему, единственный населенный пункт в радиусе трехсот километров. Населен он был странными людьми с большими головами и одинаковыми лицами. Жить их там оставили, наверное, ради эксперимента.

Взяв машину, я поехал в Репенку. Старые одноэтажные дома. Глиняные выгоревшие улицы и полное отсутствие растительности. Картина более чем мрачная. В центре поселка магазин. В магазине на прилавках водка, вино, макароны, зеленые шапки-ушанки из искусственного меха, носки и посуда.

Около магазина засек трактор с пилой для укладки кабеля и ковшом. Трактористом оказался тридцатилетний мужик с лицом пятидесятилетнего мавра. Был он почему-то в шапке из магазина, и абсолютно трезв, хотя водкой от него разило на три метра.

Товарищ, говорю. Не хотите помочь Советской Армии выполнить боевую задачу?

Я свое отслужил, еще десять лет назад.

А в каких войсках, если не секрет.

Не секрет. В таких же как и ты. Только не пойму, почему у тебя погоны красные.

Минометчик я. В мотострелковом полку.

А че надо-то?

Трактор нужен. Траншеи выкопать.

Мы без тракторов копали.

Да мы тоже два года копали лопатами. Только срок службы закончился, а все еще воюем. Вот и хотим максимально облегчить дембельский труд, чтоб не надорваться, так как силы на гражданке понадобятся. Девчонки там ждут, не дождутся. Понимаешь?

А вы че, залетчики, что вас домой не отпускают?

Не мы залетчики, а, скорее, наши командиры залетели. Литр нормально?

Литр мало и солярка нужна.

Три бутылки. Больше денег нет. А солярки как грязи. Может, вообще соляркой возьмешь?

Солярку я не пью. А продать ее некому. В деревне только один дизель и то в моем тракторе.

Вернувшись на огневую позицию с трактором, работа пошла в двадцать раз быстрее. Бойцам теперь оставалось только ровнять края. Нарыли окопы для орудий, соединяющие траншеи, зигзагами как положено, проходы к окопу старшего офицера батареи. Тяжелее всего пришлось водителям. Каждому нужно был закопать свой ГАЗ шестьдесят шестой. Но тракторист был работящий. Помог и водилам. Короче и основные и отсечные позиции оборудовали за два дня. Началось безделье в ожидании, изредка прерывавшееся "батарея к бою!", "батарея отбой!". Завтрак, обед, ужин. Боевое охранение. В лагерь мы не приезжали, а жили в поле.

Как-то утром на БМП приехали два командира пехотинских взводов - молодые лейтенанты, а с ними четыре крепких сержанта. Офицеры стали пытать Тараненко, как он таким мелким личным составом за двое суток, оборудовал две огневые позиции и зарылся в землю с головой. Тараненко сказал, что внешность бывает обманчивой. А желание солдата, который не бродит как ишак отвязанный, и умение командира, всегда дают положительный результат. Тогда они стали говорить, что артиллеристы должны быть высокими и здоровыми. Еще говорили, что курица не птица, минометчик не артиллерист. Почему у тебя расчеты из двух человек? Минометы такие тяжелые. И еще всякую гадость.

На самом деле мы для артиллеристов были, действительно, мелковаты. Командир отделения артразведки Серов Серега, радист Петя Юргалов и я были по метр восемьдесят. Все остальные поменьше. А были и совсем маленькие, как, например Мерденов Селим - наводчик второго расчета первого взвода 120-ти миллиметровых минометов. Вот он-то и стал предметом насмешек и уколов. Сто пятьдесят семь сантиметров его роста не хватало, чтобы заглянуть в прицел миномета. Поэтому он всегда передвигался по позиции с металлической коробкой от прицела на брезентовом ремне, наперевес. Подставлял коробочку под ноги и только потом работал. Селим, был представителем редкой национальности - цахурцы. Это где-то в Дагестане. В наш батальон он попал после снайперской школы Краснознаменной отарской учебки и поначалу служил в пехоте. Но при каждом удобном случае, просил меня походатайствовать о переводе в минометную батарею и именно на должность наводчика.

А как ты стрелять будешь? Ты ж до прицела не достаешь. Как-то, в очередной раз, спросил его Тараненко.

Метко, - ответил Селим и, видимо, этим "добил" командира. Еще, думаю, не маловажную роль сыграло поразительно атлетическое телосложение пятидесяти килограммового цахурца. То, что он вытворял на перекладине, повторить не мог ни кто.

И вот, после того как пехотинцы, так и не смогли получить ответ на свой вопрос по поводу траншей, они переключились на Селима.

Тараненко устал интеллигентно терпеть насмешки и сказал.

Короче. Вон миномет. Пусть три самых здоровых ваших сержанта приведут его из боевого положения в походное. Норматив 40 секунд. Я даже засекать не буду.

Лейтенанты выбрали троих. Те подошли к миномету и по команде "отбой!", приступили. Двое схватили колесный ход и покатили к миномету. Доехали быстро. Один зачем-то выдернул двуногий семидесяти пяти киллограмовый лафет из земли и держал его на весу, приведя сто пяти киллограмовый ствол в вертикальное положение. Ствол, закрепленный в нижней части в казеннике, стал покачиваться вправо, влево. Кто-то из наших не выдержал и крикнул - Прицел! Один из сержантов отсоединил прицел. Затем опять двое стали пытаться закрепить сто десяти киллограмовый колесный ход в цапфах опорной плиты. Для этого колесный ход нужно привести в вертикальное положение, а заводить в цапфы под небольшим отрицательным углом. Вертикально они его поставили. А для отрицательного угла нужно приподнять. Пока двое разбирались с колесным ходом, первый продолжал навесу держать лафет, и видимо подустал. Отчего неудачно повернулся влево и вывернул казенник из опорной плиты. Своим шаром казенник скользнул по плите, и вся конструкция орудия развалилась. Бедный сержант. С красным от напряжения лицом и слабеющими мускулистыми руками он держал теперь на себе и лафет и ствол. Катастрофа приближалась. Бросив колесный ход, один стал помогать держать на весу конструкцию, а второй пытался вставить казенник на место. При этом разбирался с техническими премудростями.

Лейтенанты стояли рядом с серьезными лицами, и как тренеры пытались что-то подсказывать, естественно, матерясь, но не громко.

Наконец вставив ствол на место, сержанты с выдохом "Ух!", воткнули лафет в землю, и приступили к обсуждению дальнейших действий. Один предложил отсоединить от ствола лафет. Второй сказал, что бестолку откручивать, лучше втроем наденем колесный ход на опорную плиту. Сразу попробовали, но третий помочь ни чем не смог, так как браться уже было не за что. Пару раз за двадцать попыток им удавалось вставить, но в последний момент колесный ход выскакивал. Оставив орудие в покое, сержанты присоединили прицел на место и, пытаясь улыбаться, признали поражение.

Ну что? Съели? Спросил Таран лейтенантов.

Да ладно, капитан. У твоих навыки и тренеровка. Гоняешь их целыми днями.

Так ведь маленькие и хилые?

Ну, втроем-то смогут, наверное.

Втроем? Ладно. Выбираю самого маленького. Ефрейтор Мерденов! Я! Ко мне! Есть! Селим подбежал к Тараненко. Мерденов. Ваш расчет погиб. Необходимо спасти орудие. Миномет. Отбой!

Селим пулей метнулся к орудию, захватив по дороге колесный ход. Подкатил. Поставил вертикально. Затем присел и пролез в него. Обхватив руками, выпрямил ноги, приподнял от земли, качнулся как маятник и, поймав отрицательный угол, загнал в цапфы. Тут же одной рукой накинул болт крепления с плитой и в три оборота зафиксировал. Выскочил. По пути к лафету, отстегнул прицел и положил в коробку, висевшую на боку. Выдернул лафет и, удерживая двумя руками, положил ствол на ложе и, накинув скобу, завернул болты креплений. Оббежав миномет, подпрыгнул и зацепился за буксировочное кольцо колесного хода. Подтянулся и, упершись ногами рядом с руками, со второго качка вырвал из земли опорную плиту и привел миномет в горизонтальное положение.

Стоп. Сказал Тараненко, остановив секундомер. Тридцать семь секунд. Оценка "отлично".

Че и все так могут? Спросил один и летех.

Конечно. Но только теперь на спор. Можете потренероваться.

Да ладно Анатолич. Базара нет. Грамотно. Ты извени, короче. Неудобно получилось. А мы все гадали, почему твоя батарея лучшая в армии? Поможешь с окопами.

Леха. Тараненко обратился ко мне. Помоги лейтенантам. Советом, естественно.

На следующий день после моего совета, тракторок тарахтел на мотострелковых позициях, примерно в полутора километрах впереди нас. Через оптику легко можно было разглядеть красную довольную морду репенского мавра.

Поразвлекавшись таким образом, мы опять приступили к относительному безделию. Бойцы несли службу по охране боевой позиции и ездили на полевую кухню за питанием. А дембеля занимались кто чем. Кто читал, кто болтал. А я загорал, спал и качался. Солнце белым раскаленным диском висело над головой. Бескрайняя казахская степь была покрыта редкой, уже местами пожелтевшей, травкой. Какая-то живность появлялась только ночью, наполняя степь щелканьем и стрекотанием.

Тараненко маялся больше всех. Там остался военный городок. Военторг с девчонками. Уютная однокомнатная квартирка, в которой он проживал вместе со старшим лейтенантом Сидоровым - комендантом георгиевского гарнизона и приличной сволочью. Эх, Сидоров там, наверное, отрывается, произнес Таран в полудреме, между завтраком и обедом.

Леха, сгоняй в Репенку, возьми пару пузырей к обеду, ленивым голосом попросил капитан.

Мне не дадут.

Почему?

Двадцати одного года нет.

Не переживай. Постановление майского пленума 85-го года о борьбе с пьянством и алкоголизмом сюда еще, наверное, не дошло, начал рассуждать, не поднимая век, командир. Да и перестройка не дошла. Перестраивать, потому что нечего здесь. Потом резко встрепенулся.

Не понял боец! Приказ нужен? Трактористу - мутанту купил, а.....

Шутка, Олег Анатольевич. Щас решим. Пехтерев!

Слава Пехтерев, коренной москвич, вообще был Пехтерёвым. Но отсутствие точек над буквой "Ё" в советских паспортах являлось одной из степеней защиты от подделок и таким образом меняло фамилии тысяч граждан СССР. Прослужил он уже полтора года и не мог дождаться когда, наконец, мы свалим.

Славик, сгоняй в Репенку. Возьми две белых и две красных. Сабир! Дай там из заначки.

Держи, но только на водку. За вино тушенку отдайте. Помолчал. Потом добавил. Командирскую и засмеялся.

Я вам дам командирскую, вмешался Тараненко, сидевший, как всегда, в кабине. Пшенкой что ли вашей закусывать?

Грибы есть, товарищ капитан.

Местными грибами можно вместо пороха гаубицы заряжать. Мощнее бить будут.

И на самом деле степные грибы, произроставшие на полегоне были, во-первых, неимоверных размеров, а во-вторых, фосфорировали в темноте бледно зеленым светом. И кушать мы их не решались, опасаясь, стать похожими на местных жителей.

Вечером двадцатого июня объявили 24-ре часа тишины в эфире, запретили любые передвижения. Начались учения. За нарушение маскировки комбат пригрозил дисбатом. И действительно установилась мертвая тишина. Даже ветер дуть перестал. Капитан Тараненко уже три дня не вылезал из КНП батальона. Командно наблюдательный пункт находился на высоком, видимо искусственном, холме в километре от батареи, справа и чуть вперед. Тоже был замаскирован по полной программе.

Двадцать первого июня, примерно в 19 часов, на батарее, в окопе старшего офицера, раздался телефонный звонок. Звонил рыжий эбонитовый прямоугольник полевой связи. Сабир поднял черную трубку. Леха, тебя. По зигзагообразной траншее, под маскировочной сеткой я прошел в окоп СОБа. В трубке услыхал до боли знакомый голос командира.

Давай сюда потихоньку. Тут два брата-акробата не могут с камутатором разобраться, связисты хреновы. Эх. Обожал Тараненко рядом мое присутствие. Спокойнее ему было, что ли?

Я немного шарил в телефонных проводах и решил пойти прогуляться. Шучу, конечно. Метнулся пулей. Нет переборщил. Вобщем, пошел.

У входа в КНП стоял автоматчик комендантского взвода.. То, что я увидел внутри, было круто. Огромное бетонное помещение было оборудовано по последнему слову армейской науки и техники. Вдоль фронтовой, назовем, стены было установлено наблюдательное и дальномерное оборудование, рыжие эбонитовые телефоны и зеленые радиостанции, штативы с картами и рабочие столы с настольными лампами. КНП площадью не менее ста пятидесяти квадратных метров, сверху было накрыто новой, плотной маскировочной сетью. В большой прохладной нише стояло несколько армейских термосов с питьевой водой и вещевые мешки, видимо, с продуктами. Даже имелось собственное бомбоубежище и дот. В командном пункте находились майор Красный, замполит батальона капитан Казакпаев, начальник штаба батальона капитан Суворов, командир минометной батареи капитан Тараненко, три командира мотострелковых рот, командир артиллерийского дивизиона майор Василенко и шесть молодых лейтенантов - командиров взводов. Лейтенанты с завистью поглядывали на орденские планки героев афгана Казакпаева и Красного. Старались впитать каждое их слово, перенять командирские манеры. Разговаривали присутствующие в полголоса.

С командного пункта открывался прекрасный вид сверху на степь. В полутора километрах впереди слева располагалась первая рота, в километре впереди слева вторая. В километре впереди справа третья. Где-то между ротами, отдельными взводами и КНП, зарылись в землю танкисты и зенитчики со своими танками и "шилками". Сотни людей также сидели в земле и ждали. Все это я знал, но не видел. А была просто ровная степь. Слева сзади в километре была моя батарея, но ее тоже невозможно было разглядеть даже в бинокль. Еще два километра сзади замаскировались артиллеристы со своими "М" и "Д" тридцать. Стояла гробовая тишина. Даже птицы не летали. Видимо чувствовали приближение чего-то грозного.

Камутатор был установлен правее основного помещения. Двум бойцам, возившимся с ним, не получалось установить связь с первой мотострелковой и первой танковой ротами. Я позвонил на батарею, сказал, что пришел и стал разбираться с проводами и штекерами. Красный приказал напомнить всем кто на телефонной связи, о строжайшем соблюдении радиомолчания. А кто без приказа шевельнется, вообще расстреляю, говорил комбат. Короче все ждали наступления ночи. Но как выяснилось вскоре и не только ночи. Ждали прибытия наблюдателей.

Примерно в половине восьмого солдат комендантского взвода, охранявший вход в КНП крикнул: Смирно! Командир полка подполковник Шацков! Комполка вошел в помещение командного пункта уверенной походкой боевого офицера. Серьезным взглядом оглядел обстановку и, без изменений на лице, поздоровался за руку со старшими офицерами. Подошел к стереотрубе и внимательно оглядел позиции батальона. Видимо его, тоже волновала маскировка. Затем повернулся к офицерам.

Василенко! Обратился он к командиру артиллерийского дивизиона.

Я! Товарищ полковник!

Надеюсь, сегодня сюрпризов не будет?

Не будет, товарищ полковник!

Смотри! Проверь все внимательно. Сержанты пусть наводят и стреляют. Молодых вообще убери. Пусть боеприпасы подносят. Вы самые тяжелые, поэтому не прозевайте начало движения, а-то натворим делов. И связь. Основная и два дубля. Одни наушники сам можешь надеть.

Здоровый, мощный, типичный представитель своей национальности Василенко, стоял навытяжку с багровым лицом. Он не злился на Шацкова, а просто ему было неудобно за ляп, который допустил осенью прошлого года, кстати, тоже на проверке.

Шацков специально при всех припомнил Василенко, как осенью тот, находясь в трех километрах позади, начав артподготовку, ошибся с наводкой и из пяти орудий расстрелял командный пункт полка. И только чудом не один снаряд не попал внутрь КНП, и никто не пострадал.

Стечением обстоятельств мы с Тараненко тоже там были. Управляли огнем своей батареи, которая находилась на одной линии с КНП, справа. Артподготовку должны были начать в 9.00. Красный тогда спросил Тараненко: Все у вас с Василенко нормально?

Да. Часы сверили, в девять начнем.

Ровно в девять я передал на батарею "огонь!". Батарея беглым из четырех стволов начала отправлять мины в небо. А через тридцать, сорок секунд на КНП обрушился ураганный огонь. Снаряды рвались и спереди и сзади и сбоку в десяти метрах от нас. Первый разрыв я увидел прямо перед собой. Раз! И только с фырканьем пролетели осколки. Ни огня не дыма, только куски земли. Замешательство было секундным. Все упали на дно КНП, и нас стало заваливать породой. Попытались связаться по телефону с артиллерией. Связь исчезла. Перебило кабель. Красный кричал по рации. Бесполезно. Так и просидели "артподготовку" на дне бетонного укрепления с открытыми ртами. А минометные мины улетели на два километра вперед и взорвались.

После случившегося, сор из избы выносить не стали, но Василенко орден "За службу Родине в Вооруженных Силах" временно надевать перестал.

Через полчаса с входа на КНП крикнули: Смирно! Командир дивизии генерал майор Агафонов! Молодые лейтенанты, приподняв край маскировочной сети, испарились. Агафонов вошел в помещение. Поздоровался с офицерами и за руку с Шацковым, Красным и Казакпаевым. Подошел к картам, потом осмотрел поле боя.

Готов? - обратился он к Шацкову.

Так точно!

Летят уже. Скоро будут.

Прозвучало так серьезно, что я подумал, что летят бомбардировщики. Я технично свалил с командного пункта на улицу, покурить. Неподалеку стояли два новеньких уазика. Один командира полка, второй командира дивизии. Любой, даже самый современный автомобиль, позавидовал бы тому вниманию и уходу, которое получали эти уазики.

У комдива было два водителя. Два брата близнеца. Высокие, здоровые, в новеньких зеленых хэбэшках-стекляшках. У обоих на груди планочки медалей "За отличие в воинской службе" обоих степеней. Ходили слухи, что они были баптистами. Мясо, масло не ели, водку не пили и не курили, не ругались матом и не брали в руки оружие. Привел их в армию отец прямо к комдиву. И говорит: Вот, сыновья, ваш хозяин на два года. И они стали служить хозяину, верой и правдой. Говорили, что работящие были не то слово. За ночь могли уазик разобрать и собрать. Мастеровитые были, короче, и водилы отменные.

Перекурив, я вернулся на командный. Телефонную связь наладил, но уходить мне не хотелось. Поднадоело сидеть в земляном окопе на батарее и наблюдать одни и те же рожи. И я стал методично обзванивать все подразделения, типо проверять связь. Ну, заодно, естественно, и на самом деле проверял.

В девять вечера в ста метрах от командного пункта мягко приземлился вертолет Ми - 8 с красными звездами на бортах. А через десять минут на входе крикнули Смирно! - и на КНП, в начищенных до блеска сапогах и с небольшой свитой, появились командующий 55-й армией генерал лейтенант Самсонов, командующий Краснознаменным Средне-Азиатским Военным Округом генерал полковник Ковтунов и генерал армии из Москвы, фамилию не помню. Перед тем, как они вошли, по лейтенантской схеме испарились все командиры рот. В замаскированном помещении, от какого количества генеральских звезд стало светлее, чем на улице. А я, учитывая, что за всю службу старше полковника никого не встречал, вообще, чувствовал себя как в музее. Вот, думаю, повезло. Потом пацанам расскажу, не поверят.

Адъютанты мухой накрыли походный столик скромной снедью и встали рядом, косо поглядывая на боевых офицеров. Все о чем-то потихоньку говорили, а Ковтунов в бинокль внимательно осматривал боевые позиции. Было совсем светло. Самый длинный день года не хотел заканчиваться.

Красный! Позвал Ковтунов. Иди сюда. Готов? Готов, Александр Васильевич. Когда начнете? Решили ночью, неожиданно, время начала не оговаривали. Ладно. Подождем, пока стемнеет.

Ковтунов поднял бинокль и тут, прямо перед его вооруженным взглядом, в пятистах метрах от командного пункта появился ГАЗ-66, который на предельной скорости, поднимая клубы пыли, удирал точно от такого же газона, только с мигалкой и белой надписью "ВАИ". Это увидели все присутствующие. По замаскированным боевым позициям с ревом носились два грузовика. Это была катастрофа. Дисбат минимум. Капитанов в лейтенанты, майоров в старшие лейтенанты, а полковников командовать ротами. Все офицеры, представлявшие наш полк, изменились в лицах и побледнели. Генералы вели себя так, как, вроде, ничего не случилось, но бесконечно же так продолжаться не могло. Тараненко, оказавшийся рядом со мной, прошептал: Узнай. Наши все на месте? Я соединился с батареей и от Сабира узнал, что нет Пехтерева. Уехал самовольно, на своей машине в Репенку за сигаретами.

Гонка с преследованием продолжалась. Тишину прервал Шацков.

Чья машина? Ну "ВАИ" понятно. А это чья?

Все молчали. Хотя знали, что на шестьдесят шестых передвигаются только минометчики. Тараненко выглядел хуже всех, точнее совсем плохо. Только благодаря молодому двадцати шести летнему организму, не останавливалось его сердце.

Военной автоинспекции задержать нарушителя не удавалось.

Часовой! Или кто там есть! Крикнул Шацков. Мою машину вперед!

И через три минуты по степи гонялись уже три машины. Километр в одну сторону, километр в другую. Петли, завитки, развороты. Так как ветра не было, пыль стояла до неба. Через десять минут гонок комдив Агафонов послал своих "бабтистов". И они присоединились к задержанию. Теперь по степи, демаскируя позиции, пылили два газона и два уазика.

Армейский учебный цент был оборудован по всем правилам. В полутора километрах слева от командного пункта пролегала дорога, шириной в одну машину, для наблюдателей. Тянулась она вдоль всего полегона, и уложена была бетонными плитами на пяти метровой насыпи.

Как-то год назад, в весеннюю распутицу, мы наступали по колено в грязи, и на руках вытаскивали засевший на мосты ГАЗ 66 с минометом на сцепке. Я повернул голову влево и увидел в десяти метрах группу офицеров в лакированных ботинках, наблюдавших за нами. Они стояли на солнышке, той самой бетонке около черной "Волги".

Неопознанный нарушитель вырвался из кольца преследователей и помчался по направлению к бетонке. Те устремились за ним, практически не уступая в скорости. 66-й, не притормаживая, взлетел на бетонку с одновременным поворотом налево, встав на два колеса и, не сбрасывая скорости, помчался по бетонке в ее начало, по дороге встал на четыре. Машина "ВАИ" заехала на бетонку и, почему-то, остановилась, перегородив собой дорогу. Уазики повыскакивали за ней, но ехать не могли, так как мешали ваишники. Пока заводились и разъезжались, нарушитель скрылся.

Я направил бинокль назад, в сторону копониров нашей батареи. Вдалеке появился газон и потихоньку заехал в укрытие, вырытое в земле. Кроме меня этого не видел никто.

Командир дивизии повернулся к Красному и сказал:

Десять минут. Найти и чтоб здесь стоял.

Красный посмотрел на Тараненко. Тараненко скомандовал мне:

Пехтерева на КНП!

Я воткнул штекер в гнездо минометной батареи.

Сабир. Пехтерева на командный! Срочно! И услышал в трубке, как Сабир крикнул: Пехтерев, бегом на КНП, комбат вызывает!

Я смотрел в бинокль в сторону огневой позиции батареи и увидел, как из земли выросла фигурка человека и побежала в сторону командного пункта.

Через десять минут в командный пункт вошел рядовой Пехтерев, привычно подкинул правую руку к виску и замер с открытым ртом, который сумел произнести только слово "товарищ....". В числе полковников и прочих офицеров, перед Славиком стояло четыре генерала. Все молчали. "Товари-щи..., ге-нералы", - со второй попытки тихо произнес Пехтерев, и медленно опустил руку. Говорить больше не мог.

Командование округа внимательно осматривало не высокого бойца. Новые погоны с буквами "СА". Аккуратно подогнанное, чистое уставное "ХБ". На груди "Отличник Советской Армии" и первая классность. Начищенная бляха, комсомольский значок и красная звездочка в пилотке.

Тишину нарушил генерал полковник Ковтунов.

Ты? Строго спросил он Пехтерева.

Я, товарищ генерал. Ответил Славик и опустил голову. И ни какая сила, казалось, не могла бы ее поднять.

Нука, солдат, встань рядом со своим командиром.

Интересно, думаю, кого Пехтерев выберет? Ведь его командирами были все присутствующие офицеры полка. Он подошел к белому как стена Тараненко. Встал рядом и тоже стал белеть. Тараненко мысленно прощался с батареей и, наверное, с полком. До Славика тоже доперло, что из КНП он выйдем уже под конвоем.

Командующий перевел взгляд на Тараненко.

Сколько у тебя шестьдесят шестых в батарее, капитан? - спросил Ковтунов.

Десять! Товарищ генерал полковник! - отрапортовал Тараненко обескровленными губами.

И все так бегают?

Так точно! Товарищ генерал полковник!

Ковтунов помолчал. Осмотрел присутствовавших. И продолжил.

Ну что я могу сказать, товарищи.

Молодец, капитан! А тебя, боец, благодарю за службу!

И в тишине бетонного укрепления прозвучало четкое: Служу Советскому Союзу!

В двадцать три пятнадцать три красные ракеты известили о начале того, к чему почти месяц готовилось несколько сотен человек. И завертелась вьюга боя. Первыми полетели вертолеты противника. Макеты двигались на приличной скорости по тросам, натянутым между стальными мачтами. Шилки открыли огонь. Снарядов не жалели, как мы не жалели лопат, когда зарывались в землю. Все пришло в движение. Стреляли танки и БМП. Над нашей головой непрерывно шуршали снаряды дивизиона майора Василенко.

Минометная батарея осветила весь фронт. Танки, грозно ухая по мишеням, начинали откатываться, прикрывая пехоту. Руки, опухая, перетаскивали десятки тонн железа. Кожа трескалась от напряжения и кровоточила. Казалось, эта самая короткая ночь года не кончится никогда...

Солнце всходило. Нижний край огромного яркого шара тяжело оторвался от серой линии горизонта. Мы сидели на лафете вспотевшего "Василька" и смотрели в след, уезжавшему лейтенанту Баташеву.

Пацаны.

Сорок семь лет назад сегодня война началась.

Пауза...

А у нас кончилась.

Ну и, слава Богу!

Алма-Ата, декабрь 2009 г.

14 сентября после продолжительной болезни на 77-м году жизни скончался генерал-полковник в отставке Ковтунов Александр Васильевич, бывший командующий войсками Дальнего Востока.

После окончания Киевского военного суворовского училища 18-летним юношей А.В. Ковтунов был зачислен курсантом Одесского пехотного училища. Став офицером, он самоотверженно выполнял служебный долг, осваивал образцы нового вооружения и техники, совершенствовал навыки и умения в военном деле на различных должностях. Успешно окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе и Военную академию Генерального штаба, командовал дивизией, армией, группой войск, войсками Среднеазиатского военного округа и войсками Дальнего Востока.

На всех должностях, которые ему были доверены, генерал-полковник А.В. Ковтунов проявил себя как грамотный и смелый военачальник, способный в самой сложной обстановке принять верное решение. Особое уважение у сослуживцев Александр Васильевич завоевал тем, что никогда не снимал с себя ответственности за промахи подчиненных, всегда заботился о жизни людей в погонах.

А.В. Ковтунов участвовал в решении важных государственных и общественных задач, будучи депутатом Верховного Совета СССР и Российской Федерации, активно отстаивал интересы Вооруженных Сил.

Родина высоко оценила заслуги А.В. Ковтунова, наградив его орденами Красной Звезды, "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР" II и III степени и многими медалями.

Светлая память об Александре Васильевиче навсегда сохранится в наших сердцах.

(Газета "Красная Звезда" 16 сентября 2009 г.)

Комментарии: 2, последний от 14/02/2012. © Copyright Плугов Алексей Равильевич (brmzsn@mail.ru) Размещен: 21/02/2010, изменен: 21/02/2010. 45k. Статистика. Рассказ: Проза Годы событий: 1988	Оценка: *9.505** Ваша оценка:
Аннотация: молодым ребятам, которым еще предстоит служить Родине об армейской взаимовыручке, находчивости и командирской мудрости.

Плугов Алексей Равильевич Последний рассвет

Плугов Алексей Равильевич
Последний рассвет