ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Погодаев Сергей Геннадьевич
Аминовка

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.01*18  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Выполняю просьбу своих солдат. С уважением к авторам и гостям сайта.

Аминовка.

("Расшифрованный дневник". Отрывок.)

   7 мая 1986 года мы с Тайгой на борту самолета ИЛ-18 пересекли Советско-Афганскую границу.
   В Кабуле Тайга вместе со мной прислушивалась к канонаде и впитывала запахи войны. Казалось, собака сразу поняла для чего она здесь. Взгляд насторожен, движения резкие - нервные, шерсть дыбом. При приближении к нам людей, верхние губы собаки поднимались, обнажая мощные бивни. Из пасти пытался вырваться наружу звериный рык, но видимое спокойствие хозяина заставляло его оставаться внутри. Нельзя сказать, что мы не привлекали внимания, но охотников приблизиться не было. Вид собаки вызывал уважение военной братии.
   Восьмого мая на вертолете МИ-8 мы прилетели на аэродром Баграм.
   На аэродроме куда мы - заменщики прилетели на вертолете из Кабула, нас никто не встретил. Никто из нас понятия не имел куда идти. Кто-то из членов экипажа вертолета посоветовал идти к диспетчерской. "Там вас наверняка ждут". Но и там нас не ждали. Люди мы военные, поэтому решили сидеть и не дергаться. Через час афганские летчики показали нам, по какой дороге идти в дивизию и мы, обливаясь потом, поплелись по ней. В форме, волоча за собой огромные чемоданы, на радость проезжающим мимо солдатам царандоя. Вскоре нас подобрал попутный грузовик и довез до КПП дивизии.
   Поселили вновь прибывших в гостиничном модуле, с крыльца которого была видна, как я узнал потом, Чарикарская зеленка. В дивизии уже мы были окружены заботой и вниманием. В столовой накормили человеческой пищей, которая на порядок отличалась от кенгурятины Кабульской пересылки. Оно и понятно - в Кабуле воры-администраторы пересыльного пункта должны были делиться с ворами из штаба армии (я имею ввиду "честных и скромных" тружеников тыла), и поэтому воровать вынуждены были больше, дабы себя не обидеть. После обеда всех вновь прибывших пригласили на торжественное собрание, посвященное Дню Победы.
   Командир дивизии, генерал-майор Исаев, вручал боевые ордена и медали солдатам и офицерам, отличившимся в боях. Впервые я присутствовал на чествовании героев. У меня все было впервые, поэтому нет ничего удивительного в том, что все спиртное, которое я привез из Союза, у меня быстро-быстро выцыганили.
   Очередной шок я получил, когда после торжественного собрания дивизионный ансамбль "Каскад" исполнял свои песни, а под эти суровые, пахнущие порохом стихи, положенные на музыку, офицеры танцевали с женщинами танго, вальсы, ломали шейк. В то время таможня не пропускала через границу кассеты с подобными записями (это считалось контрабандой) и, служа в отдаленном приграничном гарнизоне, я не мог их слышать. Через полгода эти же парни подарили мне две магнитофонные кассеты со всеми своими песнями. Позднее эти кассеты были также изъяты "бдительными узбекскими" таможенниками.
   Вечером, стоя на крыльце под лампочкой, горящей над входной дверью, смотрю на сполохи артиллерийских разрывов. Звездное небо беспрестанно чертят пунктиры трассирующих пуль. Стою, и думаю о тех людях, что там под огнем. Кто они? Простые советские солдаты, или одурманенные пропагандой гордые афганцы? А может там отпетые бандиты, опьяневшие от крови? Пытаюсь понять и не могу - зачем люди стреляют друг в друга? Думаю обо всем этом, а сам знаю, что приехал на эту войну не чай пить, что в любой момент шальная пуля может прервать мои размышления, и все равно стою...
   Тайга сфинксом замерла у моей левой ноги. Судьба каждого из нас с этого момента зависела от другого, и мы оба это понимали.
   - Так-то, Тайгуха, - сказал я.
   - Знаю, хозяин, - сказали глаза собаки.
  
   9 мая 1986 года.
   Баграм. Утро. Чищу зубы. В умывальник заходит офицер с капитанскими звездочками на погонах и спрашивает: "Походяев здесь есть?"
   - Во-первых, не Походяев, а Погодаев, во-вторых, это я, в-третьих, кто вы такой и что вам надо? - изрек я, сплюнув пену от зубной пасты.
   Капитан хмыкнул:
   - Я ваш начальник штаба, товарищ старший лейтенант, так что побыстрее приводите себя в порядок, и едем в батальон.
   Умывшись, я пошел собираться. Капитан молча наблюдал за моими неторопливыми действиями. Минуты через две-три он спросил:
   - Вы случаем не БВТэКу заканчивали?
   Я поднял глаза:
   - Да, а что?
   - В каком году?
   - В восемьдесят втором.
   - Сухоплюева знаешь?
   - Где он? - вырвалось у меня.
   - Да, дела, - буркнул капитан, развернулся и вышел.
   Глянув на свой вид в зеркало, взяв чемодан, где, согласно приказу, должно было находиться обмундирования всех видов на два года вперед, я вышел из модуля. Капитан курил, стоя ко мне спиной.
   Тайга, привязанная к дереву, радостно повизгивала, увидев меня.
   - С тобой? - уточнил капитан.
   - Да.
   - Толково. Пошли.
   После проведенного на крыльце Баграмской гостиницы вечера было странным ехать теперь сверху на БТРе по этой тревожной местности.
   Тайга гордо сидела на броне, и смело смотрела вперед навстречу своей смерти.
   Вдоль дороги груды сожженной техники, посеченные пулями и осколками обелиски, развалины глиняных строений. Не видно ни одной стены, которую война не изрешетила бы осколками и пулями. Здесь мне предстояло выживать почти два с половиной года. Теперь в моей жизни есть такая дата - сто пятое мая.
   Наш БТР съезжает с асфальтированной дороги в реку пыли, которая, поднимаясь сзади, надежным пологом накрывает нас от всего мира. Ничего кроме пыли. Вот мы ее обгоняем, и впереди, метрах в пятистах вижу глиняную крепость с красным флагом. Река пыли вытекает именно оттуда - значит скоро приедем.
   По мере приближения вижу, как из крепости выходит человек с голым торсом. В нем узнаю Француза. Так я еще в училище окрестил Юрия за изысканность манер, независимый характер и изящность, которая свозила в каждом его взгляде и жесте. Взгляд его действительно всегда был снисходительно-надменный, что приводило всех наших командиров в "неописуемый восторг". Юрку они всегда считали в чем-то виноватым. Наверное, нас и сблизило то, что и я был не очень, мягко говоря, примерным курсантом.
   На этой войне Француз стал моим учителем.
   БТР останавливается. Спрыгиваю на землю. Юрка, с обалденно-лучезарной улыбкой, какая есть только у него, хватает меня в объятья и задает наиглупейший вопрос:
   - Во! А ты-то что здесь делаешь?
   Мы были очень рады видеть друг друга.
   Капитан, сидя на люке БТРа:
   - Я не понял, доклад будет или мне можно уехать?
   Юрка, не выпуская меня, поворачивает голову к начальнику штаба:
   - Александр Иванович, это друг, понимаете? Друг! Одного не могу понять - Погодаева, и в такое гавно. Дурдом.
   - Смирно! - Выручил своего командира сержант с повязкой дежурного. - Товарищ капитан, во время несения службы происшествий не случилось. Дежурный по заставе старший сержант Федутик.
   - Вольно. Раскурдяи. В гости-то пригласишь?
   Широко расставив руки, Юрка протяжно произнес:
   - Товарищ капитан, какие проблемы? Прошу. Только вот пока нечем угощать. Предупредили - бы.
   - Пойдем, доложишь обстановку. А с другом к вечеру разберетесь.
   Вскоре начальник штаба покинул заставу. До вечера я Юрке не мешал. Просто ходил и смотрел, дышал этим воздухом, знакомился с обстановкой.
   Тайге пришлось уживаться с двумя своими сородичами. У Юрки жили две овчарки сомнительного происхождения - Мухтар и Чара. Из трех собак Тайга была самая здоровая по экстерьеру. У Мухтара были проблемы с задними лапами, а у Чары - с передними. Сука была ластоногой, а кобелю, видимо, когда-то повредили таз. Две суки на одной территории - это уже конфликт, а присутствие кобеля усугубляло положение. С первого дня Чара с Тайгой стали драться. Часто их приходилось разливать водой. Закончилось их соперничество, как и должно было закончиться. В одной из таких схваток Тайга располосовала череп Чары своими бивнями от ушей до глаз. Чара погибла.
   Поскольку я первый раз в жизни находился в подобного рода строении, оно меня заинтересовало. Высота стен около десяти метров, снаружи ни одного окна, лишь по углам этой глиняной крепости, начиная с высоты полтора-два метра и до самого верха, множество маленьких бойниц, расположенных в шахматном порядке. Толщина стен - около полутора метров. Из крепости два выхода. С восточной и с западной стороны. К южной стене пристроено двухэтажное помещение, где расположены: на первом этаже - ленинская комната, спальное расположение и склад боеприпасов; на втором этаже еще два спальных расположения - на пять мест каждое. На "крыше" оборудован командно-наблюдательный пункт, там же находился первый пост. В центре на треноге стоял крупнокалиберный пулемет ДШК, у восточной амбразуры, на сошках - пулемет Калашникова. Северная сторона была прикрыта двумя постами-вышками. Угол северо-запад - пост N 2, северо-восток - пост N3.
   За территорией крепости со стороны первого поста находился склад боеприпасов, в котором хранились снаряды для танков. Достаточно вместительный блиндаж в несколько накатов, где согласно приказу хранилось пять боекомплектов для танков. 400 снарядных ящиков. Со стороны второго поста - баня, чуть дальше, метрах в двадцати туалет. Перед западным входом, где была наименьшая вероятность огневого воздействия, в тени огромных тутовых деревьев, Юрка соорудил спортгородок, обнесенный маскировочной сетью. Если бы я такового не обнаружил, был бы очень удивлен. Там же была площадка для обслуживания танковых боеприпасов. Танковые снаряды, весом в 28 кг, хранятся в ящике по 2 шт. Они законсервированы специальной вощеной бумагой, поэтому непосредственно перед загрузкой в танк их моют горячей соляркой и насухо протирают ветошью.
   Здесь первый раз я попробовал плоды тутового дерева. Когда они спелые, цвет их - фиолетовый. Наши лесные ягоды во сто крат вкуснее и полезнее, однако, вкусить заморский плод забавно. С утра горсть ягод тутовника мне не мешала.
   Здесь же меня (красного командира!) ошарашили тем, что перед посещением туалета, я должен предупредить об этом дежурного по заставе, или часового первого поста. Юрка мне говорил:
   - Понимаешь, автомат здесь как носовой платок в Союзе. Как трусы, понимаешь? Здесь, в "зеленке" только круглый балбес расстается с оружием. Не думаю, что тебе хочется вернуться домой в цинковом бушлате. А посему никогда, слышишь - никогда не пижонь - не оставляй оружие. В этом твоя жизнь. Уверяю тебя - вернешься, вспомнишь мои слова. Пошли наверх, покажу кишлак.
   Мы поднялись на первый пост. К востоку от заставы простирались развалины бывшего населенного пункта, обозначенного на карте - Багарики-Суфла. Юрка рассказывал:
   - Здесь основные силы Карима. В кишлаке два комитета. Вон, видишь, перекрытая щель на крыше? Это их наблюдательный пункт. Правее черной стены, видишь? Еще один НП. На гору смотри. Ниже бревна торчат, а под ними черная дыра. Тоже НП. А вон, смотри, за стеной кусок жести поблескивает. Видишь? Внимательнее смотри - сейчас чалма появится. Это их часовой. А крепость эта и есть комитет Карима. Второй комитет на другой стороне кишлака. Смотри - вон отдельное дерево, а левее труба торчит. Иногда из нее дымок идет. Мирные жители из кишлака ушли давно. А вот эти развалины, - тут Француз показал на остатки крепости, что метрах в тридцати от заставы, - бывший комитет ХАД. Наш "комсомолец" корректировал работу СУшек. Вот результат - докорректировался. Еще бы чуток и заставу бы накрыли. Хадовцы около заставы переночевали, а утром ушли. Теперь мы здесь одни.
   Вечером с позиций вернулись танки. Теперь мне было всё знакомо и понятно. Постановка задач на обслуживание танков, развод, проверка оружия.
   На одном из танков, прибыл командир первого взвода. Француз, как командир роты представил нас друг другу. Взводного звали Александр Барсегян. Сашку я запомнил, наверное, на всю жизнь.
   Как стемнело, часовые стали кричать: " Первый - 115!; второй - 115!; третий - 115!" На мой вопрос, Юрка ответил:
   - По переговорной таблице, - "115" означает "всё нормально". Вот когда часовой замолчит, тогда проверяй - может уже и убит. Смотри, вникай, привыкай. Скоро стрелять начнут.
   Стрелять начали действительно скоро. Юрка, с Барсегяном, вылетели во двор заставы, прихватив автоматы, после длинной очереди. Это сигнал тревоги. Я было выбежал следом, но Юрка крикнул:
  -- Не лезь никуда. Сиди и смотри.
   В то время, пока застава отражала нападение, я наблюдал за работой минометчика. Внутри крепости, по периметру - на стенах висели бирки с указанием номеров ориентиров, угломеров, и размерами зарядов. Сверху Юрка подавал команды, их заглушала стрельба из всех видов вооружения, включая грохот танковых пушек, но солдат, работавший у миномета, каким-то образом четко их выполнял.
   После обстрела мы ужинали. Ужинали медленно, смакуя время нашей встречи. Я спросил:
  -- Юрок, а кто такой этот Карим?
  -- О, браток! Карим это человек на земле которого мы сейчас живем. Это его вотчина. Нормально то, что ему это не нравится, но в этом, согласись, ни ты, ни я не виноваты. По разным данным у него под ружьем постоянно около трехсот человек. Одна из самых мобильных и самая жестокая банда в провинциях Кабул и Парван. Было их пять братьев. Старший Шутуб погиб в восемьдесят четвертом. Ему было около пятидесяти. Кариму сейчас тридцать четыре. Двадцать девять лет его брату Бариолаю. Это самый коварный из всех командиров групп у Карима. Специализируется на танках. Все сожженные танки нашей роты - его работа. Гранатометом владеет как ты вилкой. Вычисляет командирские танки. С тех пор как погибли Серега Шупиро и Вова Петухов, бортовые номера на танках не пишем. Еще один их брат в банде Карима командиром группы - Абдул-Ходи, но он сейчас в Пакистане. Толи после ранения, толи на перегруппировке. Скоро вернется, и наверняка с караваном. Самый младший учится еще. Ему сейчас лет тринадцать. Вырастет - тоже сюда придет.
  -- Откуда такие подробности? Можно подумать это твои родственники.
  -- Тут все про всех все знают. Мы о них, они о нас. Это нормально. Разведка работает и у них, и у нас.
   В этом я смог убедиться позднее, когда узнал, что моя фотография появилась у Карима через три дня после моего появления на заставе.
  -- Юра, а Шупиро, Петухов?
  -- Серега Шупиро командиром роты до меня был. Погиб девятнадцатого декабря прошлого года. В бою ему оторвало обе ноги и руку. Он еще минут пятнадцать командовал, пока мы не подошли. До медсанбата не довезли. Да... Не дай Бог такой куклой вернуться. - Юрка выпил, закурил. - В Москве у него двое детей остались. Представляли к Герою. Орден Ленина посмертно. Золота на всех не хватает - либо шибко блатным, либо посмертно, и то избирательно. Позже сам увидишь. А Вова Петухов на выносной подорвался. Фугас с химическим взрывателем. Четвертого марта подорвались, а восьмого благополучно скончался. Не будь праздника, может, и спасли бы. А так из экипажа никого не осталось. То, что осталось от танка, притащили к заставе. Да ты, наверное, обратил внимание на наше танковое кладбище.
   Говорили, естественно, о многом, Юрка пел "блатные" песни под гитару (я не помню, чтобы он с ней расставался):

- Как на поле Куликовом, прокричали кулики,

И в порядке бестолковом вышли русские полки,

   Как дыхнули перегаром, за версту разит,

Значит выпито немало - будет враг разбит...

   Я долго не мог заснуть.
  
   11 мая 1986г (воскресенье)
   Утром, открыв глаза, я увидел Юрку, который сидел на соседней кровати и внимательно изучал мое лицо. Я откинул одеяло и вскочил на ноги.
  -- Что-нибудь случилось?
  -- Случилось, браток, случилось. Здесь нельзя так спать - вырежут.
  -- Ты о чем?
  -- Ночью обстрел был. Ты его проспал. Нельзя так, командир. Нельзя.
   Мне никогда еще не было так стыдно перед Юркой. Впереди у меня было еще двадцать восемь месяцев войны, и больше никогда за себя я так не краснел, как в тот раз.
   Пока мы с Французом делали зарядку и приводили себя в порядок, с дороги, после выставления выносных постов, вернулся Сашка Барсегян. Втроем мы позавтракали и поехали на КП батальона на совещание.
   После совещания я должен был убыть в Гулям-Али к своему заменщику - старшему лейтенанту Лошкову.
   Около одиннадцати часов Саша Барсегян вышел из помещения штаба, махнул нам, сидящим в курилке, рукой и вышел во двор заставы.
   Минут через десять часовой первого поста закричал:
  -- Обстрел в районе выносных седьмой заставы!
   Все офицеры выскочили во двор. Юрка пролетел мимо меня к своему танку и умчался на нем на обстрел. Седьмая застава - это его второй взвод. Мимо меня к своему танку пробежал комбат. Я за ним. Кричу:
  -- Разрешите заряжающим!
  -- Успеешь, - уже на ходу бросил комбат.
   Рядом в окопе стояла КШМ-ка и было слышно как по связи ругались отцы-командиры сквозь трескотню пулеметных очередей и разрывов танковых орудий. Там шел бой. Я чувствовал себя паскудно - друг воюет, а я загораю.
   Через какое-то время комбатовский танк пришел к заставе. Комбат спрыгнул с танка, содрал с себя шлемофон и, смачно выругавшись, очень быстро прошел мимо нас, стоящих около курилки. Подъехал БТР начальника штаба. Капитан Федорашко подошел к нам и сел на скамейку. Кто-то протянул ему сигарету. Он прикурил от протянутой мною спички, глубоко затянулся, обвел всех нас взглядом и сказал:
  -- Барсегяна убили.
   Сашка должен был на "летучке" уехать на пятую "А" сторожевую заставу. Там нужно было снять коробку с танка, после чего на шестой заставе снять танковый двигатель. Сопровождать "летучку" с лейтенантом Барсегяном должен был на своем танке командир второго взвода старший лейтенант Яснов. Он "четко" уяснил полученную задачу, сел верхом на танковую пушку своей машины и добросовестно проследовал на пятую "А", оставив "летучку" позади. Между выносными постами седьмой заставы "летучка" нарвалась на засаду.
   Рассказывал водитель. Первая граната попала в кунг, вторая - в кабину. Водитель, по его словам, потерял сознание. Его контузило. Когда он очнулся, вокруг машины ходили духи. Барсегяна под руки волокли в "зеленку". Солдат повернул ключ зажигания, машина завелась, и он поехал в сторону выносной. Впоследствии солдата долго таскали на беседы к особисту (командира в бою бросил!). В конце концов, он был награжден орденом "Красной Звезды".
   Лейтенанта разорвали живьем. Прибывшие через десять минут мотострелки Рухинского полка, под командой старшего лейтенанта Переверзева, нашли Сашку в развалинах. Правая нога вывернута, закинута за левое плечо. Левая рука, вырванная, лежала рядом. Правой половины головы не было. В нее духи выпустили все патроны из Сашкиного автомата. Оставшаяся половина лица изображала дикую гримасу. Когда его рвали, он был жив.
   Так, до конца выполнив свой воинский долг, погиб выпускник нашего училища 1985 года, командир танкового взвода, лейтенант Саша Барсегян, 1964 года рождения.
   После обеда мы с Тайгой на БТРе начальника штаба выехали в Гулям-Али, где меня уже ждал заменщик. Утром двенадцатого мая я должен был на вертолете из Баграма улететь в полк, который дислоцировался в Рухе.
   Любопытная деталь. После того, как в Чите я получил предписание в штабе округа, офицеры, прибывшие из Афганистана, интересовались - в какую часть я направлен. Я показывал бумагу, где мне было предписано в такой-то срок явиться в "в.ч. п.п. 86997". Они смотрели на номер полевой почты, потом на меня и все как один задавали один и тот же вопрос: "За что тебя туда?" На мои расспросы все они отвечали одинаково: "Приедешь - увидишь". Поразительно то, что и в Чите и в Ташкенте и в Кабуле произносились одни и те же фразы. Теперь мне предстояло это увидеть.
  
   12 мая 1986г.
   Руха - столица Панджшера. Вотчина знаменитого на весь Афган Ахмад-Шаха Массуда.
   Вылет в 4.00. Когда наш БТР подлетел на взлетку, винты вертолета уже вращались. Диспетчер крикнул:
  -- Бегите, может успеете.
   Я успел. Мне открыли дверь, спустили лесенку, и когда я влез в салон, мне бросили мешок. Я понял, что это парашют, но видел его первый раз в жизни. Окинув салон взглядом, обратил внимание на то, как все держат парашюты, и так же поставил свой на колени. Разговаривать в вертушке невозможно, наверное поэтому никто из бывалых не сказал мне ни слова. А, скорее всего на меня просто не обратили внимания. Когда приземлились в Рухе, я поставил парашют на пол и сразу услышал крик вертолетчика, вышедшего из кабины:
  -- Команды снимать парашюты не было!
  -- А он его и не надевал! - Заорал мой сосед.
  -- Первый раз? - Я кивнул. - Понятно. Он бы тебе все равно не помог.
   Командир полка майор Петров смотрел на меня красными от недосыпания глазами, почти не мигая.
  -- Значит вместо Лошкова?
  -- Товарищ майор, разрешите вместо лейтенанта Барсегяна в первую роту.
  -- Ты хоть знаешь, куда ты лезешь? Рота за полгода потеряла трех офицеров.
  -- Знаю. Разрешите.
   Командир полка долго молчал, глядя в мои глаза. Было видно, что не просто ему принять решение.
  -- Подумай иди. В семнадцать придешь ко мне. Вопросы?
  -- Вопросов нет. Разрешите идти?
  -- Иди.
  -- Есть.
   Думать мне было нечего. Решение принято. Точка. Отец меня учил с детства - сделал шаг, переходи дорогу, иначе собьет машина. Весь день я потратил на хождение по службам и складам. Получал оружие и обмундирование. В 17.00. я был у командира полка.
  -- Ну что, Погодаев, советую все-таки в Гулям-Али.
  -- Разрешите в первую роту, товарищ майор? Я подумал.
   Командир полка поднялся навстречу мне, обнял. Когда он отстранился, глаза были влажны.
  -- Дай тебе Бог, сынок. Скажешь в кадрах - на шестую. Все. Иди.
  -- Спасибо, товарищ майор.
   Кто знал Николая Васильевича Петрова по Афганистану, могут мне возразить - мол, не был Петров настолько сентиментален, чтобы пускать слезу перед командиром взвода. Он был действительно жестким командиром, но меня не раз поражал именно своей гуманностью. Тут, видимо, было и осмысление пережитых ошибок офицера. Но, не мне судить...
  
   13 мая 1986г.
   Из Рухи в батальон я возвращался колонной. Попробую пояснить, что это такое. Впереди колонны идет ООД (отряд обеспечения движения). В колонне, между машинами - броня (танки, БМП, БТРы). Колонна обязательно прикрывается с воздуха вертолетами. Несмотря на такое прикрытие, на всем маршруте чувствуешь, что тебя рассматривают в прицел. Дорога идет по ущелью Панджшер. Далеко внизу (где в ста, где в ста пятидесяти метрах) бурлит сам Панджшер - горная река, которая на всем своем протяжении нещадно хлещет сожженные каркасы бывших машин, танков, БТРов. Видя это в первый раз, ощущаешь, будто дно этой реки вымощено человеческими телами, которые со временем превращаются в камень. Именно их стоны и хрипы сливаются в единый грохот, именуемый Панджшером.
   В Анаве (кишлак на полпути между Рухой и входом в ущелье) колонна останавливается, и мы ждем, пока вертолеты отработают по постам десантников, находящихся на вершинах гор. Наблюдая за ювелирной работой вертушек, вижу, как в одну из них вошла огненная струя ДШК. Вертолет задымил и, пытаясь сохранить равновесие, подергиваясь пером птицы, стал опускаться вниз. Тут же с "крокодилов" по пещере, откуда работал ДШК, кинжалом вонзились залпы НУРСов. Пещера снова ответила стрельбой. Сделав несколько боевых заходов, ДШК заставили замолчать. Вторая "восьмерка"опустилась к подбитой машине, благополучно приземлившейся в двухстах метрах от колонны и, забрав экипаж, ушла на Баграм.
   На трассу Термез-Кабул выходим в Джабалях. Джабаль-Уссарадж - кишлак в районе стыка трех ущелий: Панджшер, Горбанд, Саланг.
   В штабе батальона известие о моем назначении приняли без особого энтузиазма. Замполит, наклонив голову, тихо произнес:
  -- Ну вот, еще один. Сидел бы себе тихонечко в "зеленке". Нет же.
   Зашел начальник штаба:
  -- Покажите-ка мне этого "камикадзе". - Он развернул меня к себе. - А что? Выживем, ей-ей выживем. А? Серега!?
  -- Так точно.
   Комбат хмыкнул:
  -- Поглядим, что ты за сокол. Александр Иванович, отправляй его на шестую. Пусть обрадует Сухоплюева, а то тот уже думает, что до замены один воевать будет.
   Юрка обрадовался моему появлению но, узнав, что я напросился на место Барсегяна, с тихой грустью похлопал меня по плечу:
   - Дурак. Что еще сказать.
   На заставе были гости. Отделение саперов из саперного батальона дивизии и первая рота Баграмского разведбата. С этой ротой впоследствии мы часто взаимодействовали на боевых операциях, а с командиром роты Отаром Давитадзе стали друзьями. Они прибыли минировать кишлак и подступы к заставе. Во второй половине дня группа ушла в кишлак. Повел их Юрка. Не прошло и часа, как в кишлаке раздался взрыв. Я объявил на заставе тревогу. Через некоторое время из кишлака вынесли на плащ-палатке солдата. Он подорвался на душманской мине. На этом минирование кишлака закончилось, и саперы с разведчиками уехали в Баграм.
  
   14 мая 1986г.
   В этот день Юрка взял меня на дорогу. Дорога открывается в пять ноль-ноль. В это время танки уже должны стоять на выносных постах. В три подъем личного состава, в четыре - выход на дорогу. Чуть забрезжил рассвет и сапер - сержант Трахов, с "коротким щупом, на острие наших удач", как любил говорить наш командир полка, уходил проверять дорогу.
   Казалось Аскир Дженщевич Трахов из Краснодарского края, впоследствии Кавалер Ордена "Красной Звезды", был рожден сапером. Таких саперов мне более видеть не довелось. Он чувствовал мину на расстоянии. Медленно, со щупом под мышкой, он брел по танковому следу. Порой останавливался и опускал щуп. Значит, что-то есть. Этот сапер в мою бытность не ошибся ни разу.
   Колонна из трех танков медленно, изучая жерлами орудий окружающую местность, изредка прощупывая пулеметными очередями виноградники, продвигались к трассе. Такое поведение бронированных машин называется "обработкой местности". Это продолжается до тех пор, пока все танки не займут свои окопы на выносных постах.
   Когда сапер проверял дорогу к танковому окопу и сам окоп, Юрка спокойно покуривая, обходил ближние виноградники. Я шел рядом и слушал его речи.
  -- Пойми, Серега, бойцы должны быть спокойны после нашего ухода. Видишь, я иду в полный рост, оглядываю развалины, бросаю гранаты в кяризы. Солдат должен знать, что после того как он останется один, его жизнь будет зависеть только от его собственной бдительности.
  -- Но ведь тебя очень просто может снять снайпер. Ты же это проделываешь каждый день, насколько я понимаю?
  -- Видишь ли, браток, если бы это было так просто, и меня, и сапера давно бы сняли. Только нет никакой гарантии, что после этого снайпер успеет уйти. Жить хотят все, к тому же духи далеко не дураки. У тебя, я уверен, будет возможность в этом убедиться. К тому же, посмотри на солдат. А теперь скажи - кто больше переживает за меня. Я, или они? Вот то-то. Да они эту "зеленку" перепашут, если меня снимут, как ты говоришь.
   Все-таки слова Француза казались мне тогда легкой бравадой.
  -- Товарищ старший лейтенант, отходим! - Крикнул Трахов.
  -- Пошли, сейчас окоп взрывать будет.
   Мы вышли к танкам. Сапер поджег шнуры и побежал к нам. Мы присели за танками. Раздались два взрыва с интервалом две-три секунды. После этого сапер пошел осматривать окоп. Мы с Юркой двинулись за ним. Окоп представлял собой огромную воронку. Трахов внимательно оглядел ее и махнул экипажу "добро". Танк подошел к краю окопа и солдаты, взяв лопаты, стали засыпать места взрывов.
   Проверка танкового окопа - это пять килограммов тротила. Два с половиной закладывается в том месте окопа, где будет передняя боеукладка, два с половиной - под задней боеукладкой. Один ящик - это двадцать пять килограммов тротила, значит пять дней проверки одного окопа. На участке роты подготовлено двенадцать окопов для выносных постов. Ежедневно выставлялось восемь постов. Вот такая арифметика.
   Если бы четвертого марта Володя Петухов взорвал окоп, мы бы встретились. Но все дело было даже не в лени Петухова. Со временем я столкнулся с нехваткой взрывчатки. На месяц нам привозили когда 10, когда 15 ящиков тротила. Этого хватало на неделю - полторы. Иногда не привозили по полтора - два месяца. Приходилось выкручиваться, перезанимать друг у друга взрывчатку. В последствии, когда мы стали принимать участие в боевых операциях, и у меня появились знакомые в саперных подразделениях, я снабжал тротилом практически все заставы нашего батальона.
   После завтрака Юрка бросил на мою кровать брезентовый нагрудник, в отделениях которого находились 4 магазина от РПК (по 45 патронов), ракета красного огня, две гранаты Ф-1.
   - Это теперь твой "лифчик". Надевай, идем в "зеленку".
   Наблюдая за тем как Француз совершает ритуал бывалого воина по приготовлению себя в рейд, я размышлял над тем - был ли это вызов мне или просто пижонство Юрки. Но, так или иначе, не смел вслух ни о чем спросить. Идти в "зеленку" после всего того, что я здесь увидел в первые же дни, было жутковато.
   - Федутик! - сержант появился как в сказке про "двое из ларца". - Ты за меня. Мы с командиром взвода в кишлак. Посмотрим, где будем брать дрова для бани. Все по плану. Вопросы?
   - Никак нет.
   - Ну и ладушки. Пошли, Серега.
   Выйдя из заставы, оказавшись в разрушенном кишлаке, я испытал странное ощущение. Шагнув из нашего мира, мы оказались в другом измерении. Солнечное спокойствие царило в руинах. Безмятежное щебетание птиц, тонкий аромат созревающего винограда, ласковое журчание воды в арыке никак не увязывалось с войной. Казалось, мы идем по земле древней Эллады и через мгновенье навстречу нам выйдет прекрасная Леда в воздушной тунике. Пребывая в эйфории, я шел за Юркой
   Вот он остановился, и поднял руку.
  -- - Тихо. Никуда. Я сейчас.
   Француз змеей скользнул в пролом стены, оставив меня наедине с глиняными развалинами кишлака.
   Тишина. Прошло минуты две. То, что я испытывал в тот момент нельзя назвать ощущением
   опасности, тревогой, или чем-нибудь похожим. Случилось так - первый раз в жизни я уловил колебание воздуха, исходящее из-за угла. Цевьё автомата лежало на изгибе левой руки, указательный палец правой руки - на спусковом крючке. Я "шепотом" двинулся к углу дувала. Локтем нащупал эфку, которая лежала в правом кармане эксперементалки.
   Мы столкнулись с духом чуть ли не лбами. Молодой мужик с ухоженной, чистенько окантованной бородкой, на груди фирменный пакистанский лифчик (такой же, как у Француза), правой рукой держит ствол автомата, лежащего на правом плече.
   Мы оба мгновенно шарахнулись назад. В следующие доли секунды, я метнул за угол гранату, после чего, уверенный в собственной безопасности, выскочил и дал очередь вдоль прохода. Кроме пыли, я ничего там не увидел, лишь каким-то диким звериным чутьем почувствовав встречную очередь, мое тело отлетело назад.
  -- Ко мне! - Услышал я справа крик друга. Он был совсем не там, где я ожидал, но больше всего на свете я хотел видеть его живым. Слава Богу, увидел.
  -- Влипли. Быстро назад, к заставе.
   Мы побежали. Метров через двадцать несколько автоматных очередей заставили нас воткнуться носами в груду глиняных кирпичей. Тишина.
  -- Значит так. Сейчас по моей команде быстро за угол. Не забудь за углом влупить короткую. Я за тобой. Вперед!
   Француз швырнул гранату, я кинулся за угол. За спиной я слышал короткие очереди Юркиного АК.
   Прикрывая друг друга, передвигаясь челночным способом, мы вылетели к заставе. Вдруг Француз заорал:
  -- Ложись! - Я упал.
  -- Француз, ты живой?
  -- Заткнись. Я сорвал растяжку. Лежи.
   Опять тишина. Юрка:
  -- Странно, почему нет взрыва?
  -- Ну что, встаем?
  -- Лежать! Сейчас гляну.
   Юрка двинулся смотреть, я развернулся к кишлаку, дабы прикрыть друга огнем при необходимости.
  -- Ты смотри! Усики загнули. Иди сюда.
   Я подошел и увидел в земле черную дыру, аккуратно окантованную отшлифованными временем камнями. Диаметром она была сантиметров сорок-пятьдесят.
  -- Что это? - Поинтересовался я.
  -- Кяриз. Просто так он выглядит в идеале. То есть используется по назначению. Понятно? Пошли.
   Вернувшись, мы сидели в прохладной комнате на своих койках и с неописуемым блаженством курили хорошие сигареты, запивая их прохладным чаем.
  
  
   15 мая 1986г.
   За всей этой суетой меня так и не представили личному составу. И вот сегодня командир роты старший лейтенант Сухоплюев официально перед строем представил меня как командира первого взвода, начальника шестой сторожевой заставы. После этого за ужином Юрка сказал:
  -- Ну что, командир, завтра еще раз выставляю с тобой выносные и вперед, далее самостоятельно.
  
  
   18 мая 1986г. Воскресенье.
   Утром я, впервые сам, выставил выносные. Юрке надо было ехать на совещание. За завтраком он сказал:
  -- Воскресенье. Опять обстрел будет. Повнимательнее тут без меня.
   День прошел относительно спокойно, однако в 17.30 все же влупили. Обстрел был в районе седьмой заставы. Хватая "лифчик" и автомат, видя, что я намереваюсь ехать с ним, уже на ходу, Юрка крикнул:
  -- Сиди не рыпайся. Ты отвечаешь за шестую. У тебя обстрела нет. Понадобишься - вызову --> [Author:яЏ] . - Он уехал.
   Зона ответственности роты - от Карабага до Калакана - Аминовка, как говорил Юрка. Когда водители проезжали этот участок, они говорили "аминь". Аминовку в Афгане знали все, кто проезжал это место. Юрка говорил правду. Поскольку он - командир роты, все обстрелы на этом участке - его. Тяжела ты, шапка Мономаха!
   Командир полка усилил наш батальон третьей мотострелковой ротой, которая расположилась на десятой заставе у Баграмского перекрестка.
   Пока не было друга, я сидел около радиостанции на первом посту и слышал, что пехота воюет там же. Бой продолжался около двух часов. Когда Юрка вернулся, в его руках было два автомата, один из которых был несуразно разукрашен. Из танка бойцы выкидывали консервные банки.
   - Кому война, кому мать родная, - выдал Юрка, перехватив мой взгляд. - Пойдем по чаю хлопнем, без нас разберутся.
   Я ни о чем не спрашивал.
   Выпив кружку чая, Юрка заговорил:
   - Суки! Слоеный пирог устроили. Пехота в зеленку, следом, невесть откуда - духи. Как балбесы сидим на броне - ни стрельнуть, ни гранату швырнуть. Киреев, сука, не пустил. "Сидеть!". Чуть Юрку, падла, не угробил. Переверзев умница - роту натаскал - РЕКСЫ! Они-то командира и спасли. У нас выпить что-нибудь есть!? - Вдруг заорал он.
  -- Ты чего орешь? Я тебе что - снабженец?
  -- Ладно, извини - погорячился. Да не обижайся ты, черт!
  -- Все. Забыли. - Мы хлопнули по рукам.
   За обслуживанием техники и загрузкой боеприпасов приблизился вечер. Пора было снимать выносные. "Поеду с тобой", сказал Юрка. На месте не сиделось.
   Когда он дал команду, чтобы на танк забросили пять ящиков из-под снарядов, я понял, что по пути заскочим за водкой. Следуя в Карабаг, проезжаем место сегодняшнего обстрела. Четыре шаланды, зарывшись подбородками своих кабин в обочину дороги, стоят вряд недалеко от седьмой заставы. Их остовы еще дымятся. На недавно еще живых мордах белой краской - "0011" - номер колонны. Шесть часов назад советские парни мерно покачивались в этих кабинах, под ровный гул живых двигателей. Глядя на обугленные сидушки, представить это было трудно. Вокруг валяются разорвавшиеся консервные банки.
   В Карабаге мы подъехали к комитету НДПА. Здание напомнило мне детский садик, какие я видел в Средней Азии. Этакий уютный домик, утопающий в зелени. Не хватало только (несуразных здесь) металлических горок, лесенок, домиков и самих детей. Навстречу нам, вальяжной походкой, вышел "хозяин" Афганистана - плюгавенький человечишко в форме царандоя с кажущимся огромным автоматом на плече.
  -- Насир даркор, - крикнул Юрка, одновременно командуя механиком, разворачивающим танк.
   Из здания уверенной походкой к нам шел улыбающийся человек, который еще издали вскинул руки для объятий. Увидев его, Француз, разъединив тангенту, спрыгнул с танка и, так же вскинув руки, пошел навстречу мимо часового, как того и не было. Они обнялись как равные, что-то сказали друг другу, после этого Юрка махнул рукой механику. Солдат выскочил из люка, крикнул часового, тот подбежал к танку и стал принимать ящики. Юрка вернулся, а его афганский товарищ принес литровую бутылку водки и долго махал рукой вслед удаляющемуся танку.
   Возвращаясь, проезжая мимо ждавших уже нас "выносных", Юрка давал команду сниматься, и танки колонной вернулась домой.
   Потом был ужин.
  -- Юрок, почему пехота пошла в зеленку без вас?
  -- Да потому что комбат струсил. Не пустил, собака. Понимаешь, первый раз наши пошли в зеленку. Первый!!! Нам бы спуститься с ними, таких бы пи...й навешали! А так что? Просто шугнули. Насир же предупреждал - у Карима наемники - французы. Эти ребята зря деньги не получают. "Обезьяны" сами до такого не додумались бы. Как только пехота пошла шерстить "зеленку", духи отрезали им путь назад - как грибы повылазили. Если бы Переверзев был дураком, рота бы вся полегла. Юрка их две недели по виноградникам учил прыгать. До кровавых соплей, пока не увидит что нормально. Я видел. А ведь до этого опыта войны в "зеленке" у них совершенно не было. Привыкли в Рухе - кто выше, тот и победил. У них там война порой без единого выстрела. Вечером на гору залезли, рассвело - выше духи. Снялись - ушли. Если духи ниже, те уходят. Горы есть горы. Там прятаться негде. Все как на ладони. Хотя им тоже не позавидуешь. Попробуй-ка на две-три тысячи без подготовки подняться! А бойцы порой - сам знаешь. Нагрузи на него плиту от миномета - он на ровном месте-то сдохнет, а там скалы. "Зеленка" - другое. Тут нос к носу порой. Да ты уже и сам знаешь.
  -- А как Переверзева ранили?
  -- Я же говорю - у них опыта совсем нет в "зеленке"! Увидел людей в эксперементалке впереди себя, ну и заорал: "куда полез?!". Те развернулись, и влупили с трех стволов. Тураев умница - всех троих снял с ПК. У Юрки двое таких - всегда рядом - пулеметчик Тураев - узбек; и грузин Мамука Капанадзе - гранатометчик. Охраняют его как маму родную! Ранение получил, слава Богу, легкое - мышцу около шеи прострелили. До свадьбы заживет, ерунда. Зато с трофеями вышли. Вынесли автомат Барсегяна - у одного из тех троих был, пулемет и РПГ. Еще и двух мертвых духов с собой забрали. Обычно духи своих с собой уносят, а тут не успели.
   Немного помолчав, Юрка саданул рукой по столу:
   - Сука, Киреев! Не пустил. Таких бы ... навешали! Долго бы не сунулись! Сейчас мстить будут. Не вовремя ты здесь, ох не вовремя! Ну да ладно, давай. - Юрка поднял стакан.
   Выпили. Я взял автомат Барсегяна. Приклад весь был в латунных клёпках. Везде, где было возможно, висели цветные гирляндочки. На цевье ножом аккуратно сделаны семь надрезов.
  -- Это еще зачем?
  -- Да хрен их знает, - закусывая сказал Юрка, - может по числу убитых.
   Взяв гитару, Юрка запел:

" Потом опять была уха и заливные потроха,

потом поймали жениха и долго били..."

   Из дневника: "19 мая 1986г. Ходили на минирование. Юрка показывал комитет".
   Тогда Француз чуть меня не угробил. Зайдя в кишлак, он повел нас с сапером в ту сторону, где я еще не был. Осознав в полной мере, что мой друг действительно "туз" на этой войне (любил он это слово), рядом с ним я чувствовал себя в безопасности. Мы шли, изредка перебрасываясь фразами, Трахов устанавливал мины, где указывал ротный, я разглядывал развалины. Медленно углубляясь в кишлак вышли на открытое место. Я о чем-то спросил Юрку но, не услышав ответа, обернулся. Рядом никого не было. Я повернулся назад и увидел Француза, который своей гримасой и жестами звал меня назад. Молча кивая головой - мол, "в чем дело?", я двинулся к нему. Юрка энергичнее стал жестикулировать, и показал куда-то влево вверх от меня. Глянув по направлению его жеста, я увидел двигающуюся чалму на крыше ближайшей крепости. Вмиг я очутился рядом с Французом.
  -- Это их комитет. Пошли назад. Пока не накрыли.
  -- Дай-ка я еще раз гляну.
  -- Я те ща бля гляну!- Зашипел Юрка.
   Мы благополучно вернулись. Больше я там никогда не был. Но и этот урок я уяснил - расслабляться здесь нельзя. На заставе Француз на меня наорал, а я, в свое оправдание, заметил: "сам виноват, предупреждать надо",- на что он резонно и очень резко ответил:
  -- Сопли жевать не надо! Ты офицер, а не х... в стакане!
  
  
   Следующая запись в моей тетради появилась через две с лишним недели:
   "4 июня 1986 г. У ДШК. Они по мне, я по ним".
   Такой перерыв в ведении записей можно легко объяснить, если знать, что первого июня - мой день рождения, а третьего числа - день рождения Юрки. Все эти дни духи нам устроили выходные. Спасибо Кариму, царство ему небесное. Погуляли мы "от вольного".
   Поскольку у нас - христиан - не принято отмечать эти даты раньше срока, мы, совместив их, праздновали третьего числа.
   Стол накрыли в развалинах, поближе к дороге. На заставе не стали. Незачем устраивать пьянку на виду у солдат. Приглашены были все офицеры и прапорщики батальона, но прибыли, естественно не все - кому-то надо было оставаться на заставах. Комбат с замполитом говорили лестные для Француза тосты, мне желали не посрамить чести русского офицера и боевых традиций батальона. И, естественно - вернуться в Союз живыми.
   За столом вспоминали разные истории, поминали погибших, дружно хохотали, когда речь заходила о смешном. Особенно запомнился мне рассказ о заменившемся уже комбате - Евгении Петровиче Обремском. Рассказывал Юрка:
  -- Вы же помните, как провожали комбата с прошлого моего дня рождения? - Дружный хохот. - Батя, под два метра ростом - ходил всегда в красных китайских кедах. Из-за них комдив на него орал, а Батя: "Товарищ генерал, ну нет на складе сапог 47 размера", генерал: "Сшей", а Батя: "Нет денег", на что генерал: "А ты не пей так, твою мать!". Хохма! Вот кого духи боялись! Огромен был во всем! Так вот - набрались мы тогда по ватерлинию, стали Батяню грузить на БТР. А в нем весу - килограммов сто пятьдесят. Еле на броню уложили. Сначала смирненько лежал, думали заснул, и вдруг как заорет:

"Моторы пламенем пыла-а-а-ют,

   и башню лижу-ут языки-и-и,

судьбы мы вы-ызов принима-аем

   с её пожатием руки".
   Песня-то длинная, так он ее всю дорогу пел. А голосина у него - дай Бог. Шаляпин!
   На сей раз тоже не обошлось без "хохмы".
   Пока всех развозили по заставам, наш повар, он же минометчик, Филимонов допил остатки в стаканах и пьяный как прачка, обложив ротного матом, кинулся на него в драку. Юрка, несмотря на крепкий вид, рядом с двухметровым Филимоном выглядел растерянным подростком. Раньше Филимонов служил в Баграмском разведбате, но по какой-то причине его оттуда убрали. Француз забрал к себе этого, как он говорил - "гиббона" - "пропадет ведь". И вот, в самый неожиданный момент, дурь его полезла наружу. Так как я сам был изрядно выпивши, то не нашел ничего другого, как отправить хулигана в нокаут. Эксцесс был исчерпан. Солдатская молва вмиг разнесла, что с новым взводным лучше не связываться.
   Теперь о том, что же произошло четвертого июня.
   Утром, после того как я выставил выносные, Юрка уехал на другие заставы с проверкой. На заставе осталось три человека: я, рядовой Филимонов и младший сержант Егоров - один из тех, благодаря кому в войсках слово "москвич" стало нарицательным.
   Как только начался обстрел заставы, я по радиостанции доложил командиру роты и с оставшимися людьми организовал отражение нападения.
   Филимонов согласно боевому расчету занял свое место у миномета, Егорову я приказал занять позицию у левой амбразуры с ПК, а сам встал у ДШК. Крупнокалиберный пулемет ДШК был самым мощным и эффективным оружием на заставе, кроме, естественно, танков, коих в тот момент у нас не было. Посему это был очень веский аргумент в "беседе" с духами. Озверев оттого, что по мне стреляют, я работал пулеметом, "как глухонемой", не замечая пуль, летавших вокруг и взбивавших фонтанчики пыли от глиняных стен первого поста. К моему великому сожалению лента с патронами закончилась, и коробку пришлось менять. Коробки с пулеметными лентами хранились в снарядных ящиках. Я дернул верхний и открыл его. Взяв целую коробку, подумал что "крыша моя поехала" - ящик самостоятельно пополз на прежнее место. Когда я скинул ящик со штабеля, моему взору предстал закрывающий голову руками Егоров. Я сменил коробку и продолжал стрельбу, не забывая при этом давать целеуказания Филимонову. Огневое воздействие с этой стороны ослабло, зато с северной стороны я услышал крики духов. Схватив стоявший у другой амбразуры ПК, кубарем скатился с первого поста, я влетел на вышку третьего. Около десятка духов бежали к заставе. Будь Егоров на том месте, куда я его поставил, застава была бы прикрыта с этой стороны. Я влупил очередь - в белый свет как в копейку - целиться не было времени. Духи попадали и тут я услышал рев танкового двигателя - Француз летел на помощь.
   После этого обстрела на стволе ДШК обнаружили три свежих зазубрины от пуль.
   О поведении Егорова я промолчал.
  
   5 июня 1986 г.
   Каждый вечер после снятия выносных постов начальники застав докладывали командиру роты о результатах несения службы. Мои танки уже были на заставе, когда в районе пятой "А" началась стрельба. Француз был на связи, находясь у радиостанции на первом посту - при снятии выносных он всегда был на "приеме". Я как раз поднимался к нему для доклада. Начальник пятой "А" - Володя Бабенко, командир третьего взвода докладывал ротному об обстреле 443 танка. Юрка пытался выяснить - нужна ли помощь, но сквозь звуки выстрелов танковых пушек и трескотню автоматных очередей слова Бабенко, и без того говорившего порой невнятно, разобрать было невозможно. Надо принимать решение. Я понимал, как Юрке не хочется ввязываться в бой перед заменой - в Афгане он пробыл уже два года, и всем было известно - большинство погибает либо перед заменой, либо в первые же дни.
   Я уже садился в танк, когда услышал:
  -- Серега, стой, я сам!
   Я махнул рукой в его сторону и, соединив тангенту скомандовал механику: "Вперед". Солнце уже ушло за горы. Темнело быстро. Хотелось вернуться засветло. За мной следом Юрка отправил второй танк. Сам не поехал.
   Подъезжая к участку ответственности третьего взвода, я с удивлением увидел их танк, стоявший на выносном посту. "Кого же обстреляли?" - мелькнуло в голове. Тут на связь вышел Бабенко:
  -- 412-й, угости "огурцами" белое здание - стреляют оттуда.
   Слева от дороги стояло белое одноэтажное зданиае. Я скомандовал наводчику открыть огонь сходу. Дом был нежилой и я об этом уже знал. Когда поравнялись с этим зданием, увидел 443 танк. 413, который Юрка отправил следом за мной, я оставил между домом и выносным постом, дав команду работать пулеметом по виноградникам. Мы подъехали к 443-му. Из открытых люков медленно выходил белый дымок. Пушка была максимально опущена. Развернув танк в сторону зеленки, по ТПУоставляю за себя наводчика орудия, и спрыгиваю с машины. За 443-м вижу весь экипаж подбитого танка. От командира танка (сержант Борщев) ничего не могу добиться - он контужен и меня просто не слышит. Механик-водитель отвечает, что раненых нет. Бегло осматриваю поврежденную машину. Танк получил четыре гранаты. Три из них - в башню. Удивительно, что все живы.
  -- Сидеть здесь! - Кричу я и показываю на землю. Вижу, что поняли. Прыгаю на свой танк, выхожу на связь - докладываю.
   Увидев подошедшую помощь, духи отошли. (Кому же охота "с голой пяткой на шашку"!) 443 оттащили на заставу, сняли "выносной" (он просто сам не заводился) и вернулись домой.
   Юрка кричал на меня матом за то, что я не выходил на связь, за то, что лезу куда меня не просят, еще за что-то, но мне было наплевать - я был под впечатлением и тихо собой гордился - не струсил.
   Кроме того, я получил еще один хороший урок. - Техника должна быть всегда исправна. Заводился бы 441-й, не поехали бы его "дергать"; не сработай система ППО в 443-м, сгорел бы; будь исправна радиостанция на 412-ом, не орал бы Юрка на меня из-за несвоевременные выходы на связь. Еще и ма-а-аленький червячок внутри меня подзуживал: "Струсили ведь и Юра твой, и Вова Бабенко. Струсили! Не выехали на обстрел - из-за забора в щелочку подглядывали! А ты - ничего. Но, дружок, не обольщайся, - подзуживал другой, не менее ехидный червяк, сидевший внутри, - у тебя все еще впереди - и ты когда-нибудь струсишь".
   На фоне своих мыслей я был снисходителен к Французу. Он прекрасно это понимал и видел это в моих глазах. От этого распалялся еще больше, видимо, пытаясь оправдать самого себя в собственных же глазах. Я ему не мешал. Для меня Юрка был и остался учителем. Эту слабость я ему простил.
  
   6 июня 1986 г.
   "Застава обстреляна стрелковым с двух сторон. Стоял у ПК. Во время обстрела у моего ПК пробита левая сошка. Благодарю, что оставил живым. Каждую ночь духи веселят нас своими барабанами. Обмениваемся очередями. Утром на месте вчерашнего обстрела снова стрельба. Обстрелян ХАД. Нашли лесенку. 413-ый на приколе. Привез летучку с десятой. Из дома два письма".
  
   9 июня 1986 г.
   Из-за участившихся обстрелов заставы и потому как духи стали слишком уж близко к ней подходить, к нам прибыли саперы из дивизии для установки минных полей. За старшего на заставе Француз оставил сержанта Федутика, а мы с саперами пошли в зеленку. Чтобы собака не мешала работать и не путалась под ногами, я запер Тайгу в нашем офицерском флигельке.
   В зеленку пошло десять человек: команда саперов из Баграма вместе с офицером, я, Юрка и приданный заставе сапер Аскир Трахов. Юрка повел саперов по северной окраине кишлака. Там где он указывал, мы занимали круговую оборону, а командир взвода саперов с двумя - тремя солдатами ставили мину. Мины, в зависимости от местности, применялись разные. На открытых площадках устанавливали ОЗМки на замыкателях, в виноградниках - на растяжках, в проходах ставили МОНки в проломах дувалов - ПМН. Пройдя больше половины маршрута, мы вышли к проходам, ведущим к духовским комитетам. За собой мы оставили одних только мин на растяжках около десятка.
   Когда мы подошли к развилке проходов и саперы поставили очередную мину, я с ужасом увидел, как к растяжке мчалась моя Тайга. Внутри похолодело. Еще метров десять, и от всех нас останутся одни воспоминания. Радиус сплошного поражения ОЗМ- 72 - до пятидесяти метров, а мы от нее в трех метрах.
   - Сидеть! - моя команда прозвучала хлестко, и все повернули головы в мою сторону, потом по направлению моего взгляда.
   В полной тишине кто-то из саперов изрек:
   - Все. Отвоевались.
   Тайга выполнила мою команду, наклонила голову на бок и, виляя хвостом, ждала, что скажет хозяин. Я соображал, что делать дальше. Решение могло быть только одно.
   - Юра, уводи саперов, я вас догоню.
   В это время по проходу, ведущему к комитету, метрах в двадцати от нас, пробежал душман с пулеметом в руках. Нам не хватало сейчас только этого. С противоположной стороны из-за дувала высунулась бородатая рожа и произвела гортанный звук. Из пролома в дувале еще один дух помахал нам рукой. Нас обложили, но боя не затевали, хотя очень просто могли забросать гранатами. Видимо пока либо не готовы, либо ждут команды, либо у них другая задача.
   За этими событиями мы отвлеклись от Тайги. Когда я посмотрел в ее сторону, она уже ползла под растяжкой. Уши прижаты, хвост тянется по земле. Преодолев препятствие, она ткнулась носом в мое плечо, подошла к проходу, где за валуном спрятался дух с пулеметом. Задрав морду потянула воздух носом, подошла к другому проходу, посмотрела на меня, вильнула хвостом и, не издав ни звука, прыгнула в пролом дувала.
   Юрка нарушил тишину первым:
   - Серый - за собакой. Сапер, уводи людей за ними. Я с Траховым прикрываю. Вперед.
   Тайга высунула морду из пролома и, увидев что я двинулся за ней, исчезла.
   Медленно, шаря стволами автоматов вокруг себя, мы шли за собакой. Она не торопилась. Тщательно обнюхивая воздух, вела нас к дороге.
   Юрка, подал команду "все ко мне" и завел группу в развалины крепости.
   - Командир, - обратился он к старлею, - расставь людей по проходам, перекурим хоть.
   В кишлаке сработала мина.
   - ОЗМка, - отметил старший саперов и, повернувшись к Юрке, добавил, - прикрой, начальник, я тут со своими еще парочку бакшишей поставлю.
   - Валяй, пехота. - И уже после установки мин, потрепав Тайгу по холке, - Ну что, Тайгуха, выводи дальше, родная. В прежнем порядке. Вперед! - это уже всем нам.
   Обстреляли нас уже на выходе к дороге. Один сапер был легко ранен в плечо. В кишлаке, пока выходили, было еще два взрыва.
   На заставе, когда саперы уехали, Юрка сказал:
   - Славно поработали. Теперь долго не сунутся близко.
   Юрка открыл банку тушенки, и вывалил всю Тайге в миску:
   - Тайгуха, это тебе. Заслужила.
   Как собака оказалась в зеленке, мы узнали от Федутика:
  -- Вы как ушли, она все в окно смотрела. Ну, думаю, смотришь да и смотри. Тут Филимон пошел за водой, я стою в дверях, а эта сучка увидела, что дверь открыта, вышибает раму со стеклами и мимо меня в зеленку. Я ей "назад", куда там. Чуть с ног не сшибла. Корова.
   Это был первый раз, когда мы были обязаны Тайге жизнью.
  
   11 июня 1986г.
   " На второй выносной обнаружен эРэС. "Китаец". Новый японский аккумулятор. Хороша находка".
   Реактивный снаряд был установлен в сторону танкового окопа. От него к аккумулятору, стоявшему метрах в тридцати около кяриза, были протянуты провода. Если бы Юрка не научил меня обходить виноградники, на танковом кладбище у Багарики-Суфла мог оказаться еще один танк.
   Кяриз подорвали танковым снарядом, как это мы часто делали. Выкручивается взрыватель, вставляется детонатор с коротким ОШ (огнепроводный шнур, в народе - "бикфордов шнур"), поджигается, и в ямку.
  
   12 июня 1986 г.
   "В кишлаке сработали две мины".
  
   13 июня 1986 г.
   " Ходили в кишлак за дровами. Смотрели взорвавшиеся мины. Ничего. Вечером обстреливали деревья в кишлаке. Обстрел заставы из минометов. Осколок ударился в левую грудь. Пробил блокнот, который был в кармане эксперементалки, поцарапал кожу. Миллиметров на пять в тело вошел. Могло быть хуже. Утром, при выставлении выносных обнаружили духовские рисунки под камнем. Изображают, как бьют наши колонны. Какая-то записка. Отдали в дивизию - пусть читают. Вдруг что интересное".
  
   14 июня 1986 г.
   "Вовку Бабенко отправили в госпиталь. Я на пятой "А". Что-то писем долго нет. Как там мои девочки. Немного грустно. В обед сработала ОЗМка.Лиса. Попробовал - дрянь.
  
   15 июня 1986 г.
   "У Вовки и еще у двух солдат брюшной тиф. Получил сразу два письма от Маришки. Были Абдул и еще двое. Просили угостить духов "самоваром". Юрка не разрешил".
   Абдул - "хадовец". Частый гость на пятой "А". Пять лет учился в Союзе. Русским владел в совершенстве. Благодаря таким людям мы получали информацию об обстановке в зоне нашей ответственности. Они искренне верили в идеалы своей революции, беспощадно боролись с душманами, любили свою страну и видели ее процветающей. Большинство их погибло, как погиб и Абдул. Часть этих людей живет в "Советской резервации" без права на жизнь. Система их обманула, Родина вычеркнула.
  
   16 июня 1986 г.
   Юрка уехал в госпиталь. Я за него. Был в кишлаке на шестой. Ходили за дровами и бревнами для душа. На пятой "А" сделал душ. Пришел Абдул - ходили к нему, потом в Калакан. Показывал в каком кантине сидит "бородатый". Просит помочь взять. Нам это надо? Нет. Сидит человек, пьет чай, никого не трогает. Сами разберутся.
  
  
   18 июня 1986 г.
   Юрка в госпитале. Держат в одних трусах - чтобы не сбежал. Диагноз не поставили. Отправил им "Si-Si". Были рады. Вовка беспокоится - как тут без него. Вчера обрабатывали кишлак на шестой. Комсомолец видел, как духи тащили безоткатку. Пока вроде тихо. Яснову пришел заменщик. Писем не было. Как там дома. 22.30. Шестая обстреляна. С "Пурпура" (КП батальона) передали, что записку в дивизии прочли. На меня объявлена охота - хотят украсть.
   Поскольку на три заставы остался один офицер, ко мне в роту направили комсомольца батальона - прапорщика Сашку Калугина. Лихой, нагловатый и, к сожалению, как у нас говорили - без царя в голове. Высокий, несколько худоватый брюнет, считающий себя образцом мужской особи. Физически исправен - увлекался таэквандо. В общем-то, неплохой парень, но с ним было хлопотно. Назначили его временно командиром шестой заставы.
  
   20 июня 1986 г.
   Вчера утром на шестой подорвался дух. Нашли десяток патронов от АК. Сегодня подорвался сапер. При закладке накладного заряда вместо положенных пятидесяти сантиметров огнепроводного шнура поставил сантиметров пять-семь. Рвануло до того, как он выбрался из окопа. Ранен в ногу. Пижон или дурак, скорее второе. Остался без сапера. Забрал Трахова с шестой. Комсомольца надо оттуда убирать. Вчера этот балбес ходил в "засаду" с Джансаидовым и был обстрелян.
   Завалил дувал из-за которого был последний обстрел. Сел на "брюхо". Вызывал коробочку с шестой. У Юрки заменщик в Кабуле. Мне приказано завтра убыть на седьмую.
  
   22 июня 1986 г. ВОСКРЕСЕНЬЕ.
   "Обстрел возле первой выносной шестой. Выносная обстреляна пулеметом. Обработал местность. После этого сразу пошли две колонны наливников (видно духи ждали колонну 1051 - пошла на Кабул). 1053 пустая шла на Саланг. Не засветись бы духи - получился бы неплохой фейерверк. Пропустил колонны, ушел на пятую. Не успели пополниться боеприпасами, как обстрел возобновился. Подошла пехота, начальник штаба, комбат. Пехота пошла в "зеленку". Трахов с наводчиком видели "бородатых", но пехота туда не пошла. Прочесали виноградник, из которого по мне работали из автоматов. "Комсомол" - сука убил бо-бо. Завтра - послезавтра ждать подарка на выносных. Бариолай получил посылку - 15 ПТУРСов, 20 эРэСов, две безоткатки. Караван пришел к ним 18-го числа. А ты, родная, о каких-то льготах пишешь. Да не дай Бог тебе их получить! Два года потерпишь. Я люблю тебя, Маришка. Люблю!
   Днем был Момон (хадовец)- мылся под душем. Говорили. 22.30. Обстреляна шестая. Начинается.".
  
   23 июня 1986 г.
   "С утра между шестой и седьмой афганская "Татра" (наливник) и "КАМАЗ" (самосвал) столкнулись. На дороге - пробка от Карабага до Калакана. Растаскивал машины. Пробку ликвидировал. Люди Абдула сообщили, что вчера Бариолай хотел зажать колонны наливников между выносными шестой и пятой в районе моста. С их стороны четверо тяжелораненых. Вечером шестая обстреляна стрелковым. Филимон первой миной накрыл духов. Слышали вопли, потом сработала ОЗМка в кишлаке (видно отходили). Местность обработали из АГС, танков, миномета, ДШК. Бариолай несет потери. В ближайшее время следует ждать нападения на нас. На заставах: пятая - я, шестая - "Комсомол", седьмая - техник. Офицера бы".
  
   24 июня 1986 г.
   " Был на "Пурпуре". Изерский в засаде взял караван. 20 направляющих эРэСов, 8 лошадей, 2 ишака, 2 духа. Караван Пакистанский. Привез на шестую заменщика Юрки. 1053 прошла без обстрела. Сопровождал".
   В этот день духи не стали меня расстреливать. Видимо действительно была установка - взять живым. Не получилось - ушли. Было так:
   На выносной пост нужно было доставить пищу, а ходовых танков не было. 443-й стоял в ожидании отправки в Союз после обстрела, 442-й - на выносном, а командирский - 419-й обслуживался. Экипаж заменил на нем три опорных катка и занимался смазкой ходовой части танка. Я принял решение доставить обед на выносную пешком. Взял с собой сержанта Михайлова Ивана и сапера Трахова. Повар уложил пищу в ящик, и мы пошли. Выносную позицию было видно с первого поста. Она находилась в трехстах метрах от заставы, к тому же дорога проходила мимо поста ХАД. Я был спокоен. Как оказалось - зря.
   Мы прошли уже добрых две трети пути, когда услышали, как на заставе завелся танк.
  -- Что-то быстро они справились. - Заметил Ваня.
  -- Да нет. Тут что-то не так, - произнес я, слыша пулеметную очередь с заставы.
   Мы обернулись и увидели пятерых вооруженных афганцев, которые метрах в десяти от нас, пригнувшись, перебегали дорогу от поста ХАД во двор белого дома из сада которого пятого июня был расстрелян 443-й танк. К нам приближался 419-й. За командирским люком сидел сержант Юра Порядин.
  -- Духи! - Показывал он в сторону белого дома.
   Я занял свое место в танке, Юра пересел на место наводчика, Михайлов и Трахов расположились за моей спиной - на трансмиссии. Ну, теперь-то мы ТУЗЫ! Я связался с выносным и заставой, дал целеуказания и мы дружно, с трех точек, саданули по "зеленке".
   Уже на заставе, спрыгивая с заглушенного танка, Ванька крикнул со смехом:
   - Во, бля! Сходили за хлебом, называется!
   На первом посту нес службу молодой солдат, по фамилии Глинский. Он-то и увидел, как за нашей спиной дорогу перебежали пять духов, и стали по глубокому кювету догонять нас. С другой стороны дувала, вдоль которого мы шли, параллельно нам гуськом двигались еще 12 человек. До пролома, где нас собирались брать, оставалось метров 20 - 25. Солдат поднял тревогу и дежурный по заставе - сержант Порядин принял единственно верное решение. Он приказал часовому открыть огонь из пулемета, а сам на 419-ом выехал к нам. Только благодаря бдительности часового и сообразительности Порядина все обошлось. Мне до сих пор не ясно - почему не расстреляли? Ведь это было бы так просто. С десяти-пятнадцати метров нас могли превратить в решето. Думаю, что впоследствии Карим об этом пожалел.
   Как вспомню того парнишку, что стоял на первом посту, невольно улыбаюсь. Голосок у него был высокий и тоненький. Одним словом - девичий. Как-то приехал на заставу командир полка. Он мне что-то говорил, и вдруг замолчал, услышав тот голосок. Удивленный взгляд, вопрос:
   - Что это у вас на заставе? Баба?
  -- Никак нет, товарищ майор.
  -- Как это "никак нет" - я что глухой по-вашему?
  -- Это рядовой Глинский. Голос у него такой.
   Не поверил:
  -- Приведи.
  -- Глинский!
  -- Я!
  -- Ко мне!
  -- Есть!
   Заходит. Командир:
  -- Ну-ка, скажи что-нибудь.
   Боец удивленно смотрит то на командира, то на меня.
  -- Ты что, глухой? - Нервничает командир.
  -- Никак нет.
  -- Что?!
  -- Никак нет. - Солдат чувствует себя неуютно под смеющимся взглядом командира полка.
  -- Ладно иди, солдат. Занимайся.
   Солдат вышел. Командир присел на стул и закрыл лицо руками. Плечи его тряслись:
  -- Ну, Погодаев, ну уморил, ей Богу уморил. Молодец.
  -- Да я тут не причем, товарищ майор. Это его родители.
  -- Ладно, не умничай. Замполит! - Крикнул он своего зама, который внимательно изучал Боевой листок. - Поехали. На этой заставе порядок.
   Он внимательно глянул на меня, прыснул в кулак и вышел.
  -- Хохмач! - услышал я его голос.
   Я вышел следом - проводить командира. Садясь на БТР, Петров сказал:
  -- Ты вот что! Ты береги его, - он засмеялся и махнул водителю. - Вперед!
   Приятно говорить о том, что Глинский вернулся к матери живым и здоровым. На его выгоревшей под афганским солнцем гимнастерке, сверкала солнечными зайчиками, отражаясь в счастливой улыбке Солдата медаль "За Отвагу".
  
   26 июня 1986 г.
   "Вчера был Абдул с товарищем. Посидели "кам-кам". Проводили их до поста. Сегодня получил письма от Маришки (аж целых семь), от Димки, Анютки. Ответил. Ночью во второй роте, при патрулировании, по БТРу - гранатомет. Граната мимо. Завтра собираюсь к Юрке. Вечером восьмая обстреляна из гранатомета. Потерь нет".
  
   30 июня 1986 г.
   "Позавчера Юрка приехал из госпиталя. К его встрече все было готово. Седьмую обстреляли из эРэСов, в Карабаге обстреляли агитотряд, пост ХАД. С появлением танка стрельба прекратилась. 28-го часовой седьмой заставы заметил гранатометчика. Обработали местность. Информация: у духов - четверо убитых, двое раненых".
   Как потом выяснилось, в агитотряде тогда работали Володя и Лена Григорьевы. Впоследствии Володя создал сайт ARTOFWAR.
  
  
   1 июля 1986г.
   Пятая "А" сторожевая застава. Уютная, утопающая в зелени крепость, которую до известных событий занимал крупный чиновник уезда Карабаг провинции Кабул. Теперь он жил в своем Кабульском доме. Крепость была выкуплена правительством ДРА и передана ОКСВА. Теперь здесь находился 3-й танковый взвод 1-й танковой роты танкового батальона 682 мотострелкового полка 108 мотострелковой дивизии. (Прошу прощенья - просто все это слишком много для меня значит. Думаю со временем я это уберу из текста.) Крепость была расположена на северной окраине Калакана - одного из немногих уцелевших населенных пунктов на участке от Кабула до Баграма. Говорят, когда-то их было около двадцати, осталось три: Мирбачакот, Калакан, Карабаг.
   На заставе чувствовалась общая забота о жилище. Внутренний двор вымощен кирпичом и булыжником. Дорожки выложены траками танковых гусениц, окрашенных кузбасс-лаком. Ствол огромного тутового дерева побелен. Около лавочек для отдыха - любовно ухоженный розовый куст, окантованный вбитыми в землю латунными гильзами ДШК. Надо сказать, что роза - цветок Афганистана. Я нигде и никогда не видел такого обилия роз. Их и кустами-то назвать нельзя. Порой деревья, сплошь усеянные нежными, пахучими бутонами. Каждое такое дерево гордится своим неповторимым запахом, своим уникальным цветовым набором. У иных, кажущихся белыми, в центре бутона маленькое алое пятнышко; у других, рубиново красных - черная бархатистая окантовка лепестков; у третьих, нежно-розовых в середине, ярко-лимонные, с бахромой, позаимствованные у гвоздики, лепестки. Я не говорю уже о традиционном окрасе этих цветов. Белые, желтые, жгуче-фиолетовые, огненно-красные, всякие - вся цветовая гамма. В Афганистане роза цветет с марта по ноябрь. От этого и воздух там пропитан нежным ароматом цветов, спелых фруктов, прохладой гор идущей от ледяных арыков и еще чем-то неуловимым - Востоком. Особенно остро это воспринимается ранним утром, когда первые лучи солнца уже трогают вершины гор, а долины замерли в озоновой прохладе. Днем им предстоит изнывать от зноя.
   Внешний двор заставы. В центре - грецкий орех. Под ним - стол для чистки оружия. Приятно было порой, урвав у войны несколько минут, сидеть, облокотившись на удобный изгиб крепкого дерева и читать. Слишком редко можно было это позволить. Наверно поэтому воспоминание так трепетно. У восточной стены внешнего двора - склад боеприпасов. Накат был настолько мощный, что на нем стояла грозная ЗэУшка (зенитная установка), которая своими двумя 23 мм стволами надежно прикрывала заставу с этой стороны. С западной стороны во внутренний двор заставы мог заехать танк - очень хорошая ремонтная площадка. Гордостью заставы была баня. Бывал я во многих банях и саунах, но особо дороги две.
   Первая - отеческая. В распадке, на берегу Амура, у студеного ручья. Там я, благодаря отцу, познал прелести русской бани. Земляной пол, обильно устланный полынью. Запаренная крапива заменявшая мыло, совершенно неуместное в жарко натопленном помещении. Пахучие березовые веники, нагонявшие обжигающий воздух. Кряжистое тело отца. Солидные мужицкие разговоры под горячий чай, любовно приготовленный мамой.
   Приятный поток иголок, бодрящих тело после того, как оно распаренное падает на колючий снег, или попадает под тугие струи таежного ручья. Настои ромашки и чистотела, коими заканчивается ритуал мытия. Горячая чага, заваренная отцом, которую мы с младшим братом шумно прихлебываем, как взрослые. Волшебник-отец стоит и маракует над нами, заряжая могучей созидательной силой на всю жизнь. Мудрый учитель, всю свою жизнь прививавший окружающим любовь ко всему русскому, родному.
   Зимой, не ведая того, принимаешь целебные контрастные воздушные процедуры. Нет в русской бане вспомогательных помещений для ленивых. Они там просто не нужны. Предбанник и баня. Всё! И вот разденешься до гола на морозе в предбаннике, быстро-быстро шмыг в жаркие объятья, встречающей тебя густыми клубами пара бани и млеешь на полке, смакуя каждое мгновенье. Соблюдая банный ритуал, суровый в повседневной жизни отец становится добрым волшебником.
  -- Сейчас мы прибавим немножко жарку, а то у Димки вон нос уже посинел. Да, Димка?! - Мы смеёмся и любим в этот момент отца еще больше.
  -- Вот! Ну что, мужики, Первый пот прошиб? Всё-ё-ё. Отдохнуть пора немного. - Мы, окутанные горячим паром выходим в предбанник, где отец сразу же разливает по кружкам чагу.
   - Давайте-ка, мужички, - приговаривает он, подавая кружки. - Первое средство от хвори. Димка, осторожнее бери - кипяток ведь. Сережа, подоткни там щель, а то на Димку дует. Во, нормалек.
   Терпкий густой кипяток обжигает нутро, а тело млеет в предвкушении очередного захода. Не давая озябнуть, отец командует:
  -- Ну что, по коням? Пошли еще разок.
   После второго захода, отец, блаженно охая, раскинув реки, ложится на снег. Мы плюхаемся рядом и не хотим уходить.
  -- Так. Хорош! Пошли к пару. Вот видишь, Серега как здорово что мы травки разной летом наготовили - пахнет-то как! А, Димка?!
  -- Ага, - отвечает брат.
   Хочется смеяться.
   После пятого, шестого захода, распаренные, очищенные душой и телом возвращаемся в избу, где нас ждет накрытый стол, горячий чай и большая кастрюля, укутанная полотенцем с только что напеченными пышными и горячими пирожками.
   Возглавляя женскую половину семьи, мама ведет ее в баню. Женская половина - это мама, Анютка, наша соседка баба Настя и гостьи, если таковые бывали, а бывали они часто. Женщины идут в баню после мужиков. Пар уже не так обжигает легкие и тепло в бане нежное, но терпкое - настоявшееся. Долго "наши бабы" (слова отца) парятся, а приходят - тут им и чай, и внимание, и любовь. Хорошо! Это то мирное, что часто вспоминается здесь - в Афгане, что навсегда осталось со мной, во мне.
   Вторая баня - та, что была на пятой "А". Выглядела она более цивильно - вся обшита деревом. Веники использовались другие. Помимо березовых и дубовых, что иногда привозили из Союза, парились мы эвкалиптовыми (из Джелалабада), ореховыми (из веток грецкого ореха), иногда - сосновыми. Баня в Афганистане - отдохновение от войны.
   Война - это прежде всего люди, их судьбы, это работа, которую делают простые солдаты и сержанты, офицеры и прапорщики. Вот мне как раз и хочется поведать будущим поколениям о людях, которые меня окружали на этой войне.
   Пожалуй, одним из самых матерых сержантов, которых я встречал в армии, был Михайлов Иван, замкомвзвода Володи Бабенко - командира пятой "А". Успевал этот человек все, всегда и везде - настолько его было много. На дари он говорил не хуже любого таджика, поэтому в беседах с афганцами был за переводчика. Немудрено, что у Ваньки всегда были "афошки" - местные деньги. Что-то где-то как-то продавал, но что, где и как - никто не знал. На заставе при этом ничего не пропадало. Жучаро был тот еще. Высокий, крепкий, красивый - ну чудо, а не парень. Смел был, удачлив. Уже после войны я был в Питере и нашел там скрывавшегося ото всех Ваньку. Страшно вспоминать мне эту встречу. От былого Ивана - ничего. Передо мной был испуганный человек, терзаемый манией преследования. Наркотики. Иван сказал мне тогда:
  -- Уже полгода не колюсь. Думаю - все, уже не буду. Жить слишком хочется.
   Я очень хочу в это верить, Иван! Очень.
   Первого июля 1986 года предложил мне Ваня в Калакан сходить. На базар. "Мы, - говорит - были там с Бабенко. Не бойтесь". Кто, я?
  -- А что? На базаре Калакана я еще не был. Пошли.
   И мы пошли. Я, Михайлов Иван, и сапер Трахов Аскир. Ванька шел впереди, показывая дорогу. Кишлак утопал в зелени. Идти было приятно по этой прохладе. Мы углубились в кишлак метров на 300. Население разглядывало нас с любопытством. Поразило обилие женщин без чадры. Мальчишки и девчонки окружили нас плотной стайкой и дружно лопотали, видимо, обсуждая нас. Встречающиеся старики кивали. Михайлов перебрасывался с ними приветственными фразами. Чувствовалось, что здесь он свой человек. Базар, куда мы пришли, не был базаром в том виде, в котором я привык его видеть. Просто торговый ряд - не больше. Ванька купил три бутылки колы и когда я поднес ее для глотка, увидел трех вооруженных афганцев, идущих в нашу сторону. Иван с Траховым стояли к ним спиной.
  -- Духи. Только тихо, мужики. Не дергаемся.
  -- Где? - спокойно уточнил Ванька.
  -- За вашей спиной. Идут к нам. Спокойно, кажется мимо.
   Трахов незаметно левой рукой расстегнул правый карман лифчика и достал эфку. Духи прошли мимо нас в метре, при этом, даже не удостоив нас взглядом. Прошли как породистые бультерьеры на выставке. Молча и, по-моему, даже не мигая.
  -- Так, мужички, хорош. Погуляли. Пошли назад.
  -- Ну, назад, так назад. - Буднично сказал Иван.
   Мне почему-то хотелось съездить по его физиономии. Мы благополучно вернулись, сопровождаемые детьми.
  
  
   Потом было 2 июля 1986 года. Утром, после выставления выносных, позавтракав, я сидел под ореховым деревом и читал роман-газету. Минут двадцать-тридцать мог себе это позволить.
   Комбат пообещал прислать мне танк с одиннадцатой заставы (первая рота) - на усиление. Дежурный доложил, что в районе второй выносной танк разулся. Мишень для Бариолая великолепная. На 419-ом выехал прикрыть поврежденную машину. Экипажу надо было поменять несколько траков (железо тоже изнашивалось).
   Подъехал комбат на 400-ом. На башне сидел Сашка Калугин.
  -- С сегодняшнего дня КП роты будет на седьмой. Будешь находиться там, а "комсомол" останется на пятой. Сейчас пехота подойдет - танк прикрывать. Главное - не допустить обстрела колонн. С сопровождением поможем.
   В это время со стороны пятой послышались взрывы - обстрел заставы. Комбат с Сашкой-"комсомолом" на 400-ом ушли на заставу. Киреев положил с десяток снарядов в то место, откуда стреляли. Обстрел прекратился.
   Аминовка слишком реально дышала в затылок угрозой обстрела. Духи именно в такое время выходили на охоту к дороге, а мы стояли мишенями около прибывшего к нам на усиление танка. Когда, наконец, экипаж закончил ремонт, я выставил его на третью выносную и поехал на пятую "А". Гранатометчики Карима поработали хорошо. Две гранаты попали в комнату командира взвода. Одна дыра от куммулятивной струи над кроватью, другая - под ней. Находись кто-нибудь в комнате, в Союз бы поехал "грузом 200". Три гранаты должны были разнести ЗэУшку, но прошли мимо. Одна из них угодила в ствол грецкого ореха, где я читал Роман-газету. Журнал лежал на столе совершенно непригодный для чтения. Осколки превратили его в труху. Хвостовик гранаты торчал из ствола аккурат в том месте, где недавно была моя голова. Он наверное и сейчас там, если дерево еще живо.
   Днем сопровождали колонны. В Баграме обстреляли склады боеприпасов. Снаряды рвались весь день. Рядом со складами боеприпасов находились госпиталь, медсанбат и инфекционный госпиталь. Потом я много слышал о том, как военврачи выносили на носилках в безопасные места тяжело раненных и больных. Чувство глубокого уважения осталось у меня на всю жизнь об этой категории людей. Трусов среди них я не видел. О врачах я еще скажу.
   Седьмая застава обстреляна из стрелкового оружия. Ухожу туда. Работаем. Остаюсь ночевать. Здесь мне предстояло ломать сложившиеся традиции. Уж очень они были первобытными.
  
   3 июля 1986г.
   "Выставил выносные, подошла пехота - взвод Игоря Изерского. Мой резерв. Отправил их на пятую. Как чувствовал. За Калаканом обстреляна колонна наливников. В колонне один убит, четверо раненых. За Калаканом зона ответственности не нашей заставы, но люди-то гибнут наши! Отдаю по связи приказ Изерскому выступать. Сам выезжаю на 415-м, но мимо меня, в сторону Калакана пролетел танк комбата - 400-ый. Комбат оставляет меня на седьмой:
  -- У тебя сейчас много работы здесь может быть.
   Восьмая и девятая обстреляны эРэСами, на одиннадцатой ранен командир взвода - лейтенант Леха Лындин.
   При обстреле колонны в Калакане, в бою, убит Бариолай и еще шестеро духов. Карим этого не простит. Брата не простит".
  
   4 июля 1986г.
   "Болею третьи сутки. Тропическая лихорадка. Что-то очень плохо. На обстрел выхожу, потом отлеживаюсь. Написал своим девочкам письмо, а то будут беспокоиться. Уже пять дней за ротного. Они оба в Рухе. Рулю. Вот так и живем".
  
   7 июля 1986г.
   "Болезнь вроде прошла. Начинаю налаживать жизнь на заставе. Что имею:
      -- 418 стоит без двигателя.
      -- 416,415,417 необходимо ремонтировать. Срочно!
      -- Построил умывальник вчера, сегодня душ.
      -- Купил замки, закрыл баню. Теперь расход воды должен уменьшиться.
      -- Навел порядок у себя.
   Завтра надо будет переделывать всю документацию, перекрыть потолок (сегодня разбирал белый дом на пятой), навести порядок в тех.каптерке. Дел очень много, но главное - люди. Бойцы живут как скоты. Друг на друга орут, мордобой. Работы много.
   От девочек моих нет ничего. Скучаю.
   Сегодня на второй выносной взорвали окоп, была сильная вспышка. Думал фугас, но осколков не нашли.
   Сегодня Карим отпевал Бариолая. С завтрашнего дня надо быть готовым ко всему. Видимо назревают большие события.
   Спокойной ночи, мои девочки!".
  
   8 июля 1986г.
   Ближе к обеду приходят на заставу три афганца из Карабага. Выхожу. Паренек переводит слова старшего из них:
   - Зачем командор проехал на танке по машине?
   - Когда и где? - Задаю вопрос.
   - Только что, в Карабаге. На рынке.
   - Послушайте, - говорю, - сейчас я вам открою военную тайну. У меня на заставе сейчас нет ни одного ходового танка.
   Показывают рукой за заставу. Дескать, там стоят.
   - Пошли, покажу.
   Подвожу их к 418-му танку. Снят двигатель.
   - Этот танк не мог ехать. Так?
   Согласно кивают. Подвожу к следующей машине. Снята бортовая передача.
   - Этот тоже не мог. Правильно?
   Кивают. Да, не мог.
   - Остальные танки на дороге.
   Старик что-то залопотал. Паренек переводит:
   - Пойдем, поможете ханум из машины вытащить. Танк нужен.
   Вызываю 415-й с выносной, едем в Карабаг. В центре кишлака на дороге стоит "Волга" ГАЗ-21. По ее левой стороне проехал танк. На заднем сиденье сидит прижатая к двери женщина в чадре, и тихонько подвывает. Цепляем заднюю дверь "Волги" к танку, рвём ее, вызволяем даму из машины. Судя по всему, женщина не пострадала. Просто была слегка прижата. Повезло. Хотя и побывала под русским танком(!). Тут же подбегают индусы, хватают женщину, садятся в "Тойоту", и уезжают.
   Все, что осталось от "Волги" стаскиваем на обочину, подхожу к людям, которые меня позвали:
   - Ну что, бобо, все?
   - Ташакор, командор. - Старик слегка кланяется, прижимая правую ладонь к груди.
   - Будь здоров!
   Мы уезжаем.
   Позже выясняется такая картина. На 413-ом танке едут: механик-водитель рядовой Водопьянов, пьяный командир роты капитан Малышев - за командира танка, пьяный прапорщик Кругляков - на месте заряжающего. Впереди идет 21-я "Волга". Малышев, по внутренней связи:
   - Обороты, Фартопьян, уйдет ведь!
   - Не уйдет, товарищ капитан! - Отвечает механик-водитель.
   "Волга" останавливается в центре Карабага посреди дороги, из неё выскакивают индусы, танк правой гуской проезжает по машине, и, не сбавляя скорости, летит на шестую заставу. Через ХАДовцев афганцы все-таки находят виновников. Малышев отправляет Круглякова договариваться с хозяином "Волги". Коля Кругляков сходится с потерпевшей стороной на двух мешках муки, и двух ящиках тушенки за покореженную машину, но в итоге все так и остается на словах.
   Гуляй, рванина, от рубля и выше!
  
   9 июля 1986г.
   "Получил сегодня от Маринки сразу три письма и одно от сестры. Сегодня проводил Юрку. Дал денег, чтобы купил подарки моим девочкам. Скоро он их увидит. У него виза до 12 июля. Был у Насира в комитете. Карим хочет брать мой пост. За Бариолая расстрелял 13 человек своих. Вчера был обстрелян танк с восьмой. В воскресенье Карим сжег семь наливников между второй и третьей выносной".
  
   10 июля 1986г.
   "Ну, вот и началось. С утра был на пятой. Прибежал, запыхавшись, хадовец из Калакана. Сказал, что люди Карима большими силами выходят к дороге в районе Шевархейля и за Калаканом. На седьмую шли, сопровождая наливники. Только подошли к седьмой, сзади ударили гранатометы. Две гранаты прошли выше колонны. Ошарашенные водители летят, ничего перед собой не разбирая. Разворачиваюсь, иду туда. За мной Изерский с пехотой. Вижу духов, но стрелять не дают наливники. Пока развернулись, духи скрылись за дувалами. Человек двадцать. Начал туда работу. Подошел начальник штаба на 400-м. Весь день воевали. Только я видел девять гранат, выпущенных духами:
  -- две сразу - по колонне;
  -- одна по БТРу. Ранены боец и прапорщик.;
  -- Две гранаты - по первой выносной шестой заставы (одна - выше, другая в бруствер);
  -- Одна - по техзамыканию первой колонны;
  -- Две - по моему танку - в районе моста в Карабаге;
  -- Одна по колонне возле меня.
   Наверное мы себя неплохо вели, если большинство гранат прошло мимо. Когда по тебе стреляют, не очень-то прицелишься! Кариму сегодня не весело. Это еще не все. Завтра узнаем результаты сегодняшних боев.
   Так и живем, любимая моя. Вот и еще один день прошел".
  
   13 июля 1986г.
   "11 июля был обстрел заставы. С первого поста из пулемета ранили деда (бо-бо). Отвезли сначала на девятую, потом - в Карабаг. По дороге в госпиталь "бо-бо" скончался.
   Вчера, т.е. 12.07., с утра началась операция по прочесыванию нашей "зеленки". На дороге встал Кабульский десантный полк ("полтинник"), а со стороны гор на Карима пошли "зеленые". Получили от Карима хороший раздолбон. Пять батальонов ХАД и царандоя против 180 "штыков" Карима! На этом операция закончилась. Авиация бомбила Калай-Биби, Коркуль. Изерский задержал на дороге паренька из банды Карима. Отправили в разведотдел. Наверняка отпустят. У десантуры взял два "Шмеля". Попробовал - хорошо. Может пригодиться. Во второй половине дня Карим обстреливал Карабаг из минометов. Некоторые мины ложились метрах в 100-150 от заставы. Вызвал артиллерию. Работать стали через полчаса после окончания обстрела, когда Карим уже ушел. Сегодня воскресенье. Что оно нам принесет?
   Вчера получил от Маришки письмо (от 2. 7. 86г.). Люблю".
  
   15 июля 1986г.
   "Три дня провалялся с температурой - 39. Никаким аспирином сбить не мог. Хорошо, что в это время на дороге было спокойно, а то не знаю, как бы я выехал. В воскресенье Толстый (механик 417-го) ранил бачу в руку. Приходили с Насиром. Ездил на выносную, объяснял пенькам куда стрелять, куда не стрелять. Игорь сегодня снова взял духа. Отвез в комитет. Насир записал данные - мои и Изерского. Будут ходатайствовать о представлении нас к афганским орденам. Любопытно. Получил вчера от Маришки два письма и два от сестры. Вчера не было времени, ответил сегодня. Продолжаю валяться. Температура 37.5.
   Пять часов, семнадцать минут. Лежу. Кушаю аспирин. Температура не спадает. Скорей бы на ноги встать. Приходил Насир. Попросил поработать минометом. Побыл 10 минут на ногах - стало плохо, снова прилег. Смотрю на фотографии своих девочек. Таких родных и близких. Маришка бы сейчас никуда бы меня не пустила, но здесь не Союз и если случится что-нибудь на дороге, надо будет ехать. Но пока, слава Богу, тишина. Ночью с пятой танк приезжал за Траховым - орден его обмывать. Чуть гранату не получили. Сволочи! Хорошо - духи промахнулись.
   Да, товарищ Трахов... Тогда утром, перед выставлением выносных, я искал сапера, но бойцы сказали что ты на пятой только тогда, когда поняли - не успокоюсь, пока не найду. За тебя, Аскер Дженшевич, окопы взрывал я. После выставления поехал на пятую и застал вас пьяными с Ванькой Михайловым. Засранцы!".
  
   16 июля 1986г.
   "Дорога дышит проезжающими КАМАЗами, БТРами, ярко раскрашенными "бурбухайками", с гроздьями свисающих с них людей.
   В 7.30 духи подожгли первый наливник. Тревога.
   Командирский танк стоит в окопе между выходом из заставы и дорогой, так что командир на обстрел вылетает первым. Бегу к машине и вижу как мои орлы, не задевая края люков, влетают в танк. Меня до сих пор бросает в дрожь, когда я вижу танковые экипажи, выполняющие команду "К бою". С отработки именно этого элемента начинается боевое мастерство танкиста.
   Впереди меня на танк прыгает Тайга и становится между люками на башне. Собака никогда до этого не прыгала на танк без команды. Сюсюкать нет времени - обстрел. Занимаю свое место, подсоединяю тангенту к шлемофону, командую: "Вперед!". Пытаюсь скинуть овчарку с башни танка. Механик включает передачу, танк дергается, Тайга скребет броню башни, сопротивляясь моим попыткам сбросить ее на землю. Взрыв на правом бруствере окопа. Взвизг собаки, падение ее на землю, танк вылетает из окопа. Все это происходит в одно мгновенье. Оборачиваюсь, смотрю на Тайгу - она пластом лежит на земле. Вижу кровь. Внутри защемило, но времени на сопли нет - обстрел. "Разбор полетов" потом.
   После боя, вернувшись на заставу, вижу Тайгу лежащую на земле в той же позе. Задним ходом ставлю танк в окоп, даю команду "к машине". Весь экипаж подходит к Тайге. Собака шумно дышит, мутные глаза полуприкрыты. Из правой лопатки торчит длинный осколок эРэСа.
   - Рычаг, пассатижи!
   Славка мигом выполняет команду. Вижу слезы в глазах Додона. Он уже стоит с индпакетом в руках. Осколок врезался в тело собаки слева и, пробив ее тело насквозь, вышел с другой стороны. Пассатижами резко выдергиваю железо, накладываем повязку на сквозную рваную рану.
   Когда собака уже лежит у меня в комнате, выхожу к парням. После боя святое дело выпить по стакану чая, заботливо приготовленным нашим поваром рядовым Усмановым, да выкурить по сигарете. На войне она всегда может стать последней.
  -- Не будь Тайги, потеряли бы командира, - говорит мой заряжающий Гена Додонов.
  -- Да-а-а, - протянул Слава Рычков, - если бы не она, осколок в аккурат бы вошел под левый сосок командиру. Вовремя сиганула. Выживет ли?
   Тогда Тайга выжила. Выжила для того, чтобы жили люди ее окружающие.
   Сколько лет уже прошло, но я никак не могу объяснить себе, не могу понять, - как собака могла предугадать этот взрыв? Ведь без команды, она вскочила на танк еще даже до момента выстрела. Но ведь это было! Было".
  
   17 июля 1986г.
   "Вчера был жаркий денек. Брать тетрадь не было сил.
   С утра выставил свой 415-й на первую выносную, 417-й оставил на заставе. Принял душ, позавтракал, поднялся на второй этаж - ставить задачу пехоте, на Кабул пошли наливники. Еще подумал - не дай Бог обстрел...
   В 7.30. напротив второй выносной шестой взорвали первый наливник. С пехотой доехал до 415-го, и на нем полетели на обстрел. Выносные шестой стоят в окопах - оба не заводятся. С шестой заставы на обстрел вышел 412-й танк, подошел комбат на 400-м. Семь наливников уже полыхают, бой только начинается. К машинам подойти нельзя - взрываются емкости. Духи лупят с обеих сторон дороги. Колонна стоит, водители разбежались, КАМАЗы тарахтят. Вижу, как три духа подскакивают к одному КАМАЗу, открывают дверцу, выбрасывают из кабины водителя, отбирают у него автомат и прыгают в кювет. Солдат лезет под колесо. Убивать не стали. Командую Додонову отсекать их от колонны пулеметом, сам стреляю из АКСа. Получаю задачу оттянуть хвост колонны, сосредоточить машины в лощине и обеспечить их прикрытие.
   Покидаю танк, оставляю за себя Додона, иду собирать водителей. Кое-как удается убрать КАМАЗы с дороги. Комдив вызвал авиацию - "работают" Саусанг. Бой стихает. От болезни еще не оправился - мутит. Подключаю длинную тангенту, лезу в тень сзади танка. Ко мне подбегает милая женщина в очках с санитарной сумкой (видимо с колонной ехала в Кабул) - думала ранен, что-то причитает, обтирает мое лицо марлевыми тампонами. Почему-то вспомнилось отцово: "Маленький черненький вариант в очках". За ней подбегает чистенький, интеллигентного вида мальчик с капитанскими погонами, тянет ее за рукав, но она, оттолкнув его, продолжает нежными движениями обтирать мое лицо, шею и грудь от пота и пыли. Из этой неги меня выдернул голос комбата: "415-й, я 525-й, освобождаем дорогу!".
   Уже сидя на своем месте в танке, я оборачиваюсь и, прощаясь, поднимаю руку в знак признательности этой милой женщине, которая, глядя нам вслед, почему-то плачет. Чистенький капитан держит ее за плечи и пытается увести, но она смотрит нам вслед и теми же тампонами вытирает слезы. Спасибо Вам, Женщина!
   Танками сбрасываем догорающие КАМАЗы с дороги.
   Подъехал на БТРе наш техник Коля Кругляков - он вез хлеб на заставы. Спрыгнул с БТРа, открыл стволом автомата дверцу кабины, протянул руки, пытаясь что-то достать, да так с протянутыми руками и повернулся в мою сторону. Плачет, а на ладонях кучки пепла - все, что осталось от водителя КАМАЗа.
   Остатки колонны прошли на Кабул, мы вернулись на заставу. Только пополнились боеприпасами, тревога - обстрел пятой заставы из гранатометов. Вечером ее обстреливали из безоткатных орудий.
   Подошел начальник штаба. Вместе пошли на пятую. Дорога забита машинами - за время обстрела скопилось слишком много техники - кто в Кабул, кто из Кабула. Съехали с дороги, попробовали пробиться, не удалось. Александр Иванович вышел на связь:
  -- 415-й, я два ноля седьмой. Разворачивайся, двигай к себе. Не нравится мне все это. Блокируй свое "болото". Как понял.
  -- Понял, пошел.
   Мое "болото" - это широкое сухое русло в ста метрах от заставы, плотно засаженное виноградниками. Виноградники расположены террасами, поэтому место очень удобное для устройства засад. Обстрелы там случались довольно часто. Вот и сейчас как только встали и развернули пушку, духи, уже вышедшие на задачу, решили, что их заметили и стали прыгать через дувал. Двое успели последний раз коснуться земли по ту сторону дувала, а третий был наверху, когда снаряд вошел в глиняную стену в полуметре от него. Розовая от крови пыль от взрыва танкового снаряда поплыла над виноградниками...
   Метрах в ста левее обнаружили еще одну группу, человек пятнадцать. Положили туда снарядов пять. Справа обнаружилась еще одна "команда" - человек восемь. Поработали по ним. Подошел НШ, вызвал пехоту. Хотел войти в зеленку с пехотой на прочесывание, но НШ не пустил. Когда солдаты Юры Переверзева зашли в виноградник, я откровенно залюбовался их работой. Кто видел как играет на зорьке рыба-чебак, может себе представить действия наших солдат. Каждое движение выверено, каждый бросок рассчитан. Умница, командир! Поэтому и бойцы у него практически без потерь воевали.
   Подошел комбат на 400-ом, пошел по правому гребню параллельно пехоте. Как только пехота наткнулась на сильный огонь, на 415-ом спускаемся в виноградник - поддержать огнем. Вижу, как в башню 400-ого идут трассера. Стреляют из автоматов. Комбат дает команду на отход. Я в недоумении - мы же их уже зажали!
   Пропускаю пехоту, отхожу следом. Жаль. Завтра они снова будут нас убивать. Выходим.
   Впоследствии от Насира узнаю результаты боя. Два гранатомета уничтожено танковыми снарядами, один духи бросили в винограднике. Шесть духов убито, четверо ранено. Духи обалдели, когда шурави ушли. Они так и не поняли - почему? Пусть благодарят майора Киреева - он их спас".
  
   18 июля 1986г.
   "Вот и еще один день войны отошел в прошлое. Обстрела на дороге не было. Утром поехал на восьмую к Володе Смолюку за Турибаевым. Сидим у Вовки, пьем чай. Метрах в тридцати от заставы разорвался эРэС. Пошли к танку, нас обстреляли из стрелкового со стороны развалин. Дал залп "Шмеля", все стихло. Буду писать письма, что все нормально".
   Никогда не забуду, Вовка, как ты плясал под пулями! Я-то, как стрелять начали, к танку рванул, а ты что-то тормознулся, так духи по тебе и стали палить. Ты скачешь на одном месте, а пули фонтанчики пыли взбивают под тобой. Так вот подпрыгивая, ты за крепостью и скрылся. Умора! Хорошо не зацепили. Потом, когда я "Шмеля" отправил и все затихло, мы попрощались, и я уехал. До сих пор не знаю - получил ты орден за караван или нет? Главное - чтобы мы помнили друг о друге. Привет тебе и твоим близким.
  
   20 июля 1986г.
   "Уже 20-е. За эти два дня ничего существенного не произошло. Вчера восьмая снова обстреляна эРэСами и стрелковым. Меня пока не трогают. Затягивает рутина повседневности. Работа по благоустройству заставы. На дороге пока тихо. Когда стреляют - хоть время быстрее летит. Но лучше, понятно, чтобы вообще не стреляли. Воевать надоело. А еще, вроде, только начал. Скучаю ужасно по своей любимой, по дочери... Как там мой Комсомольск?".
  
   23 июля 1986г.
   "Время движется вперед. Сегодня ночью был дождь. Говорят, два лета подряд дождей не было. А тут, в июле - дождь! Вчера на 417-ом поставили новый компрессор - у Смолюка выцыганил. Сегодня-завтра поставим на ноги 418-ый. Вчера написал письма, сегодня отправлю. Принесли завтрак".
  
   26 июля 1986г.
   "За эти дни самое главное событие - мне придали разведвзвод. Теперь у меня своя пехота! Строимся полным ходом:
  -- привезли борта с наливников - перекроем блиндаж;
  -- бочку целую приперли - под умывальник приспособим (народу много)
  -- на пищеблоке порядок навели (осталось пол забетонировать на складе)
  -- туалет еще один построим за заставой (два будет);
  -- мусор весь уберем;
  -- с документацией разгребусь.
   Вот такие заботы, не считая мелочей. Месяц нет АКБ на радиостанцию. Сапера отправил закупать фурнитуру. Застава потихоньку преображается. На дороге пока спокойно. Вчера ходили на разрушенный хадовский пост - набрали бревен, дров на баню. Все ничего, только вот уж больно приезжающие начальники работать мешают. Витя Малышев (ротный) водочку на шестой попивает, техника тоже не видно. Привезли письма - от Маришки и Анюты. Приступы ностальгии за работой притупились. Время идет".
  
   28 июля 1986г.
   Сегодня в ночь разведчики уходят в засаду. На душе тревожно - первый раз все-таки. Полдня готовил и подключал приборы ночного видения, обучал экипажи грамотному пользованию ими. Хорошо хоть что в учебках бойцы ими пользовались - схватывали все быстро. При снятии выносных еще раз провели рекогносцировку. Вроде готовы.
   Стемнело. Экипажи 415-го, 417-го танков, и БМП разведчиков заняли свои штатные места. Упакованные как в хороших голивудских боевиках разведчики гуськом ушли в ночь. Тишина. Сижу в 415-ом на связи.
   Минут через семь ночь грохнула взрывами и диким шквалом автоматных и пулеметных очередей там, куда ушел разведвзвод. Вспышки десятка взрывов и пунктиры трассеров на секунды озарили местность. Через несколько мгновений чернота ночи также внезапно хлестанула безмолвием. Будто рубильник выключили. Пытаюсь хоть что-то сообразить, но глубина тишины такова, что можно с ума сойти. Нежно, как целуют грудного ребенка, запрашиваю "Кисет". Страшно, словно мой шепот спровоцирует лавину огня. Нервы вот-вот лопнут. Да где же они? Почему молчат? Не могло же всех сразу! Черная ночь безразлично молчала.
   Вздрагиваю от голоса в наушниках:
  -- 415-ый, я два ноля седьмой. Что там у тебя за стрельба?
  -- Видимо наши напоролись на духов. "Кисет" на связь не выходит.
   Отпускаю тангенту и слышу шепот в эфире:
  -- 415-ый, я "Кисет". Столкнулись с бородатыми. Потерь нет.
  -- "Кисет", я два ноля седьмой. Давай на базу, через 2-3 часа еще один дубль. Как понял?
   Мощный взрыв встряхнул ночь.
  -- "Кисет", я 415-ый. - Тишина.
  -- 415-ый, я два ноля седьмой. Вытаскивай их, Серега.
  -- 415-ый понял.
   Экипажу:
  -- Ну, мужики, с Богом. Рычков, заводи. Поехали! - И уже в эфир. - 417-ый и броня "Кисета" за мной. Дистанция пятьдесят метров.
   Танк выходит на трассу. Идем по приборам ночного видения. Впереди, метрах в пятидесяти, по обе стороны дороги сигналят фонариками. "Кисет" на связь не выходит. Слева от дороги наблюдаем людей. Идут цепочкой в нашу сторону. На всякий случай наводим на них пушку.
  -- Гена, на кнопку раньше времени не нажми случайно, - предупреждаю Додонова.
   Сам высовываюсь из люка, вглядываюсь в темень, запрашиваю по связи:
  -- "Кисет", я 415-ый. Где находитесь?
   В наушниках, как ни в чем не бывало:
  -- Подхожу к тебе.
   Я взорвался:
  -- Так какого же ты молчишь! У тебя все?
  -- Все. Все нормально, выхожу.
  -- Додон, по фонарикам, пулеметом! Своих не задень!
  -- Понял, вижу.
   Башня танка поворачивается вправо, и ночь затрещала по швам пулеметными очередями. Разведчики тем временем подошли к броне, сгрудились слева от танка. Появились огоньки сигарет. Тупость этого сброда, именуемого разведвзводом, не поддается пересказу. Я заорал:
  -- Быстро назад!
   Переорать рев танкового дизеля очень сложно, к тому же сказывалась расслабуха солдат, вышедших, как им казалось, из боя. Так что мне пришлось съездить прикладом автомата по чьей-то каске. Войско медленно переползло за танк. Переползло и замерло. Моему "восторгу" не было предела. Редко в своей жизни я так матерился, как тогда.
  -- Слава, включи заднюю, но без команды не трогай.
   Механик выполнил команду, танк дернулся назад. Только тогда до пехоты наконец-то дошло, что надо отходить.
  -- Давай, Рычаг, потихоньку. Додон, тридцать два ноль, три осколочных. Огонь!
   В эфир:
  -- 417-ый, броня "Кисета", я 415-ый. На базу. Поаккуратнее в окопы. Пехоту не подавите.
   Командиры экипажей подтвердили получение команды, и мы благополучно вернулись на заставу. Получив доклады экипажей и, дав всем отбой, закуриваю. Тайга прыгает на танк и кладет морду мне на ноги: "Что, дескать, не все так гладко как бы хотелось? Ну да ничего, главное - живые все". Она шумно вздыхает.
  -- Да, Тайгуха, ты права. Главное - все живые. Пошли в избу.
   Захожу к себе, снимаю "лифчик", бросаю на кровать рядом с автоматом. Заходит командир разведчиков:
  -- Слушай, давай выгоним броню, и с фарами! Здесь метров 150 - 200, не больше! Соберем трупы, оружие! Давай, а? Они же прямо на дороге валяются! Наверняка раненых возьмем. Решай быстрей, начальник!
  -- Что ж ты, блядь, на связь не выходил? Сразу обосрались небось? Теперь-то герои!
  -- Ты не ори. Они еще там.
  -- Хорошо. Выгоняй свою БМП, я на первый пост. Сначала глянем, а там видно будет. Алешкина и расчет АГС ко мне отправь. Пошли.
   Выходим во двор заставы, я объявляю тревогу, благо люди еще не разделись, поднимаюсь на первый пост.
   Старший лейтенант Исмаилов выезжает на своей БМП на дорогу. Экипажи танков на местах ждут моей команды. Расчет АГС, пулеметчики готовы открыть огонь.
   Минометному расчету командую:
  -- Ориентир номер семь! Две осветительных через три осколочных, огонь!
   Над "зеленкой", поливая ее матовым светом, зависают осветительные мины. Осколочные ложатся хорошо на пристрелянный участок. Сержант Алешкин сам ведет огонь из АГСа. Он первый увидел духов, так что знает куда стрелять. Пулеметы короткими очередями вспарывают виноградники. БМП "Кисета" выходит на дорогу и из максимально задранной вверх пушки расстреливает невидимые звезды. Крупные трассера тридцатимиллиметрового орудия весело бегают по ночному небу. Меня начинает трясти. По радиостанции кричу:
  -- "Кисет", пушку вниз!
   Как молотил, так и молотит. Да так самозабвенно! Не знающему залюбоваться можно. Даю команду на прекращение огня. Минометом продолжаю освещать местность. Естественно, никаких убитых и раненных на дороге не валяются, никакого шевеления в виноградниках. Поворачиваюсь к Алешкину:
  -- Слушай, а может духов-то вообще не было?
  -- Товарищ старший лейтенант. Во-первых, сержант Алешкин слишком себя любит, чтобы врать; во-вторых - духов видел не только я; в-третьих - пятеро, как минимум, убиты или ранены лично мной, потому как мои пули рвали их тела, и это может подтвердить весь мой дозор, командиром которого я был назначен. А если Вам хочется меня обидеть, лучше плюньте мне в лицо.
  -- Ну ладно, хватит. Ты сам видишь - дорога чистая, в виноградниках шевеления не видно. В ночь я вас не пущу. Отбой. Утром посмотрим. Побереги свое красноречие для своего командира. Вон видишь, звезд ему мало - все небо изрешетил. Сходи, попроси его ко мне, а то вы, наверное все тангенты от него попрятали - на связь не может выйти.
   БМП действительно все это время палила в белый свет, как в копейку. Мне было стыдно за командира разведчиков перед его же солдатами. Все-таки он тоже офицер.
   Вернулся он растерянный и подавленный. В глаза не смотрел.
   Утром на месте ночного боя мы, конечно же, ничего не обнаружили.
   Через своих агентов сотрудники ХАД узнали результаты - пять убитых, шесть раненых.
   Умница, сержант Алешкин!
  
  
   1 августа 1986г.
   "При выставлении выносных постов со стороны Шевархейля на дорогу вышел дух. Задержали и доставили на девятую. Там допросили и отправили в разведотдел дивизии. В Баграме он сказал что при задержании шурави отняли у него 20 тыс. афгани. Куча объяснительных. Засранец.
   Когда ехал на девятую, метров с двадцати стреляли. Промахнулись. Шакалье.
   На дороге подорвалась бурбухайка.
   Приехала машина заряжать аккумуляторы. Вечером ездили с Исмаиловым и прапорщиком в гости к хадовцам. Славка (прапорщик) ошарашен. Кругом духи гуляют, а мы на танке в гости.
   Поели плов, арбузы... Получил от Маришки письмо с фотографией. Три танка стоят.
   Из дивизии передали - духи что-то затевают на дороге, с заставы хотят украсть бойца. Сегодня снова засада. В ночь с 30-е на 31-е разведчики выходили в зеленку. Всю ночь готовил 416-ый к ночному бою. Сидел как на иголках. К утру поехал, их снял. Это была первая засада на нашем участке без результатов. Видимо часто слишком броня по дороге летала и духи поняли, что неспроста. Опасаюсь, как бы они свою засаду не посадили против моей брони. Тогда будет очень и очень туго. Слишком стандартно действуем. Предлагал по другому, не слушают. Исмаилов оправдывает свою фамилию - кавказская кровь, не переспорить. Дай Бог, чтобы духи оказались дурнее. Поживем - увидим".
  
   6 августа 1986г.
   "Завтра ровно три месяца моего пребывания в Афганистане. Ровно три месяца назад - 6 мая, мы последний раз поцеловались... Нехорошее слово - "последний". Сегодня первый раз снился сон...Разведка еще раз ходила в засаду - результатов нет. Да они и просидели-то часа три-четыре, больше галочки для. По итогам за июль месяц Додонов лучший наводчик батальона. На подведении было приятно слышать, что благодаря моим "умелым" действиям предотвращено несколько обстрелов. За это время ничего существенного не произошло - "бои местного значения". Сегодня был обстрел пятой "А". Принял некоторое участие. Вчера у Володи Бабенко был день рождения - немного расслабились.
   Дела идут. Дел много. Сегодня сделали 417-й, вчера - 415-й. Сейчас на ходу три танка. Устал как собака, но работа захватывает. Видны результаты. Введены в эксплуатацию умывальник, туалет. Маринка молчит, пишет через два-три дня. Вчера отправил фотографию с осликом. Получит ли. Сегодня отправлю еще одну. Разведчик Вася Рябушко фотографировал. Молодцы мужики, но надо с них требовать. Вчера какой-то БТР из КПВТ в упор расстрелял нашу водовозку. Старшина ехал старшим машины, так до сих пор не оклемался. Слава Богу, в кабину не попали - трасса прошла в 15 см. Передали по связи комендачам, чтобы задержали, но БТРа так больше никто не видел. Значит, ушел в зеленку - духовский. Эдак скоро их танки на дорогу выходить станут.
   Обстреляли нашу пехоту - мотострелков Юрки Переверзева, моих разведчиков. На выносных мои видели духов. Постреляли из автоматов, и все - как будто у них пушки нет. Тоже мне, танкисты, раскудритвою... Что будет завтра? Работа и еще раз работа. Эх! Прижаться бы сейчас щекой...
   Сегодня шел дождь... Спать".
  
   7 августа 1986г.
   "Пошел четвертый месяц. Ужасно соскучился по своим девочкам. Как они там без меня?
   Сегодня весь день были на щестой. Менял поворотный механизм на 416-ом, перебирал компрессор. Утром Малышев отправил меня в Карабаг. Базарный день - народу тьма. Посидел, поговорил с народом. Вчера Саипов и Саркисян попались мне с чарсом. Беседовал с ними до двух ночи. Сегодня думал отдохну - куда там! Пока был на шестой, духи в районе первого "болота", человек двадцать, перешли дорогу. Обнаглели! Видят, что брони маловато. Завтра доделаю 416-й, отрегулирую 415-й, посмотрим тогда, как вы бродить будете. Смолюка Володю, "Комсомольца" и "Таблеткина" отвез в Баграм на взлетку - отпускники.
   Ждал сегодня письмо от любимой - что-то нет. Как же так? Все сегодня молчат. Пора бы каждый день уже писать, черт возьми! Впрочем, может им и не до писем - мало-ли...
   Вчера на шестой пьяные отцы-командиры изрядно подурковали. Старшина с первого поста забрасывал гранатами Малышева и Славку-аккумуляторщика. Те прятались за танком. Потом Малышев швырнул эфку в люк 414-го танка. Попал... Пожар потушили. Могло быть и хуже, попади осколок в капсюль-детонатор танкового снаряда. Боеукладка-то полная! Балбесы!
   Сегодня Володя Исмаилов поспорил с Малышевым и на спор из пушки своей БМП прострелил насквозь пушку 414-го танка. Вот такой у меня ротный командир - капитан Виктор Малышев. Ох, и доиграются же ребята, ох доиграются.
   Маришка, Маришка, ну что же ты молчишь? Мне каждый день необходимы, хотя бы, пару строк от тебя.
   Пошел четвертый месяц...".
  
   10 августа 1986г.
   Три дня насыщены событиями боевого порядка. Восьмого числа наблюдали духов. Работал с СВД. После снятия выносных работал из танка. При подходе к заставе увидел справа с поста ХАД условный сигнал и трассу в сторону духов. Пошел их выручать. Прошел мост рядом с заставой, темно уже, а хадовцы не показывают куда стрелять. Примерно по направлению трассы сделал два выстрела из пушки. Сигнала нет. Чтобы не получить гранату, вернулся домой. Часовой первого поста сказал что я попал в дом, из которого был сигнал - аж в глазах помутилось. Повесил над Карабагом осветительную - вроде действительно пролом есть. Надо ждать утра. Утром - на совещание. Приехал с совещания, бойцы сказали, что приходили хадовцы, сказали, что снаряд попал прямо в духовский комитет. Потери духов - десять человек. В пост ХАД я не попал, слава Богу. После обеда пришел Насир, принес добрые вести - двоих духов накрыли минометом - прямым попаданием. (Восьмого числа он приходил и просил меня поработать минометом по Карабаг-Калану) Он же сказал, что от танкового снаряда четверо убитых и шестеро тяжело раненых - кому оторвало руку, кому ногу.
   Вечером съездил к хадовцам в комитет. Посидели на втором этаже, покалякали о делах мирских, водочкой запили.
   С первого поста снова на том же доме видели духов, поработали с СВД. Метрах в ста от заставы были обнаружены пять вооруженных людей, открыли огонь из АГС и ПК. Через несколько минут начала работу первая выносная. Трое побежало в сторону духовских домов. Двоих видимо завалили. Ждем информацию. Вчера снова был у Насира - попили чай, обменялись информацией. Часов в 18.30 поступила команда - выносные не снимать. Кого-то ждали. Я - на дорогу. Со мной поехали Насир и начальник ХАД. Из Карабаг-Калана четко видны трассы ДШК в сторону Карабаг-Базара. Выпустил туда 16 снарядов. Было видно откуда стреляли. Вроде бы накрыли. По нам поработали из стрелкового. От хадовцев вечером получил информацию о том, что 1,5 тыс. духов двигаются в направлении Карабага. Чьи люди, неизвестно. Карим собирается выходить на дорогу, а у меня две "коробки" стоят. Задач море, а людей маловато, да и делать все нужно самому, дабы по уму все было. Тяжеловато.
   Надышаться не могу запахом волос любимой - восьмого получил три письма. Ждут.
   (Ночь) Ну вот, прошел еще один день моего пребывания в Афганистане. Приходили афганцы - люди Ибрагима. Сказали, что вчера снарядом из танка убито шесть человек, ранено двое. ДШК сегодня не работал. Приходил Насир. Предупредил о том, что парнишка, который любовался моими глазами ушел к Кариму. Три дня его искали - не знали где он, а сегодня его видели на базаре. Там он поставил ящик с виноградом и ушел. Люди мальчишку знают, поэтому его появлению большого значения не придали. После его ухода, через некоторое время ящик взорвался. Видимо мина с часовым механизмом. Пострадало четыре человека. Ранены или убиты, Насир не сказал. Поглумились над пареньком партийные деятели Карабагского комитета НДПА, вот пацан и дернул к духам. Теперь будет мстить им. Первое испытание Карима он выдержал. Каким будет второе?
   Хорошо, что предупредил Насир - буду знать. Паренек часто приходил на заставу, сидел и смотрел на меня. Иногда меня смущал, я спрашивал мальчика (к сожалению, не помню его имя) что его так сильно интересует. Парнишка с наивной детской откровенностью говорил мне, что никогда не видел таких красивых глаз. После его слов мы оба смеялись, я продолжал работать, а он продолжал наблюдать за мной. (Сегодня, по прошествии стольких лет мне приятно вспоминать об этом пареньке потому что зла он нам так и не причинил.)
   Танки вроде отремонтировали. Осталось найти специалиста по электрооборудованию для ремонта 418-го танка. Вопрос только в том, где его найти.
  
  
   13 августа 1986г.
   "Сегодня Насир принес веселенькие новости. Вчера вечером, часов после двадцати были на БМП в Карабаге. Хотел встретиться с бывшим начальником ХАД Карабага - Баширом. Мне об этом человеке много рассказывал Француз. Очень Юрка ценил дружбу с ним. К сожалению Башира застать не удалось. Поговорил с Насиром, поиграли в шахматы, поели арбуз с дыней и собрались на заставу. Насир впервые посоветовал ехать другой дорогой, что мы и сделали. Сегодня Насир сообщил, что духи нам вчера действительно устроили засаду, надеясь на обратном пути свести со мной счеты. Просчитались. Экая досада!
   Днем на второй выносной восьмой заставы ранен командир танка. В живот и в руку. Подъехал БТР, сержант подумал, что привезли обед, и вышел из танка без бронежилета. Сидящий на БТРе хлестанул по нему очередь из АК и БТР спокойно уехал. Сразу же довел эту информацию до личного состава.
   Завел 418-й. Коробочки все на ходу, но работы на них еще много. Насир сказал, что духи открыли на меня конкретную охоту. Еще одна веселенькая новость. Духи весь день сегодня расхаживали по крышам как по проспекту. 415-й угостил их тремя "огурчиками". Карабаг сегодня три раза был обстрелян из минометов и эРэСов. У наших соседей на пятой заставе подорвался танк на выносной - химический взрыватель. Четыре цинка...
   Послезавтра какой-то мусульманский праздник. Получил приглашение от хадовцев и от секретаря Карабагского комитета НДПА. Разговаривал с одним крестьянином. Афганец с добрым русским лицом и лукавой улыбкой некрасовского Деда Мазая. Лицо обычное, но глаза, выражение глаз!
   Устал. Разведвзвод ушел на задачу. Чего ждать на этом участке? А сейчас развод и спать".
  
   15 августа 1986г.
   "Получил от жены два письма. Вчера и сегодня. Умничка. Вчера вечером Тайгуха ощенилась. Принесла толи десять, толи двенадцать щенят. Вырыла себе нору в складе боеприпасов, там и ощенилась. Хотел щенят перенести к себе в комнату, приготовил специально для них место, но Тайга перетаскала их всех назад в нору. Зверь он и есть зверь.
   Утром на одиннадцатой пробили трубу. Механик-водитель БМП пошел смотреть, и его сбила афганская машина. Проехала по солдату вперед, потом назад и уезжать. Бойцы открыли стрельбу из КПВТ БТРа, изрешетили всю машину, но в водителя не попали. В Чарикаре машину перехватили, но с "Енисея" приказали отдать властям.
   Начался "Курбан" - мусульманский праздник. На "первом болоте" из стрелкового обстреляна колонна 1053. Наливники. Немного там поработал. Когда уже уезжали видели двоих, но стрелять было поздно - ушли. Что принесет этот самый "Курбан" нам? Посмотрим. Сегодня на второй выносной ходил по виноградникам, нашел любопытный кяриз. Вход горизонтальный, рассчитанный на проход вьючных. Может отправить разведчиков в ночь? Обсудил с Исмаиловым, вроде он согласен. Разрешат ли?
   Вечер. Вот и еще один день прошел. Завтра поминки Бариолая. Будет большой сбор духов. В дивизию дал координаты для артиллерии. Если Бог войны хорошо поработает, духи понесут большие потери. Может и самого Карима...
   Сегодня нашел брагу в винограднике. Разобрался. Сапер поставил. Засранец. Вообще-то солдаты у меня отличные. Коллектив чувствуется. Самое главное чтобы я все знал - можно многое предупредить. Но самая главная моя задача - вернуть их всех живыми матерям.
   Тайга сегодня раза три прибегала ко мне. Отмечалась. Прибежит, поластится и назад к щенятам. Одиннадцать штук. Попробуем выкормить всех. Завтра в комитете поговорю насчет молока для собаки. Забот поприбавилось.
   Ну что, моя любимая женушка, спокойной ночи. Спать".
  
   18 августа 1986г.
   "Снова заношу в свою тетрадь основные события этих дней.
   16-го хадовцы принесли важную информацию - 17-го в Калайи-Кози "фатье-гери-Бариолай" (особый поминальный ритуал). Насир по карте даже дома показал, в которых будет Карим. Утром люди из Карабага уже унесли туда продукты. Кое-кто ушел из кишлака на это мероприятие. Нам было указано и время. Информация своевременно попала в разведотдел, но артиллерия, по непонятным мне причинам, не работала. Вернее она работала, но только аж через два часа после указанного времени. Видимо на шабаше находились и ребята из ГРУ. Во время артналета три снаряда разорвались в нескольких десятков метров от заставы. Осколки веером рассыпались по внутреннему двору. Один снаряд угодил на пост ХАД в кишлаке Сардарбег и там разорвался. Один хадовец тяжело ранен.
   Сегодня был в комитете и столкнулся с афганцем настолько выразительной внешности что, встретив раз такое лицо, его уже не перепутать ни с кем. Метра под два ростом, волевое, словно вырубленное из гранита лицо, густые черные усы, абсолютно голубые глаза, окаймленные цвета черной туши ресницами, суровый разлом бровей. Взгляд тяжел. Подошел ко мне, подал руку для приветствия, пригласил в свою машину показать раненого. Оставив свой автомат своим солдатам, я подошел к машине, посмотрел на раненого. Принес свои извинения от всех шурави, обещал передать в Баграм, чтобы стреляли поточнее.
   От Насира получил информацию о том, что восемнадцатого в это же время, Карим собирает командиров групп на совещание, где будут обсуждаться вопросы выхода на дорогу. Место сбора - Калайи-Кази, дом Ясына. Показал на карте.
   Информацию в разведотдел дивизии передал своевременно, но сегодня работе артиллерии мешал "воздух". Такого случая больше может не представиться.
   Сегодня получил информацию о том, что завтра духи всего Афгана собираются провести операцию на дороге. Передали из дивизии, что завтра ожидается нападение.
   Духов видим каждый день. Сегодня в районе Калайи-Кози - Калайи-Реги шастала двадцать первая "Волга". Скоро операция. КП дивизии будет у меня на заставе. Хлопот поприбавилось. Операция, кажется, намечается нешутейная. Поглядим. А пока - порядок, порядок, и еще раз порядок, а в перерывах (на десерт) бои. Так и живем.
   Как там мои? Спят поди, да и мне пора".
  
   19 августа 1986г.
   "Весь день занимался подготовкой к приезду дивизионных начальников. В третьей роте двое бойцов вышли из заставы и были расстреляны в упор. Весь день духи стреляли по комитету из эРэСов. Вечером пришли хадовцы, предупредили, что ожидается нападение. ЭРэСы уже установлены. Слышно - стреляют. Если ночью будет туго, пойду на броне выручать. Исмаилов со своими ушел на операцию в горы. Выгребли почти все патроны.
   С шестой привезли движок. Завели, посмотрел минут десять телевизор, программа закончилась. Жене написал письмо. (4 дня нет писем - ужас!)
   У Тайги осталось пять щенков. Одного где-то нет. Видимо, сожрала зверюга, а может крысы утащили.
   Глаза слипаются. Спокойной ночи, родная. Спать".
  
   20 августа 1986г.
   "Ну и денек. Началась операция. Вчера ясно дали команду - к шести тридцати на заставе идеальный порядок. В три часа меня разбудил дежурный - приехал комдив. Вскакиваю, выхожу встречать. Подхожу к самому активному офицеру, подозревая комдива именно в нем. Тот разворачивается, и не успеваю произнести ни слова, на меня обрушивается лавина ругани: "На гауптвахту! Что такое война не знаешь! - Далее прочая дребедень. - Почему люди до сих пор спят!? Почему танки еще здесь!?". Можно подумать, что комдив не в курсе о том, что на ночь танки снимаются с выносных постов. Об этом я ему и поведал, после чего полковник схватил меня за грудки. "Молчать! Я спрашиваю, почему танки еще здесь!?" Взглядом показываю, что его цепляния за мою форму мне неприятны. Не понимает, продолжая орать. "Лапы убери". "Что?!!" "Я говорю, уберите лапы". Не знаю, чем бы все это закончилось, не подскочи начпо. Он встал между нами.
  -- Лейтенант, успокойтесь. Это все-таки командир дивизии.
   Инцидент как-то сам собой закончился.
   Сижу на выносной, корректирую огонь артиллерии".
  
   21 августа 1986г.
   "Сегодня ходили в "зеленку" с НШ - вытаскивать третий батальон "из окружения". (Такую формулировку выдал комдив) Федорашко - на моем 415-ом, я - на 417-ом. "Вытаскивать мотострелковый батальон из окружения" дело не шуточное - с нами пошли приданные моей заставе разведчики. Третий разведвзвод Рухинского полка.
   В "зеленку" зашли через Карабаг. За кишлаком растительность настолько плотно нависала над броней, что было несколько прохладно. Когда танки вышли на более-менее открытую местность, с КНП дивизии поступила команда разведчикам возвращаться "на базу". Я и Федорашко на танках пошли к засевшему в одной из крепостей третьему батальону 181-го полка. Справа от дороги ровно стелились выгоревшие на солнце неухоженные виноградники, слева тянулся высокий дувал, защищающий танки от возможного обстрела из гранатомета. Все же он случился...
   415-ый шел впереди, 417-ый - за ним. Как только танк Федорашко поравнялся с проломом в дувале, воздух ухнул выстрелом из гранатомета. Стреляли метров с пятидесяти из-за небольшого холма. Граната прошла над трансмиссией 415-ого. Из своего АК я пустил короткую очередь в сторону холма. Этот пролом Федорашко проскочил, я, поравнявшись с ним, дал команду "пушку влево, огонь". Четыре танковых снаряда восстановили "статус-кво". "Пушку влево, вверх", пошли дальше. Метров через 70 вижу сквозь оседающую пыль группу духов с двумя РПГ, предупреждаю Федорашко, даю ему целеуказание. Александр Иванович, при подходе к очередному пролому поворачивает пушку и 415-ый делает несколько выстрелов. Левее от того места, куда ведет огонь 415-ый, наблюдаю снайпера (его выдал сверкнувший окуляр прицела). Ствол винтовки направлен мимо меня на начальника штаба. Из автомата заставляю духа залечь. Через пролом в дувале посылаю три "огурца" из 417-ого. Перед первым выстрелом танковой пушки вижу его голову. Война...
   Федорашко по связи:
  -- С меня сто грамм и пончик. Спасибо, брат. - Приятно.
   При выходе из зеленки были обстреляны. Поработали из танков. Пехота и начальник штаба осталась на заставе, я получил задачу двумя танками полностью очистить местность от растительности на три километра в глубину. "Грамотность" поставленной задачи привела впоследствии в "восторг" многих офицеров, меня на тот момент - в ярость. Но... Согласно уставу задачу нужно сначала выполнить... И мы пошли...На 417-ом провалился в кяриз. 415-ым помогали вытаскивать. Валили деревья, крушили дувалы. К вечеру возвращаемся "на базу". Застава была обстреляна стрелковым. Завтра пойдем в то место, откуда духи вели огонь.
   Девятая рота 181-го полка была обстреляна нашими вертушками, есть раненые.
   В мое отсутствие на заставе побывал командарм. Говорят, хвалил порядок. Хозяйство ему понравилась.
   Помылся в бане. Устал, как черт на шабаше. Спать.
   Написал жене письмо, отправил фото со своими хадовцами. Ночью обещают обстрел. Понятно, все-таки КП дивизии. Поглядим кто кого. Завтра в бой. А теперь спать".
  
   22 августа 1986г.
   "Прошел еще один день. Косили, пахали "зеленку". Три раза разувались, садились на брюхо. Справа соседи есть, слева - есть, впереди - никого. Пехоты тоже нет. Работаем без прикрытия. Были обстреляны. 415-й поймал гранату в бортовую передачу. Надо менять. Главное - все живы, а поменять - поменяем.
   Поработали славно - угробили всю технику. На 415-ом, кроме бортовой, надо менять восемь катков, на 417-ом - пять. Чуть глаз не потерял. Душманская пуля высекла щепу с дерева, думал - все, ан нет. Поранил нижнее веко. Как глаз закрыть успел, не знаю. Резерв комдива, т.е. мы, косит зеленку. Забавно. Застава стала видна, как на ладони. Операция закончится, пойдут эРэСы, ДШК, снайпера.
   Помылся в бане. Дивизионный рембат восстанавливает мои танки. Спать".
  
   24 августа 1986г.
   "День рождения моей дочурки. Четыре годика. Вчера получил от Маринки сразу три письма. Спасибо, Богиня. В одном из них фото Настиной группы в детском садике. Дочь на меня похожа - где-то у матери есть фотография - я со своей группой в детском саду.
   Метрах в трехстах южнее заставы прямо на дорогу сел МИ - 24. Комдив отправил меня выяснить - в чем дело. Подъехали на 415-ом, около вертушки парень в летном комбезе. Спрашиваю: "Что случилось, подбит?", отвечает: "Я не летчик. Техник. Экипаж уехал на попутке в Баграм.". Толково. Осматриваем вертолет. Видимых повреждений нет. Ни одной пробоины. На танке пробиваю колею для объезда вертолета машинами, выносному посту ставлю задачу на охрану "крокодила". Вернулся, доложил комдиву. Через несколько часов из Баграма привезли экипаж, и вертолет улетел на базу.
   Никогда не думал, что буду в Постиндозе и вот я здесь - в логове Карима. Мой танк первым вошел в кишлак. Двое суток был с третьим батальоном 181-го полка. Поговаривают, после Постиндоза бросить меня с разведбатом на Калайи-Кози. В Постиндозе искали оружие - склады Карима. Не нашли. Федя, замполит роты пехоты паренек неплохой, но уж больно робкий. Выдаю ему свои решения, он бежит советоваться с комбатом. Время уходит.
   Так и идем. Гробим потихоньку технику, восстанавливаем, снова гробим, снова восстанавливаем, и так без конца. Проклятая "зеленка". ("У нее и заночевали")".
  
   25 августа 1986г.
   После обеда - Калайи-Кози, к братьям-разведчикам. После обеда прибыли домой на обслуживание. С тем, чтобы вечером уйти в Калайи-Кози. Федорашко, который остался за комбата, сказал, что комбат пехоты обо мне высокого мнения и просит комдива перевести меня к нему в батальон, но он (Федорашко) не отдал.
   А было так:
   Александр Иванович подошел ко мне на заставе:
  -- Серега, там комдив тебя требует, пошли. Мы двинулись на первый пост, где был оборудован КНП дивизии.
  -- Ты это...- Я приостановился.
  -- Погоди, там комбат-три пехоты хочет забрать тебя к себе в пехоту. Ты как?
  -- Александр Иванович, я - танкист.
  -- Ну, и, слава Богу, я так и сказал. Ну, пошли.
   Мы поднялись на КНП. Комдив сидел за раскладным столом, разговаривал с кем-то по радиостанции. Увидев нас, отдал по связи распоряжение и положил тангенту с наушниками на стол.
  -- Ну что скажешь, капитан? - Обратился он к Федорашко.- Отдаешь Погодаева на роту?
  -- Да у меня он через месяц начальником штаба будет. - Вступил в разговор комбат пехоты, стоявший рядом.
  -- Ты сам-то как? - Обратился комдив ко мне.
  -- Товарищ полковник, я хороший командир танкового взвода. К чему мне быть плохим командиром мотострелковой роты?
  -- Ну, так что? - Это уже к Федорашко.
  -- Рано ему еще, товарищ полковник. Пусть повоюет.
   От этих слов моего начальника штаба стало не по себе. "Толково", - подумал я.
  -- Товарищ полковник, разрешите идти?- Обратился я к комдиву.
  -- Иди, подумай, Погодаев, поговорим позже.
   Я спустился вниз. Было обидно за Федорашко - не мог других слов найти? Взводом я к тому времени командовал пять лет, в боях себя показал вроде неплохо, а тут - "рано". Было действительно обидно.
   Через некоторое время Александр Иванович подошел ко мне:
  -- Не обижайся, зачем тебе в пехоту? Освободится у нас рота - станешь ротным. Ну не хочу я тебя отдавать, понимаешь?
   Да, я понимал. Это я понимал уже пять лет. Еще в Забайкалье комбат на всех совещаниях спрашивал за роту с меня, а не с сидящего рядом живого командира роты, при всех офицерах заявляя, что тот просто балбес. Когда в других батальонах освобождалась должность, не отдавал - "здесь получишь". Так что как командиров я их понимал. Обидно было за них, как за мужиков. Расстаться с хорошим офицером всегда сложно - с кем же тогда остаться работать? Для этого необходимо определенное мужество, а как раз его-то и не хватает многим начальникам.
   К вечеру сделали 415-ый (поменяли бортовую)
   Калайи-Кози отставили. Разведбат отказался от брони. Войска стоят слишком плотно - можем своих зацепить. Опять пошли валить "зеленку".
   Боец связист слышал на КНП разговор - комдив снова уточнял у Федорашко насчет меня - можно ли выдвигать? Александр Иванович опять, мол, подождать надо, но комдив сказал: "Да нет, пора". Планируют, вроде, в 177-й полк.
   Беседовал с помощником начальника разведки дивизии - майором Назиным. Он сказал, что Керим сейчас в Чарикарской "зеленке". Обещает по возвращению отомстить "шурави Карабага" за все, то есть мне. Застава стоит открытая со всех сторон. Голая, как невеста. ЭРэСами по ней работать - любо-мило. Надо ДШК ставить, иначе - тоска.
   От отца получил письмо. Основная мысль - не бзди, но верит - "как мы - русские люди".
   Вот пишу, а ребята утюжат "зеленку". Первый раз вышел из танка - пусть сами немного поработают. В бою учиться некогда, а тут, без командира на борту, пособраннее будут. Со стороны это хорошо видно. Уйти бы к разведчикам в "зеленку", или к комбату-три. Мужик толковый.
   Забавный эпизод получился в "зеленке". Вечер. Надо располагать людей на ночь. Подходим к крепости, я ставлю танки для прикрытия пехоты, солдаты входят в крепость. Комбат снаружи, поодаль от меня руководит действиями своего батальона. Совместно организуем внешнюю оборону крепости. Я остаюсь со своими экипажами уточнять сектора обстрела, запасные позиции - то есть занимаюсь своим делом. После этого оставляю на танках дежурную смену, захожу в крепость и вижу вылетающего из двери Федю - замполита роты. Следом выходит разъяренный комбат - Федя вылетел от его удара. Майору неловко оттого, что разборка происходит при мне.
  -- Почему не выставлены посты!? Почему люди валяются без бронежилетов где попало!? Вы где находитесь, товарищ старший лейтенант!?
   Ситуация понятная, но бить офицера!? Может и поделом, но не так же! Внутри я кипел, но в чужой монастырь соваться не стал, хотя и далеко не отошел - при мне больше не посмеет. Так и вышло.
   Высказав бедному Феде все, что он о нем думает, майор подошел ко мне:
  -- Прости, танкист, не сдержался. - Отошел.
   Позже, после ужина комбат собрал своих офицеров, разложил карту, спрашивает: "Покажите точку своего стояния", ни бум-бум. Он мне: "Танкист, покажи на карте моим "боевикам", где они находятся". Подхожу, показываю точку на карте. Комбат:
  -- Учитесь, олухи.
   Мне, как офицеру, честно говоря, действительно было стыдно за парней в таких же погонах как у меня. Сегодня эти парни отвечают перед матерями за жизнь их детей, поэтому сейчас я был полностью на стороне комбата.
   - Я в училище, товарищи офицеры, четыре года пил водку и баб сгребал, но когда уважаемый мною преподаватель-топограф сказал при всех, что я дурак, когда я не смог четко показать точку своего стояния, мне на всю оставшуюся жизнь стал стыдно перед самим собой, прежде всего. Понимаете? Перед собой! Я ночами учил предметы, дабы никто и никогда в жизни не назвал меня дураком. Понимаете? Никто и никогда. А вам говоришь, с вас как с гуся вода. Поймите - вы - ОФИЦЕРЫ! Неужели в танковых училищах учат лучше? Ведь танкист-то пораньше вас училище заканчивал. Эх вы, "кадеты".
   Слушая воспитательную тираду комбата, я вспоминал своего, царствие ему небесное, преподавателя топографии - полковника Молодцова. Он был действительно вечно молодым. Таким и остался в моей памяти. Высокий, сухой, он излучал столько энергии, что полностью оправдывал свою фамилию. Я не помню, чтобы он спокойно прохаживался по училищу. Его походка всегда была настолько стремительна, что на ходу решать какие-то вопросы с ним было просто невозможно. Также не помню его спокойно сидящим на одном месте. К сожалению, не помню его имени-отчества, но забыть этого замечательного офицера не сможет никто из тех, кто с ним встречался хоть единожды, а тем более те, кого он учил.
   На первом же нашем занятии полковник Молодцов представился так:
   - Здравствуйте, товарищи курсанты, меня зовут полковник Молодцов. Я, к вашему сведению, один из немногих офицеров, кто знает топографию на тройку. Нас, полковников-топографов в округе пять человек. Если кто-то из вас будет знать топографию на твердую двойку, значит не зря я с вами мучился.
   Иногда, в ходе занятий, особенно полевых, полковник Молодцов позволял себе поговорить с нами по душам. Во время Великой Отечественной войны Молодцов командовал отдельным топографическим батальоном, который состоял из одних женщин. Женщины же, по словам полковника, научили его материться. Матерился он действительно высокохудожественно, беззлобно и безобидно. Знания, которые Молдодцов давал нам по топографии не раз помогали мне и на войне, и в мирной, далеко не в военной жизни, за что ему огромное спасибо.
   Чтобы получить у него тройку по топографии, нужно было изрядно попотеть. На зачетах он был безжалостен и слова выпускников училища о, якобы "лояльности" Молодцова, казались вымыслом, но к ним все же от выпуска к выпуску прислушивались.
   Выпускной экзамен по топографии, который принимал полковник Молодцов - это особый ритуал в истории Благовещенского Высшего Танкового Командного Краснознаменного, имени Маршала Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова училища, о котором знают только те, кто сдавал его полковнику Молодцову. Заканчивался этот ритуал неизменно фразой преподавателя:
   - Золотые медалисты и красно дипломники встать. Замкомвзвода, соберите зачетки.
   Вставшим:
  -- Вам "отлично", остальным - "хорошо". Встать! Все свободны.
   Долгую и добрую память в сердцах выпускников Благовещенского Танкового оставили преподаватели-фронтовики - полковники Молодцов и полковник Ткаченко.
   Эх, молочка бы с булочкой...
  
   26 августа 1986г.
   "Из "зеленки" привезли китайский ДШК. Разведчики обещают подарить станину. Установлю на первом посту, с ним повеселее как-то.
   Комдив снова завел с Федорашко разговор обо мне. "Вы, - говорит - просто боитесь выдвигать Погодаева на повышение, потому как слишком уж он у вас боевитый. Таким офицерам расти надо". Федорашко: "Ты нас с комбатом понять должен - зачем нам терять хороших офицеров" Плевать бы мне на их понимание, больно уж все "бережливые" ко мне. Только вот пацанов своих оставлять действительно не хочется. Подхожу сегодня к танку, экипаж хмурной сидит. "Что случилось, мужики?" - Спрашиваю. Славка Рычков глаза поднимает: "Уходить от нас собираетесь, товарищ старший лейтенант?", "Это еще что за вопрос? Свято место пусто не бывает. Пока что я ваш командир, и уходить никуда не собираюсь. Так что воевать вместе будем".
   Время бы пролетело побыстрее, да домой - к женушке, к дочурке. Сходить в тайгу, со стариком потолковать.
   Устал, как собака. Спать, спать, спать.
   Сегодня снова были в "зеленке" - Карабаг-Калан, Калайи-Биби, Коркуль. Навозили дров. Завтра, говорят, операция заканчивается. Да, а для кого-то все только начинается.
   А сейчас спать. Утро вечера мудренее".
  
   29 августа 1986г.
   "Вчера операция закончилась, все уехали. Так захотелось выпить, устал. На шестой взял ДШК, установили. Трофейный положили в солярку отмокать. Люди Карима уже вернулись в Калайи-Биби. Из саперного полка к Кариму опять ушел солдат. Пытались с боем вернуть, не вышло. Ушли.
   Помылся в бане, писать сил уже не хватило.
   Сегодня наводили порядок на заставе. Был в Карабаге у хадовцев, отдохнул маненько. Получил сегодня фотографию дочурки - чудо мое. Написал Маришке письмо, отцу уже не могу. Спать. Спокойной ночи, мои родные".
  
   30 августа 1986г.
   "Сегодня был на совещании. Приятно слышать, что моя застава на лучшем счету - значит работаю не в холостую. Федорашко сказал, что благодаря седьмой заставе батальон поднялся в глазах комдива. Написал наградные на Додонова, Рычкова - к "Красной Звезде", Толстому - "За Отвагу". Пройдут ли? Утором видели костер в "зеленке", долбанул пару снарядов - пугнул "кам-кам".
   Эх, сейчас бы обнять тебя, родная ты моя, но - ты далеко. Сейчас лягу спать, и к тебе. До встречи, Малыш".
  
   1 сентября 1986г.
   "Пятый месяц моего пребывания в Афганистане. Замполит с НШ сказали, что меня представили к ордену. По-видимому отставят. Вчера на БТРе "комендачей" с Сашкой "Гитлером" (Худой, высокий, вечно улыбающийся прапорщик Сашка из комендантского батальона получил свое прозвище за то, что приезжая к нам, на боевые заставы разговор начинал с одной и той же фразы: "Ну как же вы тут живете без женщин? По легенде это первая фраза, произнесенная Гитлером по прибытию на восточный фронт", пояснял Сашка.) приехали Малышев с Кругляковым, оба под хмельком. "Поехали, - говорят, - на шестую, а здесь пехота останется". Прикинул - выносные сниму, парни толковые, офицер на заставе есть, а без меня на шестой эти двое могут что-нибудь натворить. Проинструктировал сержантов, поехал. Ночью говорил с Малышевым. Пытался командиру роты объяснить, что его пьянство добром не кончится, здесь не Союз. Наутро они поехали в Мирбачакот за водкой. Останавливал, но - куда там! Ротный ведь! Хотел уехать с комендачами к себе, но Кругляков забрал мой автомат. Остался ждать.
   Приехали, выпили, стали собираться в медсанбат. Вроде отговорил. Только собрался уезжать, приезжает Федорашко. Малышев спрятался в складе боеприпасов - пьяный ведь в усмерть.
   НШ на меня - "бросил заставу, связи с тобой нет, не ночевал на заставе, тебя на роту, а ты..." Самое паршивое, что на седьмой был замполит, а на шестой все было нормально в эту ночь. Два раза забирал автомат у ротного.
   Может Федорашко и прав, говоря мне: "нахрена они тебе нужны - за ними присматривать. У каждого, дескать, своя голова". А если бы никто не забирал автомат у ротного? Они ведь однажды уже забрасывали друг друга гранатами.
   Ладно - "семечки" все это. Додонову и Рычкову сказали переписать наградные на медаль "За Отвагу". Пишу".
  
   2 сентября 1986г.
   "Оказывается вчера Кругляков, после отъезда НШ, с комендачами смотался в госпиталь. Малышев оклемался, вышел и вечером уехал туда же. Ночью, часов в двенадцать приезжает замполит, у меня все нормально, еще не ложился - разговаривал с бойцами. От замполита я и узнал, что ротного видели пьяным в госпитале. Взял у меня 417-й и уехал на шестую.
   Утром, после выставления выносных, поехал на шестую. Замполит спит, дежурный, часовой, повар, больше никого нет. Малышев появился часов в 12 дня. НШ через Изерского передал, что я остаюсь за ротного. Завтра должен представить "правдивую" объяснительную. Задачка. Ладно, разберемся.
   Замполит привез почту. Мне - от мамани и от сестры. Отвечать пока некогда - забот полон рот, а тут еще это".
  
   4 сентября 1986г.
   Вчера утром вызвали на партсобрание. Только приехал на девятую, обстрел выносной шестой заставы. Забегаю к Федорашко:
  -- Я поехал.
  -- Давай.
   Прилетаю туда, со стороны Саусанга и в том месте, где жгли наливники - скопление машин, дорога ими забита, не проехать. Наших никого нет, выносные толком сказать ничего не могут. По связи вызываю свой резерв - разведвзвод Исмаилова. Ставлю ему задачу - усилить выносные седьмой, одну БМП отправить к выносным шестой заставы, быть постоянно на связи. 417-й оставляю у первой выносной шестой, сам бегу к мосту - к месту обстрела. На БРДМе догоняет зам. начпо - Байдаков. Спрашивает какую задачу имею. На ходу докладываю. "Действуй" (а то я сомневался).
   Обстреляли афганцев, подожгли две машины, первую выносную обстреляли - три гранаты прошли мимо. Стреляют, собаки. Добегаю до второй выносной шестой, прыгаю в 412-й танк. Здесь посложнее - шесть гранат - все в бруствер окопа, стрелковым бьют по люкам. Работаем. Напротив выносной стоит автобус, духи лупят и по нему. Старики, женщины и дети разбежались по виноградникам. На обочине лежит молодая ханум в белой чадре. Какая-то сволочь пытается ее достать - пули высекают искры об асфальт. Механик-водитель 412-ого, рядовой Джансаидов, выскакивает из танка, хватает ханум на руки, относит за танк, накладывает индпакет поверх чадры, возвращается на свое место. (На заставе при разборе, за свое "мужество" получает от меня по зубам - нечего оставлять танк без команды во время боя. Жизнь моих парней для меня дороже. Но все же, молодец! Люблю своих пацанов.)
   Обстрел поутих, надо растаскивать колонну.
   На связи во время боя было четыре танка. Три понятно - две выносных шестой, мой 417-й, не могу понять, где спрятался Женя Калин с пятой "А"? Нахожу его с другой стороны дороги. На обстрел выехал - молодец. Но это верх боевого мастерства - найти ложбинку, чтобы в ней укрыться на танке! Да, воистину - мастерство не пропьешь! "Зеленое, зато живое". Молодец, лейтенант Калин!
   Доложил на "Пурпур" обстановку, свое решение - развернуть выносные на запасные позиции. Поврежденные машины скинул с дороги, колонна рассосалась, открыл движение.
   Когда приехал на заставу, Вовка Исмаилов говорит:
  -- Ты аж преобразился весь. Что, доволен - дорога зажила своей жизнью?
  -- Жизнь, Володя, на дороге не прекращалась. Дорога каждую секунду живет себе своей жизнью, и живет. Другое дело, что жизнь дороги - это наша с тобой, Вова жизнь, и обосраться нам с тобой здесь никак нельзя. Вот так-то, браток.
   Пока мы воевали, на партсобрании было принято решение об исключении капитана Малышева из партии. Сегодня Малышев уехал в Руху на партком. Хочет проситься на другую должность. Правильно делает - какой из него командир роты?
   Сейчас я на шестой заставе. Свой 417-й поставил на третью выносную. Сидят - ждут обстрела. По моим соображениям духи специально приучают нас к тому месту, а сами готовят удар в районе третьей выносной. Во-первых - место больно хорошее, а во-вторых - там давно не стреляли. При выставлении ходил там по винограднику, видел свежие следы. Следы духа - ходил по зарослям. Крестьянин бы ходил по меже. Вообще-то так можно и на засаду нарваться, но - такая у меня работа. Парни видят - виноградники командиром осмотрены, установленных эРэСсов не обнаружено.
   Мой сапер - чеченец Мукулов сегодня утром забавную фразу выдал: "товарищ старший лейтенант, я в вас влюблен. Таких офицеров я еще не видел. Рисковый вы мужик, аховый". Приятно то, что мои парни не хотят другого командира. Как же я могу их оставить? На совещании комбат казал: "Да, коллектив ты сбил хороший. ЧП быть не должно".
   Приятно каждый день видеть плоды своего труда.
   Привезли почту. Мне - ничего. Вчера старшина привез из Рухи справку для жены на льготы. Сегодня отправил. Пусть живет отдельно от матери, коли хочет. Пусть.
  
   5 сентября 1986г.
   "Ровно четыре месяца назад я последний раз был с Маринкой. Четыре месяца. Впереди еще двадцать (с отпуском). 1/6 моего афганского пути позади. За это время сделано многое. Иным столько сделать не удается и за четыре года.
   Какие новости? Новостей много!
      -- Мой щенок первый раз в жизни ел мясо. По-моему - понравилось.
      -- Насир привез из Кабула кое-что из вещей - моя первая закупка в Афганистане.
      -- Насира переводят в Кабул.
      -- Получил от жены 4 письма - это главная новость!
      -- Малышева снимают с должности.
      -- Карим готовит нападение. (На кого и на что, неизвестно, но на нас - в любом случае.)
      -- Разведчики ушли в засаду.
   Весь день проездил. Привез масло для танков, главный фрикцион на 413-й. Утром, при выставлении выносных видели пятерых духов. Либо к дороге выходили, либо группа минирования. Немного постреляли. Написал письма родным.
   Маришка, как бы я тебя сейчас обнял!
   Спать хочется чертовски. Прожит еще один день, и прожит с пользой. Разбираем 415-й - делаем средний ремонт - движок ни к черту. 417-й промывали - не тянет.
   Ну, вот и все. Спать".
  
   7 сентября 1986г.
   "Пошел пятый месяц моего пребывания в Афганистане. Сегодня было подведение итогов. Застава заняла 4-е место среди семи. Это прогресс. В прошлом месяце мы были последними. Отрадно было слышать, что мы являемся самой боевой заставой не только в батальоне, но и в дивизии. Воюем больше других и, говорят - лучше. Лучшим механиком-водителем батальона признан Толстый, лучшим командиром танка - сержант Батыров.
   От Маришки получил письмо. Теплое, но полное беспокойства. Пока ты моя, родная, со мной ничего не случится. Обещаю.
   Пустил в близлежащие виноградники афганцев. Это их земля, их виноградники. Зачем же отнимать их хлеб. Хотя - тоже рискую. К Суфи-Расулу из Пакистана пришел, говорят, самый жестокий командир группы - Ибрагим. Поглядим, что за Ибрагим.
   Чертовски хочется спать".
  
   8 сентября 1986г.
   "Щенята уже дерутся. Пора раздавать, а то не прокормить - больно прожорливы. От Моей ничего нет. Написал письмо. Сегодня ходил до первой выносной, разговаривал с крестьянином. Разрешил собирать урожай около танка. Был в комитете Карабага, играли в шахматы. Получил важную информацию. Суфи-Расул - в Саусанге. Группа размещена в двух домах. У него одиннадцать установок новых ракет класса "Земля-Земля" производства ФРГ. Думаю - ПТУРСы. Что это за штука конкретно, пока неизвестно, и не дай Господь нам ее испытать. Начальнику штаба сказал, что может недельки через две представлю этот эРэС. "Убью, - говорит, - не лезь сам." Сам-то я в Саусанг не полезу - просто думать надо, думать. Неспроста ведь Суфи-Расул припер их к дороге, ох неспроста.
   415-ый на ремонте. Ко Дню Танкиста должны сделать. Меняем двигатель и ПМП. Отремонтировать бы поскорее мою "ласточку", да и жить спокойно.
   Прошел еще один день. Спокойной тебе ночи, дочуронька. Спокойной ночи, любимая моя женушка. Мирного вам неба. Да и мне пора отдохнуть. До завтра".
  
   9 сентября 1986г.
   "Сижу на шестой заставе. Старшина беседует с людьми. Сегодня, в 15.20 в Мирбачакоте подорвался новый танк - 410-ый. Малышев отправил экипаж за водкой. Дембеля облепили танк и поперли. Если бы взяли водку в дукане и вернулись, все прошло бы гладко, но эти черти свернули с дороги и углубились в кишлак. Видимо продавали солярку. При выезде из Мирбачакота подорвались на фугасе. Мало балбесам приключений. У механика-водителя Водопьянова это уже четвертый подрыв, четвертая контузия. Жалко парня. Кому он будет нужен - молодой, красивый, но со стряхнутой башкой. Башка-то "стряхнутая" у ротного, но жить-то этим парням. Экипаж жив, раненых нет - случайность.
   Болела у меня душа за эту машину. Видно не зря.
   Утром ко мне на седьмую приехали ротный и старшина - оба пьяные. Старшина поехал за водой, Малышев остался у меня спать.
   Вовка Исмаилов был на девятой, приехал счастливый - его разведвзвод занял первое место среди разведподразделений дивизии. Спросил у него, как у них распределяются места. Он честно ответил, что первым местом он обязан мне - вся развединформация проходит через меня. Приятно - хорошо работаем. Вся дивизия дает меньше информации, чем мы. Спасибо ребятам из ГРУ - это они всю свою сеть замкнули на мне. Они, да Юрка Француз, который познакомил меня с работниками местных комитетов ХАД.
   Вечером приехал Федорашко с ротным, Малышева забрал с собой, а меня - на шестую. Рота развалена, вернее, шестая развалена. Техника на ладан дышит, теперь вот новая машина подорвалась. На седьмой порядок. Это приятно. Пока все идет к тому, что мне получать эту роту. С одной стороны работы непочатый край, а с другой азарт, чистый азарт - ведь одолею, выведу роту из болота. Смогу. На седьмой уже все сделано - застава уверенно идет в передовые. С людьми просто надо много работать. Боюсь достанется застава бездарю типа Жени Калина и снова все на смарку. Но пока это только мои домыслы, а пока седьмая моя.
   От Маришки сегодня ничего не получил - писем не было вообще. Написать письмо? Тяжеловато на душе - теплого письма может не получится, а другого писать не хочу. Побеседую с людьми и спать. Устал".
  
   10 сентября 1986г.
   "Возил щенят в дивизию - комдиву и начпо. Весь день проездил. Малышев написал рапорт об отстранении от должности. Прикидывается больным. Ну что ж...
   От Маришки ничего нет. Пришло письмо от девочки Наташи из Читы, от Татьяны Щербань.
   Перебили мне сегодня мои мальчики сон. Саргсян и сапер при содействии Турибаева продали соляру. Танки почти пустые. Продали, говорят, одну бочку, а не хватает тонны топлива. Скоро подъем, выносные выставлять, а я только что закончил их воспитывать. Вижу - заставил их серьезно задуматься. А вообще парни у меня хорошие. Драть их буду, как "худых поросят", но сам. Отдавать их кому-то не собираюсь. Толковые у меня солдаты. Главное - сообразительные. Ну что, вздремнем чуток?".
  
   12 сентября 1986г.
   "Ни вчера, ни сегодня писем нет. Странно. Написал Мишке Карелову. Маришке пишу каждый день. Из Союза приехал комбат. Был на заставе. Остался доволен".
  
   14 сентября 1986г.
   Сегодня День Танкиста. Вчера получил письма с поздравлениями от Маришки (два!) и всех своих родных - от матери, от отца, от Анютки. Пришло поздравление и от моего сержанта - Сашки Тронева. Приятно. С Александром мы служили в Забайкалье. Толковый сержант.
   Вчерашний денек, пожалуй, останется одной из забавных страниц в моем афганском бытие. Утром было совещание, на котором замполит, как бы вскользь заметил, что начпо в дивизии говорил о том, что было бы неплохо, если бы "Каскад" в День Танкиста выступил на одной из боевых застав. Дескать, хорошо бы, но... у нас слушать будет некому - нет людей. Все на постах, да и света у нас нет, чтобы аппаратуру подключить. Так бы тихо все и прошло, не возникни я:
   - Товарищ майор, давайте на седьмую пригласим. Территория у меня позволяет, ток есть - аккумуляторы-то у меня заряжают. А людей, пусть даже по два-три человека с каждой заставы соберем. Непорядок получается - люди в дивизии слушают концерты, а наши солдаты только взрывы, да свист пуль и эРэСов. Такую возможность не использовать - грех.
   Комбат с НШ поддержали, и решение было принято положительное. "Ну, - думаю, - очень хорошо. Значит, завтра приедут. С утра приготовимся".
   После совещания сопровождал наливники, проехал по выносным - развез обед. Приехал на заставу, поставил задачу экипажу на обслуживание, разделся догола (благо застава пустая), и пошел в душ. В минуты, когда прохладная вода стекает по твоему раскаленному афганской жарой телу, мысли только о том, чтобы духи не помешали твоему блаженству - частенько приходилось вылетать на обстрел с намыленной башкой. Закончив ритуал омовения иду голый, в чем мама родила, в свою келью. Захожу по ступеням на террасу, овитую виноградником, к проходу к своему кабинету и оболдеваю - по террасе, навстречу мне идет фея, одетая в, обтягивающий ее стройное божественное тело, ярко-красный спортивный костюм... Пышные, смолянисто-черные волосы сверкающей чистотой подчеркивают красоту выразительных глаз. Амазонка медленно приближается, покачивая изящными бедрами. Великолепная грудь, угадывающаяся под футболкой, плавно надвигается на меня своими сосками. Кажется, я забыл, как дышать. Взгляд этого создания напомнил, что я голый. Не веря в происходящее, я хлопнул себя по лбу, и только после этого прикрылся висящим на плече полотенцем.
  -- Где я могу переодеться? - прошелестел ангельский голосок.
  -- У меня в комнате, - показал я, не решаясь идти следом.
  -- Ты что, не ждешь? - Голос замполита вернул меня к действительности. За ним следом шла еще одна особа, так же ладненько скроенная. И только тут до меня дошло что происходит - ко мне на заставу приехал ансамбль "Каскад".
  -- Вы же сказали завтра, товарищ майор.
  -- Какой там завтра? Сегодня! Сейчас! Ты о чем думал? Ты что, не готов?
  -- Как не готов? Готов. Сейчас все сделаем. - С видом гостеприимного хозяина я отдавал соответствующие распоряжения.
   Закончив с организационными вопросами, касающихся концерта, на танке поехал в Карабаг. В сопровождении хадовца проехал на рынок, закупил арбуз, дыни, шашлыки, водку и прочие необходимые продукты. За это время ребята протянули провода, подготовили "сцену", расставили лавки и табуретки. С других застав привезли людей. Пока я инструктировал повара, артисты начали свое выступление. Четыре часа без остановки ребята исполняли свои песни. Это было потрясающее шоу! Надо было видеть лица солдат. Огрубевшие от боев, они порой неумело размазывали мужицкие слезы по своим обветренным, давно не знавшим ласки лицам. Убежден, что этот концерт навсегда остался в сердцах, как слушателей, так и исполнителей. Спасибо, "Каскад"!
   После концерта артисты были приглашены на террасу, занавешенную маскировочными сетями. Стол был роскошен! (Спасибо нашему повару - рядовому Умарову.)
   Поели, попили, дело прошлое, неплохо. "Моя" ярко-красная фея набралась, "как прачка" и, размазывая по прекрасному лицу далеко не самую дешевую косметику, заявила:
  -- Я люблю его! Я остаюсь.
   Неловкая пауза, легкое замешательство, которое попытался сгладить замполит, взявшись рассказывать какой-то анекдот. Дивчина настойчиво, с упрямством, свойственным выпившим женщинам громко повторила:
  -- Я люблю его! Я остаюсь.
   Старший от политотдела дивизии успокоил мадам:
   - Конечно останешься, успокойся.
   Когда после приятно проведенного обеда артисты загружались в БТР, солистка продолжала кидаться ко мне так настойчиво, что парни спросили:
  -- А что, командир, может правда оставить? Завтра привезешь.
   Сейчас, вспоминая тот день, мне в голову приходит замечательная фраза артиста Чиркова, сказанная им в эпохальном кинофильме "Чапаев" - "Отказался Василий Иванович!". Этим в общем-то и закончилась бы моя история о пре-Красной фее, но точку в этой истории, как и полагается, поставила женщина.
   Забегая вперед, хочу закончить эту историю. В далекие советские времена, в канун дня рождения "Великого Вождя", по всей стране проводились коммунистические субботники. Повсюду на улицах и на закрепленных за предприятиями и воинскими частями территориях наводился порядок, вывозился мусор, белились бордюры и деревья. Пожалуй, замечательно, что эта традиция осталась и в наше смутное время - умывать страну после зимы. Так вот, именно в этот день - 22 апреля 1987 года, довелось мне побывать в Баграме - в расположении дивизии.
   С моими боевыми товарищами - Отаром Давитадзе и Геной Забавой мы шли от штаба дивизии в расположение разведбата. Патриотические песни из репродукторов, установленных на дивизионном клубе украшали звонкое солнечное утро. Весь личный состав, свободный от несения службы мыл окна в модулях, подметал дорожки, занимался побелкой - в общем, как это принято говорить в армии - "шуршал по наведению порядка". В лицах людей отражалось солнечное утро. Атмосфера была действительно праздничная. Вдоль центральной аллеи - аллеи героев, женщины высаживали березки, привезенные из Союза. В прекрасном настроении мы шли с друзьями и весело балагурили в предвкушении легкого фуршета, коим неизменно сопровождались наши редкие мирные встречи.
   Взгляд мой внезапно наткнулся на знакомый ярко-красный спортивный костюм. Две черные жемчужины хищно сверкнули в мою сторону, женщина развернулась к нам спиной и, грациозно, не сгибая ноги в коленях руками стала разравнивать землю у только что посаженой березки. Похоже от этих форм у моих друзей перехватило дыхание - они враз замолчали. Из-под изящных линий в нашу сторону метнулся взгляд-молния.
  -- Вы что, знакомы? - Обратился ко мне капитан Забава.
  -- С чего ты взял? - Только и нашел что сказать я, - просто они выступали у меня на заставе.
  -- Понятно, - протянул Отар, - ну ты, брат, даешь!
   Вот как раз на этой ноте и закончилась эта прекрасная, на мой взгляд, история. Главное - никто, никому, ничего не должен, а эти глаза лишний раз напомнили мне о моей Богине, преданно ждавшей меня дома, напомнили мне о том, что мы все должны вернуться.
  
   Итак, 14 сентября 1986 года. Сломался 418-й танк - полетел главный фрикцион. 415-й сегодня закончили ремонтировать (Хорошо до обеда управились). Технику надо готовить к большим событиям - скоро закончится сбор винограда. К Суфи-Расулу пришло еще двести человек с караваном. Итого у него около порядка тысячи. Скоро закончит благоустройство после нашей операции и Карим станет деньги зарабатывать. Опять воевать. Хватит бы уже, но, к сожалению, от меня это не зависит.
   В Кабуле 18 человек пошли за щебнем с одним пистолетом. Видели их, конвоируемых духами с вертушек, но стрелять не стали. Духи, при появлении вертушек прижались к пленным. Всех 18 нашли обезображенных. Два офицера, прапорщик и пятнадцать солдат. Судьба? Может быть, а голова на что человеку дана? Из Баграма солдат пропал. Сколько их уже - бестолково пропавших? А ведь ждут всех.
  
   15 сентября 1986г.
   "День Танкиста прошел. Начались проверки (как же без них?!). Приезжал замполит полка - проверял документацию. "Надо заполнять своевременно". Знаю. Что-то говорить, оправдываться? К чему? Не дурак же - сам поймет. Вчера перехватил "караван" с водкой - не получилось у моих бойцов квакнуть в праздник. Дома попьют. Пять килограммов "Столичной" ждут своего часа в моем "сейфе".
   В 11-00 из стрелкового и гранатометов обстреляна пятая "А". Механик-водитель Шерматов ранен в ногу. Завтра ожидается выход Карима на дорогу (давненько не виделись).
   Надоела чужая земля. Ради кого воюю?".
  
   16 сентября 1986г.
   "Сижу, жду обстрел. Приходил Исаак (группа "Аракат") - человек ребят из ГРУ, передал, что сегодня собираются брать заставу. Обстрел начнется из минометов, безоткаток и гранатометов. Забавно - "брать". По связи передали: "Жди комдива". Работы - море. Писем опять нет. Пятая "А" ночью снова обстреляна. Поставил еще одну растяжку.
   Сейчас напишу письмо и спать".
  
   17 сентября 1986г.
   "Обстрела не было. Ночь и день прошли тихо.

"...Звучал мне тихо голос нежный,

и снились милые черты..."

   Да... Ну что ж, спать".
  
   18 сентября 1986г.
   "Почту не привезли. На пятой "А" подорвался хадовец. Приносил чарз, зашел с тыльной стороны, открыл калитку, и ...
   На 415-ом срывает дюриты - недоработали.
   417-й приволокли с выносной - оборвало полумесяцы на ПМП.
   416-й - снят воздухан, ремонтируем стартер.
   418-й - сегодня поменяли коробку передач.
   Строим дополнительный дувал вокруг заставы. Одни проблемы. Выкарабкаемся.
   Напишу пару писем, и спать".
  
   19 сентября 1986г.
   "Получил сегодня от Маришки - наконец-то. Снова две фотографии - доченька на фоне берез. Как вы там без меня, мои березки?".
  
   20 сентября 1986г.
   День пролетел быстро. Совещание, потом взял бортовую машину, возил кирпич из разрушенного кищлака. Пока парни грузили машину, обошел кишлак. Сапера оставил наверху для прикрытия, а сам ушел в развалины. Метрах в трехстах видел духов - носили виноград. Меня видимо тоже заметили - присели. Вокруг кишлака работают крестьяне, так что можно работать спокойно. Если подойдут духи, крестьяне уйдут.
   Вечером ездил на девятую. Сопровождал бортовую назад. Получил почту - мне письмо от Мариночки. Горжусь тобой, милая. Пишет: "пусть ясный разум, верный глаз и твердая рука всегда будут у тебя". Спасибо, любимая. Да будет так.
   "Кто не ждал меня, тот пусть скажет - повезло"
   Постоянно в голове какие-нибудь строки.
   "У нас, у мужчин есть одна дорога из дома - дорога долга и чести, и только одна дорога домой - дорога победы и славы. Другой дороги нет".
   Ты, отец сказал много хорошего, но это лучшие твои строки. Честное слово. Помнишь, ты мне сказал: "...как мы - русские люди. Только так, или никак. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах".
   Да..."
  
   21 сентября 1986г.
   "Сегодня утром обнаружил у себя рапорт сержанта Иванченко с просьбой перевести его на другую заставу. В принципе это не так уж меня и ошарашило - слабый человек, трудно ему. Но прямо скажу - неожиданность. Часа три беседовал с ним. Рассказывал об Александре Ивановиче Маринеско, о порядочности и надежности в человеческих отношениях, о постоянной борьбе в жизни. Стал мой собеседник носом клевать. "Иди, - говорю, - спать". Ушел. Понял ли что-нибудь, или нет, не знаю. По-моему что-то в нем все же ворохнулось. Буду драться с ним - за него же. С Иванченко, за Иванченко.
   Был в комитете. К Кариму пришел караван - тридцать ишаков. С Панджшера. К Суфи-Расулу - двести человек с новым оружием. Тоже с Панджшера. Сейчас эти двести человек в Саусанге.
   На 416-ом заменил гусеницы. Танки все на ходу. Почты не было. 23-30. Спать".
  
   22 сентября 1986г.
   "Иванченко забрал рапорт. Карим где-то на моем участке строит укрепрайон. Сопровождал сегодня на БМП бортовой "УРАЛ" - на десятую заставу. Заглох между девятой и десятой. Темнело уже. Вызвал свой 415-й, на девятой залили соляру. Думал почту заберу, ее снова не взяли из Баграма. Ночью пятую "А" брать хотели. Подтвердилась информация от 16.09. Потерь нет, разрушений особых тоже. Рядом с седьмой всю ночь брешут собаки. Кто-то ходит - уж больно заливаются. Пусть ходят. Спать".
  
   23 сентября 1986г.
   "Утром немного пострелял. Днем хорошо поработали. Вечером - обстрел Карабага. Написал письмо. Теперь спать".
  
   24 сентября 1986г.
   "Обстрел Карабага из минометов, ДШК, эРэСов и стрелкового. На помощь не зовут, значит нет необходимости - просто обстрел.
   Получил от Маришки два письма. Любит, ждет - верю.
   Ответил. Написал матери. Завтра хочу съездить в Чарикар. Получится ли?".
  
   25 сентября 1986г.
   "Обстрел Карабага, восьмой заставы из стрелкового, ДШК, минометов и эРэСов. Поработали на славу. После выезда поехал в комитет Карабага, а там перебежчик. Побеседовали немного. При нем наш АК-74 N994820. Говорит, что перед побегом убил Сарвара - командира группы у Карима. Видимо, не врет - это все быстро проверяется. Нам его не отдали. Комбат сказал, что и он сам, и его автомат должны быть у нас. Не отдадут - это понятно.
   Касым Вали Мамад выглядит не бедно. Далеко не бедно. Меня увидел, сильно заволновался, говорит знает, - Керим их мною пугает.
   Почты не было. Ночью снова сопровождение колонн. Вторая ночь подряд.
   Когда возил ужин на выносные, в одном из домов кишлака Коркуль увидел людей. Кишлак Каримовский, мирных там нет. Это точно. Подумал, что духи, обстреливавшие восьмую, отошли сюда. По возвращении на заставу влупил в эту крепость десяток снарядов.
   Перед вторым выходом из заставы почти закончили дувал. Еще немного и можно комдива встречать. Напишу отчет по ГСМ и спать".
  
   29 сентября 1986г. понедельник.
   "26 сентября прошла информация о гибели Карима. Погиб в Коркуле. Видимо я не ошибся. Одно из самых агрессивных и непримиримых формирований душманов практически прекратило свое существование. Часть группы перешла в другие подразделения моджахедов, часть просто разбежалась, а наиболее убежденные бойцы газавата под руководством одного из командиров групп ушла в Пакистан на переформирование.
   Честно говоря, мне думалось, что теперь наша жизнь несколько изменится к лучшему. Не скоро найдутся охотники войти на чужую вотчину и устанавливать свои порядки. Ведь где-то в Пакистане подрастает младший из пяти братьев - он-то и должен будет продолжить джихад в этом районе. Но мои надежды на перемены к лучшему не оправдались.
   В субботу, 27 сентября нас, в срочном порядке перебросили на участок второй роты, а их - в Аминовку.
   Разговоры об этом шли давно, но до последнего момента офицеры подразделений не особо верили этим слухам, ведь такая передислокация была сопряжена с обострением обстановки на обоих участках. Наши солдаты не патрулировали ночью, а люди второй роты не знали толком оперативную обстановку в Аминовке. Чем уж руководствовалось управление дивизии при принятии такого решения, не знаю, но нас все-таки поменяли местами.
   Теперь, вроде снова собираются менять местами. Третий день на одиннадцатой заставе. Карты нет, обстановка незнакомая, да мы ее просто не знаем, задачи совершенно другие. Специфика боя также резко отличается от привычной. Днем здесь не стреляют, колонны не бьют. Ночью пробивают трубопровод, ставят мины, устраивают засады на бронегруппы. Сегодня ночью нас обстреляли. Идем с включенными фарами, со всех прожекторов сняты светофильтры. Как, простите, х... на блюде. Едешь и наблюдаешь за трассерами - пройдут ли мимо. А они, сволочи - веером по броне. И так на всем маршруте. Вторая рота так же у нас там ничего еще не знает. Так что учиться придется ценой собственных потерь, а потом начальнички судорожно начнут искать виноватых. А что НАС искать?
   26-го был в Баграме - поменял свой ДШК у Давитадзе на новый. Ему все равно, что сдавать на склад. Там меня перехватил заместитель начальника разведки дивизии майор Назин и стал агитировать в разведбат командиром взвода:
  -- Как только приходишь, после первого же выхода отправим на "Красную Звезду", через месяц поставим на роту, через полгода получишь "Красное Знамя". Соглашайся, парень.
   Отказался. Записали мои данные - "пойми, нам же нетрудно о тебе все в кадрах узнать. Просто время зря терять не хочется". Они, видите ли, обо мне наслышаны и я им подхожу. Жди, мол, приказа. Теперь мне уже все равно - перебрасывают с места на место. Люди расстроены, все кувырком, во всем неопределенность. Чем все кончится?".
  
   3 октября 1986г.
   "Вчера раздавали топливо по кишлакам. Столпотворение! Друг друга задавить готовы. (Впоследствии я наблюдал подобное в развалившемся Союзе у вино-водочных лавок.) Среди всего этого безумия, с краю, с бидончиком в руках, стоит маленькая девочка лет пяти. Глаза не по детски задумчивы, немного грустны и, странное дело, взгляд слегка насмешлив. Подошел к ней, взял за руку, подвел к раздатчику. Тот налил ей керосин и, девочка ушла... Лицо этого ребенка совсем не азиатское. Другие дети что-то щебечут без умолку, а она так и не произнесла ни звука. Вернулась еще раз. Теперь ее глаза излучали любопытство и, я бы сказал - легкое кокетство. Но сколько достоинства в ее взгляде! А ведь ей лет-то только пять-шесть.
   Посмотрел на этих ребятишек... Наши действительно счастливы, но ведь это не дает право ребятам из Кремля разбрасываться жизнями их отцов и братьев!".
  
   6 октября 1986г.
   "Два дня раздавали топливо по кишлакам. Ночью патрулирование трубопровода. Собираем все трассера и не трассера духов, что у дороги. Вчера был в Джабалях - привез трубки на 414-й танк, три троса. Малышев на пятой "А" ждет приказа. Отдыхает. Кругляков - в Рухе на "суде чести". Устал. Техники нет ни у трубачей, ни у пехоты. Только мои танки. Обещают БТР. У трубачей должны быть два БТРа, у пехоты - три БМП, но вся их техника стоит.
   Получил от женушки три письма сразу, от сестры, от школьного другана Сашки Чирвы. Старшина постоянно в разъездах.
   Завтра полечу в Руху - на собеседование с командиром полка.
   Утро вечера мудренее".
  
   7 октября 1986г. Руха.
   "Остановился в полковом медпункте. Познакомился с мужиками. Стоматолог Ренат Агламшоев, молодой врач Миржан Альджанов, полковой переводчик Вова Григорьев, еще ребята. Покушали браги.
   Восьмого около получаса беседовал с командиром полка. Командир утвердил на должность командира роты. "Жди приказа".
  
   9 октября 1986г.
   "Приехал из Рухи. Приехал - 417-й, 416-й, 414-й танки стоят, 410-й забрали на боевые. На роту осталось три танка. Работы снова невпроворот".
  
   15 октября 1986г.
   "Десятого числа ушел на операцию - стоял на блоке. В первую ночь обстреляли из стрелкового. Во вторую ночь так зажали, что в люк невозможно было запрыгнуть. Дежурил на трансмиссии, чтобы с тыла не подошли. Полнолуние. Только голову приподнимешь, по броне зацокало, над головой засвистело. Шлемофон пробили. Чуть бы ниже... Все-таки внутрь танка запрыгнул - со злости. В наглую уже сел на люк и управлял огнем из танка. Несколько раз менял позицию. Третьей ночью разом долбанули два гранатомета. Как промахнулись, не понятно. Чудеса и только. Гранаты прошли над танком, разорвались метрах в двадцати. Долбанули из пушки. Особо орудием стрелять нельзя - впереди стоят наши. Ночью трассера над танком устраивают шатер. За два дня двое убитых, четверо раненых. Водитель Соседней БМП сидел по-походному, поверх шлемофона надета каска, так снайпер между бровей пулю всадил - погиб парнишка. Выносным на дороге тоже досталось, но у нас (у танкистов) потерь нет. Чудом на 410-ом танке не подорвались на фугасе. Сапер щупом наткнулся на замыкатель. Сантиметр бы в сторону...
   Сегодня получил пятнадцать писем (!), восемь от Мариночки. Вчера вернулись с операции - задачу выполнили, немного расслабились.
   Давыдкин выкинул фокус с автоматом. "Пропал, говорит, автомат". Ах, ты ж бля...! Застава, тревога! Построил личный состав.
   - Смирно! Сержанты выйти из строя! Старший - сержант Батыров. Забирайте Давыдкина, и через десять минут находите его оружие. Не найдете, вызываю сюда начальника особого отдела полка, и пока он сюда не прибудет, все будут стоять! Вопросы? Вопросов нет. Вперед!
   Автомат нашли за пирамидой. Не здорово. Надо будет особиста все равно пригласить, да избавляться от этого придурка Давыдкина.
   Весь день сегодня промотался.
   Маришка в письме спрашивает - что интересного? Да. Интересного пока мало. Жив я еще, черт возьми, - вот что интересно!
   На письма отвечу завтра, а сейчас спать".
  
   17 октября 1986г.
   "Ночью подал "на обстрел" по совету капитана Федорашко 414-й танк, которому Вова Исмаилов пробил пушку из своего БМП. Попросту говоря, списал пьяную блажь капитана Малышева, как у нас говорят, на "боевые". Живи на свободе, Витя. Вчера разговаривал с Федорашко. Ему, как начальнику штаба, отвечающему за боевую подготовку, не нужны неприятности. Да и не виноват он в этом.
   Приезжали хадовцы из Карабага. Привезли арбуз. К арбузу, как полагается. Получили от меня задачу - пробить обстановку в моем районе. В Карабаге мы с ними сработали чудесно, думаю, и здесь помогут.
   На Саланге вчера 180-й полк потрепали. Сожгли двенадцать БМП. Ранен командир полка. Аушев - в печень. Сегодня разведвзвод Исмаилова ушел туда. Ночью на Саланге пробили 30 труб. Перекачки нет, значит, и потерь пока нет.
   Спать".
  
   19 октября 1986г. 6.38.
   Началась операция "Гранит". Из Афганистана выводятся в Союз первые за время войны шесть полков. Через нас пойдет Кабульский зенитно-ракетный. Вчера сорока на хвосте принесла - Шиндантский танковый полк духи накрыли в тридцати километрах от границы. Потери, говорят, большие.
   Утром вызывают на КП батальона. Там узнаю, что наш участок усиливается Баграмским 345-м отдельным воздушно-десантным полком. КП полка - на моей заставе (обрадовали).
   Подъезжая на танке к своему хозяйству, вижу, что КП десантников уже разворачивается. На дворе, за глиняным дувалом, стоят, выкинув вверх ветвистые антенны штабные БТРы, на первом посту - суета. Снуют офицеры, поприбавилось антенн.
   Пытаюсь зайти во внутренний двор заставы и в дверях меня чуть не сбивает с ног лихой, в берете набекрень, не в меру (как мне показалось) нагловатый десантник, предварительно смачно харкнувший через плечо. Справедливости ради стоит отметить что, увидев перед собой офицера, воин посторонился, но... "тут Остапа понесло".
  -- Дежурный! - навстречу мне, поправляя на ходу бронежилет, с автоматом в правой руке выбегает сержант Иванченко.
  -- Товарищ сержант! Почему на заставе бардак!? - Мой взгляд судорожно ищет этот бардак и, находит. - Это что за бычки валяются, спички? Вам что, слишком много курева старшина стал привозить? Почему из ленинской комнаты вынесли столы? Поставить на место. Почему посторонние шарахаются внутри, как по Бродвею? Вы дежурный по боевой заставе или сутенер на панели? В чем дело, товарищ сержант?
   С началом этой тирады присутствующие солдаты быстренько исчезают в дверях и каждый находит себе дело - придраться не к кому. "Свои проблемы решай сам, сержант" - закон джунглей. Не дожидаясь ответа, захожу к себе в комнату, бросаю на кровать автомат и "лифчик", принимаю "голый торс" и с полотенцем через плечо иду в умывальник. Вокруг все убирается и подметается. По лестнице с первого поста спускается капитан, подходит ко мне:
  -- Товарищ старший лейтенант, вы начальник заставы? - И, получив утвердительный ответ, продолжает. - Командир полка просит вас подняться на КП.
  -- Хорошо, приведу себя в порядок и поднимусь, - я был еще очень возбужден и к разговору с командиром полка не готов.
   Через несколько минут, остыв под холодными струями, успокоившись и приведши себя в порядок, поднимаюсь на первый пост. Ко мне подходит подполковник со шрамом на лице и представляется:
  -- Командир полка подполковник Востротин. - Я, в свою очередь тоже представился. - Товарищ старший лейтенант, мне приказано на вашей заставе развернуть командный пункт. К сожалению, когда мы прибыли, вас не было, и я приказал развернуть командно-наблюдательный пункт полка здесь наверху. Вы не против?
  -- Никак нет, товарищ подполковник, не против.
  -- И еще. Офицерам штаба надо будет где-то отдыхать, и я приказал подготовить для этого ленинскую комнату. Не возражаете? А порядок мы обеспечим. Соответствующие распоряжения уже отданы.
  -- Все понятно, товарищ подполковник, разрешите идти?
  -- Хорошо, я вас больше не задерживаю.
   После этой встречи у меня навсегда осталось глубокое уважение к Валерию Александровичу Востротину, ставшему впоследствии Героем Советского Союза, генералом.
   После обеда поступила команда, выставить всю технику на блоки - ожидался проход колонны. Утром, на совещании, мне было сообщено, что как раз на моем участке ответственности - между расположением саперного полка и Чарикаром, со стороны гор, ожидается нападение на колонну.
  -- Мероприятие очень ответственное. В Кабуле находятся иностранные корреспонденты, которые будут отслеживать - сколько техники вышло из Кабула и сколько пришло в Союз. Так что, товарищи офицеры, колонна должна пройти без потерь. - Закончил инструктаж комбат.
   На 415-ом танке я встал недалеко от выносного поста. Через некоторое время подъезжает УАЗик, из него выходят четверо мужчин в нашей форме, без знаков различия. Один из них, видимо старший, подходит к танку:
  -- Танкист, выручай. Надо из танка стрельнуть. Вон в том кишлаке, - он показывает рукой в направлении населенного пункта, расположенного юго-западнее Чарикара, - духи зажали роту царандоя, с ними наш спецназ. Вдоль дороги установлено 140 установок ракетных установок, типа БМ-12, БМ-13. Если духи долбанут по колонне - сожгут всю. ЭРэСы надо срочно ликвидировать, а моих парней зажали. Выручай, брат.
  -- А вы кто такие?
  -- Советники Министерства Внутренних Дел.
  -- Вы хоть документы представьте, у вас же на лицах не написано вы за люди. Может вы в Ленгли все по-русски хорошо говорите.
  -- Ну, ты даешь, командир. Пожалуйста. - Мужчина подает документ, из которого следует, что полковник Мясоедов является советником МВД Демократической Республики Афганистан. Документ заверен гербовой печатью Главного Разведывательного Управления.
  -- Да, ксивы у вас красиво рисуют. - бормочу я, рассматривая документ. - Ладно, сейчас запрошу начальство. Разрешат - стрельнем, не разрешат - не обессудьте.
  -- Давай, браток, только поскорей. Тяжко им там.
   По связи вызываю комбата, докладываю. Передаю информацию об установленных эРэСах. "Никаких провокаций! Посылай всех..." - тут комбат подробно описывает пути следования ребят, обратившихся ко мне.
  -- Не разрешают, извините уж.
  -- Ты с кем говорил, с комбатом? Запроси штаб дивизии.
  -- Ребята, если вы люди военные, должны понимать что такое субординация. Как я могу выходить на дивизию, если мне комбат запретил?
  -- Позволь мне выйти самому на командира дивизии?
  -- Не могу, уж извиняйте - комбат на связи.
  -- Ну, дай я с ним переговорю.
  -- Сейчас узнаю - будет он говорить с вами? - Запрашиваю комбата. - "Давай".
   Подаю шлемофон. Мужчина представляется и просит комбата помочь. После недолгого разговора он отдает мне шлемофон, разворачивается и идет к своим товарищам. По его виду было понятно, что разговор закончился ничем.
   По связи передали, что колонна вышла из Кабула. Советник, увидев, что я принимаю какое-то сообщение, подошел к танку:
  -- Что там, вышли из Кабула?
  -- Да, Бог их знает, - слукавил я, - весь день выходят.
  -- Слушай, ведь разобьют колонну! Выручай.
   Если бы эти ребята уехали восвояси, все могло быть по-другому, но уж очень убедительно они себя вели. Было видно, что выбора у них нет, и помощи им ждать больше неоткуда. Я начинал сомневаться в правильности решения комбата, к тому же обстрел колонны из эРэСов на моем участке в мои планы не входил.
  -- Показывайте куда стрелять-то надо?
   Полковник с жаром стал показывать:
  -- Вон, справа видишь, большая крепость? В ней сидят наши. Левее дом поменьше - там никого, за ним - еще одна большая крепость. Вот в ней-то и сидят духи. Там их человек сорок. С ними там наемники - арабы. Разобьешь крепость, а мои там уже ждут - атакуют, как надо. Выручай, а?
   До кишлака было километров пять-пять с половиной- стрелять далековато.
  -- Только не промахнись. Недолет можно, а с перелетом нельзя - там мирные живут.
   Толково. Солдату такую стрельбу доверить нельзя - риски прицела не рассчитаны для стрельбы на такую дальность. Беру ответственность на себя.
   - Додон, ну-ка вылезай, я сам.
   Сажусь на место наводчика, измеряю дальность до цели. Так и есть - пять двести. Прикидываю - какой отметкой целиться, сверяюсь с боковым уровнем, навожу на цель и плавно нажимаю на правую кнопку пульта управления, предварительно предупредив экипаж по ТПУ: "выстрел!". Первый снаряд разорвался в башенке крепости. Беру чуть ниже. Десять снарядов, один за другим вошли в крепость, как в копеечку. Над крепостью поднимались огромные клубы пыли. "Хватит", - решил я. Вылезаю изнутри танка, сажусь на сектор командирского люка. Советники от восторга чуть не прыгают.
  -- Спасибо, командир! Здорово! Полетели мы - на месте разбираться надо. Счастливо тебе, лейтенант. - С этими словами они хлопают дверями машины, и УАЗик рванул в сторону Чарикара.
   "Пятнадцатый, я пятьсот двадцать пятый, прием", - прохрипели наушники. Это меня - комбат. Отвечаю:
  -- На связи пятнадцатый.
  -- Что там у тебя за стрельба?
  -- В "зеленке" движение. Обработка местности.
  -- Смотри, не чуди там. Колонна на подходе.
  -- Понял, прием.
  -- До связи.
   Скоро на дороге появились машины головной походной заставы зенитно-ракетного полка. Ровно и слаженно колонна ЗРП прошла в сторону Чарикара.
   Когда танки прибыли на заставу, уже стемнело. Задача выполнена.
   Собираю командиров танков, ставлю задачу на обслуживание танков:
  -- Пушки протянуть, пополниться боеприпасами, пулеметы сегодня не трогать - завтра почистим. Вопросы?
   Вопросов не было. Все устали. Десантники уже собрались, их колонна выстроилась и командир полка, подполковник Востротин В.А. ставил офицерам задачу на марш возле своей КШМки. Зайдя внутрь заставы, я услышал выстрел. Недоброе ворохнулось внутри, я выскочил во внешний двор:
  -- В чем дело? Что случилось?
  -- Перепечкин! - крикнул кто-то из темноты.
   Навстречу кого-то волокли. Думая, что выстрел был из зеленки, кричу часовому:
  -- Первый! Откуда стреляли?
  -- Да ниоткуда, товарищ старший лейтенант, - откликнулся из темноты Додонов, - из своего пулемета. Давыдкин.
  -- Б..., - выругался я, - неси в расположение! Живой, нет?
  -- Живой.
  -- Давай быстрее. Денисевич, аптечку!
   Когда Колю втащили внутрь заставы, он кричал:
   - Ноги! Больно!
  -- Куда его?
  -- В живот.
   Ранение в живот - промедол вкалывать нельзя. Время дорого. Раненого нужно срочно в медсанбат. Задираю комбинезон, накладываю повязку. Кричу:
  -- 415-ый к бою!
  -- На танке долго, загружай те на мой БТР. - Только сейчас замечаю стоящего рядом командира 345-го парашютно-десантного полка подполковника Валерия Александровича Востротина.
   После того, как БТР с раненым Перепечкиным, сопровождаемый боевой колонной десантников ушел в Баграм, выхожу на связь с комбатом. Передаю - обстрел заставы. Это не для меня, - для солдата. На душе паскудно.
   Рядовой Давыдкин. Заряжающий 416-ого танка. Неосторожное обращение с оружием. Москвич. Моя головная боль.
   Рано утром, перед выставлением выносных по связи выходит комбат:
  -- Сейчас к тебе подойдет начальник штаба, на 410-ом - в его распоряжение. Подготовь коробочку.
   Когда БТР начальника штаба подошел к заставе, 410-ый уже стоял на дороге. Капитан Федорашко спрыгнул на землю.
  -- Рассказывай.
   Я рассказал.
  -- Понятно. Надо вызывать особиста, пусть разбирается. Сейчас идем с тобой в Джабаль - сопровождать ЗРП дальше. Духи, говорят, перед входом на Саланг приготовились к встрече. Давай, за мной.
   Солнце еще не встало. Стальное прохладное утро угрюмо молчало в ожидании движения на дороге.
   Федорашко определил позицию для моего танка перед входом в ущелье, на левой обочине дороги. Выхожу из танка, осматриваю местность, определяю для себя секторы обстрела. Не нравится мне эта позиция. За двумя нитками трубопровода - великолепная площадка, позволяющая поставить танк так, чтобы пушка смотрела в горы. В данной ситуации огневую позицию лучше этой не придумать. Все хорошо, но мешает труба - не дай Бог, раздавим. Нахожу небольшие бревнышки, обкладываю ими с двух сторон трубу, лопатой нагребаю сверху щебень. Экипаж - в танке. Подзываю механика-водителя:
  -- Сейчас я тебе буду показывать, внимательно следи за сигналами. На трубе не вздумай рычаги дергать, понял? После того, как переедешь трубу, я покажу, правый рычаг - во-второе и развернешься в сторону гор. Только прошу - повнимательнее, сынок. Следи за моими сигналами. Давай.
   Механик садится за рычаги, командую. Танк медленно заходит на трубу и, уже когда последний каток съезжает с бревнышка, танк дергается вправо. Из-под гусеницы со свистом вырывается струя авиационного керосина. Увидев мое искаженное лицо, солдат глушит танк. Я кидаюсь к месту пробоя.
  -- Гвоздь! Молоток! Быстро!
   Боец бегом приносит молоток:
  -- Гвоздя нет, товарищ старший лейтенант.
   Дикими глазами смотрю на солдата - он даже отшатнулся от меня. На шее бойца висит автоматный патрон без капсюля. Солдаты делали для себя такого рода амулеты. Срываю с него этот патрон и забиваю в трубу. Струя становится значительно меньше и превращается в пыль, которая предательски сеет керосин на выхлопную трубу танка. При заводке двигателя может полыхнуть.
  -- Экипаж, к машине! Садись, заводи. Только не газуй!
   Слава Богу, благополучно отъезжаем из-под струи керосина. Экипаж занимает свои места в танке. Можно перекурить.
   Первые лучи солнца с издевочкой играют радугой на капельках авиационного керосина, легким биссером посыпающем дорогу, по которой с минуты на минуту пойдет в сторону Союза колонна зенитно-ракетного Кабульского полка.
   Колонна пошла. Толи от перепада давления в трубе, толи от вибрации земли струя керосина стала больше. Проходящие машины проходили под керосиновым дождем. Они шли медленно и важно, излучая силу и мощь Зенитно-Ракетный войск Советской Армии. Мой шлемофон намок от пота.
   Я даже думать боялся о том, что может произойти, если вдруг начнется обстрел. И, кажется, их Аллах это понял. С гор начал работу ДШК. Стреляли трассирующими пулями. Одного трассера бы хватило на всю колонну. По счастью, либо стрелок был неопытный, либо расстояние было слишком велико, но так или иначе, трассера ложились с недолетом. О стрельбе из пулемета не могло быть и речи, а из пушки стрелять нельзя - вспыхнет вся дорога. Выручили вертушки, вовремя появившиеся в небе. Струи НУРСов заставили духов замолчать. Когда пара, обстреляв пещеру, ушла на разворот, из пещеры, сквозь пыль, поднятую взрывами, к вертушкам потянулась огненная игла. В это же время, вторая пара "крокодилов" заткнула огневую точку.
   Часов до двенадцати мы простояли на блоке, потом вернулись на заставу.
   После обеда к заставе подъехал УАЗик со вчерашними советниками. Представившийся вчера полковником Мясоедовым без всяких предисловий схватил меня в охапку и заорал:
  -- Ты знаешь, что ты вчера натворил?!
   Я несколько оробел:
  -- Что еще?
  -- Ты вчера банду разбил! Готовь дырку, лейтенант! Комдиву я уже доложил, он дал команду оформлять наградной. Так-то, родной. Первым же снарядом ты завалил араба. Он в башенке был - в "говорильник" предлагал нашим сдаваться, так его руку вместе с "говорильником" нашли рядом с его головой. После твоей стрельбы наши взяли крепости, захватили кучу трофеев. Короче - спасибо, браток, выручил крепко.
   Немного поговорили, обменялись адресами, Петр Михайлович обещал посодействовать после Афгана попасть служить на Камчатку. Сказал, что в Министерстве Обороны у него неплохие связи:
  -- Не теряйся, пиши. Если что - поможем. Бог даст, свидемся. Прощай, лейтенант.
  --
   22 октября 1986 года в медсанбате скончался Коля Перепечкин.
  
   25 октября, в 16-00, на борту "Черного тюльпана" я, сопровождая груз "200", пересек афгано-советскую границу.
   "В Афганистане, в "Черном тюльпане",

С водкой в стакане мы молча летим над землей..."

   Никак не думал, что приезд в Союз будет для меня таким...
   В Тузеле сотрудник таможни слишком пристально посмотрел на меня и куда-то ушел. Минут десять я простоял один, никому ненужный. Через некоторое время меня пригласили в отдельную комнату и попросили раздеться. Я снял с себя все, кроме брюк. Меня попросили раздеваться дальше.
  -- Может и трусы снимать?
  -- Скажем - снимешь.
   Довольно крупный узбек долго прощупывал швы моей одежды, глядя мне в глаза. Только здесь до меня дошло, что вызвало их подозрение - мои глаза. Трое суток я не спал, поэтому глаза были воспаленные.
  -- Да нет у меня наркотиков, я просто долго нет спал.
  -- Ты это маме будешь рассказывать.
   Было обидно, что у меня нет оружия - дико захотелось влупить очередь в потолок, чтобы эти сытые хари уткнулись носами в пол. Я сказал:
  -- Твари обозные.
   Такая реакция явно позабавила толстомордого и "скромные и честные" труженики Ташкентской таможни стали откровенно тянуть время. В комнату зашел пилот "Черного тюльпана":
  -- Мужики, побыстрее нельзя? Уже команду на взлет дали. Пора вылетать. Только его ждем.
  -- Быстрее нельзя. Закончим - полетите.
  -- Да вы что, издеваетесь, сволочи, - не выдержал летчик.
  -- Ты здесь не ори! Здесь тебе не частная лавочка, а государственное учреждение.
   Кто прошел Ташкентскую таможню, знает - что это такое. Для меня это самое мерзкое воспоминание из всей Афганской эпопеи. Так или иначе, мы вылетели.
   В Гомель мы прилетели уже затемно. АН-12 подрулил к лесополосе, мужики выгрузили ящик с грузом двести, попрощались со мной и улетели. Ночь и я с Колей Перепечкиным, запаянным в цинк. Выкурив сигарету, я произнес:
  -- Ну что, Николай, ты побудь пока здесь, а я пройду узнаю - сколько нам здесь еще торчать.
   Пройдя метров двадцать, я остановился, увидев свет фар приближающихся к нам машин. Подъехали УАЗик и ГАЗ-53. Из УАЗика вышли офицер и четверо бойцов. Солдаты загрузили ящик в грузовик, и мы поехали в райвоенкомат. Я сел в ГАЗон. Водитель, молодой парень сказал:
  -- Год назад, примерно в это же время я отвозил Колю в армию. Теперь вот назад везу. Уже в цинке.
   Я промолчал.
   Свет фар освещал проселочную дорогу, мимо ровно проплывала стена деревьев. Я был еще там - "за речкой", потому что время от времени я напрягался, хватался за металлическую дугу и кричал на шофера - то "быстрее езжай, чего плетешься!", то "куда сука обочину проверяешь!?". Один раз даже чуть подзатыльник не врезал. Так мы приехали в райцентр. Перепечкины жили в одной из деревень Кормянского района.
   Ночь я снова не мог спать. Выходил на улицу, курил. Пытался прилечь на предоставленные мне столы, но заснуть так и не смог. Дежурный по военкомату вышел разок со мной на улицу:
  -- Ну, как там?
   Я посмотрел ему в глаза:
  -- Нормально.
  -- Стреляют?
  -- Стреляют.
   Больше он со мной не пытался разговаривать.
   Утром, часов в семь пришел военком, и мы поехали в деревню. По дороге молчали. Навстречу проехал мотоцикл с коляской. Водитель остановил грузовик:
  -- Это же дядь Коля - отец Николая.
   Я вышел из машины. Навстречу мне бежали отец и мать Коли Перепечкина. Женщина с разбегу стала хлестать меня по щекам. Я молча стоял и не закрывался. Ее оторвал от меня подошедший отец:
  -- Перестань, он-то здесь причем?
  -- Да? Он-то живой, а мой Коля... - Мать рыдала.
   Приехали в деревню. Мужики занесли гроб в избу. Я стоял на улице, достал сигарету, но не было спичек. Спросить у стоящих неподалеку сельчан я не решался. Мужики угрюмо косились на меня. Через какое-то время они, набычившись, двинули в мою сторону. Среди них выделялся небольшого роста пожилой лысоватый человечек. Он шел среди крепких парней и подзуживал:
  -- Глядите, чистенький весь, ладненький. Такие вот наших мальчишек гробят.
   Я стоял и смотрел, как они приближаются. В руках появились колы, кто-то поигрывал цепью от мотоцикла - деревня. То, что сейчас начнут бить, было ясно. Драться я не собирался. Бежать? Мне, офицеру? Да никогда в жизни. Не знаю, чем бы все закончилось, не выскочи из дома, куда занесли гроб, молодая женщина. Она встала между нами:
  -- Да вы что, мужики? Да вы посмотрите на него. На его ботинках афганская пыль... Вы что, совсем рехнулись, что ли?
   Толпа остановилась. Женщина зарыдала и кинулась в избу. Вышел отец Николая, посмотрел на мужиков, на меня, махнул рукой и зашел назад. Лысоватый куда-то исчез. От мужиков отделился крепкий парняга и подошел ко мне:
  -- Ты это,... - он не знал с чего начать, - на, прикури. В крепких мозолистых руках зажглась спичка. Я с удовольствием затянулся. Теперь пусть бьют. Я молча смотрел ему в глаза. Парень отошел. Я опять остался один.
   Через несколько минут к дому подъехал УАЗик, из которого вышли четверо крепких мужчин с государственными прическами и одна, аскетичного вида дамочка, с фотоаппаратом на шее. Окинув взглядом присутствующих, мужчины пошли в дом. Один из них подошел ко мне, подал руку:
  -- Здравствуйте. Все нормально?
  -- Нормально.
   Я так и стоял на улице, отказавшись войти в избу. Из дома, в сопровождении "государственных" людей вышла выручившая меня женщина:
  -- Почему гроб закрытый? Он что, сильно изуродован?
  -- Нет, он умер от ранения в живот.
  -- Почему тогда даже окошка нет?
  -- Не знаю. Наверное, гроба с окошком не было.
  -- А вдруг там не Коля? Открыть можно?
  -- Дело, конечно, Ваше, но я бы не рекомендовал.
   Стоящий рядом "государственный" меня поддержал:
  -- Не стоит этого делать. Там же тоже люди не глупые. Значит - так надо.
  -- А вдруг там не он? - Настаивала женщина.
   Мне стало жутковато. Вдруг, правда, не он? Я же не был, когда запаивали гроб. Ситуация не из приятных. Подошли остальные "государственные".
  -- Ну, что? Здесь останешься или отвезти в гостиницу?
   Оставаться в деревне мне не хотелось. Людям не до меня, а радушный прием местных жителей я уже испытал. Мы уже шли к машине, когда женщина схватила меня за рукав:
  -- Вы что же, на похороны не останетесь?
   Выручил "государственный":
  -- Пусть человек отдохнет, а завтра мы приедем.
  -- Вы на нас обиделись?
  -- Да нет, что Вы. Просто я действительно крепко устал. Извините.
   По дороге в райцентр сотрудники органов безопасности, в машине они представились, сказали, что провокатор - бывший полицай, что, мол, хорошо, что я согласился поехать в Корму, иначе кому-то из них надо было бы остаться со мной.
   В Корме меня поселили в гостинице, оставили контактные телефоны, и я снова остался со своими мыслями. До Гомеля ходил рейсовый автобус, и я решил немного развеяться. (Лучше бы я этого не делал.)
   Погода стояла пасмурная, злая. Хмурое небо свинцом давило на меня. Бродя по центральным улицам Гомеля, я вглядывался в лица людей, которым было глубоко плевать на меня, на моих парней, которые сейчас, может быть, отражают очередное нападение, на все происходящее в Афганистане. Они все были озабочены своими, как мне казалось, мелкими проблемами, и не ведали того, что в 80 километрах отсюда у гроба моего солдата Коли Перепечкина рыдает мать. С такими мыслями я наткнулся на афишу кинотеатра. Через пять минут начало сеанса. Показывали "Аппачей". Зашел в кассу, взял билет и пошел в кино.
   Первые же кадры фильма привели меня в бешенство. В спины индейцев врезались стрелы, на экране стреляли, кричали, визжали. Я встал и пошел к выходу, наткнулся на чьи-то ноги и, уже не разбирая дороги, ломанулся к светящейся табличке "выход". Дверь, конечно же, была закрыта. Откинув крючок, я попытался ее открыть, но дверь не поддавалась. С психу шибанул по ней ногой и по слетевшей с петель двери вылетел на шумную улицу.
   Людям все также было безразлично мое появление. Я брел по улице и не решался спросить, где здесь ресторан. Хотелось выпить и закусить. Навстречу мне шла группа акселератов. Худые длинные ножки обуты в туфельки с пряжками. Не сформировавшиеся ломаные голоса срывались с баса на фальцет, "очечки-капельки", дипломатики, модные курточки, сережки в ушах, и дорогу не уступают! Поднапрягшись, я саданул локтями в хлипкие животики. Двое парней упали. Я развернулся и ядовито спросил: "Не ушиблись?". Трое оставшихся стоять трусливо молчали. Драки не получилось. Мне стало стыдно, и я ушел. Настроения не прибавилось.
   В ресторане я заказал два стакана сметаны, два борща и бутылку водки.
  -- Вам борща по половинке? - Был вопрос.
  -- Зайка, - обратился я к аппетитной, но безвкусно накрашенной официантке, - какой дурак заказывает два по половинке? Конечно по полной!
   Через некоторое время принесли сметану и борщ.
  -- Зайка, а водку?
  -- Водка у нас с семи часов.
  -- Солнце, я же не спрашиваю, сколько это стоит, я попросил принести.
  -- Приходите в семь.
   Я посуровел:
  -- Я вас очень прошу, принесите водку.
  -- Молодой человек, вам что, непонятно?
   Наверное, я очень резко встал - тарелки с борщом грохнулись на пол, сметана брызнула на черные колготки. Кажется, я разбил стекло на входной двери, пройдя сквозь него.
   Улица встретила меня приятной прохладой. Через некоторое время бесцельного шатания по улицам, я вышел на большой перекресток, в центре которого стоял ГАИшник. Я подошел:
  -- Браток, не подскажешь, как добраться до Кормы?
  -- Сейчас подскажу. - Он махнул жезлом проезжавшему мимо КРАЗу.
  -- Слышь, - обратился он к водителю, - до Кормы не возьмешь попутчика?
  -- До поворота возьму, пусть садится.
  -- Нормально. Там недалеко. Счастливо!
   Водитель - молодой парень с открытым лицом сразу расположил к себе:
  -- Из-за речки?
  -- Угу.
  -- Сейчас на заправочку заедем. Не возражаешь?
  -- Да нет, не возражаю.
   Как только после заправки выехали на трассу, у обочины стоит мужичок и пытается поднять руку. Слегка шатается - видно, что уже изрядно под хмельком.
  -- Ну что, брат, возьмем еще попутчика?
  -- Давай возьмем.
   КРАЗ остановился, я открыл дверцу:
  -- Садись.
   Мужчина с трудом взгромоздился на сиденье и уставился на меня. Я не выдержал:
  -- Что, красивый?
   Мужик сосредоточился, прищурился и твердо проговорил:
  -- Есть гхорилка.
  -- Что?
  -- Я говорю - есть гхорилка.
   На меня нахлынуло тепло. Я готов был расцеловать мужика:
  -- Так доставай, родненький!
   Мужик достал из внутреннего кармана пиджака пол-литровую бутылку с мутной жидкостью, открыл и сразу в нос шибануло сивухой. Я посмотрел на водителя.
  -- Чего смотришь? Открой бардачок, там стакан, закуска - все как положено. Машина оборудована. Наливай, да пей.
   Из бардачка я извлек шмат сала, луковицу, полбулки свежего хлеба, нож и граненую рюмку. Налил первую, посмотрел на водителя.
  -- Не, я ж за рулем. А вы давайте, да не робей ты.
   Рюмку за рюмкой, мы опорожнили бутылку. Мир преобразился, напряжение спало. Я обожал своих попутчиков. Мой сосед достал вторую бутылку. Налив рюмашку, я подал напарнику, но тот уже спал.
  -- Не мешай ему, пусть поспит. Уморился. А ты не стесняйся, пей.
  -- Да ну, неудобно.
  -- Чо там неудобно, пей. Он тебе специально отдал. Пей-пей, у нас так принято.
   Вторую я выпил уже один. Стемнело. Язык развязался, я стал петь "Каскадовские" песни. Так подъехали к повороту на Корму, попрощались, я вышел из машины. Хотелось спать. Ждать попутки пришлось недолго.
   Поднявшись на свой этаж, я не стал будить спящую дежурную, взял ключ от своего номера и пошел отдыхать. Завтра будет трудный день.
   Приняв душ, я лег на кровать, включил магнитофон-мыльницу и закрыл глаза. Магнитофон потихоньку щипал мои нервы, но другие песни я слушать не мог:
   "Опять тревога, опять мы ночью вступаем в бой,
   Когда ж замена, я мать увижу и дом родной,
   Когда забуду, как полыхают в огне дома,
   Здесь нас стреляют, здесь, как и прежде идет война.
   За перевалом, в глухом ущелье опять стрельба,
   Осталось трое лежать на скалах, ведь смерть глупа,
   А может завтра такая участь ждет и меня,
   Здесь нас стреляют, здесь, как и прежде идет война".
   Не спалось. Я надел трико, футболку и вышел в коридор. Мне нужно было кого-то видеть, с кем-то поговорить, просто общение. Дверь номера напротив открылась и оттуда вышли две девчонки. Видимо, они были под хмельком, потому что одна, показывая на меня пальчиком, сказала другой:
  -- Ой, посмотри какой он хорошенький. Давай его пригласим к нам.
   Из номера показалась голова парня:
  -- Вы с кем там беседуете?
  -- Виталька, посмотри, кого мы встретили. Давай пригласим его к нам.
  -- Пусть заходит. Какие проблемы?
   В комнате, за столом перед разобранным магнитофоном сидели еще два парня. На тумбочке стояла открытая бутылка коньяка, открытая пачка шоколада и нарезанный лимон. Ребята были абсолютно трезвы. Видимо, коньяк пригубили только девчонки, и мне стало неловко за свое вторжение.
  -- Ладно, парни, извините, но я очень устал и хочу спать.
  -- Подожди, - попросил один из них, - давай по рюмашечке хлопнем и пойдешь, а то мои друзья не пьют, а девчонкам этого много.
   Отказываться я не стал. Мы выпили по рюмке коньяка, выкурили по сигарете и я ушел в свой номер.
   Магнитофон я уже включать не стал. Лег на кровать, выключил свет, но так до утра и не заснул. Такое со мной было только один раз - я не спал пять суток.
   Утром за мной пришла машина, и в сопровождении представителей местной администрации я поехал в деревню на похороны своего солдата.
   Хоронили Николая всей деревней. На похоронах меня опекали все те же "государственные". Женщина с фотоаппаратом слишком откровенно, как мне казалось, наводила свой объектив на меня. Только потом я понял - она снимала тех, кто был рядом со мной. Может я и ошибаюсь.
   Уже когда могилу засыпали, на мотоцикле подъехал солдат в парадной форме. Это был брат Коли Перепечкина. Он отслужил в Группе Советских войск в Германии, и с поезда сразу приехал на кладбище. Старший их брат, как мне сказали, тоже погиб, выполняя свой воинский долг где-то в Чехословакии.
   Провожая меня, работники местной администрации преподнесли в подарок коробку пахучих белорусских яблок. То был урожай 1986 года...
   В Хабаровском аэропорту, уже в накопителе, ожидая борт на Комсомольск, я стоял и курил, размышляя о своем. Ко мне подошел сотрудник милиции и показал на табличку - "Курить запрещено. Штраф 30 руб.". Прочитав табличку, я достал деньги и молча протянул их стражу порядка. Милиционер отвернулся и отошел.
   Тогда нас понимали. Советский Союз еще не развалился.
  
  
   Войска МВД Республики Афганистан.
   Май - месяц моей замены. В год замены для заменщика время исчисляется месяцем замены.
   Органы безопасности республики Афганистан.
   Имеются в виду штурмовики СУ-25
   За почти два с половиной года, я больше не видел танков без башенных номеров. Это была привилегия исключительно 1-й роты танкового батальона Рухинского полка.
   Офицер, заменять которого я прибыл.
   Командно - штабная машина.
   В Анаве стоял второй батальон 345 отдельного десантного полка.
   Вертолет огневой поддержки МИ-24.
   Неуправляемый реактивный снаряд.
   Вертолет МИ-8.
   Кяриз - подземная галерея для сбора грунтовых вод, и вывода их на поверхность. Использовались душманами как ходы сообщения, и укрытия.
   Народно - демократическая партия Афганистана.
   Хочу видеть Насира. (Афг.)
   Пулемет Калашникова.
   Ручной противотанковый гранатомет.
   Танковое переговорное устройство.
   Система противопожарного оборудования.
   ОЗМ-72 - противопехотная мина, срабатывающая при натяжении троса на расстоянии 70 -90 см от поверхности земли (в народе - "лягушка")
   МОН - 50, МОН-100, МОН-200 - противопехотные мины направленного действия.
   ПМН - противопехотная мина нажимного действия.
   Исламские комитеты - крепости, опорные пункты душманов.
   Бакшиш - подарок (афг).
   Ориентир 2. Из того места слышен барабанный бой.
   Противопехотная мина ОЗМ-72.
   Минометом.
   Так афганцы называли стариков.
   Противотанковый управляемый реактивный снаряд.
   Прапорщик Изерский - командир пулеметно-гранатометного взвода 3 МСР Рухинского полка. Командир роты - ст. лейтенант Переверзев.
   Чуть-чуть (афг.)
   Ограниченный контингент Советских войск в Афганистане.
   Кишлаки в Карабагской зеленке.
   Огнемет с вакуумной гранатой.
   Лучше бы не вспоминал.
   Машина. (Местный сленг.)
   Индивидуальный перевязочный пакет.
   АГС - 17 - Автоматический станковый гранатомет.
   2 танка
  
   Позывной 177-го МСП.
   Главное Разведывательное Управление
  
  
   Сегодня кавалер ордена "Красной Звезды" старшина запаса Иванченко живет в Киеве.
   Из Ташкентского аэропорта Тузель мы улетали в Афган, и прилетали "из-за речки".
   В 1986 году взорвался реактор на Чернобыльской АЭС.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 9.01*18  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023