ArtOfWar. Полторацкий Андрей Юльевич. Первая зима

ДРА. Первая зима

После караула сон крепкий, мы сутки почти не спали и пять часов сна подряд были хорошим отдыхом. И когда раздалась команда " Дивизион, подъем! Тревога!", все подумали, что дневальный дурачится, и на самом деле утро. В шесть утра-то темно, так же, как и в три. Но, оказалось, что сейчас три часа ночи и это не шутки. Оделись, построились, ждем офицеров. Прибыл командир дивизиона, дал приказ бежать в парк, грузить машины, готовиться к маршу.

Партизан, так в армии называют резервистов, привезли в 4 утра 27 декабря, а мы уже таскали в парк все имущество. Имущество боевое. Все остальное уходило на склад. И, через сутки или чуть более, когда мы погрузились в эшелон и двинулись - казармы остались полностью пустыми, парадную форму, кровати, все-все, мы сдали на склад. Музвзвод и взвод визирования встали в долгосрочный караул, это для них было уже не впервые. На этот раз, видимо, до формирования или прибытия новой части. У нас в гаубичных расчетах по штату военного времени было 7 человек - командир, наводчик, водитель - срочники и четверо орудийных номеров - партизаны-резервисты. Форма времен Великой Отечественной была выдана партизанам, но, ее было много и ее и наши офицеры некоторые позднее носили, по приколу, видимо. Всеми сборами и погрузкой занимались срочники. Партизаны практически ничего не делали, бухали в казарме или сбегали домой. Мне тоже раз с ними довелось водки выпить, хоть я только после госпиталя был. После гепатита водочка самое то. Кто знал, что у нас впереди? Ближе к отправке они относительно протрезвели и собрались. Нас уже держали в тонусе - постоянные построения, переклички, и днем и ночью, чтобы никто не разбежался. Это может, и не очень вероятно было, но, некоторым удалось соскочить - с нашей батареи Миша Попов, белгородский парнишка, когда нас подняли по тревоге, впал в ступор- побелел весь и застыл, уставившись на стену. Так и стоял и никто его не мог сдвинуть с места. Госпитализировали, с психозом каким-то. Особо одаренные пытались заболеть гепатитом. Позднее я читал в воспоминаниях участников тех событий, что кто-то пил мочу желтушника. Чудовищная мерзость. Не буду врать, но, тарелку, из которой ел больной гепатитом лизали при мне, это я сам видел.

Последнюю ночь в казарме спали на полу. Затемно поехали грузить эшелон, закрепили технику на платформах, нас же заселили в пассажирские плацкартные вагоны, понятно, что без гражданского комфорта - половина народу разместилась на полу.

Эшелон прошел через Туркмению и Узбекистан, ровно по афганской границе вдоль речки. Так по-свойски будут звать все поколения интернационалистов реку Аму-Дарью. В Мары стоянка была довольно долгая, мы смогли убедиться в правильности поговорки про три дыры. Поговорка знаменитая в Средне-Азиатском военном округе: "В КСАВО три дыры - Отар, Кушка и Мары. Во всех, получается, и мне довелось побывать, хотя бы проездом. Ближе к Термезу появились еще эшелоны, в основном с техникой. Они раньше приехали, но, видимо, пропускали нас. Несколько платформ с транспортерами для эвакуации раненых произвели гнетущее впечатление. С другой стороны, а едем-то мы куда? Военная тайна. Местные мальчишки, подбегавшие к поезду, кричали - В Афганистан вы едете, в Афганистан! От мальчишек не скроешь.

Нашу батарею поставили в караул - охранять эшелон. Новый, 1980 год я встретил в карауле. Не знаю, где были посты еще, но, мне досталась кабина машинистов локомотива. Довольно интересно было смотреть на железную дорогу из кабины. Машинисты напоили меня чаем, а я поделился с ними своими мыслями тревожными, типа неизвестно, что нас там ждет. А машинист меня успокоил, не ссы, дескать, парень, нас во время карибского кризиса, в трюмах на Кубу везли, тайно. Думали все. А потом все наладилось и мы вернулись. В той кабине, видать, сошлись исторические параллели. Только, у нас нескоро все наладилось, да и вернулись не все.

Следующим вечером, уже недалеко от Термеза, при смене караула, когда я возвращался в свой вагон, поезд неожиданно тронулся и я чуть не отстал от эшелона. Чудом успел заскочить на платформу с техникой. Один перегон ехал на свежем воздухе. Уцепился за автомобиль, чтоб не слететь, болтало здорово. Приехали в Термез, уже темнело, несколько часов выгружались. Местные уже знали, что мы идем в Афганистан, и некоторое пьяные исламисты, при выходе из привокзального ресторана, пытались провоцировать, но, офицеры их быстро наладили. Умотались мы при разгрузке, и, заплутав в узких улочках Термеза, просто остановились где-то, прямо посреди улицы. Отрубились, сидя в кабине, до рассвета, а утром уже поехали дальше и нашли место сбора - полигон за городом, в пустыне. Третьего января днем всем выдали ватники, ватные штаны и валенки. Днем было солнечно и тепло, мы ходили в гимнастерках, было непонятно зачем, но, решили, что пригодится. Да и кто нас спрашивал. Размеры хорошо подошли, одевали мы их прямо на хб. И эта одежда нас просто спасла в последующие два месяца. Светлые головы у армейских снабженцев, да и опыт наверное, и традиции, тоже сыграли. Спасибо им большое. В ночь перед вводом, с третьего на четвертое января выдали боевые патроны к автоматам, наводчикам пистолеты ПМ и по две пачки патронов. Комбат показал, как обращаться с пистолетом, разбирать, чистить, заряжать. Стало ясно, что после этого уже обратной дороги не будет - рядовому пистолет без крайней необходимости не доверят. Боекомплекты к орудиям у нас уже были загружены. Ночью было довольно холодно, думаю, небольшой минус. Колонну надо было охранять, по часу примерно, на каждого выпало. Спать ночью только водителям положено, неизвестно, сколько им придется быть за рулем. Разожги костры, грелись у них как-то.

Утром 4 января колонна 186 МСП двинулась через Аму-Дарью, в 11-30 наша машина перешла границу. Полк шел через понтонный мост. Забавно, не успели переехать, а уже заграница, и это как бы сразу заметно. Люди в другой одежде, машины - все иномарки, в основном старые тойоты, ну, и бурбухайки знаменитые - эти афганские переделанные, раскрашенные грузовики с высоченными бортами. Бросилось в глаза, что в легковых машинах пассажиры ехали не только в салоне, но, и в багажнике. Потом мы убедились, что это общепринятая практика в Афганистане. Проехли пару километров - все тихо, только грязные, оборванные, голодные дети выпрашивают еду и сигареты у дороги. Им щедро кидают хлеб, банки каши из сухпаев. Взводный высунулся из кабины и скомандовал - переехали границу - пристегнуть магазины. Как-то сразу стало легче на душе, мы предполагали, что при агрессии местных жителей не разрешат открывать огонь. Мы все помнили рассказы, как нашим солдатам досталось в Чехословакии, а они и ответить не имели права. Но, раз магазин пристегнут...

Проехали Мазари Шариф, там ненадолго притормозили, прямо посреди города. Народу на улице полно, подошли к колонне, пытаются поговорить, но, большинство наших не понимают. В нашем расчете был узбек и он стал с местными как-то объясняться. Сказали, что приехали помогать, никто не проявлял враждебности, наоборот, все улыбались дружелюбно. Высокий такой афганец, в пиджаке поверх национальной одежды, дал нам кусочек анаши, угостил типа, стали выяснять, как это у них называется. Оказалось - чарс. Это слово на всю жизнь войдет в лексикон тех, кто побывал за речкой. Поговорили, и он, широким жестом достал бумажник, вытащил купюру, и, продемонстрировав ее толпе, послал мальчишку куда-то, чтоб нам еще принесли, бакшиш, подарок значит. Мальчишка убежал, а колонна тронулась. Мы его видели уже издалека, он нам махал пакетиком с перекрестка, но, колонна уже двигалась дальше. Зеленый такой город, весь в садах, на ветках апельсины висят, январь же.

Потом еще куда-то долго довольно ехали, планов командования мы не знали, а они уже были. Остановились на склоне какой-то горы, в красивом месте, старые такие горы, высокие холмы, покрытые травой. Рядом со стоянкой был ледник, и изо льда бил ключ с водой, вода вкуснейшая. Подошли к источнику, там местный житель, пастух с посохом таким, узбеки с ним разговорились - на севере Афганистана узбекский понимают многие. Спрашиваем, где басмачи? Убежали все, отвечает, еще был разговор про богатеев, которые угнетают бедных крестьян, ну, короче, плохие все убежали через горы. В целом, конечно, довольно бессвязная беседа. Но, дружелюбная.

Поставили палатки, которых не хватало - нас развернули по штату военного времени, а палаток было только на мирный расчет. Ну, в ватных штанах и на кузове не замерзнешь в такую погоду. Часть бойцов сразу заступила в боевое охранение - ночь делили по количеству постов, и кратно количеству расчетов. Ночь на троих, как правило. Пока смеркалось мы еще успели вырыть для постов окопы для стрельбы стоя - земля здесь была мягкая, единственное место в Афгане, кроме пустыни, где было легко копать. Ночь у нас прошла спокойно, а где-то впереди , у пехоты была стрельба. Возможно, просто развлекались.

Нам выдали новые котелки и фляжки, только со склада. Котелки были покрыты толстым слоем смазки, водой не отмывалась, смыли бензином, но, какое-то время пища отдавала горючим. Буржуи бы такое жрать не стали, сто процентов. Горячее питание давали раз в день, как правило, ночью на стоянке, если успеют - еще и утром. Позже мы втянулись в эту походную жизнь, привыкли, повара успевали готовить прямо на марше, походная кухня варила прямо на ходу, в котлах-скороварках. Помимо горячего нам выдали сухпай - Боевой рацион N1, если правильно помню номер - три банки каши, банка тушенки, сахар, чай и черные сухари. Вкуснее тех сухарей я в жизни ничего не ел. Такая вот роскошь. Пайки в дальнейшем кончились, а сухари нам предстояло жрать еще несколько месяцев. Правда, уже не такого качества - вскоре, стали привозить сухари в крафт-мешках, куски белые и черные вперемешку, у меня они вызвали подозрение, что это засушенные объедки из каких-то столовых. Не буду врать, что все время так, но, было, было. А потом еще были сухари в таких больших упаковках, заводского производства, запаянные в полиэтилен очень вкусные. Но, их позднее привозили, уже на Асадабадской операции, в мае-июне. Сухарями лучше наедаешься, они набухают в брюхе и хорошо. Кашу консервированную лучше жрать холодную, ощущение сытости намного дольше. Гретая вкуснее, но, пару раз ложкой черпанул и нет ее - непрактично.

Пятого января вечером меня поставили в наряд по кухне. Меня и Володьку Усатого, наводчика 4 орудия, мы с ним дружили, собственно и до сих пор дружим. Не помню, кто еще там с нами был, но, после ужина что-то мы там не поделили и я их выругал таким страшным матом, что прапорщик Федоров не вынес этих выражений, его трепетная натура, не смогла этого пережить и он кинул в меня табуреткой. Вы что, говорит, ругаетесь так при офицерах. Увернулся я от табуретки, но, трепка все равно была. Командир дивизиона сделал вид, что ничего не заметил. Дело житейское, удалось подавить острое желание пристрелить прапорщика прямо на кухне, благо макар висел на боку. Разум восторжествовал. Дисциплина - это главное в армии. И мы, уже мирно и молча, продолжили работу. Надо знать прапорщика Федорова, и быть осмотрительнее. Это такой брутальный солдафон, чересчур брутальный даже для прапорщика, краснолицый, веснушчатый, рыжий детина лет сорока на вид, с плешью и таким выпирающим яйцевидным животиком. По рассказам старослужащих, офицеры в компании с ним побаивались пить, поскольку после второго стакана он вставал, ходил и присматривался, кому бы дать в пятак. Начальник ПХД(пункт хозяйственного довольствия) дивизиона. А в Алма-Ате он у нас был старшиной батареи - когда он был на подъеме, дембеля первыми выбегали на зарядку. Иначе - точный бросок табуреткой. Как-то раз прапорщик со второй батареи, казах, поздно ночью, пьяный пришел в казарму. Ну, не пустили его домой, куда же идти? Пришел в казарму и завалился на свободную койку. Утром на подъеме Федоров смотрит - все убежали, а какой-то наглец затаился под одеялом. Ну, вдарил он его по ногам табуреткой. Тот вскакивает, а Федоров ему - а это ты, ну, ладно, отдыхай. Добрейшей души человек. Гонял он только старослужащих, наводил на них ужас до самого моего дембеля, а к молодым относился очень снисходительно, я сам в этом не раз имел возможность убедиться. Просто, в этой ситуации, наверное, я действительно сгрубил. При офицерах. Какой стыд! Ничего о нем не слышал после службы, надеюсь, с ним все в порядке.

Утром, к пяти мы поднялись и пришли готовить завтрак. И только мы заправили солярой печку, зажгли форсунку, как прибежали командир и замполит дивизиона - наряду - разойтись по подразделениям, взводу обеспечения - цеплять кухню к машине, по дороге доварите. В шесть выезжаем на подавление - афганский артполк перешел на сторону мятежников. Да, это была новость. Мы побежали в батарею, полк уже выстраивался в колонну. Ну, и поехали. Два дня наш полк преследовал мятежников. Артполк и мятежники пытались оказать сопротивление, попытка оставить заслоны с орудиями была бесполезной, авиация все разбила. Погода была неприятная- дождь со снегом, потом просто снег и небольшой минус и находиться круглые сутки на открытом воздухе было нелегко. На самом деле, как потом мы убедились, находиться круглосуточно на свежем воздухе вообще нелегко, особенно месяцами, хотя и полезно, говорят. Зимой в Нангархаре и Кунаре плюс пятнадцать днем, но, кажется, что холодно, а ночью совсем уж некомфортно. Особенно в дождь. Понимаю, что это дико звучит, но, за полтора последующих года походной жизни я часто вспоминал казарму. Она представлялась теплой и уютной. Все познается в сравнении. Ночевали мы где-то в районе Кундуза, на аэродроме, пошел дождь, туман, видимо, это несколько задержало ход операции. В Кундуз приехали поздно, уже в темноте, была нужна вода. Поехали искать, а света нет на аэродроме. Черным-черно. Едем по этому огромному полю не видно ничего, вдали только маленький огонек - едем к нему. Там стоял афганский пост, охрана на нас довольно угрюмо смотрела, но, видимо, не решились сопротивление оказать. Долго с ними объяснялись, потом показали они, где воды набрать.

Утром полк разделился и наша батарея с первым батальоном, поехала через перевал, а другая по кабульской дороге. Обстановка была тяжелая, для местных жителей был объявлен комендантский час, для советских войск - приказ мятежников не брать в плен. Не читал я этого приказа, но, нам так довели перед строем. Может он был устным. Но, надо сказать, они и не спешили сдаваться. Часть местных жителей проявляло дружелюбие, их было большинство, в некоторых селениях встречали колонну полка хлебом и солью. Те, кто проявлял агрессию уничтожались сразу. Какой-то фанатик, бросился на танк с топором, остался под гусеницами. Но, появились потери и у нас - первая при переправе, когда танк упал с понтона, погиб командир танка, сержант, позднее был убит механик- водитель, если правильно помню из первого батальона. В какой-то момент удалось разведчикам захватить пятерых людей с оружием и после допроса их расстреляли недалеко от колонны. Один из моих друзей, Валерка Куандыков, наводчик второго орудия, завелся - пойдем посмотрим на басмачей. Ну, че там смотреть. Тем не менее, пошли, посмотрели. Басмачи, как басмачи, полуодетые, лежат в снегу, как куклы. Ничего не почувствовал - ни страха, ни отвращения. Лежат такие, снегом их присыпало. Собственно, в тот момент их даже сложно было воспринимать, как врагов. Это позднее пришло.

Мятежники отступили и заняли позиции в своем месте постоянной дислокации, в районе города Нахрин. После ужина, машины опять вытянули в колонну - команда никому не спать, сейчас выступаем. Сидим час, два, никуда не едем. Естественно, сидим, кемарим. Надо понимать, что на холоде, даже в ватниках особо не поспишь. Приходит взводный, доводит свежую информацию - скоро выступаем. Будет артиллерийская дуэль - противник уже занял позиции. Остерегайтесь снайперов, стреляют очень точно - бьют в сердце или в лоб. Сразу захотелось прикрыть эти места ладошкой. Каски надели, бронежилетов у нас не было. В касках-то и теплее. Тронулись уже ночью. Двигались через перевал, очень сложная дорога, снег, лед, узкий серпантин. В опасных местах шли пешком, водитель и старший вели машину очень осторожно, одни оставшись в кабине. На самом верху колонна застряла - на следующем, снижающемся уже витке, БМП сорвалась и командир машины погиб. Адский холод, темнота, пришлось ждать до утра. Вшестером сначала сидели в кабине, в тесноте, потом я не выдержал, пошел на кузов. Там один наш боец уже спал, семь человек в кабине уже точно не помещались, но, и вшестером невыносимо. В ватных штанах, валенках, телогрейке и шинели можно ночь пережить, но, конечно не разоспишься. Не разнежишься. Удивительно, но, простуд ни у кого не было. С рассветом тронулись, съехали с серпантина, БМП уже вытянули. Спустились, в долине было тепло. Пока мы сидели на перевале все произошло. Вторая группа штурмующих - мотострелковый батальон, танковая рота и разведрота разбили нахрен всю эту оборону. Там была позиция из нескольких орудий, они дали несколько залпов и побежали. Орудия были 76 мм, у них не было особых шансов на дуэль, да и против танков и бмп тоже было не устоять. Пехота мятежников пошла в атаку с винтовками наперевес, против бмп. Не думаю, что это был героизм, просто не знали, что их ждет. Было побоище, их просто смели и раздавили. БМП прокатали гусеницами траншеи, где были позиции мятежников. С другой стороны- они ведь тоже ждали на позициях, когда придет эта знаменитая Советская Армия. И она пришла. Ревущие боевые машины пехоты, изо всех бойниц рубят из автоматов, башенный пулемет и пушка бьют. Это страшно на самом деле. На учениях в Отаре на наш капонир с гаубицей мчалась на полном ходу БМП, отвернула в последний момент. Мне потом эта сцена не раз снилась. И после этого они нашли в себе силы подняться и пойти вперед с винтовками наперевес. Неслабо, на мой взгляд. Потом танки пробили стену в нескольких местах и наша пехота вошла в расположение мятежного артполка. Казармы был пусты. Те, кто хотел сражаться, это сделали, остальные разбежались кто куда. Командира полка , в конечном итоге поймали и часть мятежных солдат тоже. Специалисты из ХАД их забрали.

Наша колонна встала, на нас никто не обращал внимания, все бегали с деловым видом, кто-то что-то нес со стороны зданий, там где располагалась эта мятежная часть. Двое наших партизан-приписников из четырех, те, что постарше, несмотря на команду не покидать машины, куда-то смылись. В долине было тепло, мы задремали, через полчаса они вернулись со здоровенным мешком сушеного тутовника. Вкуснейшая вещь, мы его долго потом жрали. Показали, где находится продсклад, и сказали, что нам нужно еще по полмешка изюма и сахара для более счастливой жизни. Вот, что значит взрослые люди, мигом смекнули, что если противник повержен, значит, его уже можно грабить. Мы, с одним из партизан, уйгуром, быстро пошли в указанном направлении, пролезли сквозь дыру в стене, явно пробитую танковым выстрелом. По поводу трофеев мы точно не были первыми сообразившими, так как дорога к складу уже была обозначена оброненными мелкими предметами - баночками с пакистанской ваксой для сапог "Киви", они мне почему-то особенно бросились в глаза . Ну и еще какая-то хрень валялась В предчувствии большой поживы даже не хотелось ничего подбирать. Вошли на склад - у входа афганец с винтовкой, на него никто не обращал внимания, все ломились на склад пустыми и выходили уже с мешками и ящиками. Мешки с припасами стояли на несколько метров в высоту, понять где сахар, где изюм было невозможно. Начали наугад вспарывать штыком все подряд. Афганец что-то заблеял - пошел на хрен, был ответ. Думаю, тогда он еще не понял реплики, но, по интонации учуял недоброе и отстал. И, в дальнейшем, он просто стоял, пока наши пацаны из пехоты бегали мимо него с различными грузами. Мы нацедили сколько могли в один мешок и песка и изюма, вышли на улицу. Славный был такой солнечный денек. Перед складом стоял капитан Ромайкин, комсорг полка. Мы осторожно прошли мимо, но, он на нас даже не посмотрел. " Прекратить мародерство!" - скомандовал он, громко так крикнул. Но, никто из пехоты не отреагировал. Очевидно, все хотели понять, насколько он серьезен. Мы были уже за спиной у него и ускорили шаг. " Прекратить мародерство и оставить награбленное! За неподчинение расстреляю на месте!" Мы побежали, он дал очередь из автомата в стену склада, в этот миг мы одновременно, не выпуская из рук мешка, рванулись в ту же пробоину. На этот раз я и ваксу успел схватить, и мы понеслись к машине уже галопом. Через пролом в стене уже ломилась пехота. Забавно, что краденое никто так и не выпустил из рук. "Ромайкин на складе мародеров расстреливает!" - припугнули мы наших.

Надо сказать, что со склада все же затарились. Не мы лично, а полк. Взяли и жратву, и машины, и инструменты. Технику и продукты, и честно поделили между подразделениями. Дивизиону достались какие-то мешки - лук, картофель, наверное не все я видел. Из техники нашей батарее достался ЗиЛ131 и какая-то оптика от орудий, но, нам она вряд ли пригодилась бы.

Советников наших убитых нашли. Изрубленными. Афганский полковник, командир полка, пытал и казнил их перед строем. Тела выкинули на свалку. Зверье. Недаром они все разбежались, худо бы им всем было иначе.

Кучи трофейного оружия, штыки разной длины "Ремингтон" 1915 года выпуска, автоматы ППШ, карабины СКС. Нам не разрешили брать, а танкисты себе набрали, у них на экипаж один автомат, а все захотели. Потом это привело к печальным последствиям, была целая волна самострелов из-за неосторожного обращения с оружием. Я себе только урвал кусок штыка, в надежде на гражданке из него сделать финку. Весь Афган таскал с собой этот кусок железа и потерял за пару месяцев до дембеля. И еще осколки и пулю, которые в нашу машину попали в Лагмане, тоже. И хорошо. Пусть уж им останется.

Командир дивизиона майор Малюков стоял у машин и командовал, кому куда, что нести и делать. Кто-то, не помню уже кто, притащил знамя, огромное зеленое бархатное знамя артполка с вышитым полумесяцем и арабской вязью на таком толстенном древке. Вот, кричат, товарищ майор - знамя взяли! Командир дивизиона был невозмутим и презрителен - "Выкинь на хер это зеленое знамя ислама!" В устах нашего комдива и газетные штампы играли яркими красками. Знамя полетело в канаву.

Это была первая операция советских войск в Афганистане. Такое вот было наше боевое крещение, было тяжело, страшновато, пожалуй и опасно. Чуть раньше была еще перестрелка недалеко от Баглана. Басмачи напали на возвращающуюся колонну наших наливников, мы ее прикрыли. Стрельба была очень интенсивная. Это события, участником которых, был лично я, другие подразделения тоже попадали в ситуации, тихих и безопасных мест не было. Легче уже не будет, мы просто привыкнем и научимся. И все действительно опасное и страшное еще впереди. На севере было холодно, то снег, то дождь со снегом. Холод круглые сутки, одежду не снимешь, просто перематываешь портянки и все. Мокрая одежда сохнет медленно.

Палатки не успевали ставить, ночевали прямо на кузова грузовика,водитель спал в кабине. Мы настилали плащ-палатки, маскировочные сети, заваливались, естественно, не раздеваясь и сверху тоже натягивали плащ-палатку. Вшестером тесновато, и перевернуться на другой бок или подняться ночью по нужде, было целой проблемой. Встал - место потерял.

Полк вернулся в Кундуз. Какие-то подразделения выполняли задачи, первым батальоном совместно с афганцами был проведен рейд в населенный пункт Рустак. Не знаю, что там было точно, говорили, что там были изумрудные рудники, и там выдавали зарплату мятежникам. Солдат из разведроты мне рассказывал, что они взяли огромное количество денег, все бмп были забиты мешками с афганями. И они прикуривали от них, а афганские солдаты смотрели на это вылупив глаза. Возможно, акт прикуривания и имел место. Но, когда я на съезде ветеранов, в разговоре с участником той операции, прапорщиком Акимовым, упомянул про эти мешки, которыми были забиты десанты, он просто захохотал. Был ОДИН мешок. Который потом благополучно забрали особисты. Вот так рождаются легенды. Кстати, на той операции против наших бойцов кроме пехоты впервые выступила кавалерия мятежников, около пятьдесяти конников. Взвод лейтенанта В. Гапоненка там здорово отличился, уничтожили всех. Цифры приводятся разные, кто-то из свидетелей, ветеранов бригады упоминал о тысяче человек. Думаю, двести человек, включая кавалерию и пехоту, реальная цифра потерь противника. За тот бой Гапоненка представили к званию Героя Советского Союза, но, награду он не получил из за чп в первом батальоне в марте 81 года.

Одиннадцатого января нам объявили, что намечается серьезная операция. Столица провинции Тахар, город Тулукан, занята мятежниками. Скорее, не занята, а они просто там живут. Тулукан, район Тулукана, а может и еще и половина провинции отказывается подчиняться центральной власти. Разведгруппа проехавшая по шоссе в сторону города, была обстреляна. Мы ничего не знали, но, командир полка понимал, что ситуация серьезная и дело будет не таким легким, как предыдущие. Полк построили на равнине, в центр перед строем выехала бмп, комполка объяснил, что на марше по машинам совершенно точно будет открыт огонь. Но, типа не волнуйтесь, из автомата не пробьешь. Начальник штаба, майор Михин, пострелял в машину из автомата. Действительно, не пробивается. Странно, правда? Из автомата калибра 5,45 почему-то не пробивается броня бмп. К сожалению у мятежников не было таких автоматов. У них были старые добрые ППШ, АК, пулеметы калибра 7,62 и старые английские винтовки. Ну, и много еще всякой рухляди с самодельными патронами из самодельного пороха. Один партизан, забавы ради, подпалил порох из такой самоделки трофейной и ему жутко обожгло лицо. Думаю, он с теми ожогами домой поехал. Непонятно, как такой заряд не разрывает ствол. Стрелковое оружие конечно не пробивает броню бмп, но, были у них и гранатометы. А вот для ствольной артиллерии это было по-настоящему опасно, мы ехали на тягачах ЗиЛ131. На открытом кузове и кроме касок не было никакой защиты.

Сначала, все было тихо. Мы просто ехали, но, наша батарея была примерно в середине колонны. Впереди был третий батальон, и с ним двигалась третья батарея. Мы должны были поддерживать соответственно первый батальон. На марше пехота на бмп шла впереди, батареи на тягачах с орудиями шли между колоннами рот. Сразу скажу, такой маршевый порядок в скором времени был изменен, чтобы боевые машины могли на марше прикрывать огнем колесную технику. Началась впереди стрельба, она все усиливалась, а продвижение колонны замедлилось. Когда мы вышли на шоссе, ведущее к Тулукану, близлежащие дома горели по обе стороны дороги, с обеих сторон дороги стрельба из домов. Мы ехали и видели на дороге наши расстрелянные, сгоревшие машины, в том числе и артдивизиона - машины третьей батареи. Я еще удивился - полусгоревший тягач, снаряды рассыпались, но, не сдетонировали. Передние стекла прострелены - думаю, а как водитель, что с ним, что со старшим машины? Все горит, вокруг стреляют, и тут из дыма три афганских офицера появляются и идут к командиру дивизиона. Вот эту сцену я хорошо запомнил, как в кино было. Афганские офицеры, как правило учились в Советском Союзе и знали русский. Не знаю, что они хотели, наверное налаживали взаимодействие. Афганские подразделения вместе с нашими участвовали в действиях. Но, было известно, что большинство афганских бойцов разбежалось еще до начала операции. Мы проехали еще километр и бой уже шел непосредственно впереди, метрах в пятидесяти, может, чуть больше. Колонна остановилась и по ней - там напротив пехота была, из домика кто-то стрелял из пулемета. Замполит дивизиона майор Козлов приказывает нашей батарее спешиться и приготовиться к атаке. А как к ней готовиться, мы же только из орудий учились стрелять. У меня был ПМ, мне с ним в атаку идти, я комиссар что ли? Сначала вроде стали гаубицу отцеплять, чтобы по этому дому грохнуть. Нет, становитесь в шеренгу и вперед! Ну, мы построились, пошли вперед. Но, добежали только до пересохшего арыка и на кромке залегли, страшно было. А замполит дивизиона бегал в полный рост над нами, размахивал пистолетом и пытался нас послать вперед, к этому домику. Мы лежали в недоумении. Ну, я, так точно. С этим пистолетиком че делать, я такое только в кино видел. Да и никто не поднялся.

Кончилось все хорошо, пехота по этому домику заделала из гранатомета, мы погрузились в машины и двинулись дальше. А командир дивизиона, уже после взятия Тулукана, через несколько дней, нас пристыдил. Дескать, такой большой замполит вас поднимал, бегал во весь рост, а батарея вся лежала в канаве. Мне стало стыдно, но не слишком.

И я вот вспоминаю эту историю, и не нахожу другого ответа - он хотел нас закалить как бы, под огнем, в той ситуации. А мы не оценили. Не захотели закаляться. Но, какой-то опыт появился конечно.

У всех по-разному сложился этот бой, для нас - опять легкий испуг. А вот третьей батарее досталось.

Атакован был и штаб полка, нападению подверглась и та машина в которой везли знамя, оно было пробито в нескольких местах, Писарь, как раз тот, который собирался мне отпускные документы оформлять, был тяжело ранен. Машина сгорела, вместе с документами, и моими заодно, так, что в отпуск я не попал. А знамя спасли, прапорщик его вынес. Подоспела машина разведроты и всех эвакуировали, но, документы сгорели.

Как бы то ни было, шоссе мы одолели и вышли к городу.

Когда стали разворачивать батареи к бою, еще не смеркалось - по минометной батарее дал очередь из пушки пролетавший штурмовик, мы все видели, он очень низко летел, близко от нас, кого-то из партизан ранило в руку. Потом был ночной штурм, самолеты сбрасывали осветительные бомбы, так называемые люстры, светили они ярко, видно было все, как на вечерней, хорошо освещенной городской улице. Под Тулуканом погибло 18 человек, сколько из них было партизан не знаю - с нашего дивизиона погиб А.Бурцев, приписник из Алма-Аты. Срочники, сержант Остапюк и рядовой Беркелиев были ранены, я знал этих ребят. Остапюк вернулся через несколько дней, он получил легкое ранение, касательное. А с Беркелиевым все было хуже, было очень плохое ранение в руку, в район локтя, и рука была под угрозой. Отправили его в Союз, в госпиталь вызвали родителей, чтобы принять какое-то решение. В часть он уже не вернулся. Остапюк потом рассказывал, что Беркелиев заметил стрелка, закричал, стал вскидывать автомат, но, тот успел первым. По свидетельству друга Бурцева, офицера-приписника из пехоты, он после тяжелого ранения умер через три часа, вроде как перевязать не смогли правильно. Был у нас санинструктор да и сумки медицинские тоже. Фамилия офицера Агеев, он вспоминает еще эпизод с двойным заряжанием в минометной батарее, погибло несколько человек. Я слышал, что шесть, но, по свидетельству Агеева, участника того боя, погибло двенадцать человек и разорвало миномет, ствол раскрылся, как цветок. Остальные минометы разметало, много раненых было. Есть в миномете предохранитель от двойного заряжания, но, для ускорения темпа стрельбы его снимают, возможно, у партизан было недостаточно опыта. И трагический итог.

Разведгруппа Агеева прикрывала мост за Тулуканом. По свидетельствам участников боя, на них наступало человек восемьсот. Ситуация складывалась катастрофическая, мятежники перли толпой, пулеметный огонь их валил, но, не останавливал. Спасение пришло , в лице артиллеристов, подъехала батарея, привела орудия к бою и повели огонь прямой наводкой. Приписники- партизаны готовили орудия под огнем вражеской пехоты - они еще и успевали отстреливаться из автоматов, потом начали стрелять из орудий. Но, поскольку там были в основном партизаны, они, видимо, все забыли и картузный заряд разбирали, пороха из мешочков пересыпали в гильзу, а надо было лишь заглушку снять. Но, отбились, к счастью, после того, как наши дали из гаубицы полным зарядом прямой наводкой, басмачи решили, что ну их и отошли. Кто смог.

Мятежники пропустили колонну до центральной площади. Колонну пропустили поглубже в город, головная машина дошла до центра. На площади стоял старый советский танк Т-34, он выстрелил и в этот момент по колонне стали бить изо всех домов. Тридцачетверку тут же подбили. Забавно, что первоначально выстрел приписывался танковому экипажу, такова официальная версия. Позднее, экипаж и командира роты, подбившей танк, наградили, была статья в гарнизонной газете "Фрунзевец", Афганистан, понятное дело, не упоминался, но, все понимали о чем речь. Недавно, я узнал о версии Николая Юсупова, командира БМП с первой роты. Две БМП Юсупова и Атабаева первыми ворвались на площадь и разъехавшись в разные стороны, выстрелами из пушек, поразили танк, он загорелся. Как бы то ни было, танк подбили. При обстреле колонне тоже досталось, были убитые и раненые, один танк был выведен из строя - кумулятивный заряд гранатомета прожег насквозь ствол у самой башни, и выжгло триплексы, пришлось им выйти из боя. В экипаже был знакомый парнишка, в карантине вместе были, все живы остались танкисты.

Банда, а она была довольно большая, была вытеснена из города, а утром мы ее накрыли из орудий и уничтожили. Пришлось для этого срочно менять позицию, батарею развернули на 90 градусов влево. Потом пристрелялись и беглый огонь через невысокую гряду. Должен признаться, что в какой-то момент от сильных откатов сбился уровень и один снаряд у меня дал недолет, ударил в вершину сопки. Опыта маловато было еще.

Напротив нашей батареи, под горой стояли две деревни и из ближней к Тулукану поскакал кто-то на лошади в дальнюю. Приказали его уничтожить. Расстояние было достаточным для прямого выстрела. Командир взвода встал к прицельным( не доверили малоопытным срочникам), первый выстрел пристрелочный, вторым накрыл. БМП отправили посмотреть, что там. Басмач был еще жив и умирал, пехотинцы добили его. Танкисты потом долго нам припоминали эту стрельбу - типа они бы его первым снарядом положили. Но, гаубица не предназначена для такой стрельбы, они не хотят понять, ржут.

В тот же день какая-то высокая фигура в женской одежде, под паранджой прошла прямо через нашу позицию. Никто не посмел остановить, только замполит заорал, что надо задержать. Но, мы с женщинами не воюем, видимо все решили, и никто не сдвинулся - конкретного-то приказа кому-либо не было. А офицеры, я слышал, со смехом прокомментировали, что замполит, дескать, весьма игрив. Да, какими наивными и беспечными были мы тогда. Но, нас быстро учили. Старший лейтенант Параскева, минометчик, спросил дорогу у стоящего у дороги афганца- пастуха, тот был очень дружелюбен, указал дорогу. Гостеприимные люди на Востоке живут. А потом выстрелил офицеру в спину из своего посоха. По счастью промахнулся, только ранил.

Далее полк двинулся в сторону Файзабада, на подмогу 860 МСП. пришлось остановиться, там был разбитый мост через пропасть, и его невозможно было отремонтировать и навести переправу. Застряли там наши, место очень опасное, простреливалось полностью.

Файзабад взял Ошский полк, 860 ОМСП. Сначала полк совершил переход по Восточному Памиру, преодолев десять высокогорных перевалов, а потом восемнадцатидневный марш через Афганистан к Файзабаду с боями. И успешно штурмовал Файзабад. Ну, чем не суворовцы? На мой взгляд, героический переход и штурм.

Наши подразделения миновали Кишим, Не помню, было ли там сопротивление, наверняка, но, незначительное, даже не запомнилось.

Остановились в какой-то деревне, в горах, за городом Кишим, там стояли пару недель. Было холодно, выпал снег. Днем все таяло, грязь по колено, ночью приличный минус - как только заходило солнце, тут же все замерзало и грязь твердела. В Кишиме, недалеко от дороги, стояла простреленная пожарная машина, командир дивизиона приказал ее забрать, очень хозяйственный у нас был командир, кроме шуток. Дыры в бортах так и остались, но, емкость для воды была не пробита, таким образом, проблемы с водой были для дивизиона во многом решены, особенно, когда мы попали в субтропическую зону, машина эта нам очень пригодилась, использовали ее, как водовозку. А сейчас надо было решать проблему с обогревом - по дороге мы заехали в какой-то лес, хотя это категорически было запрещено, набрали там валежника и завалили какую-то сосенку. Сырое дерево очень было тяжелым, натаскались мы с этими бревнами, еще дождь со снегом пошел, измокли здорово. Но, предприимчивым нашим партизанам и здесь сопутствовала удача. Ну, и плюс жизненный опыт. Въехали деревушку, пехота шла первой - был бой, бандиты разбежались, кто смог, а пехота дальше пошла. На окраине стояла школа, откуда отстреливались басмачи, окна выбиты, видимо, все решили, что там нечем поживиться. А мы заглянули туда и обнаружили там чудесные некрашеные парты. Не знаю, что уж там было за дерево, но, это запах я помню до сих пор, может кедр. Сказочный аромат они давали при горении. Мы их моментально закидали на кузов, пока никто не видел, на несколько дней хватило. Повезло.

Это был конечно отдых, горячая пища, но, условия быта не особо способствовали. Жили в наших старых лагерных палатках, их не хватало, поскольку по полному штату нас было слишком много. Но, в такой холод и сырость, может это и не так уж плохо было. Палатки набивались битком, и не всегда там хватало места, бывало, приходилось на кузове грузовиков ночевать, на маскировочных сетях, под тентом, в одежде и валенках было терпимо. Ну, мы привыкли. От постоянного недосыпания, физической тяжелой работы, да еще с обедненным кислородом воздухом было тяжеловато. Вот эти первые два месяца Афгана я не то, что смутно помню, я все помню, но, было какое-то тяжкое, полубредовое состояние. Плюс холод. Каждую ночь нас выставляли в боевое охранение, получалось , как правило, ночь на троих. Ночь, имеется в виду, это та часть суток, что, возможно останется на отдых. В течение первых двух месяцев не удавалось поспать больше трех-четырех часов. Как правило. Поэтому, предположу, что подобные ощущения были не только у меня.

Ну, и как результат - рядовой Эйземан дежурил в своей палатке у печки, заснул, опрокинул емкость с соляркой. Полыхнуло - палатка загорелась, народ моментально проснулся и стал выбегать, в этот момент Эристави врезался головой в центральный столб и сшиб его. И всех накрыло горящим пологом. К счастью, серьезно никто не пострадал. Все были в одежде, в ватниках - поэтому ожоги ноги получил сам Эмиль, виновник происшествия, и Эристави здорово обжег нос - он у него приобрел впоследствии, когда зажили ожоги, особенный, фиолетовый цвет. Игорь Диасамидзе получил приличный ожог ноги. Пострадавшие отправились в медпункт, а остальные погорельцы, воняя паленой шерстью, вломились к нам в палатку. Кто сумел втиснуться. Мы безопасно топили партами и каменным углем, он медленно разгорался, зато потом не унять, печка красная была.

Да, и у Гиви Рамазашвили здорово обгорели усы. Роскошные усы, надо сказать. Гиви у нас был известным человеком - кахетинец, настоящий, классический кахетинец из Гурджаани, прямо, как в фильме "Отец солдата", только молодой. Ну и с такими же понятиями о дисциплине. К счастью, он был водителем, им было немного проще служить, меньше муштры, главное, что бы машина в порядке была. Усы его был предметом постоянной борьбы с командирами - он пытался отрастить такую подкову, а командир дивизиона называл их рогами и требовал сбрить. И оставить только под носом. Гиви был против. Казалось бы мелочь, но все же...

Организовали нам помывку. Те подразделения, которые остались в Тулукане, говорят, мылись в местной бане. С тулуканцами. Нам же прислали баню полевую, поставили ее у небольшой речушки и нам удалось помыться. Ну, и белье заменили на новое, из Союза доставленное. Не знаю, совпадение это или нет, но, через несколько дней после этой замены, у нас всех, включая офицеров, появились вши. Может, конечно уже время пришло - с конца декабря без бани, но, что-то мне подсказывает, что дело именно в белье было.

Зима в этой горной деревушке была суровая, а местные жители ходили галошах на босу ногу. Галоши эти в Афганистане самая популярная обувь. Видно, что им было холодно, не знаю, как уж они это выносили, привычные, видать. В Средневековье-то и в Европе кто-то босиком по снегу бегал. Стояли мы в патруле как-то у дороги, идет малец, замерз, руки -ноги синие, ну, и сам дрожит. Подходит, видно, боялся мимо нас пройти - протягивает бакшиш, на фарси это типа подарок, ну, и взятка так же называется. Кусочек анаши. Дали ему что-то пожрать, хотя у нас у самих уже не было лишнего- кормили горячим, а сухпаи уже сожрали, их только на боевые действия выдавали, когда некогда готовить. Впрочем, если возможность была, готовили нам и горячее, а сухпай не забирали. Анашу к сожалению взять не получилось, с нами стоял старший лейтенант Копьев, он бы не одобрил. Мальчонка этот, гладя на нас, протягивая этот вот кусочек, робко сказал - "Терьяк". Ну, что такое терьяк, предположим, я -то знал, не скажу за всех. А он нам чарс совал. На что Копьев ему добродушно ответил - "Вали отсюда, терьяк!" И все заржали. Мальчишка все равно ничего не понял, но, побежал спокойно дальше. Главное, он понял, что мы детей не едим.

Днем температура поднималась и все раскисало - грязь по колено, ходить спокойно можно было только по дороге. После захода сразу все схватывалось и можно было комфортно перемещаться. Ну, а в темноте куда особо ходить, только в караул и в наряды - служба шла полным ходом.

Нас вернули под Тулукан, Файзабад взяли без нас, и наступать было уже некуда. К тому времени там тоже прошли дожди и все поля, твердые на момент нашего отъезда, раскисли, с трудом выбрали место посуше, для палаток и орудий и стали оборудовать жизненное пространство, пригодное для службы. С реки возили крупную гальку и выкладывали ей площадки, что бы хоть как-то ходить. Здесь, в долине, было намного теплее и грязь не замерзала на ночь, и лужи были намного глубже - просто под кромку голенища. Очень сложно было перемещаться по лагерю, получать пищу , да и все остальное тоже. Каждую ночь нас поднимали по нескольку раз по тревоге, тренировали, но, неспокойно там было и на самом деле. Банду частично уничтожили, частично разогнали. Но, они не унимались. Предположу, что половина населения была в этой банде. Как-то ночью, уже в темноте они нас ухитрились из миномета обстрелять, положили несколько мин в грязь, недалеко от палаток. Вот и грязь на пользу пошла, мины глубоко заходят в землю, осколков не было, никто не пострадал. Но, это раз только было. Но, все равно не успокоились и подбросили к позиции, в десяти метрах позади батареи, за нашими палатками, труп с перерезаным горлом. Вот, дескать, что мы с вами со всеми сделаем. Ну, командиры наши так это расценили. А труп местного жителя, оборванца какого-то был. Прикопали мы в яме его.

В конечном итоге мы все неплохо оборудовали, жизнь как-то стала налаживаться и тут пришла замена - какой-то полк, выведенный из Чехословакии(вроде бы), приехал, на бтр, и встал на наше место. А нас перебрасывали в Кабул, на подмогу десантникам.

Партизан полностью уволили где-то в конце февраля, к началу марта я их уже не видел, а процесс замены начался еще в Кишиме. Партизан я вспоминаю с добрым чувством, они нас многому научили, самый старший в батарее у нас был сорокавосьмилетний, седой водитель, его так и звали - Дед. Без их жизнелюбия и опыта нам было бы намного труднее. Я до сих пор вспоминаю рассказ рядового Худоложкина, как он служил в морской пехоте и там солдат один, очень шустрый, говорит старшине - товарищ мичман, да я вам горы сверну. А мичман отвечает - горы пока не надо, ты бугорки сверни, там, зимой, на холоде, в гальюне, такие намерзают бугорки...

Резервистов вывезли на вертолетах а Кабул, потом они полетели через Душанбе в Алма-Ату. В Алма-Ате их на несколько дней оставили на казарменном положении, что бы они могли передохнуть, отмыться и отстираться. Понятно, что дорога домой шла через многочисленные проверки и обыски, чтобы пресечь возможную контрабанду оружия или наркотиков. После инструктажа о неразглашении их отпустили по домам. "Идите, товарищи, работайте. Спасибо за службу."

У меня есть твердая уверенность, что из приписного состава вообе никго не наградили, кроме убитых и раненых. А тех, у кого сгорели документы вместе со штабной машиной, еще и оштрафовали за утерю паспортов. Главное, вернулись.

На замену им прибыли срочники, пополнение. Теперь нам предстоял марш через Саланг.

Про Саланг нас инструктировали долго, что самый длинный туннель, ни в коем случае не останавливаться, не газовать лишний раз, кислорода может не хватить. Заготовили воду, полотенца, что хоть как-то дышать в случае задымления, не было уверенности, что помогут противогазы. Что их будет достаточно. Понятно, что от углекислоты армейские противогазы не спасут. Долгий был марш через туннель, нам повезло, мы проскочили, хотя выхлоп у потолка был густой, как туман. Не повезло второму батальону - дорогу перегородил афганский автобус, он заглох. Колонна встала, и все, чтобы тоже не заглохнуть, начали газовать. И люди стали задыхаться. Погибло 19 человек(я встречал в воспоминаниях однополчан цифру 16, мне запомнилось так), в том числе и офицеры. Мы прошли туннель, встали у Чарикара, дожидались, пока весь полк соберется. Там была огромная куча деревянных обломков, для растопки, было чем обогреться. Непонятно, для нас дрова привезли или так. Не у всех расчетов марш через туннель прошел гладко - поврежденное орудие пришлось бросить - по приказу неизвестного полковника, наблюдавшего за прохождением колонны. Была версия, что это был некий генерал, инспектор. Но, командир орудия, чеченец, каким-то образом сумел вернуться и забрать и дотащить до стоянки свою гаубицу. Командир дивизиона ему вынес благодарность, потерять, бросить орудие конечно было невозможно, это позор для артиллериста.

И вот Кабул. На самом деле мы там должны были быть намного раньше, что бы помочь витебским десантникам подавить путч. Но, из за трагедии в Саланге мы не успели, а они и без нашей помощи обошлись.

Остановились мы на самой окраине Кабула, прямо у шоссе. Не помню, как называлось это место. Технику поставили в колонны, по подразделениям, поставили палатки. Дров не было. Не особо там было и холодно, но, моросил дождь, спрятаться и просушить одежду негде. Добыли где-то кровельное железо - гофру, на него маскировочные сети, на них плащ-палатки, ну, как-то спасались от холода. Тесно было, совсем уж не замерзали, но, утром с трудом разгибали конечности. Перед сном отапливали палатку- сжигали баночку бензина и на какое-то время становилось теплее. Потом пришлось от этого отказаться - палатки низкие и сажа оседающая на стенки, утром оказывалась на наших лицах и форме. Ватники, обращаю внимание, мы не снимали с того момента, как мы их одели. Да, была баня один раз. На вшей никто внимания не обращал, их называли бэтээрами, и каждый с ними расправлялся, как мог. Партизан наконец всех отправили домой, их постепенно возвращали, но, не всех сразу, менять не на кого было. А тут стало приходить еще пополнение. В основном из нашей Сары-Озекской дивизии: Талды-Кургана, Панфилова, Сары-Озека. Даже знакомые приехали, с которыми вместе ехали в армию. Такая неразбериха была на этих пересылках, особо одаренные по нескольку раз прилетали и улетали, пока их не пристроили к делу. Понятно, что, как правило, в пополнение отдавали кого не жалко: залетчиков, нарушителей и разных там балбесов. Но, были и нормальные ребята.

Погода была мерзкая, снег с дождем, но, как-то быт уже наладился, привезли дрова, подтянули провизию, а самое главное - табачное довольствие. Опрометчиво наши тыловики вместо сигарет привезли папиросы, все им сказали "большое спасибо" - так удобно косяки забивать. Рассказывали, что в Средней Азии только за покупку папирос в киоске менты сразу принимали, как наркомана. А дурь уже занимала свое прочное место в нашей жизни. Потом все исправилось, стали привозить сигареты - " Северные", "Охотничьи" -"смерть на болоте", редкостное говно, из затхлого табака производства Усманской и Моршанской табачных фабрик. "Памир", который нам выдавали в Алма-Ате был намного лучше, потом видимо, решили экономить. Ташкентский "Памир" был просто великолепен, запах был такой, как будто косяк курят, а вот ереванский пах чаем. Летом стали выдавать сигареты "Донские", это уже было похоже на табак. Хотя, в сентябре 80-го мы помогали бойцам отдельного отряда спецназа переезжать в Самархейль, угостили их "Донскими", они сказали, да, парни, после таких сигарет надо полгода молоком отпиваться. Не одобрили, в общем. Но, надо понимать, что это были ветераны, призванные из запаса на полгода, позднее, отряды спецназа стали комплектоваться срочниками, которых наша пайка уже не смущала.. Но, хоть что-то, а то, самые зависимые уже пытались чай курить.

Забавно, нашими соседями были танкисты, я там тоже встретил знакомых, и друзей старых, еще с Алма-Аты. Офицеры танкисты с пополнением не церемонились вовсе. Замполит батальона, майор Стецура, строил новеньких и сразу им объявлял, что раз они сюда попали, то они полное говно, скоты и уголовники, других-то не пришлют. Создав впечатление, разгонял бойцов по ротам. Понятно, что и у пацанов о нем тоже не очень лестное создалось впечатление. Как правило, этого пузатого, низенького урода со смехом вспоминали, как редкостного дурака, которым, он собственно и являлся. Шпицура, за глаза кликали его.

Нас тоже воспитывали, были занятия и по теории, и на технике, раз попытались даже тактическое провести, новые офицеры, но, как-то не пошло. решили экономить горючее, запретили запускать движки, и когда понадобилось передвинуть колонну, пришлось вручную это делать. Но, мы уже отдохнули, набрались сил и сделали все влегкую. И вот этот милый элемент воспитания, упражнение на выдержку - поставить батарею в строй, под дождь, на сорок минут, на час, практиковал наш командир батареи, капитан Язвицкий. А сам уходил в палатку, к печке, заботливо растопленной связистом Игорем Лилаком.

Второго марта наш 186 МСП был преобразован в 66 Отдельную мотострелковую бригаду, с сохранением всех титулов и наград. И было принято решение назначить нам зону ответственности "Восток" в провинциях Нангархар, Кунар, Лагман. Помню тот сырой, промозглый вечер, дождь со снегом, когда мы об этом узнали. В полк добавили ДШБ, реактивную батарею "Град", они к нам присоединились на марше в Джелалабад, численность бригады составила 3500 человек. Штат сократили, у нас в расчете было теперь четыре человека вместо шести. Командир, наводчик и два орудийных номера. Ну, и водитель. Наводчик на прицельных, командир командует и следит за стрельбой, первый номер тащит гранату, второй гильзу. При беглом огне командир орудия брал досыльник, для ускорения, чтоб наводчику не отвлекаться от прицельных. Десять выстрелов в минуту мы легко обеспечивали.

Командир дивизиона построил нас и объявил, что период наведения порядка завершен, мы поддержали законное правительство, враг разбит. Теперь "штыки в землю" и начинаем созидательное строительство. Встанем гарнизонами и будем афганским братьям помогать строить социализм. "Цветы цветут, бананы зреют. Живи и радуйся!"- это его расхожая присказка, действительно, много-ли нужно для счастья человеку.

Погода улучшилась, тучи разошлись, стало теплее, на солнце совсем хорошо. Впервые за зиму мы сняли ватники. Гимнастерки были темного цвета, все пропотели и засалились. Но, постираться было пока негде, воду привозили только для питья и на кухню. Поставили пекарню и мы стали получать свежий, прямо горячий, хлеб. Это хорошо. Но, у сухарей было большое преимущество- набухая в брюхе они давали ощущение сытости, и надолго. Кроме того, армейские черные сухари я просто люблю, они вкусные. Берешь сухарь, чиркаешь им по куску масла и грызешь. Кайф.

В один из дней, меня поставили в наряд на кухню. Поваром там в ту смену был русский парнишка, Саня Крохин, буквально первый его день в дивизионе, он был назначен поваром и сразу на дежурство. Ну, и как-то мы с ним подружились за эти сутки, общались. Мне ровесник, но, уже женат, дочка у них родилась. Непонятно, как его, отца малолетней дочери могли отправить в Афган. Думаю, сыграла та начальная неразбериха, мы же типа не воевали. Это признали намного позднее, и тогда посылали на войну уже не любого. У нас в батарее было еще два семейных солдата, у них тоже были дети. И никто им не предоставил право выбора, ехать или нет, в Афганистан.

Шестого марта, был такой солнечный день. Надо сказать, что погода в начале марта в кабуле очень непостоянная, то солнце и тепло, то, дождь со снегом, хотя конечно не так холодно, как на севере зимой было. Не помню уже, чем мы занимались, собственно - у нас были или тактические занятия или, скорее всего, на технике. Потому что, если теория- то мы сразу падали в палатках и засыпали. Спать дико просто хотелось. Этот разреженный горный воздух, недостаток кислорода, физический каждодневный труд, наряды, караул. Все это способствует здоровому, крепкому сну в любой удобный момент. Ты только прислонись.

Раздали нам обед. Солнышко, сидим у палатки с котелками. Вдруг раздается автоматная очередь в три патрона. Ну, и я выдаю фразу, за которую до сих пор горько : "Кого-то грохнули!" Через пару минут подходит парнишка с нашей батареи, Рашидов, и говорит - Андрей, твоего земляка убили. Какого земляка? Ну, того, из дивизиона.

Нас в полку было шесть человек -Логунов и Коршунов в батарее ЗРАБ, Фокин в роте связи, Ходырев стал писарем в секретной части, Слава Богомолов в седьмой роте, и я, в первой батарее. В дивизионе, кроме меня, москвичей не было.

-Да нет у меня земляков в дивизионе! -Ну, как нет, вы же ... И тут, я догадался - С кухни, спрашиваю? - Да...

Есть расхотелось. Какая разница, земляк, не земляк, мы уже как-то сдружились. Парень неделю от силы в дивизионе прослужил...

Выяснилось, что они раздали обед, был отдых, погода классная, настроение отличное. На кузове ГАЗ66 затеяли борьбу, а за раму тента был заткнут автомат. Боролись они с новым же поваром, ростовским парнишкой. Толкнули раму, автомат выпал. Ростовский, не помню фамилию, схватил его, навел на Крохина. Тот взял автомат за ствол и стал отводить в сторону - предохранитель оказался снят и патрон в патроннике. Очередь, три пули в лицо и насмерть.

Доигрались... Не первая это была подобная смерть и даже не третья. От подобных случаев, на тот момент в полку были потери больше, чем в результате боевых действий. Обстоятельства разные - в Нахрине набрали трофейного оружия, с которым толком не умели обращаться и при чистке кого-то подстрелили, часовые с перепугу палили в темноте в вышедших в туалет или просто проходящих мимо. Но, это случай совсем уж из ряда вон, и он переполнил чашу терпения командира бригады.

На следующий день шел дождь. Нас построили, стоим в строю. Командиры орудий спросили разрешения достать шинели хотя бы на ночь, холодно спать на земле. Им было с особым цинизмом отвечено - нечего обмундирование трепать, загадите шинели. Укрывайтесь друг другом. И не забудьте, что завтра восьмое марта- два часа один девочка, два часа другой. Шутка остроумная, и военная, спору нет. Хотя и не очень подходящая для советского офицера.

Долго мы стояли под дождем, постепенно ватники пропитались водой и она струйками потекла между лопаток. Ненавижу это чувство. Самое забавное, что долгие годы, снился мне всегда афганский этот дождь. Несмотря на то, что, вот то первое лето было безумно жарким, мы в Нангархар в марте приехали, было там под тридцать. После Кабула было даже хорошо, у меня прошел бронхит и все болячки, которые там не заживали, малейшая царапина разрасталась и нуждалась в постоянном лечении, которое мало что давало. В Алма-Ате-то мы к жаре привычные были, но, все равно было тяжело. И солнце яркое, и жара невыносимая, жажда. Но, как-то привыкли, и пережили. А снилась почему-то зима и дождь. Ну, типа вызывают меня в военкомат, говорят - надо помочь, придется еще раз послужить. Такие специалисты, как вы теперь очень нужны. Есть, отвечаю. И уже, стою я у нашей палатки, пасмурно, дождь, я в шинели, а на рукаве третья годичка добавилась...

Потом построили дивизион, командир дивизиона выступил с длинной речью, что небрежность в обращении с оружием недопустима. Вот, два солдата играли с оружием. И что в результате? Один убит, осталась жена и дочь, завтра Восьмое марта, такой вот им подарок. Второй получит срок. Но, он отсидит и будет жить, пить лимонад и наслаждаться жизнью. А человека уже нет...

Потом дивизион, и вся бригада, поротно, колонной пошли прощаться с Крохиным. Собственно, это было не только прощание, но, более того, урок - что делает с человеком маленькая пулька калибра 5,45, и к чему приводит баловство с оружием.

Саня лежал на носилках, как-то слегка на боку, пороховой нагар не стерли с лица, почти, как живой, входные отверстия были почти не видны, но, лицо и голова, странным образом потеряли форму. Было страшно. И не только мне, я слышал, как наши ребята, не все конечно, переговаривались - "я не могу на это смотреть". Убитых басмачей мы видели и ничего, а тут... Только вчера еще говорили с ним. Думал, свалюсь, если честно. Но, прошел, и смотрел.

Собственно, на этом для нас и завершился этап ввода войск в ДРА. Бригада, батальон за батальоном, стала уходить в Джелалабад и началась война уже другая, партизанская, горная, с засадами и минами, намного труднее чем та, что мы пережили на первом этапе.

Комментарии: 34, последний от 02/10/2023. © Copyright Полторацкий Андрей Юльевич (andryss@mail.ru) Размещен: 26/02/2020, изменен: 28/02/2020. 62k. Статистика. Фрагмент: Афганистан Скачать FB2 Годы событий: 1980	Оценка: *8.9316** Ваша оценка:
Аннотация: 66-я отдельная мотострелковая Выборгская ордена Ленина, Краснознамённая, ордена Александра Невского бригада, первые два месяца в Афганистане, зима 1980

Полторацкий Андрей Юльевич Первая зима

Полторацкий Андрей Юльевич
Первая зима