Серый, пасмурный день. Зима в Джелалабаде - то дождь, то морось, солнца почти нет. Вот и сегодня...
Мой пост первый, у ворот. За время зимней Кунарской командировки третий караул преобразился - по периметру с четырех сторон поставили вышки, а со стороны наиболее вероятного нападения, настоящий опорный пункт, с окопами в полный профиль для стрельбы стоя, крышей и бойницами.
Вышки были сколочены из снарядных ящиков, столбы исполнены из ящиков от РС "Град". Лесенка хлипкая, понятно, что плясать и прыгать на ней не рекомендовалось.
С вышки обзор лучше, чем с земли, но, все тот же унылый зимний пейзаж - слева парк боевой техника, машины автороты, чуть впереди свалка на которую тащили весь мусор из парка.
Мусор, это отдельная песня, помимо хлама пехота частенько выбрасывала неотстрелянные боеприпасы. Патроны-рассыпуха, их просто сгребали со дна десантов, но, попадались порой и сигнальные огни, и выстрелы от АГС. Много чего попадалось. Прошлой осенью свалка загорелась, к ней и подойти было страшно, стреляло и рвалось.
Понятно, что по этой причине местные жители к ней проявляли особый интерес. Деньги на земле валяются.
Кому-то деньги, а кому-то смерть...
Прапорщик Гойша дожидался замены. После года в Афгане, решил контракт не продлевать.
- У меня гражданская специальность есть. Жестянщиком пойду, всегда на хлеб заработаю...
Что же ты в армии столько лет делал, родной? Или хлеб не нужен был? На артскладе на хлеб не заработаешь, это не продсклад, но, место тихое и не пыльное. Прямо по анекдоту: в армии все хорошо, и паек, и обмундирование, и проездные, но, как война начнется, хоть увольняйся - так думал я, слушая рассуждения начальника склада.
Впрочем, прапорщика сложно было заподозрить в трусости, служба его, считай, на наших глаза проходила, кроме артдивизиона этот склад никто не охранял. Гойшу солдаты уважали.
- Вот, суки, даже к медали не представили, год в Афгане, ни одной награды. Что я плохо служил? На складе все четко...
Я промолчал, что тут скажешь. Наград, видимо, не хватало.
Тлеулин, посмертно, получил медаль "За боевые заслуги", Игорь Диасамидзе, дважды раненый, не получил на тот момент ни одной награды, Умар Уцмигов, представленный к ордену "Красной звезды", тоже ничего не получил. В артдивизионе награды получали, в основном, офицеры. В пехоте и у десантников по-другому, но, там и потери были намного выше, в пехоте особенно. По негласной разнарядке убитый получал посмертно орден, раненый медаль, на деле это не всегда выполнялось. А уж прапорщик на складе...
Удрученный своими мыслями, начальник ушел обедать. После его ухода сразу смылись и кладовщики.
За свалкой организовали стрельбище, удобное место у подножия невысокой горки. Для тренировки гранатометчиков установили корпус подбитого БТР. Справа от вышки шел забор склада, а за ним сразу противопехотная путанка и минное поле.
В сентябре на нем подорвалась корова, пришли местные жители, старик с внуком. Дед зарезал корову, освежевал, разделал, а мальчишка уносил мясо. Коровка бедная лежала с перебитой ногой, видимо, смирившись со своей участью, даже не шелохнулась под ножом.
Вроде горе у людей, но, мне кажется , что это была душманская проверка, есть ли мины на самом деле. Корова бесхозная прошла через цитрусовые посадки, и на минное поле забрела. Сама, да? И как только подорвалась, они тут же прибежали. Мирные жители... Горло этим ножиком перемахнет, только отвернись.
Недавно, бродил тут один под видом пастушка, десяток баранов пас. Разнюхивал, как и что. Утратил бдительность, полез на свалку. Тут его и прихватили. Пехотинцы из боевого охранения рванули к нему, он бросился удирать в сторону склада.
Как раз была моя смена на той же вышке. Передернул затвор и крикнул одну из заветных фраз с листовки.
- Дриш, файр миконам! (Стой, стрелять буду!)
Деваться некуда. Бойцы взяли его в оборот и потащили в штаб. Видно было, как его вели под конвоем, а каждый встречный-поперечный, давал пендаля или затрещину. Кто к нам с мечом...
Я заметил движение слева. На огромной скорости со стороны парка, разбрызгивая грязь и оставляя за собой клубы гари, неслась БМП.
Машина резко тормознула у ворот. Из люка выскочил очень худой, темноволосый лейтенант и подошел к воротам. Механик-водитель, такой же поджарый, встал на броне.
- Боец, а где начальство?
- На обед ушли, товарищ лейтенант!
- Давно?
- Думаю, минут через сорок вернутся.
- Эх, у нас времени нет! Надо автомат сдать на склад. Забрали тут, у друга одного...
Лейтенант улыбнулся. Худое лицо, с острыми, какими-то неуловимо хищными чертами, исказилось в столь зловещей усмешке, что мне сразу стала ясна судьба того друга, чей автомат требовалось сдать на склад.
- Дай сюда!
Лейтенант повернулся к водителю. Тот метнулся под броню и вернулся держа потертый АКМ, явно китайского происхождения.
- Вот что, солдат. Нам ждать некогда. Держи автомат, сдай на склад, когда кладовщики вернутся. Сделаешь?
-Так точно, товарищ лейтенант, сдам! А вы из какого полка?
- Из Герата мы!
БМП умчалась, еще раз пыхнув солярой.
Вояки. Особенно опасным выглядел лейтенант. И эта худоба без немощи, плавные стремительные движения, блеск темных глаз. Каким ветром их занесло из Герата, кто знает...
Вечером, нас сменили. Утром выдвигаемся в Сурхруд с первым батальоном.
Сурхруд - небольшая деревушка недалеко от Джелалабада, центр уезда с тем же названием. Место живописное, зеленое и столь же гибельное. Мы там впервые побывали в апреле 80-го, теперь возвращались снова.
Дорога недолгая и знакомая. Выдвинулись белым днем, город миновали спокойно, втянулись в долину. Слева пустыня с редкой зеленкой по краю, справа дувалы, огромные глиняные крепости, слепленные из нескольких глинобитных домов, перемежаемых массивами зарослей. Порой в таких громадах проживали целые кланы.
Строго говоря, дувал - это лишь забор ограждающий афганское жилище, но, в солдатском просторечии, так назывались все эти сооружения из глины. Порой, они достигали гигантских размеров, выглядели, как замки и мне вспоминались сказки "Тысячи о одной ночи". Но, джиннов и прочей нечисти здесь, похоже, не водилось. Своей хватало. В апреле 1980, если правильно помню, наша бригада охотилась за бандой Адам-шаха, местного авторитета, терроризировавшего всю округу.
Впереди мы увидели невысокий песчаный холм, точнее недлинную гряду, венчавшуюся скальным плато. Вокруг нее уже занимал позиции батальон, нам же пришлось проехать чуть вперед и, свернуть налево, въезд на предполагаемую позицию был возможен лишь там.
Не успели мы доехать до верха гряды, со стороны зеленки и глинобитных тех замков, раздались выстрелы. Огонь велся с предельной дальности, пули пролетали рядом и над нами с характерным шелестом. Я всегда удивлялся, почему в фильмах пули свистят не так, как в жизни. Какая киношникам разница, что за звуки имитировать?
Последовала команда "К бою!", мы спешно стали отцеплять орудия и приводить в боевое положение.
Пехота открыла огонь по зеленке, чтобы нас прикрыть, им там и виднее было где противник.
Так вот и живем - пехота нас на марше прикрывает, а мы ее, когда она наступает и атакует.
"Бог любит пехоту" - странноватая поговорка. Что она значит? Что пехота чаще других отправляется на небеса? Или наоборот, Бог ее хранит?
Хорошо, если так, поскольку, кроме Бога, поберечь пехоту некому. Сводят туда неугодных со всех подразделений, да и изначально туда не самых лучших отбирают. Понятно, если образования нет, быть тебе водителем пулемета или автомата. Заметно было, что наши офицеры с неким пренебрежением относились к пехотинцам.
В конце сентября был рейд, стоянка на берегу узкой речушки, разводим костры, чтобы согреть чайку. Вдруг батарею строят и начинают выпытывать - кто дал пехотинцам пучок пороха.
Пучок пороха - это дополнительный заряд для гаубицы, весом граммов пятьсот, мешочек из бязи наполненный пороховыми цилиндриками. После стрельбы, оставшееся положено сжигать, но, мы иногда хранили немного, для розжига. Сырое, плохо разгорающееся, дерево можно подогреть, осторожно подбрасывая этот порох из мешочка в костер.
Выяснилось, что какой-то узбек из пехоты, разжег костер, сидел перед ним на корточках и ахнул туда целый дополнительный заряд. Пыхнуло. Обожгло ему лицо и голени, то есть, те части, которые были ближе к костру.
Теперь он лежал на плоской скальной плите и орал. Ожоги, думаю, второй степени, не слишком обширные, серьезной опасности они не представляли, но, боль, понятно была жуткая. Брюки прогорели, сквозь дыры светила черным обожженная, закопченая, с полопавшимися волдырями, кожа, примерно так же выглядело и лицо. Лицо, впрочем, пострадало меньше, глаза были целы. Повезло.
Строй подвели ближе. Понятно, что никто не признался, да и сам пострадавший никого не признал. Через боль, он все же нашелся -
- Я сыдель, кто-то со спина кинуль...
Еще лучше, подбросили. Диверсант, не иначе.
Допытывались долго и безуспешно. Все это время мы стояли перед ним в две шеренги. Азиаты наши перешептывались в полголоса, и было ясно, что и они в недоумении, пороха никто не давал. Не с неба же он свалился...
Резюме было таким - пока не признаешься, вертолет не прилетит, госпиталя не будет.
Нас отвели ближе к орудиям и командиры взводов провели с нами воспитательную беседу.
- Тупорылая пехота, там одни дураки, но, вы, АРТИЛЛЕРИСТЫ, должны понимать, что с порохом не играют!
Ну, пристыдили, пристыдили, хотя, с порохом мы играли еще и не так. Но, мы знали, как это опасно.
Да, похоже, кроме Бога никто пехоту и не любит...
Мы тоже открыли огонь. Душманы же наоборот. Натешились, создали настроение и утекли.
Для острастки, батарея дала еще несколько беглых выстрелов по зеленке.
Теперь надо чистить орудия, а раз тут живут такие неприветливые люди, мы сложили брустверы из скальных обломков, которые валялись тут во множестве.
Комбат приказал вырыть капониры в полный профиль. Работа предстояла немалая - грунт напоминал бетон, а может и покрепче. Это был не сплошной минерал, наподобие гранита, а какая-то сложная известняковая порода, довольно прочная. Бьешь киркой, отскакивает маленький, жалкий кусочек. Ну, мы тоже ребята упорные.
База оказалась очень удобной - на внешнем гребне стояли мы, по периметру, окопавшись в песке, пехота, в центральную впадину с плоским дном, прибывали вертолеты. На противоположной стороне периметра в боевых порядках пехоты, расположилась и минометная батарея.
Похоже, мы прибыли надолго. В последующие дни мы обустроили расположение - откопали сортир, умывальник, установили столы и скамейки для приема пищи.
Дожди наконец прекратились и время от времени пасмурная погода стала сменяться солнечной. Солнце здесь жаркое и днем вполне можно было загорать. Особенно, если у тебя в руках лом, лопата или кирка. В такие минуты, без гимнастерки чувствуешь себя особенно комфортно.
После первого сеанса, наметив контур окопа, мы решили копать ночью, когда будет наша очередь стоять в боевом охранении. Расчет выходит, двое дежурят, двое копают. Так и сделали. Разбудить своих точно не получится, у артиллеристов сон крепкий, шум нас не пугает. В начале октября, на операции в Тора-Бора, мы стреляли почти круглосуточно , да еще полным зарядом. При таком выстреле реально вздрагивает земля, но, все, кто не был в тот момент задействован в боевой работе, спали как убитые.
На следующий день после удавшегося штурма пехота вернулась к бронегруппе на отдых, а мы продолжили беспокоящий огонь до утра следующего дня, что бы побитые душманы, разбежавшиеся по горам, провели еще одну бессонную ночь. Стреляли по очереди все дежурные расчеты.
После завтрака мы лежали на траве, курили, слушали как работает агитотряд. БРДМ с громкоговорителем громко озвучил запись какой-то речи на фарси в сторону селения. Оттуда не донеслось ни звука, и не вышел никто. А в прошлом году, был митинг и шествие с транспарантами. Как у нас в годы коллективизации. Запугали народ. Позднее мы узнали, что целью операции было освобождение заложников, взятых бандитами в одном из местных селений. Непосредственно освобождением, занимался спецназ, сначала они ехали в нашей колонне, а бригада проводила операцию отвлечения и прикрытия.
Через полчаса, когда речь закончилась, включили музыку.
"Чингисхан", "Бонни-М", затем Пугачева.
"Ах, Арлекино, Арлекино..." - разносилось над затихшим селением. Подбор исполнителей не только спорный, но, и странный. Но, других видимо не было. Не Битлов же им запускать, в самом то деле!
- Вот, братцы, пройдет много лет, будем вспоминать, как отдыхали после боя и слушали Пугачеву!
Все заржали. В Афгане любой русский голос был хорош, но, в тот момент наши сердца бились в унисон с песнями, Шульженко, Бернеса, Высоцкого, солдатские и дембельские само собой.
В Сурхруде, алгоритм наших действий, если абстрагироваться от тактических и стратегических раскладов, от которых рядовые далеки, был следующим - с горки мы стреляли из закрытой позиции по данным добытым нашей разведкой или предоставленными местными активистами.
В другом случае, мы выезжали краткие рейды в составе бронегруппы с одной или двумя ротами. Доезжали до места, пехота спешивалась, разведка, скорее всего, уже находилась в заданном районе, и начиналось прочесывание.
Батарея наготове ожидала команды на открытие стрельбы.
Таким образом бригада пыталась поддержать местную власть, которой, судя по дерзости душманов, приходилось непросто. Понятно, что активистам тем верили на слово, порой, их приводили прямо на огневую и они показывали буквально пальцем, куда стрелять. А кто там был, банда или сосед, не возвращающий долг, оставалось на совести корректировщика. Артиллерийская наука, сложная дисциплина, учитывающая многие факторы - температуру воздуха, направление и скорость ветра, влажность, давление и разреженность воздуха тоже играют роль. В горных условиях снаряд летит процентов на 20 дальше. Для стрельбы из закрытой позиции, когда не видна цель необходима разведка - обычно корректировщики идут в боевых порядках наступающей пехоты, или передают данные с воздуха. Точные данные необходимы и хороши, безусловно, но, все учесть невозможно, бывало за одним душманом взвод охотился несколько минут , перенося огонь, ему вначале везло, успевал спрятаться в скалах, потом все же накрыли. А бывает, везет, пристрелочным выстрелом закрыли пулемет - снаряд сразу влетел в окно.
Без удачи в бою никак.
Первые рейды прошли без происшествий, противник присматривался, запоминал дороги по которым мы продвигаемся и потихоньку их минировал. В одно утро БМП , следовавшая за нашим расчетом подорвалась. Прямо у меня на глазах, в том момент, я как раз смотрел на дорогу. Из под заднего левого катка вырвался черный столб дыма и пыли и машина съехала на обочину. К счастью, серьезно никто не пострадал, отделались ушибами легкими контузиями.
На обратном пути, в полутора километрах от лагеря, со стороны дувалов, из посадки раздались выстрелы. Манеру душманской стрельбы узнать по частоте выстрелов - очередями из АКМ они никогда не стреляли, берегли патроны, но, одиночными стреляли быстро. Пехотинцы моментально юркнули под броню, никто даже не затруднился повернуть башню в сторону противника. Мы же попадали на дно кузова.
Бронегруппа шла на полной скорости, стремясь выйти из зоны обстрела, но, как назло, этот участок дороги был полностью открытым и ровным.
Внезапно нашу машину вдруг обдало теплом и запахом горящего целлулоида. Кошуба на секунду высунулся и посмотрел вперед.
- Второй расчет горит!
Мы все приподнялись и увидели, как из одного из ящиков со снарядами на кузове предыдущей машины, вырывается пламя. Сержант высунулся из кабины и махнул расчету рукой.
- Прыгай!
И сам выпрыгнул первым.
Дембеля прыгнули с кузова. Остался лишь молодой, Сашка Ваганов, орудийный номер, который скоро должен был занять должность наводчика.
Он возился с горящим ящиком.
Пехота наконец открыла огонь в сторону зеленки. Мы тоже дали несколько очередей по зарослям. Но, было уже тихо.
Ваганов, наконец размотал проволоку, которой ящики были примотан к кузову и перевалил горящий ящик через борт.
Грузовик притормозил, подобрал свое войско и стал нагонять колонну.
Вот и боевое крещение. Главное, все живы.
А Ваганов красавчик, вот тебе и молодой!
Устоялась полноценная лагерная жизнь. Новые офицеры, прибывающие из Союза, требовали более жесткого соблюдения уставных требований, эпоха фронтовых послаблений, сложившаяся с времен ввода, уходила, и окончательно она должна была завершиться с нашим увольнением в запас. Утром была зарядка и пробежка в сторону вертолетной площадки!
С другой стороны, это не так уж и плохо, пробежаться поутру. У всех поднялось настроение, а Олег Возняк вынес гитару и возле умывальника исполнил новую песню.
Ван, ту, фри!
А мы украински битлы,
Мы с Мыколой и Петром,
"Комчугезу" вам споем!
Забойный ритм, смешной текст про украинский самогон, и, под общий гогот, песня завершилась жизнеутверждающим пассажем:
Ты подывись, как мы бухаем,
а мы на тэбе нарыгаем!
Понятно, что такое веселье не могло пройти незамеченным и к нам устремился новый замполит. В отличие от пузатого, краснолицего Тюхи (такова была заглазная кличка майора Козлова), новый замполит был худ и желт. Полевая форма болталась на нем, как на вешалке, кислое, брюзгливое выражение лица, преждевременные морщины - таков был наш новый политработник. Из Чехословакии заменился. Из одной заграницы в другую. Везунчик.
Он сделал приветливое выражение лица, вроде бы даже посмеялся...
- Ну, что вы тут поете? Самогон... Нарыгаем...
Тон его был ироничен, он попытался спародировать ритм и пение, подыгрывая себе на воображаемой гитаре, но, получилось лишь гнусно повилять тощими бедрами, в такт перевираемой мелодии.
-Вы же комсомольцы все, надо что-то патриотическое по утрам петь!
Мы стояли молча, не зная, что ответить. Ну, не ругается офицер и то хорошо.
Новый майор, сочтя, видимо, воспитательную беседу со старослужащими, завершенной, удалился.
День прошел, как обычно, в трудах. Капонир в целом вырубили, но, кое-что еще надо было доделать, орудия обслужены, ствол и клин затвора чистейшие, а вот краска, ранее зеленая, приобрела некий белесый, бледно-зеленый оттенок. Орудия имели явно не парадный вид. Можно конечно было их смазать соляркой, блеснули бы они минут на несколько, а потом стало бы только хуже, тончайшая пыль покрывала все.
Свезло, в боевое охранение нам идти в первую смену - с началом сумерек. Значит, удастся надежно выспаться.
На огневой с нами собрались наводчики других расчетов, рано спать. Сидели, говорили за жизнь. Понятно, что за два года многое обсудили уже по сто раз, и каждый разговор сводился к гражданке. Как мы на нее попадем.
Незаметно, сумерки сменились ночной тьмой, как всегда в Афгане, практически мгновенно. Яркие, низкие звезды высыпали здесь в таком количестве, какого в России никогда не увидишь. Во тьме, то тут, то там почти такими же, как звезды огоньками разлетались трассеры, а вот зенитчики стали бить из "Шилки", и стало ясно, что небо не так уж и близко, ни до одной звезды их трассы не дотянулись.
Внезапно наша идиллия была прервана стрельбой. На противоположной стороне лагеря раздалась автоматная очередь четыре патрона. Мы все видели огоньки и заспорили, стреляли внутри периметра или от БМП в сторону пустыни. Куандыков с Усатым убеждали меня, что стреляли именно в лагере...
После завтрака батарею построили. Первым делом, мрачный старший лейтенант Ивановский объявил, что вчера вечером в минометной батарее произошло ЧП на почве неуставных отношений в результате чего был застрелен рядовой Ибрагимов.
Строй загудел. Фамилия показалась незнакомой. Куандыков повернулся ко мне.
- Я же говорил, в лагере стреляли! А ты - в пустыню...
- А кто это, Жан?
-Так это же Авган, помнишь его?
Я помнил, хотя толком не был с ним знаком. Известная в первом батальоне, да и в бригаде, личность.
- Кто его знал, можете пойти в минометную батарею попрощаться - завершил свою речь старший офицер батареи и распустил строй.
-Я пойду, ты со мной?
-Нет, че мне там делать... Расскажешь потом, что там случилось.
-Ладно.
Валерка неторопливо зашагал в сторону минометчиков.
-Во б...!
-Да, дела... Интересно, что там произошло.
- Да, обдолбались наверное и молодых гоняли...
- Авган, этот, постоянно под кайфом, у него кусок опиума всегда с собой, откусывает от него... Это не считая анаши...
Подобные инциденты были нередки в 40-й армии, частенько нам доводили, что тот или иной военнослужащий, не выдержав издевательств, расстрелял обидчиков. Дошло дело и до нас. Убитый был нашего призыва.
До прихода молодых нельзя сказать, что все было тихо, но, некое равновесие сохранялось, теперь же ситуация изменилась. Кто-то решил отыграться на более молодых, кто-то изначально был гадом, а молодые тоже разные. Дерзкие могли провоцировать, тем более, что офицеры были на их стороне.
Вернувшись, Куандыков рассказал, что вечером произошел конфликт между Ибрагимовым и молодым туркменом. Авган под кайфом захотел пить, а вода, как назло, кончилась. Он погнал молодого на ПХД с термосом. Темно, идти молодой отказался. Тогда дембель выволок его из палатки и стал бить. Тот стал кричать, звать земляка. А земляк, как раз стоял с автоматом на посту, охранял расположение.
- Ну и дал ему очередь в живот! Трассерами! Четыре пули...
-Дык, видели...
-И что теперь?
-А что ... Авган в окопе лежит, под плащ-палаткой. Сразу умер.
Убийца в соседнем окопе арестованный, часового приставили к нему. На коленях стоит, плачет, воет на всю округу.
- Дела... Пятерку влепят.
-Это, как минимум, за неосторожное обращение с оружием.
- Может и больше, за убийство и десятку могут припаять...
- Это капец, пацаны...
- А в Кабуле тогда, молодой пятерых замочил!
История конечно неприятная, но, я не испытывал ни малейшего сочувствия к Авгану. По ряду причин. Скользкий типок, служит в части, которая ведет боевые действия и не сделал ни одного выстрела.
Белудж? Родственники в Афганистане? Ты живешь в другой стране, и служишь в армии этой страны. Благодаря знанию языка обеспечил себе безбедную жизнь в батальоне, наркотики, и вот результат.
Свое получил.
Дисциплину ужесточили. Батальон участвовал в боевых действиях, колонны из лагеря приходили редко, ни одна машина бесконтрольно не могла покинуть временную нашу базу.
- Товарищи солдаты, поздравляю вас Днем Советской Армии и Флота!
- Ураааа! Ураааа! Урааа!
Мы стоим в строю. Это второй армейский праздник за нашу службу, первый мы и не заметили, в Кишиме было не до этого. Впрочем, мы и сейчас в полевых условиях, даже не в расположении бригады. Но, сейчас все по-другому. И теплее, и мы опытные солдаты, привыкли ко всему. И быт наладился.
Устное поздравление, хорошо, но, был и праздничный завтрак - нам дали по кусочку селедки и по вареному яйцу. Смешно, но, тогда показалось, что ничего вкуснее я не ел. Больше года походной жизни и полное отсутствие этих простых продуктов. Подарок настоящий.
Как мало все-таки надо человеку для счастья, и как много он хочет.
Мы сидим у четвертого орудия. Мы с Володькой Усатым и молодой узбек из их расчета, Джураев, будущий наводчик. Низкорослый, щуплый на вид, но, довольно сильный парнишка из Ферганы. Из простой сельской семьи, это видно из всего его облика и да и темноватый цвет кожи выдает в нем крестьянина. Тихий и очень исполнительный. Мы курим косяк и болтаем.
Чарс, кстати, достал молодой, через своих земляков. А вот сигарет у нас больше нет, кончились. Долгая командировка, как всегда, табак заканчивается прежде всего. Курить хочется, мы мучительно размышляем, где можно найти.
-У Лилака точно есть!
-У него разве выпросишь...
- Попробовать-то можно.
-Давай ему письмо напишем, а Джураева пошлем!
- Джуараев, бумага есть?
- Вот, листок есть, домой хотел писать...
- Потом у старшины возьмешь! И ручку давай!
Джураев молодец, все у него есть. И говорит грамотно, только с акцентом. Хороший парень. Забавно, в третьей батарее солдат после института, узбек, по-русски едва говорит. Как он учился вообще непонятно.
Раскладываем лист на снарядном ящике и пишем письмо. Пишет Усатый, у него почерк красивый.
"Здравствуйте дедушка Игор Петрович!"
По военному билету именно Игор.
Начало, понятно, я заимствовал из "Ваньки Жукова", но, дальше, кроме "...ейной мордой меня в харю тыкать..." , ничего не помнил.
Игорь Лилак, из Западной Украины, Иванофранковск, деревня Кадобна.
Забавный был этот Игорь, мы с ним дрались два раза, но, в конечном итоге нормальные отношения сложились, насколько это возможно.
Армия такой мир, где нельзя не смеяться, иначе сгоришь, сломаешься. Несмотря на все трудности, а может быть и благодаря им, смешное проступало, порой самым неожиданным образом. Игоря же отличало полное отсутствие чувства юмора. Да, но, при этом очень ему хотелось быть остроумным человеком. Он стал записывать услышанные анекдоты в записную книжечку, которую носил постоянно с собой.
При удобном случае Игорь зачитывал эти анекдоты в манере диктора Центрального телевидения, и нуднейшим тоном. Это вызывало дикий, совершенно гомерический хохот.
Понадобилось Яше Алиеву ( Ясибу, если быть точным) письмо написать, а конвертов нет. В Кабуле было дело в марте 80-го. Ищет, ну нет ни у кого. И тут Яша, он на тот момент у нас был командиром орудия, к Игорю подходит и спрашивает:
- есть конверт, брат?
У комбата конверты были, и достать их Игорь мог. И отказать старшему призыву, да еще сержанту, неудобно.
-Найду...
-А я перед тобой в долгу буду. Уж так отблагодарю!
Тут Игорь спрашивает:
- Как?
Яша ему отвечает, а это при всех было, и лицо у него при этом делается, ну, такое лукавое, только у азербайджанца такое может быть. Говорит ему:
- Ну, что самое дорогое для солдата...
Все, кто был, уже заржали.
- И что же?
-Ну, сниму штаны и ...
И тут, Игорь отвечает с самым серьезным лицом
- Что ты, что ты, не надо. Я тебе достану конверт, не надо ничего.
Смеялись до слез.
Несмотря на близость к комбату, Игорь служил исправно, горы он ходил на корректировку, рацию таскал на горбу, все по-честному.
"Пишут Вам, старики Усатый и Полторацкий..."
Далее, мы расписали, как мы его уважаем, желаем скорейшего увольнения в запас, с первой партией( это, кстати, сбылось) и завершили текст в том же ретро-стиле " И с подателем сего, уважаемый дедушка, пришлите нам две сигареты!"
К нашему удивлению, Джураев вернулся через пять минут с пачкой "Донских"
- Сказал, если бы не письмо ничего бы не дал!
- Вот же, блин, хохол!
Важен результат. А вот насчет чувства юмора, я так и не понял, выработалось оно у Игоря или он принял все на полном серьезе...
Сидим у костра. Плов, чай, гитара...
"С моим Серегой мы шагаем по Петровке,
По самой бровке, по самой бровке.
Жуем мороженое мы без остановки -
В тайге мороженого нам не подают.
То взлет, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и почты не жди.
Идет молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь - счастливо! Приходишь - привет!
Идет на взлет по полосе мой друг Серега,
Мой друг Серега, Серега Санин.
Сереге Санину легко под небесами,
Другого парня в пекло не пошлют.
То взлет, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и почты не жди.
Идет молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь - счастливо! Приходишь - привет!
Два дня искали мы в тайге капот и крылья,
Два дня искали мы Серегу.
А он чуть-чуть не долетел, совсем немного
Не дотянул он до посадочных огней.
То взлет, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и почты не жди.
Идет молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь - счастливо! Приходишь - привет!"
Не знаю, почему, но, эту песню, впервые, Закирыч спел именно здесь, в Сурхруде.
Возможно потому, что раньше он не помнил точно текст, возможно, потому, что на этой операции, довольно долгой, в большей степени обострилась ностальгия.
Тринадцать месяцев в это проклятой стране, тринадцать месяцев в поле, в этом пекле, тринадцать месяцев кто-то каждый день умирал.
И, несмотря на то, что песня эта про летчиков, которых, рожденные ползать, откровенно недолюбливали, она полностью отражала наши чувства - тоску по родине , бытовую неустроенность и полную неопределенность в настоящем.
Кто-то спросит, а что это вдруг, товарищи, вы так невзлюбили летчиков?
Летчики герои конечно, элита. Но, они бьют с высоты, как правило из недосягаемой высоты, противника не видят. А пехота с врагом лицом к лицу, и кладут ее целыми пачками, безо всякой жалости.
А сверху летчикам плохо видно, нас, маленьких. И поэтому, порой, они нас смахивают с доски небрежной рукой.
27 сентября 1980 года :
- сержант Мельник Сергей Анатольевич - 7-я мср 3-го мсб 66-й омсбр
погибли в результате ракетного удара советского вертолёта Ми-8Т 3-й вэ 50-го осап ВВС в районе кишлака Джалала провинции Кунар.
Раненых в несколько раз больше.
Произошло это именно из за преступной небрежности экипажа вертолета: недослушав корректировщика, они нанесли удар по позициям третьего батальона - темнело, торопились на базу.
Мусу Льянова мы все хорошо знали...
"Уходишь- счастливо! Приходишь - привет!"
Не всегда удается попрощаться. Был пацан и нет пацана...
Операция шла свои чередом. Недолго, впрочем. Вслед за одним ЧП последовало другое...
