ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Полторацкий Андрей Юльевич
Кунар. Январь1981

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  После Нового года, служба приобрела новый смысл. Стал отчетливо проглядывать силуэт дембеля.
  Приказ в марте. Стодневка позади. Сто дней до приказа, сто дней после приказа. И домой.
   Это перспектива, а пока начался сезон дождей.
  Джелалабад, ставший на уже почти родным, расположен в субтропической зоне. Летом жара нешуточная, зимой дождь. Пальмы, цитрусы, гранаты, обезьяны, змеи, вараны, шакалы всякие, а вот берез и снега нет. Дождь. Снег, кстати, кто-то из водителей привез из Кабула, ящик снега. То-то радости было...
   Так и идет эта тягомотина, то караул, то наряд. Нет наряда, значит занятия в парке или на орудиях. Работа всегда найдется с лопатой или без.
  Среди прочего все же преобладали караулы.
   Как-то ночью у меня увели портянки, Сложно сказать, кому могли понадобиться две заскорузлые, изрядно поношенные тряпки, но, факт остается фактом - утром мои сапоги сиротливо чернели голенищами - портянки исчезли. Это не было проблемой, зима не холодная, а ноги привыкли за лето к солдатской обуви на босу ногу. Носки больше недели не выдерживали, поэтому у нас их не было. Мозоли на пятках приобрели твердость копыт и неизвестно, что страдало больше от соприкосновения, ноги или сапоги.
  В каптерке запасных не оказалось, придется теперь подождать до следующей бани.
  Как бы то ни было, я заступил в караул и на несколько дней и там простудился, как назло, ночи были холодные. Заболело горло.
   Сменившись, после обеда отпросился на прием в медпункт, где старший лейтенант Уколов, померял мне температуру и посмотрев горло, коротко бросил:
  - Ангина! Бери кружку, ложку, котелок и через 15 минут чтоб был здесь! Едешь в медроту!
  Саня Парашют мой друг из санитарной буханки обрадованно крикнул:
   - Андрюха, садись, подвезу до палатки!
  Круто! Дедушку довозят до палатки, как генерала. Ну, почти.
  Забрал все нужное. На обратном пути, Саня, показав здоровенную палку чарса, с указательный палец, почти, толщиной, спросил:
  - Хватит нам сегодня на вечер?
  -Должно хватить!
  -Мне там еще предлагали гашиш, такой черный, смесь с опиумом. Я отказался. Этот нормальный.
  Должно было хватить, даже с учетом еще одного моего приятеля, служившего в медроте. Сержант с нашей батареи, Данюков, мечтавший стать врачом, каким-то чудом перевелся туда, обжился, стал медбратом, и уже даже ассистировал при операциях.
  Парашют служил в танковом батальоне, на санитарной машине, его часто прикомандировывали к медикам, он там всех уже знал, в том числе и местных жителей, у которых можно было что-то выменять или прикупить. Один из них и снабжал его дурью. Достать можно было все, что угодно, но, мы особо не зарывались - только курили чарс.
   В предвкушении вечерних посиделок с корефанами я ехал в Самархейль, настроение было отличное, вот вроде и горло стало меньше болеть...
   Да нет, показалось конечно!
  Сидя в приемном покое я с ужасом почувствовал, что простуда вроде как отступает. И температура кажется спала!
  Узбечонок, медбрат, с ехидной усмешечкой записал в журнал - 36,6.
   С понтом, дедушка решил шлангануть, в санчасти отлежаться.
  Что-то мне это напомнило из классики - "Слабоумный симулянт!".
  Несолидно.
  Впрочем, недолго было этому молодому узбеку усмехаться - не более чем через пару часов я стал свидетелем воспитательной работы в медроте, которую проводили мои приятели.
   Я был очевидцем, а молодой, объектом. Одним из объектов.
  Мест в общей палатке не было. Выписка выздоровевших планировалась на завтра, а сегодня вечером мне показали зашнурованную инфекционную палатку и предложили располагаться там.
  - Расшнуруй и заселяйся! Палатка не отапливается, но, ты возьми одеял, сколько хочешь и укрывайся, не замерзнешь... А завтра раненых выпишут, перейдешь в общую.
  Не так давно БМП подорвалась на мине, были контуженные и их теперь планировали к выписке.
   Ну, тех, кто пережил зиму 80-го, учить не надо, тем более, что не так и холодно, температура плюсовая.
  Смешно, но, один из самых важных факторов армейской жизни - организация питания, совершенно выпала из памяти. И это при том, что я там пробыл неделю. Вот как отрезало. Видимо, так кормили, что вспомнить нечего.
  В палатке медроты было малолюдно. То ли там был некомплект, то ли все работали. Из старослужащих, собственно, только мы и были. Выкурили пару косяков, поговорили о службе, Ивана Жданова вспомнили, да и других ребят. За прошедший год очень многое стоило воспоминаний. Помечтали о дембеле. Вроде полгода небольшой срок, но, в наших условиях, любой день вполне мог оказаться длиной в жизнь.
  И вдруг ребят переклинило! То ли они вспомнили, что уже деды, то ли это был отложенный спрос, без всякого перехода они начали гонять молодняк. Молодых, в отличие от большинства других подразделений, здесь было больше.
  Начали с обычных затрещин, затем молодой туркмен попытался сопротивляться, его отоварили весьма жестко, ногами, бляхой от ремня рассекли руку. Я не вмешивался, это их дела. Сидел просто и удивлялся - у нас на батарею было шесть молодых, в среднем, по одному на расчет. Не скажу, что они, как сыр в масле катались, но, никому бы в голову не пришло их строить и бить просто потому, что наступил вечер и у стариков романтическое настроение. В любом мужском коллективе конфликты неизбежны, но, по сравнению с медротой у нас была просто теплая, дружеская обстановка.
  Справедливости ради, надо сказать, что не зря они молодых воспитывали, был среди них стукачок. Через неделю меня выписал лично майор Аматахунов, я слышал, как при утреннем обходе он распорядился, хотя старший лейтенант Уколов рекомендовал еще подлечить. Сто процентов, что причиной выписки были мои посещения ротной палатки, хотя я там никого и пальцем не тронул.
  Недельку отдохнул. Выписали многих, планировалась операция в Кунаре, нужны были места для возможных раненых. В любом случае, для нас эта выписка была неожиданностью и неприятной.
   В лагере мы были после обеда. Подхожу к палатке, а наши уже имущество переносят в парк, готовятся к операции.
  Наш командир Закиров мне весело сказал:
   - Тебя решили оставить в лагере, не думали, что тебя выпишут так рано! Уже и сухпай получили...
  - Амир, может меня тоже возьмут, что же я в лагере-то останусь!
  - Сейчас узнаем ...
  Командир взвода дал добро и меня все же взяли.
  Не любили мы оставаться в лагере. Пока подразделения на операции, оставшиеся в бригаде заступают в длительные наряды, караулы, выполняют различные неприятные и тяжелые работы.
   А бывают ли в армии приятные работы? Крайне редко, только если повезет.
   Пока мы были в Кунаре кто-то выкопал окопы для стрельбы стоя, перед артскладом фронтом в сторону гор, соединил их ходами сообщения и обшил изнутри досками. В центре была как-бы усиленная огневая точка.
   Рядом с окопами и у вышек установили стенды с командами на фарси, которые должен подавать часовой местным жителям:
  "Дриш, файр миконам!(Стой стрелять буду!)
   Дриш, раст бору!"(Стой, обойди справа!)
  Ну, и так далее...
  Первые столбы устанавливали мы, затем натягивали колючую проволоку, теперь повезло кому-то еще. Столбы и вышки сколачивали из снарядных ящиков, самый востребованный строительный материал.
  Караульное помещение из самодельных саманных кирпичей построит дембельская команда, но, это позднее.
   Ранним утром выдвинулись в Кунар. Для молодого пополнения это была первая операция. Волновались ли они? Думаю, да. Во всяком случае, они спрашивали нас, что мы чувствовали в первом бою. Было ли страшно?
  Для нас все так неожиданно началось, что сложно было вспомнить те ощущения. Страшно конечно было, но, страшнее всего ожидание боя, потом страх уходит. Правильнее сказать, что мы его научились преодолевать.
  В любом случае, страха молодые никак не выказывали. Перегорели уже, наверное, пока готовились, и особенно, когда узнали, куда попадут.
  Выдвинулись, как всегда, ночным маршем. Первая стоянка была в Асадабаде, на том же плато у места слияния Печь-Дары и Кунара. Зимой не так красиво и зелено, как весной, но, зато и не жарко.
   Привели орудия к бою, сориентировались, навели, подготовили боеприпасы. Часть машин пехоты встала рядом с нами, часть уехала в сторону Асмара. Лагерь задымил походными кухнями, поднялись палатки.
  Встретили ребят со второй гаубичной, со многими я был знаком еще с карантина, с курса молодого бойца, а не виделись с майской операции. Полгода большой срок, мы все изменились, возмужали, но, у тех, кто служит рядом это не так заметно.
   Да и жизнь, здесь в Асадабаде была еще более беспокойной чем у нас. Кунар, самая, пожалуй, опасная афганская провинция. Это было обусловлено и преимущественно горным рельефом, и наличием больших массивов зеленки, а главное, близостью с пакистанской границей.
  Это накладывало отпечаток на жизнь, а соответственно на поведение и облик бойцов. Опасность подстерегала на каждом шагу и каждую секунду нужно было быть готовым к ее отражению. Предмет нашей лютой зависти - трофейный ДШК на треноге, установленный на кузове одного из запасных тягачей.
  У нас в расположении бригады была хотя бы какая-то видимость безопасности, кроме того, к нам часто приезжали инспекторы или какие-то генералы из штаба армии, то, афганские какие-то деятели, служба, насколько это было возможно в полевых условиях была насыщена инструкциями и уставными требованиями.
  А тут боевая работа в чистом виде.
  Пара дней прошло в спокойном ожидании. Днем работали на орудиях, в основном учили молодежь. В основном у них все неплохо получалось, но, то, что они пытались запомнить, должно быть доведено да автоматизма, для этого нужно время.
  Самая большая проблема - это физическая подготовка. Солдатчина - это в первую очередь тяжкий труд, и, даже если ты выполнял нормы ГТО на отлично, в армии легко не будет. Разгрузка и погрузка боеприпасов - для артиллериста каждодневные упражнения, полтора боекомплекта, примерно пятьдесят ящиков по семьдесят два килограмма, плюс запасные тягачи. Гаубица тоже больше трех тонн весит.
  А ее порой несколько раз в день приходится приводить к бою, отбивать и перемещать на новую позицию.
  Ни один молодой с первого раза не взвел клин затвора. Это нормально, мы тоже через это прошли, но, все равно было смешно смотреть, как они виснут на рукояти.
  Все придет позже, как-то само, а настой у ребят был вполне боевой.
  До боя еще не скоро дойдет, а, жизнь им другое испытание приготовила, попроще.
  На третий день, после обеда, комбат, наш новый комбат, капитан Ермаков, приказал батарее погрузиться на запасной тягач и убыть в баню. Полевую баню поставили примерно в пяти километрах от нашего расположения. Добрались быстро и комбат попросил меня остаться в кузове на охране оружия и имущества:
   - Андрей, ты дедушка, успеешь помыться, пусть молодежь идет!
   Капитан мог и приказать, но, раз попросил - с удвоенным рвением я остался на грузовике. Тем более, что я не решил, стоит-ли мыться, сразу после ангины, как бы снова не заболеть.
  Закурил, наблюдая, как салаги побрели к банной палатке.
  Сложили одежду перед палаткой и исчезли за темным брезентом.
   Банную палатку поставили рядом с арыком, понятно, какая баня без воды. В лагере у нас банно-прачечный комбинат тоже стоял у ручья.
   Заскучать я не успел - со стороны бани раздался громкий мат и все мывшиеся с воплями выскочили из бани и с разбегу стали прыгать в арык.
   Установка, подававшая в банную палатку горячую воду, дала сбой и вместо холодной полилась горячая вода. Раздумывать было некогда. А уж тем более, нащупывать кран, не раскрывая глаз под мыльной пеной. Под непрерывным потоком кипятка, сшибая друг друга, молодняк кинулся наружу. И в арык.
   Чем не боевое крещение?
   Нехорошо конечно, но, я ржал. Юмор ситуации заключался и в том, что незадолго до операции был банный день, и все еще были относительно чистыми. До этой бани.
   Установку моментально наладили, но, мыться уже никто не стал. Себе дороже. Погрузились и в расположение.
   Через несколько дней мы сменили позицию, переехали в район Асмара, и установили орудия в самой верхней точке небольшого возвышения.
  Гора, покрытая невысокой зеленой травкой, поднималась вверх, небольшими искусственными террасами. На центральной, самой широкой площадке и уместилась наша батарея. Впереди, ниже по склону брошенное жителями селение, абсолютно и давно обезлюдевшее, скорее всего, после боев зимой 1980 года. Афганистан славится своими междоусобицами, не живется им спокойно. Решившись на интернациональную помощь, контингент ускоренными темпами втягивался в боевые действия, поддерживая правительственные войска.
  Справа от батареи небольшая тропа, спускавшаяся к дороге, по краю дороги - обрыв и горная речка, с красивым, каким-то бирюзовым цветом воды, характерным для местных горных водоемов, находящихся в глубоких скальных расщелинах.
  От реки тянуло сыростью, небо хмурилось, время от времени начинал моросить мелкий дождичек. Промозглая, зябкая погода. Пробирало даже в шинели.
   Днем мы работали на орудиях. В прицельные были видны места летних боев, у подножия горы, возвышавшейся у другого края долины лежал остов сбитого вертолета.
  Ваня Тактаев разложил прибор управления огнем (ПУО) - такой здоровенный алюминиевый планшет, с помощью которого производились расчеты и вычисление координат целей. Старший офицер батареи ст. лейтенант и Ивановский руководил стрельбой. Замер температуры воздуха - информация необходимая для артиллерии, тем более в условиях горной стрельбы - показал плюс пятнадцать по Цельсию. Температура довольно комфортная, а по московским меркам и вовсе немыслимая для января. Тем не менее, было зябко. Мы полностью акклиматизировались за год.
  Место живописное, но, за водой ходить далеко. Для питья приносили молодые, а котелки мыть в нашем расчете приходилось самим, поскольку у нас был полный расчет и чтобы взять молодого кому-то надо было уйти в другой взвод. Расстаться, разбить спаянный коллектив, мы не захотели.
  Для ночевок мы разбили палатку, небольшую лагерную треуголку, на трех шестах, умещалось там человек 16. Водители, как правило, спали в кабинах, офицеры оборудовали будку в ГАЗ-66. Для тепла и удобства мы сколотили какое-то подобие нар - щиты из снарядных ящиков и возили из с собой на каждую операцию, зимой уж точно, простая плащ-палатка не обеспечивала безопасного для здоровья ночлега на земле, хотя спали, понятно, в одежде, накрываясь шинелями. Был еще вариант ночлега на кузове, привычный нам, но, в палатке мы ставили буржуйку, поэтому, большинство предпочитало все же палатку.
  А ведь еще весной мы смеялись над афганскими ротами, выезд которых в район боевых действий мало отличался по виду от каравана кочевников - они забивали свои грузовики всяким бытовым хламом, с горкой, а сверху громоздили традиционные кровати с деревянной рамой. Зрелище на самом деле уморительное, но пообвыкнув, и втянувшись эту полевую жизнь, мы тоже несколько украсили свой быт. Сколотили нары, обязательно была буржуйка, одеяла.
  А в нашем расчете было еще, непонятно откуда стыренное, сиденье из кабины ГАЗ-66. Оно служило нам подушкой при ночевках на кузове, предмет роскоши, к зависти остальных расчетов.
  Дрова, понятно, в Афганистане найти было сложно. Скудная растительность, на дрова годилась слабо, да и рубить ее нам было категорически запрещено. Понятно, что проблема топлива для артиллеристов не была критичной - дрова мы возили с собой. Пехота, впрочем тоже, но, если они хватались за любой найденный бесхозный кусок дерева, то у нас все было свое. Укупорка, пропитанная неким составом, очень сухая и легкая, горела отлично. На растопки ее же лучили и розжиг проводился с одной спички. Если же спичек не было, мы доставали немного артиллерийского пороха, который отсыпали из неиспользованных дополнительных зарядов и рассыпали его на плоском камне. Порох этот представлял собой охряного цвета цилиндрики длинной 10 мм, и диаметром 3-4 мм. Один удар камнем и порошинки загорались, таким желтым ярким пламенем, очень похоже горит целлулоидная пленка. И все. Тонкой щепой переносили пламя в костер.
  Был еще один метод, более простой - сигнальный огонь мог разжечь любое самое сырое дерево.
  Оговорюсь сразу, спички у нас все же, как правило, были. Эксперименты эти проводились неугомонной, пытливой молодежью просто из спортивного интереса.
  Отбой. В бригаде перед сном еще находились какие-то дела, в зависимости от ситуации, кто-то подшивался при тусклом свете единственной лампочки, да мало-ли дел хозяйственных. Старослужащие по своей программе, тут возможны варианты - от второго ужина, чаепития и разговоров, до тайного распития алкоголя. Впрочем, последнее было редкостью, чаще просто курили дурь.
  В рейде программа простая - отбой, боевое охранение на пост, остальные укладываются и потрепавшись минут пять от силы, отрубаются. Каждый еще поднимется, что бы отстоять свою смену, а рано утром, подъем и ратный труд.
  В этот раз решили выкурить косяк на сон грядущий, один на всех желающих, буквально по паре затяжек. В замкнутом, узком пространстве поплыл дымок, со характерным, незабываемым ароматом.
  Карандаш, наш старший вычислитель Ваня Тактаев, никогда не курил, ни табак, ни что-либо другое. Паренек из далекой мордовской деревушки, очень активный, как и все люди небольшого роста, весь день работал на ПУО(прибор управления огнем), делал расчеты, выкрикивал цифры, уморился к концу дня и собирался уснуть. Не тут-то было, облако дыма, клубящееся вокруг керосиновой лампы, подвешенной к центральному столбу, подействовало на него самым неожиданным образом.
  Никогда не пробовавший чарса, вместо того, чтобы расслабиться, вдруг взвился и погнал молодых. Без особой злобы впрочем, и уж тем более без рукоприкладства. При всей своей гиперактивности, он был абсолютно безобиден. Крикун. Ну, захотелось ему услышать песню. И не просто песню, а узбекскую.
   Зовут молодого из первого расчета. Узбек Таштемир, в просторечии Тишка, старообразный, очень худой, с вытянутым, каким-то костистым, морщинистым лицом, согнувшись вошел в палатку.
   - Тишка, песни узбекские знаешь?
  - Знаю...
  - Пой давай!
  -Петь нэ умэю!
  - Пой !
  Под общий хохот, Карандаш орал на молодого. В этот момент мы поняли, что Ваню нашего анаша пробила, хотя он и не курил.
  -Гитара нэт!
  Тишка решил отмазаться.
  - Гитару ему! Вот, хер тебе! Обойдешься без гитары! На автомате играй, как будто это гитара!
   И Тишка действительно, имитируя игру на гитаре, забренчал рукой по автомату, и, затянул какую-то заунывную песню.
   Все ржали уже в голос, отчасти уже подействовала дурь, но и ситуация была смешная.
  Смеялись в основном над Ваней, над тем, как он распалился.
  И так же моментально остыл.
  Все, спать, задули лампу.
  
  Двадцатилетие Олега Возняка, водителя шестого расчета, выпало на период этого зимнего рейда. Олег предусмотрел подобную возможность и готовился серьезно, считая, видимо, этот день рождения рубежной датой.
  Он заранее запасся дефицитными консервами- тушенкой, сгущенкой, кабачковой и баклажанной икрой, а главное, приготовил сорокалитровый бак браги, герметичный, из нержавейки, для быстрого приготовления пищи. Бак этот был спрятан, где - не знал никто, кроме узкого круга посвященных - земляков. Бак-скороварка, страшный дефицит, такой бы изъяли и у прапорщика, а уж солдатам его иметь было точно не положено. Но, ведь достали где-то.
  Понятно, что без браги праздник - не праздник, и брагу пришлось брать с собой на операцию.
  С утра Олег с друзьями организовал в крайнем доме брошенного поселка импровизированную кухню. Переместили туда продукты, стали варить плов, что-то жарить, словом, дело закипело. Все мечтали отведать бражки...
  Жизнь, увы, не так проста и прямолинейна, как мы ожидаем. За год боевых действий, личный состав батареи стал по-настоящему коллективом. Так всегда и бывает: кого-то списали в пехоту, кто-то ушел сам, найдя более легкую и безопасную службу в тыловых подразделениях, оставшиеся стали почти братством.
   У Олега, единение это, видимо, вызвало не панибратское конечно, отношение к офицерам, но, некую ложную уверенность, что мы как бы почти ровня.
  И он, ничтоже сумняшеся, пригласил их на день рождения.
  Не думаю, что ему отказали прямо в лицо. Но, из офицеров никто не участвовал в мероприятии. Да оно толком и не состоялось, так посидели...
  Брага пропала непосредственно до!
  Это была одна из самых жгучих тайн дивизиона. Как мог исчезнуть сорокалитровый термобак, спрятанный в надежном месте о котором почти никто не знал, как его могли переместить куда-либо, что бы никто не заметил из тридцати человек?
  Полный под завязку, он весил не менее 50кг, и извлечь его из потайного места и мгновенно унести незаметно куда-то было невозможно.
  Загадка...
  Все были в шоке. Такие дерзкие исчезновения в армии конечно случаются, это нормально. Бдительность терять нельзя.
  Основная версия заключалась в том, что это сделали офицеры, командиры взводов. Но, неувязка в том, что они не могли знать, где все было спрятано. А если смогли? Случайно подсмотрели. Или у них был информатор? Впрочем, информатор исключен. Ни разу ни у кого из нас не возникало такого подозрения, в нашем подразделении.
   Ну, а если узнали, подслушали например, объявили общее построение батареи, а сами...
   Так или иначе, праздник был подпорчен. Закуску съели насухую, впрочем, на аппетите это никак не сказалось. Затем был небольшой импровизированный концерт - как я уже говорил, Олег играл на нескольких инструментах и пел. Амир Закиров тоже играл на гитаре и пел, собственно, благодаря знакомству с ним, я узнал о бардах. Визбор, Кукин, Окуджава, Никитины... Я слушал рок, и мир бардов для меня был неизвестен. Ну, кроме Окуджавы конечно. Про Высоцкого я не говорю, его знали все.
  "Пулею пробито днище котелка..." - это точно про нас.
  Или вот это: " И женщины глядят из-под руки, в затылки наши бритые глядят...".
  Слушая такое, испытываешь сложные чувства, некое непонимание - страна живет мирной жизнью, а мы служим в действующей армии, гордость, что это выпало именно нам, и одновременно, чувство опасности, которое в зоне боевых действий еще более обострялось. По-настоящему безопасных же мест не было вовсе. А главное, мы чувствовали себя продолжателями воинских традиций наших отцов и дедов. Не просто на словах, а и делом.
  Загадка же, так и осталась загадкой. Тем не менее, последующие события, если не раскрывают этой интриги, то, бросают некий лучик, позволяющий присмотреться к версии с офицерами повнимательнее. Один из командиров взводов, вскоре заболел или сказался больным, и убыл в бригаду.
   А через несколько дней мы узнали, что в бригаде произошло ЧП. Автомобиль по пути на аэродром опрокинулся и в аварии погиб человек. А за рулем был глубоко нетрезвый офицер с нашей батареи. Именно тот, который заболел. Похоже на запой? И, возможно, он начался с нашей браги?
   Операция завершалась. Дождь уже не моросил, а лил плотняком. Видимо, надоели мы всем в Кунаре.
   Бронегруппа переместилась к новой стоянке. По дороге дождь кончился, выглянуло солнце.
  Позиция батареи была рядом с населенным пунктом, глиняные дувалы начинались метрах в пятидесяти от нас. Впереди долина и горы за ней.
  Несколько потеплело, не было необходимости одевать шинели, мы остались в ватниках.
  Местный люд оживился. Впрочем, за дувалами этого видно не было, понятно, что взрослые к военным не выйдут.
  А торговать, ой, как хотелось. Мальчишки, что пошустрее, уже наворачивали круги, но, пока не подходили. У грузовиков было выставлено боевое охранение.
   Жизнь продолжается, нам надо было разжиться планом, а мальчишкам прокрутить свой нехитрый бизнес. Один из них просочился к машинам и
  мы организовали обмен. Причем, ушлый Саня Лесников хотел устроить кидалово, еле отговорили - если малец пожалуется, то, нехорошо будет.
   Саня в злобе запустил в него обломком лопаты и схватив вожделенную железку, парнишка умчался в сторону дувалов.
  Разжились дурью.
   Хехе, теперь, под завершение операции, можно было и расслабиться...
   И вдруг, Серега Раскевич, чарс курить отказался. Дескать, обрыдла ему проклятая анаша, ему нужно что-то домашнее, вкусненькое.
  Домашним и вкусненьким оказались шесть небольших флаконов одеколона "Тройной".
  - Серега, ты че, одеколон будешь пить?
  -Та ни...
  Видно было, что одеколон он конечно выпьет, но, вот так прямо признаваться в этом ему было не с руки.
   - Надо бы его очистить от краски...- протянул он.
  Удивительным образом, среди бойцов оказалось немало знатоков процесса очищения одеколона от красителей и ароматизаторов, как будто на гражданке ничем другим и не занимались, а между тем, с предметом "Процессы и аппараты химической технологии", был знаком только я.
  Завязалась дискуссия. Одни предлагали опустить в одеколон замороженный гвоздь, или пролить его по замороженной металлической пластине и, "все масло" и "краска" примерзнет, а чистый спирт скатится в кружечку подставленную заботливой рукой. Дело за малым, надо заморозить гвоздь.
  Но, охладить как? Мороза не было.
   Другие предлагали опустить туда гвоздь раскаленный.
  - Не, нельзя, загорится все.
  - Не загорится, погасим, если что. А "масло" все сгорит!
  -Не сгорит, а будет еще и горелым вонять.
  Серега внимательно слушал, держа кружку с одеколоном в одной руке, а гвоздь, которым собирались делать "выморозки", в другой. На всякий случай, он помешал одеколон гвоздем, но, ничего не произошло.
  Затем, не справившись с искушением, пробормотал что-то вроде - "нехрен тут чистить", опрокинул содержимое в глотку.
  И, скривившись, занюхал рукавом.
  Нет, не упал он, и рога тоже не выросли. Ну, как же так!
   Наших пацанов полкружкой "Тройного" не свалишь!
  Серега, сельский парнишка, из небольшой деревни под Ровно, до армии работал трактористом и махнуть стакан одеколона было для него, не то, что делом привычным, но, легко переносимым, скажем так.
  Небольшого росточка, жиденькие светлые волосы, застарелые шрамы от юношеской угревой болезни (а-ля Чарльз Буковски), и, титаническая, чудовищная сила, компенсирующаяся, впрочем такого же масштаба, медлительностью. Медлительность в нужный момент сменялась вполне быстрыми действиями, но, это было редко.
  Серега прославился в Талды-Кургане, когда после утренней зарядки, учебная рота бежала кросс - пять километров. Объявлено было, что последний остается без завтрака.
  Услышав подобное оповещение, бежавший позади всех рядовой Раскевич ускорился, и к финишу пришел первым.
  Зимой 80-го, он прибыл с пополнением в батарею и без проблем влился в наш коллектив- спокойный, добродушный и очень сильный.
   А теперь, все сразу потеряли интерес к Сереге - концерт-то кончился и разбрелись по своим делам.
  Дела простые, у солдата одна забота на привале - украсить свой унылый рацион. На этот раз было грустно, завершение операции, большинство заначек было выпотрошено. Большинство, это не все. Кто-то из водителей достал трехлитровую банку сгущенного молока. Решили делать вареную сгущенку.
  Разожгли костер, в ведро воды погрузили банку и стали ждать.
  Сколько можно ждать?
  Полчаса?
  - Мало!
  Час!
   - Наверное готова?
  - Да как она может провариться, там три килограмма!
  - Нет, ну сколько еще ждать, жрать хочется!
  Открыли заветную баночку...
  Толстый слой коричневой карамели вдоль стенок банки постепенно переходил в обычную сгущенку в середине банки. Не проварилось, естественно.
  Жутковатый вид банки, наполненной мешаниной из светло-кремового молока с более темными комками, никого не отпугнул. Черпали столовыми ложками. Сладко до тошноты, и без хлеба...
   Но, кто говорил, что в армии будет легко?
   Мы вернулись в бригаду. Снова потянулись унылые дни. Построения, наряды, караулы. И дождь, дождь без конца. Палатка промокла насквозь, верхний ярус кроватей практически не просыхал. На спасало только то, что половина батареи отсутствовала, несла службу, а отдыхающие спали на их местах внизу.
   Водителей наших отправили в Кабул, туда повезли снаряды для гаубиц, обратно они должны были привезти минометные заряды и сборно-щитовой магазин, который все так долго ждали, к автолавкам было сложно пробиться.
  Колонна, десять машин, восемь наших "ЗиЛ-131" и два "Урала", БТР в сопровождение дали БТР. Старший колонны старший лейтенант Ивановский.
   Не суждено было той зимой бригаде получить магазин. На обратном пути колонна попала в засаду.
  Этот зловещий признак афганского терроризма - пассажирский автобус на трассе и местные жители сидящие в кювете.
  Когда наши поравнялись с ним, начался сильнейший обстрел. Первую и последнюю машины подбили сразу - это классика. Все спешились, начался бой. Часть машин загорелись. Водители заняли оборону на обочине дороги.
  Ивановский с водителем БТР вернулись к блокам в сторону Кабула за подмогой.
  Подмога на этот раз пришла вовремя. Когда появились первые БМП, обстрел сразу стих. От колонны осталось четыре грузовика, три наших и "Урал". Счастье, что никто не погиб.
  Однако, когда уже отъезжали, случайная пуля ударила Игоря Диасамидзе в ту же ногу, что и год назад.
   Теперь мы заступили в караул по-настоящему, бессменно.
  А кому мы нужны без тягачей?
  Началась новая операция, два орудия передали в третью батарею, остальные расчеты в наряд на весь срок. Рекордный за мою службу - восемнадцать суток. Два часа на посту, два часа бодрствуешь, два часа спишь. Ранний наш рекорд - десять суток, еще ничего, но, восемнадцать это уже было за пределами наших возможностей, такой темп выматывал.
  Пережили. Завершился этот беспримерный наряд, и снова потянулись унылые будни.
  Дождь.
  А вот взводного нашего, ждал суд офицерской чести, за то, что бросил колонну, уехав за подмогой. Ребята его отмазывали, как могли, в должности не понизили, и звезд не потерял, но, осадочек остался.
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023