...Ему было всегда лень. Всё. В учебке любил на физподготовке только
рукопашку, брал скоростью и ловкостью. Железо таскать или турник там, не любил. Делал, конечно, "паечку десантную" как положено, но только
чтобы чмом не прослыть. Уважение не потерять.
Когда стояли на плацу в упоре лёжа, по суставы кулаки в горячем
асфальте, представлял, что с каждым отжиманием бьет в рожу лосю этому -
сержанту. И легче становилось.
Как-то натёр плечи до кровавых мозолей. РД под завязку камнями набили
ему, потому что втихаря разгрузил, по его мнению, ненужный балласт перед
учебным выходом. Так что лень эта приносила плоды скорее скорбные, чем
полезные. Впрочем, как и должно быть...
Ну, трагических воспоминаний и до пенсии теперь хватит, хотя,
как злились в учебке на сержантов, так здесь, на войне, благодарили на
первом же выходе. Горы, горы.... они любят сильных, а впрочем, они горы-то
никого не любят, если честно ...
В общем, когда собирались на броню всей ротой, пришёл взводный и
сказал, что боеприпасов берём немерЯно, значит, каждый разведчик берёт
дополнительно ...Ему досталась лента АГС. Спасибо, блин, большое. Не
было печали. Бронегруппа - ходить мало, смотреть - много. Радовался
интересному времяпрепровождению.
Он очень любил путешествовать и здесь, не смотря на режим
секретности, облазил уже всё. Как не подорвался на минных заграждениях,
не знает никто, но когда рассказывал, как ходил поближе посмотреть на
"Гиацинты", - у "дедов" глаза были квадратные. Туда-сюда по минному полю.
Да, дураков судьба балует.
Мозг работал бешено.Так, недавно уволился санинструктор, был такой
разговор, сержант из меда, то-ли училища, то-ли института, дело
знал туго. Жалели все, что ушёл. Сумка санитарная осталась без хозяина!
Дополнительная нагрузка!!!
И куда лучше ленты этой долбаной.
Доложился про идею лейтенанту, получил за инициативу, как положено,
люлей и стал ждать. Офицер на войне существо такое: я-командир-отвечаю
за всё, ты-выполняешь приказ, соответственно, остаёшься жив и попозже-
едешь домой пирожки кушать мамкины. Надо дать время переработать твою
идею в собственно Великое Командирское Решение. Так и случилось.
Долго ли, коротко ехали они теперь по бетонке. Он весёлый, по причине
присутствия сумки и отсутствия тяжеленной ленты, пел.
"А не завалить ли Вам, сударь, хлеборезку?"- примерно так, в переводе
на литературный русский язык прозвучал крепкий армейский мат, откуда-то сзади. Попутчики объяснили: петь на войне - примета плохая. Заткнулся, конечно.
Страшной силы рёв ударил по ушам. Из клуба пыли на месте впереди
идущего БТРа медленно-медленно, плавно кружась, летело колесо. Летело
вверх, и кажется, там в небе и осталось. Потому что липкий ужас, жуткий холод смерти пахнул в лицо.
Всё это было уже знакомо, но каждый раз всё оказывалось, как впервые.
Этот безотчётный миг прикосновения к Смерти. Безжалостной, грубой, вырывающей
сердце и душу ...
Пыль осела. Развороченная машина стояла метрах в пятнадцати.
Слегка дымилась. И вот он. Запах. Запах крови, который не забыть, не стереть никогда.
Пацаны! На том Бэтэре был совсем молодой водила. Его первый выход.
Пришёл из танковых что ли, сам просился в спецназ,ну и взяли.Увидев
свисающего из люка бойца с неестественно вывернутой головой, парня на
броне, распластавшегося крестом, глазами в небо и двух других на земле,
рядом с машиной, он решился. Спрыгнул с брони, пролетел три-четыре шага.
И охлест в спину: "Солдат, стоять! Там мины!"
Обернулся, посмотрел лейтенанту прямо в глаза. Он не взял ленту АГС,
он взял санитарную сумку. Он взял ответственность за жизни своих
товарищей.
"Там люди, лейтенант!" Повернулся и пошёл к раненым.
Молодой водитель лежал с полуоторванной головой. Из шеи, мальчишечьей
тонкой шейки, били последние толчки тёмной крови. Слегка потемнело в
глазах. Услышал сзади, как прыгают пацаны с брони, занимая круговую
оборону. Как клацают пулемёты по окрестным горам. Возятся сапёры,
пробивая мины вокруг. Все работают, давай! Хватит нюнить.
Кинулся к обоим, лежащим на земле. Смерть чувствовал чутко. Побывала
она здесь.
Обожжённые, перекрученные тела было не спасти. Перекинул сумку через
плечо, схватился за поручень, взлетел вверх на броню.
Смерть была и тут, но не ушла, ещё ждала чего-то. Так, рука почти полностью
оторвана у плеча, там где у нас обычно наколка с горами и парашютом. Жгут, пакет. Чёрт, кровища то как хлещет! Броня под раненым вся липкая уже от этой крови. Второй пакет, затянуть жгут потуже!
Понял - руку отнимут по любому. Дальше. С ногой - ерунда, осколочное -
потом. Голова...

   Приподнял аккуратно, продев руку под... пальцы погрузились в месиво из
крови, кожи и костей.
Нееет!!!
Я смогу, я сделаю! Ты будешь жить!!! Парень вдруг открыл глаза,
и посмотрев прямо в душу, прошептал-простонал: "Ты же спасёшь меня?"
Ком у горла, только не слёзы! Только дать надежду.
Собрался в доли секунд: "Да ты чё, блин! Фигня какая! У тебя лёгкое
осколочное в руку и головой стукнулся, сотрясение наверное".
По броне застучало. Пацаны подоспели.

... Как ждали вертухи, как везли в госпиталь. Как в госпитале
отбивался от санитаров, потому что был весь с ног до головы в крови, а они норовили всё
схватить, положить его на каталку. Это всё лирика.
Парень умер на столе, когда операцию уже начали. Как? Как было это всё понять и принять? Прошло ещё немного времени. Операционная бригада разошлась. Последним вышел хирург. Устало потянулся в карман за сигаретой и увидел солдата в окровавленной, грязной "песочке".
Тот сидел в коридоре напротив операционной, серый, злой и плакал...
Хирург подошёл, глянул на окровавленного мальчишку и пожалев,
сказал:" Слышь, санинструктор, ты не виноват. Ты своё дело сделал, довёз его ..."
Потом везли его на Уазике в часть. А потом он стоял в душевой и стирал-оттирал от крови "песочку". И было так пусто, просто пустота в сердце. Ни злобы, ни боли, ни страха.А просто глубокая пустота - пустота близости Смерти. С тех пор он не боялся Смерти.
Он имел с ней теперь личные счёты. Больше она из его рук никого не вырвет!

  
Впереди было ещё полгода войны и случалось всякое ...
Но тогда он взял сумку, чтобы было полегче.

  
Но так тяжело не было никогда.