Аннотация: Документальная повесть в дневниковом жанре
Последняя зима.
Кабульский дневник
Октябрь 1991
Москва
1 (вторник)
Вышел в осень, на работу. На дворе сегодня тепло. Бабье лето. Последние дни. Потом дожди, слякоть и витающая в воздухе гиперинфляция. Вожди совершенно беспомощны. В газете некий вакуум во всём. Растерянность среди редколлегии, потерянность среди коллектива. Народ начинает потихоньку подыскивать иную работу. "Правда" ещё не "Титаник", но крысы в трюмах заметались. Много разговоров и распития чего найдётся. А работать нам когда? А работать некогда...
Впрочем, главное не вешать носа. Случается ведь и хуже. Хотя всё достаточно муторно.
2 (среда)
Забрезжила надежда поехать в Кабул на месяц-полтора.
После того как Вадим Окулов вытащил из Кабула впавшего в перманентный запой нашего собкора Володю П., там вахтовым методом, сроком не более месяца, поработало несколько парней из секретариата и международных отделов. Обкатывались на Афгане. Сейчас там сидит Юра Владимиров из отдела стран "третьего мира".
Владимир Павлович Чернышёв, после того как мы выпили по стакану питерской "табуретовки", обратил вдруг внимание на мою расползшуюся выше шва китайскую кроссовку, которую я безуспешно пытался подклеить чудо-клеем "БФ".
- Хреново, Виктор?
- Нормально, Палыч. Пока ещё сухо.
- А как задождит?
- Есть у меня резиновые сапоги. Прошлую зиму в них проходил. Сам видишь, Вьетнам мой накрылся медным тазиком. Так что обувки не предвидится.
- Вот что, - говорит Палыч, - у Юрки сука должна через пару недель ощениться. Он попросил на несколько дней вернуться в Москву, но как ты понимаешь, никто ему этого не позволит. Принято решение корпункт в Кабуле ликвидировать. Но я хотел бы продлить наше присутствие там, хотя бы до конца ноября. Ты как на это смотришь?
- Наливай, Палыч! Это намёк, чтобы я не сбежал из редакции? Не сбегу. Хотел уйти после того, как меня кинули с Вьетнамом, но сам знаешь, что ГКЧП все карты спутал. Я же упрямый. Сейчас некоторые из "Правды" побежали, а мне не след. Так что тонуть будем вместе.
Выпиваем по второй. "Табуретовка" градусов под 70. Из чего они её там в Питере-Ленинграде гонят?
- Ты же бывал в Афгане?
- Однажды, лет пять назад.
- Потянешь?
- Не знаю. Честно, не знаю. Колес на корпункте нет. Переводчика нет. Местных журналистов я не знаю. Не думаю, что в посольстве меня возлюбят после того как "Правду" закрывали. Пастухов вроде бы нормальный мужик, но ему тоже выжить хочется.
Палыч разверстывает по третьей.
- Желающих, сам знаешь, много. Но я хочу, чтобы поехал ты. Продашь там всё, что осталось. И тяни своё пребывание, сколько сможешь. Командировочные там по нынешним временам смешные, но это всё же десять долларов в день и ещё афгани. Они, правда, как рассказывает Юра, вконец обесценились, но на обед хватит.
-Уговорил, Палыч!
3 (четверг)
Конечно, риск в этой командировке присутствует, но мне ли о том кручиниться? Нужно как-то семейные дела подправлять. Хотя, всё ещё может сорваться. Так что поживём-увидим. Особых препон вроде бы не предвидится. Чернышёв и Шашков - "за", Слава Дробков - тоже. Хорошо бы посетить "парваньку", особенно в моём оборванстве. Надо же какая рифма: "парванство - оборванство". При нынешних ценах скоро без последних штанов останусь. Так что "парван" актуален более чем. Но не буду обольщаться.
6 (воскресенье)
Дежурю по номеру. Может быть, удастся поговорить с Юрой Владимировым. С питием следует застопорить. Разговора с Кабулом не было. Но была записка от Юры. Судя по всему ситуация там хреновая. Но тут ничего не попишешь. Нужно держаться.
8 (вторник)
Чернышёв убедил Дробкова, он у нас теперь зам. главного по международным отделам, поговорить с Селезнёвым, чтобы назначить меня собкором по Афгану. Слава с Гээсом договорился. А это всё-таки почти шестьсот гринов в месяц, а не инфляционные афошки. И Клавдия, наша дорогая, из валютного отдела издательства готова пойти на встречу. Грины у неё пока для "Правды" есть. Выдает собкорам налом. Иначе демократы арест наложат, как наложили его на рублевые счета "Правды" в Управлении делами ЦК КПСС.
Но неожиданно упёрся экс-зам Королёв. А у него право подписи финансовых документов до конца года.
- Собкоров, говорит, только секретариат ЦК имел право назначать.
- Так его же теперь нету, вашего ЦК.
- Всё равно ничего не подпишу. Командировку сроком на месяц, пожалуйста, а собкорство ни за что.
- Тогда на полтора месяца...
- Это почему?
- Так мне же корпункт ликвидировать предстоит. Как я за месяц обернусь?
- А чего там ликвидировать? Вилла не наша. А прочее? Там нет ничего ценного. Обойдёшься месяцем!
Как скажите, товарищ экс-зам! На том и разошлись.
Из газет:
6.10.91 года " Вслед за Н. Кручиной покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своей квартиры, его предшественник на посту управделами ЦК КПСС 81-летний Г. Павлов".
"В середине октября прошли забастовки учителей и работников дошкольных учреждений в городах Иванове и Красноярске. Главным требованием бастовавших было повышение заработной платы. В ответ на обещание, что требования будут скоро выполнены, бастовавшие приступили к работе".
15.10.91 "Митинг и волнения в Казани с требованием независимости Татарстана".
20. 10. 91 "Подписан Указ Президента РСФСР о передаче внутренних войск МВД СССР, дислоцированных на территории РСФСР под юрисдикцию России. Утверждён ВС РСФСР 9 ноября".
11 (пятница)
Валютчица наша любимая, Клавдия Фёдоровна Слуцкая получила для меня кучу "афошек" на суточные. "Афошки" - старые, лохматые и мелкими купюрами. Получилось около трёх килограммов афгани.
- Я лучше на свои двадцать килограммов дозволенного веса колбасы и килек повезу, Клавдия Фёдоровна.
- Да не переживайте вы, Виктор Иванович. Я вам оплачу перевес багажа на десять килограммов.
Получилась у меня авоська афганской валюты. Чтоб всегда так жил! А вот долларов всего три сотенные бумажки.
15 (вторник)
Пил водку с Сергеем. Больно смотреть на его изувеченное лицо. Никак не могу привыкнуть к тому, что друг мой Серёжа - афганский инвалид.
Последнее, что Никандрыч смог выбить для сына у Горбачёва - двухкомнатную квартиру в элитном доме на улице Веснина. Сам В. Н. живёт в этом же доме в соседнем подъезде. Он уже давно не в ЦК, а в "Известиях", а там тоже задвигают на пятый план. Так проходит земная слава. Обещал дать мне рекомендательное письмо для Бориса Николаевича Пастухова, который нынче Чрезвычайный и полномочный посол в Республике Афганистан. Это, конечно, хорошо. Хотя, кто сегодня с опальными знаться хочет?
20 (воскресенье)
Улетаю в Кабул. С утра затяжной дождик. Нашёл на антресолях старые кеды. Они, по крайней мере, не протекают. Вид у спецкора "Правды" хипповатый. Кеды, потертые джинсы, бундесверовская куртка, купленная на кабульской парваньке ещё в прошлую поездку в 87 году. Говорю Мышке, дождик - это добрая примета. Четырёхлетний Ванёк таких тонкостей не понимает. Не хочет с папкой расставаться.
Скоро подъедет издательская "Волга", на которой отправлюсь в Шереметьево-1, откуда вылетает рейс на Кабул. На улице темно. Тамрико одевает Ивана в клетчатое пальтишко, купленное мною в 89 году в славном городе Пхеньяне на воны с красной полоской, идёт с моим мальчиком на вечернюю прогулку.
Чтобы не прощаться.
Чтобы не разреветься.
Сажусь в чёрную "Волгу" и смотрю, как в сумраке стоят в метрах пяти два самых любимых для меня человека. А третий любимый человек - дочь Ирина ушла с подружкой на дискотеку. Молодость эгоистична и не сентиментальна.
В Шереметьеве таможенники смотрят разрешение на провоз валюты, просят показать доллары. Спрашивают, что в авоське. Отвечаю: афгани. Совсем наши с ума посходили, - смеются таможенники. Проходи! Считать не будете? Ну, мы же не сумасшедшие!
Кабул
21 (понедельник)
На рассвете прилетели в Ташкент. Пересели на транспортник, отстреливающий тепловыми ракетами. На сей раз истребители сопровождения не взлетали. Да и в кабульском аэропорту никто меня не встретил. Хотя должен был вроде бы приехать друг Пластуна и Владимирова Володя Андрианов, которому везу от Юры бутылку водки. Хорошо, познакомился в дороге с людьми из торгпредства. Пропасть не дали. Подвезли к посольству. Попросил наших славных пограничников в штатском разыскать по телефону Андрианова. Минут через двадцать появился симпатичный стройный человек с военной выправкой. Жутко извинялся за отсутствие в аэропорту. Совсем замотался. Похоже, все тут замотались. Обстановка на территории посольства беспокойная. Володя провёл меня к "правдинской" вилле, открыл ключами ворота гаража, потом запер их, и лишь после этого через дверь в боковой стене гаража мы входим в чаман. На меня набрасывается собака Баскервилей.
- Белка, кричит Володя, свои! Не испугался?
Едва не описался. Однако ж, "ноблесс оближ"!
- А чего пугаться, свои же. Теперь я её хозяин.
Белка, взрослая сучка породы кучи. Пастушья собака. Гладкошерстая светлого окраса с серыми очками вокруг глаз.
- Ты только на улицу её не выпускай. Она запах пуштунов не выносит.
- Это что же, Володя Пластун её так воспитал?
- Да нет! Чёрт знает почему. Нас выносит, таджиков выносил, а пуштуна укусить может. Ну ладно пошёл я, вечером заглянем к тебе на огонёк. А пока располагайся.
22 (вторник)
Вилла у меня просто конфетка. Строил её человек со вкусом. Где он теперь? Уехал, наверное. Вчера были гости. Володя с женой. Андрей Правов, собкор АПН, теперь оно ИАН называется, тоже с женой, телевизионщик белорус Александр Шкирандо и радийный корреспондент осетин Боря Бирагов, оба без жён. И я совсем русский хохол, тоже без жены. Союз разбегается, а мы вместе в Афгане.
Здесь теперь так, если можно обойтись без жён, лучше отправить их в Москву.
- Что настолько всё паршиво?
- Не совсем, но военная ситуация непредсказуема. Да и дома не ясно, что и как.
- А чего не ясно. По уши в дерьме сидим. Зато демократия.
Пили водку. Закусывали дыней. Дыня просто прелесть. Вся сочится мёдом. Я дыню, наверное, лет восемь не ел.
Потом позвонил человек по имени Расед. Сказал, что он друг Пластуна и Владимирова и хочет приехать познакомиться со мной. Какие проблемы? Запер Белку в недостроенной сауне. Расед - симпатичный пуштун. Партиец. Секретарь райкома нашего района. В НДПА состоял в крыле "Хальк". Теперь в Партии Отечества, но в душе по прежнему "халькист". Гости мои к нему хоть внешне по-доброму отнеслись, но с некоей опаской. Как-то быстро раскланялись.
- Расед, - говорю новому своему другу, - а водку в Кабуле купить можно?
- Даже просто. Пять долларов бутылка. Спросишь только: рафик, товар аст?
Сели в его чёрную "Волгу". Поехали в район Шахри-нау. Захожу в дукан. Расед остается в машине. Мусульманин всё же.
- Рафик, товар аст?
У дуканщика рот до ушей. Вытаскивает из-под прилавка поллитровку в крафтпакете. Водочка что надо. "Союзплодоимпортовская" с винтом. Из Пакистана возят. Не палёная. И сдача с сотни нашлась. Душевно посидели.
А на утро - тяжёлая голова и угрызения совести, что семью на целых пять долларов обездолил. Сижу вот, греюсь на солнышке и думаю, что нужно срочно приобретать какие-то башмаки. Не идти же к послу на представление в кедах. Хотя, хиппово!
23 (среда)
Третий день в Кабуле. Адаптируюсь очень трудно. Завтра нужно попасть к послу при посредничестве Замира Кабулова. Это старый знакомый. В 87-ом встречал меня в аэропорту. Тогда он был пресс-атташе. Сейчас уже едва не советник. За глаза его зовут "За мир в Кабуле". Манеры вкрадчивые, дипломатические. Попросил его представить меня Борису Николаевичу. Не знаю, что из этого выйдет. Но вечера в Кабуле очень и очень тягостные. Одиночество больше всего угнетает. Нужно приступать к написанию заметок.
24 (четверг)
Вчерашние шашлычки, кажется, сыграли роль маленькой бомбочки. Во всяком случае, чувствую себя прескверно. Главное бы не подцепить в начале командировки какой-нибудь желтушной дряни. А то получится, что отправился за гепатитом. Как оператор Исаев. А мне болеть ну никак нельзя.
Ем таблетки в гордом одиночестве.
25 (пятница)
У нас выходные, как это и положено в мусульманском мире. А в Москве - митинги. Так что ещё погодим с ГКЧП.
Продиктовал первую корреспонденцию в "Правду", подготовленную в соавторстве с Андреем Правовым. Беседовал с Раседом. Этот партиец просто как подарок Аллаха. Обещал на неделе поездку на посты и в Царандой. В остальном довольствуюсь прегордым одиночеством. Коллеги мою принадлежность партийному органу не очень жалуют. Осуждать их не стоит. Они - люди. Да ещё в загранкомандировке. Здесь доллары получают, а что в Москве? Очевидно, так и должно быть. Это бич практически каждой загранки. Но, возможно, я ещё познакомлюсь и с хорошими людьми.
Пока же всё очень неконкретно. Вот так и началась эта командировка. Увы, это не Индокитай, где хоть по улицам можно бродить до отупения. Вечером позвонил, однако, Саша Шкирандо. Спасибо, хоть здоровьем интересуются. Не дадут загнуться в одиночестве. В принципе, нет худа без добра, ибо за два дня вынужденного поста не потратил ни цента, ни афгани.
26 (суббота)
Спал сегодня отвратительно. То ли давление прыгнуло, то ли ещё что. А вставать пришлось рано, поскольку всё ещё продолжаю ходить на представление к послу, который куда-то запропастился. Кажется, где-то за ближними горами слышен рокот "скадов". Войну здесь пока никто ещё не отменял.
Посла в Кабуле не оказалось. Правов тоже куда-то запропал. Нур, обещал позвонить, но пока молчит. Таким образом, суббота накрывается синим пламенем. Затворничество сильно травмирует мою нежно-мятежную душу. Такое ощущение, что сидишь как дурак "в ожидании Годо". Но опять же следует утешиться тем, что это лучше чем быть чьим-то заложником. Не дай бог попасть в эту шкуру.
Объявился, однако, Андрей. Отчаянно блефует. Его право. Здесь никто никому ничем не обязан. Буду ждать Нура, хотя надежды практически нет.
Хуже другое, третий день перебиваюсь с хлеба на воду, поскольку в город не выбраться, а посольский общепит заработает, может быть, в понедельник.
Ноябрь
12 (вторник)
Спал отвратительно. С утра хожу как сомнамбула. Ничего не хочется делать. Можно бы сходить за овощами, развеяться заодно, но обещал быть Нур. Нужно его ждать. Пока сидишь и ждёшь, в голове рождается философская притча о дураке, которому везёт. Дурак - это я. А везёт мне на друзей. Всё-таки, пословица о том, что лучше иметь 100 друзей вместо ста рублей - мудрая. Вот скажем, чтобы я делал без Нура. Кому бы всю эту хрень продал? Здесь сейчас столько советских специалистов сворачивают свою деятельность. Впрочем, мне до них какое дело? Эти, в конце концов, всё сактируют и уничтожат. Ментальность у нас такая. Проще уничтожить всё и прикрыться актами с пятью подписями и семью печатями, чем совершить что-нибудь для пользы дела. Страна большая. Много всего. Вот и просрали всё.
С Нуром Серфади познакомил меня во время прошлой командировки фотокорреспондент АПН Слава Киселёв. Жил я тогда у Володи, хорошего человека, фамилию которого, к великому стыду забыл.
Привёз ему письмо и какой-то свёрточек, который мне передал коллега по еженедельнику "За рубежом" Игорь Семинихин. Володя работал советником в каком-то афганском министерстве. Очень он мне тогда помог. Когда я вернулся из Джелалабада, то вновь вселяться в гостиницу "Ариана" не стал, по приглашению Володи переехал жить в его трёхкомнатную квартиру. У него семья в Москве осталась, вот мы и коротали вечера за рюмкой "чая". Как всегда, мои суточные почему-то закончились на половине срока, но оставались "гостиничные". Очень приличная сумма. Вот только где взять счета за гостиницу? Кабул не Сайгон, где вам за пять долларов на "ресепшене" выпишут любой счёт. Тем более Кабул в 1988 году.
Вот тут и появился Слава Киселёв, который вернулся из Мазари-Шарифа.
Мужик, какие проблемы, сказал Слава. На следующий день он привёл Нура, который уже тогда работал переводчиком бюро АПН. Нур - мастак по организации всякого рода "деликатных" документов.
"Какие-дела, Витя-джан, всё сделим!". Через час он спроворил круглую печать с арабской вязью. От чего она там была, не знаю. Затем раздобыл где-то несколько бланков для "биллей", так в Кабуле называли счета. И все в дамках. Хватило и на выпить, и на закусить, и на подарки родным чадам и Мышке. А самое главное в Москве финансовый отчёт прошёл на ура.
Поэтому когда Андрей Правов сказал мне, что Нур по-прежнему работает в бюро, радость моя была безмерна.
Уже на второй день после моего приезда в Кабул мы с Нурчиком разработали схему продажи имущества корпункта. Он нашёл покупателя, огромного молодого пуштуна Насра, который пришёл с ним на третий день с авоськой афошек. Договорились, что Наср будет забирать мебель поэтапно. Сначала я отдал им всё, что было лишнего в доме. Затем кондиционеры "БК" - продукцию города Баку. Лето ведь давно кончилось. А ночи уже в конце октября были холодные. На траве с утра лежал иней.
Вырученные средства мы поделили из расчета один к двум. Одна часть отходила Нуру, две - мне. Из них одна часть сразу же предназначалась на "представительские выпивки и закуски", а другая зачитывалась, как деньги за проданное имущество. Их я истрачу на проживание в Кабуле, после того как срок моей месячной командировки истечёт. Но это будет потом. А пока...
Пришли Нур и Наср. Увезли кондеи и диван-кровать. И ещё одну кровать. Цирики, конечно, доложат куда надо, что "Правда" распродает своё барахло. Но это их дело.
У Андрея Правова навернулась тачка. Думаю, что в душе он очень рад этому обстоятельству. Видел, как тяжело ему за рулём на улицах Кабула, какой в нём сидит страх.
Нурчик получил свои комиссионные, и мы немного выпили. За бизнес!
13 (среда)
С утра приехал Расед и повёз меня за город на посты к подполковнику Джемалу. Вернулись во второй половине. И выпили за то, что дуракам везёт в особо крупных размерах.
Завтра запишу, - почему? Сейчас могу только курить и смотреть на звёзды.
14 (четверг)
Снились глупые до невозможности сны. Но, по крайней мере, это лучше чем бессонница. Сегодня предстоит поработать вместе с Борисом по беженцам.
Постоянные и беспричинные царапины - следствие афганских аббераций и истончения кожи на руках от постоянного пользования синим мылом.
Ездили к беженцам. Интересный может получиться материал.
Андрей возревновал до безумия, но монополию на соавторство я ему не давал.
Вызвала неожиданно Москва. Удалось поговорить с Чернышёвым. На работе всё нормально. А вот дома как? С Таней Хреновой соединиться не удалось. У нас связь в одностороннем порядке, только из Москвы ко мне. У меня же на связь - ни афгани, ни цента, спасибо дяде Королёву.
В пятницу им необходим материал. Необходим - значит будет!
Вчера последняя пьянка. Но нервы были набекрень. И только водкой постарался их унять.
Подорваться на мине в окрестностях Кабула, согласитесь, очень противно. Особенно при крохе сыне.
А дело было так. Часам к одиннадцати "до пушки" мы приехали к посту Джемала. Пост - это блиндаж на макушке одной из крутых высот, которые с трёх сторон окружают Кабул. Вооружение - один крупнокалиберный и четыре ручных пулемёта. Наверное, там было и другое оружие, но я в эти дела не вникаю. Старое правило: журналист на чужой войне должен держаться подальше от оружия.
Подниматься на пост пришлось по неимоверной крутизне. Сарбозы кое-где выбили в скалистой породе подобие ступенек. Хотя справа и слева от этой тропы команчей относительно пологие склоны. Справа, даже расположено старое кладбище. Хаотичное скопление камней над могилами. Такой исламский "сад камней". Мусульманские кладбища, наверное, самые аскетичные в мире. Хотя, не знаю. Афган - бедная страна. В Эмиратах может быть всё шикарнее. Но я там не был. Вернее был только в дубайском "дьюти фри", когда "Аэрофлот" летал в Индокитай по этому маршруту.
Взобрались мы по этой крутизне на джемалову верхотуру и устроились на оттоманке.
Оттоманка на вершине горы, это, скажу я вам, такая кинематографическая деталь! Ну вот, во мне снова проснулся тележурналист. Картинка всё - текст ничто! Вот только, как они её сюда взгромоздили по этой козлиной тропе?
Присели мы на эту оттоманочку, отдышались и стали пить чай и разговаривать. Подполковник Джемал у меня в гостях водочкой не брезговал, ну а тут естественно: "будут с водкою дебаты, отвечай, нет, ребята демократы, только чай".
Итак, пили мы чай, слушал я рассказ Джемала и наслаждался панорамой Кабула, открывшейся с этой высоты. Картина была куда прекраснее, чем та, которую я наблюдал с террасы бабуровского сада. Плоские крыши домов, квадратики чаманов, клочки огородов. Кабул, как Золушка. Внешне совсем серый как мышка, но приглядись к нему, и откроются тебе все его волшебные краски. Только смотреть на него нужно широко открытыми глазами. Из окна автомобиля ничего ведь толком не увидишь.
Нет, повезло мне в этой жизни, что повсюду встречаешь друзей. Сомарина в Кампучии, Ту во Вьетнаме, Раседа и Нура в Афгане...
Джемал спрашивает: "Витя-джан, а что в Москве теперь решили дружить с душманами? А зачем сначала десять лет с ними воевали?
- Так вы же нас позвали?
Джемал горько усмехается.
- Нет, Витя-джан, - говорит Расед, - мы вас не звали. "Хальк" за "Парчам" не отвечает.
Небольшая пауза. Закуриваю ароматнейший "Кент". Такой курить можно только в Афгане. Джемал и Расед не курят.
- Знаешь, Расед-джан, я в отличие от Володи Пластуна человек тёмный. Знаю всё про Кампучию и ничего про - Афган. Точнее знаю про Афган то, что мне говорили, то о чём писали наши журналисты и то, что показывали по телевизору наши тележурналисты. Одним словом, ничего не знаю.
- Хороший ты человек, Витя-джан.
Расед, говорит что-то на пушту Джемалу. Тот кивает головой.
- Знаешь, а ведь, Джемал при Бабраке сидел в знаменитой кабульской тюрьме Пули-Чархи. Тогда много "халькистов" оказались в тюрьмах. Некоторых расстреляли. А кое-кто ушёл к Хекматиару.
Это я понимаю. Когда мы вляпались в Афган, Амина окружали "халькисты". Бабрак находился в почётной ссылке в афганском посольстве в Чехословакии. Срочно извлекли его на свет божий. И восстал из праха "Парчам". Наверное, это была ошибка. Ставить на одну лошадку. Особенно в такой геостратегической игре. Почему наши потом переиграли? Не знаю. Но после смены Бабрака на Наджибуллу, сидельцы в Пули-Чархи вновь поменялись местами. А те, кто не захотел париться на кабульских политических нарах, подались в моджахеды. Благо их много. И всех оттенков. На память приходит шолоховский "Тихий Дон". К этому времени наши толстые литературные журналы уже выплеснули на читателя цунами спецхрановской литературы и монбланы солженицынского "Красного Колеса", осилить из которого я смог лишь "первый узел". О том, что "революция пожирает своих детей" мне известно со школьной скамьи. Александр Ильич Швандер, преподававший нам историю в 22-ой тбилисской средней школе, фронтовик, контуженный на войне, рассказывал о древних греках, Варфоломеевской ночи, и буржуазных революциях в Европе с таким азартом, что я на всю жизнь закрутил роман с Клио.
- А может Джемал, подробнее рассказать свою историю?
- Расед смотрит на подполковника, но тот отрицательно мотает головой. Говорит что-то на пушту.
- Как-нибудь, у тебя дома. Здесь бойцы, - говорит Расед, понижая голос.
- Понял. Спасибо.
Угощаюсь арбузом. Они здесь такие же сладкие, как дыни. Наслаждаюсь арбузом и панорамой Кабула. День выдался ясный, но солнце уже не припекает, а лишь ласкает своими осенними лучами. Вокруг разлита такая безмятежность, что если бы не сарбозы, блиндаж с пулемётами и мои друзья в военной форме, - люди, сидящие на оттоманке и распивающие чаи на вершине горы - достойный кадр для весёлой киноленты Гоги Данелия.
Пока Джемал и Расед о чём-то заговорили, я решил отлить. Взял вправо и пошел, забирая чуть вверх от кладбища. Не прошёл я десяти метров, как слышу крик: "Витя-джан! Стой на месте!"
Чёрт, в чём дело? Оборачиваюсь. Расед, стоит с лицом, потерявшим свою привычную смуглость, и руки у него дрожат. Джемал, что-то приказывает сарбозам. Те мотают головами. Потом двое из них каким-то странным шагом приближаются ко мне и, взяв за руки, как несмышлёша, едва ли не переносят к оттоманке.
Отлить не получилось.
- Никогда не ходи здесь сам, - говорит Расед.- Иначе в Москву посылать будет нечего.
Теперь мне стало понятно, почему к блиндажу ведёт эта странная тропа для горных баранов. Пологие склоны заминированы. Здесь всё вокруг заминировано. И кладбище тоже. Сунутся духи, и останки предков вместе с ещё живым мясом взлетят на воздух к Аллаху. Может быть, и попадут к гуриям в мученической кончине за веру. Только я в этом сильно сомневаюсь. Верой люди прикрываются. А воюют за власть.
Но будем считать, что мне повезло. Так сильно повезло, что последовавшая за этим инцидентом прогулка по другим постам, и даже обед с офицерами, где я испробовал какую-то вкусную простоквашу, больше похожую на мацони из моего тбилисского детства, прошли как-то скомкано. Потому что возникла сильная потребность выпить водки за своё везение.
Что мы и сделали по возвращении в Кабул. На вилле корреспондента "Правды" в это день было изрядно выпито. А вот историю Джемала я вчера так и не услышал. Такие дела!
15.00 кабульского "после пушки". В голове покалывает от давления, но может быть, и от перебора.
Воздержаться до следующей пятницы. Начинаю пить "Лив". Это индийские таблетки, укрепляющие печень. Обычно жрут их люди, склонные к алкоголизму, но стремящиеся сберечь остатки здорового тела. Дабы сохранить здоровый дух.
С похмелья жизнь кажется невыразимо тоскливой.
У Андрея, который зашёл ко мне на огонёк, настроение тоже соответствующее моменту. Он опасается, что шеф бюро АПН Сикоев решил сбросить его как ненужный балласт. Сейчас идёт глобальное сокращение персонала советских загранучреждений. Валюты у государства неожиданно не стало. Вот и началась загранзачистка. Сикоев - начальник. Андрюха - подчиненный, хотя и блатарь. Но так вести себя нельзя. Всё же, при всех его минусах, Андрей не должен вести себя, как барышня из Смольного.
Погода начинает портиться. Жить в такую холодину будет архинеприятно. Ну да чего уж там. Нужно терпеть. Завтра во время беседы с послом Пастуховым попробую поднять тему переезда в один из посольских домов, потому как наступают холода.
Если получится, днём буду жить и работать на вилле, а ночевать в нормальном доме с центральным отоплением. Пока же обхожусь немецкими масляными радиаторами.
Приходил Расед. Дал интервью Борису. А мне надо готовить материал. О чём? Даже не знаю. О том, как ездил на посты, об ополчении? Скорее всего, да.
Пошёл первый дождь, что свидетельствует о неумолимом приближении зимы в Кабуле.
15 (пятница)
Вчера вечером крепко выпили с Володей Андриановым. Прощались. Володя улетает завтра в Москву. У них спецборт. Очень много багажа у нашего народа. Ведь на Родине сегодня и холодно, и голодно, и магазинах шаром покати.
Четвёртый мусульманский выходной в Кабуле. Сижу, ковыряюсь с заметками. Дожидаюсь вызова из Москвы. Может быть, удастся поговорить с кем-нибудь из ребят, хотя вряд ли...Скорее всего, все сейчас на редколлегии...
Кормлю Белку. Общаюсь с этим умным животным. Почему люди обзывают своих врагов собаками. Собака лучше иного человека будет. Потом читал роман Чабуа Амирэджиби "Дата Туташхиа", взятый в посольской библиотеке. Амирэджиби то ли диссидент, то ли политзэк со стажем. Книга у него хорошая, но вязкая очень.
У меня ностальгия по Тбилиси. У меня ностальгия по Москве. У меня тоска по женщинам. Мне порою снятся эротические сны.
Здесь с женщинами туго. Есть пара медсестер и одна кассирша в магазине у Гали. Но затевать некий роман...О, Боже мой, какая скука... Стар, что ли становлюсь.
Ещё раз обошёл свои временные владения с гнусной мыслишкой продать чего-нибудь. Тушёнка в доме есть, а вот на водку решительно афошек не хватает.
Неожиданно после восьми "после пушки" звонит Правов и говорит, - старик, давай выпьем по телефону.
- Не понял?
- Ну, наливаешь рюмаху, говорим, - будем! и хлопаем.
- Так может, ко мне подойдешь?
- Нет, ночь уже на дворе. Давай лучше по телефону.
Выпил, конечно, чего мне Андрюху обижать. Мужик он беззлобный, хитрован, правда.
Но более этого не будет. И вот почему: водка кончилась!
Постараюсь своим козочкам отправить завтра с Андриановым посылочку. Вот они порадуются, думаю, даже повизжат, кроме малыша Ванюхи, которому в силу малолетства ещё не время радоваться шмотью. Как там моя Мышка крутится в атмосфере тотального продовольственного дефицита?
А я в Кабуле! Уже целых двадцать пять дней.
А в это время в Москве...
Борис Ельцин сформировал новое правительство РСФСР - "кабинет реформ" - и подписал десять президентских указов и правительственных постановлений о реальном переходе России к рыночной экономике. Указы подписать легко. Так же как сжечь одним росчерком пера все честные сбережения народа. Зато воры и бандиты ликуют. А безупречные демократы с собчачьими сердцами жадными пальчиками слюнявят американские сребренники. Числом куда более тридцати.
16 (суббота)
Мой инфантильный друг Андрей очень на меня обиделся за то, что я не пошёл с ним в бюро. Но мне неприятно наблюдать брезгливую мину на лице его босса Сикоева, и, вообще, это сплошной детский сад. Сикоев, якобы подсиживает Андрюху, тот мечет икру, а мне что ходить за ним и подтирать сопли соавтору. Я уже и так, со Шкирандо в конфронтации из-за Исаева. Зачем мне чужие разборки?
Нет, говорю, ты, Андрюха, у нас большой мальчик. Сам как-нибудь с Сикоевым разберёшься, а потом, я же правдист, коммуняка недорезанный, как бы тебе за компанейство со мной не врезали. Обиделся, засопел и ушёл. Большой толстый мальчик Андрей Правов.
Между тем, позвонил Боря Бирагов и предложил смотаться на "парваньку". Это у нас здесь главное развлечение. В Париже народ бегает в "Тати", а мы на "парваньку". Там иной раз такую "фирму" отроешь, что глаза на лоб лезут. Шмотошником становишься! А что поделаешь, в Москве одежды много нужно. Это во Вьетнаме обойдешься штанами и футболкой, а в нашем климате без ста одёжек не обойтись.
...Андрея обидели ещё раз, не взяв на "парваньку". Реально не нашлось ему места в машине, Боря девочек с собой пригласил. Но Андрюха всё равно смертельно обиделся. Впереди маячит визит к стоматологу. Сильно я этих зубодёров страшусь.
На вилле холодно и тоскливо. А впереди, думаю, ещё дней полста предстоит продержаться. Барахла корпунктовского у меня ещё немного "аст"!
17 (воскресенье)
Всё же созрел двигать к стоматологу. Пусть он решает, как мне жить дальше с зубами или без оных. Ночью уже прохладно в горнице моей. Но, думаю, при двух масляных радиаторов по бокам кровати, как-нибудь сдюжу, как чукча в чуме. Кухлянку бы сейчас для спанья.
Сегодня надлежит работать на Володю Михайлова.
19 (вторник)
Прибыл из Москвы новый оператор Гостелерадио Володя Агафонов. Высокий, русый с мягкой, слегка курчавой бородкой. Былинно-иконная внешность. Очень спокойный. Думаю, что Шкирандо повезло.
А вот моя персона начинает вызывать у части торгпредского персонала негативную реакцию. Коль скоро я корреспондент "Правды", значит, олицетворяю всю гнусность недобитого коммунистического режима. Ну и ну! Вчера на дне рождения Бори Бирагова два молодых специалиста стали откровенно задирать и газету и меня. В иное время я бы не смолчал, поскольку "оскорбив лошадь, вы оскорбили всадника". На сей раз, оглядел застолье - у одних на лицах злорадство, у других - равнодушие. Молча встал и молча ушёл к себе на виллу. "Каждому своё".
Нужно осознать, что дальше эта пропасть будет расширяться. Снова появятся "красные" и "белые", только теперь в вывернутом состоянии. Потому что новая власть в России ведёт себя столь же нагло, как большевики в 17-ом году. А собственно, чего мне было ждать от дипмиссии? Думаю, что многие здесь уже написали заявления о выходе из партии. Копии направили в отделы кадром. А то, не приведи Бог, начнутся люстрации...
Интересно, а куда подевался посольский парторг? И кто это был?
У Юры Мишина положение смешнее моего. Он здесь работал в ранге советника посольства, отвечавшего за связи ЦК КПСС и ЦК НДПА (теперь партии "Отечества"). КПСС под запретом. "Ватан" - стержень режима Наджибуллы. Юра по-прежнему контактирует с афганскими партийцами, но отчёты пишет, вероятно, для Пастухова. Странно, что его должность пока не упразднили. Но в принципе настроение у него чемоданное, а его жена Таня уже собирается в Москву.
Андрей Правов тоже уезжает в Москву. Это плохо! Всё-таки мы с ним
чего-то там сочиняли.
20 (среда)
Спал опять плохо. И не столько оттого, что на город по ночам падают эрэсы. К этому я уже привык. Падают себе и падают. Что-то стал давать знать о себе мотор. То ли следствие высокогорья, то ли регулярных возлияний в условиях высокогорья. Вчера были в гостях у меня Расед и Омар. Вечерние посиделки, как водится, были с "жидким хлебом", (это моё название арака очень понравилось пуштунским товарищами), и непременной тушёнкой.
А с утра прибежал Андрей, который ужасно не хочет уезжать из Кабула. Не знаю, чем закончится его борьба с Сикоевым, и что из этого получится. На мой взгляд, он всё-таки улетит, поскольку Сикоев - лицо материально ответственное. Иваненко, покровительствующий Андрюхе, возможно, человек в агентстве влиятельный, но вот получится ли у него изменить расклад...? Андрей разговаривал с ним по телефону из моего корпункта. Чтобы никто об этом разговоре не проведал. Шансы остаться у Андрея невелики.
Говорят, валюты в стране нет, и не предвидится.
Вот ведь что забавно, страна наша катится неизвестно куда, а здесь такие вот шекспировские страсти по Кабулу. Или по долларовой зарплате? Я Андрюху вполне понимаю. Чего его ждёт в Москве? Грошовая ставка в ИАН "Новости"? Здесь ему тоже не очень любезно существовать. Но хотя бы за деньги. А у меня, кажется, истекает сегодня срок командировки. Выпить придётся. Как ни крути. За мой первый месяц и начало прощания с Андреем.
Без него будет скучновато. Но с другой стороны тут ничего не попишешь. Приходили мужики чинить электрику. Откушали полкило "жидкого хлеба" и расстались обоюдодовольные. Тем более что они пообещали вместо моей окончательно издыхающей электроплиты притащить бэушную, но ещё приличную плиточку из посольского ликвида.
Впереди у меня длинный и тоскливый вечер.
Борис молчит. Но это его дело. До конца командировки времени думаю навалом, хотя отпущенные мне редакцией суточные подошли к концу. Но тут каждый выживает, как может. Я выжму из кабульского корпункта всё что можно. Благо, есть у меня такой славный друг, как Нур.
Плохо только одно. Нет связи с домом. Всё остальное переживаемо.
По телику сообщили, что Эдик Шева вернулся в МИД, теперь это ведомство именуется МВС. Это не к добру. Шева окончательно сдаст Кабул. Мало того, что все они, там, в Москве, уже политические трупы, так они решили и кабульскую власть сделать трупом и сменить на моджахедов. Такие вот сучьи дети.
Смотрю первый канал и не перестаю удивляться тому, что происходит на родине.
А в это время в России...
В Новочеркасске состоялся Большой казачий круг казачества Юга России. Круг поддержал все решения Совета атаманов, который потребовал от Ельцина и Горбачева незамедлительного - в течение 24 часов - издания Указа о формировании и вооружении национальной казачьей гвардии из-за "чрезвычайной обстановки на Северном Кавказе, роста преступности и многочисленных бандитских формирований, проникновения большого количества оружия в Россию с сопредельных территорий".
21(четверг)
Спал нормально. Накануне вечером звонил Андрей, чтобы объявить очередную гадость. Ему нужно вбить клин между мною и корпунктом Гостелерадио. В принципе всё переживаемо. Сажусь за работу.
Андрей остается в АПН. Хотя парнишка он временами с говенцом, (привязалось ко мне это словечко от Слона), но работать в тандеме придется, и от этого никуда не денешься. Жду машину от Раседа, но её покуда нету. Между тем накрылся обед в столовой. Перебьёмся без обеда. Борис по-прежнему молчит. Наверное, обиделся из-за моего демонстративного ухода из-за его стола. И мои молчат. Все молчат. И водка вчера кончилась.
Был на "Джангалаке". Слава Богу, обошлось без обеда. Полопаем дома картошку.
Бедный, бедный Сикоев... Пакует теперь чемоданы. Знай, как Андрейку обижать!
Вчера цитировали по афганскому ТВ мою статью. Значит, чего-то я ещё стою.
Половина пятого, но уже начинает смеркаться. Темнеет здесь рано и оттого вечера в Кабуле тягучие и невыразимо тягостные. Завтра в стране выходной, значит и в посольстве тоже. С утра нужно будет заняться материалом по беженцам.