ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Притула Виктор
Печень Будды

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Заключительная глава к первой книге кампучийских воспоминаний
  Печень Будды
  Разговор на улице принцев
  - Ты бы осадил своего оператора, Виктор, - говорит мне Александр Бурсов, третий секретарь Посольства СССР в Народной Кампучии, официально числящийся за Союзом Советских Обществ дружбы, а неофициально за "ближними". Мы сидим на мраморной скамейке, напротив его виллы на улице Принцев.
  На дворе декабрь 1980 года. Через несколько дней - Новый 1981 год. На душе у меня муторно. После поездки в Сиемреап что-то в наших с Сашкой отношениях разладилось. Обычная история, - думал я. - Почему-то все операторы живут с журналистами как кошка с собакой. Тут нужно было или сразу держать дистанцию, и тогда умыть руки перед "ближними", если они собрались "скушать" неудобного "соседа". Или сразу же показать Дудову кто в лавке хозяин, да так, чтобы паренёк не рыпался поперёд батьки. Но мы же не в Европе. И даже не в тех странах Азии, где быт как-то налажен. Здесь Кампучия. Страна с нулевым временем. Страна, где время остановилось. Страна, где тебя могут убить, потому что здесь идёт беспощадная партизанская война. Здесь плохо кругом. Ты попал в эпицентр беды. Здесь слишком много чужой боли. И твои разногласия с оператором, который делает что-то не то, настолько ничтожны перед трагедией народа... А тут еще "ближние" на Сашку наехали. Ну уж нет, Дудова я им не отдам.
  - Видишь ли, Шура, - говорю я Бурсову, тщательно подбирая слова, - право, не знаю, чем это Дудов вам так досадил. Работает он превосходно. Снимает как бог. У меня к нему претензий никаких.
  - Но он заносчив и груб. Местные товарищи жалуются на его поведение.
  Вот оно как! Местных уже приплели. Это серьёзно! Но почему мне ничего не говорили Муй или Сомарин? Значит прав Валентин Свиридов, который доверительно сообщил мне, что против нас затевается посольская интрига.
  - Пойми ты, Виктор, что я тебе только добра желаю! Сам не можешь разобраться со своим сотрудником... У нас есть варианты. А может ты, просто, не хочешь? Он тебе кто, брат?
  Вкрадчивось Бурсова холодна как лезвие ножа, приставленного к горлу.
  - Нет, Шура, у меня братьев в этом мире. Есть друзья. И есть коллеги. Я могу быть зол на них, могу послать, куда следует, но за помощью обращаться к кому-то не стану. Сам разберусь. С Дудовым тоже. Но пока не вижу в этом нужды.
  
  Знай, я тогда, что не пройдет и четырёх месяцев, как Сашка возомнит из себя шефа корпункта, поскольку ему расскажут сразу после моего отъезда, что место моё палое...
  -Ну и чтобы ты сделал, знай это?
  - Ничего.
  -То-то же...
  - Зато я никого не предавал.
  - Молодец! Хороший ты хлопец, Витюша. И как только такие дураки на свете живут?
  - Опять резонёрствуешь, скотина?
  - Констатирую факт непредательства.
  
  
  Зато тебя Саша сактировал быстренько, когда примчался в Москву, предвкушая повышение в должности. Правда, "ближние" достали его в Ханое, где оператор Александр Дудов в конце мая 1981 года при невыясненных обстоятельствах потерял свой служебный загранпаспорт.
  Сколь верёвочка не вейся, всё равно придёт конец.
  
  "Таков конец, прекрасный друг!
  Таков конец, мой последний друг - конец.
  Надеждам и планам -
  Конец.
  Всему, что мы знали, -
  конец.
  Привычным забавам -
  конец.
  В глаза твои больше не в силах смотреть".
  (Джим Моррисон)
  
  
  
  В детстве я грезил сельвой
  
  Сразу после новогодних праздников, которые были неизъяснимо грустны, мы с Дудовым гоняли по окрестным провинциям, потом ещё разок слетали в Ханой, откуда добрались до Хайфона. Ещё раз пообщались с портовым клерком, вновь поившим нас отвратительным зелёным чаем и в десятый раз повторившим историю норвежского товарища, который чуть было от отчаяния не утопился в порту, но был спасён... "О, как он был счастлив, встретив такого человека как я!". "Так вы нашли его груз?" "Нет, но мы его найдём, обязательно найдём!" "И он по-прежнему счастлив?" "Да, он очень, очень счастлив, что у него такой друг, как я!".
  Не пойму я этих скандинавов. У меня после встречи с клерком было одно единственное желание - утопить его вместе с нашим пропавшим контейнером в хайфонском порту.
  
  В середине марта отдел печати МИД НРК неожиданно предложил нам съездить в Кампонгтям. Зачем и почему, вы поймёте из романтического путевого очерка "Красная земля Тюпа", - третьей и заключительной публикации в журнале "Вокруг света".
  
  "Давным-давно, прочитав книгу "Охотники за каучуком", я грезил сельвой. По ночам снились тропические леса Амазонки, анаконды и тапиры, леопарды в сумрачной зелени джунглей и индейцы, пускающие отравленные стрелы... А вот плантации гевеи я не в силах был вообразить...
  Прошли годы, наступили времена других книг и других впечатлений, начались настоящие путешествия, и мало-помалу пробелы в моих мальчишеских грезах заполнились. Наконец я увидел наяву и гевею. Случилось это, правда, не в бразильской сельве, а на плантациях, раскинувшихся вокруг поселка Тюп. Здесь, в кампучийской провинции Кампонгтям, самом сердце Индокитая, я прикоснулся к надрезу на дереве-каучуконосе.
  
  
  Анг Чон, инженер шинного завода, расположенного в городке Такмау, неподалеку от Пномпеня, был смущен и расстроен. Мы приехали в Такмау, чтобы снять сюжет о заводе, но съемки сорвались. Производственные мощности завода, с таким трудом восстановленные, простаивали из-за отсутствия сырья. А ведь когда-то Кампучия занимала пятое место в мире по сбору латекса. Почему же сегодня шинный завод в Такмау работает с перебоями?
  - После освобождения, - рассказывает Анг Чон,- складские помещения оказались пусты. Весь каучук подчистую полпотовцы отправили за границу. Правда, немного удалось отыскать в портовых пакгаузах Пномпеня и Кампонгсаома. Это сырье сразу же пошло на производство покрышек, столь необходимых для восстановления автомобильного парка. Однако резины не хватает. Чтобы завод заработал в полную силу, нужно вернуть к жизни каучуковые плантации Тюпа...
  
  
  В министерстве сельского хозяйства Кампучии проблемами восстановления плантаций гевеи занимается большая группа специалистов, которым помогают вьетнамские и болгарские коллеги.
  - Хищническая эксплуатация каучуконосов, полнейшее незнание агротехнических правил загубили в годы полпотовского правления большую часть плантаций. Резко сократились площади под каучуконосами, красноземам Тюпа был нанесен огромный ущерб, - рассказывали мне в министерстве. - Ныне мы уже приступили к интенсивной расчистке леса в провинции Кампонгтям, чтобы на новых участках красноземов заложить будущие плантации гевеи...
  
  Капли гнева
  
  Провинция Кампонгтям расположена по обе стороны великой азиатской реки Меконг, которую в Кампучии называют Тонлетхом. На пойменных землях и плодородных красноземах крестьяне выращивают рис, хлопок, коноплю-рами, кукурузу, табак, арахис, различные овощи, бахчевые культуры.
  
  В начале прошлого века французы стали культивировать на расчищенных участках красных почв гевею. Капризная гостья быстро прижилась на правобережье Тонлетхома, значительно потеснив здешние леса. Уже в тридцатые годы плантации гевеи занимали в провинции Кампонгтям тысячи гектаров.
  
  Дела акционерной компании "Сосьете де терр руж" ("Общество красных земель") шли в гору, и постепенно район Тюп превратился в своеобразное "государство в государстве", отделенное от внешнего мира колючей проволокой. На плантациях, принадлежащих пяти французским монополиям, имелась своя полиция и даже специальный легион под командованием европейских офицеров - для обеспечения порядка в "каучуковой неволе".
  Работали здесь в основном вьетнамские рабочие. Одних привела на берега Меконга крайняя нужда, других заманили обманом, посулив хорошие заработки, третьи поддались шантажу: им пригрозили тюремным заключением во Вьетнаме.
  
  Кхмеры трудились на плантациях, как правило, в те месяцы, когда в деревне нет серьезных сельскохозяйственных работ.
  Люди постоянно страдали от сырости, страшной духоты и малярии. На плантациях отмечался самый большой в стране уровень смертности, и среди сборщиков каучука ходила мрачная поговорка: "Каждое дерево растет на костях рабочего".
  Однако, по мере того как росли прибыли "Общества красных земель", накапливался и протест "каучуковых рабов". Именно здесь, на плантациях Тюпа, в обстановке строжайшего надзора и жестоких репрессий, в атмосфере произвола и насилия администрации возник один из крупнейших в стране очагов сопротивления колонизаторам, возглавляемый движением "Кхмер Иссарак". Эта организация располагала в провинции Кампонгтям и особенно в районе плантаций Тюпа широкой сетью подпольных ячеек, которые координировали забастовочную деятельность рабочих.
  
  1 мая 1950 года на плантациях Тюпа состоялась первая в истории Кампучии первомайская демонстрация. К тому времени лишенные элементарных прав сборщики каучука, которых поддержали конторские служащие и заводские рабочие, выиграли первую забастовку. Эта победа была первым итогом совместной борьбы вьетнамских и кхмерских трудящихся против общего врага...
  
  Часто в разговорах со мной кампучийские товарищи с гордостью вспоминали о славных революционных традициях провинции Кампонгтям. И после завоевания независимости, и в годы борьбы против проамериканского режима Лон Нола, и даже во времена "красных кхмеров" население провинции оставалось верным этим традициям и никогда не мирилось с произволом эксплуататоров, предателей и убийц. Тысячи революционеров, патриотов, коммунистов погибли здесь, защищая свободу. Когда землю провинции Кампонгтям называют красной, кампучийцы вкладывают в это понятие и второй смысл.
  Грустная история балерины
  
  Отрезок дороги ? 7, по которой нам предстояло проехать до поселка Скун, находится в относительно хорошем состоянии. Недавно здесь провели ремонтные работы: залатали выбоины, подправили дамбы, навели взорванные во время войны мосты. Наш шофер Муй ведет машину спокойно и время от времени подбрасывает реплики в разговор.
  Я беседую с Таной. Об этой молодой красивой женщине писали почти все мои собратья по перу, посетившие Пномпень после свержения полпотовского режима. В начале семидесятых годов вместе с группой кхмерских студентов Тана училась в московском хореографическом училище (отсюда ее знание русского языка). Только вот стать балериной в своей стране девушке не удалось. Так же как многие ее соотечественники, она пережила изгнание из Пномпеня, каторжный труд в полпотовской "коммуне", голод, болезни... Из всей группы студентов их осталось всего двое. "Я выжила чудом", - говорила мне Тана.
  С балетом пришлось расстаться: годы лишений подорвали здоровье молодой женщины. Сейчас Тана работает переводчицей в министерстве иностранных дел НРК. Есть и особая причина, побудившая Тану поехать с нами в Кампонгтям: там живет ее сестра.
  - В последний раз я видела сестру пять лет назад, - говорит Тана.- Мы жили тогда в одной из "коммун" неподалеку от Кампонгспы. Потом сестру с мужем отправили на плантации Тюпа.
  - Почему людей заставляли менять "коммуны"? - спрашивал я. - Какой смысл был в этих перемещениях с места на место?
  - Кхмеры очень дорожат семейными отношениями, а полпотовцы решили уничтожить все родственные связи, перемешать людей, сделать их одинокими и беспомощными. Детей разлучали с родителями, жен - с мужьями, сестер - с братьями. По замыслу Пол Пота, кхмеры должны были стать чужими в своей стране, утратить человеческие чувства и перестать быть людьми...
  ...Страшные годы ушли, но еще очень свежа боль потерь. И сегодня беда настигает людей, выплеснувшись из рассказа случайно встреченного очевидца, и тогда пропавшие без вести становятся мертвыми...
  
  Нежданное счастье Муя
  
  
  В поселке Скун, едва мы остановились на рыночной площади, Муй сразу же исчез.
  Я брожу с Таной по рынку, разглядывая всякую живность и прочий товар, который крестьяне привезли на продажу... Сегодня воскресенье, рынок весьма оживленный. Предлагают бананы и папайю, колючие красноватые шарики ротанга, первые, слегка розоватые, плоды манго, еще не приторные, слегка терпкие на вкус. Предлагают жареных лягушек - распяленные на двух палочках, они напоминают маленьких цыплят табака. Предлагают подвяленных на солнце речных моллюсков. Тана покупает кулечек этих крошечных ракушек и начинает лузгать их словно семечки. Торговцы нахваливают свой товар - бойцовых петухов, флегматичных поросят, крабов с выпученными глазами, огромных рыбин, щенков, мартышек... Повсюду обвалянные в саже куриные яйца, мелкие пичуги на вертелах, дыньки размером с кулачок, красные, искрящиеся сахарными крупинками ломти арбуза...
  
  От всевозможных яств разыгрался аппетит. Тана есть не хочет, а Муя все нет. "Он ищет односельчан", - объясняет Тана. "Разве Муй из Скуна?" - "Нет, но его деревня где-то в этих краях, может, кто-нибудь из его земляков приехал сегодня на рынок..."
  
  ...Муй появляется неожиданно, улыбается. Значит, все в порядке. Но он не торопится с рассказом. Только после того как мы зашли в харчевню и приступили к рису с курицей в остром соусе из перца-чили, Муй объявляет, что нашел свою мать. Потом рассказывает о встрече с односельчанами, от которых узнал, что мать и одна из сестер живы, и очень горюют, считая Муя погибшим. Теперь они просто изведутся от нетерпения, лишь только услышат, что Муй жив и скоро их навестит. Его деревня лежит в ста километрах от Скуна, сначала на север по шоссе ? 7, а потом еще по проселочной дороге...
  
  Я согласен ехать туда хоть сию минуту, но Муй и Тана считают, что лучше заехать на обратном пути, ведь в Кампонгтяме нас ждут и будут волноваться.
  Женская гора и Мужская гора
  
  
  Километрах в сорока от Кампонгтяма, неподалеку от шоссе - два сакральных холма с буддийскими ступами на вершинах. В полукилометре от них - сильно пострадавшая от времени и невзгод пагода.
  Возможно, я не обратил бы на эти холмы особого внимания: местность здесь холмистая, ступ великое множество. Но Муй вдруг притормозил, по просьбе Таны мы вышли из машины и направились к холмам.
  
  ...В старину в Кампучии существовал обычай, повелевавший девушкам самим выбирать женихов. Началось это с тех пор, как правила страной королева Аютхия. То ли у венценосной девы был какой-то изъян красоты, то ли просто скверный характер, но жениться на ней никто не осмеливался. Тогда королева и вменила всем девушкам в обязанность самим предлагать себя в жены. Тут же появились в Кампучии и капризные женихи - ну что твой принц на горошине... Долго ли, коротко ли, но не выдержали женщины и решили пересмотреть существующий обычай, тем более что Аютхия давно уже умерла, а последующие монархини были весьма счастливы в браке. Да только мужчины вошли во вкус - привередничали и куражились: не хотим, мол, менять порядка...
  
  Что же, нашлась среди женщин кхмерская Лисистрата, которая предложила мужчинам пари: за ночь насыпать холмы - кто выше? Проиграют мужчины - пусть делают женщинам предложения, выиграют - тогда уж женщины навеки смирятся со своей судьбой. Мужчины вызов приняли и рьяно принялись за работу. Наконец небо расцвело утренними звездами, и мужчины, удивившись, что так быстро пролетело время, легли передохнуть, чтобы с рассветом поглядеть, насколько их холм выше.
  Проснувшись от крика петуха, они с удивлением обнаружили, что заря еще не погасила утренние звезды, и поняли, что их провели. И в самом деле, едва минула полночь, девушки зажгли на одной из близких гор светильники, которые мужчины приняли за утренние звезды, а сами, пока представители сильного пола видели сладкие сны, работали не покладая рук. Естественно, к утру их холм был намного выше...
  
  Холмы со ступами по сей день носят названия Пномсрей - Женская гора и Пномпрос - Мужская гора.
  
  Деревня вдов
  
  К четырем часам пополудни мы добрались до Кампонгтяма - третьего по величине города страны после столицы и Баттамбанга. Скоро начнет смеркаться. Короткая поездка по центральным улицам, первые впечатления, холодный душ в огромном особняке, превращенном в гостиницу. Что дальше? Дальше едем в "деревню вдов"...
  
  Сначала я ничего не понял. Деревня в городе? Может быть, это пригород? Или, может, я ослышался и за "деревню вдов" принял созвучные слова "старый город"? Но в Кампонгтяме, как, впрочем, и в других городах Кампучии, нет деления на старые и новые кварталы. Древние города здесь называют руинами: руины Ангкора, руины древнего храма Воатнокор, но это никак не старый город.
  - Все правильно,- подтверждает Тана,- мы едем в "деревню вдов". Говорят, там видели мою сестру...
  
  Несколько легких крестьянских домов, построенных в линию, укрылись в зелени банановых деревьев. Деревня располагается в конце одной из городских улиц, на которой давно уже никто не живет. Мы проехали сквозь кварталы молчаливых домов - безжизненных, полуразрушенных и невыразимо печальных.
  
  Я снова вспомнил Пномпень, покинутый жителями,- фантастический город, опустошенный полпотовской чумой, страшным недугом, следы которого еще свежи повсюду в стране. Вспомнил мертвые проспекты и рынки, безмолвную набережную, пустой порт.
  Возвращать к жизни города - подвиг. Городские власти Кампонгтяма тоже совершили подвиг, наладив жизнь центра "красной провинции". Первая продукция вновь пущенной в строй крупнейшей в стране текстильной фабрики, первые метры хлопчатобумажной ткани воспринимались как чудо. Ведь еще совсем недавно не верилось, будто можно что-то сделать: поломаны станки, нет сырья, утрачена технология, и нет инженеров, а самое главное, мужчин раз-два и обчелся...
  
  В кампонгтямской "деревне вдов" живут женщины, у которых отняли мужей, детей, родителей. Им некуда идти и некого искать. Они живут наедине с болью - своей и других, и боль эта стала для них общей.
  
  Сумерки стали обволакивать эту грустную улицу, зажглись слабенькие огоньки коптилок, недалеко послышались голоса, и мы направились в ту сторону.
  
  Тана прошла в дом. Через несколько минут она вышла, сопровождая хрупкую женщину, которая приветствовала нас сложенными вместе и поднятыми вверх ладонями. Этот жест - он называется "анджали" - у кхмеров выражает приветствие, прощание, благодарность, уважение...
  Женщина красива. В чертах ее лица, мягких и приветливых, обаятельно-ласковых, я нахожу сходство со знаменитыми небесными танцовщицами Индры - апсарами, изображениями которых украшены барельефы Ангкора. Только в карих глазах женщины - глубокая печаль, какой я не видел ни у одной из апсар...
  
  Женщину зовут Пирум. Ей двадцать девять лет. Двое детей. Был еще старший мальчик, но он умер от голода в 1977 году. Муж был военным, и его расстреляли вместе с тысячами других солдат и офицеров в мае 75-го. Тогда же семилетнего сына забрали "перевоспитывать трудом". Мальчик заболел и не мог работать. Тогда ему перестали давать рис. Пирум не пускали к сыну. Она относилась к "третьей категории": до 1975 года преподавала математику в пномпеньском лицее Декарта.
  
  Пирум плачет. Незаметно вокруг нас собираются люди. Замерла притихшая, нахохлившаяся стайка ребятишек, готовых в любую минуту разбежаться по домам. А мы стоим в окружении женщин разного возраста, и из негромкой речи, из тихих скорбных слов, которые переводит Тана, льются, льются потоки человеческой боли...
  
  Всякий раз, когда я читаю или слышу о том, как пытаются обелить полпотовских преступников, предать забвению их злодеяния, я вспоминаю вечер в "деревне вдов". Потому что есть преступления, которые простить нельзя. Никогда.
  
  Гадание по каноническим текстам
  
  
  В кампучийских хрониках первое упоминание о храме Воатнокор относится к X веку. Возможно, именно тогда и были возведены каменные стены из светло-серого песчаника, среди которых укрылась изящная пагода, полыхающая на полуденном солнце глазурью островерхой крыши. Сегодня эти разрушенные, потемневшие от дождей стены стоят осколками седой истории. За ними - строения более поздние, тоже тронутые временем и войнами. Скульптуры демонов-стражников, обезьян-хануманов, погруженного в самосозерцание Будды, священных львов и непременных для кхмерских святынь змей-нагов...
  
  Сняв сандалии, ступаем на мраморные плиты, которыми выложен пол пагоды. От мрамора исходит прохлада. Стен нет, крыша покоится на многочисленных колоннах. Потолок расписан сценами из жизни Будды. На лицах Просветленного и праведников умиротворенность.
  
  Народу в пагоде немного: ребятишки, с интересом разглядывающие росписи, несколько женщин, сидящих вокруг монаха - прэах сонга. Монах гадает по текстам "Трипитаки" - канонического свода буддийских мифов.
  
  Происходит это следующим образом: сначала прэах То Вил - так зовут монаха - пересказывает содержание одного из деяний или превращений Будды, как они изложены на деревянных табличках "Трипитаки", а затем толкует их применительно к тем, кто хотел бы узнать о своей судьбе...
  
  Прэаху То Вилу за пятьдесят. Лицо словно высечено из мыльного камня - оно напоминает мне виденные ранее изображения каменных аскетов. Тога у монаха белого цвета, что свидетельствует о важном месте его в иерархии буддийской сангхи - религиозной общины страны.
  - "Трипитака" не могла предвидеть бед, которые обрушились на Кампучию, - рассказывает То Вил. - То, что случилось с нашей страной, не поддается никакому объяснению и никаким сравнениям. При полпотовцах не могло быть и речи о соблюдении буддийских заповедей и канонов, хотя эти убийцы с черными душами официально объявили о свободе вероисповедания. Монахи подвергались гонениям и физическому уничтожению. Нас заставляли снимать тоги, и тех, кто противился, убивали.
  
  То Вил говорит медленно, лицо его бесстрастно, но глаза горят. Я понимаю, что он скрывает гнев. Монах и буддист, он не имеет права гневаться. Но в биографии То Вила есть и такой факт: с 1977 года он врачевал в одном из отрядов повстанцев, делил с ними опасности партизанской жизни, боролся против черных сил зла.
  
  Я спрашиваю То Вила, случается ли огорчать мрачными предсказаниями тех, кто обращается к нему с просьбой погадать?
  - Никогда, - улыбается монах. - "Трипитака" - книга добрая.
  Гевея без романтики
  
  Красноватая пыль оседала на капоте и брезентовом верхе "уазика", забивалась внутрь автомобиля, скрипела на зубах.
  
  Мы съехали с шоссе ? 6 на проселочную дорогу, и колеса побежали по тюпским красноземам, иссушенным безжалостным апрельским солнцем. Многие деревья сбросили листву, трава выгорела и пожухла. Зеленых красок почти не было, и, казалось, весь пейзаж выдержан в коричнево-красноватых тонах, как у фламандских живописцев XVI века.
  
  С двух сторон к дороге подступал кустарник саванны, небольшие озерца, поросшие лотосом, манили свежестью зеленых вод, но останавливаться было недосуг.
  
  Март - ещё не самый жаркий месяц в Кампучии. Хотя зной наваливается с раннего утра, и спастись от него невозможно. Это не лучшее время для путешествий, но только сейчас, пока не наступил сезон дождей и не размыло проселочные дороги, можно на машине добраться туда, где основные магистрали - грунтовые дороги.
  
  Плантации возникли на горизонте огромным зеленым массивом. По мере приближения они утрачивали ореол загадочной романтичности, которой веет со страниц романов о "каучуковых страстях" в Амазонии.
  Высаженные в ряды высокие деревья с гладкой корой, со слегка дурманящим запахом образуют густые рощи, в которых царит вечный сумрак. Кроны, необыкновенно густые из-за широких листьев, скрыли небо и раскаленный шар солнца, но спасительной прохлады тенистые кущи не принесли.
  
  Рубашки прилипли к спине, волосы повлажнели от пота. Мы ходили от дерева к дереву, и Суос, сотрудник провинциального народно-революционного комитета, негромким голосом рассказывал о плантациях, их истории, экономическом потенциале, об особенностях сбора латекса, о том, что будет здесь завтра...
  
  Для возрождения плантаций Тюпа нужно многое, и в первую очередь - люди...
  На плантациях Тюпа уже трудится большая группа специалистов из Вьетнама. Они изучают возможности возобновления сбора латекса, ремонтируют завод по переработке латекса в сырую резину, намечают новые посадки гевеи.
  Дуракам везёт!
  
  
  Я сижу на высоком берегу Меконга под сенью огромного платана и смотрю на медленные воды великой реки. Снуют узкие рыбачьи сампаны, пироги перевозчиков, плывут кусты и гроздья кувшинок, по широкой песчаной косе бегают мальчишки, кто-то моет низкорослую лошадку, кто-то купается, кто-то спешит на левый берег, кто-то плывет с той стороны на рынок... Обычная будничная жизнь провинции. Обычное деловое утро. Мир кажется вечным и незыблемым, как течение Меконга в канун сезона дождей. Но я знаю, как выстрадана эта будничность, знаю потери этой страны, знаю боль и заботы людей, их проблемы, их стремление к завтрашнему дню, их острую нужду во времени, которого так не хватает, потому что во всем нужно наверстывать отнятые мраком годы...
  Нужно поторапливаться и мне. В машине за рулем сидит взволнованный Муй, сзади притихла Тана. Они не торопят меня, мои замечательные кхмерские друзья, но я понимаю нетерпение Муя. Не каждый день в этой стране сын находит мать, а мать обретает сына..."
  (Текст из журнала "Вокруг света")
  
  
  Такая вот красивая, сентиментальная история из кхмерской жизни. На самом деле всё было прозаичнее.
  Просто Тане и Мую очень нужно было попасть в Кампонгтям по своим делам.
  У них были дела, у нас автотранспорт. На этот раз мы ездили на нашем "Уазике" без какой-либо охраны. По той самой дороге, на которой спустя три года "красные кхмеры" расстреляют автомобиль с "советскими специалистами по хлопку".
  Но для нас всё обошлось. Дуракам везёт!
  
  Печень Будды
  
  
  В очерке для "Вокруг света" я не стал рассказывать о том, что буддийский священнослужитель То Вил из храма Воатнокор предсказал мне судьбу. Всё равно это не стали бы публиковать в эпоху увядавшего социализма.
  Правда, с тех пор я больше никогда не обращаюсь с буддийскими монахами с просьбой погадать на текстах из жизни Будды. Потому что предсказаний То Вила мне хватит до конца жизни.
  
  А случилось это так. После того как монах о чем-то живо поговорил с Таной, я в силу неуёмного любопытства спросил красавицу переводчицу, а может ли прэах То Вил рассказать о моей судьбе.
  - Конечно, - сказала Тана. - Садись на пол.
  Я сел.
  - Расслабься. И возьми ароматические палочки...
  Я взял две зажжённые ароматические палочки из рук монаха. В это же время он положил мне на макушку веер из деревянных табличек, который я должен был придерживать одной рукой.
  - Теперь вставь ароматические палочки между дощечек.
  Я выполнил и эту команду.
  То Вил снял с моей головы связку буддийских канонов, раскрыл её на том месте, куда я воткнул ароматические палочки и стал читать вслух.
  - Жила одна женщина, - переводит Тана. - Она была очень умная женщина. А её муж был охотник. Но не очень умный. Его жена всё время была грустная.
  Охотник спрашивает: Почему ты грустишь? Как мне не грустить, - отвечает жена, когда я так хочу достичь просветления, как Будда. Задумался охотник. Очень он любил свою жену. Долго бродил он по лесу в поисках Просветлённого. Однажды ему повезло. Он встретил человека прекрасного лицом. И исходило от него сияние. Пустил в него охотник стрелу, а затем вырезал у своей жертвы печень и устремился к хижине, в которой жил с женой. Приготовил он из печени Будды снедь, а тут и жена вернулась домой. По-прежнему грустная. Поешь, - говорит ей охотник. Жена съела приготовленное блюдо. Ну, как, - спрашивает охотник, - снизошло на тебя просветление. И поняла жена, какой ужасный поступок совершил её муж. Горе тебе, глупец,- сказала она и ушла навсегда в монастырь.
  - И всё? - спрашиваю я у Таны.
  - Погоди, - говорит она, и я ловлю её тревожный взгляд.
  - Пожалуйста, Тана, - говорю я. - Пожалуйста, переводи всё, что он скажет.
  - Тебе очень скоро будет очень плохо, Виктор. Это очень злые и неумные люди. Они убьют тебя. Нет не так, чтобы убьют. Это образ. Ты будешь как мёртвый. Но ты не должен бояться. Когда-то ты снова вернёшься в мир как Будда, и люди будут уважать тебя, как уважают Просветлённого.
  
  Однако же! - подумал я.
  Положил в коробку для пожертований деньги, и, сложив ладони с оттопыренными большими пальцами, приставил их к подбородку в благодарственном жесте.
  
  Погадал!
  
  По возвращении в Пномпень в посольстве нас ожидала шифротелеграмма, в которой было предложено выехать в апреле в отпуск в Москву.
  Это была дорога в один конец!
  
  "Таков конец, прекрасный друг!
  Таков конец, мой последний друг -
  конец.
  Мне больно тебя отпускать,
  но знаю - ты можешь отстать.
  Конец -
  Смеху и ласковой лжи.
  Конец - ночам, в которые мы
  Не смогли умереть.
  ЭТО - конец".
  
  Джим Моррисон - "Таков конец"
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023