Дембель

Сквозь полудрему я слышу топот множества ног, бегущих по лестнице и понимаю, что я не расслышал команды "подъем!" и что роты из нашей казармы давно уже бегут на зарядку. Я вроде бы пытаюсь продрать глаза, но тут в темных закоулках моей души начинается борьба. Сходятся двое, а если быть точным, приходит один, худощавый, с горящими глазами, в потертой расстегнутой шинели и в старой буденовке, я его зову "Комсомолец", он толкает меня в плечо и говорит строгим голосом: "Хорош валяться, бездельник! А ну давай беги в спортгородок!" Но стоит только Комсомольцу произнести эту фразу, как из самого темного закоулка подает голос второй: " Ну харош, ваще, комиссар! Ну че докопался до человека! Дедушка имеет право отдохнуть!" Говорит он это, словно пережевывая слова и они сваливаются с его губы, словно шелуха семечек. Его зовут Жлоб. Он сидит, а точнее, лежит на продавленном диване в самом темном углу моей души. Вокруг этого дивана валяются окурки, шелуха семечек ( в нее превращается все сказанные Жлобом слова), нестиранные носки и пустые пивные бутылки. У него небритая прыщавая физиономия, длинные засаленные патлы, клетчатая расстегнутая рубашка завязанная узлом где- то в районе волосатого пупка, затертые джинсы и нестиранные вонючие носки с дырками на больших пальцах. Он продолжает сорить шелухой: " Пойми, комиссар, время первых пятилеток, и прочего энтузиазма прошло! И ваще в конституции записано право на отдых!" Образ Комсомольца несколько тускнеет, но тот не сдается: " Пока что этот тип находится в рядах Советской Армии и должен подчиняться требованиям устава!" Но Жлоб продолжает отстаивать свою точку зрения и я, молчаливо его одобряя, медленно начинаю погружаться в сон. В последний момент на помощь комиссару приходит отец. Он появляется в виде черно - белого образа, загоревший и одетый в вылинявшую до белизны "эксперименталку" на фоне горы Залупа, и кинув презрительный взгляд в сторону Жлоба, произносит: "А ведь он прав! Армия тем и отличается от бандформирования, что в ней есть дисциплина и неукоснительное соблюдение требований уставов и приказов вышестоящих начальников!" "Да ладно! Харош тебе, подполковник! Мы эта уже слыхали! Ты еще вспомни что ты видел, как немцы в Армавир входили!" На что отец ему отвечает: "Ну если наша армия будет состоять из таких радолбаев, в следующий раз немцы дойдут до Урала, а если захотят и до Тихого океана!" Но я продолжаю медленно но верно погружаться в сон, и скоро исчезает Комсомолец, эатем отец сначала превращается в черно - белую фотографию с подписью " Я на фоне горы "Залупа", а потом и она тускнеет и растворяется в темноте. Последним затихает в своем темном углу Жлоб. Но мой сон продолжается недолго. Меня начинает угнетать назойливая и совершенно нездоровая тишина вокруг. Не слышно как шуршат молодые, поднимаются деды, никто не заправляет койки, не шарится в тумбочках. "Что-то не так! - проносится мысль. И тотчас снова возникает Комсомолец. "Что, дождался? - с упреком говорит он: Товарищи завтракать пошли, а ты лежи дальше, как пень, пока харя не треснет!" И тут же из своего темного угла подает голос Жлоб: -Хороши товарищи! Сами жрать, а дембеля Советской Армии не разбудили! В других-то вон частях, так там дембелям духи пожрать в постель носят!" "Черт! Я же на завтрак опоздал! - с этой мыслью я открываю глаза и вижу перед собой... висящую на спинке стула парадку, мою дембельскую фуражку, старый сервант со слониками, телевизор покрытый кружевной занавесочкой... Блики солнца на потолке. Слышу равномерный стук ходиков, грохот трамваев и шум машин на улице, чириканье воробьев на открытом балконе... Я лежу на диване, во рту вместо языка - наждак, а голова стянута стальным обручем... "Блин... да я же вернулся! - думаю я даже с некоторым разочарованием. И вспоминаю события даже не вчерашнего, нет, уже позавчерашнего дня.

Два дня назад, третьего июня я проснулся оттого, что роты, грохоча берцами выбегали на зарядку. Наш кубрик был уже полупустой, со мной, позевывая поднялись Юрка и Витька. Мы шли второй отправкой. Первой ушли на дембель москвичи, грузин и армянин. Это было неделю назад. Второй шли мы. Мы втроем прибыли в часть и теперь, также втроем ее покидали. Мы молча сидели на своих койках и оглядывали кубрик, уже как то отстраненно. Шуршали дневальные, но нам до них не было никакого дела. Даже если бы кто-то из них попросил закурить и улегся бы на койку - мы бы не сказали ни слова. Мы уже себя чувствовали гражданскими людьми. Неторопясь умывшись и выскоблив подбородки, мы, дождались взвод и также неторопясь надев парадки, вышли на утреннее построение. Молодые несли за нами наши баулы. Вообще-то особым шиком тогда было увольняться с дипломатом, черным, с никелированными застежками. Но мы трое купили на толчке спортивные сумки. Это все из-за Витька. Он подошел к бабаю, торгующему сумарями и начал выбирать. Мы с Юркой пытались отговорить, на что он резонно отметил: Ну за хреном мне тот дипломат? С этой-то я и в зал могу ходить и на природу куда съездить. У плавнях знаешь рыбалка какая! А дипломат... даром, что замки никелированные." В итоге мы трое купили себе спортивные сумки...

Когда взвод был построен, наш взводный, пожилой уже старший прапорщик - хохол вызвал нас троих из строя, и сказал прощальное напутствие: "ну ладно, хлопцы, спасибо за службу, что я вам титьки крутил не журитесь, старше будете - все сами поймете. Поезжайте домой, приедете, долго не пьянствуйте, не балбесничайте. Погуляли трошки - и ладно, идите на работу или в институт там, чи техникум. В общем при деле будьте!" Обнял нас троих по очереди, пожал руки и вдруг, как-то часто заморгав глазами, отвернулся и махнув рукой, резко добавил: "Ну все, прощевайте! Ступайте уже!" Мы развернулись и пошли в сторону второго КПП. За нами шли трое молодых, продолжая нести наши вещи.

Наконец, отпустив молодых, мы закурили на дорогу, и вышли за территорию части. Все. Мы трое никогда больше не войдем в эти ворота. Прощай, бригада! Прощай, дальний лагерь! Выйдя за ворота мы остановились оглядываясь, в поисках транспорта. Ехать автобусом не было желания (все же дембеля как - никак!) Но для того, чтобы найти такси, пришлось пересечь дорогу и дойти до кафе "Дустлик". Шашлычник, только разжигающий угли, обрадовался - раньше мы были здесь частыми гостями. У него была специальная комната сзади кафе, где он принимал "самовольщиков" из нашей части. Но нам было не до него. Извини, Юнус! Нам некогда ждать пока ты разогреешь угли и сделаешь кебаб! Спасибо тебе за все! Ты гостеприимный хозяин, у тебя хорошая водка и дешевые закуски! Ты делаешь замечательный шашлык. Но нам некогда! Нас уже ждут дома! Прощай, Юнус!

Махнув скучающему возле кафе таксисту, мы едем в центр. Тот, оценивающе глянув на нас спрашивает: "Дембель?- И не дожидаясь ответа: к ресторану? Или на вокзал?"

"Конечно к ресторану, ака!- отвечаем мы.

Времени еще много, почему бы и не погулять? Мы выходим в центре и не глядя дав таксисту червонец, весело двигаем в сторону ресторана. Посидев там в течении двух часов и оставив что-то около 30 рублей (бешеные деньги!) едем в аэропорт. Из нашей компании первым уезжаю я. Юрка и Витек проводят меня. Я еще буду пытаться выйти из накопителя, чтобы на прощание покурить - но меня не выпустят. Еще минут через двадцать я погружусь в Ан-26 и буду наблюдать в иллюминатор, как на балконе здания аэровокзала машут фуражками две фигуры с еле различимыми лицами. Потом самолет, уныло взвыв двигателями, разбежится по полосе и я увижу уползающий вниз и в сторону Самарканд