ТАРДЖУМОН-НАМЭ
(книга о переводчиках)
написанная ими самими о своих приключениях на земле
Афганистана и состоящая из 4 частей, каждая из которых посвящена одному из
членов славной джелалабадской четвёрки:
СУЛТАН
ЭРБОЕВ, он же Салатин, Султан-ака и "киргиз"--переводчик
управления 11-ой дивизии, основной дежурный на узле связи "Aнанас".
AЛИ КАЛАКОВ, он же "одессит" и "черноморец", "одесский
кахрамон"--переводчик славного 66-ого полка, исходившего всё и вся.
НУР УМАРОВ, он же "индийский полицейский" и основной
диско-танцор славной четвёрки - переводчик из Лагмана (71-й полк), впоследствии
переводчик дивизионный и полковой (66-й полк).
ОЛЕГ ПЛАКСИН, он же "старый толстый парень" и основной
тамада группы--переводчик зоны "Восток", облетевший и облазивший её вдоль и
поперёк.
В героях повести, которую мы
будем
иметь честь рассказать своим
читателям,
нет ничего мифологического.
Александр Дюма
ГЛАВА
ПЕРВАЯ
ДОСТОНИ
СУЛТОН - ПОВЕСТЬ О СУЛТАНЕ
Часть
первая
НУКЕРИВАЛИ
МУШОВЕРИН[1]
Султан, шагнув в Нукервали[2],
сменил с поста бойца Али,
И сразу встретил в том краю
"Голубу"[3]
верную свою,
"Голубу" с длинными руками и
с неремёнными ушами.
Воскликнув тотчас:
"Хулиган!", назад попятился Султан.
Однако поздно отступать, и
сел Султан наш на кровать,
Над ним шумели облака, и
воздух резал бодпака[4].
Была жара, звонил "Алмаз"[5],
далёк ещё был "бас-халас!"[6],
В трусах бродили бедуины[7],
носились за стеной машины,
И прапорщик известный Сурин[8],
на кухне маялся от дури.
Султан пришел не в добрый
час, его заметил острый глаз,
Tоварищ Сурин А., как барс,
поймал Султана тот же час.
Отрезав все пути спасенья,
спросил зловеще: "Где же деньги?
За завтрак, ужин и обед, за
сахар, масло и паштет,
За телевизор, сигареты, за
кофе, чай и за бассейн,
На стол две сотни поскорей!"
----------------------------
Султан грустил после обеда,
лежа с "голубою" своей
На койке полной грязных
вшей,
И слушал он лихой рассказ,
что мушовер[9] ему припас,
Kак был на почте,
трактористом,
Как вдруг в селе прослыл
баптистом,
Как отравился, съев банан, и
как попал в Афганистан.
Затем звонил в сафарбари[10],
и долго думал, до зари,
Про дом, где в тот момент
храпит Умаров, Плаксин, одессит[11],
Тот самый батька Черномор[12],
что отправляется в дозор,
Надев дриши[13]
и болопуш[14], усевшись в
мощный зирепуш[15],
Который грозен и суров, и
нет пощады для врагов,
Когда одесский кахрамон[16]
покажет острый свой дандон[17],
Почешет свой немытый гуш[18]
и скинет длинный болопуш.
----------------------
Вот так грустил Султан-ака,
Его надёжная рука ласкала
голову "Голубы",
И вороша густые чубы, оттуда
доставала блох,
"Голуба" кайф ловил как мог.
Пришёл тут сон, сомкнулся
глаз, однако затрещал "Алмаз".
Квадратный голос из трубы
сказал:"Бридман[19] Махмадали[20]"
Вас очень долго вызываю,
конкретно Вас предупреждаю:
Дождётесь Вы большой беды,
ведь родом я из Дубеды[21].
Неважно то, что ты - киргиз[22],
и пьёшь так по ночам кумыс,
Мне отвечать ты должен
сразу, а не кричать "не понял" сразу.
Ты должен говорить:"Саиб!"[23],
я повторять тебе охрип.
Сутан опять грустил всю
ночь, мух отгоняя дальше прочь.
Часть
вторая
ВОЛЬНЫЙ
ГОРОД САМАРХЕЙЛЬ
9 км от Джелалабада по Пешаварскому шоссе. Посёлок советников и специалистов под
звучным названием Самархейль.
Утро.Самархейль в ожидании
прибытия одного из своих жителей - переводчика Султана, ненароком задержавшегося
в дивизии по некоторым важным причинам.
Настал Султана звёздный час,
пришёл желанный "бас-халас!".
Прощался он с "Голубой"
нежно, газет набрал совсем несвежих,
И отъезжая в Самархейль,
спугнул афганскую газель.
Газель стояла очень рано у
местного кудакестана[24],
Султана оглядела разом одним
имеющимся глазом.
Она сказала:"У, бача[25]!!!
Не хочешь ты ли кирпича?
Давно ты мною был замечен и,
наконец, с "Голубой" встречен.
Бросай "Голубу", негодяй,
спеши в мой караван-сарай,
A если нет, ты- обормот,
пойдёшь в тулаи энзебот[26].
Мой милый дядя, кумандан[27],
имеет личный балаган,
Под псевдонимом
"бинго-бонго"[28], твоим
рафиком[29]
был он долго".
Бежал Султан от той газели,
вздохнул:"Несчастья пролетели,
И скоро буду дома я", но
вдруг пред ним Фарманулла[30]
Явил свой благородный фас и
протянул вараки арз[31].
Сказал ему:"Рапик[32]
Султан, как наш достойный тарджуман[33],
Имеешь ты маалумот[34],
что мой фамиль[35] бисьёр[36]
растёт,
И ба хотири будубош[37],
дела другие ты отложь.
В бакс[38]
положив вараки арз, Султан пошёл в тарафи марз[39].
И утерев платком сопель, ворвался
в город Самархейль.
И вот, наконец, Самархейль-райский уголок
Нангархарской долины.Тарджумон-хона[40]. Султан стучится в дверь, снимает туфли,
входит и…
В то время в доме был мороз,
кондёр пыхтел как паровоз,
Султан, схватив бельё и таз,
ворвался в душ в тот самый час.
Нежданным был удар судьбы - в
титане не было воды!
Султан пыхтел, ворчал,
сопел, воды дождаться не сумел.
Вошёл он в тарджумон-хону,
похожий внешне на Ману[41].
Глаза он выкатил на лоб, и
тут же опустился в хоб[42].
Болишт[43]
прижал к своей груди, спал крепко, хоть в трубу дуди.
Обильным потом изошёл, и
видел сон, как долго шёл
Среди арыков и полей, когда
гремит под грохот дней,
Когда зарёй цветёт кишлак,
вперёд бредёт худой ишак.
Вскочил от ужаса Султан,
Олег сказал:"Tы, парень, пьян".
Aли смеялся очень тихо,
назвал султана тут же рихом[44],
А Нур сказал:"Ну ни хрена,
совсем сегодня девона[45]!"
Стоял наш бечора[46]
Султан вспотевший, мокрый, как болван,
Как пятаки глаза сияли и
ничего не выражали.
"Проснись!"- сказали
тарджумоны,-"Взгляни на вахты и замоны[47],
Пора тебе надеть рубаху, с
продуктами не дашь ты маху!"
Схватив рубаху, наш Султан
бегом отправился в дукан[48].
Надев одесский балахон,
забавно выглядел Султон.
В дукане все посторонились,
давая место потеснились,
И женщины шептали:"Он - с узла
бессменный кахрамон".
Султан, произведя покупки,
пришёл домой под злые шутки,
Но не на шутку тарджумоны,
на месте проглотив забоны[49],
Поражены, открывши бакс,
остановив свой диско-ракс[50],
В том баксе - пачка сигарет,
сазан протухший и паштет,
"А где же хлеб, а где тушенка?"-
спросил по-черноморски звонко
Нерастерявшийся Али, залив
водою бутыли.
Султан лишь дико оглянулся,
(До той поры он не проснулся),
Схватил кастрюлю и кашук[51],
кромсал картошку, портил лук,
Но всё бы было парво нист[52],
но спутал он лавровый лист,
Насыпал мурча[53]
килограмм, и есть не смог он даже сам.
Мы были злы и голодны,
Султан же, сняв свои штаны,
На мягкий прыгнул чапаркет[54],
забыв про ужин и обед.
ГЛАВА
ВТОРАЯ
ДОСТОНИ
АЛИ - ПОВЕСТЬ ОБ АЛИ
Часть
первая
АЛИ
В ГОРАХ АФГАНИСТАНА
Земля обожжена офтобом[55],
бойцы утомлены походом,
Средь сопок, высунув забон,
бредёт одесский кахрамон.
Остался позади Парван,
Панджшир, Кабул и весь Лагман,
Логар, Кунар и Каписа[56],
остались только небеса!
От пыли полон каждый гуш и
легендарный болопуш.
Но мужеством глаза сверкают
и местных духов[57] ужасают.
По швам трещат его дриши, и
разбежались малиши[58]!
И славный гунди шасту шаш[59]
покажет всем характер наш:
"Вперёд! Ведь все мы в
болопушах, и твёрдость в черноморских душах!"
Вот в Нангархар[60]
вступает наш одесский славный шасту шаш.
"Дрожите духи, из Панджшира
вернулись целы мы и живы,
И командир наш Борикзай[61]
ворвётся первым в ваш сарай!"
A тарджумон Али Калаков вас
поразит одесской дракой,
А если сел за ДШК[62],
то не узнаешь мужика!
Дрожит налитый бронзой
мускул, блистает лысый[63]
чайник тускло,
Надёжно взят объект на
мушку, напряжена в бою вся тушка,
И легендарный зирепуш вперёд
летит в кишлак, как муш[64]!
Часть
вторая
БОЙ
Но вот ферка[65]
меняет план, в Лагман идёт весь караван.
Лагман забрезжил из дали,
Али наш выполз из пыли.
Залез на танк, вступил в
борьбу, (Он рвался в Алингар[66],
в Мангу[67]),
А весь геройский шасту шаш
за ним спешил, вошедши в раж.
Гремел убус[68],
рвались гранаты, свистели пули, время сжато,
Но пуль не слышал наш Али,
(немытый гуш был весь в пыли),
Не страшен был осколков душ - спас
легендарный болопуш.
Пылал закатом Алингар, бой
освещался светом фар,
Но рядом с одесситом серы
все остальные мушоверы[69].
Старшой[70]
покрылся весь румянцем, мухобера[71]
оглох от раций,
A наш геройский Радощук[72]
на БМП залез под люк,
Но переплюнул всех "бычок"[73],
упал, споткнувшись о сучок,
И закричав
бесстрашно:"Мина!", в штаны другую мину кинул.
Презрел их всех Али Калаков,
но не оставил их однако,
Он пулемёт отбросил в ров и
выхватил "Kалашников"[74].
Ужасным сделался пейзаж: Али
вскричал как хирси вахш[75],
Крушил чужих, своих и
местных, в пылу он замполита треснул,
Разбил отдельный разведбат и
по горам рассеял ХАД[76].
Крушил он роту энзеботов,
лишь десять дисков отработав,
Всех по ущельям разогнав,
бессильный, он в арык упав,
Кричал: "Все рихи и номарды![77]"
и под конец, поймав Набарда[78],
Грозился что-то открутить,
порвать, собрать и снова вшить.
И к вечеру угомонившись, в
свой зирепуш скорей забившись,
Али заснул , как спит
ребёнок, и чмокал громко он спросонок.
С тех пор душманы в том
ватане[79],
когда приходят на собранье,
Тот самый вспоминают руз[80],
когда безвестный карапуз
С "Kaлашниковым", в
болопуше, сидя на страшном зирепуше,
Одно ночное время суток
избрал для черноморских шуток.
Не любят вспоминать ту ночь,
лишь главного душмана дочь,
Шептала ушки навострив: "Где
черноморский шурави[81]?"
И ждёт с тех пор, когда
вдали немытый гуш мелькнёт в пыли,
Когда на белом зирепуше, в
роскошном красном болопуше,
Любимый витязь прилетит, тот
незнакомый одессит.
ГЛАВА
ТРЕТЬЯ
ДОСТОНИ
НУР - ПОВЕСТЬ О НУРЕ
Часть
первая
ЛАГМАН
В ИЛЛЮМИНАТОРЕ
Лагман в иллюминаторе,
Лагман в иллюминаторе,
И вновь я направляюся сюда,
И как же мне не хочется,
И как же мне не хочется,
Но надо, как обычно, как всегда!
(Из песни)
Начало октября 1983 года. Москва.Нур перед
отъездом в Афганистан решил зайти в ресторан "Узбекистан".
Там, он отведав шашлыка, шурпы и лагмана[82]
(больше всего), по иронии судьбы попал в провинцию Лагман.
Наш старый друг Умаров Нур,
лагман любивший чересчур,
Имев билет в Афганистан,
зашёл в кабак "Узбекистан".
Tам, издавая мощный запах,
лагман кипел, шипел и капал.
Немало съел лагмана Нур,
закончил парой жирных кур,
И, скушав на дессерт банан,
он улетел в далёкий стан.[83]
Лагман - очень весёлая провинция и её жители считаются
самыми хитрыми людьми в Афганистане.
Очень много выходцев из Лагмана находились на руководящих постах в
правительстве страны и даже популярный эстрадный певец Ахмад Заир был родом из
этой провинции.
В ватане[84]
диком и крутом средь гор кочуют бедуины,
Все кузова забив дерьмом,
ведут дуканщики машины.
Там, меж слиянья бурных рек,
один голодный человек
Глодал курей и ел лапшу,
курил плохую анашу[85],
И в настроении поганом
назвал он тот ватан-- Лагманом.
Ватан дичал и ел курей,
Лагман стал местом крутарей.
Немало саибов[86]
афганских родились в кишлаках лагманских,
И разбрелись затем по стану
на радость своему ватану.
Потом Лагман стал вилоятом[87],
затем там начались дебаты,
Потом Апрельский инкилоб[88]
нанёс удар саибам в лоб.
Саибы, снарядив катар[89],
успели смыться в Алингар.
Тут усложнились шароеты[90],
нашлись туфанги[91] и ракеты[92],
И начался гражданский спор,
потом разросся бирубор[93],
И чтобы было все ништяк,
туда пришёл афтоду як[94].
Часть
вторая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В ДЖЕЛАЛАБАД
Навстречу новой, бодрой
жизни, Нур отдалялся от Отчизны,
Внизу уж зеленел Лагман, ещё
не ведал тарджуман
Как много разных мушкилотов[95],
наисложнейших заруротов[96]
Ему придётся испытать, но
дело главное начать.
Бугор[97],
весь гунд[98] и вилоят до
сей поры в глазах стоят,
И жизнь в маркази сахия[99],
и таалиму тарбия[100],
И сладкий голос мушоверов, и
накалённость атмосферы.
------------------------
Лагман суров, в Лагмане
жарко, и с переводом там запарка.
И лишь один рафик Малек[101]
в Лагмане добрый человек.
На том холме лучом палимы в осмон[102] глядят
мушоверины[103],
В глазах надежда, рожи
красны, без нормы[104]
все они несчастны.
И ждут зональный вертолёт[105],
что дженерал-саиб[106]
пошлёт.
Круша мутар[107],
собрав манатки, Нур поспешил в район посадки.
Светл и прекрасен миг
полёта, хоть бедуинов и без счёта
Ворвалось в мощный вертолёт,
испортив пол и весь полёт,
Но близок жаркий Нангархар:
в мутар Нур влез пуская пар.
Султан от счастья обалдель[108],
наш Нур ворвался в Самархейль.
И тут же понеслась уборка,
покупка, стирка, хавка, тёрка,
Покрыл Султана он мазохом[109],
Али назвал одесским коком,
Вообразил духтари нагз[110]
и с нею начал диско-ракс.
Ревел наш тайп[111],
как две коровы, кассету Нур поставил снова,
Теперь до вечера опять он
долго будет танцевать.
К тому ж бассейн и волейбол
(однажды, забивая гол,
Отличник Нур по лбу "Голубы"
ударил, раскидавши чубы,
И так как грозен был
"Голуба", Нур тут же притворился чубом[112].)
По Самархейлю Нур гуляет,
всех местных женщин поражает,
Ведь из своих штанов
курортных он потрудившись сделал шорты,
Рубашку- из дришей
армейских, и как индийский полицейский[113]
Ходил, задравши кверху нос,
И потрясая мышцей ног,
свернул от магазина вбок.
Вошёл домой самодовольно, позвал он энзеботов[114]
громко,
И властно ставит им задачу:
"Сварите гречку и впридачу,
Заправьте кашу молоком и
вместе схаваем потом".
Султан с Али тогда не знали
как Нур суров в тоске, печали.
Oни раскрыли холодильник,
уже помытый тряпкой мыльной,
И рассказали как удачно с
крупою выкинули пачку.
Но тут индийский
полицейский, включив во фразу мат армейский,
Такой обрушил голмаголь[115],
что тут Султан рассыпал соль,
Калаков почесал за гушем и
заслонился болопушем.
А грозный Нур, нахмурив
брови, подвёл такие вот итоги:
"Вы, чуваки, неэкономны,
киргиз и одессит - нескромны,
И чтоб исправить положенье,
один лишь путь, одно спасенье-
Бежим к бачку, берём
дощечку, отроем мы и рис, и гречку!"
Схватил доску, к бачку
пошёл, но, слава богу, не нашёл.
Часть
третья
БЛИНЫ
И вот настал тот час, когда,
заметно путаясь в ногах,
Восстал с дороги переводчик,
набрал коробок, что есть мочи,
И, захватив свою жену,
побрёл в Советскую страну.
Oднако он оставил нам
прекрасную муку к блинам.
Отличник наш Умаров Нур, лагман любивший и ангур,[116]
Внезапно захотел блинов, и вот раствор уже
готов.
А наш зональный переводчик[117]
блинов отведать тоже хочет.
Неправду люди говорят, что первый блин был
комом смят.
У наших славных тарджумонов все пять уже
свернулись комом.
И как всегда практичный, резкий, помог индийский
полицейский.
И скоро вся ошпазхона[118]
хонумами[119] полна была.
Закончил дело наш отличник, блины рубая
энергично,
Нур заявил, что без жены он сможет
сделать сам блины.
ГЛАВА
ЧЕТВЁРТАЯ
ДОСТОНИ
ОЛЕГ - ПОВЕСТЬ ОБ ОЛЕГЕ
Часть
первая
ТАРДЖУМАН
В АФГАНСКОМ НЕБЕ
Блистает в небе самолёт, в Джелалабад был
тот полёт,
И меж достойных тарджумонов летит наш "старый толстый парень",
"Ды шарк ды зун ды тарджумон"[120] - вот
так представился нам он.
Он рыж и красен, и красив, вот зоны "Шарк" пред ним массив,
И после первых же приветствий он строит планы
путешествий.
Но дженерали зун[121] суров, и тарджумон к
борьбе готов.
Готов к суровым испытаньям и к генеральским
приказаньям.
В то время доктор Башармаль[122]
лететь собрался вдруг в Нургаль[123],
Но встреча с новым
тарджумоном закончилась большим флаконом.
Наш тарджумон краснел, потел, гуфтор[124]
просечь он не сумел,
И генерал Ляшенко крякнул:
"Вот тарджумона бог послал мне!"
Потом мальгерей Шахнаваз[125]
дал перевесть ему приказ,
Тут наш герой с Султаном
вместе стоял как будто уже в тесте,
А Шахнаваз ругался матом и подавился вдруг
салатом.
Затем пошли деньки лихие, удары[126]
наносил крутые
Наш старый толстый тарджуман, но вот
отправился в Лагман.
Там кушал куриц очень
жирных, на совещанье стал он смирным,
Промучился с паршивым зубом и сразу
притворился чубом
Когда пришлось переводить он весь Дари успел
забыть.
Но были светлые моменты, с которых стали мы
заметны.
Однажды в день крутой, прохладный, на
зирепуше очень ладном
С самим Калаковым Али наш тарджумон пыхтел в
пыли.
Максадом[127]
был Дарраи Нур[128],
спокойный, тихий чересчур.
ЭПИЛОГ (СССР, сентябрь 1986 г.)
Судьба бросает тарджумонов в связи с
работой их забонов.
Забон не вешай на плечо! Поев в столовой суп-харчо,
Засунув плейер[129]
в чемодан, летим мы с богомв наш Ватан.
У "краснолицего"[130] - задержка, в руках судьбы он
просто пешка.
Но жизнь идёт, о биядар[131]! И случай - это божий дар.
И снова будет мулакат,[132] и рядом будет
чапаркат,[133]
И снова будет "Бас халас!", и вновь домой
отправят нас.
Ещё сильней нас будут ждать, на остальное
всё - плевать!
ГЛАВА
ПЯТАЯ
ТРИ
ГОДА СПУСТЯ (ДРА, Август 1987 года)
Часть
первая
И
ВНОВЬ СРЕДИ БЕДУИНОВ
Прошло три года. И вновь наши герои среди бедуинов, продолжают выполнять свой
интернациональный долг, правда, в разных местах и контрактах: с
советниками остался только Нур, Али Калаков теперь гражданский
переводчик - работает в Союзе крестьянских кооперативов ДРА, верховодит одновременно
комсомольской организацией, большинство которой составляют девушки-машинистки,
Салатин же с Олегом - лейтенанты ограниченного контингента, с той лишь разницей,
что первый вместе с Нуром и Али находится в Кабуле, а
Олег-"тащит" службу в Шинданде на западе Афганистана.
Посвящается ветеранам Апрельского движения
Наш тесный тарджумонский
круг давно тоскует без подруг.
Знаком пейзаж и вазият,[134]
начальства бесконечный ряд,
Валютный курс, цена штанов,
наш тарджумон всегда готов
На место ставить дукандара[135]
и за бесценок брать товары
По-прежнему бухур бириндж[136]
и в чай выдавливай нариндж.[137]
Всё также вобщем...Всё не
так!Но вот собрался бачегак![138]
И сквозь шторма и мушкилоты,
разлады, пьянки и залёты
Во всей известной нам красе четвёрка славных
тарджумонов
Опять на взлётной полосе...
Конечно, в разных вилоятах (пока
ашрорами[139] не
взятых),
Трудней тащить нам на мели
ин вазифаи байнульмелали.[140]
Но как
всегда прочна закалка, и тарджумонам сил не жалко
Но!
(Избегайте случайных
сношений, ветераны Апрельских движений!)
Надежда есть, быть может скоро хуруджи
кувватхои моро[141]
Начнёт блистательный "Алмаз", настанет общий "бас халас!",
И радость будет безграничной, и я движением
привычным
Вертеть начну немытый гуш...Из Кандагара[142]
зирепуш
В Кабул доставит Салатина. Оперативно, без заминок
В марказ[143]
прибудет Нур(Рахман),[144]
а после встречи - рох рафтан,[145]
Здесь всякий тарджуман, кого
раз зацепил Ватан,[146]
Его не сможет позабыть...
(Уже хотел я завершить все
это длинное творенье,
Но тут раздался звук трубы - пришло от шефа "приглашенье",
Очередной приказ мне дан, на
горизонте - Чагчаран!)[147]
Часть
вторая
ПИСЬМО ДРУГУ (16/08/1987)
И вот настал тот миг, когда Нур(Рахман) постарел ещё на год. И как всегда его не забыли в этот
знаменательный день наши славные тарджумоны.
А из Шинданда пришло послание такого содержания:
Салам, мой старый добрый друг! Не рвётся связь среди разлук,
И наш вахдат[148]
в неясной мгле спасает "Тарджумон-намэ".
Молчит туманный Ленинград, зато Шинданд[149]
посланью рад.
Хотел бы я побыть с тобой, со всеми вместе в праздник
твой,
Устроить наш весёлый ракс и маем[150]
затуманить магз.[151]
Забыть маразм, обнять друзей, не превращаясь в
поросей,
Гудеть и кайфовать всю ночь, от Салатина отгоняя прочь
Соблазнов полный женский пол (ведь срок уже к концу пошел!).
Будь в хайрияте,[152]
биядар!Аллаха щедрым будет дар.
Кто честно весь прошёл Ватан, (в максад[153]
не превратив карман),
Открытым был, не делал зла, козлом в глаза назвал
козла,
И биядаров не забыл, научный не растратил пыл,
Тому назначен сарнавешт[154]
достойный всех его надежд.
Нам есть что вспомнить, бачегак, мы знаем, это не пустяк.
Однако рано на покой, ещё не взят билет домой,
Второй этап длинней в два раза и мушкилотов до приказа
Немало будет на пути, (хотя б до отпуска дойти!).
Но тем приятней хайрият, чем тяжелее вазият.
До встречи, брат, худой хафиз![155] Знай, впереди - твой главный приз!
------------------------------------------------------------------------------------------
Езжай, старик, счастливый путь! Столкнёмся вновь
когда-нибудь.
Потрескай дома сладкий плов, когда в гостях у рафиков
Тебя все будут ублажать, солидность надо проявлять.
На Ленинград бери билет скорей - вот мой тебе совет.
|